Текст книги "Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)"

Автор книги: Андрей Спиридонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Спиридонов Андрей Владимирович
Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3

ПРОТОИЕРЕЙ АНДРЕЙ СПИРИДОНОВ

ХРОНИКИ ЭЛЛИЗОРА

БЕРЕГА ВЕЧНОСТИ

(Хроника третья)

Глава ПЕРВАЯ

ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА

Времена всегда бывают в той или иной степени трудными. И такая секретная спецслужба, как VES, для трудных времён не исключение. Можно даже сказать, что далеко не исключение. И времена в ней по-своему, но тоже, порой, очень трудны. А теперь глава российского филиала Джон Зарайский всеми фибрами души чувствовал, что настают в особенности трудные дни. Если не сказать, что – годы. О годах, впрочем, было страшно подумать – о том, что сложившаяся ситуация может тянуться сколь угодно откровенно и нескончаемо долго, просто мучительно долго, нет, думать об этом явно не хотелось.

Но – надо! Ведь если ты оказался во главе столь не пустяшной организации, стало быть, ты как раз тот, кто может и способен думать, в том числе – и о том, что является, как предмет мыслительной деятельности, крайне неприятным. И не только для тебя самого, но и для многих. А паче ещё и о том, чтобы этих многих не стало бы слишком много.

Вероятно, если следовать традиционной терминологии, Зарайский был пессимистом. Фактически, чуть ли не с детства. Да, с самых ранних лет он внутренне ощущал, что эта жизнь скрывает некий подвох, что всё хорошо, хотя многие именно так и любят произносить (мол, "всё будет хорошо!"), просто так не может быть уже хотя бы по той простой причине, что запаса хорошести на всех, как не крути, не хватит, этого просто не предусмотрено свыше. Там, скорее всего, на всеобщее счастье существует некий лимит. На самом деле так всё в его личной жизни и получалось, словно кто сглазил или словно Джон Зарайский сам себе напророчил. Правда, в отношении профессионального карьерного роста, грех было жаловаться.

– Значит, говоришь, скорей всего, "Дуга?" – переспросил глава русского филиала VES.

– Она самая. "Дуга"... – ответствовал зам. главы, человек по внешности именно такой, каким и должен быть истинный работник настоящей спецслужбы: почти безликий, то есть – без особых примет, средних лет, подтянутый, неулыбчивый.

И фамилия – Иванов. Павел звать. Павел Иванов, в общем, И звучно и неприметно одновременно. И что там за душой у этого Иванова почти никто не знает. Можно только догадываться. Начальство, впрочем, особо и не гадало. Для этого, если что, есть служба внутренней безопасности. Да и важно, что – по службе, а не что в настоящий момент на душе у подчинённого.

– Пространственно-временная? – переспросил зачем-то Зарайский.

Он, кстати, был совершенно лыс по причине давней и неизлечимой болезни, которая лишает человека волосяного покрова. Но париков не носил. Из принципа. Может статься, тем самым внешность его была излишне приметной, такой шарово-биллиардной, однако глава московского филиала "в поле" и на публике почти не появлялся, поскольку его работа носила в основном кабинетный руководящий и аналитический характер. Да и вообще, всё дело в том, как ты сам к своей внешности относишься. Если не комплексовать, то можно и недостатки обратить себя на пользу. Джон Александрович так и старался делать. И – получалось! Если не в отношение всех близких, то в отношении руководимого состава – вполне.

– Так точно!

– А раньше ведь уже были случаи?

– Было кой чего пару раз. Но не такой мощи и интенсивности. Поэтому раньше удавалось быстро всё купировать и нейтрализовать. Но в этот раз что-то непонятное случилось. Мощность импульса очень велика, даже не удалось просчитать, сколько именно. Одно очевидно, в основе – источник большой силы. Автономный. Скорей всего...

Зарайский хмыкнул и поморщился.

