Текст книги "Антитело"

Автор книги: Андрей Тепляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

День седьмой

1

Глеб умывался, когда в дверь постучали.

– Да.

В ванную вошел дядя. Даже не вошел, а как-то вдвинулся, застыв у двери и засунув руки в карманы старых спортивных штанов. Вид у него был помятый и уставший.

– Привет.

– Здравствуйте, дядя Сережа.

– Умываешься?

Глеб кивнул и стал вытирать лицо. Внутри снова возникло знакомое напряжение. Как будто воздух сгустился в тесном помещении и стал тяжелым, как вода.

– Девка – сучий выкормыш. А жалко. Так нужно, видать…

Дядя произнес эту фразу спокойно, разглядывая синюю занавеску душа. Руки в карманах шевельнулись.

Глеб испугался. Его взгляд метнулся по ванной и задержался на двери. Дядя стоял у выхода, перегораживая единственный путь к бегству; на полках позади несколько пузырьков, а самым опасным орудием, которое можно было бы использовать, являлась зубная щетка.

Что-то происходило, прямо сейчас, что-то во много раз хуже, чем раньше. Оно выросло и набралось сил, и добралось…

Дядя посмотрел на него.

– Как съездил вчера?

Он снова выглядел нормальным. Выглядел так, будто только что вошел. Глеб немного расслабил колени.

– Нормально.

– Нашел что хотел?

– Вроде бы.

– Понятно.

Дядя прочистил горло и провел рукой по затылку.

– Нам нужно с тобой кое о чем поговорить.

– О чем?

– Пойдем в комнату. Сядем.

Глеб вошел вторым и уселся на край кровати поближе к выходу. Дверь он оставил открытой.

Дядя некоторое время покачивался на стуле, собираясь с мыслями, а потом произнес:

– Не обижайся на Иру. Она, на самом деле, против тебя ничего не имеет. Просто… ей страшно, Глеб. Да еще Аленка… Она не понимает, что происходит.

– Я тоже не понимаю.

– Да. Никто не понимает. Но кое-что я знаю: все это началось после того, как ты приехал.

Глеб замотал головой.

– Нет, дядь Сереж, все это началось раньше. Поляна, кресты – все это уже было.

– Ты что-то узнал?

– Немного. На самом деле, почти ничего.

– Знаешь – давай-ка ты мне все расскажи.

– Что рассказать?

– Ты зачем вчера пошел в лес?

– Просто так. Посмотреть.

– Нет. Нет-нет. Глеб – ты подумай. Вспомни. Тебя что-то заставило туда идти? Что-то подтолкнуло?

Дядя сидел перед ним, подавшись вперед, уперев локти в колени и сцепив пальцы.

«Зачем он затеял разговор? Что ему надо?».

– Никто меня не тянул. Я сам пошел.

– А потом?

Врать не было смысла. Вообразить в дяде врага легко. Сама ситуация требовала этого, но Глеб заставил себя переключиться. В конце концов, это его дядя Сережа, отец Аленки. Хороший, веселый человек, который выручил в трудное время. Это его дом, его земля и его ответственность за нее и всех тех, кто живет с ним.

– Я увидел в тумане что-то темное…

Глеб старался говорить не слишком эмоционально, чтобы не выглядеть «истеричкой». Ему хотелось дать дяде возможность услышать только факты и самому решить, как к ним относиться. Экспрессивность здесь не годилась, она могла повредить.

На середине рассказа дядя опустил голову и вдруг громко произнес:

– Большая чума, будь она неладна. Чума, и грех, и немощь.

Глеб вздрогнул и замолчал.

Дядя поднял голову.

– Чего?

– Вы что-то сказали?

– Я? Нет. Продолжай.

Глеб снова заговорил. Произнося слова, он подумал, что все здесь не так. Весь этот разговор – просто ширма, бессмыслица, предлог, а на самом деле происходит что-то другое. До этой минуты, ему и в голову не приходило, что опасность может исходить не только от вещей внешних и явно угрожающих: таких как лес или туман, а от близких – от людей, с которыми он живет под одной крышей. Она может находиться прямо здесь, в доме – сейчас.

Призрак, бродящий среди деревьев – страшен; безумие в глазах близкого человека – страшно вдвойне.

– Ты сам-то что об этом думаешь? – спросил дядя.

