Текст книги "Антитело"

Автор книги: Андрей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Он спохватился.

«Да что я говорю!»

Белый утес тумана перед ним дрогнул и стал раскалываться на две части, будто кто-то разрезал его вдоль хребта огромным ножом. В сплошном монолите образовалось узкое ущелье, с вершин в него устремились длинные влажные языки, а в конце, в самом конце, Глеб увидел машину и дядю, стоящего рядом с ней.

– Уезжайте! – заорал он так, что заболело горло. – Обратно! Назад! Давай! Скорее! Скорее! Ну! Назад!

Тень столкнулась с утесом и остановилась, образовав огромный «водоворот», и правая часть ущелья стала оседать.

– Скорее! Давайте!

Глеб побежал вперед. Над фермой вновь пронесся вопль. Громкий и неистовый вопль победы.

8

Ира закричала, заглушив плач дочери. Через образовавшийся в тумане проход, Сергей увидел Глеба. Тот что-то кричал, указывая рукой в сторону. И снова заорало, зашумело страшное нечто. Все это единым фронтом ударило по натянутым нервам, и Сергей не выдержал.

– Садись на пассажирское! – крикнул он Ире и подпихнул ее. Она послушалась и быстро перебралась на соседнее кресло. Сергей сел за руль и надавил на газ.

Колеса «Тойоты» несколько раз провернулись на месте, а потом она рванулась назад, трясясь и громыхая. Замолчавшая было Ира, снова закричала.

Правая стена прохода стремительно таяла, и сквозь нее стало видно что-то темное, возникшее метрах в пяти от машины. Оно напоминало человека, размахивающего руками, словно крыльями, но ростом выше любого самого высокого мужчины. Тень дернулась в сторону «Тойоты», но туман удержал ее, теряя свою плотность, разваливаясь, исчезая прямо на глазах.

Пикап с ревом выскочил на открытый участок, и Сергей вывернул руль, разворачивая машину. В последний момент, прежде, чем лес и дом поменялись местами, он увидел, как нечто бесформенное тянется к ним сквозь поредевший туман. Он включил первую передачу и изо всех сил надавил на газ.

9

«Как будто выдохнул великан», – подумал Глеб. – «Как будто великан-курильщик выпустил из легких дым».

Туман отхлынул назад к лесу, огромными волнами расходясь в стороны. Передний фронт обогнал машину и на мгновение поглотил ее и скрыл из вида. Глеб закрыл глаза, чувствуя, как волна проходит сквозь него, обдавая теплом и сыростью, и уносится дальше.

Стало холодно.

Туман, словно река, прорвавшая плотину, возвращался в свое русло. Тень исчезла.

«Тойота» подъехала к Глебу и остановилась.

– Залезай, – сказал дядя.

Глеб забрался в кузов и вцепился в борт.

Они возвращались.

10

Машина остановилась. Тетя распахнула дверь, подхватила на руки затихшую Аленку и побежала к крыльцу. Глеб и дядя молча наблюдали, как она скрылась в доме, оставив входную дверь распахнутой настежь.

– Нужно поговорить, – сказал дядя.

Туман опять сделался неподвижным и висел на границе леса густой пеленой. Ничто не напоминало о недавней погоне и борьбе. Будто ничего и не было. Над крыльцом лениво клубился во влажном воздухе дым сигарет.

– Ты и вправду это видел?

– Видел.

– Ты знаешь… я не знаю, что сказать. Мы должны что-то сделать с этим.

– С чем?

– Ладно, Глеб. По-моему, все ясно.

– Настя говорит, в Горенино есть какая-то тетка. Знахарка. Что-то в этом духе. Можно поговорить с ней. Еще можно расспросить людей об этом месте. Думаю, здесь что-то случилось. Кто-то должен об этом знать.

– Знахарка… Вот зараза…

Пальцы у дяди дрожали. В траву упал длинный столбик пепла.

– Что ты рассказал Насте?

– Почти все что знал. На тот момент.

– Плохо дело.

Дядя бросил окурок в траву и встал.

– Поговори с ней.

И ушел в дом.

11

Глеб смотрел на туман.

«Что же здесь творится? Оно напало на меня позавчера и оказалось слишком слабым, чтобы прорваться. Вчера оно, по всей видимости, вообще проигнорировало нас с дядей. Но сегодня… Оно развернулось во всю силу. И сила эта… Черт возьми! И всего за пару дней оно превратилось в такого монстра! Этой твари что-то нужно. Что-то, что находилось сегодня в машине. Дядя? Точно нет. Тогда тетя? Аленка?»