Сидя за своим рабочим столом, он сильно напоминал своему подчиненному матёрого кабанчика. Но не откормленного и разжиревшего домашнего, а дикого лесного. Такого бегового, проворного. И – опасного. Зарайский, впрочем, и был опасен. Спуску никому не давал. Правда, говаривали, что, как в той поговорке, суров он, но справедлив, однако многим казалось, что всё же более суров, чем справедлив. Ну, это, порой, как придётся, кому и как повезёт в зависимости от конкретных обстоятельств. А обстоятельства сейчас были, мягко говоря, не очень. Хотя в самом кабинете главы всё оставалось неизменным и таким же видимо аскетичным, как и все последние годы. Стол и кресло не представляли ничего особенного, за исключением аж трех больших компьютерных мониторов на столе, выстроенных под небольшим углом друг к другу. Перед ними и сидел глава московского филиала, с несколько усталым и меланхоличным видом. Точнее, не сидел, а, фактически, полулежал в кресле.

Ему это было можно. А вот Иванов стоял перед начальством по стойке смирно, как ему и положено. К тому же, видимо расслабленная поза начальства ни о чём хорошем не говорила. Напротив, чем более внешне расслабленным Зарайский выглядел, тем больших неприятностей от него можно было ожидать.

– Это какой же источник?

– Точно пока не известно. Но одна из основных версий – атомный реактор. Который... скорей всего, взорвался! – Иванов проговорил всё это совершенно невозмутимым тоном, не меняя выражения лица. Как будто речь шла о легком отравлении посетителей кафе на соседней улице некачественными блинами, а не о целой реальности, которая ещё вопрос – насколько и вполне ли виртуальная. О, если бы это был простой "виртуал", сколько головной боли можно было бы избежать, о скольких опасностях можно было бы вообще не думать, пренебречь!

Джон Зарайский уже в который раз позволил себе издать громкий вздох:

– Час от часу не легче! – сморщился он. – Из чего вы все это заключаете?

– Если это и впрямь реактор, то мощность импульса была более, чем пиковая, после чего ему только и остается, что взорваться.

– И это точно Эллизор?

– То, что Эллизор наш с Маггрейдом, это несомненно. Проблема в том, что прежде, чем успели задать этой реальность автономный режим, с ней не иначе как успели запаралелиться еще несколько реальностей, и мы пока ещё не знаем, какие именно и даже сколько именно. Да и не мудрено, что так вышло. Было уже указание, считать Эллизор за "глухаря" и держать на подключении, чтобы окончательно не схлопнулся. Кто бы знал, что так получится?!

Ну, как говорится, пришла беда – отворяй ворота!

Эту истину Джон Зарайский уже давно зарубил себе на носу – после того, как вообще попал на службу в этот самый VES (уже давно большинство русских работников считали, что данная аббревиатура мужского рода). С виртуальными реальностями вообще не забалуешь, они всегда скрывают в себе массу сюрпризов!

– Значит, не просто "глухая реальность", но целый "глухой конгломерат"?

– Да. Именно так. Ничего нельзя было поделать. Разбираться не было времени. Иначе мы бы рисковали основной реальностью. А поскольку мы так и не знаем, что такое Эллизор – "виртуал" или реальный "тупик", то кроме "автономки" не было никаких других вариантов. Дежурная смена правильно поступила, запустив блокировку. Другой вариант был только полное стирание, аннигиляция. Но если это "тупик", сами понимаете, стирать нельзя, иначе можем повредить саму Землю.

– Правильно-то правильно, – в очередной вздохнул шеф, – да только что теперь с этой самой блокировкой делать будем? Это на годы проблема. И проблема это... мирового характера. Да и никто не знает, что там или кто там к Эллизору запаралелился. И что и откуда со временем в сам этот Эллизор полезет! А если Эллизор и вправду тупик и если там с той или иной дрянью не справятся, то всё это у нас окажется прямо под боком! И к нам тоже полезет, понимаешь?! Тогда такие прорывы могут начаться, не дай Бог!

