Текст книги "Семь смертей Лешего"

Автор книги: Андрей Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 81 страниц)

В районе, где жил Леший, лифтов не было и в помине, а ехать в другой конец города, желания не было. Приходилось искать иные варианты для интимной близости с рыжей девчонкой из соседнего двора, жизни без которой он уже не мыслил. Оставались подъезды, подвалы и чердаки. Теоретически эти места были вполне подходящими для любовных свиданий, и в некотором смысле даже комфортнее, нежели тесные кабинки лифтов, с ограниченным количеством интимных позиций.

Но в подъезде, входящие, или выходящие из дома жильцы, легко могли застукать парочку на самом интересном. А это крик, шум и полный облом, с которым не сравнится слишком рано добравшийся до застрявшего между этажами лифта, мастер. Это еще и слухи, с небывалой скоростью разносящиеся по округе, могущие стать достоянием ушей тех, кому знать про это совсем необязательно. Родителей юношей и девушек, что усердно грызут гранит науки в учебных заведениях, и уж никак не отираются похотливо в чужих подъездах. Скандальная история, ставшая достоянием гласности, может надолго разлучить влюбленных. Контроль со стороны родителей будет настолько плотным, что не только заняться любовью, но и перекинуться парой ничего не значащих фраз, будет невозможно. Поэтому подъезды оставались на крайний случай.

Существовали еще подвалы и чердаки, редко посещаемые жильцами без крайней надобности. Визиты граждан туда были настолько редки, что всерьез опасаться быть застуканными, не стоило. Но если в теплое время года, когда проводились плановые ремонты и осмотры водопроводных сетей и теплотрасс, двери подвалов были гостеприимно распахнуты, словно приглашая желающих внутрь, по окончании сезона ремонтных работ, все было с точностью до наоборот. Летом, пользоваться услугами грязных подвалов и пыльных чердаков при наличии зеленого лесочка неподалеку, было глупо. Поздней осенью, зимой и ранней весной, когда эти места обязательно бы пригодились за неимением лучшего, использовать было невозможно. С наступлением дождливых дней, двери подвалов и чердаков запирались на огромные замки, ключи от которых хранились у коменданта двора. И отпирались они только в случае аварии, требующей незамедлительного вмешательства соответствующих служб.

Запирались подвалы и чердаки не из желания насолить влюбленным парочкам, решившим на время воспользоваться услугами пыльных и грязных, обжитых мышами и голубями, помещений. Запирались они для того, чтобы там не нашла пристанище вездесущая пацанва. Что забирается в подвалы исключительно с целью что-нибудь поломать, набедокурить, или устроить пожар. Пожар многоэтажному дому был не нужен, как и сломанные манометры, запорная арматура, и прочие необходимые для нормальной жизнедеятельности вещи, до порчи которых так охоча детвора.

Помимо детишек, подвалы и чердаки обживали в холодное время года разные деклассированные элементы, которых хватало во все времена и при любой власти, но стало особенно много в последнее время. Если в теплое время года они не баловали своим вниманием чердаки и подвалы, предпочитая устраивать ночлег на природе, где-нибудь под кустом, укрывшись драным одеялом, подобранным на ближайшей помойке, то с наступлением холодов все менялось. Под кустом уже не поспишь, даже понавздевав на себя все тряпье, имеющееся в загашнике. Как не укутывайся, промозглая земля вытянет из человека к утру все живительное тепло, наполнит тело мертвецким холодом, пропитает сыростью внутренности так, что никакая медицина не в состоянии будет помочь. И хотя проку в существовании существ, вечно грязных и вонючих, пугающих своим видом детей и благополучных, сытых и довольных жизнью граждан нет, но эти существа, которых лишь с превеликим трудом можно назвать людьми, остервенело цеплялись и за такую, презренную и ничтожную жизнь.