Сигарета обожгла пальцы, и Глеб отбросил ее.

«Аленка! Она была со мной на поляне. Позавчера тень напала на меня и пыталась говорить. Сегодня она напала на нее, но ни о каком разговоре речи и не шло».

Глеб вспомнил жуткий вой, долетавший из тумана, и поежился.

«Этому нечто нужна Аленка. Зачем? Думай, думай, думай – зачем?

Не понятно.

Одно ясно – это как-то связано с поляной и с тем, что там произошло. Со странными спиральными осинами, которые быстро растут.

Что же там случилось? Что же на самом деле там произошло?

Подменыш.

(осина – тот путь, по которому колдуны путешествуют между Адом и Землей)

Подменные дети.

(путь!)»

– Привет, Настя.

– Привет, Глеб! Как дела?

– Нормально. Помнишь, ты говорила про какую-то знахарку там у вас?

– Да.

– Сходи к ней.

– Глеб, что случилось?

– Сегодня Аленкины родители пытались отвезти ее к врачу.

– Пытались? Что с ней?

– На них напали. Их не пустили.

– Кто напал?

– Не знаю я! Что-то! Что-то напало!

Глеб заставил себя уменьшить громкость и вкратце пересказал недавние события. Настя помолчала.

– Глеб, вам надо уезжать оттуда! Это не игрушки. Это очень серьезно.

– Я знаю.

Теперь его голос звучал почти спокойно.

– Я думаю, что уже поздно. Нам не уехать. По крайней мере, Аленке. А значит – никому.

Они снова замолчали.

– Ты сходишь?

– Конечно. Пойду прямо сейчас.

– Позвони мне, когда вернешься.

– Позвоню. Глеб, будь осторожен.

– Буду.

– Я позвоню.

– Давай.

12

Тетя шла через гостиную. Заметив Глеба, она остановилась и посмотрела на него. На сером припухшем лице болезненно блеснули покрасневшие глаза. Из комнаты Аленки послышался кашель, на минуту заглушивший слова очередной сказки. Когда приступ миновал, до слуха Глеба донесся напряженный голос чтеца:

Земля успела оттаять, но места, где сидела Морра, были видны. Трава там побурела. Он знал, что если Морра просидит на одном месте больше часа, там уже никогда ничего не вырастет. Земля просто умирает от ужаса. В саду таких мест было несколько, и худшее из них, как назло, располагалось на тюльпановой клумбе.

Широкий след из сухих листьев вел прямо к веранде. Здесь она и стояла. Она оставалась за пределами светового круга и глазела на лампу. Она ничего не могла поделать, она должна была подойти как можно ближе, и все вокруг погибло. Всегда повторялось одно и то же: все, к чему она прикасалась, умирало.

Тетя смахнула со лба спутанную прядь.

13

Настя перезвонила около шести вечера.

– Она согласна. Она просила привезти вещь девочки.

– Хорошо. Когда?

– Завтра. Часов в десять утра. Сможешь?

– Конечно.

– Встретимся у детской площадки. Помнишь где это?

– Прекрасно помню.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

14

К ночи пошел дождь. Он быстро набирал силу, барабаня по крыше тяжелыми каплями. Тихий шелест успокаивал. Туман скрылся за потоками воды, и это было хорошо.

Глеб приоткрыл окно и долго стоял у него, вдыхая холодный, свежий воздух.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

3 мая 1883 года

Деревня Кокошино

40 верст от Волоколамска

Острое лезвие резало траву, и она падала, взметая вверх блестящие брызги росы. Степан отвел косу назад и, тихо крякнув, махнул ей низко-низко над самой землей. Холодный воздух пах зеленью и лесом. Мужики двигались через поле косой цепью; мелькали солнечные блики, потные спины под рубахами напрягались, из ртов поднимался пар. Свежая трава падала к ногам, брызгая на штаны и лапти, а высоко в небе летела к реке цапля.

В утренней тишине раздавалось тревожное мычание и визг скотины. Кто-то крикнул у себя во дворе.

Нехорошие настали времена: земля исторгала посевы, и птицы клевали их, расхаживая по пашне. Животина тревожилась, а пастух лаялся так, что детишки пугались. Бабы крестились. Тревожно стало. Не родит земля – и пойдет деревня по миру.

