Текст книги "Любовница"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Глава 31
Сол снял лыжный домик, примостившийся высоко в горах над озером Грюндлзее восточнее Зальцбурга. Горы амфитеатром спускались к озеру, глубокому и поразительно голубому под безоблачным дневным небом. Вечером солнце спускалось за каменные уступы гор, отбрасывая на поверхность воды кроваво-красные блики.
По утрам альпийские склоны ослепительно сверкали. Белоснежный наст был перечеркнут сетью сероватых зигзагов, идущих вдоль лыжных трасс.
Домик представлял собой невысокое деревянное шале, построенное на плоской горной площадке. Шале окружала обнесенная перилами терраса, постоянно залитая солнцем.
Тэра любила стоять по утрам на террасе и смотреть вниз на озеро. В прозрачном воздухе стоял свежий запах мороза и сосен.
Внутри шале было тепло и уютно. Центральное отопление, камин. Телевизор, радио, автоответчик, факс.
Ситуация была почти идиллической. Хотя Алессандра, по-видимому, так не считала. Она с удовольствием училась кататься на лыжах, но все остальное время бродила вокруг шале с несчастным видом. И молчала.
Ее прогноз насчет того, что отец бросит ее ради собственных лыжных интересов, не оправдался. Он вел себя безукоризненно.
Каждое утро он отводил ее на занятие с инструктором и сам оставался поблизости, наблюдая и подбадривая.
Тэра чувствовала, что он изо всех сил старается играть роль хорошего отца. Но, возможно, именно заметные внешне старания все и портили. Возможно, Алессандра не привыкла быть в фокусе родительского внимания и чувствовала себя неловко. Возможно, она просто скучала по Тоске.
Каковы бы ни были скрытые причины, но в результате Тэре казалось, что она живет на пороховой бочке.
Тэра не пыталась сама встать на лыжи, давно решив, что этот вид спорта слишком холодный, мокрый и опасный, чтобы нравиться ей. Она и без того приятно проводила время – читала, гуляла, потягивала кофе в безумно дорогом кафе у вершины лыжного подъемника.
Утром на пятый или шестой день отдыха, когда она одевалась, чтобы, как обычно, выйти на террасу и полюбоваться восходом солнца, ее отвлек телефонный звонок. Было семь тридцать утра. А звонившим был Роланд Грант.
– Ты сидишь? – спросил он. – Если нет, то лучше сядь. Ты одна?
– Да, да. Роланд, я начинаю нервничать.
– Вчера поздно вечером объявлены лауреаты премии "Золотой граммофон". Твой видеодиск "Летучий голландец" – в их числе.
– О-о, – только и сказала Тэра.
– Я ожидал другую реакцию, – заметил Роланд со сдержанным юмором.
– Это тот самый случай, когда не знаешь – смеяться или плакать.
– Плакать? Такая новость даже мертвого заставит кричать от радости.
Тэра неопределенно хмыкнула.
– Сол где-то рядом? – поспешно спросил Роланд. – Просто скажи, да или нет.
Тэра отняла трубку от уха и прислушалась. До нее доносилось гудение водонагревателя в душе и шипение горячей воды.
– Да. Но я пока могу разговаривать.
– Проблема в этом? Ты не знаешь, что подумает Сол? Как он отреагирует?
– Разумеется!
– Ты беспокоишься, что он почувствует себя обойденным? Давай не будем об этом Тэра!
– Но, Роланд! Этот видеодиск был его детищем. Пока я не выхватила его у него из рук.
– Пока он не ушел, оставив его на твое попечение.
– Если бы все было так просто!
– Тэра, я уверен, что Сол будет аплодировать твоему успеху. В любом случае ты много сделала для подготовки этого спектакля. Не надо принижать себя.
– Нет, нет. Боже упаси. – Она громко рассмеялась.
– Важно то, что именно ты провела заключительную репетицию перед съемкой и ты дирижировала спектаклем. Ты собрала все воедино и заставила зазвучать. И сделала это с огромным успехом.
– Спасибо. – Тэра улыбнулась в трубку. Едкой и иронической улыбкой. Она понимала, что Роланд закусил удила.
