Текст книги "Любовница"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Глава 18
Pейчел и Алессандра находились в саду, когда приехала Тэра.
Рейчел наполнила влажным песком старую детскую ванночку. Алессандра сидела рядом на корточках и увлеченно перемешивала его пластмассовым совочком. Ее детское личико было удивительно серьезным. Она была полностью поглощена своим занятием.
Тэра стояла и смотрела на дочь, думая о том, как загадочны дети. Что она в действительности знала об Алессандре? Она могла потискать ее крепкое здоровое тельце, но сознание девочки во многом оставалось тайной для Тэры. В данный момент Алессандра была ужасно похожа на Сола. Тэра почувствовала нестерпимое желание быть рядом с дочерью. Она опустилась на колени и обняла девочку. Алессандра взглянула на мать с выражением котенка, которого побеспокоили во время ритуала умывания. Затем снова повернулась к песочнице.
– Ночью она плакала и звала тебя, – сказала Рейчел. – А сейчас, вероятно, не обращает на тебя внимания, чтобы наказать за то, что ты уехала и оставила ее!
– Я тоже так делала в детстве? – спросила Тэра.
– Иногда.
Мать и дочь стояли и наблюдали за ребенком в дружелюбном молчании.
Рейчел почувствовала неловкость. Тэру окружала какая-то новая аура, какая-то непривычная серьезность, взрослая скрытность. Она выглядела так, как будто побывала в катастрофе, и, хотя не получила физических повреждений, уже смотрела на мир как на более опасное место, чем казалось раньше.
Рейчел хотелось узнать, как прошел концерт. Она не жалела о том, что не смогла поехать сама, что ей вместо этого пришлось сидеть с Алессандрой. Ей казалось, что она просто не вынесла бы напряжения во время выступления Тэры.
В душе Рейчел считала, что Сол возложил на Тэру огромное бремя. Это было чрезвычайно смело и дерзко – появиться в качестве солистки в Альберт-Холле. В музыкальном мире царит такой же дух соперничества и зависти, как и в мире театра или кино. Карьера многообещающего музыканта легко может быть загублена в зародыше неудачным выступлением, если оно получит максимальную огласку.
Кроме того, у людей просто может возникнуть чувство презрения к молодой исполнительнице, которая, как им могло показаться, сделала первый шаг по лестнице успеха, используя свою связь с одним из влиятельных людей музыкального мира.
С другой стороны, Рейчел знала, что таких случаев множество, поэтому, может быть, это не имеет большого значения.
Она должна была признать, что Сол хорошо относится к. Тэре. Казалось, он искренне любит ее и заботится о ней. Он был поразительно романтичен, он возил Тэру с собой по всему миру, на свои нескончаемые выступления и записи, кормил и поил ее в экзотических отелях и ресторанах, брал ее с собой в великолепные круизы.
Но пропуск в мир большой музыки – это был, пожалуй, самый драгоценный и самый опасный из его даров. Мысль об этом вызывала у Рейчел беспокойство.
Она вспомнила, что Ричард всегда мечтал, что его дитя будет играть соло в одном из больших концертных залов. Сначала он мечтал об этом для Фредди, потом для Тэры. Он был бы воодушевлен вчерашними событием, но что бы он сказал по поводу того, каким способом Тэра добилась этого?
– Интересно, как сложится жизнь Алессандры? – неожиданно сказала Тэра.
– О чем ты мечтаешь для нее? – спросила Рейчел.
Тэра помолчала, задумавшись.
– Чтобы она знала, чего хочет. И имела свободу выбора.
– Ты хочешь сказать, что у тебя этого не было? – тихо проговорила Рейчел.
– У меня была полная неразбериха в голове, – ответила Тэра с легкой озорной улыбкой. – Я сама себе все портила. Не хочу, чтобы Алессандра совершала такие же глупости.
О Боже, подумала Рейчел. Она вошла в дом, приготовила кофе и принесла его в сад. Они сели с Тэрой на обитое тканью сиденье качелей, внимательно наблюдая за Алессандрой, все еще поглощенной игрой в песок.