– Мы угодили в эпицентр потусторонних событий. Другого объяснения у меня нет.

– Потусторонних… Черт знает что! Потусторонних! Но к этому же нельзя относиться серьезно!

– Дядь Сереж, может, нам уехать?

– Ты не поверишь, но я думал об этом. Очень много думал. Нет. Нельзя бросать ферму. Да и ехать нам некуда. Мы останемся. И Ира думает так же.

– А если станет хуже?

– Не знаю… Но ты бы мог уехать.

– Я решил остаться. Если вы не против, конечно.

– Мы не против. Мы-то не против.

Он потер ладони одна об другую.

– Ира что-то плохо себя чувствует.

– А что с ней?

– Не знаю. Какая-то слабость.

Он взглянул на Глеба.

– А может, все еще рассосется? Как думаешь?

– Может быть.

– Мне вчера тоже кое-что привиделось.

– Что?

– Не знаю. Что-то маячило в тумане. Возможно, просто куст какой-нибудь.

– И чего?

– Да ничего. Я ушел. Эта зараза заволокла половину пашни. Даже не знаю, что делать. Собираюсь сегодня картофелесажалку наладить. Стоит лезть в туман или нет…

– Я бы не стал.

– Ну да.

Он посмотрел в окно. Его вытянутая шея неожиданно показалась Глебу очень худой. Ему вдруг захотелось ударить по ней, услышать, как треснет кость, увидеть, как она переломится и…

Он мотнул головой.

– Ерунда какая-то. Глупо бросать землю.

– Дядь Сереж, не стоит туда забираться. Честное слово.

– Ладно, поглядим. Составишь мне компанию?

– Конечно.

– Тогда заканчивай, и пойдем завтракать. У нас сегодня много дел.

Дядя хлопнул по коленям и встал.

– Думаю, Ира сегодня целый день просидит в комнате. У них там с Аленкой настоящий лазарет.

Глеб не ответил.

Водя щеткой по зубам, он думал.

«Странный разговор. Так и не понял, о чем мы говорили. И эти его фразочки… Нет – прогнило что-то в датском королевстве. Прогнило. Он вообще сам понимал что говорил? Нет, вряд ли. Ой-ей-ей-ей-ей. Свалить отсюда и все. Хрен с ними! Хрен со всеми!»

Он подумал о Насте и замер с щеткой во рту.

«Может позвонить ей? А смысл? Что я скажу? Блин, да в этом то и гадство, что нечего сказать. Привет, Настя – я передумал. Знаешь что? – я хочу свалить. Пока, милая. Ля-ля-ля!»

Он снова задвигал щеткой.

2

Было прохладно и пахло водой. По небу, не торопясь, плыли белые пушистые облака. Под расстегнутую телогрейку пробирался холодок – и это было приятно. Глеб стоял у сарая, глубоко вдыхая утренний воздух, впитывая, как губка, запахи и звуки. Слабый ветер перебирал волосы.

Из-за сарая раздался шум двигателя, и скоро на площадку перед дверью выехал трактор с необычной конструкцией позади, напоминающей большое красное корыто на колесах, метра полтора высотой. Дядя заглушил двигатель и выбрался из кабины.

– Ну, как агрегат?

– Это и есть картофелесажалка?

– Она самая.

– Внушает.

– Это точно. Ну, давай грузить.

Полчаса ушло на снаряжение «корыта» картошкой и еще столько же на загрузку пикапа. Когда все было закончено, дядя забрался в трактор, и тот, ревя и лязгая, медленно пополз вперед. Глеб сел в пикап и направил его на дорогу, кольцом огибающую поле. Выбравшись на пашню, дядя что-то переключил, запуская картофелесажалку.

Они двигались к северной оконечности поля, навстречу неподвижной стене тумана.

Глеб думал о дяде. О том, как угнетает того необратимое радикальное отклонение от обычного порядка вещей, грубо навязанное извне и не поддающееся никакому контролю. Это выбивало того из привычной колеи, заставляя метаться и бессильно злиться. Жизнь на ферме изменилась, а он все не хотел принять этого, стремился во что бы то ни стало делать вид, что ничего не происходит. Вцепился в свое упрямство мертвой хваткой.

