Текст книги "Любовница"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
– Да, – просто ответила она.
– Вызвать такси?
– Нет. Я пройдусь пешком.
– Вы уверены, что с вами все в порядке?
Доктор чувствовал непонятную озабоченность. Несмотря на то, что Джорджиана улыбалась и внешне выглядела абсолютно нормально.
Она усмехнулась и покачала головой, как будто желая сказать, что нет необходимости волноваться за нее. Взявшись за дверную ручку, она обернулась и сказала:
– Я только что придумала, какой чудесный подарок я сделаю Аиессандре на день рождения.
Глава 20
– Боже, как противно снова чувствовать себя племенной кобылой! – бушевала Тэра, глядя на аппетитные блюда, приготовленные миссис Локтон, и чувствуя немедленный позыв к рвоте.
– Моя дорогая, когда ты беременна, ты напоминаешь маленькую львицу!
Сол подошел к ней сзади и обнял за талию, затем скользнул руками вверх, нежно обхватив ладонями ее груди.
Как только его пальцы сжали соски, Тэра рефлекторно вздрогнула от удовольствия. Она рывком высвободилась из его объятий, отчаянно пытаясь подавить приступ тошноты.
– Меня сейчас вырвет, – пробулькала она.
Пробежав через холл в туалет, Тэра склонилась над раковиной. Ее вырвало небольшим количеством белой жидкости, но она чувствовала себя такой побитой, как будто изрыгнула обед из четырех блюд.
Со стоном она открыла краны на полную мощность и плеснула на лицо несколько пригоршней воды, смывая остатки косметики.
Лицо, смотревшее на нее из зеркала, было цементно-серым и определенно непривлекательным. Симптомы беременности были гораздо более выражены, чем в прошлый раз. Это удивляло Тэру: в книгах было написано, что после первого раза все происходит легче.
У нее уже исчезла талия и начал округляться живот. Груди казались большими и твердыми, как футбольные мячи.
Вздохнув, она щедро обрызгала себя туалетной водой "Femme" и вернулась в гостиную, уже заполнявшуюся гостями.
Сол организовал специальный прием, чтобы отметить триумфальное выступление Тюдорского филармонического оркестра в променад-концертах, восторженно принятое публикой и критиками. Все, о чем он мечтал для оркестра, претворялось в жизнь. Ангажементы и контракты на записи шли потоком. А тиражи уже сделанных записей подскочили, принося значительное финансовое вознаграждение каждому музыканту. Настроение в оркестре было бодрое. Тэра напомнила себе не забыть при случае взглянуть на площадку перед домом и посчитать число «мерседесов».
Кроме музыкантов оркестра, среди приглашенных было несколько замечательных солистов: цветущий бородатый флейтист, блестящий лысый виолончелист и трепетно-яркое сопрано из Дании.
Тэра прошла вперед, чтобы поприветствовать всех. Она уже очень умело справлялась е ролью очаровательной хозяйки дома.
Около девяти часов, когда ужин был в полном разгаре, один из команды нанятых официантов проскользнул к Тэре и прошептал, что ее приглашают к телефону.
– Мистер Роланд Грант, – вежливо объяснил он.
Она взяла трубку в облицованном дубом кабинете в задней части дома.
– Роланд?
– Тэра, извините, что звоню так поздно.
– Почему вы не здесь, Роланд? У нас тут веселое сборище!
– Я знаю. Я, в самом деле, собирался приехать. Но сами знаете…
– Не знаю. То есть я бы хотела знать!
Он засмеялся.
– Мне только что позвонил Дэвид Бронфенбреннер. Он упал и растянул запястье. Не может сыграть ни единой ноты. Через три дня он должен играть Элгара в Голден-Холле в Вене. Можете вы его заменить?
Тэра почувствовала шок, как будто ее ударили качели по голове. Бронфенбреннер был признанным скрипачом-виртуозом. Предложение выступить вместо него внушало благоговейный страх. А концерт должен состояться накануне дня рождения Алессандры. Правда, требуется всего несколько часов, чтобы прилететь из Вены.
– Я не вижу причин для отказа, – медленно произнесла она, удивляя сама себя.
– Это самые замечательные слова, которые я услышал за день, – сказал Роланд.
– Я догадываюсь, что это кошмарное дело – пытаться найти кого-то на замену, когда у всех все расписано на год вперед, – заметила Тэра. До нее начала доходить чудовищная ответственность, которую она взяла на себя, и ее голос немного дрогнул.