Тэра начала рассказывать Рейчел о концерте. Она старалась передать только восторг и воодушевление, не желая, чтобы Рейчел догадалась о тревоге, непрестанно гудящей у нее внутри.
– Публика реагировала просто великолепно. Это было невероятно! – сказала она.
– А как реагировал Сол?
– Он вывел меня из-за кулис, чтобы я сыграла на бис. Это говорит само за себя, – ответила Тэра. Она предвидела этот вопрос и заранее подготовила ответ.
В действительности, она была огорошена тем, что Сол так и не высказал напрямую своего мнения о ее игре. Это смущало и озадачивало Тэру. Она чувствовала, что играла хорошо. Естественно, всегда есть возможность сыграть еще лучше. Но в целом она была довольна своим выступлением. Пока…
Она могла предположить, что Сол считает ее исполнение настолько прозаическим, лишенным полета, что просто не знает, как сказать ей об этом. Правда, до сих пор он всегда честно и прямо высказывал свое мнение…
И еще этот пугающий, демонический оттенок, появившийся в его страсти к ней. В какой-то момент прошлой ночи ей показалось, что все вот-вот опрокинется в какую-то пропасть отношений, неподвластных ее пониманию.
Тэра отогнала эту тревожную мысль. Она не хотела думать об этом. Она не хотела верить этому.
Сегодня ее тело ныло, саднило и дрожало от опьяняющей смеси боли и наслаждения.
Но она действительно была встревожена. Подавлена и удручена. Она понимала, что какие-то шестерни в механизме ее взаимоотношений с Солом сдвинулись и повернулись и что у них уже ничего не будет по-прежнему.
И в то же время она никогда еще не испытывала такой безумной потребности в его любви и его одобрении.
Тэра взглянула на мать, на безмятежное выражение ее лица: в нем была спокойная, зрелая удовлетворенность жизнью, появившаяся в последние месяцы. Тэра догадывалась, что новый брак принес Рейчел совершенно неожиданное счастье. Ее охватило теплое чувство благодарности к Дональду.
С Солом, разумеется, никто не мог бы чувствовать себя спокойно и удовлетворенно. Сол был совсем другим – возбуждающим, дразнящим, опасным. Но Тэра знала, что никогда не была бы счастлива с кем-нибудь таким же спокойным и благонадежным, как Дональд.
Сол не был благонадежным. Он был непредсказуем, он был себе на уме. Он не щадил ее чувств. И все же он был необходим ей как воздух. Он давал ей ощущение жизни.
Она с нетерпением ждала вечера, чтобы снова быть с ним.
Сол позвонил Тэре ранним вечером. Она недавно вернулась домой и как раз купала Алессандру, поэтому ему пришлось ждать, когда она перезвонит ему.
Тэра услышала легкое раздражение в его голосе. Он терпеть не мог ждать. И считал ее настойчивое желание самой ухаживать за ребенком и отказ нанимать няню очаровательным, но совершенно непрактичным капризом.
– Дорогая, я хочу, чтобы ты приехала в город и поужинала со мной и Роландом, – сказал он ей.
Сердце Тэры встрепенулось. Встреча с влиятельным агентом Сола могла означать только одно. Несомненно!
– Уже слишком поздно, чтобы вызывать няню к Алессандре, – как можно спокойнее ответила она. – Привези его сюда.
Последовала пауза.
Тэра представила, как на его лице проступило раздражение из-за того, что все идет не совсем так, как он запланировал. Она поняла, что придется постоять за себя.
– Я смогу приготовить легкий ужин, – сказала она. – Чрезвычайно изысканный. Не хуже, чем в ресторане "Ритц".
Ей ужасно хотелось спросить, действительно ли Роланду понравилась ее игра, но она не решилась.
– Разумеется, сможешь, – глухо отозвался он. – Ты все делаешь превосходно.
С бьющимся сердцем Тэра открыла холодильник, моля о том, чтобы миссис Локтон оставила что-нибудь подходящее для выполнения ее опрометчивого обещания.
К счастью, там был целый лосось, несколько салатов и разнообразные сыры.
– Отлично! – пробормотала Тэра, просматривая коллекцию вин Сола на каменных полках в кладовой. Она выбрала две бутылки, которые сочла подходящими.