Мужики упрямо взмахивали косами. Иногда кто-то брал точильный камень, и над полем проносился железный скрежет. Мозолистый палец пробовал лезвие, и снова – шшших, шшших…

Степан смотрел на траву.

Вот уже месяц пошел, как сын Никитка чахнет и тает на глазах. Такой шустрый малец был, сладу никакого, и вот слег.

Шшших…

«Избу народ за версту обходит, как будто мы порченые какие. И по углам уже шушукаются: не иначе – леший постарался. Попортил мальчишку. Знать за что-то деревню наказывает. Да есть за что – вот в том году Ванька-Пустой пожар устроил; всей деревней тушили. А спрос теперь с меня что ли?».

Шшших…

Плохие времена. Злой народец.

Марья услыхала крик, и все внутри у нее оборвалось. По дороге мимо забора, весь красный и расхристанный пробежал сосед Кирилл, и кричал он, как оглашенный.

Из домов стал выходить народ.

– Что случилось?

– Помер, что ль, кто-то?

– Свят-свят.

Заголосила Марья.

– Кирю-ю-юша!

Мимо пробежал паренек. Залаяли собаки, а потом завыли, хрипло и зловеще.

В избе старосты собралось человек пять мужиков. Все сидели хмурые и смотрели на Кирилла, ожидая, когда он напьется и заговорит. Староста Василий задумчиво теребил нос, размышляя о податях. Плохая весна, и весь год будет плох. Да еще недоимки остались.

– Ты, это, уж сказал бы что, – не выдержал Прохор. – Всю деревню взбаламутил.

Кирилл шумно вздохнул, оставил кружку и повел глазами по собранию.

– Плохо дело! Не иначе, как в лесу у нас нечистая сила обретается!

– Ты не егози. Дело говори, – сказал Василий.

Кирилл посмотрел на него злобно.

– Вот я и говорю! Поехал я за дровами до сухостоя. Ну, как положено, телегу оставил, приглядел сосенку и…

Он сглотнул и обвел собравшихся испуганными глазами.

– Ей Богу не вру, мужики! Когда я по ней топориком-то стукнул, тут и началось! Деревья закачались, ветвями стали размахивать на манер рук и зашипели, как змеюги! Хочу топор вытащить, а он нейдет. Тут меня по спине что-то – хрясь! – я с ног. Обернулся, а оно уже разгибается. А потом снова – в дугу согнулось, только ветер свистит. Хорошо, успел откатиться!

– Что оно-то?

– Да дерево! Хомутом согнулось и бьет по земле, меня пытается достать! А там и другие зашевелились.

– А ты чего?

– А я чего? Я подхватился и ходу оттудова!.. Лошадку там оставил.

Кирилл встрепенулся, уперся руками в стол и выпалил:

– Землю есть буду – леший у нас завелся!

– Не голоси. Сядь покамест.

Кирилл посмотрел на батюшку и сел. Захар потер морщинистые щеки и огладил бороду.

– Крестным ходом пойдем. Василий – собирай людей.

– Поможет ли? – усомнился Прохор.

– А на то будет воля Божья.

Батюшка посмотрел на Степана. Глядел он долго и хмуро. Стали поворачиваться и остальные, и как будто темнее стало в горнице.

Май 2006 года
День девятый

1

Глеб смотрел на вешалку в коридоре, раздумывая о том, какую Аленкину шмотку отвезти деревенской знахарке. Его взгляд скользил по вещам: маленькая синяя куртка, на рукаве – пятно засохшей грязи; резиновые сапоги с Вини-Пухами на голенищах; шарф, ботинки. Он медлил, не в состоянии сделать окончательный выбор. Очень хотелось спать – веки буквально прилипали к зрачкам, и он пару раз ловил себя на том, что почти засыпал, стоя на ногах. Зарокотал бойлер, и по трубам зажурчала вода. Взгляд автоматически метнулся вверх, к стояку и застыл на полпути. Глеб почувствовал, как забилось сердце, а в животе вдруг стало холодно, будто он проглотил льдину.

На полке, прямо над головой, среди бейсболок и кепок, лежала Аленкина шапочка. Та самая, в которой девочка была несколько дней назад, когда они ходили смотреть на водопад. Перед глазами вдруг возникла яркая картинка: тяжелая зеленая ветка ели, маленькая рука, отводящая ее в сторону и несколько иголок, упавших на синюю ткань шапки. Глеб глотнул, и картинка исчезла.