– Так точно! – вновь невозмутимо кивнул Иванов. – Пока неизвестно, что там именно! Многое будет зависеть от того, что там у них внутри и смогут ли они частным образом прорвать "автономку"... Если смогут, тогда и мы и мы быстро подключимся!

– А если они все там ещё раньше передохнуть от радиации, тогда – что? Сколько у нас там – два или три агента?

– Двое... – уточнил Иванов, – агентов! Не считая, "глухаря", конечно... Если это наш "глухарь"... Но... у специалистов есть некоторые догадки, что там может им помочь. И это даёт шанс, что они смогут уцелеть.

– Что ещё за догадки?

– Ну, по причине большой интенсивности выброса энергии при формировании "дуги", там мог образоваться "квадроцикл". Общий. На весь конгломерат... Через границы "квадроцикла", пока он действует, ничто и никто до поры до времени не пролезет. Даже радиация!

Зарайский осторожно почесал свой лысый затылок. Он отлично знал, что "квадроцикл" в общей терминологии VES означает вовсе не средство передвижения по пересечённой местности, а особый феномен течения времени в разных пространственно-смежных областях, в каждой из которых в соотношении со смежными оно, это самое время, течёт с разной скоростью. Если, конечно, само по себе понятие скорости вообще применимо к этому феномену. Как и понятие длительности.

– Ладно... – буркнул глава VES, – подготовь мне развернутую справку в трёх экземплярах. А то мне ещё к мировому главе выходить с докладом. Как бы они там мировое же совещание не затеяли бы по этому вопросу.

– Не хотелось бы мирового пока... – подал голос Иванов. – Лучше мы сами как-нибудь...

– Ну, это они тебя не спросили! – повысил голос Зарайский. – Всё! Свободен!

Уже у самых дверей Иванов повернулся и добавил:

– Кстати, чуть не забыл! Там в приёмный вас ждёт этот... священник, которого к нам приписали. Пригласить его?

С минуту Джон смотрел нас своего подчинённого, истинно, как на исчадие ада. Настолько ему было неприятно это напоминание.

– Что ж, зови, – произнёс он таким тоном, словно его донимали больные зубы. – Куда теперь денешься, раз назначили!

Иерей Максим Окоёмов большую часть своей сознательной жизни имел желание быть просто служителем алтаря, но никак не предполагал, что, помимо этого, ему однажды поручать духовно окормлять одно из государственных ведомств, которое, фактически, оказалось спецслужбой да еще имеющий международный характер, пусть и в лице российского филиала. Способствовало этому, что сам священник Максим жил и служил в стольном граде Москве, где и большинство государственных и международных служб имели свои штаб-квартиры или же филиалы. Однако с того момента, как между Правительством России и Русской Церковью было достигнуто официальное соглашение о том, что при всех основных армейских подразделениях, родах войск и также и спецслужбах по штатному расписанию учреждаются должности капелланов и тех, кто их возглавляет, о. Максиму пал жребий осуществлять духовную опеку над до селе неведомым ему московским отделением VES.

Что это за VES такая, такой или такое – до сей поры ему вообще толком не доводилось слышать. Так, мелькали иногда в СМИ некоторые упоминания о некой международной спецслужбе, типа Интерпола, "Vertyal Еxplorer Security", которая, вроде как сравнительно недавно взяла на себя особые функции всемирного информационного обеспечения мировой же борьбы с мировым же терроризмом, которая (борьба!), как известно, ведётся уже не первый год и с весьма переменным, увы, успехом.

