Текст книги "Любовница"
Автор книги: Анджела Дрейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Тэра снова видела себя и своего отца. Картина родительского давления безжалостно повторялась.
Подойдя к дверям зала, она увидела, что репетиция закончилась. Сол и Рустав направлялись к выходу из зала, два студента следовали за ними.
– Время обеда, – сказал ей Сол. – Мы собирались искать тебя. – Он поднял брови, дав ей понять, что желает знать, где она была.
– Я просто хотела убедиться, что дома все живы и здоровы, – сказала Тэра, подстраиваясь под его шаг и беря его под руку.
– А-а. Ну, и как?
– Все в порядке.
– А-а. – Он слегка нахмурился. – Я тоже хотел поговорить с Алессандрой.
– Да, она была разочарована тем, что ты занят. Я сказала, что мы позвоним позже. – Тэра старалась, чтобы ее голос прозвучал ровно и уверенно, как у заботливой матери, успокаивающей умного, но эмоционально тонкого ребенка.
Вот к чему мы пришли, я и Сол, огорченно подумала она, приподнявшись на цыпочки и коснувшись поцелуем его щеки. Она увидела, что молодой человек с каштановыми волосами смотрит на нее, и заметила заинтересованный блеск в его глазах. Он был романтиком. Наверное, он смотрел на них с Солом и видел пару, которая когда-то заинтриговала музыкальный мир скандальным любовным романом и до сих пор сохраняет преданность друг другу.
Она улыбнулась.
После обеда Сол провел семинар для примерно двадцати студентов-дирижеров.
Он и Густав сидели на роскошном викторианском диване, а студенты расположились напротив на, металлических стульях в несколько рядов. Позади стояли два больших рояля с поднятыми крышками. На противоположной стене висел портрет Артуро Тосканини, бывшего учителя Сола.
Густав попытался уговорить Тэру сесть вместе с ними на диван, но она со смехом отказалась и устроилась на своем любимом месте в углу комнаты.
Сол подошел к роялю и сыграл несколько вступительных тактов "Петрушки" Стравинского.
– Итак! Мы слышали сегодня, как наш юный друг управлял оркестром с таким размахом, что смог бы остановить уличное движение в час пик. Может быть, это не самый лучший вариант? У кого есть другие предложения?
Следующие полчаса прошли в дискуссии о том, как начать исполнение большого оркестрового произведения. Сол принес партитуру Симфонии номер 29 ля-мажор Моцарта, чтобы использовать в качестве иллюстрации. Он применял свои обычные методы обучения, подбрасывая студентам обрывки информации и не обнаруживая своих собственных убеждений. Он дразнил их и издевался над ними, сначала мягко направляя по какому-нибудь пути, а затем вдруг с насмешливым презрением ниспровергая идеи, которые только что сам взрастил.
– Вам трудно в это поверить, да? Но вы сами предложили это!
Его слова сопровождались ироническими жестами и размашистыми пассажами на рояле.
Тэра, наблюдая за нетерпеливыми, озадаченными, встревоженными лицами студентов, испытывала к ним сострадание.
Обсуждение повернулось к вопросам интерпретации и разрывом между работами современных композиторов и старых мастеров. Сол неожиданно стал серьезным. Он объяснил студентам, что дирижер всегда должен быть готов исполнять новые произведения, какими бы неприемлемыми они ни казались сейчас.
– Помните, что, если мы будем игнорировать новых композиторов, мы лишим будущих дирижеров "старой" музыки нашего времени.
Вспыхнули аплодисменты. Это был Сол в своем лучшем проявлении – предельно четкий и понятный, без тайных умыслов. Он предложил аудитории задавать вопросы, и следующий час пролетел в беседе, которая всем доставила удовольствие.
Затем Солу неожиданно наскучило все это. Он посмотрел на часы.
– Так. Я думаю, уже достаточно, м-м? – резко произнес он, сделав привычный жест рукой. – Идите и наслаждайтесь молодостью. Вне музыки тоже есть жизнь!
Но, вероятно, не для Сола Ксавьера, подумала Тэра с кривой усмешкой.