«Наверное, в таком возрасте очень трудно менять взгляды. В таком возрасте человек приобретает большую инерцию, теряет гибкость, возможность подстраиваться под ситуацию. Очень легко становится жертвой… Но откуда? Откуда взялись эти его фразы в ванной? Блин!».

До северной стены тумана оставалось всего несколько метров, а трактор продолжал упрямо ползти вперед. Глеб рассеянно поглядывал по сторонам, все еще погруженный в себя, и только когда передние колеса трактора погрузились в серую мглу, он понял, что затеял дядя.

«Глупо бросать землю», – так он говорил.

– Дядь Сереж – стойте!

Тот не услышал. Трактор уже наполовину погрузился в туман и продолжал двигаться дальше.

– Нет! Стойте! Твою мать!

Туман сомкнулся за большими задними колесами, и уже охватывал низкое красное «корыто».

Глеб, позабыв, что в кузове у него четверть тонны картошки, надавил на газ и бросил машину наперерез. Попав колесами на пашню, «Тойота» вздрогнула, и по днищу застучали комья земли. Глеб рванулся вперед и врезался в туман, разметав его, разорвав в клочья. Вывернув руль, он направил пикап поперек движению трактора и надавил на тормоз, забыв выключить передачу. «Тойота» вздрогнула и заглохла, а в следующее мгновение трактор ткнулся в водительскую дверь и застыл.

Дядя распахнул дверцу.

– Ты что, бл..дь, творишь!?

– Нельзя туда ехать!

– Да ты…

– Поворачивай!

– Не ори! Ты мне машину побил!

– Поворачивай, или я всю ее разворочу!

– Только…

Дядя вдруг замолчал, озираясь по сторонам. Туман поглотил их, и даже звук работающего двигателя доносился до слуха приглушенным, превратившись в глухое низкое гудение. Лес смотрел прямо на них, застывший, воздевший к небу темные руки стволов. Две машины – две темные точки в огромном море тумана, выглядели песчинками, по сравнению с раскинувшимся впереди исполином.

– Отведи машину, я разворачиваюсь.

Дядя забрался в кабину и хлопнул дверцей.

Глеб положил ногу на педаль сцепления и повернул ключ. Ступня дрожала. Он включил первую передачу и рывком тронулся с места. Ревя двигателем, «Тойота» выбралась на открытое пространство, дернулась и снова заглохла. Глеб обернулся и увидел, как трактор по широкой дуге поворачивает к нему.

Что-то отделилось от кромки деревьев и заскользило в их сторону. Что-то темное и аморфное. Через секунду трактор заслонил его. Он успел развернуться и теперь ехал в обратном направлении. Глеб застыл, наблюдая за поведением тумана. Тот оставался неподвижным, ничем не выдавая надвигающуюся опасность.

«Может мне показалось? Не поймешь».

Дядя в кабине тоже обернулся, будто что-то почувствовал. На лице его застыло напряженное озабоченное выражение. Из выхлопной трубы повалил дым; трактор прибавил скорость и через несколько секунд выбрался из тумана. Белесые облака сомкнулись за ним… и ничего. Спокойная гладь. Никаких теней.

Дядя остановился в паре метров от пикапа и заглушил двигатель. Глеб отвернулся от леса и несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вспыхнул огонек зажигалки.

– Ты что под колеса прыгаешь?

Глеб вздрогнул. Дядя стоял возле «Тойоты», зажав в зубах дымящуюся сигарету. В его голосе все еще слышалась угроза, но уже бессильная. Апатичная.

– Туда нельзя.

– Дверь помяли. Черт!

Стыд и раскаяние привычно отозвались на это замечание, но Глеб подавил их.

«Ну попробуй – еще упрекни меня! Да я вообще единственный нормальный человек здесь!»

Он заставил себя собраться. С дядей творилось что-то странное, нехорошее. Каждое слово, каждый жест сейчас – это прогулка по тонкому льду. В любой момент можно провалиться. И впервые в голову пришла мысль:

«А может ли оно действовать через людей?».

Глеб еще раз посмотрел на дядю. Тот стоял, окруженный сигаретным дымом, и, чуть пригнувшись, рассматривал помятую дверь. Распрямился. Махнул рукой.

– Вот сволочь, а?

– Дядь Сереж, вы же сами говорили, что нужно быть осторожным. Помните?

– Да помню я. Но ведь это глупо! Столько земли пропадает!

– Да пошла она к черту – ваша земля!