– Это нелегко. Но не думайте, что вы были последней надеждой. Я не обзванивал всех подряд. Я действительно считаю, что вы идеальная кандидатура для замены.
– Роланд, вы никогда не подумывали о карьере дипломата? – спросила Тэра с иронической улыбкой.
– А я и так нахожусь на такой службе, – ответил он.
Положив трубку, Тэра осталась стоять у письменного стола.
Сердце тяжело прыгало у нее в груди. Ее опять затошнило.
Услышав звук шагов в дверях, она спиной почувствовала присутствие Сола.
Она обернулась. На его лице было непроницаемое, отрешенно-суровое выражение, от которого вдоль ее спины начинали ползти мурашки желания и страха.
– Плохие новости? – негромко спросил он.
У Тэры пересохло во рту. Она передала ему содержание разговора – небрежно, коротко, без всяких эмоций. Это напоминало вручение гранаты.
Мышцы вокруг его тонких губ слегка дрогнули.
– Поздравляю, – сказал он со сдержанной улыбкой.
Тэра не поверила в искренность его слов. Она была готова обороняться. Роланд предложил ей приз, заработанный тяжелым трудом, и никто, даже Сол, не может отнять у нее этого. Хотя, если быть честной, Сол не давал ей оснований думать, что он будет пытаться помешать ей. Его тон был абсолютно спокойным и разумным, без намека на сарказм или насмешку.
– Я вернусь вовремя, ко дню рождения Алессандры, – сказала она, все еще продолжая подыскивать оправдания своему решению.
– Хорошо. Хорошо.
В его глазах было все то же непроницаемое, безжалостное выражение.
Тара почувствовала дрожь. Это все из-за проклятой беременности, решила она.
– А как насчет тошноты? Ты сможешь справиться с этим? – спросил Сол мрачно-сочувственным тоном.
– Я просто не буду ничего есть. Не буду смотреть на еду. – Тэра старалась, чтобы ее слова прозвучали беспечно.
Он кивнул, окинув ее фигуру холодным оценивающим взглядом.
– Итак, – произнес он, – начало пути к успеху, мм?
Тэра почувствовала неловкость. Ей хотелось броситься в его объятия, разделить с ним радость и тревогу этого момента. Но он казался таким же далеким и отрешенным, как в тот раз, когда она впервые увидела его на подиуме, – на концерте накануне смерти отца.
– Ты не хочешь, чтобы я поехала? – с вызовом спросила она.
– Я хочу, чтобы ты была свободна в выборе решения, – загадочно сказал он.
– Ты хочешь, чтобы я сидела здесь, воспитывала твоих детей и выполняла роль гостеприимной хозяйки! – выпалила она.
– Тэра!
Его голос был тихим и нежным. Но в нем прозвучала легкая отеческая укоризна, которая разожгла в ней искру глубокой обиды.
– У тебя есть все, Сол, разве не так? – с горечью сказала она. – Успех, одобрение критиков, право делать то, что ты хочешь. Жена, любовница.
Она поняла, что зашла слишком далеко.
– Дорогая, если ты в таком состоянии, сможешь ли ты играть? – спокойно спросил он.
Это был абсолютно обоснованный вопрос.
Тэра отказалась отвечать на него.
– Радость моя, ты должна делать то, что ты хочешь, и не чувствовать себя связанной, – мягко сказал Сол.
– Но я чувствую! Я чувствую себя так, как будто ты удерживаешь меня стальными оковами, – заявила она.
– Нет. – Он смотрел на нее с нежностью.
Мысли Тэры метались, как пойманный зверек. Неожиданно она вспомнила, что Сол уже упоминал о поездке в Копенгаген в конце недели.
– Нас обоих не будет в ночь перед днем рождения Алессандры! – воскликнула она.
Он пристально посмотрел на нее.
– Да.
Тэра понимала, что не может быть и речи о том, чтобы он отменил свою поездку. Она и не ждала этого. Я становлюсь самой обыкновенной маленькой женщиной, презрительно подумала она о себе.
– Я попрошу маму, чтобы она приехала и осталась на ночь, – решила она.
– Хорошо. А посла того как появится еще малыш, я думаю, мы должны будем подумать о том, чтобы нанять подходящую няню. Тогда оба спокойно сможем заниматься своей работой.