Иногда ей нравилось заниматься домашним хозяйством. Женщины, окружающие Сола в его профессиональной деятельности, были довольно неумелы в этой области. Что же касается Джорджианы, то ей потребовались бы серьезные усилия, чтобы вспомнить рецепт приготовления обычной яичницы.
К восьми часам Алессандра уже спала, стол был накрыт и пластинка с недавней записью симфонии номер сорок Моцарта, которую Сол сделал с Тюдорским филармоническим оркестром, стояла на проигрывателе.
Несколько минут спустя к дому подъехал "порше", а следом за ним поблескивающий "мерседес" с откидным верхом, Тэра вышла за порог, чтобы посмотреть, как мужчины выходят из машин, с любопытством желая увидеть живого Роланда Гранта.
Для человека, который являлся основателем и президентом одной из крупнейших фирм, занимающихся организационной деятельностью в области классической музыки, он выглядел удивительно скромно, чем поразил Тэру. В отличие от Сола, которого резко выделяли из толпы орлиные черты лица и черная одежда, во внешности Роланда было что-то от дедушки. На нем был ничем не примечательный темный костюм и шелковый галстук спокойной расцветки. Его манеры тоже были спокойиыми и мягкими, как у человека из прошлого века.
Тэра решила, что ему что-то около шестидесяти. Он был худощав и седовлас. Очень мало пил, ел тоже немного.
Но, как и Сол, он жил и дышал только музыкой. С того момента, когда он крепко пожал руку Тэры, он неустанно говорил о музыке.
Во время ужина череда знаменитых имен слетала с его языка, как масло с нагретого ножа. Певцы, чьи имена все время были на слуху, известные инструменталисты, великие дирижеры. Казалось, он знал всех и ведал их делами.
– В нашей фирме обилие талантов, – объяснял Роланд Тэре. – Мы заинтересованы в любом артисте, неважно, насколько он велик. Мы поставляем оперных звезд в лучшие театры миры, и мы также предлагаем менее талантливых или сошедших с большой сцены артистов для выступлений в провинции. – Он замолчал и улыбнулся. – Я дал вам достаточно полное представление о нашей деятельности?
– О да, – помедлив, сказала Тэра. – Но какое это имеет отношение ко мне?
Она мельком взглянула на Сола, но его глаза были устремлены куда-то в пространство. Он не собирался вмешиваться в их беседу.
– После вашего выступления вчера вечером мой телефон звонит, не переставая, – ровным голосом сказал Роланд. – Вы можете сейчас получить все, что захотите.
Тэра положила нож и откинулась на спинку стула.
– Например?
– Приглашения играть с величайшими оркестрами мира. Нью-йоркским филармоническим, Чикагским симфоническим, оркестром Шведского радио…
Тэра не могла полностью поверить в то, что он сказал.
– Я действительно так хорошо играла? – спросила она растерянно. Привычная неуверенность в своих возможностях охватила ее.
– В вашей игре была ярко выраженная индивидуальность. Вы внесли теплоту и краски в это исполнение, – сказал Роланд Грант, не отрывая от нее взгляда своих голубых глаз.
Он говорит об ее личностных качествах, подумала Тэра. Она предпочла бы, чтобы он сказал о качестве техники и музыкальной интерпретации.
Она посмотрела на Сола. Он ответил невозмутимым взглядом, лишь слегка приподняв брови. Он напоминал сурового тренера, который смотрит на нерешительного ребенка, совершающего неуклюжие попытки удержаться на воде. Либо выплывет, либо утонет.
Она снова повернулась к Роланду Гранту.
– Мне предлагают это, потому что я хорошая скрипачка или потому что я любовница Сола? Из-за моей пикантной известности? – напрямик спросила она.
Роланд жестко посмотрел на нее, как будто желая сказать: "Разве это имеет значение?"
Имеет, подумала Тэра. Она встала из-за стола и прошла на кухню под предлогом, что нужно принести еще вина. Вкручивая штопор в пробку бутылки, она услышала, как вошел Сол и остановился позади нее.