«Вот, что надо взять!»

Осторожно, словно боясь, что его укусят, он взял шапочку и сунул в карман.

Дядя завтракал на кухне, рассеянно слушая утренние новости. Увидев Глеба, он взял пульт и сделал звук тише.

– Давно встал?

– Да. Что-то не спится. Как они?

– Ничего. Температура у Аленки спала. Не знаю, правда, надолго ли. Ты завтракал?

– Ага. Мне ехать пора.

– На улице без изменений?

– Вроде бы, да.

– Слушай, Глеб, у меня появились сомнения… После того, что приключилось вчера, даже и не знаю, сможешь ли ты проехать.

– Думаю, что смогу.

– А стоит ли рисковать? В конце концов, мы не уверены…

– Я уверен!

– С чего?

– Этой штуке нужен не я, а Аленка.

– Аленка… Аленка – мокрая пеленка, – бесцветно сказал дядя, словно констатируя некий факт.

Он зачерпнул ложкой творог и отправил его в рот. Глеб целую минуту молча наблюдал, как тот жует, уставившись неподвижным взглядом в телевизор.

– Думаю, ты прав.

Он вздохнул.

– Ладно. Ничего другого мы уже не придумаем. Держи.

Глеб сжал ключи и повернулся к выходу.

– Погоди. Пойдем вместе. Я хочу посмотреть, как ты проедешь.

Дядя выключил телевизор и встал.

– На всякий случай.

2

Глеб вел машину медленно, словно крадучись, настороженно поглядывая по сторонам. Снова появилось знакомое ощущение молчаливой враждебности, исходящей со стороны леса. Неявная, невидимая, непонятная угроза была во много раз хуже открытого нападения. Она дезорганизовывала и, держа в постоянном напряжении, отнимала силы, усыпляла, притупляла чувства.

Несмотря на свои собственные слова, Глеб не был уверен, что поездка закончится благополучно. Аленка играла ключевую роль во всей этой мистерии, здесь сомнений не было, но вряд ли она – единственная цель. В конце концов, именно он был с ней на поляне, и, что бы там ни произошло, он принимал в этом участие.

Зачем же тогда рисковать?

Ответов было два. И оба простые.

Во-первых, очень хотелось вырваться. Побыть хотя бы несколько часов среди нормальных людей и нормальной обстановки. Хотя бы несколько часов не оглядываться и не прислушиваться к малейшему шуму. Расслабиться.

Во-вторых, Настя. Ее вельветовые брюки, обтягивающие попку. Ее слова и то, как она их произносит, будто шепчет; интонации – проникающие внутрь, такие глубокие и волнующие. Обычные и понятные желания.

Глеб осознал это, лежа утром с открытыми глазами и мучаясь сомнениями. Цель стоила того, чтобы рискнуть.

Туман уже близко. Всего несколько метров. Он тяжело течет, переливаясь на солнце разными цветами. Руки холодеют и немного подрагивают. Затылок чувствует взгляд дяди, стоящего на крыльце. Это успокаивает. Машина касается белой кромки, и звуки гаснут.

Краски сделались тусклыми, а образы размытыми. Черные стволы обрели дополнительное измерение, выступив на передний план восприятия. От напряжения заболели глаза, и на секунду Глебу показалось, что деревья шевелятся, тяжело раскачиваясь из стороны в сторону. Он отвел глаза и увидел Аленкину шапочку на пассажирском сидении; из пакета высовывался яркий синий краешек. И вновь что-то шевельнулось в груди, что-то недоброе, заставив пальцы крепче вцепиться в руль. Глеб почувствовал, что его трясет, и усилием воли заставил себя отвернуться и смотреть прямо перед собой, туда, где заканчивался капот «Тойоты». Он отыскал глазами маленький скол на краске и сосредоточился на нем, стараясь не думать ни о чем и просто ехать вперед. Ехать, пока это возможно.

И туман пропустил его.

Машина выбралась на открытое пространство, и Глеб прибавил газа.

3

Узкие улицы, утопающие в зелени. Зелени деревьев и старых заборов. Из-под кроссовок взлетает пыль и плавно опускается на землю. Жарко.

