Текст книги "Семь смертей Лешего"

Автор книги: Андрей Салов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 81 страниц)

Нужно только, чтобы муженек очаровательной Галочки, поскорее перебрался в отряд. И они приложат все усилия для того, чтобы походатайствовать о его переводе. Галочка не откажется поучаствовать в этом, имея очевидный выигрыш. И жить она будет среди друзей, любящих ее столь трепетно и нежно, и карьера мужа пойдет в гору, во многом благодаря ее стараниям. А значит, вскоре они смогут перебраться в город побольше, и побогаче. Это гораздо лучше, чем жить за сотни километров от ближайшего занюханного кишлака, в окружении гор и диких зверей, тратя годы на унылое просиживание в четырех стенах, и ублажение успевшего стать ненавистным, супруга.

Женская половина военного городка, также была кровно заинтересована в том, чтобы шлюшка Галочка поскорее вышла замуж и убралась подальше. Поэтому они и помалкивали, завидя Галину под ручку с влюбленным воздыхателем, лейтенантом, втихомолку хихикая им вслед. Они приложат максимум усилий для того, чтобы шалава Галочка, поскорее убралась из города и никогда не возвращалась обратно. Используют свой богатый арсенал воздействия на мужчин, чтобы добиться своего. И Галина им в этом поможет, по крайней мере, не будет препятствовать, под угрозой разоблачения ее прошлого, которое далеко не безупречное, как думалось влюбленному лейтенанту.

Благодаря сослуживцам лейтенанта Егорова, открывшим ему глаза на женщину, в которую он был влюблен, кому собирался посвятить жизнь, ни чаяньям мужской половины военного городка, ни женской, не удалось сбыться. Ненавистная одними и обожаемая другими, она не вышла замуж ни за лейтенанта Егорова, ни за кого другого. Да и прожила после жизненного краха, совсем недолго.

После того, как в назначенный день жених не объявился в городе, Галина решила, что-то случилось, и он приедет завтра. Но когда Егоров не появился и на следующий день, в душу закралась тревога. Предчувствуя худшее она засела за телефон воинской части, использовав свои соблазнительные прелести для проникновения на военный объект. Начальник телефонного узла части, был давним ее почитателей, и договориться с ним, было пустячным делом. Получасовое уединение в его служебном кабинете и секретный узел связи в ее полном распоряжении.

Она засела за телефон, чтобы выяснить причину задержки возлюбленного, ведь свадьба оказалась под угрозой срыва. В голове мелькало разное, что могло послужить причиной задержки, все за исключением истинной причины. Ей даже и в голову не пришло, что он не приехал потому, что все о ней узнал. Но, он знал про нее все. Он так и сказал, когда она все-таки дозвонилась. И еще он высказал все, что о ней думает, и где он видел таких двуличных и лживых тварей. А затем бросил трубку, не пожелав выслушать ее оправданий, которых у нее, как и у любой женщины, вагон и маленькая тележка.

Если бы он только выслушал, она бы доказала, что любит его одного. Все, что было раньше, навсегда останется в прошлом, ее сердце целиком принадлежит только ему, и впереди их ждет счастливая жизнь. Она бы покаялась, залила телефонную трубку слезами, на коленях вымолила прощение, сделала бы все возможное и невозможное для того, чтобы свадьба состоялась. Она бы непременно добилась своего, если бы он выслушал. Но он бросил трубку, давая понять, что все кончено.

Но она не желала сдаваться так легко. Снова и снова крутила диск телефона, набирая заветный номер. Но всякий раз в трубке слышались короткие гудки. Лишь по прошествии нескольких часов, капитан-связист, прервал ее очумелый, механический набор заветных цифр.

Дальнейшего она не помнила. Как дошла до дома, как накупила целый пакет спиртного. Как потом напилась в одиночку, в хлам, как свалилась на пол в полной отключке. Она продолжала ждать лейтенанта еще несколько дней, в глубине души надеясь на то, что он образумится, и примчится к своей Галочке, любимой и единственной, которой нашептывал на ушко нежные слова, и стоя на коленях, делал предложение руки и сердца.

