Текст книги "Двойники (СИ)"

Автор книги: Андрей Звягин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Он показал на молодого полицейского с бледным как у мима лицом. Тот под аплодисменты несколько раз гибко поклонился, поставил стул рядом с Яном, молча сел и замер.

– Значит, так. Этот человек, точнее, заявитель, его зовут Ян, преступив закон, попытается передать Оскару, сидящему в метре от него, документ, который, мы как видим, он сейчас держит. Если у него получится, Оскар заберёт заявление, – при этих словах Оскар вытянул руку и изобразил, как что-то хватает в воздухе, – прочитает, – Оскар поднёс к лицу невидимый лист бумаги и поводил головой из стороны в сторону, перечитывая его, – и зарегистрирует в журнале, – тут он словно раскрыл несуществующую книгу, извлёк из ниоткуда карандаш и размашистыми движениями что-то в ней записал.

– То есть формальности будут соблюдены. Мы умываем руки. Что же скоро случится? Восторжествует хаос или нравственные страдания предотвратят падение нашего гостя в достаточно глубокую пропасть? Делайте ставки, господа.

В тишине он торжественно хлопнул три раза в ладони.

– Все готовы?

Оскар кивнул, и Ян неуверенно тоже.

– Приступим!

Полицейские окружили их стулья, выстроившись в три ряда. Первый ряд присел на корточки, за ним наклонился вперёд второй, а потом уже стоял третий.

Все широко улыбались. Чтобы было лучше видно, свет погасили. Осталась лишь неяркая лампа на столе неподалёку и в воздухе поблёскивали улыбки.

Взгляды были прикованы к Яну, глаза горели, рты в предвкушении раскрылись, искажённые в темноте лица словно принадлежали голодным ночным чудовищам, собравшимся около пойманной добычи.

Жуткая картина.

Ян снова посмотрел на Владислава. Сейчас тот даже показался ему союзником, эдаким непредвзятым судьёй. Он скрестил на груди руки и гордо выпрямился, возвышаясь над схваткой, убеждённый в торжестве науки и справедливости.

Воротник вдруг стал Яну очень узким, он попытался его расстегнуть, но пуговица застряла. Он потерянно обернулся на толпу, и та, почуяв страх, пододвинула лица на шаг ближе и ещё сильнее растянула в улыбке рты.

Ян вытер со лба пот, покосился на Оскара, и тот плавным жестом вытянул к нему руку. Она повисла в воздухе совсем недалеко, Ян вздрогнул и медленно протянул к ней заявление, чувствуя, как внутри нарастает страх и неуверенность.

С каждой секундой движение давалось всё с большим трудом, рука задрожала, будто охваченная судорогой, и, наконец, полностью одеревенела и остановилась. До ладони Оскара осталось немного, но она дальше не двигалась и скоро упала без сил.

Толпа завопила от радости, полицейские бросились обниматься и поздравлять друг друга, однако Владислав призвал их к тишине.

– Для достоверности необходимо повторить эксперимент.

Все вернулись на свои места, в темноте снова повисли кошмарные улыбки. Ян попробовал отдать заявление ещё несколько раз, но всё закончилось также неудачно.

Оскар встал со стула, поклонился и под аплодисменты ушёл. Полицейские вновь кинулись обниматься и даже затянули какую-то песню.

Ян смотрел вокруг, не зная, что делать.

Владислав положил руку ему плечо.

– Экая неудача, – сказал он. – Но так и должно быть! Разве вы заявление хотели подать? Вы хотели нарушить принцип, но остались на этой стороне! Не расстраиваетесь, вы приобрели знания о человеческой природе, важнее которых нет ничего.

5. 6 .

Наступила ночь. Ян, опустив голову, плёлся домой. После приключений в полиции он чувствовал себя совершенно измотанным. Пройдя несколько кварталов, он достал из кармана заявление, свернул из него бумажный самолётик и бросил вперёд, вдоль пустой улицы. Он пролетел несколько метров, затем его подхватил ветер и унёс в темноту.

