Текст книги "Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)"
Автор книги: Андрей Спиридонов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)
Обо всём этом с некоторой ленцой размышлял Яков, он же Великий посвященный, жрец и властитель Эллизора, сидя в тени за столиком с сушеными фруктами, лимонадом в кувшине и шкатулкой с заветным снадобьем посреди высокого балкона-анфилады Великого же дворца, посвященного самому Эллизору Трижды-Величайшему. Или, в просторечье – Дворец Пробуждения, второе название было более общеупотребимым. Хотя по календарю был ещё конец зимы, но – время, фактически, весеннее. И, действительно, вокруг воцарилось мягкое и приятное тепло, когда безветренная погода еще не томит зноем, поскольку утаивает в себе уже почти незаметную прохладу недавней зимы. Некоторая лень в мыслях одолевала Якова, поскольку он наперёд знал, что будет и что делать в ближайшие несколько дней. И пусть он чувствовал приближение времени Великого торжества, пока ещё ничего особенного не происходило, почему и отсутствовала необходимость делать тот или иной выбор, принимать решения. Да и кто знает, сколько вообще может длиться само это время приближения, преддверия, так сказать? Иногда это само по себе может тянуться целую эпоху. Такое, своего рода золотое и комфортное увядание. Или, пусть это менее благозвучно звучит, всем удобный нарыв. Удобный и видимо безопасный – пока не прорвался. А что делать, если сам по себе властный механизм, сформированный в Эллизоре в последние десятилетия, хоть и был с виду максимально прост или даже несколько для стороннего взгляда упрощён, на самом деле был и столь же тонок, тогда как вся эта содержательная тонкость была известна только одному человеку – Великому посвящённому, опять же. На нём всё и держалось.
Иногда Якова посещали сомнения относительно того, а стоило ли вообще так всё утончать: случись ведь что с ним, с Великим посвящённым, и всё в Эллизоре рухнет в одночасье, точнее – тут же рухнет сам Эллизор, такой с виду могучий, стабильный, благоденствующий и, при этом, вовсе не ведающий, что всем этим благоденствием и долголетием он полностью обязан одному только человеку... Да и человеку ли уже? Да, разумеется, Яков мог бы об этом объявить и вообще создать внутри Эллизора собственный куда более ярко выраженный культ – как своего рода спасителя и единственного гаранта стабильности. Но именно этого он не делал. Во-первых, его культ как Великого посвящённого в Эллизоре уже был, а во-вторых, имеющему место быть культу нельзя иметь чрезмерный характер, иначе сам по себе тонкий механизм власти легко может дать сбой, если фигура личности властителя полностью выйдет из таинственной теургической тени и займёт в ежедневной обыденной жизни общества слишком заметное выпирающее место. Нет, мудрый правитель и истинный гарант стабильности этого никак не должен допускать! Ну, а в третьих, сам по себе Яков в этом не нуждался. Уже хотя бы потому, что внутренне достиг почти всего, чего желал с юных лет. Даже умудрился выстроить, вылепить целый мир – Гранд-Эллизор – по своему замыслу и вкусу. Ну, или почти умудрился, ведь, надо признать, никакое творение в этом мире на все сто не соответствует замыслу даже самого искушенного творца. Хуже того, Эллизор как таковой самому Якову за все прошедшие годы великого уединения, увы, поднадоел, наскучил. Его душа жаждала нового – того, что уже давно было названо им самим эпохой Великого торжества.
Сзади, у входа на анфиладу послышался еле слышный шорох и Яков невольно сжал под плотной жреческой туникой рукоять кинжала. Но чужих здесь быть не могло: слуга и телохранитель – высокий, смуглый и широкий в плечах – таллаец Тимур появился почти неслышно. Лицо его, обезображенное с правой стороны большим и кривым шрамом, было как всегда бесстрастным.
– Посетитель? – негромко произнёс Яков. – Я никого сегодня не звал...
Тимур скорчил легкую гримасу, по характеру которой властитель понял, о ком идёт речь.