Сол удалился с Густавом, чтобы обсудить программу следующего дня, студенты разошлись. Тэра осталась одна в комнате для семинарских занятий, глядя из окна на зеркальную поверхность озера и синеющие вдали горы.
Студент с рыжевато-каштановыми волосами заглянул в дверь и тихонько проскользнул в комнату.
Тэра подняла глаза и приветливо улыбнулась.
Он сел рядом с ней, глядя на партитуру симфонии Моцарта, лежащую у нее на коленях.
– А как бы вы ее начали? – негромко спросил он.
Она рассмеялась.
– Почему вы спрашиваете меня после всего того, что услышали?
– Потому что Ксавьер никогда не отвечает на вопросы. Но я был уверен, что вы мне скажете. Я видел, как вы дирижируете. Я смотрел видеокурс для студентов. У меня есть все ваши кассеты. Вы прекрасно дирижируете!
Тэра сделала глубокий вдох. Ее неожиданно тронула эта искренняя похвала.
– Спасибо, но я не авторитет в дирижировании симфониями Моцарта.
– Для меня это очень важно! Скажите мне! – настаивал он.
Она пристально посмотрела на него.
– Ну, скажите!
– Хорошо.
Она посмотрела на партитуру, затем подняла глаза и зафиксировала взгляд молодого человека. Подняв голову, она сделала краткое движение рукой вниз, отбивая сильную долю, и почти незаметный кивок головой. Ее взгляд говорил больше, чем ее движения, но молодой человек не смог бы описать это словами.
– Мастерски! – сказал он.
– Требуется всего лишь три года, чтобы научиться этому, и еще два, чтобы достичь совершенства, – лукаво сказала она. Восхищение, которое излучало его лицо, согревало ее. Он был не только талантлив, он был обаятелен – и очень молод.
А мне уже перевалило за тридцать, подумала Тэра. Молодость прошла.
– Почему вы не ведете эти семинары? – спросил он. – Вы бы прекрасно делали это.
– Я мало что сделала, кроме учебного видеокурса, – ответила она с терпеливой улыбкой.
– А как же управление студенческими оркестрами в музыкальных школах? Разве это не считается? Если вы скажете "нет", это будет означать, что вы не считаете работу со студентами важной. А я ни за что не поверю в это.
Тэра улыбнулась.
– Вы поймали меня в ловушку. Я не ожидала такой яростной атаки. Я просто сидела здесь, думала о Моцарте и смотрела на горы.
– Вы зря растрачиваете свой талант, – сказал он с отчаянием.
– А вы вторгаетесь в деликатную область, о которой ничего не знаете, – предостерегла она.
– Извините.
Она промолчала. Они оба уставились в партитуру.
– Ваша цель – стать великим маэстро? – шутливо спросила она.
– Я просто хочу исполнять великую музыку.
– А-а.
– Вообще, сама идея маэстро – это анахронизм. Ни на чем не основанное поклонение харизматическому музыкальному диктатору, который не играет сам ни на одном инструменте и не производит никаких звуков, – торжественно заявил молодой человек, явно цитируя чей-то текст, который, видимо, произвел на него впечатление.
Тэра улыбнулась.
– Мне кажется, вы немного запутались, – мягко сказала она. – Вы хотите быть дирижером, но вы не хотите быть помазаны одним миром с великими людьми, которые преуспели в этом.
– Эти дирижеры старого стиля, они все тираны, – выпалил он. – Они требуют большего подчинения от музыкантов, чем армейские командиры от солдат, и получают гонорары, сравнимые с заработком всего оркестра. – Он поднял голову и неуверенно посмотрел ей в глаза. – Простите, – сказал он, чувствуя, как образ маэстро Ксавьера вырос между ними.
Она с улыбкой пожала плечами.
– Не извиняйтесь. Когда-то и я думала также. – Ей казалось, что молодой человек понимает гораздо больше, чем смог высказать.
– Я только начинаю, – с чувством произнес он. – Меня не интересует счет в банке и возможность летать по миру на собственном реактивном самолете. Я просто хочу исполнять музыку. Я люблю музыку. Ради некоторых произведений я готов просто умереть!