Глеб замолчал. Дядя долго смотрел на него, жуя губами сигарету. Покачал головой.

– Ладно. Двинули дальше. Позже поговорим.

3

Глеб сидел на кровати, тупо уставившись перед собой. Мыслей в голове не было. Внизу работал телевизор. Через приоткрытое окно было слышно, как по крыше ходит птица, стуча коготками по металлической кровле.

Он моргнул и лег на спину.

«Мне страшно. Почему я не уезжаю?»

С кровати было видно кусок яркого голубооко неба и плывущее по нему облако.

«Аленка? Да. Что с ней будет? Ее родители все больше напоминают умалишенных. Ее отец пару часов назад полез в самое пекло только потому, что не хочет чего-то там признавать. Мать на грани истерики. Пока тихой, но то ли еще будет. Это точно. И что станет с Аленкой, если оставить все, как есть? Ничего хорошего. А что будет со мной, если я останусь?».

Глеб увидел листок, который привез вчера из библиотеки, и его мысли сменили направление.

«А вдруг она на самом деле подменыш? Симптомы вроде подходят. А вдруг там, на поляне, нечто забрало ее – настоящую Аленку, а взамен оставило это. Сказка – ложь… Ну и хлам в голове. Не знаю я, во что верить. Дела точно сверхъестественные, но это – откровенные сказки. Хотя… Чем они, собственно, отличаются от всех этих колдунов и прочей нечисти, которых полно в любой газете? Может это и не сказки вовсе. Но, если допустить, что Аленка подменыш – что делать-то? Как в книжке – сечь розгами, пока не вернут настоящую? Ага. Щас вот пойду и скажу: теть Ир, Аленку черти подменили, а у нас тут ихнее чудище. Давайте-ка ее розгами сечь, как в книжке написано, и они вашу дочку вернут. Ха! Ха-то – ха, а что делать? Делать-то что?»

Вакуум веры, огромная, ничем не заполненная пустота внутри не давала Глебу нужной опоры. Чтобы действовать, нужно верить. Иметь хотя бы какое-то убеждение, а его не было. Была полувера, робкое соглашение с самим собой: «Вот это я бы еще допустил, но это – нет уж – увольте!». Вырваться из замкнутого круга не получалось. Полученное воспитание, при всей своей благости, установило в его голове толстый барьер, который никак не получалось пробить. По сути, Глебу дали новую веру – веру городов, которая почему-то переставала работать здесь и сейчас, перед лицом неизвестной опасности, о которой не было написано ни в одном учебнике. Все это мешало, не давало нащупать почву под ногами, но, понимая это, он признавал, что просто не может взять и отречься от того, чем жил с самого детства. «Этого не может быть, потому что этого быть не может!».

«Настя – она ближе к земле. Если кто-то и способен видеть все это без очков – то только она».

Глеб вытащил из кармана сотовый.

Она ответила после второго гудка.

– Привет, Глеб.

– Привет.

– Есть новости?

– Да, в общем нет… Так. Как всегда.

– Все по-прежнему?

– Похоже, мои тут плавно съезжают с катушек.

– В смысле?

– Утром ко мне зашел дядя, и мы имели разговор. Странный какой-то разговор. Я так и не понял, что он хотел.

– Ну мало ли. Может он сам не знал, о чем хочет поговорить. Такое бывает. Хочешь что-то обсудить, а пока дойдешь – передумаешь. И треплешься – так, ни о чем.

– Да. Но здесь другое. У меня вообще сложилось ощущение, будто я говорю с двумя разными людьми. Ну как будто кто-то привел его ко мне помимо воли. Именно поэтому дядя и не знал, что сказать. Потому что он и не планировал со мной говорить. И фразы у него проскакивали, просто как дубиной по голове!

– Странно.

– Вот-вот. И еще, мы с ним поехали сажать картошку, и он на своем тракторе полез прямо в туман. Хотя сам предупреждал туда не соваться. Еле его остановил. Наорали друг на друга… Мне это не нравиться. Мне даже кажется, что им кто-то управляет.

– Если так, то вряд ли бы ты его остановил.

– А если оно еще слабое? Если только пробует себя?

– Тогда скоро оно проявится… Глеб, ты сам-то как?

– Нормально. Вроде еще соображаю. Чего не скажешь о дяде.

– А тетя Ира?