Все вдруг переменилось. Глеб удивленно и грустно оглядывался по сторонам, стараясь вызвать у себя в душе то самое чувство умиления и радости, которое возникло несколько дней назад, когда он впервые шел по улицам Горенино, но не мог. Все стало другим. Мелким. Глупым.

«Вот они, копаются в своих огородах, ходят в магазин, сидят на лавочках – живут. Что-то происходит, но любое из событий можно запросто заменить другим. И никто этого не заметит. Они даже не могут себе представить, что рядом творится такое, от чего вся их накатанная жизнь просто разлетится в щепки».

Грустные мысли, но они странным образом согревали Глеба, давая ему ощущение превосходства человека знающего тайну, человека, испытавшего потрясение такой силы, которое мало кому выдержать. Никто из тех, что проходили мимо него, не боролся с чудовищами по ночам, не видел, как одержимый ребенок трясется, выгнувшись дугой, они не видели призраков и говорящей тьмы. Они жили в безопасной иллюзии простоты окружающего мира. Мира продовольственного магазина и кафе-«тошниловки», мира детской площадки и дискотек в клубе – мира, в котором каждая неожиданность известна и предсказуема. Эти люди не знали, что такое настоящий ужас. Такой ужас, для которого еще нет слов.

«Я тоже был таким, пока меня не схватили за шиворот и не ткнули мордой».

Глеб ясно почувствовал, что переступил черту, и теперь он один, и никто не сможет понять его и помочь. Все прячутся за забором. Все, кроме…

Он увидел Настю издалека, но не сразу узнал. Длинное синее платье, открывающее руки и струящееся вниз к земле, преобразило ее полностью, сделав женственной и хрупкой, совсем не такой, какой он ее запомнил. Волосы девушка забрала назад и собрала в пучок, открыв шею, от одного взгляда на которую у Глеба забилось сердце. Она напоминала женщин с картин эпохи Возрождения: прекрасных, как солнце и величественных, как богини.

«И я впутал ее в это».

Он остановился.

«Я могу уйти. Развернуться и уйти, пока она меня не заметила. Отсюда и из ее жизни. И никогда не возвращаться».

Словно почувствовав что-то, Настя повернулась, и их взгляды встретились.

– Ты выглядишь просто… здорово!

– Спасибо.

Она встала и пошла к Глебу, покачивая бедрами. Эти движения, движение тонкой ткани по коже, полуоткрытые беззащитные плечи…

«Я попал. Я утяну ее за собой».

– Привет.

– Привет.

Настя остановилась в шаге от него, тонкие пальцы нервно теребили подол платья.

– Как дела?

– Без перемен.

Она завела руки за спину и посмотрела Глебу в глаза.

– Здесь недалеко. Минут десять ходьбы.

– Мне кажется, здесь все в десяти минутах ходьбы.

Настя улыбнулась, ступила вперед и стала поправлять ему рубашку: разгладила складки, застегнула пуговицу на шее. Глеб молчал.

– Хорошо. Пошли.

Дом знахарки располагался на окраине поселка, стоя особняком в конце улицы. От ближайшего строения его отделял заросший травой участок с небольшим прудом посередине. Собственно, самого дома Глеб не увидел – он скрывался в глубине маленького леса садовых деревьев и густых кустов – но он его почувствовал. В этом месте жила сила, и все вокруг было подчинено ей. Она сочилась из древесных стволов, поднималась от земли, проникала под кожу. В ней не ощущалось угрозы, она просто была, как естественный атрибут этого места.

«Интересно, Настя чувствует то же самое? Хм… А я сам-то чувствую? Напридумывал уже с три короба!»

Она открыла калитку и поманила Глеба за собой.

Узкая тропинка уходила вглубь участка, петляя между деревьями. Стоило сделать несколько шагов, как она вильнула в сторону, и со всех сторон их окружил густой сад. Тяжелые кроны покачивались на слабом ветру, где-то рядом быстро стрекотала птица, от земли поднималась прохлада и текла между стволами и островками цветов.

Покинув открытое место, Настя почувствовала себя свободнее. Она взяла Глеба за руку и уверенно повела за собой. Тропинки расходились и исчезали в тенистой глубине, среди яблонь, старых облепиховых деревьев и черемухи.

– Настоящий лес!

– Не бойся, он нормальный.

– Хочется надеяться.