Через несколько минут Ян вдруг услышал за спиной шаги, оглянулся и обнаружил неподалёку мужчину в тёмном пальто и шляпе. Увидев, что Ян на него смотрит, тот остановился, поднял воротник, сделал безразличное лицо и отвернулся. Больше ни одного человека на улице не было.

Ян удивился странному попутчику, пошёл дальше, и мужчина тоже возобновил шаг. Ян снова остановился, и незнакомец также перестал идти и куда-то посмотрел.

После того, как человек остановился одновременно с ним в третий раз, Ян не выдержал и подошёл к нему.

– Что вам от меня нужно? – спросил он. – Зачем вы идёте следом? На грабителя вы не похожи, значит, вы шпик и тайно наблюдаете за мной, но я не могу понять, чем заслужил такое внимание и почему вы делаете это столь открыто!

Мужчина криво усмехнулся.

– Я имею право не отвечать на вопросы. То, что я слежу за вами, лишь ваша догадка, и не более того; а почему столь открыто, то сами понимаете, затеряться в толпе на пустынной улице очень сложно. Я лично не знаю, как это сделать. Может, вы знаете?

– Тоже не знаю, – произнёс Ян. – И как нам быть?

– Вам надо, вы и думайте, – сказал мужчина.

– Вы не находите происходящее немного странным? – спросил Ян.

– Странность – понятие субъективное, – возразил незнакомец. – Привыкнешь, и уже не странно. Подождём чуть-чуть. Вы курите? Нет? Тогда я с вашего позволения покурю.

Мужчина достал сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся, и они несколько минут молча стояли на перекрёстке. Потом он выбросил окурок в лужу у дороги.

– Ну что, привыкли?

– Нет, – хмуро отозвался Ян.

– Вы не хотите ничего менять и надеетесь, что всё произойдёт само собой. Ну, хорошо. Давайте отправимся каждый своим путем.

– Давайте, – согласился Ян.

Однако человек опять последовал за ним, правда теперь, когда Ян оборачивался, он убегал за фонарные столбы и выглядывал оттуда, дожидаясь, что Ян отвернётся.

Через некоторое время Ян снова подошёл к нему.

– Так лучше? – осведомился мужчина, высунув голову из-за столба.

– Нет, – ответил Ян. – Ещё глупее.

– Глупость – понятие субъективное, – уверенно произнёс незнакомец. – Привыкаешь, и уже не кажется глупым. Постоим, покурим?

– Не думаю, что это поможет, – сказал Ян.

– Я совсем запутался, – воскликнул мужчина. – Что мне делать, скажите? Это вас не устраивает, то вас не устраивает, идёшь вам навстречу, соглашаешься на любые компромиссы, и опять что-то не так. С другими было намного проще, они прекрасно всё понимали и даже оказывали посильную помощь. Из-за вашего несерьёзного отношения ситуация стала нелепой.

– Может, вам просто не идти за мной? – спросил Ян. – Мне не нравится слежка. В конце концов, это нарушает мои права.

– Извините, но я тоже свободный человек и могу идти куда захочу, даже если наши дороги случайно совпали, – возмущённо ответил собеседник. – И работу необходимо выполнять, невзирая на трудности. Права его, видите ли, нарушены. Скажите, вы считаете себя порядочным гражданином?

– Наверное, да, – сказал Ян.

– Думаете, вы докажете в суде то, что я шёл именно за вами, а не прогуливался, особенно учитывая вашу либеральную презумпцию невиновности и прочие юридические штучки?

– Наверное, нет.

Мужчина самодовольно улыбнулся.

– Порядочный гражданин не должен даже в мыслях предполагать того, что он не сумеет доказать в суде!

– Спорить не о чем, – добавил он, – но если хотите, я могу сказать, например, ещё и то, что быть гражданином означает мыслить как гражданин, напомнить о долге перед обществом, ну и так далее. Продолжать или хватит? Вот о чём нужно думать, увидев, что за вами ночью кто-то крадётся. А можно попробовать ещё один способ. Я буду почти в двух шагах, а потом внезапно отойду подальше, и вы почувствуете огромное облегчение, после чего преследование на расстоянии в полтора десятка метров покажется вполне терпимым. Но по вашему лицу я вижу, что и это не сработает. Отчего, не знаю. Психология – точнейшая из наук, но многое и она не в силах объяснить.