– Сол будет вознагражден за свое участие, – настаивал Роланд. – Но это твоя премия. Только твоя.
"О Боже! " – мысленно произнесла Тэра.
– Сол слишком великий человек, чтобы бросать тень на твой успех, – сказал Роланд.
– Да, конечно, – согласилась Тэра. Она решила, что не стоит ничего прямо говорить Роланду об ее растущем беспокойстве по поводу Сола. О том, каким он стал хрупким и ранимым. Как он иногда впадает в мрачное настроение и замыкается в себе.
Это были глубоко личные впечатления. А если уж это перейдет во что-то более серьезное, Роланд скоро сам все почует.
– Я просто не привыкла находиться в центре внимания, – сказала Тэра, надеясь, что этот ответ удовлетворит Роланда.
– Ну, я надеюсь, мы это скоро поправим, – ответил он.
Тэра положила трубку, искренне радуясь, что Сол не присутствовал при этом телефонном разговоре. Новость о премии потрясла ее. Обрадовала, шокировала, встревожила.
Она пыталась предугадать реакцию Сола. Она не сомневалась, что внешне он выразит восхищение, тепло поздравит ее.
Но что он будет чувствовать в душе? Решит, что его молодая, неискушенная любовница обыграла его в его собственной игре? Что, если он воспримет это именно так? И как только он вынесет это? Вдруг он возненавидит ее?
У нее вырвался тревожный вздох. Она поняла, что ей необходимо побыть одной, чтобы разобраться в своих чувствах. Все тщательно обдумать, прежде чем сообщить новость Солу.
Тэра прошла на кухню и торопливо написала записку, оставив ее на кухонном столе рядом с кофейником.
Мои самые дорогие двое, я ушла на прогулку. Завтракайте без меня. Скоро вернусь. Крепко целую…
Она вышла из шале, прошла через площадку для стоянки машин. Отсюда начиналась дорога, которая, извиваясь, спускалась по склону горы в лежащую внизу деревню.
Утро было наполнено радостным птичьим щебетом. Густой белый туман клубился над озером. Не пройдет и часа, как он рассеется и озеро вспыхнет на солнце медным блеском.
Тэра глубоко вздохнула, сожалея, что остальное человечество не может любоваться этим чудом.
Но даже эта мысль не смогла рассеять ее внутреннюю тревогу.
Снег скрипел у нее под ногами. Она шла, сцепив руки за спиной и задумчиво опустив голову. Череда картин рисовалась в ее воображении.
Тэра Силк в сиянии прожекторов и славы. Легко взбегающая на залитую светом сцену, чтобы получить блестящий приз. Сол Ксавьер в тени на заднем плане, скромно аплодирующий ей из зрительного зала. Имя Сола, написанное маленькими буквами на задней обложке видеодиска среди десятка других имен.
Неужели все будет так?
После часового топтания на снегу Тэра все еще не могла разобраться в своих чувствах по поводу новости, сообщенной Роландом. Она медленно повернула к шале. Спешить не было смысла: Сол и Алессандра уже должны были уйти кататься на лыжах. Так что ее разговор с Солом откладывался до обеда.
У задней двери шале она отряхнула снег с ботинок и прошла на деревянную веранду, чтобы взглянуть на озеро. Горы белели вдали, как костяшки сжатых в кулак пальцев. Снежные вершины отливали на солнце платиновым блеском, а в глубокой впадине долины сверкала зеленовато-голубая гладь озера, прошитая золотыми блестками.
Тэра с удивлением увидела Алессандру, развалившуюся в кресле в дальнем конце террасы. Не обращая никакого внимания на расстилающуюся перед ней изумительную панораму, она увлеченно читала последний номер журнала "Лошади и пони". Ее светлые длинные волосы падали на лицо, и время от времени она отбрасывала их назад резким движением головы, любопытным образом напоминая при этом Тоску.
– Я думала, что ты в это время будешь кататься с папой на лыжах, – удивленно сказала Тэра.
– Я тоже так думала, – проговорила Алессандра, не поднимая головы.
– Так почему же вы не пошли?
– Он нашел более интересное занятие.
– Какое?
– Он уехал в Зальцбург, – сказала Алессандра. Сжав губы, она перелистнула страницу журнала.