– Тэра, – сказал он мягким шепотом, от которого у нее все растаяло внутри. – Моя нежная нимфа.
Он обнял ее, охватив кольцом своих рук плечи, грудь, сердце. Все.
Тэра повернулась и прижалась к нему, скользнув руками вдоль его груди и обвивая его шею.
– Роланд Грант заинтересован в деньгах, – категорично заявила она. – В товаре, который можно продать. Меня это не интересует. Я хочу быть музыкантом!
Сол улыбнулся.
– Дорогая моя, музыканты – это товар. А ты как думала?
– Не дразни меня. И не будь таким циничным!
– Ты обижаешь Роланда. Он искренне любит музыку, и его предложения тоже искренни.
– Уже все обговорили без меня? – ехидно предположила она. – Хотела бы я оказаться мухой на стене, когда вы пережевывали мои косточки в уединении его кабинета.
– Ты была бы чрезвычайно довольна тем, что услышала, – спокойно сказал Сол.
Тэра взглянула ему прямо в лицо.
– Так что же ты думаешь о моем выступлении вчера вечером? Ты не сказал мне ни слова. Ни единого слова.
– Да. Я боялся потерять тебя. – В его серых глазах был холодный вызов.
Она в недоумении нахмурила лоб. Почему он не хочет говорить прямо? Почему открыто не выскажет свое мнение? Она может доверять только ему.
– Тэра, твое исполнение было безупречным, – негромко сказал он. – Ты продемонстрировала все, что требовалось, сыграла аккуратно и точно. Твоя интерпретация была наполнена искренним чувством, ты сумела создать в зале особенную атмосферу. Короче говоря, радость моя, ты была превосходна!
Тэра пристально смотрела на него, начиная верить.
– Итак, я теряю тебя? – спросил Сол с холодным испытующим выражением в глазах.
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя есть шанс запрыгнуть в этот поезд и начать концертировать. Ты это собираешься выбрать?
Тревожная дрожь охватила Тэру. Она почувствовала тихую угрозу в словах Сола. Как будто змеиное жало нацелилось на нее. – Ты этого хочешь, Тэра? – холодно повторил он вопрос. – Жить на чемоданах, летая из одной бездушной столицы в другую, снова и снова играть дюжину одних и тех же произведений?
Тэра была ошеломлена.
– Ты пытаешься помешать мне?
– Ты должна сама сделать свой выбор. Мы каждый сам по себе строим свою жизнь, как бы ни были близки друг другу.
Его глаза неожиданно наполнились нежностью.
– Мой нежный ангел, – сказал он мягко, – я никогда не стал бы пытаться помешать тебе делать то, что ты хочешь. Это было бы глупо. Это прямой путь, чтобы потерять тебя.
В горле у Тары встал комок.
Она осторожно освободилась из его объятий.
– У нас гость, – напомнила она с натянутой улыбкой. – Я должна уделить ему внимание.
Но пока Роланд и Сол разговаривали за коньяком и кофе, она сидела немного поодаль. В ее сознании роились мириады новых возможностей для своего будущего.
Ей пришло в голову, что для Сола музыкальный талант был повседневным явлением. Совершенно обычным. Он работал с бесчисленным множеством блестящих певцов и инструменталистов, с их нескончаемым потоком. И все время появлялись новые таланты.
Сол уже прошел через все это, ему уже надоело летать по всему миру и срывать восторженные аплодисменты. Успех, престиж и богатство были частью его повседневной жизни в течение многих лет. Для Сола крепкая семья, которую он и Тэра создали здесь, в этом провинциальном английском доме, вместе с маленькой Алессандрой представляли особенную, высшую ценность.
И, однако, Сол, разумеется, не собирался бросать свою профессиональную деятельность. Тэра видела в этом всю ту же старую историю, когда женщина идет на компромисс, а мужчина получает все – карьеру, мировой успех и удовлетворение в семейной жизни.
Затем она подумала о том, что концертная жизнь действительно требует постоянных переездов из отеля в отель, что ей придется редко видеться с Алессандрой, как только девочка пойдет в школу и ее нельзя уже будет таскать с собой, как любимую собачку.