– Ладно, зови, пожалуй...
Оставаясь ещё несколько минут в одиночестве, Яков поднялся из-за стола, подошёл к краю балкона и глянул вниз из-за высокого портика. Столица Гранд-Эллизор в лучах закатного солнца выглядела празднично. Широкие и прямые улицы были полны людьми, лежащий чуть в стороне крытый рынок буквально кишел торговцами и покупателями, а чуть правее рынка на площади Авгуров по направлению к зданию мэрии шла какая-то процессия, скорее всего, имеющая свадебный характер. Что же, начало весны самое время для свадебных торжеств и пиров. Чуть позже начнётся весенняя же страда, связанная с посевной, а сейчас ещё есть время предаваться безоблачному веселью. Для тех, разумеется, кто имеет такую возможность и вообще способен к этому.
Великий посвященной такой возможностью уже давно не обладал.
"И всё же я боюсь высоты", – с некоторой печалью подумал Яков, отвращаясь от панорамы стольного града. Он не любил собственные страхи, он просто ненавидел их и себя самого за то, что так и не сумел избавиться от некоторых из них. По крайней мере – совсем. И страх высоты был наиболее стойким, увы. Хотя и, быть может, наиболее безобидным. Куда хуже страх необъяснимый, мучающий исподволь, неизвестно откуда и по какому поводу приходящий и невесть куда уходящий, но мучающий и терзающий душу невозбранно.
Солнце тем временем почти уже упало за горизонт, однако в отсутствии облачности цветущая и переливающаяся в небе "дуга" делала ночи светлыми, порой даже затмевая Луну, которая терялась и выглядела незначительно на фоне этого особенного небесного явления. Хотя для самого Эллизора уже и вполне привычного.
Вошедший приветствовал властителя искренним полупоклоном. Странное дело, но именно видимая искренность казалась Якову наиболее неприятной чертой в этом молодом человеке. Гвидо был выше среднего роста, белобрыс и, как его покойная мать, с виду не очень крепок сложением, но, тем не менее, гибок и ловок, а уже с мечом управлялся так, что слыл чуть ли не лучшим фехтовальщиком в Эллизоре. Разве, что после своего старшего брата Роллана, который, как поговаривали, на самом деле и был лучшим мастером меча и сабли. По крайней мере – среди молодых людей. А ещё Гвидо проигрывал своему брату в общей уравновешенности и благородстве манер. Однако судьба сыграла такую шутку, что ныне Роллан был на севере, в Ловероке, тогда как Гвидо имел прямой доступ к отцу. Хотя и последний считал, что младший слишком эгоистичен и недалёк одновременно, почему и не способен оценивать собственные замыслы и поступки критически, что не позволяло на него вполне положиться в наиболее серьёзных делах.
А сверх того, от Гвидо всегда можно было ждать подвоха, поскольку себялюбивые и недалёкие люди в принципе способны на многие глупости. Почему и было лучшим держать его при себе – так хоть на виду и о всех возможных глупостях узнаёшь сразу. Правда, иногда в последнее время Яков жалел, что решился-таки отправить в Ловерок Роллана. Тот тоже имел недостатки: был при общем благородстве гипертрофированно честным. Тоже... так себе сочетание. Ничего, может чему-нибудь дельному научится там, при большом патруле Ловерока. Да и Артур там за ним присмотрит. Пусть несколько поостынет, а то взял моду драться на дуэлях да ещё и проткнул саблей бедро жениху собственной сестры Ганны. Хотя, может статься, что этого чудака и сам Яков, будь на он на месте Роллана, охотно пощекотал бы саблей. Но что положено Юпитеру, то... Хорошо хоть, что дрались на саблях, а не мечах... Впрочем, сам Яков никогда не был особенно силён в фехтовании.
– Отец! – сразу заговорил Гвидо, как всегда излишне громко и торопливо. – Прости, что потревожил тебя без приглашения, но мне кажется, ты должен знать о случившимся без всякого промедления!