– Скажите, а почему за людьми тайно следят? Я не о вас, конечно, – спросил Ян.

– Когда полицейские получают информацию о таинственном исчезновении человека, необходимо начинать розыски, а если это невозможно из-за отсутствия заявления, то надо проследить за кем-то из его близких или по меньшей мере похожих на него и на том закончить. Считаете, что это нелепо? Тогда что вы предлагаете, обвинить кого-нибудь из них в причастности к этому преступлению, как делалось раньше для повышения раскрываемости? Нет доказательств? Не бойтесь, их вам подбросят, и они будут настолько убедительны, что вы даже сами немного поверите. Истина – лишь феномен языковой игры, и этот постулат с успехом используется полицией. Если утверждение "дважды два равно три" приносит выгоду, то почему его не применить? Если ошибка облегчит жизнь, то какая же это ошибка? История оправдает мои слова, хотя фраза "такое было время" означает, что такое время возвращается, а ваше разрешение на подмену событий историками неизбежно продолжится разрешением власти на подмену содержимого ваших карманов полицией. Почему нельзя? Нехорошо? А кто вы такой, чтобы учить, что хорошо, а что плохо? Указывать, что мне делать? Нераскрытое преступление грозит полицейским неприятностями. Почему я должен лишаться работы только из-за того, что вы невиновны? Но пока – лишь скрытое наблюдение, хотя и ждём перемен. Инструкция номер... но откуда мне знать полицейские инструкции. Формальности никто не отменял, в предложении обязана стоять точка, причём не слишком важно, понимает ли человек, что за ним идут. Порядочный гражданин этим не интересуется. Он же не преступник, что ему скрывать. И ещё! Мне неудобно говорить, мы не очень давно знаем друг друга, но я по-товарищески советую вам обратиться к опытному психоаналитику. Что здесь такого? Многие так делают. Вы мнительны, склонны к подозрительности и совершенно не доверяете незнакомым людям, которые, по их словам, желают вам добра. Хороший психоаналитик сумеет подкорректировать вашу гражданскую позицию, ведь её изъяны куда опаснее прочих неврозов и комплексов.

5. 7 .

На другой день Ян, стараясь не думать о том, что произошло в полиции, вспомнил про арифмометр. Он не пользовался им со дня ремонта, а значит, времени истекло достаточно. Ян сел за стол, набрал «два плюс два», и крутанул ручку. В окошке замелькали и остановились цифры.

Восемь.

А раньше было девять.

Ян ещё несколько раз крутил ручку, и всегда выпадала цифра "восемь".

Он скрестил на груди руки. Наверное, починка прошла успешно. Арифмометр улучшил результат и начал его стабильно показывать. Ремонтники не обманули, перемена номера действительно повлияла на механику, правда, Ян рассчитывал на гораздо большее. Но, может стоит радоваться и этому?

Он продолжал смотреть на устройство, и внезапно его лицо скривилось, он схватил арифмометр и швырнул вниз. Тот с грохотом ударился об пол, отскочил к полкам и замер. Ян поднял его, стряхнул пыль и поставил на стол. Повреждений с виду почти не было, даже стеклянное окошко осталось целым. Ян снова набрал "два плюс два" и покрутил ручку.

Семь.

Он злорадно усмехнулся. Выяснилось, что на вещи можно влиять и так.

Ян бросил его на пол ещё раз. Теперь на корпусе появились вмятины, а стекло покрылось трещинами. Но, вопреки всему, арифмометр показал лучший результат за всё время – два плюс два, по его мнению, стало равно шести.

Ещё одно падение. Стекло разбилось, однако цифры по-прежнему вращались.

Пять.

Ян почувствовал, что такой ремонт его очень увлекает. В отличие от переименования способ выглядел ненаучным, но куда более быстрым и эффективным. За минуту удалось добиться прогресса, на достижение которого традиционными методами наверняка отводится несколько дней, и безо всякой гарантии успеха.