Она спрашивала себя, будет ли Роланд Грант настаивать на заключении какого-либо соглашения или пока ограничится выражением своих пожеланий и намерений. Но, по-видимому, он заметил ее озабоченность и нерешительность и не делал больше попыток оказать на нее давление.
Перед уходом он пожал ей руку и поблагодарил за гостеприимство, делая вид, что этот вечер был не чем иным, как приятной дружеской встречей.
Сол, как и ожидала Тэра, уклонился от дальнейших комментариев. Погасив в гостиной свет, он сел за рояль и начал играть "Лунный свет" Дебюсси. Грустная, навевающая воспоминания мелодия развеяла сумрачную тишину комнаты.
Тэра стояла у окна и смотрела, как его длинные пальцы легко касаются поблескивающих клавишей.
Ее глаза переместились к его резко очерченному лицу, мягко освещенному светом луны. Ее охватил трепет восторга. Непостижимая тайна души Сола все теснее привязывала ее к нему.
В эту ночь он был бесконечно нежен с ней.
Она не могла думать ни о чем, кроме того, что он здесь, рядом с ней. О своей карьере она подумает завтра.
Глава 19
Перспектива обеда с Ксавьером в «Клэриджз» приятно волновала Джорджиану.
Он уже несколько недель не напоминал о себе, и она начала чувствовать себя покинутой.
В первое время после того как он бросил ее, Ксавьер заботился о том, чтобы поддерживать регулярные контакты. Он считал своим долгом беспокоиться о том, чтобы она не чувствовала себя одинокой, бывала в обществе, путешествовала по Европе. Джорджиане казалось, что он проявляет к ней такое нежное внимание, какого не проявлял уже несколько лет.
Ей нравилось это. Она чувствовала себя укрытой теплым одеялом любви и заботы. Боль и унижение, которые она испытывала поначалу, начали ослабевать. А когда она познакомилась с Тэрой и чудесной малышкой Алессандрой, она почувствовала неожиданный новый интерес к жизни. Она, Джорджиана, могла стать полезной им обеим. Она могла показать, что значит быть женщиной. Она многое могла дать.
Тэра явно нуждалась, чтобы кто-нибудь помог ей в том, что касалось одежды и всего остального, и две или три совместные поездки по магазинам доставили Джорджиане подлинное удовольствие. Правда, она не заметила существенных улучшений в предпочтениях Тэры. Ее вкус оставался сомнительным, и она почти не покупала дорогих вещей, кроме больших флаконов духов с крепким ароматом, кружевных бюстгальтеров и крошечных трусиков. У Тэры не было особой склонности к трате денег, тогда как Джорджиана всегда находила в этом особое удовольствие.
Но больше всего радости и удовлетворения доставляла Джорджиане маленькая Алессандра. Джорджиана тратила часы, выбирая одежду, книги и игрушки для малышки. Роскошные посылки регулярно доставлялись в оксфордширский дом. И Тэра всегда присылала в ответ очаровательное письмо с благодарностью.
Но по мере того как укреплялись связи Джорджианы с ребенком и Тэрой, ее контакты с Солом становились все более редкими. Джорджиана знала, что Сол очень занят. Она читала в газетах, что он постоянно дирижирует концертами и собирается также сделать серию фильмов, где Тюдорский филармонический оркестр будет исподнять полные циклы симфоний Бетховена и Брамса.
И все-таки она была обижена и обеспокоена тем, что он так долго игнорирует ее. Хотя она действительно привыкла жить своей собственной жизнью и чувствовала огромное облегчение оттого, что угроза сексуальных посягательств больше не висела над ней, она все еще являлась его женой. Он все еще был обязан считаться с ней.
Приглашение в "Клэриджз" казалось ей своеобразной оливковой ветвью, и она с особой тщательностью готовилась к этому событию.
Сидя за столом напротив Ксавьера, Джорджиана наслаждалась мягким прикосновением струящегося аквамаринового шелка к своему безупречному телу. Она обратила внимание, что Сол выглядит усталым и напряженным. Постаревшим.
– Ты совсем не бережешь себя, – сказала она.
Он неопределенно хмыкнул. Это могло означать что угодно.