Яков невольно усмехнулся:
– И что же? Ты, наконец, собрался жениться?
Гвидо отмахнулся:
– Я видел дракона! Настоящего. Правда, мёртвого!
– Вот как? Прямо так сразу и дракона? – говоря это, великий жрец вновь присел за стол с фруктами и напитками, оставив сына стоять перед ним как на докладе.
– Отец! Это не шутка! – Гвидо коснулся правой рукой своего великолепного меча старинной таллайской ковки в инкрустированных ножнах и стал теребить их (такая у него была дурацкая привычка). – Мы с Ролланом решили поохотиться в северных отрогах и там...
– С Ролланом? – перебил маг. – Я ж тебя просил пока не общаться с ним без особой надобности! И, чего ради ты, без моего разрешения потащился в Ловерок?
– Ну, всё же он мне брат, отец, я не хочу выбросить его из своего сердца! Да это и не совсем в Ловероке было, ближе сюда, на границе, за озером!
– Ладно, давай о драконе, о твоем брате поговорим позже!
– В лощине нашли дохлого дракона, рядом с Гнилой балкой, не доходя Фаррана... Громадная туша! Точь в точь как описаны драконы в "Сказании о Сатурнилле", почти один к одному!
Яков задумался.
– Доказательства есть?
– Я отрубил ему одну лапу – нижнюю часть с когтями. Она в мешке. Но Тимур не пустил меня сюда с мешком.
Яков вновь поднялся:
– Пошли, покажешь!
Пока они спускались этажом ниже и пока Гвидо продолжал взахлеб рассказывать подробности о совершенной им с братом таинственной находке, Яков с несколько брезгливой миной рассматривал когтистый обрубок и напряженно размышлял, что предчувствия его не обманули. Не иначе, как границы становятся проходимы. Да, заканчивается эпоха Великого разделения, заканчивается. Заканчивается и Великая стабильность, неизбежно заканчивается... Это ж, сколько лет прошло в ожидании? Целые десятилетия. Но ничего: дождался-таки, смог быть терпеливым!
Время Великого торжества на самом деле приблизилось!
Когда Великий посвящённый, всё ещё в сопровождении Гвидо вернулся к себе наверх, Тимур уже приготовил специальный пергамент для письма, не размываемые влагой чернила и любимое магом позолоченное перо. Здесь же, из большой клетки косил блестящими черным глазом почтовый ворон Мерлин, который при виде вошедших подобрался и тут же выдал: "Бойтесь, бойтесь, неразумные, великого дня! День этот грядёт на вас как вор-р!"
Яков невольно вздрогнул. Он не любил Мерлина, потому что довольно часто тот изрекал нечто, что могло восприниматься как пророчество, звучащее не просто крайне неприятно, но и словно бы грозящее непременно сбыться. Но поделать с этим он тоже ничего не мог: фактически, Мерлин был единственным надёжной почтовой птицей, осуществляющей прямое сообщение с тем же Ловероком.
Именно туда Великий посвящённый собирался отправить письмо.
Глава ПЯТАЯ
ПОДОЗРЕНИЯ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ
Глава российской службы VES Джон Зарайский был холост, точнее – разведен и вновь связывать себя узами брака пока не собирался. Можно сказать, что он был женат на самой спецслужбе, которой, как он уже давно понимал, и была посвящена его жизнь. Если бы Джон был человеком публичным, его сугубый аскетизм может и мог бы вызвать у кого-то какие-либо подозрения, однако перед собственным начальством и отделом внутренней безопасности глава русского отдела был абсолютно чист – никаких порочных склонностей или проявлений дурных страстей за ним не было зафиксировано. Или, иначе говоря и как это ни странно, за Джоном Александровичем Зарайским нигде не числилось никакого особого компромата. Весьма вероятно, что в каких-либо других организациях и даже спецслужбах сам по себе этот факт тоже показался бы подозрительным, однако VES, как не крути, был особенной организацией, где наличие даже мелкого компромата на того или иного сотрудника не приветствовалось. Не то, чтобы все члены VES были абсолютно идеальными, никогда не ошибались и не оступались, но наличие, степень и качество грехов – строго фиксировалась и контролировалась, а если эти грехи или грешки начинали выбиваться за определённые нравственные (во внутреннем понимании той же службы безопасности, разумеется!) рамки, то решения, порой и самые суровые, принимались незамедлительно. Все работники VES были людьми сугубо подконтрольными, их земная жизнь оказывалась невероятно прозрачной для той структуры, которой они служили, при том, что они и сами знали об этом. То есть, наличие самой подконтрольности или «прозрачности» ни от кого и не скрывалось. Это были своего рода общие правила, на которые всякий вступивший в ряды VES давал добровольное согласие. Это при том, что в обыденной жизни далеко не все и не всегда согласятся на такую вот сугубую прозрачность всей своей жизни, а если и соглашаются, то не все и не всегда это выдерживают.