Он снова поднял арифмометр над головой и кинул вниз. От удара выскочили оставшиеся осколки стекла. Ян вернул прибор на стол и дождался итогов вычислений.

Четыре с половиной.

Дрожащими руками он расстегнул воротник.

– Надо мной просто издеваются.

Он опять бросил арифмометр. Повреждения стали совсем заметны, внутри что-то начало греметь и позвякивать.

Но числа в разбитом окошке вновь завертелись, и скоро Ян увидел итоги вычислений.

К ним он оказался не готов.

Вместо цифр возникли буквы, и они сложились во фразу "столько же".

Разъярённый Ян изо всех сил швырнул прибор на пол. Ручка погнулась, корпус разломился, оттуда высыпались детали и словно механические жуки медленно поползли прочь.

5. 8 .

– Ты не должен сдаваться, – сказал Ян.

Он взял зеркало.

– Не должен, слышишь?!

Потом сел и задумался.

– Я найду начальника Министерства и потребую у него ответа.

– Закрытые двери

6.1.

Через несколько минут Ян спросил у Бориса, как найти кабинет Министра, и этим его страшно перепугал. Он едва отыскал силы сказать, что ничего не знает и советует ему поступить также.

В коридоре Ян поспрашивал об этом нескольких проходивших мимо чиновников, но и те сделали недоумённые лица, сообщили, что никогда такими вещами не интересовались и убежали прочь.

Тогда он решил обходить кабинеты подряд в надежде, что кто-то всё-таки подскажет, где искать Министра. Однако люди со страхом и недоверием отвечали, что не знают и им некогда разговаривать. Однажды какой-то чиновник испуганно, хотя и самоуверенно попытался доказать Яну противоречивость его вопроса.

Скоро Ян понял, что весть о поисках разнеслась по Министерству и теперь кабинеты перед ним стали замыкаться изнутри. Один раз невдалеке чья-то лохматая голова на секунду высунулась в коридор, но когда он подошёл к двери, та оказалась закрыта, и на стук никто не отозвался.

Затем ему повезло больше. Из-за угла он увидел, как почти рядом с ним какой-то клерк входил в кабинет. Тот заметил Яна, быстро влетел внутрь, но запереться на ключ времени не осталось.

За дверью Ян никого не обнаружил, но из-под стола донёсся тихий шорох. Что там шуршало, увидеть со стороны входа было невозможно, поэтому Ян шагнул к столу и лёг на него, свесив голову.

На полу, скрючившись, сидел чиновник и с карандашом в руке сосредоточенно рассматривал документы. Испуг у него уже пропал, лицо выглядело серьёзным и занятым.

Некоторое время он упрямо ничего не замечал, но потом не спеша отложил бумагу и снисходительно, с лёгким неудовольствием посмотрел на перевёрнутое лицо Яна.

– Слушаю вас.

Ян хмыкнул.

– Разрешите полюбопытствовать, что привело вас под стол? Или нет, не подсказывайте, я сам догадаюсь. Наверное, мизантропия? Неодолимое желание спрятаться от людей?

– Интересно, как вы узнали, но всё, разумеется, так и есть. Где ещё в наше время можно скрыться? Каждому необходимо уединение, и если вы этого не понимаете, мне вас искренне жаль. Вы тогда человек толпы, лишённый индивидуальности и собственного "я", сознательно растворивший себя среди таких же двойников. Да, так комфортнее, но я никогда не променяю свою жизнь, полную горестных знаний, на это беспечное существование.

– А порядочный гражданин может быть мизантропом? Согласитесь, важный вопрос?

– Достаточно порядочному гражданину разрешается и не такое, но он это честно заслужил. А как иначе? Без хорошей мотивации законопослушность нелепа. Бесплатно пусть соблюдают законы клерки третьего класса. И потом, чем дальше ты от людей, тем проще их любить, ведь они не мешают тебе это делать. Любовь вследствии отдалённости ничуть не хуже любви, вызванной страхом.

– А сколько будет дважды два, вы не знаете?

– Никогда не думал об этом. Только нигилисты ищут ответы на такие вопросы, а я не нигилист. Вы много видели приличных людей, которые пытаются узнать, сколько будет дважды два?