Вообще, к такого рода новому качеству своей священнической планиды о. Максим оказался не очень готов. Не то, чтобы он был замшел и не продвинут в отношении новых реалий современной ему эпохи. Однако, как он сам считал, жизнь и судьба его не являли собой чего-то необычного и пригодного для какого-либо захватывающего повествования. Максим Окоёмов даже в армии толком не служил, будучи вузовским офицером запаса, и, тем более, в горящих точках не воевал. Имел за спиной неплохое образование (университетский факультет философии) и полный курс Духовной академии, которую одолел заочно. Также был вполне удачно женат и три дочери этот брак вполне украшали, хотя и оставались мечтания о наследнике. Сверх того, священник Окоёмов был на неплохом счету у начальства, так что даже пару лет назад его сделали настоятелем небольшого храма в пределах бульварного кольца, где, за исключением второго и, что немаловажного, безобидного и уже в летах священника да несколько напористого и излишне громогласного диакона, о. Максим был сам себе хозяин. Ещё он пописывал статейки, которые охотно публиковала православная периодика, и вёл пользующийся популярностью блог в интернете. Еще относительно священника Окоёмова можно было сказать словами одного старца, что бывают люди святые, а бывают не обязательно святые, но – "правильные", то есть – в вере твердые, рассудительные, окольными путями не кружащие и никуда не сбивающиеся. С такими для спасения тоже полезно иметь дело. Где-то таким Окоёмов и был – правильным, рассудительным, в меру деятельным. В "меру" – тоже неплохо, потому что чрезмерно деятельные иногда способны таких дров наломать, что потом мало никому не кажется, в том числе и самому деятелю.

В общем, до поры до времени почти всё у о. Максима вполне вмещалось в размеренную картину иерейского бытия, как вдруг вслед за одним из соборных определений-постановлений, государство повернулось еще одним боком к желанию Церкви это самое государство духовно окормлять. Именно поэтому Окоёмов уже больше часа сидел в приёмной главы этого самого VES на кожаном диванчике, за небольшой прозрачной стенкой для гостей. Больше часа – было много, потому что священно-иерей вполне справедливо считал, что его время чего-то стоит. И целый час, потраченный на ожидание в приемной большого спец-начальства, можно было рассматривать как довольно ощутимую потерю. Но, с другой стороны, никуда не денешься, что о себе и своём времени не воображай. Тем более, что это всё уже в рамках вполне церковного послушания.

Сидел отец иерей на диванчике при полном параде – в рясе и с позолоченным наперстным крестом – перед опустевшей кофейной чашкой. На удивление, вместо секретарши у главы местного отделения спецслужбы наличествовал секретарь – высокий и моложавый, но и явно не юнец, не скажешь, что необстрелянный лейтенант, хотя о звании ничего нельзя было полагать, ведь секретарь был в штатском, в хорошо пошитом серого цвета костюме. Припомнив, что приходилось ранее читать относительно разных там спец-агентов, о. Максим попытался определить, оттопыривается ли у секретаря где-либо кобура скрытого ношения, но ничего такого не заметил. Или пистолета у секретаря не было или пиджак эту самую кобуру хорошо маскировал. Или пистолет был спрятан где-то ещё, а не в кобуре как таковой.

На журнальном столике перед о. Максимом лежала стопка журналов вполне нейтрального светского содержания. Об оружии или деятельности спецслужб в этих журналах явно ничего не было. И вообще в офисе VES ничего прямо или косвенно не говорило, чем именно эта организация занимается: оформление внутренних интерьеров казалось подчеркнуто нейтральным, даже безликим – ни тебе портретов героев-ветеранов, ни памятных грамот или орденов, вообще – никаких фотографий или характерных изображений.

Окоёмов достал из кармана рясы чистый носовой платок и тщательно протер очки в тонкой металлической оправе. Он с детства был очкариком и давно привык относиться к очкам бережно, можно сказать – с благоговением.

– Может быть, ещё кофе желаете? – подал голос секретарь. – Печенье, рогалики?

– Нет, спасибо! – ответил о. Максим и тут же пожалел об этом.

Хорошее кофе он любил, а кофе здесь на удивление был хорош – оно и понятно, секретарская была вооружена весьма дорогой кофейной машиной.

– А позвольте спросить... – решился он затеять разговор с секретарём, – где я могу вообще почитать о вашей организации, об её истории, достижениях, там...