Он улыбнулся и тихо вышел из комнаты.
Тэра сделала несколько глубоких вдохов, потом вернулась к гостям и заставила себя поесть. Она приказала пище спокойно лежать в желудке.
Циркулируя среди гостей, Тэра старалась быть веселой, остроумной, общительной. Ее глаза искали Сола. Она увидела, что он наблюдает за ней с другого конца гостиной. Поймав ее взгляд, он улыбнулся, вкладывая в улыбку глубокий интимный смысл. Ее сердце расцвело. На мгновение у нее возник порыв позвонить Роланду и сказать, что она передумала. Но это мгновение прошло. Присутствующие занялись непринужденным музицированием, всем это доставляло большое удовольствие.
Флейтист развлек всех блистательными фрагментами из Моцарта, а виолончелист сменил настроение, исполнив берущие за душу отрывки из Дворжака.
Светловолосая певица из Дании оробела и поначалу отказывалась петь, испуганно распахнув глаза и дрожа, как лесная газель.
Сол сел за фортепьяно. Хлопнув в ладоши, он подозвал датчанку обманчиво небрежным, но в тоже время непререкаемым жестом.
Тэра наблюдала, как певица приблизилась к маэстро и наклонила к нему светлую голову, пробегая глазами листы с нотами. Тэра знала, что Сол все время занимается прослушиванием и отбором певцов. Ему нужен был постоянный приток новых талантов для своих оперных работ и для записей с участием вокала. Она знала также, что он предпочитает сопрано с легкими, лирическими голосами по сравнению с более мощными, типично "оперными". Но только сегодня, увидев эту великолепную молодую датчанку, она почувствовала весь размах его работы.
Они начали с Шуберта.
Молодая певица явно нервничала. Ее исключительно чистый голос все время давал небольшие сбои. Среди гостей воцарилась тишина, и все головы повернулись в ее сторону.
Сол остановил ее:
– Вы прилагаете слишком много усердия. Не пытайтесь показать все сразу, хорошо?
Она сделала глоток воды из стакана, который протянул ей кто-то из гостей, стоящих поблизости.
Они начали снова. На сей раз ее голос звучал свободно, ярко и певуче. В нем был звонкий хрустальный оттенок.
Тэра снова восхитилась искусством Сола как аккомпаниатора. Он был технически безгрешен и в то же время инстинктивно понимал все проблемы человека, которому аккомпанировал. Тэра вспомнила, как они играли вместе сонату Сезара Франка в тот роковой день, когда она уступила его страсти, каким соблазняющим моментом стало сотворение музыки вместе с ним. Воспоминания разлились теплом по ее телу.
Она слышала его слова, обращенные к певице:
– Не спешите, прочувствуйте музыку. Хорошо, хорошо. Чудесно!
Девушка вспыхнула, и ее глаза засияли, когда она взяла финальное верхнее "до".
Сол снял кисти с клавишей.
– Держите его, держите!
Она удержала. Сол улыбнулся.
– Вы это сделали! Отлично!
Раздались аплодисменты. Сол оглядел певицу с ног до головы.
Его глаза скользнули по ее стройной фигуре, соблазнительно обрисованной длинным облегающим платьем.
– Так! Вы знаете ораторию Генделя "Самсон"? Арию "Пусть светлый серафим…"? Мм? Можете спеть ее для меня? – Его пальцы снова вернулись к клавишам.
Певица посмотрела на него с мольбой.
– Это бравурная пьеса, – запротестовала она с очаровательным датским акцентом. – И там много трудных английских слов.
Сол усмехнулся, отметая все возражения:
– Не бойтесь. Я вообще рискую оказаться в дураках, беря на себя смелость имитировать на рояле партию трубы-пикколо.
Ее голос зазвучал снова. Он становился лучше с каждой минутой.
Тара почувствовала жаркий прилив крови. Она кожей ощущала магическое взаимодействие, возникшее между аккомпаниатором и исполнительницей.
На лице певицы было вдохновение и восторг. Она была покорена откликом, который получила у великого Ксавьера. Тэре казалось, что Сол вытягивает голос прямо из горла певицы, еще немного – она буквально взвизгнет от удовольствия.