– И где Министр, вам тоже неизвестно?

– Разумеется, нет. Как вы понимаете, я не могу его снять и назначить нового, а порядочный гражданин не интересуется тем, на что не может повлиять. Да и зачем вам эта встреча? Даже начальники отделов не разговаривают с простыми смертными. А что сделает Министр, увидев вас? Можно только предполагать, и все предположения будут одно страшнее другого.

6.2.

После того, как ещё несколько дверей не открылись, Ян изменил тактику и спрятался в темноте. Через пару минут он заметил поблизости суетливую тень и выпрыгнул из засады. Чиновник в ужасе всплеснул руками и поспешно скрылся за дверью, Ян заскочил вслед за ним и очутился в пустом помещении. Клерк куда-то пропал, под стол он не спрятался, а кроме стола в кабинете ничего не было, если конечно не считать огромного, высотой до потолка деревянного шкафа.

Ян подошёл ближе, тихонько постучал, и изнутри нехотя раздался ответный стук. Судя по нему, человек в шкафу понял, что его нашли, не отрицал очевидного, но выходить наружу отказывался. Однако первый шаг к установлению контакта состоялся. Ян попробовал открыть створку, но её крепко держали изнутри.

– Слушаю вас, – прозвучал сдавленный голос.

Ян едва сдержал улыбку.

– У вас, вероятно, тоже приступ мизантропии?

В шкафу некоторое время молчали, раздумывая над ответом.

– В чём-то вы и правы, но ставить знак равенства между стремлением к уединению и высокомерным презрением к людям не стоит. Несомненно, за вашими словами стоит попытка обосновать внутренние проблемы внешними факторами и избавиться от постоянного чувства вины из-за неумения наладить диалог с собственным невидимым "я", но если вы будете откровенны, я смогу помочь.

Ян поднял брови.

– Для этого вы выйдете наружу?

– Во-первых, – уже уверенно произнёс голос, – утверждение, что вы якобы снаружи является унизительной формой дискриминации тех, кто сидит в шкафу. Расположение по ту сторону двери не даёт вам никаких видимых преимуществ, хотя ваш выбор также заслуживает уважения в обществе, как и любой другой, пусть даже и самый нелепый. Политкорректнее говорить, что снаружи находимся мы оба, если вы, конечно, как порядочный гражданин не захотите взять на себя ответственность, сказав, что внутри как раз вы. Теснота, кстати, понятие субъективное, и она ощущается скорее когда за ней наблюдаешь со стороны. Полагаю, если рассадить чиновников по шкафам, то высвободится много пространства. В помещении легко поставить с десяток шкафов, и посетитель будет переходить от одного к другому так же, как ранее проходил с бумагами по кабинетам. Во-вторых, психоанализ действеннее при отсутствии визуального контакта, поскольку тогда почти ничего не отвлекает и можно сосредоточиться на главном. Шкаф годится идеально, хотя, к сожалению, и пропускает звук, но это его единственный недостаток. Однако давайте без лишних проволочек перейдем к делу. Скажите, что вас волнует? С чем вы пришли сюда?

Ян пожал плечами.

– Я хочу найти своего знакомого.

– Здесь его нет, – сообщил голос. – Значит, логично предположить, что его нет и за дверью. Посмотрите, нет его там?

– Нет, – ответил Ян. – Я не вижу.

– Вот видите, – донеслось из шкафа, – вы сами пришли к выводу, что он был выдуман. Вами или кем-то другим.

– Все проблемы являются психологическими, – продолжал голос. – Даже те, которые существуют снаружи как физические объекты, несомненно, были когда-то вытеснены изнутри. Это известный метод бессознательной психологической защиты. Надо сказать, что все люди в какой-то мере выдуманы, ведь в представлении других мы немного иные, чем в своём представлении. Вопрос в том, насколько! Поскольку чёткого разделения нормы и патологии нет, будем считать патологией всё. Вам говорили, что психология – точнейшая из наук? Так вот, насколько вы его выдумали? Чем сильнее, тем проще решение проблемы.