Тэра посмотрела ему прямо в глаза.
– Не растеряйте этого… этого чудесного ощущения тайны и величия музыки.
Он стиснул ладони.
– Я хотел посоветоваться… спросить… но сейчас стесняюсь.
– Спрашивайте.
Он нервно сжимал пальцы.
– Вы были скрипачкой, да?
– Да.
– Мой преподаватель в музыкальной школе знала вас. Она рассказывала мне о том, что случилось. Об автомобильной аварии. – Он помолчал. – Вы ведь ничего не записали, да? Какая жалость!
Тэра понимала, что этот молодой человек воспринимал ее историю как сказку. Она была для него мифической героиней, созданием, которому следовало поклоняться.
Он был очень молод.
– Да. У меня не осталось записей своей игры. И я сожалею об этом. Но это не трагедия. Другие скрипачи могут вдохнуть жизнь в великие произведения. Музыка принадлежит всем. Это не собственность отдельного исполнителя. – Она улыбнулась. – И Сол был прав, когда сказал, что есть жизнь и вне музыки.
Наступила долгая, задумчивая тишина. Молодой человек чувствовал смущение. Его взгляд украдкой скользнул по падающим волной на плечи каштановым волосам Тэры, по ее нежной кремовой коже. Он не мог связать воедино это нежное душевное создание с язвительным, высокомерным Ксавьером. Но хуже всего было ощущение того, что она знает, о чем он думает!
– На каком инструменте вы играете? – спросила она.
– На кларнете. И фортепьяно, разумеется.
– Хорошо. Что же, я дам вам совет!
– Да?
– Держитесь этого. Вашего исполнения. Не забывайте об этом ни на минуту, когда дирижируете. Никогда не пытайтесь указывать оркестру, как играть, не вспомнив, как это трудно!
Он кивнул.
– Да.
Тэра улыбнулась.
– Вряд ли мне нужно было говорить вам об этом. Я думаю, вы и так это знаете.
Он порывисто протянул руку и сжал ее ладонь.
– А вы не должны дать пропасть вашему замечательному таланту, – сказал он со значением.
Высокая фигура Сола появилась в дверях.
– Дорогая, я ищу тебя повсюду.
– Я иду. Немного заболталась. – Она мягко освободила кисть от крепкого пожатия студента.
Что касалось ее собственных устремлений, она чувствовала, что нет необходимости говорить вслух о том, что внутри ограниченного жизненного пространства есть место только для одного маэстро.
Два дня спустя они были уже в Нью-Йорке. Сол лежал, распростершись на кровати в номере отеля, внутренне готовясь к вечернему спектаклю в "Метрополитен-Опера", где он должен был дирижировать "Летучим голландцем".
Генеральная репетиция прошла неудачно. Певица-сопрано, исполняющая одну из главных партий, в слезах убежала со сцены, возмущенно заявляя, что Ксавьер – бессердечный садист. Команда осветителей, которую маэстро ужалил с жестокостью змеи, надулась. Оркестр, отчаявшись угодить дирижеру, проявлял мрачную покорность.
Тэра знала, что Ксавьер чувствует неловкость из-за всего этого. Конечно, он всегда был тираном – блестящим, самоуверенным и властным. Но сейчас этот блеск потускнел, на него легла тень горечи и цинизма. Он завоевал мир, но он бросил свою жену, искалечил и лишил музыкального таланта любовницу, оттолкнул от себя свою единственную дочь. Его преследовало ощущение вины, порождая ненависть к самому себе, которая теперь начала выплескиваться на окружающих.
Он безжалостно подгонял себя. Работал не переставая, ставил перед собой новые цели, искал новые интерпретации. Требовал от всех, кто работал с ним, такой же самоотверженности и наивысшего мастерства.
Тэра села рядом с ним на кровать и погладила его по лицу. С каждым прошедшим годом черты его лица становились все резче, все рельефнее. И в то же время все одухотвореннее. С каждым годом ее все более непреодолимо влекло к нему.