А если бы она попала в постель к Солу! Тогда она бы действительно взвизгнула. В экстазе. Тэра никак не могла отвлечься от этих ужасных мыслей. Может быть, подобные переживания характерны для ранней стадии беременности, думала она, тщетно пытаясь переключить свой мозг на что-нибудь иное, кроме тривиальной ревности.
Она подошла к певице с поздравлениями, совершенно искренними с музыкальной точки зрения.
– Пойдемте, вы теперь вполне можете позволить себе выпить хорошего вина, – сказала она.
Молодую датчанку звали Маргерита. Она была очень приятной женщиной, и при других обстоятельствах Тэра с удовольствием пригласила бы ее еще, чтобы поболтать о музыке, концертах, агентах, дирижерах.
Но сегодня она была осмотрительна. И когда к ним присоединился Сол, она решила, что ее беспокойство – это больше чем нервозность беременной женщины, вызванная гормональной перестройкой организма.
– Замечательный голос, – сказал Сол. – Я бы хотел предложить вам роль в оперном спектакле, когда в следующий раз буду его ставить.
– О, – взволнованно сказала Маргерита, – тогда моя карьера действительно загорится!
– Возгорится, – мягко поправил Сол.
– О, простите, вы так говорите, да? – Она повернулась к Тэре. – Я так нервничала прийти сюда сегодня. Когда ваш муж… – Она смущенно запнулась.
– Продолжайте, – улыбаясь, сказала Тэра.
– Когда он просил меня петь, я чувствовала себя как на прослушивании. Мне было плохо. Вот здесь. – Она приложила ладонь к завидно плоскому животу.
– Прослушивание – это изобретение дьявола, – заметил Сол с улыбкой. – Все так и ждут, что вы сделаете ошибку. Хищные агенты таятся за кулисами, а злобные дирижеры выжидают момент, чтобы броситься, как ястреб на цыпленка.
– О да. Это так. Абсолютно! – Маргерита с восхищением смотрела на него.
Глядя на нее, Тэра чувствовала, что на глазах становится старше и мудрее. Сол налил себе вина.
– Понимаете, – сказал он Маргерите, сделав машинальный глоток, – на прослушивании путь к успеху заключается в том, что надо раздразнить слушателей. Завлечь их. Заставить их сдвинуться на край стульев от нетерпения услышать, что же еще вы можете сделать. Это как стриптиз.
Он улыбнулся, глядя Маргерите в глаза.
– У скрипачей те же самые проблемы, – сообщила Тэра ясноглазой певице. – Надо учиться снимать одежду очень медленно.
Этой ночью в постели Сол дотронулся до нее.
Сразу же кровь запела в ней. Коровье ощущение беременности отпустило, и она почувствовала себя самой желанной женщиной в мире.
– Мой не рожденный ребенок! – притворно запротестовала Тэра.
– Боюсь, моя страсть к тебе должна получить преимущество даже перед этим драгоценным созданием, – сокрушенно признался он.
Его пальцы уже ласкали ее. Тэра перевернулась на спину, забыв о Маргерите, забыв обо всем, и позволила нахлынуть набегающим волнам наслаждения.
Она не хотела прислушиваться к тревожному внутреннему голосу, который о чем-то предупреждал ее.
Глава 21
В программе были две вещи. Концерт Элгара в первом отделении с Тэрой, заменяющей солиста Дэвида Бронфенбреннера, и оратория Генделя «Израиль в Египте» – во втором.
Это был концерт для знатоков, подразумевавший присутствие выносливой и искушенной в музыке публики, которая, в свою очередь, ожидала только блестящего выступления от исполнителей.
Рейс Тэры был задержан в аэропорту Хитроу из-за угрозы взрыва бомбы, и, когда она, наконец, прибыла в Голден-Холл, репетиция уже закончилась.
Еле живая от усталости, тошноты и нервного напряжения, она оглядела огромный, богато украшенный зал и почувствовала себя полностью подавленной. Это было величественное место, сверкающий золотой дворец музыки. Пятидесятифутовый потолок был искусно украшен серией из десяти картин, изображающих женские фигуры в длинных ниспадающих одеждах. Белые птицы с вытянутыми шеями сидели на узких балкончиках над оркестром, остальные балконы поддерживались позолоченными колоннами в форме массивных обнаженных выше талии фигур амазонок. Тридцать шесть амазонок образовывали впечатляющее кольцо вокруг зала.