– Он говорит – болеет. Но сам я не видел. Она сидит с Аленкой и не выходит.

– Знаешь, я тут думала о том, что ты рассказывал. Страшно. На твоем месте я бы уехала.

– А Аленка? Что с ней делать? Как она останется с ними?

– А твои сами-то не хотят уехать?

– Нет. Дядя даже думать об этом не желает.

– Даже не знаю, что тебе сказать. Ничего не придумывается.

– Скажи что-нибудь хорошее.

Настя на несколько секунд замолчала. Глеб крепче прижал телефон к уху и почувствовал, как сердце забилось немного быстрее.

– Я рада, что мы с тобой встретились. Ты мне нравишься, Глеб. И я хочу снова тебя увидеть.

– Я тоже хочу. Ты мне тоже нравишься… Даже не просто нравишься, а… я люблю тебя.

Трубка в руке слегка задрожала.

Настя снова замолчала, и на секунду Глеб испугался, что она просто прервет разговор.

– А у нас с тобой не слишком все просто?

Ее голос сам подсказал ответ.

– Нет.

– Ты можешь заехать ко мне.

– Я… Сегодня не смогу. Машина занята. Я постараюсь завтра.

– Позвонишь?

– Да.

– Ты хороший. Я очень надеюсь, что у вас все будет в порядке.

Глеб почувствовал себя в скоростном лифе, спускающемся с небес на землю.

– Ты тоже будь осторожней. Жаль, что я тебя втянул.

– А я вообще осторожная!

Они проболтали еще несколько минут, осторожно продвигаясь вдоль новой, сладкой и опасной еще для обоих темы. Никаких больше откровений не явилось – они просто привыкали к тому, что уже было сказано. Между ними возникла близость; молодые люди еще не понимали ее, но могли почувствовать, как слабый трепет где-то внутри. Они не говорили прямо, но наслаждались этим ощущением, подразумевая его, но не высказывая, берегли будто секрет, известный лишь им двоим.

Настя отключилась. Глеб почувствовал, что щеки у него горят. Этот долгий, вязкий, наполненный сомнениями и недомолвками день изменился. Еще полчаса назад Глеб не знал, как жить, как существовать в новых и все еще непрерывно меняющихся обстоятельствах. Он готов был поддаться панике, биться, пытаясь найти хоть что-то, обо что можно было бы опереться. А теперь, вдруг, он успокоился.

Опора была найдена. Все оказалось просто.

Глеб закрыл глаза и немного посидел так, ни о чем не думая, прислушиваясь к разливающейся по телу радости, трепету, легкому возбуждению. Никогда еще внутри такого «плохо» ему не было так хорошо.

4

На обед тетя с Аленкой не вышли. Дядя молчал и хмурился, уставившись в телевизор, а Глеб все прокручивал в голове недавний разговор. Они могли бы находиться в разных концах дома. Два человека, существующие отдельно друг от друга, сидели рядом. Аленка с тетей – третья сторона. Пока еще вместе. Цепь, соединяющая мать и дочь все еще была крепка.

После обеда работы в поле продолжились, и снова не было сказано ни слова. Утренняя попытка сплотиться, которая могла бы принести плоды, провалилась окончательно. Они работали до вечера, пока Глеб не почувствовал, что от усталости просто валится с ног.

5

– Это мое! Мое – не трогай!

Глеб удивленно положил обратно плюшевого слона, которого поднял с дивана, собираясь сесть.

Аленка стояла в двери и выглядела сердитой. Из ее комнаты не доносилось не звука.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Глеб.

– У меня горло болит.

– Хочешь своего слона?

– Нет. Он должен сидеть там.

– А мне где сесть?

– Туда.

Аленка указала ему на одно из кресел.

– Хочешь, поиграем во что-нибудь?

– Не хочу!

Она проследила, как он сел в кресло и повернулась, чтобы уйти. Но не ушла. Остановилась и вновь повернулась к нему.

– Я заразная!

Девочка вышла.

6

В черном, как деготь, небе блестела россыпь звезд. Они горели ярко, словно кто-то проткнул тьму тонкой иголкой. Глеб стоял у окна, погасив в комнате свет, и смотрел, как высоко-высокое тянется через темноту Млечный Путь.

Красота заворожила его.

«Завтра я поеду к Насте. Обниму ее и прижму к себе. Крепко-крепко. И пусть все пропадет пропадом».