Она наклонилась и поцеловала его в лоб с такой нежной почтительностью, как будто приветствовала исторического героя. Его поразительная энергия и огромные познания в том, что касалось музыки и дирижирования, до сих пор вызывали в ней благоговейное уважение. Она столько получила от него, столь многому научилась!
Она провела пальцами вдоль складок, идущих от крыльев носа к уголкам твердого подвижного рта. Сол слабо застонал. Тэра прижалась губами к его рту. Он открыл глаза. Казалось, он не сразу осознал ее присутствие.
– Все в порядке, – сказала она со слегка насмешливой улыбкой. – Еще полтора часа до спектакля.
– А-а. – Он поднял руку и скользнул ладонью под ее халат.
Пока он ласкал ее, она пыталась понять, о какой из проблем предстоящего вечернего спектакля он сейчас думает. Он всегда обладал способностью заниматься несколькими делами одновременно, делая это с превосходным мастерством.
Он оставался безупречным любовником, став даже еще более утонченным и изобретательным. Но во всем этом появилась какая-то сдержанность, какая-то странная грусть.
Иногда Тэре казалось, что он предпочел бы отказаться от плотских желаний и жить как монах.
Глава 28
Наступила зима. Алессандра должна была подготовить несколько песен для престижного рождественского концерта, организованного ее учительницей пения. Тоска требовала постоянных тренировок для подготовки к конно-спортивным соревнованиям графства, которые должны были состояться на той же неделе. Последнее отнимало у Алессандры гораздо больше времени и сил, чем первое, что вызывало явное неудовольствие Сола.
Тэра в очередной раз везла Алессандру в бедфордширский коттедж, чтобы она могла поупражняться с Тоской. Сидя за рулем автомобиля, Тэра обдумывала, как ей сказать дочери о недавнем предложении Сола поехать всей семьей в горы в окрестностях Зальцбурга покататься на лыжах. Она понимала, как важно для Сола, чтобы Алессандра поехала с ними.
Поколебавшись, она дипломатично начала разговор.
– Когда? – сердито выпалила Алессандра.
– Вероятно, в середине февраля.
– На это время в школе верховой езды запланированы лучшие соревнования. Я не могу пропустить их!
– Это займет всего десять дней, – попыталась убедить ее Тэра.
Алессандра резко повернулась к ней:
– Что за проклятая жизнь!
Повисла колючая тишина.
– Извини, – сказала Алессандра.
Тэра вздрогнула.
– Поезжай ты, мама. Ты же знаешь, я ненавижу мотаться вокруг света.
– Это всего лишь Европа!
– Вам с папой будет хорошо там и без меня, – сказала девочка, отчаянно пытаясь выдвинуть разумные доводы.
Тэра видела, что выражение лица дочери кричало: "Не заставляй меня делать это!"
– Мне кажется, папа действительно хочет, чтобы ты поехала, – тихо сказала Тэра. – Он так мало видится с тобой.
– А кто, черт возьми, в этом виноват? Его никогда нет дома!
– И тебя тоже, – отрезала Тэра.
Алессандра резко отвернулась и уставилась в окно машины.
– На самом деле я ему вовсе там не нужна. Просто ему нравится мысль, что я буду где-то рядом. У него как всегда не будет для меня времени. Ты знаешь, что из этого получится. Ему станет скучно на трассах для новичков, и он будет кататься сам по себе. И вообще, я терпеть не могу лыжи. Это пустая трата времени. Я могла бы эти десять дней ездить верхом.
Тэра понимала, что в словах дочери есть доля правды.
– О Боже! – со стоном пожаловалась она Рейчел, высадив сердитую, красную от злости Алессандру у входа на выгул. – Сколько времени требуется детям, чтобы повзрослеть?
– С тобой это продолжалось с восьми лет и до двадцати одного года, – сдержанно сказала Рейчел.
Тэра размешала сливки в чашке кофе, которую поставила перёд ней мать. Она спрашивала себя, придут ли когда-нибудь они с Алессандрой к той гармонии отношений, которая, в конце концов, установилась между ней и Рейчел.
– Я чувствую себя совершенно беспомощной! – неожиданно взорвалась она, стукнув сжатым кулаком по столу. – Я понимаю, что он не прав по отношению к ней. Но я не могу ничего изменить. И сама веду себя с ней неправильно.