В конце тропинки показалась стена, сплошь покрытая диким виноградом, словно толстым темно-зеленым одеялом. Тропинка вильнула в последний раз и уперлась в открытую дверь.

Настя остановилась и посмотрела на Глеба нервно, почти испуганно.

– Готов?

– Всегда готов, – мрачно ответил он. Страх девушки немного раздражал.

«Подумаешь, знахарка. Велика птица!»

Они оказались в просторной опрятной комнате; густые заросли почти не пропускали солнечного света, но, после путешествия по саду, глаза уже успели привыкнуть к сумраку. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый клетчатой скатертью, несколько стульев. Вдоль большого окна тянулась столешница: мойки, плита – все, как у людей. Ничего необычного. Ничто в комнате не выдавало жилища знахарки. Разве что пучки трав, развешанные по стенам, пахнущие полем и лесом. На полу лежал тонкий полосатый коврик.

– Садись.

Настя указала на один из стульев. Подождав, пока он устроится, она критически его оглядела, снова поправила ворот рубашки и натянуто улыбнулась. Глеб кивнул.

– Тетя Аня!

– Иду, милая!

Голос был глубоким и низким и совершенно не вязался с тем, что рисовало Глебу воображение. Ему казалось, что голос знахарки должен быть скрипучим, как у Бабы Яги в исполнении Милляра. А этот звучал, как трубный глас – раскатисто, в нем чувствовалась сила и непреодолимая жизненная энергия. Очень захотелось встать.

За дверью скрипели половицы, прогибаясь под тяжестью шагов. Она распахнулась, и на секунду у Глеба перехватило дыхание.

Такую огромную женщину он видел впервые в жизни. Она была не жирна – мощна. Необъятная грудь под простой рубахой без рукавов, большие руки и голова с собранными, как у Насти, темными волосами, большие блестящие глаза. Ее возраст определить было невозможно. Казалась, такая характеристика не имеет к этой женщине никакого отношения. Появившись, она заполнила собой все пространство, и Глеб почувствовал, что боится ее. Почувствовал себя маленьким, нескладным неудачником, мышонком, возомнившим, что имеет право высунуться из норки. Эта женщина-кошка, женщина-медведица казалась… непреодолимой.

Знахарка остановилась посреди комнаты.

– Ну, здравствуй, молодой человек.

– Здравствуйте.

Под пристальным взглядом Глеб еще больше заробел и отвел глаза, но, спохватившись, опять стал смотреть на нее. Гигантша кивнула каким-то собственным мыслям и поглядела на Настю.

– Садись.

Они уселись вкруг стола; было слышно, как, отбивая секунды, тикают настенные часы. Входная дверь, хлопнув, закрылась. Глеб вздрогнул.

– Настя рассказала мне кое-что, – сказала знахарка. – Странная история.

– Я хочу понять, что происходит, – отозвался Глеб. – Вы можете помочь?

– Может быть. Скажи мне, что случилось с вами в лесу?

– Мы нашли поляну. Там росли деревья, такие – скрюченные. Дядя говорит, что это осины. Мы пошли туда и… у Аленки был какой-то припадок. Я точно не помню, помню только, как нес ее обратно к дому. И еще – я фотографировал эти осины два раза – они быстро растут. Сейчас, наверное, они просто огромные. Вобщем… Что это за место?

Тетя Аня задумалась, перебирая пальцами по столу.

– Я слыхала о таких. Подобных мест по миру много. Они как водовороты – засасывают все, что находится возле них. И плохое, и хорошее – копят в себе. Они – память земли. Я думаю, когда плохого становится слишком много, они портятся, гниют, становятся нечистыми.

– А оно опасно?

– Оно недоброе.

– Но оно может повлиять на человека?

– Да. Такие места высасывают силы, пьют нас, как упыри. Если человек слабый, они могут убить его. Да вот только у вас не то.

– А что?

– Кроме вас с девочкой никто на поляну не ходил?

– Нет.

– А раньше девочка там бывала?

– Не знаю. Вряд ли.

– Дай-ка руку.