– Не могу знать! – крайне сухо и казенно ответствовал секретарь. – Не интересуюсь внешними источниками. Кроме того, это зависит от вашего допуска и степени посвященности...

– И какая же у меня степень... будет?

– Не могу знать! – был тот же ответ. – Это зависит от Джона Александровича.

– То есть... от главы вашего? Зарайского?

– Вот именно!

– А почему он вообще Джон по имени?

Воцарилась некоторая пауза. Вероятно, секретарь обдумывал, может ли он вообще говорить на эту тему. Наконец, решил, что может:

– Это не является секретом. Джон Александрович родился в США в семье наших дипломатов! Поэтому и назван был Джоном.

– Ну, именовался бы здесь Иваном, что ли? А то Джон...

– Не могу знать!

– И вообще... – решил пошутит Окоёмов. – Странное дело иметь во главе целой спецслужбы, фактически, иностранца... То есть, родившегося там!

Но секретарь юмора не оценил:

– У нас международный филиал. Личность главы филиала обязательно согласовывается с правительством той страны, где филиал будет образован. Однако назначается международным руководством и согласовывается с правительством России! Кроме того, Джон Александрович вполне русский по духу и характеру человек. Родился он там... А вырос здесь!

На этом секретарь замолчал, и было заметно, что он несколько не в духе. Вероятно, по причине собственной излишней болтовни, которую спровоцировал о. Максим. Тот подумывал, не спросить ли ещё чего, но тут двери в кабинет Зарайского открылись, оттуда вышел чем-то весьма похожий своей безликостью на секретаря человек (тоже в штатском!), который мельком глянув на священника, буркнул:

– Вы можете зайти!

Глава VES уже не сидел в кресле за столом с тремя мониторами, но не спеша мерял свой кабинет размеренными шагами. Кабинет был довольно большим, включал в себя, помимо рабочего стола его владельца, длинный прозрачный совещательный стол, книжный стеллаж, который почему-то сверху вниз прикрывали легкие жалюзи, а так же – совершенно пустую стену с фигурным панно (так себе, какие-то завитушки!), которая в свою очередь могла бы у наблюдательного человека вызвать ощущение, что это стена фальшивая, что за этим панно скрывается что-то ещё – именно то, что не всякому входящему в сей кабинет может быть дозволено видеть.

Но о. Максим в этом смысле был не очень наблюдательным: никаких подозрений в подлинности одной из стен кабинета главы VES у него не возникло.

– Скажу вам прямо... – заявил Зарайский после первоначальных любезностей. – Вы представляете для нас проблему. И проблему довольно неожиданную. А ещё боюсь, что и достаточно серьёзную.

– Это почему же? – натянуто улыбнулся в ответ о. Максим.

О себе он уже давно знал, что, несмотря на интеллигентное происхождение и такую же внешность, с дипломатией у него бывало, порой, не очень. В разведчики в этом смысле он не годился, поскольку совершенно не умел притворяться. Даже и не понятно, как настоятелем-то стал. Вероятно, случайно. А может быть, потому, что кто-то до сей поры даже и среди церковного начальства имел оглядку на его ныне здравствующего отца, имевшего в прошлом достаточно приличный номенклатурный вес, так что фамилия Окоёмов до сей поры всё ещё была в определённых кругах далеко не пустым звуком.

Зарайский уже не расхаживал, но сидел напротив за совещательным столом и был о. Максиму явно неприятен, хотя и тот, как христианин, пытался давить в себе это неподобающее чувство. Но, попробуй-ка сходу – задави! Ведь такую категорию людей, как Зарайский, Окоёмов определял одним словом: змей! Ну, змей, что тут скажешь, сразу ж видно: хитрый, неискренний, коварный, хоть и говорит что-то про прямоту... Как же, у таких людей прямота, что колючая проволока кольцами вьётся, не пройдёшь так просто – не проедешь!