– Вы оба хорошие родители, – сказала Рейчел. Это было, в общем, правдой, принимая во внимание общую невыполнимость родительских задач. – И он очень привязан к Алессандре, он действительно любит ее.
– Ты думаешь, в этом главная проблема?
– Слишком много любви – слишком много требований.
– Да, возможно. История повторяется, – задумчиво проговорила Тэра.
Рейчел часто думала об этом. Но Ричард никогда не был похож на Сола, подумала она. Ричард был прекрасным инструменталистом, преданным музыке, но он никогда не был одержим ею. И он, по крайней мере, делал попытки взглянуть на вещи с другой точки зрения – пусть даже не всегда успешные.
Рейчел была по-настоящему шокирована, когда ее дочь представила ей свою версию отношений с отцом. Она никогда не подозревала о том, что Тэра страдала в детстве от чувства неполноценности по сравнению с умершим братом. Осознание того, что они с Ричардом могли нечаянно стать причиной, из-за которой Тэра потеряла возможность реализовать себя – как музыканта и как личность, – было горькой пилюлей, которую пришлось проглотить.
Но она получила огромную компенсацию взамен. Она эмоционально воссоединилась с дочерью, которую едва не потеряла.
– Все само собой образуется, – сказала Рейчел.
– Я думаю, что-нибудь подтолкнет ее, и она сама примет решение. Обычно так и бывает, – тихо произнесла Тэра, пытаясь смириться.
– Я удивлена тем, что ты согласилась поехать. С каких это пор ты увлеклась лыжами?
Тэра пожала плечами и рассмеялась:
– Ну, когда-нибудь надо попробовать!
Рейчел передернуло. Какой уступчивой и прагматичной стала Тэра. Всю свою энергию и способности она тратит на сглаживание острых углов в отношениях между отцом и дочерью.
– Какая у тебя программа на ближайшие шесть месяцев? – поинтересовалась она у Тэры. – Твоя собственная музыкальная программа, не связанная с Солом?
– Как обычно. Буду добывать средства для Тюдорского филармонического оркестра в Совете по искусству. Надеюсь, что удастся получить кое-что и из местного совета.
– Вряд ли Сол смог бы найти кого-нибудь, кто справится с этой работой лучше тебя, – заметила Рейчел.
– Да, я знаю. Я много делаю для Сола и для оркестра. Но если бы не Сол, у меня бы не было возможности заниматься этим. Мы нужны друг другу, – лукаво сказала она, догадываясь, о чем думает мать – о том, что Сол задает тон и думает только о своей карьере.
– Ты продолжаешь преподавать в Четвиндской школе?
– Да, у меня будут еженедельные занятия с оркестром в течение января и февраля. А в марте мы даем благотворительный концерт для детей.
– Гм, – произнесла Рейчел.
– Этого достаточно, – спокойно сказала Тэра. – Учитывая мою занятость и уровень моих способностей. Я была хорошим исполнителем, теперь я хороший учитель.
Да, но если бы ты не была привязана к Солу Кеавьеру, ты бы думала не только о преподавании, подумала, но не стала говорить вслух Рейчел. Ей было больно видеть Тзру такой, внешне веселой и храброй, но на самом деле одинокой, закованной в цепи, не дающей выхода своим творческим способностям. Ублажать вспыльчивого тирана – вряд ли очень веселое занятие. Все ее друзья были из числа его друзей, все ее время было посвящено ему. И ее ослепительный талант – тоже. Она отдала ему все.
– Не беспокойся обо мне, – мягко сказала Тэра.
Она положила руку поверх руки Рейчел. Свою левую руку, в кончиках пальцев которой так и не прошло чувство онемения, а три средних пальца выглядели немного одеревеневшими.
Некоторое время они сидели в молчании.
– Я должна уговорить Алессандру поехать с нами, – решила Тэра. – Сол будет очень обижен. И вообще, нет ничего хорошего в том, что ребенок все время все делает по-своему.
– Ха! – не удержалась от неожиданного смеха Рейчел.