Лейтенант Егоров в военном городке так и не объявился. Не прибыл он и в назначенный для свадьбы день, не появился и позже. И Галина запила. Одна. По черному. И не нужны были ей ни друзья, ни подруги. Она засыпала со стаканом в руке. Месяц беспробудной пьянки, превратил красивую, соблазнительную женщину в обрюзгшее, опухшее существо, пугающее своим видом окружающих. В этом создании, некогда бывшем стройной и соблазнительной красавицей Галочкой, не осталось ничего женского. Прекрасная половина военного городка могла спать спокойно. Существо, в которое превратилась некогда первая красавица Галочка, не могло вызвать иного желания, кроме омерзения. Подобно страшному призраку, едва держась на ногах, она выползала рано утром из своей квартиры по направлению к ближайшему ларьку. Закупив полный пакет спиртного, возвращалась обратно. И в течение нескольких последующих дней не казала носу наружу, пока выпивка не подходила к концу, и ей волей-неволей, вновь приходилось выбираться на улицу. С каждым разом она становилась все страшнее, свидетелями чему были продавцы ларька, с ужасом отмечавшие происходящие с ней метаморфозы.

Галине нужно было остановиться, но она, проклятая родителями за распутный образ жизни, жила одна и остановить ее падение, было некому. Не было у нее настоящих друзей, и подруг. Было в ее прошлом в избытке любовники и подруг на одну ночь, но не более того. Но и они исчезли, как предрассветный туман, как только Галина ушла в запой. Остановить ее падение было некому. Жизнь с каждым прожитым днем, все стремительнее катилась под откос, в зияющую пустотой пропасть под названием небытие.

В очередной раз, уснув прямо за столом, сжимая в руке недопитый стакан, она больше не проснулась. Никто не заметил ее исчезновения, за исключением ларечницы, так и не дождавшейся прихода Галины за очередной партией водки. Своими опасениями она поделилась с местными бабами, но те просто отмахнулись. Много ли нужно бабе, пьющей беспробудно целый месяц, чтобы снова надраться. Стакан водки и она будет валяться в беспамятстве. С каждым днем, доза, необходимая для того, чтобы дойти до кондиции, только уменьшается.

Тогда они просто отмахнулись от обеспокоившейся отсутствием Галины ларечницы, но спустя пару дней, и сами забили тревогу. По подъезду, в котором жила Галина, начал распространяться тошнотворный, гнилостный запах. И шел он, как раз из-под дверей ее квартиры. Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что там случилось что-то страшное.

Участковый, вместе с добровольными помощниками, взломал запертую дверь. Войдя внутрь квартиры, люди обнаружили труп. Волна любопытных отхлынула от двери, едва она, отброшенная в сторону, освободила людям дорогу. Она же выпустила на волю и удерживаемые ранее в квартире «ароматы». Тошнотворный запах разлагающегося тела, даже у самых любопытных напрочь отбил желание лицезреть источник омерзительного смрада.

Участковый и понятые при виде распухшего, гниющего тела, не смогли удержать содержимого желудков. И хлестал из них завтрак, фонтаном заливая комнату блевотиной. Натужные позывы к рвоте не прекратились и тогда, когда и блевать стало нечем. Все съеденное недавно, растеклось бесформенной массой по грязному, давно немытому полу.

Если бы участковый не знал наверняка, что это за тело, он бы никогда его не опознал. Ничто, даже отдаленно не напоминало красавицу Галину в разбухшем, оплывающем гноем, трупе. Невозможно было понять, мужчина это, или женщина, и сколько лет этому существу. Разлагающееся тело было уже не синюшного цвета, столь подобающего мертвецу, а зеленовато-желтого, с белыми гнилостными разводами.