– Не знаю, – ответил Ян.

– Предлагаю поступить так. Выдумывайте его и дальше, и тогда реальность превратится лишь в незначительную часть картины, из-за расплывчатости границ которой ваш друг станет практически полностью воображаемым, а от иллюзий легко избавиться, если они конечно ещё не успели обрести плоть и не начали сопротивляться. Метод прост и надёжен, можете не благодарить. Применяйте его ко всем! Допускаю, что друзья уже советовали вам сходить к опытному психоаналитику, и вы правильно сделали, послушав их.

– Но мне не нужно его исчезновение! – возразил Ян. – К тому же Адама и так нет несколько дней. Я скорее пытаюсь его найти, чем выбросить из памяти, хотя и понимаю схожесть этих действий, ведь если что-то не получается отыскать, то от него, наверное, стоит попробовать избавиться. Поэтому вы случайно не подскажете, где кабинет Министра?

– Нет, – твёрдо заявил голос, – не подскажу. Никто не подскажет! Не ввязывайте меня в это. Ответы на элементарные вопросы – самые коварные. Легче перемножить в уме многозначные числа, чем понять, сколько будет дважды два. Вы, кстати, даже не имеете права пытаться узнавать о таких вещах. Если ответ нельзя высказать, то нельзя высказать и вопрос. И отчего пропадают люди, тоже не знаю! Кто-то, допустим, не понравился Министерству и исчез. Это понятно, никаких претензий, так и должно быть. Но почему пропадают и другие? Реже, но всё-таки! Неприятно как-то! Люди – не еда, в конце концов! Мы на это надеемся! Очень обидно, да. Обожаешь власть, обожаешь, и тут – на тебе, за тобой пришли.

6.3.

Проходя по коридору, Ян увидел около двери заявителей. Невысокий мужчина, женщина с маленьким молчаливым ребёнком, из-за духоты медленно помахивающий газетой старик, и дальше в темноте несколько человек. Измождённые, плохо одетые, они сидели на лавках очень давно, и были готовы сидеть ещё столько же. В руках они держали какие-то документы, то и дело с беспокойством на них посматривая.

Ян вдруг понял, что дверь ненастоящая. Подделка, одна из многих в Министерстве. И сделанная куда хуже остальных. Вмурованный в стену кусок дерева, без замка и дверных петель.

Ян обернулся.

– Здесь ничего нет, – растеряно сказал он. – Уходите, это неправда, она только притворяется дверью.

Люди оцепенели, но страх быстро прошёл, на лицах появились улыбки, и раздался смех. Навзрыд захохотал мужчина, женщина залилась усталым смехом; глядя куда-то в сторону, беззвучно смеялся старик. Рассмеялся даже ребёнок, громко, заразительно, показывая на Яна пальцем. Хохот доносился и из темноты в отдалении.

– Почему вы смеётесь, – спросил Ян, но ему никто не ответил.

Он отвернулся и пошёл дальше.

6.4.

В одном кабинете ему повстречался ранее незнакомый мужчина со всколоченными волосами. Он сидел за столом, со злобной ухмылкой что-то печатал и заметил Яна, лишь когда тот к нему подошёл. Чиновник поднял голову и немного безумно посмотрел на него, но затем успокоился.

– Это вы, – сказал он, – а то я испугался, что это они.

– Они – это кто? – спросил Ян.

Клерк замялся.

– Понимаете, у меня сейчас целая война.

– С кем?

Человек взмахнул руками.

– С мышами, с кем же ещё. Они отвратительны! Мелочны и коварны! Грызут документы, и не только их. Всё, что попадётся им на глаза! Съедают напрочь! В некоторые кабинеты опасно заходить. Мыши причастны ко многим исчезновениям документов, а чем занята полиция, непонятно.

– И как вы с ними воюете?

– Пишу жалобы с требованием привлечь их к ответственности. Ничего другого не остаётся. Я законопослушен! В пределах разумного, конечно.

– И метод работает?

– Честно говоря, не очень. Меня предупреждали, что жалобы почти бесполезны и лучше использовать юридические ловушки. Но не знаю, сохранились ли они на складе.