VES здесь был всё же некоторым исключением. Компенсацией за многие ограничения и строгости служила сама возможность погрузиться во многие реальности, о наличие которых большинство населения земного шара просто не подозревало. Те оперативники, которым было суждено работать "в поле", как правило, не нуждались в какой-либо ещё дополнительной мотивации, потому как сами по себе "ходки" в те или иные миры и та степень свободы и определённой не подконтрольности в самих этих реальностях, действовали не хуже самого сильного наркотика. Да, это тоже была проблема, причём – трудноразрешимая, но пока VES в целом с этой проблемой справлялся. Не без труда, с потерями и даже "глухарями", но всё же выполнял свою главную функцию, удерживая множество реальностей от смешения, а главную земную – от вторжений как таковых и вообще от опасности нарушения земной целостности. А вот то, чем и как были мотивированы не оперативники, а технические работники и начальственный состав VES, пожалуй, вопрос казался посложней. Однако, похоже, что все, имеющие допуск к основному характеру и темам работы, тоже, подобно оперативникам, были до определённой степени заворожены самой возможностью "битвы за реальность", хотя "в поле" прямо сами не хаживали или хаживали достаточно редко, по особой, разве что, необходимости. Но и здесь – в понимании психологии и мотивации работников VES – скрывались свои подводные камни и неожиданности, почему и до сей поры никак не удавалось выстроить некой стройной систему или единого алгоритма деятельности службы внутренней безопасности. По это причине было допущено много досадных ошибок, в результате чего в некоторых реальностях обреталось сразу несколько "глухарей", а это мировым отделом безопасности VES в последние годы рассматривалось как одна из наибольших угроз деятельности спецслужбы да и основной земной реальности тоже.
"Интересно, а понимает ли это сам Зарайский?" – думал Рем Голышев, глава службы внутренней безопасности русского отдела VES, глядя на своего коллегу и, отчасти, начальство. Отчасти, потому что, согласно своих основных функций, Голышев был, прежде всего, подчинён мировому бюро внутренней безопасности VES, тогда как Зарайскому был подчинён косвенно, скорее, только в сфере организационно-технической. Однако точно отделить одно от другого было не так просто, и пути-дороги Зарайского и Голышева внутри родной спецслужбы постоянно пересекались. А в последнее время относительно Зарайского у Голышева появились некоторые смутные подозрения, ни на чём конкретном, правда, пока не основанные. Подозрения, ну, скажем так, относительно соответствия занимаемой должности или адекватности понимания настоящих задач основной службы VES. Что не говори, но Зарайский уже довольно давно возглавлял Русский отдел. А ведь во всякой деятельности, как известно, рано или поздно, глаз замыливается. Замылился ли глаз у Зарайского Голышев пока в точности не знал, но как всякий профессиональный "особист" такую возможность должен был предполагать и – предполагал. Но более этой опасности его занимало нечто другое: в последнее время в речах и словесных оборотах Зарайскогго начали проскакивать словечки, который раньше Джон Александрович почти не употреблял. И слова эти, терминология эта была и впрямь особенной. Голышев её про себя называл "метафизической". Прежде ему казалось, что Зарайский вовсе не религиозный человек, но, вот, почему-то слова "Бог" и "диавол" стали обретаться в начальственном кабинете гораздо чаще, чем ранее и чем, вероятно, следовало для светского обихода VES. Разумеется, это можно было списать и на "фигуры речи", а можно и на зарождающуюся религиозную паранойю, возможность чего служба безопасности должна всегда предполагать, и что было довольно серьёзной опасностью, в иcтории VES уже имевшей крайне неприятные прецеденты и последствия.