Тэра пригляделась к ним: гладкие лица, обрамленные локонами длиной до плеч, были холодны и безжалостны. Как у судей, не знающих снисхождения к тем, кто не отвечает требованиям.
Панический ужас по поводу того, во что она ввергла себя, встал комком у нее в горле.
Невысокий мужчина с копной курчавых седых волос вышел ей навстречу. Тэра сразу узнала в нем Германа Шалька, восьмидесятилетнего дирижера, который свыше полувека являлся главным оплотом музыки Вены и Зальцбурга.
Шальку довелось работать еще с некоторыми из великих композиторов и дирижеров начала века, включая Рихарда Штрауса и даже гениального Густава Малера, который отметил способности юного Шалька, когда тот был еще мальчиком. Это как встреча с живой историей, подумала Тэра.
– Тэра, Тэра, Тэра! – воскликнул он. – Я слышал о вас столько замечательного.
– Уж лучше бы вы услышали обо мне что-нибудь плохое! – сказала она, качая головой. – Тогда, по крайней мере, вас не ждало бы ужасное разочарование.
Скрипучий гортанный смех забулькал у него в горле. Он все время посмеивался и не переставал улыбаться. Тэре как-то полегчало в его присутствии. Он взял ее руку и с теплотой пожал. При этом его глаза ярко мигали на морщинистом лице.
– Вы боитесь? – спросил он, заметив, что у нее трясутся пальцы. – Дрожите от страха!
Она кивнула.
– Так и должно быть! Никто и никогда не играл без того, чтобы демон ужаса не подгонял его изнутри.
Он обнял ее за плечи.
– Концерт Элгара, – проговорил он. – Я всегда играю его абсолютно просто. Понимаете? Никаких дирижерских выкрутасов. Именно так, как предпочитает ваш Ксавьер. Со мной вы будете в полной безопасности.
– Надеюсь, что я оценю вас по достоинству, – просто сказала Тэра.
Шальк снова засмеялся.
– Мой прекрасный оркестр. Он вам понравится. Они сделают все, чтобы помочь вам. Вы будете вести музыку в своем темпе, а я буду связывать вас всех вместе!
Тэра сделала глубокий вдох. Шальк говорил об одном из самых замечательных венских оркестров, об одном из величайших оркестров мира.
– Чудная возможность сыграть спонтанно, свежо, – пробормотал Шальк.
Боже мой, подумала Тэра. Неужели он хочет, чтобы я просто вышла и сыграла? Никакого предварительного прогона даже просто с ним. Никакой подготовки! Хотелось бы ей видеть ситуацию в таких же светлых тонах, как Шальк.
В артистической с окрашенными в белый цвет стенами Тэра вынула фотографии Сола и Алессандры и поставила их на столик перед зеркалом. Затем надела зеленое шелковое платье, напоминающее по покрою тогу. Платье было куплено по совету Джорджианы во время их недавней поездки по магазинам. Покупка оказалась удачной – платье скрывало все выпуклости ее фигуры. И теперь ей ничего не оставалось делать, как рвать на себе волосы и ждать. Она решила, что страх остался уже позади.
Выходя на сцену, она обратила внимание на строгую официальность мероприятия. Мужчины были в черных пиджаках и галстуках, как в униформе, единой для оркестра и публики, тогда как женщины образовывали калейдоскоп красок, среди которого поблескивали драгоценности. В зале стоял приглушенный гул голосов. Головокружительный коктейль дорогих духов висел в воздухе.
Шальк провел ее к месту перед оркестром и крепко обнял. Затем сделал жест, приглашающий публику поприветствовать Тэру теплыми аплодисментами, признавая смелость ее шага, – согласиться на замену за три дня до концерта.
Тэра стояла неподвижно, сосредоточиваясь. Затем ее смычок коснулся струн, и радость воссоздания этого величественно-прекрасного концерта вытеснила все страхи.
Шальк был хорош, как и обещал. Он позволял ей вести мелодию, подстраивая оркестр под нее. Тэра играла и чувствовала, что между ней и этим взыскательным залом устанавливается контакт, что она заставляет музыку Элгара петь для них. Что она может делать это даже без Сола.
Ее дыхание стало глубже. Как ей доставляло удовольствие это обнажение перед аудиторией, как она жаждала ввести слушателей в волшебный круг возвышенного артистизма композитора!