Ни за какие посулы не удалось бы менту привлечь понятых к выносу тела. Понятые моментально выскочили на улицу, глотнуть свежего воздуха, и зайтись в рвотных позывах из-за увиденного. Придется им с недельку поголодать, пока не выветрился из памяти кошмар, препятствующий нормальному пищеварению.

Участковому по долгу службы пришлось остаться в квартире, в ожидании вызванной по рации похоронной бригады. И напрасно он пытался закрывать лицо платком. Вонь, пропитавшая все вокруг, легко проникала через матерчатую преграду. Она пропитывала все, что попало в радиус ее действия. Платок придется выбросить, с сожалением подумал мент. Форму, наверное, тоже. Вряд ли удастся избавить ее от въевшегося в сукно смрада разлагающегося тела. Да и самому придется безвылазно просидеть в бане с неделю, выпаривая из тела, впитавшуюся мерзкую вонь. Иначе супруга не допустит его к своему телу и на пушечный выстрел.

Спустя полчаса подъехала похоронная команда. Пришлось выносить из квартиры сразу два тела. Мертвое хозяйки квартиры, и впавшего в ступор, обалдевшего от вони мента. Труп погрузили в фургон и увезли в морг, где в соответствии с законом с ним будут произведены необходимые следственные действия, для установления истинной причины смерти молодой женщины. Впавшего в прострацию участкового, оставили отходить на крыльце, где он и просидел несколько часов, бессмысленно таращась в пустоту, и ни на что не реагируя, пока свежий воздух не прочистил ему могли от забившей сознание вони.

Придя в чувство и оглядевшись по сторонам, словно припоминая, кто он и что здесь делает, участковый вскочил с лавки и поспешил домой, чтобы воплотить в жизнь задуманное. Ужасно смердящий носовой платок, полетел в первый же встреченный на пути, мусорный бачок. И хотя жил блюститель законности на другом конце городка, и до дому было два часа ходу, он предпочел добираться пешком, чтобы не нервировать в общественном транспорте пропитавшей мундир вонью, добропорядочных граждан.

Добравшись до дома, он первым делом завернул в баню, где поспешно избавился от провонявшей насквозь формы и только потом, оставшись в одних трусах, прокрался за одеждой. Спустя пару минут баня весело топилась в неурочное для буднего дня время. В веселом блеске пламени, догорала ментовская форма, испорченная сегодняшним вызовом. А затем мент парился, мылся и парился вновь, истязая себя мочалкой и веником до вечера, изгоняя из кожи, въевшийся трупный запах. И только с приходом с работы супруги, несказанно удивленной купанием мужа в будний день, завершилась многочасовая помывка.

Облачившись во все чистое, он вернулся в дом, то и дело с подозрением принюхиваясь. И хотя супруга ничего не учуяла, ему еще с неделю казалось, что от него неудержимо несет мертвечиной. По этому случаю, он оформил больничный и целую неделю просидел дома, леча организм баней и водкой, принимая внутрь минимум еды, стараясь не вспоминать историю, послужившую причиной болезни и запоя. По истечении недели, ментовская рожа была немногим краше, чем у покойника, зато он избавился от преследующего его, ненавистного запаха. Еще пара дней, проведенных исключительно на рассоле и курином бульоне, вновь вернули участкового к жизни.

Галю похоронили быстро и скромно, без излишних церемоний. Родители, оповещенные о смерти дочери, особенно не удивились и не расстроились. Они всегда знали, что их непутевая дочка примерно так и закончит свою жизнь. И единственное в чем они ошиблись, то только в том, что сгорела она от водки не под чужим забором, а в своей квартире. А в остальном они оказались правы. Дочка сгорела от алкоголя, забытая и брошенная всеми. Никого из многочисленных друзей и подружек не оказалось рядом в ее последний час. Но дочь есть дочь, какой бы непутевой она не была. Отказаться от нее родители не могли, оплатив все расходы, связанные с захоронением. На окраине городского кладбища появилась очередная скромная и неприметная могила, которой суждено было, в ближайшее время зарасти бурьяном и сорной травой. Родителям она была не нужна, друзья и подруги отказались от нее, а причина смерти лейтенант Егоров, даже не подозревал о том, что женщина, которой он клялся в вечной любви и с которой намеревался провести остаток жизни, более не принадлежит к миру живых.

