Текст книги "Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)"
Автор книги: Андрей Спиридонов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Его отец отхлебнул из стакана с соком и вдруг закашлялся. Потом еле выдавил:
– А что вообще не так с происхождением этого ядозуба? Ну, из Бразилии, да... Но его яд имеет какую-то особую силу. Медики говорят, что если наладить производство лекарственных средств, то мы озолотимся! Это будет чудо-лекарство! Спасение для многих жизней! Проблема в том, что регион, где обитает этот ядозуб, труднодоступен, а местные какие-то там реликтовые племена не желают идти на контакт. Им, видите ли, вся наша цивилизация побоку! Поэтому речь идёт о том, что вероятно применение к этим племенам не совсем законных методов!
Рему стало намного легче на душе. Если, конечно, отец не врал и не прикидывался. Последнее – вряд ли. Так врать и так прикидываться он просто не умел. Даже в своём былом служебном прошлом. Да ведь он там, в этом прошлом, был больше хозяйственником, чем оперативником, так ведь. "Не знает главного, происхождения? Думает, что оно чисто земное? Реликтовые племена... – обкатывал Рем эту мысль. – Гм, может быть это и неплохая версия. Реликтовые, но вполне себе земные племена. Единственные на самой Земле, кто имеет с этим самым ядозубом дело... Вполне может прокатить... Тогда не всё потеряно, тогда ещё можем выкрутиться? Но кто же тогда знает всю подноготную? Сергей Зарайский? Знает от своего брата? Он один? То есть, отца используют втёмную? Возможно... Возможно..."
Да, это был не самый плохой вариант. Значит, ещё можно было жить и даже пока оставаться у руля русского филиала VES. Однако пускать это всё на самотёк было тоже смертельно опасно.
– Дурак ты, папа, – наконец вымолвил Рем и поставил пустую чашку на столик. – Это не только лекарство! Это ещё и такой будет наркотик, такое зелье, которого этот свет не видывал! И ты хочешь взять на себя ответственность за его появление и распространение?
Глава ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
ВЕЛИКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ
Якову снилось, что он потерял свой старый дневник, свои драгоценные записки ещё времён молодости. Причём во сне он боролся со странным чувством, что на самом деле он и никогда не вёл дневника, и его теперешние поиски – фикция, навязанное извне чувство необходимости (найти дневник!), которого на самом деле нет. Был или нет (дневник!), но во сне Якова преследовало мучительное ощущение, что он забыл нечто важное в своём прошлом, что обязательно нужно вспомнить, а если не выудить прямо из памяти, то, хотя бы, найти в этом самом вроде как и не существующем дневнике. Как он вообще мог выглядеть... этот самый дневник? Вероятно, это была тетрадь, ещё древнего довоенного образца с давно пожелтевшими страницами. И он, Яков, записывал туда нечто старым же химическим карандашом. Да, конечно, он делал это почти каждый день перед тем как в летаргию отправился Варлаам, а следом и он сам, его, Варлаама, верный ученик! Нужно было запомнить, записать очень много всего, поскольку Варлаам предупредил, что, если Яков восстанет от сна раньше, то должен ничего не перепутать в той последовательности действий по строительству нового мира, которое будет для них всех судьбоносным. Ну, да, разумеется, Яков всё старательно записывал, ничего не забывал, но... вот закавыка! – после пробуждения тетради не оказалась рядом, дневник просто-напросто пропал, хотя он, точно, положил тетрадь рядом с собой, прямо в капсуле. Правда, после восстания от сна Яков не сразу про дневник вспомнил, а когда (спустя какое-то время) спохватился, никакой тетради в использованной капсуле не оказалось. Вероятно, если бы он заметил эту тетрадь сразу вовсе себя, то вспомнил бы, не упустил бы из вида, но, получается, что вида никакого не было, не попалась эта тетрадь на глаза, вот что, исчезла, испарилась, так сказать... Или вовсе не было этого дневника? Отчего же, тогда, такое явное ощущение, что он эту тетрадь держал в руках, даже помнить запах тех пожелтевших страниц и вкус химического карандаша?
Ладно, допустим, он, Яков, что-то упустил и сделал не совсем так, как было велено самим Варлаамом, так ли это теперь важно? Да и вообще так ли это было важно еще тогда, не знамо сколько времени (лет или даже веков) назад? Ведь всё равно Яков осуществил то, против чего Варлаам был категорически против и, вероятно, даже и подумать не мог, что его ученик будет иметь дерзость так ослушаться, пойти наперекор воли самого великого жреца Маггрейда! На фоне этого сам дневник-инструкция, точнее – утрата этих инструкций, выглядели пустяком, отсутствием мелкого пазла с края большой картины – фрагмента, который легко самому вырезать из толстого картона и покрасить, сообщив нужный цвет. Да, все эти годы, фактически, теперь, уже десятилетия, нет, по сути уже, фактически, полвека Яков внутренне уговаривал себя, что сделал всё правильно и никакого, на самом деле, ослушания не было, да он просто и не мог поступить иначе, это означало отступиться от самого себя, и как только сам Варлаам этого не понял и не увидел в своём ученике – он, величайший маг, прозорливый и ясновидящий, не заметил того, что ученик его был не силах в себе переломить. Самые первые годы Якову было проще давить в себе сомнения, поскольку он надеялся, что пробуждение остальных не затянется на столь длительное время.
Оказалось иначе, совсем иначе. И теперь, фактически, уже будучи сам старцем, он всё с большей тугой ощущал тяжесть того своего выбора, того своего ослушания. А ведь, вероятно, был прав Варлаам: нельзя было брать с собой никого лишнего! Энергия от Золотого шара могла начать перераспределяться не должным образом, затормозив сон, увеличив время летаргии. И если Яков проснулся первым, то считать ли это теперь счастьем? – теперь, когда он прожил свою жизнь, понеся вся возможные труды и великие тяготы по строительство нового Эллизора. Да, была бы возможность, Яков не взял бы с собой того же Геронтия, ныне Геронтиума. Но ведь Варлаам почему-то тогда настоял на его кандидатуре, на его важности для будущего Эллизора. И не просто настоял, но и сам отправил Геронтия в сон, несмотря на всего его страхи, чему Яков уж никак не мог воспрепятствовать.
Иногда он задумывался, а почему вообще Варлаам сам не ушёл в сон последним, почему поручил именно Якову дейстоввать в финале, чем тот и воспользовался, неужели, опять же, Варлаам не допускал со стороны своего ученика такой возможности, прямого солушания? Или в этом тоже была какая-то своя хитрость? Ни тогда, ни теперь это до конца было невозможно понять, если только сам Варлаам, восстав, наконец, от сна сам не разъяснит, что к чему.
Такие вот мысли и чувства мучали Великого посвященного во сне и ещё довольно долгое время после пробуждения.
Словно предчувствуя, что нечто может пойти не так, как следует, Яков решил пока не устраивать празднества и официального представления в честь Пробуждения. В конце концов, это можно осуществить и позже, когда пробудившийся вполне придёт в себя. Действительно, так меньше риска, ведь сразу после долгого сна в большинстве случаев недавний «летаргик» может вести себя неадекватно. Тем более, когда речь идёт о самом значимом, истинно великом Пробуждении, то есть когда речь о настоящем выдающемся Посвященном, о жреце-строителе Варлааме.
Именно поэтому Яков взял с собой только Геронтиума и на всякий случай двух стражей. Ну, ещё пришлось взять доктора, разумеется. Из более или менее сведущих и надёжных, хотя Яков предпочёл бы обойтись без медицинского персонала вообще, больше полагаясь на заветное снадобье, запасы которого удалось-таки возобновить, благодаря найденном подземному питомнику с ядозубами. Одно было не очень хорошо: снадобье пока не удалось облечь в скорлупу из сахарной пудры, лишь слегка подсластить, поэтому оно находилось в шкатулке у Великого посвящённого в первозданном качестве – то есть, в виде помёта ядозуба. Яков опасался, что такого рода вид и вкус снадобья могут не вызвать энтузиазма у Варлаама, а объяснить, порой, многие самые элементарные вещи человеку, только очнувшемуся от многолетнего летаргического сна, бывает не так просто.
Так оно со снадобьем и вышло! Поначалу всё шло нормально: закончили мигать огоньки-лампочки, завершился на дисплее таймера обратный отсчёт, включившийся ровно сутки назад и прямо свидетельствующий о необратимых процессах прекращения сна внутри капсулы, появилась на дисплее заветная же надпись "Everything is ready", с легким шипением автоматически отъехала верхняя крышка капсулы, после чего она медленно опустилась вниз и все с некоторой осторожностью заглянули внутрь.
Варлааму помог подняться доктор и один из стражей. Великий жрец выглядел не очень. Бледность его лица напоминала мрамор из лучшего карьера на юге Эллизора, движения были скованными, голова тряслась. Он обвёл собравшихся крайне испуганным взглядом, попытался что-то сказать или спросить, но, похоже, речь не давалась ему.
Вперёд выступил Яков. В руках у него была та самая шкатулка со снадобьем. Сдерживая волнение, как будто сам только что очнулся от столетнего сна, он произнёс:
– С прибытием! – и протянул великому магу шкатулку с откинутой крышкой. Содержимое было до верху наполнено живительным помётом ядозуба.
– Что это? – наконец, с явным трудом произнёс Варлаам.
Похоже, что он не узнал Якова. Да и не мудрено. Последний раз они виделись, когда Якову было не более двадцати лет, хотя его внешность и тогда была обезображена, но сейчас он был уже и вовсе стариком.
– Это великое снадобье! – произнёс Яков. – Его нужно принять, чтобы набраться сил после долго сна! Обязательно!
– А-а... сколько... сколько прошло времени? – Великий жрец поднял мутный взор на Якова и тот невольно содрогнулся: настолько это был мёртвый взгляд.
– Точно не известно... – ответил он. – Наверное, больше ста лет. После моего пробуждения прошло почти полвека. А сколько до этого времени, я не смог точно подсчитать...
– Сто лет? – Варлаам погрузился в глубокую задумчивость. – Сто лет... – наконец, с видимым трудом произнёс он. – Это много... Пожалуй, это лишнего... будет...
Яков в свою очередь был удивлён: как видно, не ожидал, что пробуждение его учителя будет происходить в такой вот немощи, что Варлаам первым делом выскажет недоумение или удивление, ведь Якову всегда казалось, будто у Варлаама, что называется, всё схвачено и не может быть никаких проколов.
И – словно мальчишка, не выучивший урок – он принялся оправдываться:
– Мы ничего не могли поделать! Капсула пробуждения работает автоматически! Никто не может здесь извне прервать сон и запустить пробуждение ранее автоматического цикла!
Великий маг посмотрел на своего бывшего ученика, а ныне вполне себе коллегу мутным взором.
– Да... это я помню... – прохрипел он. – Тут ничьей вины нет. Так легла карта, так сошлись звёзды! – Он осмотрелся по сторонам и заметил ещё одну капсулу: – Но... а там... кто ещё?
– Там? – несколько растерялся Яков. – Там... одна девушка... Белла из Эллизора...
Варлаам задумался, пытаясь вспомнить прошлое и кто такая вообще эта Белла.
– Зачем? – с явным трудом выдавил он.
– Что зачем?
–Зачем она там?
– Я... – окончательно смутился Яков. – Потому что я ... Она была нужна мне!
И словно далёкое прошлое встало отдельными картинами перед его глазами: как он неожиданно для себя, будучи послом Болфусом в Эллизоре, полюбил Беллу, как дал ей сонное зелье, но что-то намудрил с противоядием, как бежал из эллизорского обоза, похитив Беллу, как встретился с Варлаамом в указанном им ранее месте на Севере, в Ловероке, как волновался, что будет с Беллой, но смог-таки уже после Варлаама и Геронтия уложить её в ещё одну лишнюю капсулу, как после своего личного пробуждения и строительства Гранд-Эллизора осуществил торжественный перенос оставшихся капсул сюда, в новый Дворец Пробуждения... Сколько на это потребовалось сил, нерв и надежд... В том силе и на то, что Белла скоро проснётся! Но она так до сих пор и не проснулась в то время, как течение земной жизни самого Якова, фактически, почти отмерило свой срок. Нет, это всё просто уму непостижимо! В этом скрывалась какая-то великая мука или, проще говоря, усмешка судьбы! Хотя бы в том, что очень многого из былых чаяний Якова вроде как осуществилось: достиг он и великой силы и больших знаний, да, попытался даже заменить Беллу, нашёл ведь среди молодых эллизорок девушку похожей внешности (это было не трудно!) и велел ей именоваться Беллой, но всё равно она не была ею, увы... Поэтому Яков уже давно с горечью ощущал, что многое в жизни можно сымитировать, смоделировать, симулировать, изобразить, но только самой жизнью это не будет, а будет одной только лишь именно что имитацией.
– А где "Золотой шар"? – взгляд Варлаама стал более осмысленным. Он покрутил головой, пытаясь понять в каком именно помещении они находятся.
– "Золотой шар"? – удивился Яков. – Какой шар? Мы перенесли ваши капсулы из Ловерока, но никакого шара я там не видел!
Наверное, если бы у Варлаама были бы силы, он дал бы волю презрительному хохоту. Впрочем, что-то душило его изнутри, возможно это и впрямь был смех, пришедшийся совершенно некстати и, фактически, убийственный для крайне ослабленного вынужденной летаргией организма.
– Дурак, какой дурак... – хрипел Варлаам, окончательно теряя силы и равновесие и повисая на руках у стража. – Ты погубил меня этим! Шар это был главный источник энергии! С чем ты меня оставил во сне? Да ещё взял с собой эту девку! Нельзя никого лишнего брать с собой в этот сон... Нужно было оставить её там, в прошлом... Общей энергии могло не хватить для нас всех! Тем более, без шара!
Яков бросился к своему только воскресшему и умирающему на глазах учителю с воплем "Прими снадобье!", но было уже поздно: Великий жрец и строитель Тот-Башни скоропостижно скончался.
Из "Рабочего словаря VES" (совершенно секретно, только для внутреннего пользования). "Биокриационная еcтественная реанимационная единица Гаспарова". Питание – изотопное при минимальном расходе энергии. В отдельных случаях возможно использования внешнего источника питания. Максимальная приспосабливаемость к внешней среди, использование перепадов температур, холода и жары, влажности и т.д. Прекращение цикла реанимационной сохранности происходит, согласно нескольких секретных автономных алгоритмов, в числе которых – аналитическийвнутренний таймер(запускает механизм «воскрешения», если получает информацию о невозможности продолжения криационного цикла вследствие критического состояния подопечного организма) – действует автоматически, не может быть выставлен программно. Возможно использование команды из центрального пункта управления VES (последняя работает исключительно на прекращение процесса и уничтожение капсулы вместе с содержимым). Иное перепрограммирование уже запущенного внутреннего процесса, благодаря внешним командам, невозможно. Материал: особо прочный бронированный стеклопластик. Внешний вид: в форме гроба. Доступ: внутренние запоры, автоматически снимающиеся после вступления в силу процесса «воскрешения» (См. «Воскрешение»).
Глава ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ВТОРЖЕНИЕ
Леонарду чудилось, что он открывает собрание Закона. Причем не в ветхой амбарной лачуге, а в самом Эллизоре, во Дворце Совета. И он, Главный хранитель, прибегает к соблюдению основных процессуальных норм, потому как заседание было отчасти посвящено Закону Эллизора, и специально оговаривает, что, поскольку собрание носит расширенный характер и не будет касаться Главной тайны Закона, но, тем не менее, вопросы которые необходимо рассмотреть, носят очень и очень серьёзный характер, почему и, собственно, потребовался такой, вот, расширенный состав.
Относительно всех законных нюансов никто из присутствующих хранителей не возражал. Нравственный авторитет самого Главного хранителя был высок как никогда. Вероятно, что основным оппозиционером Леонарду теперь была его собственная совесть, которая и впрямь часто тревожила его, может быть ещё и потому, что он вообще имел привычку к ней прислушиваться.
– Итак, – сказал Леонард, стоя за кафедрой, за которой ему и полагалось возглашать что-либо, имеющее общее значение для Закона и всего клана как такового. Да, за той самой кафедрой, величественной, с позолотой и разного рода орнаментальными завитушками. – Итак, мы можем вместе обсудить наше нынешнее положение. И мы должны наметить, как будем действовать в ближайшем будущем...
Тут Леонард сделал паузу, и многим из собравшихся показалось, что хранитель испытывает сильное волнение. Это и впрямь было так: Леонард вдруг ощутил спазм, который на некоторое время прервал его речь. Правда, при этом, сам Главный хранитель чувствовал себя хорошо, полным энергии, так что, по все видимости, его волнение происходило из общего ощущения значимости и судьбоносности всего происходящего. Сверх того, напротив Главного хранителя, среди других имеющих право здесь быть хранителей, почему-то стоял Оззи, и когда Леонард вновь и вновь видел своего сына живым, пусть тот и имел крайне болезненный вид, отцовское сердце полнилось избыточной неизреченной радостью.
– Прежде, чем мы всё обсудим, – продолжил Леонард, – я бы хотел зачитать вам один документ... – тут он достал из-за пазухи несколько сложенных пополам старых бумажных листов. Поймав настороженный взгляд некоторых из хранителей, добавил: – Не стоит волноваться. Хотя я и нашёл эти бумаги, разбирая наш архив, они не имеют прямого отношения к Закону, поэтому я могу это прочитать и расширенному составу...
Найденный Леонардом текст, не имел заглавия. Скорей всего, это был всего лишь отрывок, некий эпизод гораздо большего повествования, которое полностью не сохранилось или ещё не было найдено:
«...в то лето, сразу после обильной весны и зимнего цветения неба, исполнятся сроки и падёт всё ранее непроходимое, так что несоединимое вновь устремиться к воссоединению и разобщенное получит возможность соединиться, а то что, не чаяло уже утешения, сможет по видимости утешиться, однако на утешение это восстанет ещё большая скорбь, потому как падение знамения цветения означит велико смешение, когда окраины устремятся к центру, а к центр восхочет быть окраинами, и всё это родит великие бедствия и явит в себе лютые силы и морок, который не знаем живущими ранее и сможет быть познан сполна, если только не явит в себе силу освободитель, имя которому Иллиоз...»
Леонард перевёл дыхание и заметил:
– К сожалению, сам имеющийся текст тоже пострадал, не всё можно разобрать и многое остаётся непонятным, но я процитирую ещё следующее, что, как мне кажется, может иметь отношение к тому, что происходит со всеми нами...
И он продолжил:
«...исполнение великой и спасительной силы не будет зависеть от золотого тела, которое есть великий обман и лукавое внедрение, какое, если вдруг войдёт с кем-либо из смертных в общение, даст таковому инаковую силу, имеющую цель противостать силе истинной. Последнее, если случится, осложнит само спасение Иллиоза и назнаменует собой великую битву за мир во всей поднебесной, какой еще никто не держал и не видывал, ни до великого цветения, ни после...»
Прочитав всё это, Леонард сделал довольно длительную пазу, посоле чего спросил:
– Кто-нибудь хочет высказаться на счёт того, что я прочитал?
Первыми имели право слова хранители, но лишь один из них задал уточняющий вопрос:
– Это... э-э... пророчество... найдено среди бумаг Закона?
Леонард слегка нахмурился и ответил:
– К сожалению, архив Закона частью пострадал во время нашего... бегства, частью был перемешан, однако данный документ не имеет прямого отношения к Закону. Фактически, я случайно обнаружил эти отрывочные записки в большой хозрасчётной книге учёта рыбных поставок, которой не меньше, чем двадцать лет. Как туда попали эти листки, мне не известно, кто автор – тоже. Можно ли считать это пророчеством, отдельный вопрос, поскольку критерии того, что можно считать пророчеством, а что – нет, Законом окончательно не определены... Кто-то ещё хочет сказать что-либо? Из наших гостей?
Слово решил взять бывший таллайский посол, известный вне этой легенды как Иван Рейдман, он же старший оперативник VES.
– Если мы согласимся с тем, что данное пророчество и впрямь является пророчеством, то с точки зрения чисто рациональной, ничего особо хитрого тут нет. Цветение, о котором здесь говорится, выи сами видите в небе. Если оно подходит к концу, то, стало быть, границы этого мира вновь станут туда-сюда проходимыми, время обретёт, как и ранее, единое течение, однако всему этому могут сопутствовать неожиданные и крайне опасные явления, а именно – вторжения разного рода чудовищных и опасных сил из других миров. Что, мягко говоря, может представлять для всех нас далеко не одну и очень большую опасность... А вот, что такое этот самый Иллиоз, пока не могу сказать...
– Может быть, это есть сам Эллизор? – вдруг негромко и как-то задумчиво заметил Леонард. – Закон в некоторых своих параграфах говорит, что Эллизор должен быть в конце времён спасительным для многих, может это пророчество и говорит именно об Эллизоре и его Законе?
– Возможно, что и так, – не стал спорить Иван, хотя было заметно, что ему ещё есть, что сказать, но он не хотел бы спешить с этим.
– Однако не совсем ясно, что здесь сказано о каком-то золотом теле и другой силе, которая может мешать спасению Эллиозора?
– Отец! – вдруг подал голос всё это время молчащий Оззи. – Это "Золотой шар!" Он там в подземельях! Мы его видели вместе с Ролланом...
Все собравшиеся с удивлением, а некоторые даже и с испугом воззрились на Оззи.
– Боюсь, что кое-кто уже мог добраться до этого шара... – добавил сын Главного хранителя.
"А кто такой Роллан?" – хотел спросить Леонард, потому что сонный бред начал оставлять его и он вдруг понял, что находится вовсе не на кафедре во Дворце Совета, и в руках его не книги или рукописи, так или иначе связанные с Законом, но почему-то вёсла, которыми он гребёт изо всех сил. Да, он был в лодке посреди Лавретанского озера и направлялся в сторону старого поселения, где по-прежнему находился Амбар Закона.
Фаддей, дежуривший этой ночью у подземного пулемётного гнезда, был сорван с места Иваном Рейдманом. Грести они взялись вдвоём, двумя парами вёсел – так было быстрей.
– И давно он ушёл? – задыхаясь, переспросил Фаддей.
– Зорро обнаружила эта минут двадцать назад!
Ночь была безлунная, хотя пространственно-временная дуга вполне луну заменяла, однако, сколько не всматривался Фаддей с Иваном, впереди никакой лодки не было.
– Неужто уже успел переправиться?
– Не знаю. Худо то, что он всё ещё в бреду. Эта когтистая тварь могла быть ядовитой!
Когда они миновали около половины озера, на берегу загрохотал пулемёт. Сперва один, а потом и второй.
Переглянувшись, оба спутника на минуту оставили весла, чтобы привести имеющиеся у них оружие в боеспособное состояние, а потом с удвоенной силой продолжили грести.
Леонарда они нашли возле Амбара Закона. Тот был без оружия, даже кортика с ним уже не было, однако пулемётчик, что был на вершине холма, умудрился прикрыть Главного хранителя от нападающих тварей: несколько гигантских серых туш с бурыми подпалинами валялись здесь же.
– Отец! – сказал Фаддей. – Надо уходить! Вторжение началось!
– А как же Закон? Я никуда без Закона не пойду!
Фаддей внимательно всмотрелся в родное лицо и понял, что Леонард всё ещё не в себе, так что и спорить с ним бесполезно. Тогда он сгрёб Главного хранителя в охапку и с помощью Рейдмана, который не забывал водить стволом своего "стечкина" вокруг, дотащил хранителя до лодки. Леонард хотя и пытался сопротивляться, но был слишком слаб из-за ранения.
– Давайте, плывите! – сказал Фаддей Рейдману.
– А ты?
– А я помогу эвакуироваться пулемётчикам. Нельзя же их здесь бросить одних!
– Это верно! Только давай этим займусь я!
– Нет, Иван, по всему ты там нужней! Так что не задерживай, греби! Береги Леонарда, Закон превыше всего!
И Фаддей резко оттолкнул лодку, так что Рейдман уже ничего толком не успел сказать. Разве что, типа "Храни тебя Бог". Но в этом обществе о Боге прямо говорить было не принято. Сказать же: "Храни тебя Закон" Рейдман ещё не успел научиться.
Великий посвящённый не так часто собирал Верховный совет Эллизора – лишь по крайне важным и экстренным случаям. Теперь этот случай наступил. Точнее, даже и не случай, а сам день Великого Торжества. Понятно, что день, как категория времени, понятие относительное и может длиться целую эпоху, а не только двадцать четыре часа. Сам Яков под этим днём понимал начало целой эпохи – нового времени, преображающего всё становления власти в Эллизоре, время борьбы и великих свершений. Правда, теперь для него было очевидным, что День Великого торжества оказался не таким, как планировался. Согласно замысла, пробудившийся от векового сна Варлаам должен был взять на себя полноту власти, то есть стать Царём...
К великому сожалению, Великий маг Варлаам скоропостижно скончался, не успев толком воскреснуть. Злую шутку сыграл с ними этот "БЕРЕГ". Увы, вечность поглотила Варлаама, он не смог более задержаться на земном её берегу... Тут Яков поймал себя на том, что мыслить почти что каламбурами. Однако это очень неожиднно: мыслить так о вещах более, чем странных, таковых как жизнь и смерть. Это, можно даже сказать, почти что не дозволительно: так думать! Хотя, с другой стороны, а почему, собственно, не дозволительно, перед кем не дозволительно?
Яков всё же мысленно одёрнул себя и ещё раз внимательно оглядел всех собравшихся. Именно им он должен был донести простую и важную мысль: теперь Эллизору нужен Царь! И хотя он сам, ранее, предпочёл бы оставаться в тени истинного Царя, теперь, за неимением другой кандидатуры, он был вынужден предлагать в качестве Царя самого себя. А это было непросто. Никогда Яков не стремился быть слишком публичной фигурой. Реноме и функции Великого мага, это одно, а вот личность и планида Царя – совсем другое.
Итак! Кто же собрался на столь важное мероприятие, как Верховный Совет Эллизора, который и должен постановить, что быть Царю! И кем быть Царем, кстати говоря. Что-то сенаторов было явно негусто. Мало того, Яков вдруг с внутренним холодком ощутил, что почти никого из них не помнить по имени. За исключением Геронтиума. Нет, разумеется, почти всех знал в лицо и даже помнил, у кого какая должность, но вот имена... Почему-то никого нет с Севера, из того же Ловерока. Куда-то запропастился Гвидо, не говоря уже о Роллане, а они обязательно должны были прибыть на Совет.