– У тебя всё? – спросил тем временем Зарайский, глянув на Голышева из-за своего рабочего стола.
– Почти... – ответствовал "особист", притулившись несколько наискосок от главы за общим совещательным столом. Эта манера Зарайского усаживать некоторых из своих коллег во время индивидуальных бесед за общий совещательной стол, а самому оставаться за своим рабочим, несколько раздражала, но Голышев старался это свой раздражение никак не высказывать: у каждого свои причуды и, если Зарайский, таким образом блюдёт дистанцию, то ничего, можно и потерпеть, лишь бы общий толк был и польза.
– Что ещё?
– Во-первых, из центра пришла инструкция. Точнее, рекомендация... э-э... – вдруг замялся Голышев, испытывая некоторые трудности с формулировками.
– Не тяни, Рем, что там такое?
– Ну, в общем, в центре почему-то решили, что раз наше правительство утвердило везде службу капелланов... так это теперь называется... В общем, они рекомендуют главному капеллану, который будет к нам прикомандирован на постоянной основе... дать первичный допуск!
Произнеся это, Голышев понял, что Зарайский крайне удивлён и взволнован этим известием, хотя и со свойственной ему выдержкой виду старается не подать – просто хмурится:
– Они это серьёзно?
– Да, вполне!
– А как мотивируют?
– Мотивируют просто. Во избежание невольной осведомлённости и последующей общей огласки, лучше уж сразу поставить в известность.
Зарайский поморщился как от зубной боли.
– Некоторая логика в этом есть, – осторожно заметил "особист".
– Сколько на исполнение это рекомендации даётся времени?
– Жестких сроков не назначено, но рекомендовано однозначно.
– Я бы не спешил какое-то время. Виделся я с этим капелланом, некий отец Максим Окоёмов...
– Уж не из тех ли самых Окоёмовых?
– Да, как я понял, это его отец... – подтвердил Голышев. И – добавил: – Надо уже заводить досье.
– Твое дело. Надо так надо. Грамотный такой батюшка, знаешь ли, въедливый... – Зарайский помолчал и добавил со значением: – Верующий!
Голышев усмехнулся:
– Это для священнослужителя... недостаток?
– Как сказать! Сильно верующие... они же фанатики своей идеи! Этот, похоже, такой же. И, вот, представь себе, Рем, если вдруг из этой основной идеи исчезает, вынимается некий же фундамент? Что будет с фанатиком? Некий же, как минимум, кризис, да? С непредсказуемыми последствиями?
– Ага... – согласился Голышев. – Это вполне вероятная вещь. Прогнозируемая, как говорится.
– А тут мы должны свято верующего батюшку посвятить в наши реалии? Именно в то, что наш мир оказывается не однороден, а есть ещё целая куча разных реальностей, в том числе и сказочных, и фантастичных, с которыми нам и приходится иметь дело. И с разной нечестью там, порой, прямо бороться. И где тут Бог? Где Творец привычного мира? Базового, иначе говоря... Что будет с батюшкой, скажи мне, пожалуйста?
– Я как-то прямо так не думал... – заёрзал на своём месте Голышев.
– Вот-вот! – Зарайский даже встал из-за своего рабочего стола и начал мерить кабинет размеренными шагами. – А ведь это твоя прямая задача, твоей службы безопасности: такого рода кризис предвидеть!
– Это, действительно, проблема. Типа, кризис веры?