Глеб повиновался и почувствовал, как сомкнулись вокруг кисти сильные пальцы. Анна стала гладить ладонь, глядя ему прямо в глаза и приговаривая:

– Бежит лиса по тропке, хвостом-помелом метет. А где мышка спряталась? А где мышка спряталась…

Голова Глеба тяжело опустилась на грудь. Знахарка продолжала бормотать. Слова сливались, накладывались друг на друга пока не превратились в монотонный гул. Настя почувствовала, как ее собственная голова деревенеет, а глаза наливаются тяжестью. Глеб осел на спинку стула, скрючился, обмяк. Густые черные брови Анны, сошлись, а глаза разгорались все ярче, и впервые Насте стало по-настоящему страшно. Она не понимала, что эта женщина делает с Глебом, ей захотелось вскочить с места, закричать, но тело словно приросло к стулу и отказывалось подчиняться.

Внезапно знахарка прервала свой речитатив и спросила:

– Что видишь?

Глеб что-то пробормотал, с трудом шевеля губами. Анна наклонилась к нему, почти касаясь лбом его головы, и стала слушать, разбирая и складывая в слова невнятное мычание, напоминающее завывания олигофрена. Настя вцепилась в стул, слушая, как он говорит: с трудом, глотая звуки, будто эта женщина силком вытягивает их, заставляя его говорить помимо воли. На губах Глеба появилась слюна и струйкой стекла на рубашку. Знахарка не выпускала его руку, все в комнате застыло, и даже часы перестали отбивать ход времени.

Настя не знала, сколько это продолжалось. Наконец, Анна разогнулась, отпустила Глеба и, упершись ладонью ему в лоб, толкнула от себя, запрокидывая голову. Глеб захрипел, взмахнул руками и открыл глаза.

Знахарка покачала головой.

– Нехорошо.

Глеб тер лоб и озирался по сторонам, словно не понимал, где находится.

– Вещичку девочки принесли?

Настя передала шапочку.

Широкие ладони разгладили ткань, глаза закрылись, женщина забормотали что-то, тихо-тихо. Глеб повернулся к Насте, но та лишь покачала головой, приложив палец к губам.

«Это похоже на прием у доктора. То же самое ощущение, когда невмоготу терпеть, и просто отдаешь себя врачам, надеясь на помощь. А она, наверное, может помочь. Даже наверняка, может».

Толстые ветви за окном раскачивались, ритмично ударяя по стеклу. Глеб смотрел на ее пальцы. Они, как змеи, ползали туда-сюда, сжимали и снова разглаживали, поворачивали маленькую шапочку.

Знахарка вздрогнула и нахмурилась. На секунду поток литаний оборвался, будто она что-то обдумывала; ноздри расширились, голова отклонилась назад, а затем – снова бормотание и пальцы, перебирающие ткань.

Спектакль продолжался минут пять, и еще столько же она просидела молча и неподвижно, отложив в сторону шапочку и закрыв глаза. Снова стало слышно, как тикают часы.

– Убери ее.

Настя сунула шапку в пакет. Знахарка внимательно смотрела на Глеба.

– Скверно. То, что у вас происходит – очень скверно. Вам нужно уходить оттуда. Особенно тебе!

– Мне?

– Да. Что-то у вас там не так с лесом. Я точно не разберу, но там что-то есть.

– Что есть?

– Не знаю. Я нашла у тебя следы чужого вмешательства.

– В смысле? Меня гипнотизировали?

– Может быть. Мало того, тебе даны определенные установки, которые сейчас заблокированы у тебя в голове.

– Но кто?

Знахарка развела руками и спросила:

– Там на поляне точно никого не было? Подумай.

Глеб нахмурился и попытался вспомнить события недельной давности, но не смог. На том месте, где полагалось быть воспоминаниям, находилось большое белое пятно.

– Не помню, – признался он. – По-моему, никого.

– Это очень плохо.

– Я ничего не понимаю! Почему плохо? А если бы там кто-нибудь был, то что? Хорошо?

– Если бы там кто-нибудь был, я бы сказала, что он тебя загипнотизировал. Но если там никого не было, то кто это сделал?

Они помолчали, переваривая сказанное, а потом знахарка неожиданно спросила:

– Скажи мне, когда смотришь на сестру, что ты ощущаешь?

– Ничего особенного, а что?

– В девочке что-то не так. Что не так?

– Ну, не знаю…

– Что в девочке не так?

– Да все так!

Неуловимо быстрым движением, знахарка снова схватила его за руку и наклонилась вперед.

– Что не так?

Глеб чуть подался ей на встречу, и их взгляды встретились.

– Она плохая!