С наступлением холодов, вся эта вонючая, кишащая блохами и вшами братия, снимается с облюбованного ими места где-нибудь в лесопосадке, или на берегу реки, и направляется на поиски теплого жилья, чтобы пережить тяжелый для бродяг сезон. Для подобной категории людей, идеальным пристанищем являлись подвалы и чердаки, где с относительным комфортом, можно перекантоваться до наступления теплых дней.

Главное не шуметь, не вступать в конфликт с жильцами, которые явно будут не в восторге от подобного соседства, и избавятся от непрошеных гостей при первой же возможности. Главное для бродяги, осторожность. Прокрасться в подвал ночью, когда все спят, и в доме нет светящихся окон, чтобы никто не заметил появления незваных гостей. Рано утром, пока все спят, незаметно выползти из подвала и раствориться в предрассветной мгле, отправляясь на промысел, позволяющий им хоть как-то существовать.

Но при всей своей осмотрительности, компании бродяг не задерживались на одном месте, больше чем на 1-2 недели. Употребляемые ими в неограниченном количестве денатурат, технический спирт, средства для мытья окон и унитазов, и прочая спиртосодержащая гадость, не очень-то располагали к молчаливой осторожности. Загруженные тяжелым спиртом головы отнюдь не прояснялись. Размягчившиеся от беспробудного пьянства мозги, отказывались работать. И плевать, что кто-то видит возвращающегося на лежбище бомжа, пьяного в хлам, после удачного в его бродячей жизни, дня.

В подвале можно запалить небольшой костерок, и поджарить аппетитный кусочек мяса, стащенный с лотка у торговца, или найденный в мусорном баке, отправленный туда слишком щепетильными по части свежести продукта, хозяевами. Или разделать и изжарить пойманную на помойке кошку, грязную и косматую, словно бомж, и по сути таковой и являющейся.

Множество их, выкинутых бессердечными людьми за дверь, скитаются по дворам и подвалам, обыскивают мусорные контейнеры в поисках пропитания. Благодаря хитрости и пронырливости, они успевают вытащить из бачков лучшие куски, оставив припозднившемуся бомжу лишь жалкие отбросы. Бродячие кошки и собаки были первыми конкурентами бродяг, опустившихся и спившихся граждан некогда великой державы. Между представителями животного и человеческого миров, велась непрекращающаяся война за выживание. Бомж, застукав в бачке не успевшее ретироваться четвероногое, не раздумывая сворачивал ему шею. Этим он одновременно убивал двух зайцев. На одного конкурента, в плане добычи съестного из мусорного бака становилось меньше, это, во-первых. Ну, а во-вторых, четвероногий, блохастый конкурент, представлял собой несколько килограммов пусть жилистого и жесткого, но, тем не менее, мяса. Которым приятно разнообразить меню, состоящее по большей части из объедков, выуженных из мусорного бака.

В бытность свою добропорядочным и законопослушным гражданином страны, возвращаясь с работы ночью, Леший стал свидетелем облавы, устроенной деклассированным элементом, на четвероногих. Сие действо происходило под покровом ночи, в полной тишине. Слышен был лишь топот множества бегущих ног, хриплое дыхание преследователей, вооруженных дубинами и обрезками арматуры. Леший, ставший невольным свидетелем и очевидцем жуткой ночной охоты, боязливо врос в стену дома, чтобы загонщики, распаленные желанием убивать, его не заметили.

Ему повезло, он остался незамеченным. Сперва мимо него пронеслась, преследуемая опустившимися людьми, звериная стая. Молча, плечом к плечу, в одном строю, бежали извечные враги, непримиримые противники по жизни, кошки и собаки, спасаясь бегством от человека, ставшего общим врагом. Так они промчались мимо, обдав его своим дыханием, в надежде спастись. А следом, всего в десятке метров, с дубинами и металлическими обрезками в руках, неслась другая, более страшная стая. Ее составляли существа, некогда бывшие людьми, нынче относящиеся скорее к звериному роду-племени, нежели человеческому. В облике их было больше звериного, чем человеческого. Налитые кровью глаза горели в темноте, преисполненные одного желания, – убивать. И неважно, кто окажется на их пути, – кошка, собака, или запоздалый прохожий. Главное убить, превратить в кровавое месиво, которое так легко отделять от шкуры, и вытряхивать из одежды.