– Во-от! – Зарайский опять уселся за своим столом и воздвигнул длань с поднятым вверх указательным пальцем. – И как этот поп тогда себя поведёт, кто знает? Чего ожидать? И что нам вообще делать?! Если его колбасить начнёт? А ты должен это всё не просто предвидеть, но и предотвратить! Вопрос: как?!
На самом деле Голышев не был смущен подобного рода вопросом. В принципе, он предполагал данную коллизию, просто не спешил её вот так прямо формулировать. Бывает гораздо лучше, когда начальство само формулирует. И думает, что именно оно, начальство, такое умное, что всё сформулировало и поставило подчинённым на вид. Так оно подчиненному безопасней: не выглядеть шибче умней вышестоящего лица.
– Как-то надо понемногу этого батюшку подготовить. К допуску... Не сразу, сперва приручить. Чем-нибудь напугать, потом чем-нибудь удивить, зацепить, так сказать, создать ощущение, что он нам уже чем-то обязан, чем-то зависит. А потом уже и допуск...
– В принципе, верно! Ты этим и займись! – согласился Зарайский, нахмурился и вдруг после паузы выдал: – И кстати, действительно, не очень ясно, что к чему...
– Что именно?
– Не совсем ясно, где Бог во всей этой истории? Или диавол всё замутил? Но почему Бог тогда позволил? – вид при этих словах у Зарайского был серьёзный. Такое было ощущение, что он не шутил.
Голышев осторожно глянул на шефа: тот задумчиво смотрел куда-то мимо главы службы безопасности. В даль, в общем, глядел. В светлые и в этой своей светлости не вполне предсказуемые дали... Наверное, всё же шутит? Дай Бог, чтобы шутил...
Рем кашлянул и сделал вид, как будто не предал значения последней тираде или вовсе её не заметил.
– Думаю, спешить и впрямь не стоит, – сказал он, – я изучу этого отца Максима, помозгую как следует... Придумаю оперативную комбинацию, как его приручить, чтобы в случае чего меньше дергался.
– Вот-вот, значит, займись этим всерьёз! Это не вторичная проблема, это серьёзно, против постановлений правительства мы идти не можем. Значит, и впрямь будем приручать!
Когда Рем был уже у выхода из кабинета, его догнал оклик Зарайского:
– Кажется, ты что-то ещё хотел спросить?
– Да, Джон, – обернулся Голышев, – ещё есть к тебе просьба: будь осторожней с этими рептилиями, а то мне доложили, что ты на прошлой неделе заказал себе в террариум настоящего бразильского ядозуба... Того самого, чью разновидность лишь недавно открыли в верховьях Амазонки. Не так ли?
– И что?
– Ну, он же очень ядовит! Гораздо более чем его мексиканский сородич!
– Я знаю, Рем, не волнуйся, у каждого, как говорится, свои тараканы. Это – мои. Ты бы, кстати, сам поаккуратней гонял на своём мотоцикле... Но я буду, как всегда, осторожен.
– И ещё одна деталь, Джон...
– Да?
– Я так понимаю, что ядозуб прибыл из Панамы?
– Ну и?
– То есть... поставка, фактически, от твоего брата?
– А что... это криминал?
– Нет, только уточняю...
И Рем вышел из кабинета главы российского VES.
Тут, конечно, Джон прав. Не бывает совсем без "тараканов", без отдушин, так сказать. И, на фоне настоящих пороков и компромата, увлечение Зарайского змеями и рептилиями считалось в службе внутренней безопасности достаточно безобидным. А ведь, змей Зарайский, не забыл лягнуть мотоциклом. Да, что ж, у каждого свои тараканы и скоростной японский мотоцикл ещё не самый большой из них. А вот излишня озабоченность бытийными вопросами, типа недоумений относительно контрпартии "Бог – диавол", это уже для главы филиала VES заметный криминал или самая настоящая опасность, которую никак нельзя игнорировать, пускать на самотёк. Не говоря уже о младшем Зарайском в Панаме этой самой. Относительно младшего брата главы российского VES у Голышева были особого рода подозрения.