Музыка как бы пропитывала ее изнутри, увлекая в глубь собственных переживаний. Фигура отца, казалось, материализовалась рядом с ней. Она видела перед собой его такое серьезное, такое родное лицо. Оценивающее, критикующее, подбадривающее.
"Ты унаследуешь дар Фредди", – говорил он ей в те печальные месяцы после смерти брата. Она понимала, что это ее долг – вновь зажечь погасший факел брата и принести его в мир ради него.
Она помнила груз ответственности, который упал на ее хрупкие юные плечи после тех слов отца. Тяжелых, роковых слов, давящих на нее, сокрушавших ее развивающуюся личность. Ей было только девять лет.
Она очень старалась. Она так хотела доставить радость отцу, осуществить его желания. Облегчить для него потерю сына. Она не понимала, что эта задача невыполнима и потому должна быть спокойно забыта. Смысл слов отца был вполне прозрачен. Ее детская душа стремилась воплотить в жизнь его надежды. Она подстегивала себя. Постоянно пыталась. Постоянно терпела неудачу. Никогда не была "достаточно хорошей".
В конце концов, ею овладело отчаяние. Она отказалась от своей миссии и отбросила все прочь. Все это карабканье вверх. Она никогда не будет такой хорошей, как Фредди. Ни как личность, ни как музыкант. В конце концов, он умер. Он стал святым, который уже никогда больше не сделает ошибок.
Играя концерт Элгара в прекрасном зале Вены, она поняла гнев и отчаяние своего детства с той поразительной ясностью, которая может прийти только с огромным эмоциональным напряжением.
И с этим пониманием ее дух воспарил. Бремя, давившее на нее все эти годы, исчезло.
Нет, папа, думала она, не дар Фредди, а мой собственный. Мой, Тэры.
И она играет не ради отца, не ради любого из своих учителей, и даже не ради Сола. Она играет ради людей, которые собрались здесь, в этом зале. Ради английского композитора, который написал эту музыку. И ради себя самой.
После финального аккорда, как только Шальк опустил палочку, оркестр взорвался непроизвольными аплодисментами. Их воодушевление грохотало вокруг нее, барабанило по ее нервам, вытягивая ее из мира фантазий обратно в реальный мир.
Шальк увидел, что его солистка только медленно выплывает из тех скрытых глубин, куда погружается подлинный артист, когда он исполняет музыку. Он мягко повернул ее лицом к залу. Взял за руку. Обнял, прижал к себе и поцеловал. Зал бушевал.
Тэре казалось, что этот вечер знаменует для нее начало новой жизни.
У администратора отеля для нее было два телефонных сообщения. Тэра прочитала их, когда наконец добралась туда в час ночи.
Одно было от Роланда. Оно гласило: "Сегодня заложено основание блестящей карьеры".
Второе – от Сола, всего из одного слова: "Итак?"
Она скользнула в постель, возбуждение перешло в изнеможение. Музыка все еще гремела в ее голове. Но сегодня рядом с ней не было Сола, чтобы укрыть ее своим телом и своей волей и вытеснить музыку прочь.
На следующее утро, в самолете по пути в Лондон, Тэра прочитала в газетах отзывы на свое выступление. Несколько британских журналистов присутствовали на концерте, поскольку это был довольно редкий случай, когда венский оркестр выступал с полностью английской программой у себя дома. Отчеты были переданы по телефону в Лондон, чтобы успеть попасть в утренние издания, и свежие экземпляры газет были доставлены в аэропорт, когда Тэра проходила регистрацию.
Рецензии на ее выступление были единодушно положительными, а некоторые – даже более того. "Мощная, сильная игра маленькой британской солистки", – писала "Гардиан". А суровый критик из "Тайме" пошел так далеко, что описал ее интерпретацию как "поэтическую – принесшую блеск свежих красок в шедевр начала века".
Тэра расслабилась в кресле и закрыла глаза, позволяя себе насладиться теплым потоком похвал. Она знала, что заслужила их, что проявила себя достойным исполнителем. И она сделала это одна в этом большом мире. Рядом с ней не было отца, он не смотрел из-за плеча, не подстегивал ее. Рядом с ней не было Сола – ее защитника и патрона.
Она исполнитель со своей индивидуальностью и высоким уровнем. Наконец она поверила в это. Потому что теперь она увидела причины, стоящие за ее упрямым отрицанием своих возможностей, – длинная тень, падающая от ее талантливого умершего брата, от потери которого ее отец так и не оправился.