День восьмой

1

Глеб причесывался перед зеркалом, тщетно пытаясь прилизать выбивающийся вихор. Упрямые волосы не желали слушаться и, даже смоченные водой, топорщились вверх, как рога.

С первого этажа послышались громкие голоса. Загрохотала дверь зеркального шкафа. Звякнуло стекло. Глеб отложил расческу и поспешил вниз.

В коридоре стоял дядя и рылся в недрах домашней аптечки.

– Доброе утро.

– Привет.

– Что-то случилось?

– Да где он? – громко выкрикнул дядя, повернувшись в сторону гостиной. Голос у него был раздраженный и испуганный.

– В простудной коробке!

Глеб расслышал тихое хныканье Аленки.

– Дядь Сереж, что случилось?

– У Аленки высокая температура. Тридцать девять и одна.

Он выхватил из коробки пузырек и вернул ее на место.

– Нашел!

Быстрым шагом дядя направился к комнатам.

Глеб остался на месте, размышляя, что делать в такой ситуации. Завтрак отпадал. Как-то неправильно было завтракать, когда все вокруг стоят на ушах. И говорить с дядей по поводу машины – тоже момент не подходящий.

«Блин, как неудачно все складывается!».

Девочка полулежала на коленях у матери, а дядя, стоя у стола, наливал в ложку сироп. Аленка выглядела сонной и заторможенной. Она прикрыла глаза, а тетя гладила ее по спутанным волосам. Дядя поднес ей ложку.

– Выпей, милая. Это лекарство.

Аленка пошевелилась и открыла рот. Проглотив микстуру, она вздрогнула и снова застыла. Ноги в красных домашних тапочках качнулись.

Дядя положил ложку на стол и вышел в коридор. Глеб увязался за ним.

– Мы везем Аленку к врачу. Останешься один. Вернемся часа через три.

– Вы поедете через туман.

Он застыл и повернулся.

– Да.

– Осторожней там. Езжайте медленно. Сквозь него не видно ни зги.

Дядя кивнул, подхватил большую спортивную сумку и вышел на улицу, обдав Глеба прохладным утренним воздухом.

Небо снова хмурилось, рассеянный солнечный свет еле пробивался сквозь сплошную гладь низких облаков. Глеб проследил, как дядя дошел до машины и вернулся в Аленкину комнату.

Тетя как раз одевала ее. Быстро и молча, поворачивая ребенка, словно большую механическую куклу. Девочка стояла, сжимая в руке Моню – зеленого плюшевого слона, и дрожала. Закончив, тетя взяла дочь на руки и понесла на улицу. Глеб увязался за ними хвостом и остановился на крыльце, глядя, как она сажает Аленку в машину. Двери захлопнулись, и «Тойота» тронулась с места, держа курс на южную оконечность поля.

2

Нервное состояние жены передалось и Сергею. Он непроизвольно придавливал педаль газа, заставляя машину подпрыгивать на рытвинах, а потом, спохватившись, принуждал себя ехать медленнее. Стена тумана, словно тюремная ограда, постепенно приближалась, и он чувствовал себя заключенным, затеявшим побег. Не был он больше хозяином на собственной земле, боялся ее и злился на себя за это. И за то, что не послушал отца. Не отказался от проклятого поля, когда это было еще возможно. Сергей ощущал болезненную пульсацию вины. Она, как отрава, просачивалась в каждую его мысль, в каждый поступок.

По сравнению со вчерашним днем, в туманной завесе произошли изменения: внутренние «реки» ускорили течение и быстро проплывали мимо вдоль переднего фронта, а потом отклонялись внутрь, к лесу. В нескольких местах плавно вращались обширные «водовороты», а из них, словно гейзеры, тяжело взмывали вверх массивные протуберанцы и величественно опадали, уступая место новым. Деревья у кромки леса покачивались.

Двигалось все – мельчайшие существа и огромные стволы, складываясь в единую картину беспокойства, словно лесу передалось состояние испуганных родителей.

Сергей обернулся. Аленка лежала, опустив голову матери на колени, и глядела в окно блестящими темными глазами. Ира гладила ее по голове, ей не было дела до того, что происходит вокруг. Она смотрела на дочь.