Страшная, молчаливая толпа пронеслась мимо, скрывшись в соседнем дворе, заканчивающемся глухой подворотней. Объединенные голодом в одну стаю, бомжи охотились на добычу по всем правилам охотничьего искусства. Загоняли дичь туда, где разномастная и разношерстная стая теряла свои преимущества в скорости и выносливости. Человеческая стая получала многократное превосходство в силе, учитывая железо и дубье в руках. Угодившему в ловушку зверью некуда бежать и оно вынуждено будет либо попытаться прорваться обратно, сквозь плотный строй загонщиков, либо принять смерть на месте.

Уже в подъезде, Леший услышал дикий звериный визг, донесшийся из злополучного тупика. Стая напала на стаю, клыки и когти одних, противостояли дубинам и железу других. Кто станет победителем, нетрудно было догадаться. Мало кому из загнанного в тупик зверья, удастся прорваться сквозь строй загонщиков. Большая часть примет смерть на грязной, и пыльной мостовой, заплеванной, и загаженной жильцами, что мирно посапывали во сне, не обращая внимания на надсадный вой за окном.

Редкий человек проснется, и досадливо поморщившись, перевернется на другой бок, накрыв голову подушкой, чтобы не слышать доносящегося с улицы воя. И только много лет страдающий бессонницей пенсионер, лежа в кровати с открытыми глазами, предпримет какое-то движение. Подкрадется к окну, и на пару сантиметров отодвинет занавеску. Вопьется по-старчески подслеповатыми глазами в зашедшуюся в истошном визге, темноту за окном.

Будет о чем рассказать старичью, что собирается утром на лавочке у подъезда для посиделок. И когда старые кошелки примутся обсуждать происхождение бурых пятен на асфальте, так похожих на кровь, вот тогда и выступит он, единственный свидетель случившегося ночью. Оборвет невероятные домыслы о том, что банда грабителей и убийц порешила в тупиковом дворике уйму народа за одну ночь, а затем бесследно исчезла, прихватив тела убиенных. Совсем уж соберутся старушки бежать до ближайшего телефона и звонить в милицию, чтобы поведать им свои умозаключения по поводу ночного злодейства, приключившегося в тихом дворике, и тут появится он, очевидец ночного кошмара, и все расставит на свои места, дав пищу разговорам недели на две. Все это время страдающий бессонницей гражданин будет чувствовать себя в центре внимания. И чтобы как можно дольше купаться в лучах внезапно свалившейся на него славы, старик станет ежедневно выползать на лавочку самым первым, покидать ее последним, чтобы ничто из разговоров не прошло мимо его ушей.

Но пройдут дожди, водяные реки смоют с асфальта бурые пятна, и все вернется на круги своя. О случившемся в тупике кровавом побоище, устроенном бомжами, будет забыто. Ставший в последнее время известным пенсионер, вновь станет никем, одним из многих. И будет еще дольше ворочаться в постели без сна, чутко прислушиваясь к разлившейся за окном тишине. Не послышатся ли из темноты какие-нибудь звуки, не случится ли нечто необычное, что вернет ему былую популярность.

Работяга Леший, возвращаясь ночью с работы, домой, станет всякий раз вздрагивать, заслышав в отдалении шаги, и прятаться в темном углу, завидев человеческие силуэты.

Бомжи охотились на кошек и собак, которые обеспечивали их вкусным, дармовым мясом. Нужно только, как следует приготовить его, и оно будет ничуть не хуже, чем шашлыки, которыми торгуют на рынке кавказцы. Их шашлыки, из неведомо какого мяса, нравятся простому люду, который любит расслабляться под водочку за порцией горячего, ароматного блюда.