Это все из-за секса, решила Джорджиана. Она много думала о сексуальной жизни своего мужа. Ее всякий раз охватывала приятная дрожь, когда она представляла его и Тэру в акте слияния. Тэра была земным типом девушки, невысокого роста, с большой грудью и коротко остриженными ногтями на крепких пальцах. В ней было что-то примитивное. Она относилась к тем женщинам, которым на роду написано метаться в постели, сопеть и потеть. Тогда как она, Джорджиана, создана из другой, более тонкой и деликатной материи. И довольна этим.
– Тебе надо подумать о себе, – сказала она Солу с понимающей улыбкой. – Мужчинам средних лет угрожает смерть от инфаркта, когда они пытаются угнаться за молоденькой девушкой.
Доктор Дейнман вдохновил ее на подобную прямоту. Он сказал ей, что она должна позволить себе прислушиваться к своим внутренним мыслям, не должна бояться их. Особенно мыслей о сексе.
Она могла поклясться, что Сол поражен ее откровенностью, хотя он хорошо скрыл это.
– Очень любезно с твоей стороны проявить заботу о моем здоровье, – сухо сказал он, – но в этом нет необходимости.
Наступило молчание. Они перешли от рыбы к утке. Джорджиана обратила внимание, что Сол ест совсем немного.
– Я хочу сделать Алессандре особенный подарок на ее первый день рождения, – нарушила молчание Джорджиана. Она начала рассказывать Солу о поисках подарка в маленьких антикварных ювелирных магазинах. Она уже присмотрела старинную цепочку с кулоном. Прошлый век, георгианский стиль. Это было бы прекрасным началом для коллекции, которая пополнялась бы в течение детства и юности Алессандры. На лице Сола на несколько секунд появилось недоуменное выражение. Затем он произнес с терпеливой улыбкой:
– Тебе совсем ни к чему делать Алессандре такие экстравагантные подарки.
– Но я хочу. В этом нет ничего плохого, – возразила Джорджиана с безмятежной убежденностью.
– Трать свои деньги на себя, дорогая.
Он отмел эту тему легким взмахом руки.
Она не раз видела, как таким же жестом он распускал оркестр после концерта. Его улыбка ясно показывала, что этот вопрос мало его интересует.
Но Джорджиана не была согласна с этим. Она сделает все, как она хочет.
Подали пудинг и изысканное десертное вино.
– Джорджиана, я хочу развода, – негромко сказал Сол.
Джорджиана моргнула и широко распахнула свои голубые глаза. Она раскрыла губы и положила в рот полную ложку лимонного суфле. Она решила промолчать.
– Ты слышишь меня? – спросил Сол, жестко глядя на нее.
Она кивнула.
– Ну?
Она пожала плечами. Взяла еще ложку суфле. Если она полностью сосредоточится на вкусе лимона, слова, которые Сол хочет впихнуть ей в уши, просто растают в воздухе. Они не будут иметь смысла. Не будут иметь последствий.
– Тэра ждет второго ребенка, – заявил он. Он произнес эти слова так, будто считал, что они все объясняют.
Она в панике отвела глаза от его лица. У нее перехватило дыхание. Тара ожидает еще ребенка. Джорджиану ожидает развод. Как все просто.
Перед глазами Джорджианы заплясали переливающиеся красные огоньки, расщепленные на множество осколков. Она моргнула, чувствуя, как внутри нее все головокружительно скользит и падает вниз. Она уставилась в свою тарелку, изучая завитки, выгравированные на черенке серебряной ложки.
Проследив глазами линию, одного из завитков, она обнаружила форму пера. Безупречно симметричного пера. С волосками, расположенными точно по обе стороны от центрального стержня. Прекрасное, совершенное, аккуратное перо.
Она выровняла дыхание. Сосредоточилась на безукоризненном совершенстве пера.
Красные огоньки поблекли. Через несколько мгновений они исчезли совсем. Джорджиана снова принялась за пудинг.
Сол раздраженно стиснул челюсти.
– Джорджиана! Ты не можешь просто игнорировать этого факта.
Она подняла глаза. Улыбнулась.