– Да потому что, батюшка... – было заметно, что Джона Александровича в свою очередь просто внутренне корёжит от подобного рода словоупотребления (батюшка, типа!). – Да, вот потому, что никаких таких батюшек по внутреннему регламенту нашей организации просто не полагается...

– Что попы вам ненавистны, что ли? – предпринял атаку "от противного" Окоёмов.

В ответ Зарайский засмеялся. Но смех у него тоже был не очень, скрипучий такой, сухой. Хотя могло показаться, что толика искренности в этом скрипе прозвучала. Не придуривался, вроде. Или, типа, чувство юмора ему тоже свойственно. Хотя... форменный змей с чувством юмора... это тот ещё может оказаться сюрприз!

– Разумеется, не поэтому. Да и вообще наша организация имеет сугубо светский характер. Проблема в том, что никакой человек со стороны, извне, не может быть посвящён в нашу, что называется, кухню. У нас очень высокая степень секретности! И я не вижу оснований давать вам даже самый элементарный начальный допуск! Вы не являетесь посвящённым и, в принципе, не можете им быть.

"Посвящённый"... Гм. Похоже, что в устах Зарайского это какой-то, скорее, технический термин, но для человека религиозно образованного такого рода понятие звучит довольно подозрительно. А о. Максим как раз-таки был весьма и весьма религиозно образованным. Мало того, даже специализировался по так называемому сектоведению и сравнительному богословию. И словечко это прозвучало для него как сигнал определённой тревоги.

– Позвольте! – сказал он. – Да мне и дело нет до сугубых тайн вашей кухни, до тонкостей её рецептуры. Однако, разве готовые блюда тоже являются великой тайной? Ну, насколько я знаю, ваша служба участвует во всемирной борьбе с терроризмом, владеет какими-то особыми информационными технологиями, не так ли? Анализирует, предупреждает теракты и так далее! Зачем же мне вообще лезть во все тонкости вашей деятельности? Достаточно самой общей осведомлённости. Я ведь должен просто иметь дело с конкретными людьми, духовно и нравственно окормлять их...

– Вот-вот! – встрепенулся Зарайский. – И как вы собираетесь это делать?

– Ну... совместные службы с верующими членами вашей организации. Исповедь. Молебны по праздничным датам. Панихиды по павшим и усопшим...

– Вот-вот! Исповедь! – Зарайский оживился в крайней степени. – Но ведь через исповедь – прямо или косвенно – вы вполне можете узнать, что вам знать совсем не следует!

И тут этот змей Джон Александрович осклабился, взирая на священно-иерея с каким-то даже ехидством во взгляде.

– Допустим. Но священник клятвенно обязан хранит тайну исповеди. Я буду молчать на этот счёт... Буду нем как рыба... За разглашение тайны исповеди вообще положено извергать из сана. Лишать священства, то есть.

– Эх! – Зарайский только махнул рукой. – Наивный вы, батюшка, наивный! Есть много способов развязать язык, чем бы кто когда не клялся. А потом... Потом, как знать, ведь вы можете услышать такое, ну, к примеру, что может вообще вашу веру пошатнуть, обрушить... Не боитесь эдакого поворота?

Да, тут себя змей Зарайский и выдал: посмел покуситься на личную веру своего визитёра!

Окоёмов в ответ встал и приосанился:

– Этого, в принципе, не может быть никогда! Вера для меня основа всей жизни! – говорил он это совершенно искренне, нисколько не сомневаясь, что его пафос может кому-то показаться чрезмерным или ложным.

Зарайский промолчал в ответ на эту тираду, однако было заметно, что никакого впечатления на него эти слова не произвели, поскольку он так и оставался полон по отношению к свалившемуся ему на голову священнику самого глубокого скептицизма. А если и произвели какое впечатление, то, скорее, ещё более тягостное, чем до прозвучавших деклараций. Вероятно глава VES предпочёл бы на своём месте иметь дело, скорее, с неверующим или прожжённым циником, чем с фанатично верующим человеком. Последние менее предсказуемы. А одной из задач спецслужбы, руководимой Зарайским, была именно что предсказуемость. Точнее, слежение за тем, чтобы все развивалось согласно земных законов бытия, предсказуемо или, иначе говоря, без особых фокусов.