Последовало затянувшееся молчание.
– Ты знаешь зачем? – спросила Тэра.
– Да.
Снова тишина. Боже, неужели я в детстве была такой же? – подумала Тэра, зная, что ответ на этот вопрос, к сожалению, был положительным.
– Алессандра! Объясни мне. Пожалуйста. Простым и понятным языком.
– Случилось нечто чрезвычайно важное.
Резкая горечь, проглядывавшая в этих словах, грозила взломать внешнюю холодность.
– А именно?
– Предоставилась возможность дирижировать одним из величайших оркестров мира. – Девочка поразительно точно воспроизвела сдержанные интонации Сола.
– Венским филармоническим?
– Что-то вроде этого. Или Берлинским. – Алессандра пожала плечами. – Я не понимаю, почему он так забеспокоился. Он миллион раз дирижировал и тем, и другим.
Тэра чувствовала, что злость, разочарование и глубокая обида просто витают в воздухе вокруг Алессандры.
– А почему им понадобился папа? – поинтересовалась Тэра. Она тянула время, пытаясь разобраться в этой деликатной ситуации.
– С их собственным тираном случился удар этой ночью. Или нервный срыв. В общем, что-то такое, после чего невозможно дирижировать оркестром. Папа узнал об этом из утренних новостей. Он тут же бросился к телефону, предлагая примчаться на выручку.
– Проклятье! – взорвалась Тэра. – Я хотела, чтобы он спокойно отдохнул на этот раз.
Алессандра подняла голову. Ее глаза сверкнули капельками слез.
– Напрасные надежды, – усмехнулась она.
На некоторое время они обе погрузились в свои мысли.
– Он хотел, чтобы я поехала с ним. Окунулась в священную атмосферу, понаблюдала за ним в действии. Смотрела, слушала и училась, – сказала Алессандра.
Тэра представила себе эту сцену.
– Ну, я думаю, ты должна придерживаться его точки зрения, – продолжила Алессандра. – Ты ведь заменила его, когда он ушел с репетиции "Летучего голландца". Но все, что можешь делать ты, он может делать лучше!
Тэра с удивлением выслушала замечание Алессандры. Это первое проявление сарказма было совершенно неожиданным. Пожалуй, она преуспеет в этом, когда подрастет.
– Ты подслушала мой разговор с Роландом утром? – резко спросила Тэра.
– Да. Я думала, что звонит бабушка с новостями из дома, и взяла трубку.
– А папа слышал?
– Нет. Я не проговорилась.
– Вы с папой поссорились?
– Нет. Он уехал к своему оркестру, а я осталась здесь. Все спокойно, без скандалов. – Алессандра прошелестела страницами журнала.
Тэра опустилась в кресло рядом, с дочерью, вытянула ноги и закрыла глаза. У нее вырвался долгий вздох отчаяния.
– Кстати, поздравляю, мама, – потеплевшим голосом сказала Алессандра. – Я действительно горжусь тобой.
Тэра почувствовала, что сильная, с длинными пальцами, рука дочери обхватила ее вялую ладонь и тепло пожала ее.
Она открыла глаза и села прямо. Ее взгляд упал на открытый блокнот, валяющийся у ног Алессандры. Рядом с прекрасным наброском лошадиной головы была аккуратно расчерченная табличка. Краткий ежедневник, отражающий пребывание семьи в Грюндлзее. Часть клеток была закрашена красным – дни, которые уже прошли. Алессандра зачеркивала дни и часы, считала минуты до возвращения домой.
– О, моя девочка! – Тэра подняла блокнот и в тревоге посмотрела на календарь.
– Я поехала только потому, что он очень этого хотел. Я могла бы вместо этого участвовать в весенних выступлениях по верховой езде. А теперь он рванул заниматься своими делами. – Алессандра шмыгнула носом, неожиданно став по-детски беззащитной. – Ему совсем не интересно проводить время со мной, – выпалила она.
– Это неправда!
– Ничто не может соперничать с этой чертовой музыкой. Он просто балдеет, изображая из себя Кинг-Конга в концертном зале.
Тэра в шоке посмотрела на дочь, потом не выдержала и расхохоталась.