Сергей повернулся вперед и сжал зубы. Белая преграда возвышалась перед ним всего в паре метров. Он сбросил скорость и переключился на первую передачу.

«Тойота» вошла в туман.

3

Глеб увидел, как машина пересекла опасную черту, и в тот же миг туман вокруг пикапа словно закипел. Волнение охватывало все большее пространство, огромными кругами расходясь по краям поля. Он встал со ступеньки и испуганно огляделся.

4

Что-то пошло не так. Туман вдруг взвился вокруг них, разбрасывая влажные щупальца по лобовому стеклу и застилая обзор. Деревья потеряли краски и потускнели. Сергей еще сбросил скорость, и машина медленно, почти вслепую поползла вперед. Рядом взмывали вверх и вновь распадались огромные белые арки и башни; они, словно прибой, ударялись в пикап, и скоро он полностью погрузился в густые облака белизны.

– Черт, да что тут творится?

– Что случилось? – спросила Ира.

Сергей посмотрел назад, но не увидел ничего, кроме непроницаемых стен влаги. Туман поглотил беглецов.

Машина остановилась.

– Садись за руль. Я пойду впереди.

Сергей открыл дверь, и его обдало теплом и сыростью.

Ира поцеловала Аленку в щеку.

– Не бойся. Мы проедем.

Девочка кивнула и крепче прижала к груди плюшевого слона.

Ира вышла из машины и на мгновение задохнулась. Воздух оказался плотным и влажным, как в бане. Она поскорее заняла водительское кресло и захлопнула дверь. Муж стоял у капота, почти вплотную к нему, но для нее казался лишь расплывчатым темным пятном.

Сергей медленно, нащупывая руками дорогу, пошел вперед. «Тойота» поползла следом.

Они придвигались, как слепые, совершенно потеряв ориентацию. Волнение вокруг улеглось, они оказались глубоко под водой, где не слышно бурю.

Сергей двигался, держа руку на капоте и стараясь рассмотреть хоть что-то перед собой, но ничего не видел. С таким же успехом можно было идти с закрытыми глазами. За всю жизнь он не встречал ничего подобного.

«Это не просто туман. Это…»

Вытянутая рука уперлась в ствол дерева. Сергей хлопнул по капоту, и машина остановилась. Пальцы провели по грубой скользкой коре, коснулись кустов; с листьев на кожу упало несколько капель – впереди был лес. Видимо, они сбились с дороги и отклонились в сторону. На ощупь он добрался до водительского окна и стукнул в него. Тихо жужжа, приспустилось стекло.

– Что? – спросила Ира.

– Там деревья, нужно сдать назад.

– Хорошо.

«Тойота» медленно поползла в обратном направлении. Сергей шел параллельно ей, держась за боковое зеркало. Выглядел он злым и напуганным одновременно.

– Стой. Давай опять за мной.

Они снова двинулись вперед. Туман заслонил солнце, украл запахи и звуки. Он был ощутим, и все чего касались руки и кожа – было им. Сплошной вязкой пустотой. Мозг начинал агонизировать, требуя ориентиров.

5

Внимание Глеба привлекло какое-то движение в северной оконечности леса. Деревья там раскачивались и гнулись к земле, словно под напором ураганного ветра. Течение тумана изменилось: нарушая все законы природы, он поплыл к ним, одновременно со всех сторон, вырастая в большое облако, похожее на то, что несколько минут назад накрыло пикап. В серой монолитной стене появились бреши, сквозь которые проступила трава, но все новые и новые потоки стремились к деревьям, скрывая их непроницаемой плотной пеленой.

Глеб холодными руками вцепился в перила.

«Это оно! Черт, это оно!»

Белое облако вздрогнуло и в один миг разлетелось в клочья. Что-то вырвалось из леса. На какое-то мгновение, позади распадающейся на глазах преграды, стало видно черное пятно, которое яростно рвалось вперед, раздвигая в стороны деревья, словно траву.

Немного в стороне в небо взмыла новая волна тумана, огромная, как цунами, и обрушилась на противника, скрыв его, похоронив в своей плотной глубине.

Несколько секунд все было спокойно, и течение тумана вновь стало замедляться.

Глеб повернул голову, выискивая глазами машину. В том месте, где она скрылась, туман образовал еще одно большое облако. Два полюса противостояния в разных концах поля, и в обоих происходила странная, невидимая глазом борьба.