Глава 29
Сол был в подвале, переоборудованном в монтажную студию для работы над своим проектом по созданию музыкальных фильмов.
Воспроизводящая аппаратура, монтажный стол и прочие атрибуты располагались вдоль стен. Сол восседал на высоком стуле за монтажным столом, перед ним находилась панель управления с режимами просмотра, перемотки и обратного хода. Тэра, выполнявшая функции его ассистента в отсутствие его секретаря, аккуратно пропустила пленки с необработанными дублями через лабиринт лентопротяжных механизмов, следя за тем, чтобы они были строго синхронизированы друг с другом.
Когда все было готово, Сол начал просмотр.
Три изображения появились на трех небольших экранах перед ним. На каждом из них был дирижирующий Сол, снятый с трех разных ракурсов. Две камеры захватывали на заднем плане расплывчатое изображение оркестра, напоминавшее черно-белыми цветами одежды шахматную доску, а третья давала резко очерченное изображение Сола на фоне волнообразно взлетающих смычков.
Тэру поразило то, что он доминировал на всех трех экранах, постоянно оставаясь в фокусе камер.
Оценивающе прищурив глаза, Сол внимательно просматривал фильм. Приблизительно каждые сорок секунд он останавливал пленку, принимая решение, какой ракурс взять, и делал пометки толстым карандашом.
После полутора часов работы значительная часть фильма была просмотрена и оценена. Взглянув на экран, Тэра увидела, что изображение почти не поменялось – по-прежнему главной фигурой был Сол в трех лицах.
Сидя за столом, Сол наблюдал за своим дирижированием на экранах. Одна рука двигалась в такт музыке – это была Четвертая симфония Бетховена, а другая совершала хаотические рывки в воздухе.
– Нам не нужно никаких фокусов, – пробормотал он. – Красивая картинка не должна отвлекать зрителей от музыки. Музыка – это самое главное.
Тэра задумчиво смотрела на доминирующие, приковывающие взгляд гранитные черты образа Сола на экране. Безусловно, нельзя было отрицать, что звук был фантастическим. Новый видеодиск с высококачественной лазерной записью давал бесподобно яркий, искрящийся звук, несопоставимый со старыми записями.
Сол всегда увлекался новыми музыкальными технологиями. Страсть к записи зародилась у него задолго до того, как он встретил Тэру, и теперь превратилась в навязчивую идею.
Результаты его труда заполняли полки просторного кабинета на первом этаже: сотни старых толстых пластинок на 78 оборотов, огромное количество долгоиграющих пластинок, сначала в моно, а затем в стереозвучании. После того как появились лазерные компакт-диски, он все начал заново.
Иногда Тэра брала старые виниловые пластинки и ставила их на прецизионный проигрыватель, который Сол трепетно лелеял еще с пятидесятых годов. Она постепенно ознакомилась со всей его обширной коллекцией, поражаясь объему работы, которую проделал Сол. Каждый раз с появлением новых технологий звукозаписи он предпринимал работу по модернизации своего репертуара, перезаписывая многие великие произведения. У него были циклы симфоний Чайковского, Брамса, Брукнера, Бетховена, Моцарта, Шуберта, Малера и бесчисленное количество других работ.
Интерес к видеозаписи появился у него недавно. Он планировал начать все снова и представить весь свой "золотой" репертуар в виде фильмов.
– Это технология будущего, – говорил он Тэре.
Желая полностью контролировать этот процесс, как с художественной, так и с финансовой точки зрения, Сол организовал свою собственную компанию по производству фильмов и без промедления принялся за дело. Он начал с цикла из девяти симфоний Бетховена.
– Бетховен – это мой хлеб с маслом, – любил шутить он. – Но на видеодиске он станет джемом.
После трех часов работы по монтажу Тэра устало выпрямилась, разминая затекшие руки и ноги.
– Когда Алессандра вернется домой? – неожиданно спросил Сол.
Тэра удивленно вздрогнула, уверенная, что он полностью поглощен музыкой.
– Завтра или послезавтра.
– Когда я в последний раз спрашивал тебя, ты сказала то же самое.