Алессандра вскочила на ноги и бросилась в объятия матери.
– Мама, я действительно люблю его. Но он такой непростой. Такой… далекий-далекий.
Тэра договорилась с американским семейством, снимающим домик неподалеку, что они возьмут Алессандру с собой кататься на лыжах. Затем быстро переоделась, причесала волосы, запрыгнула в «рейнджровер», который Сол взял напрокат для нее, и помчалась в Зальцбург. Обычно этот путь занимал полтора часа. Но сегодня она добралась меньше чем за восемьдесят минут, несмотря на снежные заносы.
Проезжая по улицам Зальцбурга, она вдруг неприятно поразилась непривлекательности этого города. Маленький, провинциальный, бесстыдно паразитирующий на туристах, он лежал, как плоский серый булыжник в чаше гор. Мелодии из "Звуков музыки" вперемежку с отрывками из фортепьянных концертов Моцарта сочились из громкоговорителей, установленных вдоль моста через реку. А в кафе, расположенных рядом с местом рождения Моцарта, посетители получали сомнительное удовольствие выпить кофе с пирожным по цене, за которую в Вене можно было пообедать.
Тэра припомнила, что юный Моцарт ненавидел этот город. Если бы он мог оказаться здесь сейчас, он бы подтвердил свое мнение.
А может быть, она просто смотрела на все сквозь призму раздражения?..
Тэра прошла через зал Фестиваль-Хауса прямо к оркестровой яме. Сол был там, с горсткой музыкантов и встревоженных администраторов. Позади них на сцене были установлены декорации, изображающие золотые горы.
Подойдя к изогнутому барьеру, отделяющему оркестр от зала, Тэра окликнула Сола по имени. Только один раз.
Головы повернулись к ней. Тэра направила на Сола стальной взгляд, против которого даже он не смог устоять. Он отвернулся от коллег и подошел к ней. Она взяла его за руку и отвела прочь от любопытных взглядов.
– Ты необходим своей дочери, – сухо сказала Тэра.
Его серые глаза сверкнули, как лезвие клинка.
– А мне необходимо быть здесь.
Даже после стольких лет, прожитых с Солом, алмазная твердость его упрямого своеволия произвела впечатление на Тэру.
– Бросая ее одну, ты отталкиваешь ее от себя, – сказала она.
Он поднял брови.
– В таком случае наши с ней отношения немногого стоят. Раз их можно так легко разрушить.
– Ради Бога, Сол. Ей тринадцать лет. Она обожает тебя. Но тебе надо проявить немного гибкости.
– У нее своя жизнь. И я вовсе не бросал ее. Мы все с ней обсудили. Она согласилась, что я должен отправиться сюда, если это необходимо. Она сказала, что она не ребенок и ей не нужен отец в качестве няньки.
– Боже всемогущий!
Она была расстроена до глубины души!
– Вовсе нет.
– Она просто не подавала виду, потому что знала, что ты все равно сделаешь по-своему.
Сол покачал головой.
– Ты все драматизируешь, Тэра. В этом нет никакого смысла. – Он помолчал, глядя на нее сверху вниз. Без тени сомнения в своей правоте. – Мы с Алессандрой вполне понимаем друг друга.
Тэра взглянула на него с удивлением. Результат разговора оказался совершенно неожиданным. Озадачивающим.
– Я пробуду здесь весь день. Репетиция, потом спектакль. После этого мы снова все будем вместе.
– Но дело не в этом, Сол, – запротестовала Тэра, понимая, что она уже проиграла сражение.
Его лицо было непроницаемым, холодным.
– У меня есть два билета на сегодняшний спектакль. Лучшие места. "Золото Рейна". Одна из самых захватывающих опер в репертуаре. Алессандре понравится. Я надеюсь, вы обе придете, – произнес он официально-вежливым тоном, протягивая билеты.
Тэра приняла предложение. Она сгорала от желания найти слова или жест, которые восстановили бы живой контакт с ним. Например, ударить его. Залепить пощечину по этому аристократическому лицу и оставить отпечаток на безупречной смуглой коже.
Неожиданно он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Дрожь пробежала по ее телу.