Чтобы приготовить дичь, нужен костер. Разжечь костер не проблема. В подвалах многоэтажек, топлива в изобилии. Десятки деревянных стаек-сараев, хранителей разного барахла, которое и дома ни к чему, и выбрасывать жалко.

Закрываются хранилища забытых вещей на простенькие замки, вроде тех, что вешают на почтовые ящики. Надеясь уберечь их содержимое от нечистых на руку людей, любителей поживиться печатной продукцией за чужой счет. Или защитить от хулиганов, которым содержимое ящика не столь важно, как неудержимое желание сделать пакость. И хотя простенькие замки не спасали ни от мелких жуликов, ни от хулиганов, но упертые жильцы, с маниакальным упорством продолжали навешивать их на почтовые ящики, теша себя иллюзией безопасности.

Желающие поживиться содержимым ящиков, без труда вскрывали примитивные замочки гвоздем, или отверткой. Если добраться до содержимого не удавалось, то газеты и журналы вытаскивались через прорезь ящика, через которую они туда и попадали, доставленные почтальоном по адресу. И не беда, если при этом печатная продукция потеряет товарный вид. Что же касается другой категории людей, – хулиганов, им на содержимое ящика вообще наплевать. Главное что-нибудь оттуда вытащить, журнал, газету, или письмо. Порвать в мелкие клочья и высыпать обратно. Пускай потом хозяева почтового ящика собирают мозаику из обрывков, да поминают людей, поглумившихся над корреспонденцией.

Если достать почту из ящика не удавалось, у хулиганья имелся достойный ответ. Что невозможно достать, легко истребить прямо в ящике. «Спички детям не игрушка!», – лозунг пожарной части знакомый всем с детства. Этими самыми не игрушками, и развлекались детишки. Элементарное их поджигание было далеко не главной детской шалостью в обращении с порохом. Подожженные хулиганами ящики выгорали дотла, вместе с оказавшейся внутри корреспонденцией. При удачном раскладе, оказывались охваченными огнем и соседние. Вскоре весь ряд почтовых ящиков в подъезде полыхал, охваченный пламенем. Разгоревшийся на стене костер, оставлял после себя закопченные стены и потолок, задымляя подъезд едким дымом сгоревшей краски.

Чаще всего, в подъезд выскакивал кто-нибудь из жильцов первого этажа, в чьи двери начинал просачиваться едкий дым, сигнализируя об опасности. Оценив размеры бедствия, жилец обнаруживший источник дыма, стучал в двери соседей, чьи носы были не столь чувствительны к начинающемуся пожарищу. А затем жильцы, совместными усилиями приступали к его тушению. После чего в подъезде целую неделю стояли лужи черной от гари и пепла воды, с плавающими в них обгоревшими бумажками, закопченные стены и потолок, требующие к себе пристального внимания соответствующих служб. И долго еще потом техничка из ЖЭКа, моющая подъезды, громко материлась, оттирая следа пожарища.

Виновников переполоха давно и след простыл. Они испарились из подъезда, едва заполыхала первая газета. И за пожаром, и за случившимся по этому поводу переполохом, они предпочитали наблюдать с безопасного расстояния, с таким видом, словно они не сном, ни духом, не причастны к инциденту. И даже дома, под пытками устроенными родителями, очень сильно сомневающимися в невинности собственных чад, они ни за что, не признаются в содеянном. И тем более, не сознаются в злодеянии постороннему человеку из числа жильцов, тоже сильно сомневающихся в непричастности к случившемуся, детворы.