Теперь она видела это очень четко. Отец все время бессознательно сравнивал ее с покойным Фредди. Возможно, он не говорил ничего прямо, она не помнила точно. Но она чувствовала это своей детской интуицией – она все еще могла вспомнить ощущение отчаяния и своего несоответствия. Она могла вспомнить и ту злость, которая обуревала ее, когда она была подростком. Когда она, в конце концов, перестала пытаться дать отцу то, чего она не в силах была дать. Она была способна только взбунтоваться. Поставить крест на своем музыкальном таланте и похоронить его в темной норе. Отделить себя от горячо любимого отца трещиной с острыми зазубренными краями.
Теперь она видела, что возрождение ее желания стать блестящей скрипачкой после смерти отца, – это не случайность.
Затем в ее жизнь пришел Сол и стал хранителем всех ее надежд – эмоциональных, чувственных, музыкальных. Трезво, без сентиментальности он пестовал зеленые побеги ее возрожденных амбиций. Без Сола она не смогла бы взлететь на тот пик, на котором очутилась сейчас.
Но за всем этим стоял еще один человек, кроме отца и Сола. Человек, которым Тэра пренебрегала. С которым ругалась. Оскорбляла. Ее мать. Тэра заглянула в свое детство и увидела там тихое, незаметное присутствие матери, теплый якорь стабильности и спокойствия, который служил противовесом навязчивому честолюбию отца.
В то время как отец был безжалостной подгоняющей силой, мать лишь мягко подбадривала ее. Она всегда оказывалась рядом, когда юной Тэре нужно было выплакаться на чьем-нибудь плече. И она никогда не сравнивала ее с умершим Фредди.
У Тэры защемило в груди, когда разрозненные куски ее детских воспоминаний сложились в цельную картину.
Именно мать была ее самым большим союзником. Именно она несла основную тяжесть и принимала на себя огонь. Злость и раздражение из-за отца Тэра срывала на своей терпеливой матери.
После первых вспышек подросткового бунта отношение Тэры к отцу превратилось в любопытную смесь теплого обожания и благоговейной сдержанности. Тэра научилась избегать столкновений с ним. Раздражение, которое накапливалось в ней, – темное, непонятное, пугающее, – она старалась сдерживать любой ценой. Было слишком опасно позволить ему выплеснуться наружу.
И все же это произошло. Последнее жестокое столкновение. Схватка между мужчиной, которому осталось жить несколько месяцев, и девушкой, пытающейся отстоять свои собственные амбиции.
Он был холоден и рассудителен. Она кипела яростью, кричала до боли в горле, до хрипоты, до привкуса крови на губах. Она без обиняков дала ему понять, что меньше всего на свете хочет заниматься этой чертовой скрипкой, которую надо разломать и сжечь на костре.
Рейчел вмешалась. Принялась залечивать раны, разрывая себя на части. Принимая на себя вину.
Тэра думала о матери, которая осталась в огромном загородном доме Сола с малышкой Алессандрой. О том, что делают Рейчел и Алессандра в эти первые часы первого дня рождения девочки. Было немыслимо доверить Алессандру кому-нибудь, кроме Рейчел.
Припомнив несколько своих самых грубых нападок на мать за прошедшие годы, Тэра поморщилась. Они с Рейчел должны вместе поговорить о прошлом. Обсудить все на досуге и стать ближе друг другу.
Триумф венского концерта – это подарок, который Тэра может предложить матери, чтобы ознаменовать начало новых отношений между ними.
Она выглянула в иллюминатор. Внизу жемчужно-серым блеском переливался Ла-Манш. Тэра почувствовала, что она почти дома. Она хотела видеть мать. Она рвалась к Алессандре. Ее бросало в жар при мысли о воссоединении с Солом.
А как же ее карьера? Ну, она что-нибудь придумает. И Сол поможет ей.
"Итак?" – спросил он. Она точно знала, что означало его загадочное сообщение. Это таинственное послание содержало высшую похвалу и суровое предостережение. Тэра наконец-то начала понимать логику мышления Сола.
Что ж, все будет непросто. Но они найдут выход. Тэра чувствовала себя другой, совсем не той, что вчера летела в Вену. Она стала богаче, сильнее, смелее.
Мир лежал перед ней как на ладони. Будущее стало вдруг казаться не только светлым, но и вполне реальным.