Из «Рабочего словаря VES» (совершенно секретно, только для внутреннего пользования). Дуга (пространственно-временная). Сложное пространственно-временное явление, имеющее неопределенный долгосрочный потенциал действия. Может образовываться в той или иной реальности , благодаря энергетическому воздействию или импульсу извне или изнутри реальности, мощность которого, как правило, превышает естественный энергетический потенциал самой реальности. Следствием появления «Дуги» могут быть различные и на настоящий момент до конца не изученные явления или парадоксы, такие как провалы или скачки во временное прошлое или будущее, разная длительность или течение временной хронологии внутри отдельных участков или лакун одной и той же реальности и т.д. Уже наблюдаемым ранее и отчасти описанным следствие м «Дуги» является «Квадроцикл» (см. «Квадроцикл»).

Глава ВТОРАЯ

«КВАДРОЦИКЛ» В ЛАВРЕТАНИИ

Старший спасатель VES Иван Рейдман был ещё довольно молодым человеком, хотя и приобрел в разного рода реальностях такой опыт, какой не смогут приобрести тысячи и тысячи людей в совокупности за всё время своей земной жизни, проживая её, что называется, обыденным образом. Если, конечно, сами из земной реальности никуда не шастают и за рамки обыденности не выходят. Однако, выходить за рамки этой самой обыденности – дело весьма рискованное, и только понимающий, что такое настоящий риск, в состоянии адекватно воспринимать возможные следствия собственной же рискованной деятельности.

Ныне весь опыт Ивана Рейдмана говорил о том, что он попал в плохую историю. Да и не только он сам, но и его коллега и друг Антон Кокорин, которому было, пожалуй, ещё хуже со сломанным позвоночником и частичной парализацией. О причинах происходящего вокруг можно было особо и не гадать, будучи вооружёнными теми знаниями, которые, в принципе, доступны сотрудникам VES, имеющим в свою очередь основные секретные допуски. А вот о возможных следствиях всего происшедшего гадать можно было довольно много и долго, потому как будущее могло сулить, в общем-то, непредсказуемое количество вариантов развития событий. Так, "Пространственно-временная дуга" цвела себе в небе и днём и ночью. Цветом и интенсивностью свечения, при этом, "Дуга" эта самая явно убывать не собиралась. Ну, разумеется, днем при солнечном свете несколько блекла, порой её очертания закрывали облака, но даже и сквозь облачные покровы угадывалось непрестанное и мощное сияние.

И о том, что такое "Квадроцикл" Иван, благодаря своей высокой степени допуска, слышал и читал ранее, хотя особо и не вникал, уж очень это редкое явление, да и сведений в доступных внутренних источниках VES об этой "дуге" было маловато. Теперь, вот, пришлось узнать на практике. Правда, первоначально о самом "Квадроцикле" Иван и не думал – до тех пор, пока несколько эллизорцев не поведали, что уйти из Лавретании невозможно: в разных направлениях и местах, на разном расстоянии любой путник словно бы утыкается в невидимую преграду, которая в свою очередь не имела видимой же границы – просто пейзаж начинал искажаться, утрачивать перспективу, словно бы сворачиваться, в то время как физическое состояние путника крайней ухудшалось, так что спустя несколько минут и метров невозможно было даже передвигаться пешком. Вьючные животные и вовсе впадали в панику, бесновались, вырывались и давали дёру.

Тут-то Иван и призадумался. Похоже, что они оказались не просто в замкнутой реальности, но и в особом течение временных слоёв, так или иначе соседствующих друг с другом. Между которыми, как правило, и образуется такая вот непроходимая граница. Вот бы ещё знать, а каково в этом плане доставшееся им течение? Быстрое оно или медленное, а то и, что называется, стоячее временное болото?