– Нет, – неопределенно сказала она. Сдерживая нарастающий гнев, Сол вздохнул.
– Тебе нужно время, чтобы подумать об этом? – спросил он. – Я буду выплачивать щедрое содержание. Ты станешь очень богатой женщиной.
Она снова пожала плечами. Деньги не имели значения. У нее всегда их было много.
– Да, я подумаю об этом, – проговорила она, наконец.
Она была довольна тем, с каким достоинством произнесла эти слова. Доктор Дейнман мог бы гордиться ею.
– Спасибо за обед, – сказала она на прощание Солу, подставляя щеку для поцелуя.
– Ты серьезно обдумаешь то, что я сказал, – напомнил он.
– О да.
Она коснулась его плеча рукой с безукоризненным маникюром, потом повернулась и ушла.
Тэра бродила по дому, не находя себе места. Открывала двери, заходила в комнаты. Брала в руки книгу и тут же откладывала ее в сторону.
Она чувствовала, что попалась в ловушку. Она поймана в силки, опутана сетью, посажена в клетку. Она не хотела снова быть беременной. Во всяком случае, сейчас.
Она точно знала, когда это произошло. Новая карьера и новый ребенок зародились в один и тот же роковой день. День ее концертного дебюта.
Она хотела знать, было ли это намеренно спланировано Солом.
И если да, то она не может не восхищаться его тактикой. Вряд ли он нашел бы более действенный способ, чтобы удержать ее дома.
Из-за постоянной тошноты она с трудом находила силы для занятий скрипкой. Эта беременность отодвигала ее зарождающуюся карьеру солистки на неопределенное будущее.
И, кроме того, врач рекомендовал ей воздержаться от секса хотя бы первые несколько месяцев.
Жизнь представлялась в гораздо менее радужном свете, чем хотелось.
– Он хочет расстаться со мной, – сказала Джорджиана доктору Дейнману. – Ему не нравится мое дружеское отношение к этой девушке, он не хочет, чтобы я покупала подарки малышке.
Доктор Дейнман удивлялся настойчивому стремлению Джорджианы ставить себя в центр событий. Ей не приходило в голову, что у ее мужа может быть множество других мотивов для развода. Доктор Дейнман потратил на нее уже очень много времени, а она все еще оставалась откровенно эгоистичной, как маленький ребенок.
В ожидании, пока Джорджиана начнет развивать эту тему, он, как обычно, воспользовался возможностью созерцать ее изящное, стройное тело, которое даже самую простую одежду превращало в произведение высокой моды. Он представлял, как поворачиваются головы, когда она входит в комнату. Она обладала исключительной физической красотой. Доктор не сомневался, что то, что было скрыто одеждой, имело не менее вдохновляющий вид.
Шелковистые волосы Джорджианы струились вниз ослепительным золотым потоком, освещенные резким светом полуденного летнего солнца. На ней было мягкое шерстяное платье в тонкую серую и кремовую полоску. Глаза подчеркнуты мягкими красновато-коричневыми тенями. Туфли кремого цвета, стоящие рядом с кушеткой, представляли собой невообразимое переплетение ремешков в сочетании с трехдюймовыми каблуками. Ее шею обвивала изящная золотая цепочка. Доктор Дейнман ни разу не видел, чтобы Джорджиана надела хоть что-нибудь отдаленно вульгарное. Все, до мельчайших деталей и аксессуаров, казалось сущностью сдержанного хорошего вкуса.
– Что может быть плохого в том, чтобы покупать подарки? – продолжила Джорджиана. – Мои родители говорили, что красивый подарок – это лучший способ продемонстрировать любовь. Они всегда покупали мне разные вещи. Я помню, что как-то раз, когда мы поехали в летний домик в Корнуолле, на побережье, мама купила мне чудесную куклу, которая могла ходить и говорить. Она составляла мне компанию, и я не чувствовала себя одиноко, когда ложилась спать в незнакомую кроватку.
– Джорджиана, вы были их ребенком, – сказал доктор Дейнман. – Поэтому они дарили вам замечательные подарки.
– Алессандра – ребенок Сола, – ответила она. – А я его жена.