– Но тебя самого с тех пор не было.
– Я был занят работой. Но она должна жить здесь. Это ее дом.
Сердце тревожно дернулось в груди Тэры.
– Она должна привезти лошадь сюда, – сказал Сол. – Мне интересно посмотреть на ее успехи.
– Сол, раньше нас вполне устраивало, что Алессандра остается с Рейчел и Дональдом, когда мы уезжаем куда-нибудь вдвоем. Если теперь она предпочитает время от времени оставаться там по собственной инициативе, я думаю, мы должны уважать ее желание.
– Она фактически живет там. Она должна вернуться домой. И это животное тоже.
Тэра соглашалась, что в его словах был смысл. Он хотел вернуть дочь. Но она понимала, что между Солом и Алеесандрой существуют серьезные разногласия. Она решилась указать ему на это. В достаточно резкой форме. Он внимательно выслушал.
– Так! Стало быть, это моя ошибка. Хорошо! В таком случае я сам ее исправлю.
Несколько лет назад Тэра в ответ игриво прижалась бы к нему и сказала бы что-нибудь вроде: "Не забывай о такте, Сол! Алессандра ведь не оркестр!"
Но сегодня она обдумала несколько ответных реплик и промолчала.
Просматривая нескончаемо однообразный фильм, она спросила:
– Ты уверен, что люди захотят покупать фильмы, где нет ничего, кроме исполнения симфоний?
– Абсолютно убежден. Успех им обеспечен. А если даже нет – что же, фильмы все равно останутся. И если через сотню лет люди захотят узнать о том, кто такой Сол Ксавьер, фильмы им расскажут.
Тэра пристально посмотрела на него. Как будто холодная рука сжала ей сердце. Он думал о мемориале. Впервые она почувствовала, что музыка ускользает из списка приоритетов его сознания.
Это был Сол, которым двигала иная причина – страх раствориться в неизвестности.
Она подошла к нему ближе и обняла. Пора было ложиться спать. По крайней мере, в постели она сможет дать ему немного утешения.
Он коснулся поцелуем ее волос.
– Останешься со мной посмотреть еще одну работу?
Тэра вздохнула и снова принялась заправлять пленки в аппарат.
Ее усталость смело прочь, когда она увидела незнакомые образы, поплывшие по экрану. Это был первый фильм из проекта Сола по экранизации опер. На экране была "Волшебная флейта" Моцарта. Тзра еще не видела этих материалов, отснятых в Мюнхене несколько дней назад.
Она смотрела зачарованно. Поначалу. Затем с нарастающим беспокойством стала замечать, что фильм имеет серьезные недостатки. В нем не хватало блеска. Действие было затянуто. Лица певцов выглядели искаженными и некрасивыми из-за обилия кадров, показывающих крупным планом широко раскрытые в пении рты и пульсирующие вены на шее. Тэра всегда обращала внимание, что оперное пение требует больших физических усилий. Певцов нужно показывать с расстояния зрительного зала, а не крупным планом.
Сцены на природе были не лучше, они содержали слишком много затянутых видов чернильно-темного неба, на котором не было ничего, кроме вульгарной искусственной луны.
Что касается драматических сцен с драконами и монстрами, они были нелепы до смешного.
Тэра бросила взгляд на Сола. Он выглядел полностью удовлетворенным. Возможно, ему даже доставляло удовольствие видеть певцов в смешном облике.
Тэра вдруг почувствовала, что у нее стынет кровь. Неужели Сол теряет свой стиль? Это невозможно. Он еще сравнительно молод. Он в расцвете своей зрелости.
Ей приходилось видеть его гневным, высокомерным, вспыльчивым, деспотичным. Но никогда слабым или неумелым. Это было немыслимо.
– Милый, я совершенно выдохлась. Мне надо немного поспать, – сказала Тэра.
Он рассеянно обернулся и небрежно махнул рукой.
– Иди. Я скоро приду.
Тэра почти выбежала из студии. Поднявшись по ступенькам, она остановилась, прислонилась к двери, ведущей из подвала в дом, и перевела дыхание, пытаясь унять тяжелые удары сердца.