Признаться в содеянном, значит подписать себе смертный приговор. Сперва прямо на месте признания, провинившемуся оторвет уши кто-нибудь из жильцов пострадавшего подъезда. Затем, влекомый за уши преступник, будет доставлен по месту жительства, пред грозные очи родителей, которым предстоит непростой разговор. Помимо неприятного разговора, им предстоит возмещать ущерб, причиненный подъезду пакостным чадом, который выльется в изрядную сумму. И чем весомее понесенный семейным бюджетом ущерб, тем ощутимее наказание хулиганистому отпрыску. Это означает ежедневную порку для профилактических целей, плюс домашний арест на длительный срок, что является самым тяжелым наказанием.

Деньги уплачены, моральный и материальный ущерб возмещены, и жильцы дружно красят почтовые ящики в яркие и причудливые цвета, навешивая, маленькие, узорчатые замки. Если был найден виновник пожара, до очередного поджога проходило немало времени. Если виновник возгорания так и не был найден, очередного пожара, не стоило ждать слишком долго.

Подвальные стайки под завязку набиты разным барахлом, украшали такие же крохотные замки, как и почтовые ящики в подъездах. Если под рукой нет ни отвертки, ни ржавого гвоздя, в деле открывания стаек пригодится найденный здесь же кусок арматуры, или увесистый камень. Стоит булыжником приложиться от души и летит крохотный замочек к чертям собачьим, не подлежа более ни ремонту, ни дальнейшей эксплуатации.

В стайках чего только нет! Полно всякого старья, держать которое дома не имеет смысла, а выбрасывать жалко. В небольшую по размерам стайку напихано под завязку тряпья, мебели и разнообразной утвари. Пожелай кто-нибудь из бомжеватой братии обставить старьем, собранным по подвальным стайкам квартиру, барахла хватило бы с избытком.

Когда-то, давным-давно, имелись и у них законные метры жилплощади. Но в силу различных жизненных причин, наипервейшей из которых было пагубное пристрастие к спиртному, они этих метров лишились, соответственно и крыши над головой. Кто-то квартиру пропил, кого-то выгнала из дому уставшая терпеть беспробудное пьянство супруга, кого-то, пользуясь пристрастием к алкоголю, выселили из дома родственники, польстившиеся на приходящие в запустение квадратные метры жилплощади. Кто-то, опять же с помощью родственников, или бывшей благоверной, оказывался на улице, вернувшись после многолетнего отсутствия по причине отсидки в местах не столь отдаленных. А у кого-то ничего не было с самого начала, беспутные папаша с мамашей пропили жилье, сгинув в алкогольном угаре, обрекая родное чадо на подвальное существование.

Квартир у бомжей не было, но жилья имелось предостаточно. В летние, солнечные дни, им и улица была родным домом. Особенно зеленая и тенистая ее часть, где-нибудь в лесочке, или на газоне. В прохладные, дождливые дни, они находили приют в подвалах городских многоэтажек и на чердаках. С наступлением холодов, излюбленным местом обитания бомжей, становились подвалы. Но зимой проход внутрь закрывает наглухо запечатанная, массивная металлическая дверь с серьезным замком, справиться с которым невозможно ни отверткой, ни ломиком. Приходилось бомжам в поисках тепла перебираться в колодцы теплотрасс, на горячие трубы.

Но весной и летом, особенно если комендант двора, или старший дома не особенно рьяно следил за тем, открыты, или закрыты подвальные двери, можно обитать там. В их распоряжении оказывался целый подвал с множеством деревянных стаек, под завязку набитых разным барахлом, что давно стало ненужным прежним хозяевам, но еще послужит опустившемуся люду.

В первую же ночь, пробравшаяся в подвал бомжиная ватага, курочит узорчатые замочки, прикрывающие доступ к содержимому стаек. И, как, только, звякнув на прощание, они отлетают прочь, содержимое стаек подвергается тщательному досмотру и сортировке. Вскоре в облюбованном углу подвала появляется некое подобие меблированной квартиры, с шифоньерами, столами и кроватями, стульями и табуретками. Барахло, что поплоше, которое не может представлять интереса для потенциальных покупателей, всяких пенсионеров, или нищих бюджетников, идет в личное пользование подвальных постояльцев. Бомжам также достаются и слишком габаритные вещи, находящиеся в приличном состоянии, и определенно могущие вызывать покупательский интерес. Особенно, если учесть, по каким бросовым ценам сплавляет на городской толкучке барахло, опустившаяся братия.