Туман на севере снова пошевелился, и опять сквозь него проступила тень. Теперь она двигалась, очень медленно, с тупой непреодолимой настойчивостью хищника она стремилась на юг. Туда, где скрылась машина.

Воздух вокруг нагрелся, и Глеб почувствовал, как сползают по груди и спине капли пота. Над головой летели густые облака, низко-низко, почти касаясь крыши; они формировались на границе леса и в полном безветрии быстро летели через поле, застилая солнце.

«Ему не хватает сил», – подумал Глеб. – «Туман не может удержать это. Это стало сильнее».

Темный сгусток продолжал свое продвижение вперед, то появляясь, то вновь исчезая в тумане.

И все новые волны белизны спешили заполнить образующиеся бреши.

Глеб сделал пару нерешительных шагов вперед, а потом быстро побежал в ту сторону, куда уехала «Тойота».

6

Пот заливал глаза, и приходилось то и дело утирать их рукой. Сергей уже не представлял, в какую сторону они движутся и куда надо идти. Он был оглушен, дезориентирован и напуган. Только одно не вызывало никаких сомнений – надо пробираться вперед. Ни в коем случае не останавливаться и не пытаться повернуть. То, что творилось вокруг, было страшно; нужно было вырваться из этого белого кошмара. И больше не возвращаться.

Скорее.

Сергей стукнулся коленом и едва успел отскочить в сторону, когда бампер пикапа бесшумно ткнулся в дерево. Машина остановилась.

Он подошел к окну.

– Дерево. Давай назад.

– Господи, Сереж – мы не проедем!

– Проедем. Давай…

Он замолчал. Какой-то звук прорвался сквозь мертвое безмолвие тумана, словно огромное животное заревело где-то рядом с ними. Звуку не хватало формы, она терялась, искаженная плотными облаками, но это лишь усугубляло возникающее в связи с ним ощущение – страх. Опасность. Оно исходило из самой глубины сознания, оттуда, где прячутся инстинкты. Лишенные зрения и слуха, они обладали опытом множества поколений, начиная от самых древних человеческих предков, и они не ошибались.

Опасность.

Завеса тумана колыхнулась и пришла в движение. Звук стих, но через несколько секунд повторился вновь. Громче.

– Мама, я боюсь, – сказала Аленка. Она подобрала ноги и подтянула их к груди. Ира быстро глянула на дочь.

– Не бойся. Все хорошо. Это просто туман. Мы справимся.

– Я хочу домой, – сказала девочка и заплакала.

– Сдай назад!

– Сереж, надо возвращаться!

– Ты что? Ее надо отвезти к врачу!

– Она плачет!

– Пусть потерпит!

Сергей нагнулся к окну, и Ира с трудом удержалась, чтобы не отпрянуть, увидев выражение на его лице. Муж сделался чужим, совсем не похожим на человека, с которым она прожила столько лет.

– Осталось немного. Еще чуть-чуть!

И снова громкий рев. Теперь он не был похож на завывания зверя. Теперь кричал человек. Исступленным голосом, полным боли и ярости.

– Что это?

– Не знаю!

Аленка тихо плакала сзади. Ира почувствовала, как к горлу подступает ком.

Туман, словно вода, двинул волосы Сергея, и тот увидел, как расступаются позади машины тяжелые белые облака.

7

Глеб преодолел половину пути, когда вдруг услышал громкий вопль. Темнота обрела голос, она орала там внутри, где-то в центре всей этой неразберихи, заставив его застыть на месте с бешено бьющимся сердцем, как кролика в силке.

То, что издавало этот звук, было живым.

В отличие от тумана – абстракции, неодушевленного нечто, оно было живым. Оно боролось. Оно имело волю. И оно могло победить.

Глеб понял, что все кончено. Даже успей он добежать до места раньше, чем эта ужасная тень, он ничего не сможет сделать. Слишком слаб. Слишком мал. Слишком напуган. Эта тварь доберется до его родных, и, если туман не сможет ее удержать (А он не сможет. Не сможет!), она…

«Что она сделает?»

«И все кончится. Она получит то, что хочет. И все. Все кончится».

Внезапно Глеб почувствовал облегчение. На секунду, на одну маленькую, отчетливую секунду, он почти пожелал, чтобы враг скорее добрался до места и сделал свое дело. Сделал это быстро.