– Есть еще кое-что, – стремительно произнесла она, когда он уже повернулся к тревожно ожидающей его группе людей. – "Летучий голландец" получил премию "Золотой граммофон". Роланд позвонил мне сегодня утром.
Сол резко обернулся. На его лице появилась странная смесь задумчивости и удовольствия.
– Ну, ну. Твоим хрупким плечам придется поднапрячься, чтобы выдержать бремя славы, которое свалится на них. Поздравляю, Тэра. – Он пристально посмотрел на нее, потом улыбнулся. – Итак?! – негромко пробормотал он.
Тэра нашла Алессандру в удивительно хорошем расположении духа после дня, проведенного на лыжах. Американская семья оказалась очень приятной. Дети были веселыми и смешливыми, а родители не были пугающе искусны в катании с гор, как ее собственный отец. Кроме того, они владели несколькими сотнями акров земли в Техасе и конным заводом и пригласили Алессандру приехать в любое время, когда она захочет. Они даже настаивали, чтобы она приехала этим летом.
Алессандра уселась рядом с матерью на диване и налила ей большой бокал белого вина.
– Не смотри так трагически, – сказала дочь.
– У меня такой вид?
– Нет, не совсем. Но ты выглядишь немного оглушенной. Ты сказала папе про "Золотой граммофон"?
– Да.
– И что?
– Он был очень доволен.
Алессандра плюхнулась на пол и начала щекотать ступни Тэры.
– Ну, конечно, мама, он доволен. Если честно, это совершенно фантастическая новость. Я всем рассказала об этом. Все просто потрясены.
Тэра погладила Алессандру по волосам. Как изменилось ее настроение. Стало светлее и мягче. Всего лишь один день без внимательного взгляда отца. Может быть, в этом все дело? Ее сердце камнем упало в груди.
– Это просто замечательно для тебя, мама. Тебе давно пора сделать что-то для себя! – После нескольких дней угрюмого молчания Алессандра теперь, казалось, не могла остановиться.
– Папа должен был разделить со мной награду, – сказала Тэра. – Первоначальная идея принадлежала ему. Он все спланировал и подготовил.
– Не забывай, что ты участвовала в подготовке вместе с ним. Как всегда. Бабушка все время беспокоится о том, что ты много работаешь. Трудишься в тени, тогда как он стоит в свете прожекторов.
– Неужели? Какая наглость. Вдвоем перемывать мне косточки.
– Дональд тоже участвовал. Мы все сошлись во мнении.
Тэра вздохнула, отпила глоток вина, снова вздохнула.
– О, ради Бога, не надо быть такой святой, – воскликнула Алессандра. – Папа не был бы доволен, если бы увидел, что ты так переживаешь. И ему совсем ни к чему делить с тобой премию. Он человек, которому надо или все, или ничего.
Тэра была склонна согласиться с дочерью. Она поцеловала макушку Алессандры, чувствуя гордость по поводу проницательности, которую проявила та.
– Налить еще вина? – спросила Алессандра.
– Нет. Я еще буду за рулем.
– Да?
Тэра сделала глубокий вдох. Она решила, что сейчас самое время поднять вопрос о вечернем спектакле в Фестиваль-Хаусе.
– Это захватывающая опера. Очень драматичная, – убеждающе сказала она. – Там будут русалки и драконы. Хотя лошадей, насколько я помню, нет.
Затаив дыхание, она ждала ответа дочери.
– О'кей, – сказала Алессандра весело и небрежно, как будто вся утренняя горечь была лишь тонкой корочкой льда, бесследно растаявшей в лучах солнца.
Быть может, Сол прав. Быть может, я действительно драматизирую ситуацию между ним и Алессандрой, подумала Тэра.
– К чему опять это мученическое выражение лица и эти тяжелые вздохи? – требовательно спросила Алессандра.
– Из-за тебя и папы, – честно сказала Тэра. – Я иногда чувствую себя так, будто нахожусь между молотом и наковальней.
Алессандра положила голову на колени Тэры. Искоса взглянула в лицо матери.
– Не упоминай больше о "Золотом граммофоне"! – воскликнула она. – Ты заслуживаешь Нобелевской премии мира. За удивительное терпение. И за то, что ни разу не пыталась убить моего отца.