Но как бы не было заманчиво, вытащить из подвала и загнать на рынке какой-нибудь шкаф, комод, или старенький телевизор, это требовало слишком больших усилий. Да и хлопотно это, особенно если учесть, что им приходилось скрываться от посторонних глаз. Остаться незамеченными, таща через весь двор какую-нибудь тяжесть, весьма проблематично. Делать это днем, значит на 100% привлечь ненужное внимание, что чревато разборками, побоями, и выдворением с облюбованного места. Если тащить из подвала ночью, или рано утром, когда жильцы спят, существует другая опасность. Жильцы дома возможно ничего и не заметят, но это громоздкое барахло нужно еще дотащить до рынка, а это не всегда рядом.

Да еще какой-нибудь, страдающий бессонницей пенсионер, узрев живописную компанию бомжей, прущую доисторический шкаф, не поленится, злорадно ухмыляясь, вцепиться старческими ручонками в трубку телефона, и набрать заветные цифры. И потом, злорадно ухмыляясь, приложив трубку к уху, слушать, как на том конце провода, матерясь, просыпается не выспавшийся мент, разбуженный на самом интересном месте. Пуская слюни от удовольствия втолковывать тупорылому блюстителю законности, что он стал очевидцем преступления, и человек, прильнувший к трубке на другом конце провода, просто обязан принять меры, чтобы пресечь творящееся безобразие. И сделать это, побыстрее, пока вороватые мерзавцы не скрылись из поля зрения бдительного гражданина. И раз у тебя на плечах погоны, будь добр, шевели задницей, или весь город узнает, как блюстители законности реагируют на звонки граждан по поводу нарушений правопорядка.

Зловредный пенсионер мог в таком духе разглагольствовать сколько угодно, если бы у слушателя хватило терпения выслушивать старческое словоблудие. Но поскольку бесцеремонно разбуженный мент, явно не расположен, выслушивать монолог желчного старикана, разговор прерывался, едва пенсионером указывался адрес, где, по его мнению, совершалось злодеяние века.

Оскорбленный столь бесцеремонным обращением с важным свидетелем, в одиночку разоблачившим преступную шайку, захлебываясь слюной от злости, стуча палкой по полу, старик вновь набирал заветную комбинацию цифр, – 02. Ответом ему были короткие гудки, красноречиво говорящие настойчивому абоненту о том, что номер занят, и пора оставить его в покое. И чем дольше крутил озверевший старикан диск старинного телефона, тем громче и настойчивее стучала по полу его клюка, будя соседей снизу. Вскоре, в ответ на постукивание клюшкой по полу, снизу шваброй стучали соседи. Насколько был глух к звонкам пенсионера далекий дежурный мент, настолько же глух и безучастен был и старик к стуку, доносящемуся снизу.

Осознав тщету стучания шваброй в потолок, единственным результатом которого станет отвалившаяся штукатурка, но никоим образом не успокоение разошедшегося старикана, соседи сменили тактику. Теперь и они отчаянно накручивали телефонный диск, стремясь дозвониться до престарелого буяна. Но вместо ответа, в трубке звучали монотонные, короткие гудки. Когда терпение иссякло, взбешенный не на шутку сосед, снизу, разбуженный самым бесцеремонным образом за два часов перед подъемом на опостылевшую работу, бросил это бесполезное занятие. Накинув на плечи халат, он пулей взлетел этажом выше и со всей дури начал молотить руками и ногами в дверь пенсионера, вымещая на ни в чем не повинной деревяшке, скопившуюся злость, перехлестнувшую через край.