Он по-прежнему служил на заставе. Иногда вспоминал о ней, но не было в его воспоминаниях и тени былой любви, лишь всепоглощающая ненависть и злоба. Вдобавок к ним обида за то, что она дурачила его, водила за нос, опозорила перед всем гарнизоном пограничного отряда. Пришедшую на заставу спустя месяц весть об ее кончине, Егоров воспринял спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Это даже хорошо, что ее не стало. Мать прислала из дома письмо и фотографию симпатичной девушки, соседки по саду, молодой и незамужней, что была не прочь познакомиться с лейтенантом-пограничником. Жизнь у замполита налаживалась и входила в привычное русло. А остатки негативных эмоций, он выплескивал на подчиненных солдат, благо всегда находился повод применить власть.

3.16. Дембель в опасности

Попал под раздачу и Халявин. Когда ему оставалось служить чуть больше месяца. Уже вышел в свет приказ министра КГБ СССР об увольнении солдат весеннего призыва из армии. К тому времени застава уже не числилась образцовой и показательной, следовательно, увольнения должны начаться позже, чем с передовых застав. Капитан Бурдин на очередном боевом расчете, зачитал график увольнения в запас. Халявину выпало отправляться домой первым. В первую партию, поскольку показательной партии застава была лишена. Обидно, что придется служить лишних три дня, хотя, что такое три дня, когда позади целых два года. Но ничего изменить нельзя, график ухода составлен, приблизительная дата дембеля известна, известное число приближается день ото дня.

Когда до дембеля оставалось всего две недели, Халявин попал под раздачу. По своему характеру Лешке был не склочным, никогда не ругался и не перечил начальству, но, глядя на тупость опухшего от многодневного беспробудного пьянства лейтенанта Егорова, его прорвало. И он ответил на маты замполита своими. И разошлись, каждый при своем мнении. Лейтенант Егоров в канцелярию продолжать дежурство, а Халявин с напарником в дозор, за 10 километров от заставы. И хотя каждый считал правым именно себя, у лейтенанта было гораздо больше возможностей отстоять свою правоту.

В этом Лешка убедился спустя 3 часа после заступления в наряд. Когда на обратном пути, навстречу мелькнул свет фар идущей с заставы машины, он понял, что дела плохи. На проверку прибыл начальник заставы капитан Бурдин, не приемлющий пеших прогулок ни днем, ни тем более, ночью, предпочитающий проверять наряды именно таким образом. Он рассуждал примерно так: «если наряд спит, он и машину прозевает, а если нет, то и крадущегося капитана заметит. И поэтому тратить полночи на хождения туда-сюда не стоит, когда все можно сделать за считанные минуты, не особо утруждаясь при этом.

У каждого из офицеров, была своя манера проверки нарядов, несущих службу по охране государственной границы. Самая лучшая в этом отношении, была у начальника заставы. Довольно трудно ночью не заметить ползущую с включенными фарами машину, ревущую в ночи, словно раненый зверь.

Нравилась и метода проверки прежнего замполита, что служил на заставе до лейтенанта Егорова. Капитан Бакунин был заядлым охотником и рыболовом. Но на горных реках, где в бешеном кипении воды и камней, в принципе не могло водиться никакой живности, рыбалка была невозможна. Вся его страсть и азарт переключились на охоту. Он был готов дни и ночи напролет лазить по горам, высматривая добычу, могущую стать знатным охотничьим трофеем. Дичи в горах водилось превеликое множество, ее нужно было только увидеть. Капитан Бакунин замечал многое, что было недоступно для глаз всех прочих обитателей заставы.