– Я пока не встречал здесь мышей, – сказал Ян.

– Я тоже, – произнёс клерк, – и это подозрительно! Они наверняка что-нибудь замышляют. А вот имён у них действительно нет, а если даже и есть, то это притворство. Они все одинаковы, отличия несущественны. Безликая серая масса! Мало что описывает так же хорошо, как отсутствие описания!

Он погрозил кому-то кулаком.

– Не ставите ли вы себя так на один уровень с ними? – усмехнулся Ян.

– Как раз это я и пытаюсь сделать! – серьёзно ответил чиновник. – Заставить себя уважать! Видели бы вы, как они высокомерны. Они гордятся своей мышиной сущностью, и нужно признать их правоту, поскольку именно они чувствуют себя в Министерстве особенно комфортно, ведь животное кое в чём превосходит человека, а в некоторых обществах эти качества являются наиболее важными. Сытое и обеспеченное животное намного выше человека, тем более что люди там, где так считают, обычно не сытые и не обеспеченные. Но для меня это ещё и игра, развлечение, и она не позволяет скучать. Ничем не хуже шахмат, такой же риск, азарт, эмоции, также надо продумывать свои действия на много шагов вперёд. Нелепое часто становится любопытным, если назвать его игрой, а удовольствие от игры не всегда зависит от её масштаба. И я добился успеха! Мышей явно стало меньше! Удивительно! Я одержал победу, причём на их бумажном поле!

– А они на вас жалобы не пишут? – спросил Ян. Разговор его слегка развеселил.

Чиновник презрительно хмыкнул.

– Они не умеют это делать! Во всяком случае, так, как я!

Ян улыбнулся и посмотрел вокруг. Кабинет был маленький, пыльный, неубранный, всюду валялись бумаги, старые вещи.

– А вам неизвестно, где Министр? – поинтересовался он, собираясь уходить.

– Нет, – сказал клерк. – Но если найдёте, пожалуйста, сообщите мне, я и ему напишу жалобу.

6.5.

Одна из следующих дверей также оказалась незапертой. За столом сидела молодая девушка, она прекратила печатать и тревожно посмотрела на Яна.

– Вы не знаете, как найти Министра, – негромко спросил Ян.

– Не знаю, – также тихо ответила она. – Наверное, вам надо зайти в кабинет пять тысяч сто пятьдесят четыре, к Якобу. Он старый, мудрый, хотя и, по слухам, мизантроп. А теперь уходите. Скоро придёт мой странный любовник, он не должен застать нас вместе.

– Простите, а вы случайно не Анна?

– Нет. Я о ней слышала, но у меня ситуация ещё более запутанная.

6.6.

Ян зашёл в просторный зал, освещённый несколькими почему-то стоявшими на полу электрическими лампами. С обеих сторон, слева и справа, поднимались и исчезали в сумраке бесконечные ряды закрытых ящиков картотеки. К одной стене была прислонена высокая и узкая металлическая лестница, её основание находилось точно посередине комнаты. Письменный стол покрывала грязь, им давно не пользовались.

Никого не было видно. Не раздавалось ни звука.

Ян ещё раз огляделся и осторожно встал на нижнюю ступень лестницы.

И вдруг из темноты наверху прозвучал голос.

– Вы всё делаете правильно, – насмешливо сказал он. – Но не подумали о том, что лестница изначально могла стоять у противоположной стены, а затем упасть, оставив меня на шкафу и лишив возможности спуститься к обществу.

Ян заметил, что с другой стороны, высоко над полом у самой границы освещённого пространства выделяется тёмное пятно. Похоже, несколько ящиков отсутствовали, и оттуда говорил кто-то невидимый.

– Любопытно узнать причину вашего появления, – продолжал голос. – Вероятнее всего, отчаянный поиск ответа на некий научный вопрос.

– Именно так, – подтвердил Ян. – Скажите, где кабинет Министра?

Наверху ненадолго замолчали.

– Поднимитесь ближе.