Настя вздрогнула и схватилась за край стола. Анна отпустила его руку и облокотилась на спинку стула, скрипнувшего под ее тяжестью. Последнее слово Глеб буквально выкрикнул, и оно разрезало тишину комнаты, словно нож, оставшись в воздухе и ушах зловещим эхом. Упрямая ярость пропитала каждый звук, заставив самого Глеба испугаться.

– Почему ты так думаешь?

– Ничего такого я не думаю! Все это ваши фокусы! Теперь вы меня гипнотизируете что ли?

– Почему ты сказал, что она плохая?

– Не плохая она! Не плохая – нормальная!

Знахарка сцепила пальцы и обвела взглядом обоих подростков.

– Вот что я вам скажу, ребята.

Она вытащила из кармана юбки пачку сигарет, выудила из нее одну, сунула в зубы, прикурила и сощурилась.

– Что-то там в лесу способно воздействовать на голову, вроде гипноза. Глеб и девочка подверглись этому на поляне. А слушая то, что вы рассказали, я думаю, что и все на ферме попали под влияние.

– Под чье? – спросила Настя.

– Плохого места, – убежденно заявила знахарка, глубоко затянулась и загасила сигарету в маленькой керамической пепельнице.

– Гадостная привычка.

Глеб массировал пальцами лоб, стараясь понять, уложить в голове то, что услышал.

– Дядя в свое время нашел на поле кресты, – сказал он, наконец. – Они по кругу под землей шли. Вы не знаете, что там было раньше?

– Знаю. Село было. Кокошино. Но оно давно опустело.

– Из-за чего?

– Никто не знает.

– Может, надо вкопать кресты обратно? – предположил Глеб.

– А может ему в церковь сходить? – спросила Настя.

Знахарка пожала широкими плечами.

– Можно сходить. Хуже не будет. Вы только никому ничего не говорите. Особенно в церкви. Я не врач и толком сказать не могу, но только то, что творится на ферме, напоминает мне массовый гипноз. Или самогипноз. Вряд ли там черт поработал.

– А что же делать?

– Уезжайте – вот вам мой совет. Особенно тебя, Глеб, он касается. Ты настроен на сестру и настроен очень агрессивно. Ты можешь причинить вред девочке.

Глеб возмутился.

– Я никогда не причиню никакого вреда Аленке!

– Ты так думаешь.

– А можно с этим что-нибудь сделать? – спросила Настя. – С этим гипнозом?

– Можно попробовать себя заговорить. Уговорить, что все не так. Что все – только видения.

– А вы можете? – спросил Глеб.

– Нет. Тут врач нужен настоящий. Психиатр какой-нибудь. Я боюсь повредить.

– Так и знал, что дело закончится психиатром! – съязвил Глеб.

Он натянуто засмеялся, а знахарка осталась сидеть тихо, задумчиво разглядывая Настю.

Глеб встал.

– Ну ладно. Спасибо за все – нам пора.

– Будь осторожен. А еще лучше – уезжай!

– Я подумаю.

Глеб направился к выходу, а знахарка придержала Настю за руку.

– Зайди ко мне вечером, – шепнула она.

4

– Сколько ей лет? – спросил Глеб.

Они уже выбрались с заросшего участка и теперь медленно шли по дороге.

– Не знаю.

– Странная тетка.

– Сказать по правде, я ее немного не так себе представляла.

– А как?

– Ну, я думала, что она про порчу там будет говорить, сглазы… А она про гипноз.

– Я тоже об этом подумал, – поддержал ее Глеб. – Чувство такое, будто к врачу на прием угодил.

– Да!

– И вот поэтому ее слова звучали очень убедительно. В порчу и сглаз я бы не поверил.

– А я бы поверила, – Настя улыбнулась и тряхнула головой. – Я в такие вещи верю.

– Но, если гипноз, то кто? Вот чего я понять не могу. Некому получается.

– Мне очень не понравилось то, что она говорила про тебя и Аленку.

– Да. Мне тоже.

– Ты думаешь, она права?

– Я не знаю.

Настя остановилась.

– Обними меня, – попросила она.

Глеб обнял ее за талию, и она прижалась к нему. Они шли мимо заборов; солнце поднялось высоко и, пробиваясь сквозь густую листву деревьев, рассыпалось по земле яркими брызгами. Теплый ветер перебирал складки платья. Глеб чувствовал теплое тело, чувствовал, как оно вздрагивает в такт шагам.