От оглушительного стука в дверь, сопровождаемого отборным матом, не мог проснуться только мертвый. Но поскольку подъезд жилого дома за редким исключением населяли живые люди, то вскоре дом оживал, и начинал шевелиться, как растревоженный улей. Одна за другой открывались двери, и все вокруг наполнялось гулом раздраженных голосов. Вскоре во всем подъезде не оставалось ни единой живой души, не разбуженной шумом, поднявшимся с утра пораньше.

День был безнадежно испорчен, даже не успев начаться. Лишь зловредный старик, ставший причиной всеобщего переполоха, притворялся спящим, ожидая, когда перестанут сыпаться на его дверь пушечные удары рук и ног взбешенного соседа снизу. Он больше не стучал клюшкой об пол, проклиная, на чем свет стоит, милицейского дежурного. Старик напрочь забыл о телефоне, уронив трубку рядом с аппаратом едва ли не сразу после того, как на его дверь обрушились удары, и послышался отборный мат. Единственное, на что его хватило, подкрасться на цыпочках к стонущей под ударами двери и мельком глянуть в глазок, чтобы вычислить виновника ужасного шума, хотя по доносящемуся из-за дверей мату, трудно было не узнать его хозяина.

Пенсионер сидел за плотно закрытой дверью притворяясь, что ничего не слышит. Словно он единственный, безмятежно спящий человек, которого не потревожил грохот в подъезде. И лишь когда выплеснувший злость на безответную дверь сосед удалился, восвояси пытаясь уснуть, что было в принципе невозможно, старик сменил позу истукана, выросшего рядом с телефонным аппаратом.

Выждав для верности еще минуту, прислушиваясь, не послышится ли из-за двери подозрительный шорох, старикан на цыпочках подходил к ней, заглядывая в глазок. Не обнаружив взбешенного соседа, старик развивал бурную деятельность. На свет божий извлекались бумага и ручка, и заслуженный пенсионер, высунув от усердия язык, начинал строчить донесение. Точнее, жалобу участковому, с требованием незамедлительно принять меры и наказать соседа, матершинника, алкоголика и дебошира, ломившегося к нему в квартиру, и всполошившего весь дом. Необходимо срочно оштрафовать хулигана на приличную сумму. За шум и нецензурщину, что в течение длительного времени вынуждены были выслушивать жильцы дома, включая маленьких детей, которым слышать подобное рановато. Но прежде, чем наложить на дебошира штраф, нужно устроить над ним товарищеский суд, на котором заклеймить подлеца позором.

Много всякого на своем веку повидал заслуженный ветеран. Ложился спать поздно в силу бессонницы, просыпался рано. Он многое видел и знал. А чтобы память не подвела в нужный момент, имелась заветная тетрадка в клетку, в которую он заносил наблюдения, могущие пригодиться в будущем.

Подходящий момент настал. На свет извлечена пухлая тетрадка, испещренная стариковскими каракулями. Найдена исходная страница с компроматом на соседа снизу, что был далеко не ангел, нередко удостаиваясь, чести быть занесенным бдительным пенсионером в заветную тетрадь. Раз подонок посмел объявить ему войну, он ответит адекватно. Так крепко, что дебошир с нижнего этажа не то, чтобы пнуть его дверь, и пальцем притронуться к ней побоится. Пускай участковый знает, когда, с кем, в каком состоянии, и в каком часу заявлялся домой гнусный тип. И если дело дойдет до товарищеского суда, он лично, откроет глаза на этого человека не только участковому, но и всем жильцам дома. Поквитается с нарушителем спокойствия на полную катушку, распишет, как бог черепаху, раздолбает, как дятел спичку так, что наглец при встрече будет шарахаться от него, как черт от ладана.