Глава 32
Доктор Дейнман размешивал сливки в утренней чашке кофе, одновременно просматривая список потенциальных новых клиентов, который его секретарь напечатала и оставила на столе.
Одно из имен бросилось ему в глаза. Вызвало легкое учащение пульса и чувство сухости во рту.
Он нажал было кнопку внутренней связи, но передумал и просто вышел в приемную, держа в руках список.
Селия с улыбкой взглянула на него.
Ей нравился ее шеф. Он был спокоен, приветлив и невозмутим. Она никогда не видела его раздраженным или мрачным. Селия работала у него уже шесть лет. Она считала, что нашла хорошее место, и не собиралась уходить.
– Эта обратившаяся – миссис Джорджиана Ксавьер? – спросил доктор Дейнман. Довольно резко – по крайней мере, для него.
– Да.
Неожиданный телефонный звонок миссис Ксавьер за день до этого привел Селию в состояние возбуждения. Миссис Ксавьер была частой гостьей на страницах любимых Селией иллюстрированных журналов. Селия была в курсе ее дел – смены фешенебельных квартир, мебели, обстановки.
Селия считала, что миссис Ксавьер – идеальный объект для журналов. Она была удивительно фотогенична. Она была красива, ее одежда и украшения отличались элегантной сдержанностью. И она с таким грустным сожалением говорила о покинувшем ее муже, Соле Ксавьере. Намекала на возможное примирение. Вечно любящая, прощающая и терпеливая жена. Это было так романтично.
– Это не первое ее обращение, – сказал доктор Дейнман. – Это старый случай, на который я потратил много времени.
– О! – На щеках Селии вспыхнул румянец. Она восприняла его слова как упрек в небрежности. – Извините, доктор Дейнман. Я просто предположила, что это новая пациентка. Я проверила по компьютеру. В базе данных нет сведений о ней. И это такое необычное имя.
Она с беспокойством смотрела на него.
Доктор кивнул, осознав, что прошло уже больше десяти лет, с тех пор как он последний раз видел Джорджиану Ксавьер или что-либо слышал о ней. Вряд ли ее имя могло попасть в относительно недавнюю компьютерную базу данных.
– Все в порядке, – сказал он Селии, улыбнувшись для большей убедительности. – Действуйте как обычно и пошлите стандартное приглашение на прием.
Когда доктор Дейнман вернулся в свой кабинет, Селия почувствовала, что ей стало немного жарко. Она расстегнула верхнюю пуговицу на аккуратной блузке и чуть пошире приоткрыла форточку. Возможно, она вступает в этот трудный период в жизни женщины?
Джорджиана стояла перед высоким трехстворчатым зеркалом в своей гардеробной и проводила инвентаризацию своего обнаженного тела. Она повернулась боком, осматривая твердые линии грудей. Посмотрела на живот, сделала вдох, чтобы напрячь мышцы, и втянула его почти до вогнутого состояния. Затем покрутилась из стороны в сторону, любуясь изгибом своей талии и упругостью небольших ягодиц.
Потрясающе хорошо для женщины ее возраста, решила она. Разумеется, это была тяжелая работа – постоянные безжалостные усилия по сохранению молодости своего тела. Даже имея совершенную фигуру и отличную кожу, нельзя было давать себе никакой передышки.
Все еще глядя на еебя в зеркало, она надела шелковое белье цвета шампанского – бюстгальтер, панталоны и пояс для чулок, затем натянула на длинные ноги чулки телесного цвета.
Простое узкое кремовое платье плавно облегало ее фигуру, подчеркивая ее стройность и давая легкий намек на женственные изгибы. Платье дополнял элегантный жакет.
Она потратила час на макияж, наконец, добившись того, что лицо выглядело совершенно не тронутым косметикой. Длинные светлые волосы, классически прямые, колыхались и блестели, когда она наклоняла голову.
Открыв шкатулку с драгоценностями, она вынула золотой кулон и приложила его к шее. Задумчиво перебирая пальцами тонкую цепь, она некоторое время смотрела в зеркало. Затем убрала кулон обратно в шкатулку и вынула из ушей жемчужные серьги.
Она вышла из квартиры с чувством удовлетворения своей красотой. Совершенством простоты.