В горах водились ласки, горностаи, и они были не редкими гостями на свалке, куда частенько наведывались в поисках поживы. Если днем они побаивались заставы и обитающих там двуногих, то под покровом ночи, чувство страха перед людьми, исчезало бесследно. Да и некому их было гонять по ночам, за исключением дежурств капитана Бакунина. В те ночи, когда ответственным дежурным по заставе заступал замполит, в районе свалки, то и дело слышались одиночные выстрелы. Капитан Бакунин охотился. Отупевшему от скуки и бесконечного хождения от одних ворот заставы до других, часовому, было развлечение, позволяющее ускорить одуряюще ползущее время службы.

Как правило, капитан Бакунин всегда добивался успеха и если по свалке действительно шастал какой-нибудь меховой хищник, то это была последняя в его жизни прогулка. Лиса, ласка, или горностай, нередко становились добычей. Свежедобытая тушка, немедленно доставлялась на конюшню спящему конюху Сайко и перед ним ставилась ответственная задача выделать шкурку. Конюх Сайко слыл отменным специалистом по этой части, с одинаковой легкостью выделывая и шкуры архаров, и шкурки пушного зверя. Куда их потом девал капитан Бакунин, неизвестно, хотя ходили слухи о том, что он их складывает в мешок, в ожидании отпуска и убытия на большую землю, где шкурки можно без труда обменять на весьма неплохие деньги. Хобби замполита было не просто приятным времяпрепровождением, но и весьма прибыльным делом, приносящим ощутимые материальные выгоды.

В стремлении охотиться всегда и везде, набить плотнее заветный мешок с пушниной, он зачастую пренебрегал многими правилами заставской жизни. И если выпадала очередь капитану Бакунину проверять несение службы нарядами, можно было не сомневаться, что о его приближении будет известно задолго до появления. Главным для замполита, была охота. Даже отправляясь на проверку наряда, он по дороге обшаривал скалы мощным армейским фонарем в поисках притаившегося на склоне зверя. И если удавалось такового обнаружить, немедленно следовал выстрел и, как правило, на этом дальнейшая проверка заканчивалась, так как капитану нужно было доставить тушку на заставу, пока она не окоченела, не потеряла необходимой для разделки, мягкости. И только если по дороге не встречалось достойной мишени, он появлялся перед заждавшимся нарядом, чтобы, задав пару дежурных вопросов, направиться обратно, не забывая обшаривать лучом фонаря, горные склоны.

Гораздо хуже обстояли дела с другими офицерами, проверяющими наряды. Они покидали заставу без лишнего шума, направляясь к месту несения нарядом службы. Здесь главное было не проспать проверку, поскольку появление проверяющего не сопровождалось звуковыми, или световыми эффектами. Не проглядеть его появление, и правильно провести задержание. Старшие наряда в подобных случаях подстраховывались, наказывая дежурному связисту предупредить, если дежурный офицер надумает нанести им визит. И если у старшего наряда со связистом были хорошие отношения, именно так все и происходило. О визите проверяющего становилось известно, едва тот покидал заставу.

Хуже всего обстояли дела с прапорщиком Рева. Здесь были бессильны помочь и связисты. Прапорщик Рева был зловредным и пронырливым типом, уследить за ним было практически невозможно. Если он заступает ответственным дежурным по заставе, то начинает проверку наряда с самого начала. Он не станет дожидаться, пока наряд уйдет в ночь и займет отведенное место. Выйдет крадучись, словно тать, сразу же вслед за бойцами. Где надо присядет, если нужно приляжет, но выявит все нарушения в несении службы.

Проследит, чтобы наряд держал установленную дистанцию и сохранял молчание. Как был прекрасно осведомлен прапорщик Рева, уходящие в дозор наряды, строго придерживались заведенного порядка. Но лишь до тех пор, пока не скрывались из зоны видимости. Едва застава оказывалась укрытой очередным скальным выступом, как заведенный порядок движения, нарушался. Вместо положенной цепочки, получалась общая куча, оживленно болтающая. Чтобы не допустить подобного безобразия, а в случае если такое случится, сгноить нарушителей на хозяйственных работах, и крался за ними в ночи неугомонный прапорщик.