Она вспомнила, что Сол собирался сделать целую серию фильмов: "Кармен", "Кавалер розы", все четыре оперы из цикла Вагнера "Кольцо Нибелунга".
О Боже!
Две недели спустя Сол проводил специальную репетицию «Летучего голландца» перед съемками живого спектакля, который должен был состояться вечером.
Идея экранизации всех великих опер захватила Сола с такой неистовой целенаправленной силой, которая удивляла даже Тэру.
Все больше беспокоясь о здоровье и душевном равновесии Сола, она старалась насколько возможно принимать участие в этой работе. Тэра была его личной помощницей, доверенным лицом и безоговорочной союзницей. Они постоянно были вместе, были неразлучны. Они были красивой парой, и в газетах часто появлялись их фотографии: суровый Ксавьер и его верная подруга Тэра Силк. На фотографиях она всегда преданно смотрела на него, откинув назад темную волну густых длинных волос.
Сидя в первом ряду партера, Тэра вполуха слушала, как Сол выплескивает свой ядовитый сарказм на злополучную группу духовых инструментов. Она думала о дочери, пытаясь представить, чем занята сейчас девочка. Алессандра отвергла идею привезти Тоску домой, ссылаясь на участие в соревнованиях и конкурсах, которые проводились в престижной школе верховой езды, расположенной неподалеку от дома бабушки.
– Дорогая, ты нас совсем бросила? – шутливо спросила Тэра во время последнего телефонного разговора.
– Конечно, нет. Выступления скоро закончатся. Сразу после выходных. И потом, Тоске нужен отдых. Папа может приехать и забрать нас.
– Да, конечно. Или я приеду, если он будет занят.
– Он никогда не приезжает!
– Ну, ты же знаешь, он много работает…
– Почему он не может взять выходной, как другие люди? Или он не в состоянии снизойти до уровня таких приземленных созданий, как я?
– Алессандра!
– Он просто одержимый. Мне кажется, музыка убьет его.
– Алессандра! Прекрати!
– О, проклятье!
– Замолчи!
– Не замолчу!
Разговор оборвался. Тэра понимала, что ведет себя очень рискованно, щедро тратя время и внимание на отца в ущерб дочери. Но в глубине души она понимала причины, толкавшие ее на это. Она должна была все время быть рядом с Солом, чтобы их различие во взглядах и образе мыслей не превратилось в непреодолимую пропасть.
Она снова перенесла внимание на репетицию. Атмосфера стала еще более напряженной. Сол, видимо, был не в состоянии отпустить поводья и позволить певцам и музыкантам действовать самостоятельно, как они того полностью заслуживали. В конце концов, этот оперный спектакль не был премьерой, он в течение уже продолжительного времени регулярно шел два раза в неделю. Сегодняшний вечер будет отличаться только наличием съемочной группы. Репетицию следовало посвятить уточнению технических деталей, а не вопросам музыкальной интерпретации.
Тэра сжала пальцами переносицу, когда Сол затеял спор с молодой певицей-сопрано, исполняющей партию Сенты, девушки, влюбленной в голландца. Повод для спора был каким-то совершенно незначительным. Певица, разнервничавшись и потеряв самообладание, начала резко отвечать Ксавьеру. Обстановка накалилась до предела.
Сол положил свою палочку и запрыгнул на сцену. Исполнители смотрели на него с тревогой и враждебностью: великий Ксавьер, служитель музыки, верховный жрец в своей профессии – диктатор с непомерным самолюбием и каменным сердцем.
У Тэры вспотели ладони. Она увидела, что Ксавьер со злостью сжал пальцами шею девушки, и вздрогнула. Задержав дыхание, она ожидала, что певица со слезами убежит со сцены.
Вместо этого Сол неожиданно спрыгнул со сцены, взял свой пиджак и, сделав рукой жест, который нельзя было истолковать иначе как прощальный, вышел из зала.
Воцарилась полная тишина. Все оцепенели.
Лидер оркестра посмотрел на Тэру со смесью отчаяния и немой мольбы.
– Простите, – машинально сказала она, сделав глубокий вдох.