Доктор Дейнман посмотрел на часы. Он чувствовал странное волнение, отголосок того ощущения, которое он испытывал мальчишкой, стоя на краю доски для прыжков и вглядываясь в дрожащую бирюзовую глубину воды внизу.
Он улыбнулся. Ощущение было совсем не неприятным, как раз наоборот. Он давно уже не испытывал сколько-нибудь значительного эмоционального возбуждения. В последние годы ему не раз приходило в голову, что уравновешенность и неизменность его настроения и чувств граничат с патологией.
Селия сидела в приемной в возбужденном ожидании, поглядывая на часы и время от времени приглаживая смоченным слюной пальцем брови.
Миссис Ксавьер не разочаровала ее. Она вошла, скорее даже вплыла в дверь, грациозная, как прима-балерина, неся на себе все приметы высокого происхождения и привилегированного положения.
Ярко-голубые глаза остановились на Селии, заставив ее занервничать, как если бы сама королева неожиданно вошла сюда. Голубые глаза оглядели невыразительное лицо Селии с прилежным выражением на нем и ее пухлую фигуру.
– Миссис Сол Ксавьер, – с легкой улыбкой представилась обладательница голубых глаз.
Селия провела миссис Ксавьер в кабинет доктора Дейнмана и аккуратно закрыла за собой дверь.
Порода, подумала Селия. Класс. Качество. Она не испытывала никакой зависти, никакой злости. Миру нужны такие сказочные фигуры, как миссис Ксавьер, чтобы вносить яркие краски в обьганую серость жизни.
Доктор Дейнман поднялся с внушительного кожаного кресла, стоящего позади широкого письменного стола, и протянул руку. Пальцы Джорджианы на мгновение задержались в его руке.
На долю секунды их глаза встретились.
Он махнул рукой в сторону кресла, расположенного перед столом.
– Не на кушетку?! – воскликнула Джорджиана с кокетливым упреком.
– Сначала я должен узнать, зачем вы пришли. – Он поднял брови. Посмотрел на нее беспристрастным взглядом врача.
– Вы ведь не сердитесь, что я пришла? Я не ожидала, что вы будете сердиться, – сказала она, широко распахивая ресницы.
– Я не сержусь.
Но, Боже мой, я сгораю от любопытства, добавил он про себя.
– У вас определенно суровый вид, – сказала она с легким смешком.
– Я просто думаю о необходимости для нас понять друг друга и выяснить предмет обсуждения.
– Мне нужна помощь, – заявила она.
– Я понимаю. Но мы не можем просто начать с того места, где остановились, если это то, на что вы рассчитываете.
– Почему?
– Прошло много времени. И вы продолжительное время лечились под наблюдением других врачей. Я ничего об этом не знаю.
Доктор лукавил. Ему достаточно было снять трубку телефона, чтобы получить доступ к информации, касающейся лечения, полученного Джорджианой после инцидента с похищением ребенка.
Ему было интересно, что помнит Джорджиана о той кошмарной сцене в корнуоллском коттедже. Что она сумела вычеркнуть. Его собственные воспоминания об этом инциденте вызывали у него определенную неловкость. Ощущение профессиональной неудачи. Чувство страха из-за неспособности полностью контролировать поведение пациентки. Он вспомнил испепеляющее презрение Ксавьера.
Были и другие воспоминания. Захватывающие и в высшей степени запретные.
Все это заставляло его сомневаться в разумности новых контактов с Джорджианой. Ни к чему было ворошить прошлое. Он начал мысленно подбирать врачей, к которым он мог бы ее направить.
– Вы мне нужны, – заявила Джорджиана. Она произнесла это с такой спокойной простотой, что доктор опешил. Он мгновенно оказался обезоружен. – Вы мне нужны, чтобы… – Она запнулась, нахмурившись. – Вы мне нужны, чтобы помочь исследовать мои чувства.
Она выучила относящийся к делу жаргон, мысленно отметил доктор. Это было забавно и трогательно. Бедная Джорджиана, сколько психоаналитиков и психотерапевтов занимались ею во время долгих месяцев пребывания в клинике, в которую он ее устроил тогда! Каждый из них без устали выплескивал на нее всю эту терминологическую чушь, которую ей приходилось глотать.