– Сейчас, – ответил Ян, перекинул лестницу к другой стене, полез по перекладинам, и через некоторое время добрался до самого края, к чёрной пустоте между ящиков. Оттуда, словно из вертикально поставленной поверхности воды на мгновение высунулась рука и исчезла обратно.

– Чего вы хотите, – сказал голос.

– Говорят, что вы знаете, где искать начальника Министерства.

– Вы недовольны им? Скажите честно.

– Да. Власть страшна, если допускает то, что происходит с людьми.

– На вопрос, кто страшнее, власть или народ, трудно дать точный ответ. Идут споры. Серьёзные аргументы как за одних, так и за других. И эти же доводы успешно используются обеими сторонами для своего оправдания. Но разделение на власть и народ ошибочно, у них одинаковое образование и культура, общая шкала ценностей, и хотя одни, пожалуй, порядочнее вторых, они считают, что это им развязывает руки. Не надо множить понятия без необходимости. Если назвать власть народом, то многое станет ясно. Да, власть критиковать легко и приятно, соблазн огромен. Что она вам сделает? А попробуйте усомниться в народе, и увидите, что будет.

– Вы мизантроп, – ответил Ян.

– Разумеется! Стоит сказать правду, и тебя сразу объявляют мизантропом. Даже вы. Но меня не интересует то, что думает толпа, главным образом потому, что она вообще не думает. К тому же, случись что, на шкафу меня не найдут.

– И всё-таки я с вами не согласен. Власть лжёт и использует людей в своих целях. Даже стремление к ней отвратительно.

Чиновник желчно улыбнулся.

– А что, по-вашему, отвратительнее, стремление к власти или стремление к подчинению? Диктатура – форма демократии, если её приняли добровольно. Зачем думать самому, когда это можно поручить другим? Тем, кто разбирается? Специалистам? Почему нет, если они, по их словам, тебя любят и уважают как личность? Народ относится к себе не лучше, чем власть к нему, что ещё раз подтверждает их единство. Люди не слишком упрекают начальство за обман и воровство, поскольку понимают, что их действия механически следуют из общепринятой системы норм и ценностей, Как могут не лгать и не воровать в обществе, где человек – далеко не самое важное? Это знаменитый закон перехода ценностей в поступки, согласно которому главная причина преступлений – лишь возможность извлечь из них выгоду.

– Когда власть лжёт, это нормально, – продолжил он. – Но если начинает верить в то, что говорит, тогда действительно страшно. И нельзя называть обманом легко проверяемое. Доверие указывает на стремление верить в то, что тебе сообщают. Попробуйте согласиться с тем, что вам очень не по душе. Получилось? Или изо всех сил цепляетесь хоть за что-нибудь? Обманутый почти всегда соучастник обмана. Нежелание думать – обдуманный выбор. Марионетка нетерпеливо оглядывается и дёргает кукловода за нити. Правит скорее не тот, кто отдаёт приказы, а те, кто их исполняет. Не власть придумала хамство, озлобленность и бесхребетность, хотя она их с брезгливостью культивирует в народе, ведь это позволяет ей оставаться властью, но поскольку эти качества являются надёжным социальным лифтом, она, оказывается, выращивает их ещё и в себе. Люди всегда делали только то, что им нравится, или, по меньшей мере, для них приемлемо. Когда что-то не устраивает, они ведут себя по-другому. Вспомните, какие усилия могут порой прилагать! Но если происходящему подыскивают оправдание, то им более-менее довольны. Бывает, они протестуют против несправедливости, но это протест не против несправедливости, а против несправедливости по отношению к ним. Власть даёт людям то, что они хотят. Людям не нужна реальность, им требуется миф. Без мифов неуютно и страшно. Если отбросить мифы, от некоторых стран ничего не останется. Вы представляете народ, живущий в мире фактов? То-то! Мир фактов полон жутких чудовищ, а во сне им на смену приходят тоже кошмарные, но уже привычные видения. Всё, во что верит большинство, даже в лучшем случае является упрощением, и значит, тем же сном, а попытка пробуждения сделает сон лишь глубже и кровавее. Спящие жестоки. Обходите их стороной, людей с открытыми глазами они ненавидят.