Ее тонкие пальцы нервно перебирали складки платья, выдавая заметное внутреннее волнение. Она нахмурилась, озадаченно сдвинув брови. Казалось, она вслушивается в какой-то шепот, слишком слабый, чтобы различить слова.
– У Тэры будет второй ребенок, – неожиданно объявила она. – У Алессандры будет брат.
Наступила тишина. Она длилась семь минут. Доктор Дейнман смотрел на часы, решив ничего не говорить. Лампочка на его магнитофоне мигала, реагируя на тишину.
– Несколько недель назад Тэра играла в Альберт-Холле, – нарушила молчание Джорджиана. – Говорят, она играла хорошо.
Доктор увидел, что ее лицо исказила непроизвольная судорога. Что это? Отчаяние? Зависть? Неподдельная боль?
– Но говорят, что она бы ничего не добилась, если бы Сол не использовал свои связи.
– А что говорит сама Джорджиана? – спросил доктор Дейнман.
Снова последовало долгое молчание.
– Я там не была, – сказала она, наконец, потом закрыла глаза и провела ладонями по лбу. – Агент Сола хочет, чтобы она сделала карьеру. Чтобы она играла на концертах по всему миру.
– И что вы об этом думаете? – поинтересовался доктор.
Казалось, она не слышала вопроса. Ее дыхание сейчас не было легким и неглубоким. Она почти задыхалась. Сжав пальцами надбровные дуги, она принялась растирать закрытые веки.
– Я опять вижу эти огоньки. Красные, голубые, золотые. Они такие лучистые, как фонарики, которые мама вешала на рождественскую елку.
– У вас болит голова? – спросил доктор Дейнман.
Она отрицательно покачала головой. Неожиданным, совершенно нехарактерным для нее порывистым движением она свесила ноги с кушетки и встала.
На ее лице и руках выше локтя блестели бусинки пота.
– Дайте мне холодной воды, пожалуйста.
– Да, сейчас. Доктор Дейнман положил тетрадь на стол и прошел в небольшую ванную, соединенную с кабинетом. Он наполнил стакан водой и принес его Джорджиане.
Она взяла стакан и выпила его залпом.
Доктор никогда еще не видел ее такой: с явными признаками возбуждения, раскрасневшуюся и в некотором беспорядке. Она не замечала, что подол ее платья зацепился за край кушетки, высоко приоткрывая ноги. Ее вид заставил доктора Дейнмана испытать совсем не профессиональные чувства к своей пациентке.
– Я думаю, вам следует прийти ко мне завтра, – сказал он ей.
Она повернулась и посмотрела на него. У нее был отрешенный и непонимающий вид, как будто она только что вернулась из длительного полета на самолете и сейчас еще не вполне ориентировалась в происходящем.
– Да. Да, я приду.
Иногда она бывает удивительно послушной, подумал доктор Дейнман. И легко поддающейся внушению. Нет ничего проще, как подвергнуть ее гипнозу и соблазнить прямо здесь, на этой кушетке. "Вы в полной безопасности, Джорджиана, – сказал бы он ей. – Вы с тем, кто любит вас. Кто не сделает вам ничего плохого".
Он представил, как негромко говорит ей это, ритмично и певуче, таинственным проникновенным голосом. Он видел, как его рука скользит вдоль ее икры, через колено, вверх по бедру, добирается до влажной розовой плоти. Как он шепчет ей на ухо слова, от которых эта плоть становится скользкой от желания.
Ему доставляло удовольствие думать о своих шокирующе неприличных чувствах к этой красивой и, предположительно, фригидной клиентке. Чувствах, которые, безусловно, должны оставаться тайными.
Он посмотрел на Джорджиану со смесью профессионального и личного участия.
– Вам лучше?
Она расправила платье, разглаживая складки до безукоризненной гладкости. Затем надела туфли, растягивая ремешки. У нее были красивые узкие ступни, как у балерины. Она подняла голову, и доктор с удивлением увидел, что ее лицо преобразилось. Ее губы изогнулись в улыбке, а глаза сияли возбуждением и целеустремленностью, которых он никогда не видел прежде.