– Ты чего такой смурной сегодня? Случилось чего?

– Случилось...

Иван словно очнулся от тяжких дум и сжал руку своего коллеги и приятеля Антона Кокорина, который под личиной бывшего маггрейдского егеря Яна Кривого, так и пребывал в эллизорском, а точнее – лавретанском лазарете. Да и где ему, после бегства из рухнувшего в радиоактивную пыль Маггрейда, быть? Хорошо хоть быстро и почти без потерь вовремя ноги унесли. И радиацией их не накрыло. Кстати, а почему? Ветер не туда дул? Так ведь раньше или позже все-равно какие-нибудь изотопы могло бы принести. Или... или, кстати же говоря, может "Квадроцикл" своими непроницаемыми границами и помог? Избавил от радиации. Тоже, как говорится, вариант. Нет худа без добра!

А вот, что Антону сказать, когда тот самостоятельно передвигаться не может? Да и условия пребывания или проживания среди лавретанских развалин были тоже далеко не люкс: здание, выделенное под лазарет, требовало ремонта, печь дымила, топлива было мало, а в плохо заделанные щели довольно ощутимо дуло. Хорошо хоть после недавних заморозков, заметно потеплело.

– Случилось-случилось! – повторил Рейдман, который был вынужден продолжать играть роль таллайского посла, и огляделся: мамаша Зорро, которая теперь, в отсутствие Беллы, взяла на себя руководство над лазаретом, куда-то вышла, а остальные больные, раненные и престарелые, находились за лёгкой дощатой перегородкой и вроде как особого интереса к разговору двух взрослых мужей не проявляли. И Магируса, ныне обитавшего здесь вместе с мамашей Зорро, Иван не приметил.

Однако заговорил на всякий случай почти шёпотом:

– Подозреваю я, что попали мы в "Квадроцикл"!

Антон в ответ, насколько мог, приподнялся на своём топчане:

– Ты это серьёзно?

– Вполне! "Дуга" эта цветёт себе и цветёт в небе, не меняется, интенсивность, похоже, почти одна и та же! А самое главное границы этой Лавретании с Маггрейдом и другими областями не проходимы!

Кокорин устало опустил голову:

– Тогда мы здесь можем застрять надолго. Может быть, навсегда!

Рейдман не стал спорить или говорить утешительных слов, однако, немного подумав, всё же сказал:

– Это как повезёт... Пока рано делать выводы. Известно, что течение времени в образовавшихся циклах бывает разное. И разброс – тоже. Кстати, я раньше где-то слышал, что, чем интенсивней был импульс, тем меньше может оказаться временной разброс. Это даёт некоторую надежду. А ещё мне думается, что, если реактор в Маггрейде полностью разрушился, то "Квадроцикл" нам только во спасение: защитил от радиации!

– Ну, утешил... – Антон почему-то старался не смотреть на своего собеседника и друга. – Однако... если мы проторчим здесь, к примеру, лет пятьдесят, а не тысячу, то всё равно это будет слабым оправданием. На Земле пока нет таких мощных технологий омоложения. Что я своей семье скажу, если заявлюсь к ним глубоким стариком? Это, если мы вообще выберемся отсюда!

– Ладно, не паникуй! – Иван пытался держаться бодрячком. – У меня тоже жена там и дочь. Хоть и в Израиле, но официально мы ещё не развелись... А потом, вдруг нам всё же повезло? Может здесь, в этом цикле, обойдемся парой лет, а то и месяцев?

Кокорин на видимо бодрые речи своего коллеги и приятеля не нашёлся, что ответить. Да, он хандрил, и на то были совершенно объективные причины. К тому же эти слишком уж оптимистические суждения его коллеги и приятеля прервал вошедший в помещение лазарета Главный хранитель Закона Эллизора Леонард: