Текст книги "Берега вечности. Хроники Эллизора, часть 3 (СИ)"
Автор книги: Андрей Спиридонов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Это флейта Чужестранца! – сказал Оззи почти шёпотом. – Это наша единственная надежда!
И молча двинулся наружу, за пределы развалин. Роллан понял, что надо осмотреться на местности, невозможно взять и просто спустится обратно вниз, не узнав, что делается наверху, не попытавшись найти воды и каких-либо припасов, пусть даже эта попытка и может скрывать в себе смертельную опасность. Ещё недавно сам Роллан рвался бы вперёд, но сейчас он вдруг всей кожей ощутил, что окружающий мир, в который они только что поднялись из-под земли, и впрямь таит в себе нечто смертельно опасное – и в такой степени, в какой, как правило, простому же смертному никогда в большинстве случаев обыденной жизни не приходится ощущать.
Наконец, они поднялись на небольшой холм рядом с развалинами ангара. Под ногами не было привычной травы – почва была каменистой, кое-где попадались похожие на растительность колючки, сплетённые и связанные между собой стеблями, больше похожими на тонкую проволоку. Каждый шаг поднимал в воздух мелкую пыль, не имеющую запаха, но быстро забивающуюся в нос и горло. Роллан несколько раз непроизвольно чихнул, после чего Оззи глянул на него с осуждением: звук был слишком громким и разносился явно далеко вокруг. Ничего хорошего на холме они не обнаружили: те же колючки, та же пыль, никаких признаков воды – ни ручья, ни луж. Даже – никаких предметов, связанных с былой человеческой деятельностью, за исключением остатков какой-то довольно большого диаметра металлической трубы, почти полностью проржавевшей и начавшей на глазах рассыпаться, когда Роллан пнул этот предмет ногой.
Несколько в отдалении, через небольшую пологую долину, лежала серая груда холмов, в которой присутствовали очертания чего-то искусственного или имеющего рукотворное происхождение. Похоже, что это были развалины большого города, богато укрытые пылью и успевшие зарасти той самой колючкой, которая сейчас пробивалась у Оззи и Роллана под ногами и которая на имеющихся перед их взорами развалинах по каким-то причинам дала гораздо большие всходы и рост.
– Что? Это и есть Маггрейд? – не выдержал Роллан.
– Не знаю. Наверное... – хмуро ответил Оззи, продолжая озираться по сторонам. – Ничего не узнать. Похоже, что очень много времени здесь прошло. Хотя рельеф местности похож... Но всё мертвое. Даже маггрейдского кустарника нет. Даже этих кустов нет! Надо же!
В голосе Оззи, впрочем, не звучало большого удивления или сожаления, как будто он говорил об этом с некоторым удовлетворением. Это в свою очередь поразило Роллана.
– И не жалко... этот Маггрейд?
– Он был другим... – мрачно заметил Оззи. – Это всего лишь развалины. Очень старые развалины... Что было, то прошло, кануло... К тому же Маггрейд был жесток, очень жесток. Поэтому и заслужил свою участь. Заслужил забвение.
Роллан ещё с большим удивлением глянул на Оззи: тот говорил так, как будто бы имел право на эти слова, на эту беспощадную оценку. Иначе сказать, говорил, как имеющий власть так говорить. И Роллан понял, что ещё толком не знает своего спутника. Почувствовал, что тот внутренне куда старше и сильней своего видимого возраста. И хотя, вероятно, это был не совсем подходящий момент, Роллан не выдержал:
– Слушай, Оззи, ты говорил, что был здесь раньше, в Маггрейде, но как ты вообще в нём оказался и как спасся из него?
Оззи ещё раз огляделся вокруг. Было по-прежнему тихо мертво.
– Да, это уже давняя история, – наконец, со вздохом сказал он. – Это было ещё до всякого Разделения. Мне пришлось стать в Маггрейде гладиатором, так получилось не по моей воле, а потому что я был вынужден подписать контракт, чтобы спасти Беллу, чтобы они отпустили её домой, в Эллизор...
– А кто такая Белла?
– Белла? Это моя невеста... – Оззи помолчал и продолжил: – Ну, вот... В Маггрейде как раз строили Тот-Башню, нужно было много железа, поэтому снарядили экспедицию в зоны, сохранившиеся после мировой войны, за оставшейся там техникой. В такой зоне я нарвался на "зелёнку" и мог бы уже погибнуть, если бы не Корри. Он меня спас уже не в первый раз и перенёс в Эллизор к отцу и Белле, но "зелёнкой" мне успело зацепить ноги, отсюда и раны на ногах, они иногда до сих пор дают о себе, знать я долго был без сознания тогда...
– Кто такой Корри?
– Корри это гипер-орёл, мой друг с детства. Не знаю, жив ли он сейчас...
– А что было дальше?
– Дальше... э-э, кажется дальше "зелёнка" подобралась к самому Эллизору и началась эвакуация в Лавретанию... По дороге посол Маггрейда какой-то Болфус похитил Беллу... Я гнался за ним на коне, но потом в меня, кажется, стреляли, убили лошадь. Дальше я помню плохо, какое-то время шёл пешком, потерял сознание. В общем, когда я очнулся, то оказался уже у таллайцев в семье одного купца, который сам в то время бежал из Маггрейда и подобрал меня по дороге. Некоторое время я служил ему, потом пошел добровольцем в их боевой легион, воевал на море, на островах, был в плену в Непуре, там были долгая война, всего не расскажешь. Чудом уцелел, наверное, только потому, что один из вождей вождь Непура хотел женить меня на своей дочери, так что мне пришлось бежать, хотя она и была очень красивой...
Тут Роллан заметил, что взгляд Оззи как-то затуманился, вероятно, ему было нелегко вспоминать о прошлом.
– Да, она была очень красивой, – повторил Оззи, – но я думал о Белле, я не мог забыть её, надеялся, что она жива... И несколько раз я пытался вернуться в Эллизор, но как ты сам знаешь, это было невозможно. Только сейчас удалось, в последний раз. Мне казалось, что прошло лет десять... Да, не больше... А ты говоришь, что сто... В общем, я потерял Беллу, не смог её спасти... Значит, потерял навсегда...
Вероятно, за этим разговором они несколько утратили бдительность, потому что где-то в стороне под холмом в небольшом овражке раздался глухой и короткий вой, а затем – рычание, которое тоже было не очень продолжительным, но говорило о совершенно конкретной и быстро надвигающейся опасности.
– Ну, вот, что и следовало ожидать, – проговорил Оззи с ледяным спокойствием. – Теперь нам так просто не уйти!
Роллан молча вынул из ножен свой меч, осмотрел его, потом вложил обратно и достал из-за спины притороченный там ранее арбалет.
– Этим ты этих волколаков не возьмёшь! – пробормотал, глянув на Роллана, Оззи и покровительственно тронул его за плечо: – Идём! Если будет заваруха, ни в коем случае не лезь вперёд! Если меня сразят или сомнут, беги вниз, не вступайся!
– Ещё чего! – со всем пылом возразил Роллан. – И не подумаю бежать!
Оззи лишь вздохнул.
– Иногда лучше не умирать всем вместе, пусть даже это и выглядит доблестно. Бывают случаи, когда больше смысла, если кто-то остался в живых.
– Зачем здесь жить? – не унимался в ответ Роллан. – Зачем вообще жить в мире, где честь и доблесть не имеют никакого значения?
Ответить на эту тираду Оззи не успел: там, куда они направили свой бег, среди развалин ангара, скрывающего лаз с винтовой лестницей, прямо на их пути появился самый настоящий волколак. Этот зверь был почти таким же, как и при первой встрече Роллана с Оззи, если не ещё крупнее. Но тоже – черно-серый, с бурыми подпалинами и люто горящими глазами. Вероятно, в предыдущий раз Роллан не успел вполне оценить этот хищный звериный взгляд, но теперь на это было время: зверь пока не двигался, словно оценивающе рассматривая неожиданно появившуюся добычу. Да, взгляд волколака был беспощаден, абсолютно беспощаден, вот что ощутил Роллан при новой встрече с этим монстром. А ещё почему-то ему на ум пришёл совершенно лишний, применительно к данной ситуации, вопрос, а чем здесь питаются эти самые волколаки, если тут нет никакой вообще живности? – уж больно виду у этого зверюги был откормленный, даже лоснящийся. Да уж, странно, неужели у некоторых видом нечисти вид может быть именно таким: вполне сытым – и убивают они не из желания насытится, но просто из желания убивать?
Сзади, со стороны холма, с которого они только что спустились, донесся ещё один рык. Роллан резко обернулся, тогда как Оззи лишь слегка повернул голову: ещё два не меньших размеров волколака медленно спускались с вершины холма. Таким образом они легко взяли в кольцо свою потенциальную добычу, шансов уцелеть у которой в таком случае просто не было. И Роллан понял это со всей очевидностью: даже, если бы волколак был один, при всём бесстрашии и опытности Оззи, учитывая, что оба они ослабели после блужданий в подземелье без пищи и воды, вряд ли бы они смогли победить эту зверюгу вовсе без пролития собственной крови, тогда как любая рана в их обстоятельствах была бы фатальной. А уж в схватке с тремя волколаким, понятное дело, надеяться на победу было просто безумием.
Роллан осознал всё это и ему захотелось что-то успеть сказать Оззи, признаться, что он ни о чём не жалеет, поблагодарить, дать понять, что даже рад умереть вот так, в настоящей схватке, можно сказать, что и героем. Однако Оззи прервал его готовящийся вырваться наружу страстный и предсмертный монолог тем, что вложил свой меч в ножны, крепко сжал правой рукой плечо Роллана и сказал всё с тем же ледяным спокойствием:
– Если я упаду без чувств, ни в коем случае не оставляй, не бросай флейту!
Роллан растерянно замолк, а волколаки уже, казалось, готовы были одновременно броситься на добычу, как вдруг Оззи коротко взмахнул рукой, приложил флейту к губам и заиграл, можно сказать, что запел. Да, эта игра показалась Роллану именно что песней – негромкой, но исполненной вместе и великой радости и великой скорби, чего Роллан вообще никогда не слышал, хотя и, будучи воспитан при дворе своего отца, был не чужд определённой музыкальной грамотности и даже сам умел играть на клавикорде. Однако зазвучавшая среди пустыни Маггрейда песнь была именно что не похожей ни на что из ранее слышанного Ролланом – скорей всего, эта песнь даже и не включала в себя никакой чётко определённой мелодии или искусственной гармонии, она была выше любой мелодии и музыкальной мелодии же, потому что умудрилась включить в себе всё это, а может быть даже и не включить, а объять всё это, оставаясь в самой себе чем-то потаённым и недостижимо высоким для понимания обыденного слуха. Роллан, внимая этой песни, почему-то непроизвольно закинул обратно за плечи арбалет, сжал рукоятку меча, покоящегося в ножнах, но не стал извлекать его для предстоящего смертельного боя, и уже видел перед собой не горящий ненавистью взгляд волколака, но что-то или кого-то совсем другого, какого-то незнакомца, удивительно красивого, но красивого не обычной земной красотой, совсем иного и чуждого этому миру, однако же одновременно с тем самого близкого и родного, общения с которым всегда искала душа, всегда жаждала этого.
Когда песнь неожиданно оборвалась и Роллан пришёл в себя, то волколаков рядом не было – они словно испарились, хотя следы их лап и когтей были видны возле ангара и на пыльной почве вершины холма. А возле ног Роллан, крепко сжимая в левой руке флейту, навзничь лежал Оззи. В первый момент Роллану показалось, что тот умер, но, склонившись над ним, он ощутил слабое дыхание своего потерявшего сознание друга. Прежде чем взвалить его себе на плечи и, собирая последние силы, двинуться в сторону спуска в подземелье, Роллан осторожно взял в свои руки флейту и, сняв с Оззи ремешок, повесил её себе на шею.
Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ГВИДО И " ЗОЛОТОЙ ШАР "
Начальник отряда взял с собой еще пятерых хорошо вооруженных патрульных. Немало для подземной экспедиции. Гвидо этот выбор одобрил. На самом деле в глубине души он был трусоват и знал об этом. Потому и хорохорился, потому встревал в разного рода истории и переделки, поскольку внутреннее желание эту самую трусоватость как-то преодолеть было одним из основных жизненных мотивов юного Гвидо. Если бы он знал, как он в этом похож на своего отца! Однако Великий посвящённый никогда о себе ничего подобного не рассказывал и не давал повода в чем-либо подобном его заподозрить, поэтому Гвидо и не пытался искать в отце прямой поддержки и совета в этой своей беде. Отец вообще никогда не был искренен и откровенен, он вообще всегда что-то в себе таил и скрывал. Гвидо ничего с этим поделать не мог, поскольку отец, в принципе, таинственен и непреступен, а уж подозревать его в малодушии и страхах, тем более не имелось оснований. А вот кому Гвидо явно завидовал с самого раннего детства, так это своему старшему брату Роллану.
Разница между ними всего в один год, но какова эта разница! Гвидо подозревал, что Роллану вообще не знакомо чувство страха – такой он всегда твердый, невозмутимый, отважный. И весёлый. Хотя тоже в меру, какая и нужна, чтобы излишняя веселость не повредила авторитету. Ну, чтобы не показаться веселым юродивым. Бездумно весел может быть любой простолюдин, а вот человек высокого происхождения не может позволить себе выглядеть бездумным весельчаком. И Гвидо знал о себе, что этого он тоже вполне не умеет. Ну, не умеет держаться истинным аристократом! Его постоянно куда-то сносит. Или в страх, или в дурацкую весёлость, или в бездумное и опасное бесстрашие, которое на самом деле является оборотной стороной той же трусости, попыткой её преодолеть с наскока. О, если бы благородная отвага была бы просто свойственная Гвидо, как тому же Роллану, как бы он этим даром легко распоряжался, как элементарно был бы счастлив, вот что, какой всё же парадокс, что они с Ролланом сыновья одного и того же отца – и такие разные! – и разница эта была явно не в пользу Гвидо.
И, увы, он был всё же не такой дурак, чтобы не осознавать всё это. Да, он тоже в детстве почитывал те же сказания, что и его старший братец, но почему-то те же персонажи и образы так не увлекали его, не заставляли гореть сердце и воспарять мечтами, что и он когда-либо сподобиться такой же героики, таких же приключений и подвигов. Скорее наоборот, с холодным сердцем Гвидо воспринимал то, что так радовало и вдохновляло Роллана, он безуспешно пытался убедить себя, что всё это ему тоже по нраву. Нет, не то, что он был совсем равнодушен к тому, что связано с войнами, приключениями, победами над злом и вообще злыми существами, но почему-то у него, Гвидо, сразу возникал вопрос: а какова цель, каков смысл во всём этом? Если, допустим, один из светоносцев в одной из саг побеждает верховного дракона Гуркха, а сам при этом тоже героически погибает, будучи в последний момент опалён драконьим пламенем, в результате чего теряет не только возможность властвовать в собственном королевстве, но и саму жизнь, то какой вообще для него самого в такого рода подвиге смысл? Ну, да, как скажут многие, это уже сам по себе героический пример, способный вдохновить на подвиги и многих других, светоносцам подобных... Однако Гвидо всегда казалось, что сам по себе подвиг, исполненный полного самопожертвования, может быть и хорош для древних легенд и сказаний, но в обыденной практической жизни как-то не очень пригоден для того, чтобы саму эту жизнь продолжать. Разумеется, в самой этой жизни, увы, есть необходимость для труда, а то и подвига, для определённых, порой, и серьёзных усилий по её же, жизни, осуществлению, однако, опять же, преждевременная смерть, скорее, жизни противоположна, чем прямо созидательна.
Ещё Гвидо хорошо понимал, что достаточно часто речь идёт о власти и больше ни о чём. Даже в отдельной семье борьба за власть может быть весьма и весьма ожесточенной. Что уж говорить о дворцах, кланах, княжествах и королевствах! Там вопрос о власти всегда является наиглавнейшим, каким бы флёром героических сказаний кто-либо не старался всё это дело священной борьбы за трон замаскировать. Только полный тупица может наивно полагать, что вокруг того или иного трона не будет борьбы, интриг, смертей. Хотя, быть может, братец Роллан, пусть и не тупица, однако настолько болен идеями благородной героики, что и пребывает на этот счёт в наивном романтизме. Будь Гвидо вообще статью и характером покрепче, ему всё это было только на руку – вероятно, тогда он мог бы своего старшего брата (и не только его!) вообще не опасаться, умело манипулируя его собственным романтизмом. Однако ж самому Гвидо для этого чего-то явно не хватала – авторитета, твёрдости, воли... или ещё чего-то, а чего именно он и сам до конца не мог сформулировать. Ну, проще сказать, правда может в том, что просто жидковат был Гвидо от рождения, и попробуй своими силами это в себе переломи, тем более, что он сам, понимая, что многого ему не достаёт, всё же окончательно со своей недостаточностью смириться не мог. Да и, собственно, двигаться в другом направлении было некуда: если ты сын самого Великого посвященного, то вряд ли получится уйти просто в частную жизнь, женится, там, к примеру, на простолюдинке, жить где-нибудь на отшибе, заниматься каким-либо промыслом, это не реально да и не интересно. Тем более, что сам отец в последнее время твердил, что близится день Великого торжества, когда от всех разумных и вменяемых людей Эллизора потребуется полная мобилизация всех же сил и умений. И тут Гвидо чувствовал, что, если папаша не шутит, и вскоре наступит новая эпоха, то лучше вписаться в неё не клоуном или юродом, а вполне дееспособным и власть имеющим господином. Разумеется, претендовать, к примеру, на место собственного отца, пусть тот и был далеко не молод, он и помыслить не мог, но тогда, стало быть, надо хотя бы чем-то засвидетельствовать собственную дееспособность уже не мальчика, но настоящего эллизорского мужа. Пусть пока большинство вокруг и не воспринимаю Гвидо всерьёз.
Ничего, тут имелось и некоторое преимущество! Будь Гвидо человеком со всеми наличествующими слабостями и простачком, не понимающим своих слабых мест, то и взять с него было бы нечего, у клоунов какая вообще перспектива? Однако младший сын посвященного клоуном всё же не был. Некоторые задатки юродства, да, присутствовали, но, к счастью или не счастью (кто бы знал?) самого Гвидо, определяющим в нем было стремление к власти, к подчинению других. Он очень хотел этому научиться, несмотря на свою внутреннею хлипковатость и подверженность тем или иным страхам. В этом смысле в нём скрывался крайне опасный человек, присутствие которого в юном облике Гвидо мог различить далеко не каждый. Впрочем, опять же, это было даже на руку Гвидо: пусть считают за дурачка высокого происхождения, ну да, за недалекого такого и на многое не способного, а оно ведь на самом деле ещё в той или иной ситуации надо посмотреть, как повернётся, потому как на самом деле Гвидо не такой уж и дурак и мечом может владеть не хуже своего старшего брата по причине того, что в детстве у них был один учитель фехтований – лучший в Эллизоре мастер этого дела.
Да, держать в руках меч Гвидо умел. Правда, он знал, что одного этого умения недостаточно. По крайней мере для того, чтобы достичь в этом мире определённых высот да ещё и самому уцелеть. А последняя задача, увы, самой непростой и является. При том, что это и не проблема одних только лиц высокого происхождения – будь ты простым молочником или бесхитростным наёмником – тоже ведь ничто не гарантируешь, что однажды не падёшь от острия меча, если все обстоятельства вокруг тебя повернуться таким вот коварным образом. Это только на первый взгляд может показаться, что каким-нибудь там простолюдином быть проще и безопасней, тогда как высоких лиц в их дворцах подстерегает куда больше опасностей и интриг. Оно, может быть, до какого-то момента и безопасней быть простаком в народных же низах, но никакой гарантии, что тебя однажды не переедет телега, всё равно нет. Да и выбора особого нет. А вот у Гвидо выбор был. Пусть он и кажется многим юным простаком, но про себя-то он знает, что это не совсем так. Это, скорее, видимость. Научиться бы ещё владеть собой. Что-то ему подсказывало, что его собственный отец много чему за свою жизнь научился. Вряд ли он с юных лет обладал врожденным мужеством и хладнокровием – скорее всего, это уже приобретённое. Иногда в Великом посвященном проскальзывало нечто, ну, надо признать, далеко не совершенное. Кому, как не родному сыну это знать? Испуг, мимолётный страх, тщательно скрываемая (но всё равно не до конца!) истеричность – это явно в характере отца таилось! – но ведь как-то ж умудрился он всё это скрывать, а видимой основой сделать совсем другие черты, которые внушали другим людям истинный страх и даже благоговение. Только делиться с детьми, как этого можно добиться, судя по всему, почему-то Великий посвященный не спешил.
Ничего, придётся учиться самому! Используя те или иные случаи и возможности. Вот теперь одна такая представилась: Гвидо всем сердцем чувствовал, что вся эта история с пропавшим Ролланом, его таинственным гостем и каким-то чудесным Золотым шаром – не случайна. Это судьбоносное происшествие! По крайней мере, для него, для Гвидо, должно стать таким! Поэтому он хоть и не шел впереди отряда, предоставив эту честь одному из опытных стражников с большим факелом, но мысль его летела впереди и устремлялась... к "Золотому шару". Почему-то Гвидо сразу поверил словам того безумного старика, в которого запустил тяжёлым кубком. Да, чуду должно быть место в жизни. Настоящему спасающему от обыденности и неразрешимых проблем в этой обыденности чуду. Пусть редкому, пусть всего лишь раз в жизни, но – такому, каким грех пренебречь, чтобы потом не остаться у разбитого корыта и не кусать все оставшиеся дни свои собственные локти. Поэтому, в нужный момент надо уметь рисковать. Вдохновенно рисковать. И не так, как к этому способен тот же Роллан, готовый рисковать ежечасно. Нет, такой бездумный риск не имеет смысла. Нет, не риск ради риска, и даже – не хвалёное упоение в бою, которое подсказывает, как именно в решительной схватке себя и вести. Упоение это так называемое в бою, там, может всё равно сослужить плохую службу и даже лишить головы, если им слишком увлечься. Однако определённое вдохновение всё же, порой, должно иметь место, когда оно направляет тебя к нужной цели, влечёт к тому, что поднимет тебя гораздо выше, чем ты это мог бы проделать с помощью одних только собственных человеческих сил.
Именно в словах о "Золотом шаре" того не вполне адекватного старика Гвидо ощутил некое неведомое ему ранее упоение, великую надежду, что ему, наконец-то, выпал шанс преодолеть свою естественную ограниченность и стать кем-то, кто готов не бездумно сложить голову в героическом поединке с каким-либо драконом или волколаком, но тем, кто способен истинно подняться на вершины власти и там уже управлять общими человеческими судьбами, будь то Гранд-Эллизор или ещё какое современное княжество. Это ясное упоение и влекло его среди подземелий Ловерока навстречу судьбе, то есть – "Золотому шару". Гвидо явственно ощущал, что шар существует, его можно найти и что это не просто кусок золота, но – нечто и впрямь чудесное, исполненное великой магической силы.
И они нашли этот шар – причём, потратив на путешествие в подземельях не так много времени, поскольку никуда не уклонились и не встретили никаких препятствий на своём пути (откуда же Гвидо мог знать, что имевшие быть препятствия уже были сняты его братом вместе с Оззи). "Золотой шар" так же словно парил посреди небольшой залы, хотя и было видно, что основанием он касается пола. Гвидо стоял ближе всех, остальные столпились сзади, понимая, что только у сына Великого посвященного есть право в данной необычной ситуации выступить вперёд и вообще принимать какие-либо решения.
– Так... – сказал Гвидо и обернулся с некоторым трудом. С трудом, потому что не мог так просто оторвать взора от вожделенной находки. В то же время он желал, чтобы его голос в эту судьбоносную минуту звучал твёрдо и внушительно. Увы, Гвидо чувствовал, что его голос предательски дрожит.
Вид у остальных был тоже вполне завороженный, так что, похоже, никто не обращалособого внимания на качество голоса юного предводителя.
– Так... – повторил сын Великого посвященного. – Шар здесь. Золотой... Тот самый? – почему-то добавил он, понимая, что это глупое вопрошание: шар был, что называется, налицо, и вряд ли в этих подземельях мог быть какой-либо ещё шар столь необычного и внушительного вида.
Все несколько подавленно молчали, потому как говорить было нечего. Шар, чудесный шар – стоит на месте, как вкопанный. Никуда не катится. Цвет матовый, не блестящий, но какой-то густой, насыщенный. Убедительный цвет. И ещё такое ощущение, что от шара идёт легкое, но уловимое тепло. Возможно. Точно сказать никто не мог.
– Ладно... – выдавил из себя Гвидо.
И поразился будничности происходящего. Да, вот он этот шар. Легенда гласит, что, если кто прикоснётся к нему, то получит исполнение самого заветного желания. Пусть так. Почему бы и нет? Значит, надо прикоснуться-таки? Тем самым, объявить шар своим? Кстати, а объявлять своё заветное желание вслух нужно или нет? Или шар сам знает, в чём оно, это желание? Или, если знает, то всё равно нужно сказать? Кто бы знал? Но времени на размышления явно нет. А то вдруг кто-либо из спутников прочухается и тоже захочет объявить шар своим?
– Шар! – воскликнул Гвидо. – Это мой шар!
Он сделал решительный шаг вперёд и, уже не оборачиваясь, воскликнул:
– Хочу быть великим и могучим властелином Эллизора! И всего мира вокруг! – и с этими словами Гвидо обоими ладонями с несколько нелепо растопыренными пальцами приобнял шар.
Тот был действительно каким-то тёплым. И в первые секунды ничего не произошло. Но следом все почувствовали легкую вибрацию, которая исходила от шара и, кажется, шла куда-то дальше через стены и толщу скальных пород вокруг. Гвидо тоже ощутил, что шар вибрирует под его руками, а так же как будто становится несколько теплей. Более пока как будто ничего не происходило, за исключением того, что в сердце Гвидо кольнуло острой иглой и словно легкий электрический заряд прошёл через всё его тело. Впрочем, Гвидо не знал, что такое электричество, хорошо это или плохо, и как ему на это реагировать.
Когда же Гвидо медленно повернулся и сделал шаг навстречу собравшимся, все увидели, что он сильно побледнел и как будто даже повзрослел лет на десять, если будет не правильней сказать, что постарел, не смотря на свой юный возраст.
Однако в следующие мгновения бледность сошла, и Гвидо взял себя в руки. Голос его вдруг стал решительным, как никогда ранее.
– Свершилось! – возгласил он с поразившей его самого уверенностью.
Глава ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
НОВОСТИ ИЗ ЭЛЛИЗОРА
На этот раз Великий посвящённый беседовал с главным жандармом прямо у себя – наверху, на террасе дворцовых покоев, что ранее делал не так часто. По всей видимости, решил после всего происшедшего с Тимуром и собственной дочерью не показывать из дворца носа. Геронтиум ожидал, что Яков затронет тему возможной замены Тимура и уже обдумывал подходящие кандидатуры, но Великий маг пока помалкивал, как видно решив в ближайшее время обходится дежурным стражем. Зато – приступил к прямо репрессивной политике. Хорошо ещё, что после последней встречи в ресторане, держал себя с самим Геронтием как ни в чем не бывало. Правда, главстраж понимал, что обольщаться не стоит: Яков весьма мстителен и злопамятен и если уж чего задумал, рано или поздно это осуществит, ничего не забудет.
– Значит, ведьму арестовать! Под стражу её в подвал главной тюрьмы! – известил Великий посвящённый с несколько задумчивым видом и не поднимая на своего собеседника взора.
Затем Яков поднялся со своего плетеного кресла, в котором и любил проводить время здесь, на террасе, махнул рукой, чтобы Геронтий продолжал сидеть, не вскакивая со своего седалища, и принялся расхаживать за его спиной, чем изрядно жандарма нервировал: а вдруг возьмёт и, к примеру, пырнёт невзначай своим любимым ядовитым кинжалом. Конечно, это было крайне маловероятно, но всё же Великий посвящённый был не из тех людей, в отношении которых можно чувствовать себя комфортно, находясь к ним во время беседы незащищённой спиной.
– Это нетрудно! – стараясь говорить спокойно и мягко, ответствовал Геронтиум. – Ведьму арестуем. А что будешь... делать... э-э... с Ганной?
– Пока ничего. Подожду. Но ты обложи её плотной слежкой.
– Обязательно! Да, вместо Тимура тебе нужен новый охранник.
– Обойдусь. После его предательства я уже не смогу никому доверять. Вообще не пойму, как она его обворожила, чем? Неужели затащила к себе в постель?
– Нет, это исключено. Я бы об этом знал. В принципе, твоя дочь пока вполне целомудренное создание... Но вообще – не совсем понятная история!
– Может, намеками, только пообещала? Она же актриса по натуре, любит изображать из себя невесть что!
– Это возможно... Но всё равно до конца не совсем ясно!
– Из Ловерока нет вестей?
– Пока нет.
– Сообщи мне сразу, как только что-нибудь будет известно. Ты дал чёткие указания относительно этого гостя... Оззи или как он там?
– Да! Заковать и доставить сюда прямо в цепях!
– Хорошо... А ещё... у нас проблема! Боюсь, что серьёзная!
– Какая? – осторожно переспросил Яков.
– Дело в том, что запасами снадобья ведал один Тимур, – поделился информацией главстраж.
– Да, это плохо!
– Но ты... должен быть в курсе... э-э... – Геронтиум знал, что Великй посвященный должен быть в курсе, но все же несколько смущался.
– Да, я понимаю, о чем речь... – Яков глянул на жандарма с легкой усмешкой. – Снадобье, которое он нам давал, это, фактически, помёт ядозуба...
– М-м...
– Да, я знаю... Помёт... только в сахарной пудре.
– Надо срочно найти, где он прятал своих ядозубов, пока они не передохли! – Геронтиум вдруг высказал нешуточное волнение, которое его самого удивило. – Но... это крайне опасное мероприятие. Таллайские ядозубы очень ядовиты и очень опасны! Представь себе, что если один только их помёт имеет такое сильное действие, то каков же сам яд?!
– У нас нет другого выхода! Без снадобья мы долго не протянем! Срочно займись поиском тайника с ядозубами! Скорее всего, это где-то здесь, в дворцовых подвалах! Кстати, ты уверен, что ядозубы именно таллайского происхождения?
– Ну а чьи? Тимур был типичным таллайцем!
– Возможно, что и так... – Яков вернулся к себе в кресло, чем заставил Геронтиума еле заметно, но облегчённо вздохнуть. – А возможно, что ядозубы из Непура. Слышал когда-нибудь про Непур?
Геронтиум не сразу нашёлся, что ответить. Про Непур он кое-что знал, но не имел ясного ощущения, стоит ли высказывать это своё. Поэтому жандарм лишь неопределённо пожал плечами: мол, скорее не знаю, чем знаю, что там к чему с этим Непуром.