Пришлось начинать, как есть, другого представительского состава всё равно уже было не сыскать. Впрочем, Якову показалось, что он всё толково объяснил. Выложил все расклады. Дал нужные толкования. Самое главное, дал понять, что благосостояние и безопасность всех собравшихся, несмотря на возможные войны и потрясения, не пострадают, но только улучшатся и даже увеличатся. Утвердить эту мысль в уме собравшихся, разумеется, было крайне необходимо. И вроде как получилось, так что даже одобрительный гул прошёлся по рядам собравшихся. Наконец, Великий посвящённый прямо намекнул, что нужно выбрать Царя, утвердить его кандидатуру и назначить день инициации, он же и День Великого торжества. Намекнул и на то, кто является единственным и достойным. Намек поняли. А Геронтиум имя кандидата прямо и озвучил (хорошо, что тогда не прирезал его, мерзавца, отравленным кинжалом, ведь яд в клинке ещё должен был оставаться!) – под одобрительный гул и даже аплодисменты. Однако был нужен ещё один акцент. Наверное, самый важный. На самом деле Царь это жертвенная фигура, жертвенный образ. И особого рода жертву нужно обязательно продекларировать. Да, применительно к личности и образу Царя. Тогда дело, действительно, будет прочным! Потом, с течением времени, это вновь и вновь нужно будет подтверждать, чтобы образ власти в народе оставался прочным, но это будет потом, а пока у Якова был свой особой силы ход конём. И даже, скорее, не конём, а ферзём. Иначе говоря, ход настоящей королевой.
Он уже собирался прямо возгласить об этом, как вдруг двери в зал Совета распахнулись и пред очи всех собравшихся появился Гвидо. Он был в порванной дорожной одежде, местами почему-то окровавленной, но взор его горел каким-то лихорадочным и неуёмным огнём. В нём было не узнать былого Гвидо.
– Отец! – воскликнул он. – Я только что с Севера, из Ловерока! Наш Эллизор подвергся вторжению! Масса волколаков и других чудищ уже идут на столицу. Мы еле пробились!
Великий посвящённый молча сошёл со своей кафедры и так же молча обнял своего сына, чем, надо сказать, произвёл на всех большое впечатление. А ещё более разящее впечатление он сумел произвести следующими словами:
"Друзья мои! Эллизорцы мои! Великие опасности требуют великих жертв! Мы должны поспешить с мистерией царской инициализации! Но для отражения внешних опасностей нужна великая жертва! И она у меня есть: это моя дочь, Ганна, друзья мои! Надеюсь, что Тот Триждывеличайший примет эту жертву, как угодную ему и спасёт Гранд-Эллизорот от всех напастей!"
Яков никогда не вызывал Бальтазара к себе, но всегда сам навещал старого книжника. Лежащее на поверхности объяснение этого феномена могло заключаться в том, что их редкие встречи носили сугубо секретный характеры, ничьи вообще глаза и уши не могли стать свидетелями их рандеву, почему и Великий посвящённый и не рисковал вызывать к себе Бальтазара, но смиренно шёл к нему сам, пользуясь всё той же тайной системой подземных коммуникаций Гранд-Эллизора. А может быть, дело было ещё и в том, что Бальтазар был намного старше Якова, не исключено, что реальный срок его жизни уже перевалил за добрую сотню лет, и можно было опасаться, что пешие прогулки вне его книжного подвала могут только повредить старцу, поскольку уже давно никто не видел его выходящим из своего книжного хранилища под главной библиотекой Эллизора.
Да, действительно, сам Яков уже неоднократно ловил себя на мысли, что рядом с Бальтазаром он чувствует себя куда моложе, словно мальчишка рядом со взрослым человеком, умудрённым профессионалом своего дела. Это было странно, ведь срок жизни самого Якова уже разменял седьмой десяток, и ощущать себя в этом возрасте хоть перед кем-нибудь в качестве неопытного юнца, ну, никак не годилось. Тем не менее, нечто подобное в отношениях Якова с Бальтазаром присутствовало, несмотря на властвующее качество Великого посвященного и видимое положение простеца Бальтазара, который никем более всерьез не воспринимался. Никем, кроме Великого посвящённого! Причём, порой самому Якову казалось, что перед старым книжником он робеет куда в большей степени, чем это случалось с ним ранее перед ныне покойным жрецом Варлаамом.