Но заступившие в наряд бойцы, слишком хорошо осведомлены о повадках старшины заставы, и действовали по правилам, даже если и не наблюдалось визуально крадущегося прапорщика. Но однажды терпение лопнуло. Они подкараулили крадущегося проверяющего, затаившись за скалистым выступом. А затем, не ожидавший подобного развития событий прапорщик, был уложен мордой в грязь, по всем правилам задержания нарушителя. Падать в грязь у него не было особого желания, и он назвал себя, чтобы поставить на место зарвавшихся солдат, но напрасно. В ответ на его крики, клацнул передергиваемый автоматный затвор, досылая патрон в патронник. И уже падая мордой в грязь, он успел заметить, как пальцы солдата легли на курок.

Провалялся он в грязи добрых полчаса, пока держащие его под прицелом бойцы не созвонились с заставой, не добудились начальника, поинтересовавшись, действительно ли существует прапорщик Рева, или валяющийся в грязи червь с погонами прапорщика, переодетый шпион. Капитан Бурдин, находящийся не в самом лучшем настроении из-за внезапного ночного подъема, популярно и красочно объяснил им, что он думает о прапорщике Реве в частности, наряде в целом, и о каждом бойце в отдельности, и что сделает с ними по возвращении на заставу.

Поток офицерского красноречия тревожил тишину окрестных скал добрый десяток минут, и все это время поверженный в грязь прапорщик, продолжал лежать без движения, не смея поднять голову, из опасения схлопотать пулю. И лишь после окончания речи начальника заставы, бойцы разрешили старшине подняться. Прапорщик Рева был настолько потрясен случившимся, унижен и опозорен, что не нашел слов, чтобы адекватно ответить поглумившимся над ним бойцам. Молча сгинул в ночи, вынашивая в голове планы мести. Он поклялся, что превратит жизнь бойцов наряда в ад, что они подохнут на полах, а унитазы в казарме будут ежедневно драить до зеркально блеска. С тем и прибыл на заставу, и, не заходя в казарму, отправился домой, чтобы привести замаранную валянием в грязи форму, в надлежащий вид.

Старшему наряда и бойцам находящемся в его подчинении, за подобные шуточки над прапором, могло достаться по полной программе. Гауптвахта, суток на 15, за издевательство над командиром, светила им однозначно. Но на их счастье, начальник заставы недолюбливал хитрого и вороватого старшину, старался по возможности того ущемить. Об его неприязни к прапорщику Реве на заставе были прекрасно осведомлены и пользовались этим обстоятельством по мере возможности. Ночной наряд воспользовался этим на полную катушку. Конечно, начальник поорал на боевом расчете, но сделал это скорее для порядка, что было понятно даже смертельно оскорбленному старшине. На этом взыскания в адрес отличившегося наряда и закончились, так и не успев начаться.

Итогом ночного инцидента стало то, что прапорщик Рева окончательно забил на службу большой и толстый, целиком погрузившись во вверенные ему склады, где всегда можно что-то стянуть, и никакой угрозы получить пулю в лоб. Наряды уходящие в ночь часовыми границы, могли быть спокойны во время его дежурства. Более прапорщик проверять наряды не ходил. Недавний инцидент навсегда отбил у старшины охоту шляться где-то по ночам. Рева здраво рассудил, что в следующий раз он может не отделаться валянием в грязи. Можно было схлопотать пулю, когда до окончания контракта, осталось меньше года.