Глава ШЕСТАЯ
ОПАСНЫЕ ПРОГУЛКИ ПО ДАЧНОЙ МЕСТНОСТИ
Джон Зарайский настолько был увлечён своим делом, что достаточно часто ночевал прямо у себя в кабинете на жестком и, фактически, не очень удобном для этих целей диванчике, однако самого главу VES это нисколько не смущало, настолько неприхотлив был он в бытовом плане. В московской квартире Зарайский появлялся крайне редко, а вот у себя на даче по Новорижскому шоссе бывал регулярно – настолько, насколько позволяли служебные дела. Там и располагался террариум, к питомцам которого Зарайский питал определённую слабость. Вообще он был коллекционером, хотя и не публичным. То есть, об этой его страсти знал весьма ограниченный круг людей. С точки зрения службы внутренней безопасности это увлечение было простительным, хотя и небезобидным.
Небезобидным не только по причине большей или меньшей ядовитости питомцев, но и по причине того, что Зарайскому, как всякому серьёзному коллекционеру, приходилось иметь дело с поставщиками и продавцами интересующей его живности, а это уже определённый круг общения и связей, который несколько выходит за рамки необходимого. Необходимого, понятное дело, для главы филиала самой настоящей секретной спецслужбы, имеющей мировое значение. Сверх того, на даче Зарайского посменно дежурили два смотрителя за террариумом и его обитателями, которые хоть и были специалистами в своём деле, людьми, разумеется, проверенными, но всё же не из числа сотрудников самого VES, поскольку бюджет и внутренняя этика спецслужбы не мог позволить себе содержать в этом качестве людей, имеющий прямой допуск. Это усложняло общую ситуацию тем, что, находясь на даче, Зарайский не мог исполнять ряд рабочих функций, потому как присутствие рядом с ним непосвященных лиц прямо этому препятствовало.
Как правило, глава VES сам почти не проверялся на предмет наличия слежки за своей персоной, но в этот раз исподволь заметил, что белая "Шкода" от самой МКАД следует за ним неотрывно и с небольшим удалением. Не отстала она и при повороте с шоссе на проселок, ведущий к элитному коттеджному городку, где и обитал Зарайский. Не отпуская руль, одной рукой Джон откинул бардачок и достал оттуда достаточной мощный "травмат" фирмы "Зауер". Боевого оружия Зарайскому по должности и вовсе не полагалось и приходилось подстраховываться тем, что дозволительно, ну, словно какому-нибудь профанному гражданскому лицу. Кроме того, несмотря на то, что Зарайский не чуждался гантель и иногда посещал тренировочный зал, который находился в подвале основного здания штаб-квартиры VES, он явно не мог похвастаться отличной физической формой и боевыми борцовскими навыками. Да и вообще за всю многолетнюю службу ему ни разу еще не приходилось хвататься за пистолет или пытаться обезоруживать нападающих приёмами рукопашного боя, которыми он и владел-то не шибко уверенно, да и то всё больше в тренировочном зале. Но, как говорится, всё когда-нибудь случается впервые!
Джон довольно живо представил себе, как из белой "Шкоды" выскакивает тройка молодцев в чёрном и с автоматами наперевес, а он пытается отстреливаться резиновыми пулями из своего недешевого, но всё же только травматического пистолета. Правда, крутым ребятам логичней было бы передвигаться не на "шкоде", а на каком-нибудь "Гелентвагене" или "Ровере", на худой конец. Хотя, на самом деле, не обязательно быть видимо слишком крутыми, чтобы явно навредить или причинить неприятности. Тот же Голышев ведь не зря вопросил про амазонского ядозуба – неужели и впрямь нечто пронюхал, чего и сам Зарайский пока не знал? А с ядозубом этим самым, не исключено, что и впрямь непростая история, потому как в ней замешан младшенький Зарайский, окопавшийся в Панаме, и вдруг после стольких лет молчания вышедший на связь и даже порекомендовавший экземпляр ядозуба этого нового и редкого. Были у Джона подозрения, что неспроста. Но далее подозрений пока дело не пошло, а тут Голышев подлил масла в огонь. А тут ещё и какая-то "Шкода" следом увязалась.