– Джорджиана, – негромко сказал он. Ее веки дрогнули, когда он произнес ее имя. – Если вы чувствуете необходимость исследовать возможные пути вернуть Сола, то боюсь, что не смогу вам помочь.
– Я хочу вовсе не этого.
Она не отрывала глаз от его лица, не давая ему возможности отвести взгляд.
Он с удивлением понял, что красота этих больших голубых глаз все еще имеет власть над ним.
Доктор Дейнман сцепил пальцы и заставил себя принять решение.
– Я готов предложить вам пять сеансов, – сказал он твердо и спокойно. – Я полагаю, нам нужно вернуться к самому началу и снова взглянуть на причины, которые когда-то привели вас ко мне. Мы исследуем это и сделаем выводы. К концу пятого сеанса я буду счастлив высказать вам свое мнение по поводу дальнейшего пути.
– Тогда я пришла к вам, потому что была фригидна, – сказала Джорджиана. – Но сейчас этой проблемы нет.
– Понимаю, – ответил доктор. Ситуация все больше заинтриговывала его. Он напомнил себе, что должен сохранять беспристрастный вид.
– Вы вылечили меня, – сказала она. Доктор Дейнман почувствовал сильный одиночный удар сердца. Он предпочел проигнорировать это заявление.
– Вы говорите, что не желаете следовать моему предложению о возвращении к первоначальной проблеме?
– Какой в этом смысл? За последние несколько лет у меня было несколько любовников. Я больше не фригидна, как вы видите.
– Сексуальные встречи доставляли вам удовольствие?
– Да.
– Это правда?
– Да.
– Вы достигали оргазма?
– Не всегда. В большинстве случаев.
Доктор Дейнман почувствовал, что ему начинает не хватать воздуха.
– Они мне наскучили, – сказала Джорджиана. – Они все одинаковые.
– Так чего же вы хотите теперь?
Она пристально посмотрела на него, хмурясь от его непонятливости.
– Я не знаю, чего я хочу. Именно поэтому я и пришла к вам.
– Да. Конечно.
– Вы ведь примете меня обратно? – В ее взгляде появился страх. – Вы возьмете меня к себе?
Так вот в чем дело, подумал доктор.
– Да, я возьму вас обратно.
– Я хочу, чтобы все было как раньше, – настаивала она. – Я буду лежать на кушетке, а вы будете сидеть сбоку. Я буду смотреть в окно на аллею вишневых деревьев. А в пасмурные дни маленький огонек вашего магнитофона будет отбрасывать на стену красноватый отсвет.
Боже! Такие воспоминания. Такая потребность. Против этого невозможно устоять. Доктор Дейнман понял, что ему не остается ничего другого, как полностью капитулировать.
– Да. Все так и будет, Джорджиана.
Он попросил ее записаться в приемной на следующий сеанс.
Подойдя к двери, она обернулась и сделала нечто такое, чего никогда не делала раньше. Она задала ему вопрос о нем самом. Она спросила его, женат ли он.
Он сказал ей, что нет. Что он никогда не был женат. Джорджиана кивнула. Казалось, она была удовлетворена ответом. Покидая кабинет, она выглядела гораздо более собранной, чем чувствовал себя сейчас ее доктор.
Он сел за стол и перемотал кассету к самому началу. Нажал кнопку прослушивания и откинулся на спинку кресла.
В приемной Селия, переполненная возбуждением и любопытством, ждала, когда он принесет ей кассету с записью, чтобы она внесла текст беседы в компьютер. Обычно он приносил кассеты сразу. Но, к ее разочарованию, на сей раз этого не случилось. Когда она проскользнула в кабинет с чашкой кофе, которую всегда предлагала своему шефу в перерыве между приемом, она заметила, что он как раз убирает кассету в свой портфель с секретным кодовым замком.
Джорджиана ожидала визитов к доктору Дейнману с нетерпением ребенка перед рождественским спектаклем.
Она чувствовала, что стоит на пороге великого открытия.
В конце четвертого сеанса она сказала доктору об этом сильном предчувствии и спросила его, что это может означать по его мнению.