Пока в подъезде происходят бои местного значения, по указанному адресу выезжает вызванная дежурным машина с оперативной группой. А сам дежурный наверстывает упущенное, погрузившись в прерванный пенсионером сон. А чтобы не мешал спать назойливый старик, или ему подобные, страдающие бессонницей граждане, телефонная трубка тоже спит, брошенная возле аппарата. И напрасны звонки разбуженных рано утром жильцов злополучного дома, ответом им бесконечные, короткие гудки.

Вызванный наряд, отлавливал волокущих на барахолку габаритный товар бомжей, и доставлял их в участок. А в отделении начинались допросы. Где, откуда взяли, сколько их, кто главный в преступной группе. И бесполезно отпираться, доказывая, что это барахло, хотя по закону и считается ворованным, уже давно никому не нужно, и даже хозяева позабыли о его существовании. И что место этому барахлу на помойке. И что они делают доброе дело, избавляя хозяев и от громоздкого барахла, и от излишней возни.

Но в милиции доказывать что-то бессмысленно, тем более существу, похожему на человека лишь внешне. Если нет у человека ни паспорта, ни жилья, ни работы, ему самое место в кутузке, и надолго. После беседы следователя с потерпевшими, хозяевами разгромленной стайки, становится ясно, что похищенное опустившимся людом имущество вовсе не барахло. А самые, что ни на есть ценные вещи, семейные реликвии, снесенные в подвал на время ремонта в квартире, из опасения их ненароком повредить. Реликвии настолько ценные, что даже приблизительную стоимость их назвать невозможно, настолько они дороги.

И теперь расследуется дело уже не о старом комоде, украденном вороватым людом, а о хищении в особо крупном размере, за что полагается срок в местах не столь отдаленных. Чтобы прокурор, просматривающий дело перед передачей его в суд не заподозрил неладного, в дело включается вся следственная бригада. Рослые дуболомы-оперативники, способные за минуту выбить признание из человека, не слишком утруждая себя разного рода юридическими тонкостями.

Вскоре выяснялось, что тащившие древний комод на барахолку бомжи, не просто опустившиеся на дно жизни алкаши, а организованное преступное сообщество. И что на совести у этих, давно не мытых, завшивленных и заросших бородами людишек, как минимум два-три десятка квартирных краж. Самых изощренных, по которым у доблестных стражей правопорядка, не было никаких зацепок. Дела из 100% «глухарей», переходили в разряд раскрытых, улучшая удручающую милицейскую статистику.

Преступники пойманы и изобличены, в деле имеются чистосердечные признания, написанные под диктовку звероватого вида оперативников, чьи мерно подрагивающие дубинки, задавали писанине необходимый ритм. Признание имеется, дело можно считать закрытым. И не стоит обращать внимания на всякие несуразности в показаниях задержанных. Что ничего из украденного ими ранее обнаружить не удалось. Этому есть объяснение. Просто ушлый люд сбыл награбленное по бросовым ценам любителям дармовщинки.

Преступники выявлены и изобличены. Дело отправлено в суд. Судья при виде подследственных, особенно не вникал в тонкости дела. Слишком занят он рассмотрением дел связанных с нормальными, но оступившимися людьми, чтобы вникать в подробности дела, заведенного на отбросов общества. Не было до них дела и бесплатному защитнику, предоставленному государством. В результате бомжи, попавшие на скамью подсудимых из-за украденного из подвала дрянного комода, получали срок на полную катушку. Уходили этапом в места не столь отдаленные на несколько лет, нередко оставаясь там навсегда, упокоившись на тюремном кладбище.

Преступники понесли заслуженное наказание, комендант дома выслушал нравоучительную лекцию участкового. Подвал запирался на огромный амбарный замок, надежно перекрывающий доступ внутрь нежелательному элементу. Вернувшиеся ночью дружки пойманных утром бомжей, находили свое пристанище запертым на увесистый замок, справиться с которым без лишнего шума, нет никакой возможности. Клошарам не оставалось ничего другого, как тащиться со своим нехитрым скарбом по ночным улицам, в поисках незапертого, и не занятого бомжиной компанией, подвала.