Сунув "Зауер" в карман пиджака, Зарайский схватился, было, за телефон, но тут понял, что уже приехал, поскольку впереди показался шлагбаум на въезде в коттеджный городок и будка охраны. Имело смысл убедиться, кто всё же следовал в этой "Шкоде", действительно ли за ним, по его ли вообще "спецовскую" душу, тем более, что и вооружённый охранник бдительно выглядывал из-за своей будки, как видно, пытаясь понять, будет Зарайский заезжать на своём "Порше" на территорию или не будет. Однако тот решил повременить и сдал чуть в сторону, благо перед шлагбаумом была небольшая гостевая стоянка.
Белая "Шкода" тем временем, не таясь, запарковалась рядом и из неё вылезла невысокая молодая женщина в белой же куртке, шатенка, без головного убора, стройная. В общем, без особых предмет, но красивая, отметил про себя Зарайский, а ещё подумал, что где-то раньше её видел. Сам он не торопился выбираться из машины, лишь сжал на всякий случай в кармане пиджака рукоять "Зауера". Женщина несколько торопливо и, почему-то с опаской озираясь, направилась прямиком к "Порше".
Зарайскому пришлось в ответ опустить боковое стекло.
– Простите, ведь это вы Джон Александрович? – вопросила дама, подойдя максимально близко, так что Зарайский ощутил аромат каких-то духов. Не очень, впрочем, дорогих. Леди была явно не из "бизнес-класса", хотя и пыталась соответствовать современности. Однако между "пытаться" и "быть", есть довольно существенная разница, и такой человек, как глава VES, это отлично понимал.
Правда, не успел сообразить, радоваться ему этому факту или, наоборот, ещё больше насторожиться. Поэтому ответил вопросом на вопрос, хотя никогда не считал это вполне приличным:
– Простите, а вы чего-то боитесь?
Женщина несколько удивилась:
– Не знаю... Наверное, нет... А почему вы так решили?
– Потому что вы озираетесь, как будто за вами могут следить!
Его собеседница смутилось:
– Простите, это просто нервное...
– Ну, хорошо... – Зарайский-таки открыл дверь своей машины и неторопливо выбрался наружу, – предположим, что я и впрямь Джон Александрович. Но откуда вы вообще знаете о моём существовании и что вам от меня угодно?
То, что он услышал от Татьяны Кокориной, его не очень обрадовало. Да, он сразу сообразил, в чём дело и что перед ним законная супруга одного из его оперативников, без вести пропавшем в том самом проклятом Эллизоре, и что он ранее видел её фотографию в личном деле самого Антона Кокорина, где должны содержаться и её анкетные данные, которых он, разумеется, не помнил, но которые всегда можно в том же деле уточнить.
В общем, налицо был инцидент, когда жена или вообще кто-то из близких или родных оперативных или технических сотрудников добрались до самого директора. И это никак не приветствовалось. Потому что делали это родственники, как правило, не из праздного интереса, а с серьёзными вопросами или большими претензиями. Да, если бы и с праздным интересом (просто чаю или кофе с высоким начальством попить), всё равно не приветствовалось бы такого рода неформальное общение.
Строго говоря, Зарайский имел полное право вообще не вступать в разговор, но, согласно инструкции, послать бедную жену пропавшего оперативника куда подальше. Но тут как-то не смог. Если бы дело происходило в том же офисе московского филиала – среди казённых стен, то это было бы легко – перевёл бы стрелки на секретаря, пусть разбирается и разъясняет, что к чему в современных законах и правилах, однако, кроме продолжающего маячить возле будки охранника, никакого секретаря рядом не было, так что Зарайский поневоле сплоховал, пошёл на неформальный контакт, хотя, повторимся, согласно параграфа инструкций, не должен был так поступать. Но не всякая инструкция вполне приходится к любой нештатной ситуации.