Впереди его ожидала гражданская жизнь, весьма обеспеченная, с капиталом в несколько десятков тысяч рублей, при средней зарплате по стране две сотни в месяц. Лишиться всего ради соблюдения какого-то пункта устава, ему не хотелось. Прапорщик Рева здраво рассудил, не стоит рисковать жизнью из-за подобной мелочи. И он впоследствии неукоснительно придерживался принятого решения. За несколько месяцев, прошедших с того памятного случая до Лешкиного дембеля, прапорщик Рева ни разу не выносил более свою задницу ночью за территорию заставы.

Заместители начальника заставы по боевой и политической подготовке, несли службу без изысков, об их выходе на проверку, наряды оповещались дежурным связистом.

…Сегодня на проверку прибыл капитан Бурдин, причем не в свое дежурство, а это уже кое о чем говорило. Ответственным дежурным заступил лейтенант Егоров, следовательно, он и обязан проверять несение службы нарядами. Но вместо него не проверку прибыл начальник заставы и это не сулило ничего хорошего. Предчувствия оказались верными. Начальник не орал, не размахивал руками и не брызгал слюной. Он был спокоен, как удав и это спокойствие действовало угнетающе. Он выслушал Лешкин доклад, как старшего наряда, развернулся и юркнул внутрь кабины, на прощание, сказав одну лишь фразу: «Халявин, – ПП!».

Одновременно со щелчком захлопывающейся двери, Лешка задал вопрос, хотя и заранее знал ответ. «– Товарищ капитан, а что такое ПП?». Стекло с пассажирской стороны опустилось и высунувшаяся оттуда довольная капитанская морда, торжественно изрекла: «– ПП, Халявин, – это последняя партия!». Стекло поднялось, и, машина ушла на заставу, предоставив наряду топать обратно еще добрых два часа, а Лешке размышлять о том, какая все-таки сволочь лейтенант Егоров и что бы он сделал с ним, попадись эта гнида ему на гражданке.

Но встретить гниду на гражданке вряд ли удастся, а здесь эта мразь его начальник и ничего он с ним поделать не может, разве только уложить мордой в грязь, как прапорщика Реву. Но с лейтенантов вряд ли прокатит то, что пролезло с прапорщиком. Начальник относился к замполиту гораздо лучше, нежели к прапорщику. А получать за месяц до дембеля суток 15 гауптвахты, ему не улыбалось. В этом случае увольнение в запас станет очень и очень долгим, и вместо месяца, растянется на три, а то и на все четыре.

Ну что ж, последняя партия, так последняя. Впереди целый месяц и возможно капитан Бурдин переменит решение. Так и случилось неделю спустя. Лешке был назначен, так называемый дембельский аккорд, дабы загладить вину и вместо обещанной последней, уйти в первую партию. Халявину предстояло расколошматить вереницу унитазов, намертво вмурованных в бетон на втором этаже. Толчки постоянно забивались, и уже давно требовали ремонта. Все это изрядно надоело, но дело затруднялось наличием бетона, примерно в метр высотой, оставленного далекими строителями места раздумий о вечном.

Раздолбить унитазы Лешка с легкостью мог за пару минут. Но весь прикол состоял в том, что унитазы должны остаться в целости и сохранности, в гордом одиночестве. А вот бетона, окружившего их, не должно быть. На все про все отводилось Лешке ровно две недели, как раз столько, сколько оставалось до увольнения в запас первой партии с заставы. Но глаза боятся, а руки делают. Тем более что на помощь Лешке пришли два десятка ребят, желающих помочь сержанту быстрее справиться с заданием. Двухнедельного срока оказалось слишком много для подобного задания. Спустя два дня обалдевший от подобной производительности труда старшина принимал работу. Дембельский аккорд Халявин выполнил на совесть, с многократным опережением графика.

Лешка мог спать спокойно. Свою миссию он выполнил, оставшуюся часть реконструкции туалета, должны выполнить другие дембеля, на долю которых выпала чистка и ремонт канализационных коммуникаций, восстановление толчка в первозданном виде. Лешке оставалось считать дни, оставшиеся до возвращения домой.