Текст книги "Письма бойцов (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава 28
Северное море

8 ноября 1940. Кирилл.

В ангаре непривычно тихо. Замерли на своих стоянках самолеты со сложенными крыльями, на площадке лифта стоит «Баклан», невдалеке на стапеле полуразобранный мотор. Людей не видно, ангарная команда отдыхает после аврала. Кирилл остановился перед своей «дюжиной», коснулся рукой холодного дюраля капота мотора. Совсем недавно машину выкатили из цеха завода. Когда это было? Месяц? Два? Краска на плоскостях поблекла, хвост и правое крыло попятнали отметины пробоин. На борту ряд молний, знаки побед. Даже не заметил, как два десятка набралось. Последние добавились вчера. Память о похороненных на дне моря «Бленхейме» и «Спитфайре».

Настроение, нет даже не грустное, не печальное. Нет, не то. Фельдфебель чувствовал себя опустошенным. Ничего не хочется, вообще. Ничего не радует. Вчера он чудом дотянул до авианосца. Мотор чихнул и заглох на последних метрах, уже над срезом палубы. Архип Капитанский тоже сел. А Дима Кочкин не вернулся из боя. Ребята видели, «девятка» загорелась в атаке на бомбардировщик. Самолет упал в двух кабельтовых от «Брячислава», тяжелый мотор сразу утянул машину на дно. Нет, Дима не выпрыгнул. Чуточку наивный, жизнерадостный парень, душа компании ушел в закат в дюралевом гробу.

Арсений Нирод безлошадный. Подпоручик в рубашке родился. Бензин в баках закончился буквально в десяти милях от авианосца. Арсений не растерялся, четко доложил в рубку об аварийной посадке. Его выловили на плотике моряки «Балобана». Да, повезло, сумел ухватиться зубами за ниточку, отлеживается сейчас в лазарете после переохлаждения. Злой, безлошадный, оставшийся без ведомого, но живой.

Динамики внутреннего оповещения ожили. Сухой металлический голос потребовал подготовить к вылету первую эскадрилью торпедоносцев и третью истребительную. Загрохотали рифленые листы палубы под ботинками механиков, зашипел воздух в магистралях, зазвучало извечное русское: «Давай, толкай! Потащили! Катим!».

Кирилл отступил к борту, стараясь не попадаться на глаза людям. Видеть никого не хотелось. Ближайший трап как раз вел на жилую палубу. В своем кубрике Никифоров закрыл дверь, осторожно прошел мимо спящего Архипа к столику у иллюминатора. Взгляд скользнул по двум идеально заправленным пустым койкам. Парней нет. До конца похода половина кубрика так и будет пустовать. Хорошо, если половина.

На стол легла бумага. Молодой человек достал из планшета шариковую ручку и задумчиво крутанул между пальцами. Вывел вверху страницы: «Дорогая…». Зачеркнул. Затем написал: «Милая…». Опять нет. Рано так писать. «Прелестная…» – нет, слишком фривольно. Как в письме обращаться к девушке после двух свиданий и короткой записки через посыльного? Поневоле пожалеешь, что в реальном училище светской этике уделяли явно недостаточно времени.

Наконец, на чистом рука вывела:

«Инга Герхардовна, приношу свои искренние извинения. Хотел, но не мог раньше написать, предупредить об отъезде. Я в море. Пишу и сам не знаю, когда получится отправить письмо. Одно только могу сказать, волей Всевышнего и приказом командования служу не на 'Евстафии», а на другом эскадренном авианосце.

Когда мы с Вами расстались после кафе на Гороховой, я обещал в следующее увольнение пригласить Вас, Инга, в театр. От своих слов не отказываюсь. Только не могу знать, когда снова вернусь в город Святого Петра. Но то, что вернусь, это точно. Прошу Вас отнестись с пониманием…'.

Кирилл отложил ручку и повернулся к иллюминатору, сквозь облака пробился солнечный луч и заскользил по волнам. Побежали золотые искорки. Совсем как, то самое волшебное чувство, электрический разряд пробежал, когда он тогда коснулся пальцев этой милой, восхитительной и удивительно жизнерадостной девушки.

Ручка в руке. Строчки ложатся на бумагу. Пишется легко. Перед глазами предстает милое личико с искрящимися радостью глазами, еле заметные веснушки на щеках, ярко-рыжие локоны. Кирилл писал о своих впечатлениях от столицы, положил на бумагу картину шторма в Северном море, когда огромная стальная туша авианосца тяжело переваливалась через волны, эскортный крейсер шел в бурунах, а через скорлупки эсминцев перекатывались валы.

О войне, боях, разумеется ни слова. Не нужно это девушкам знать. Не для того они на этом свете созданы. Вдруг вспомнился разговор с Борей Сафоновым на баке. Все может быть. Офицерское училище у нас в Гатчине. Не дальний свет. Если фортуна улыбнется, будет возможность изредка навещать Петербург. Хотя нет. В военное время на прапорщика аттестуют прямо на флоте. На этот счет есть специальные комиссии. Жаль, а может так даже лучше. Все равно, Никифоров это прекрасно понимал, на «Наварине» они лишь гости. Основное место службы «Евстафий», а до Рождества корабль точно не переведут в действующий состав.

Ла-Манш бурлил, кипел, пылал. Пролив как Молох без устали поглощал корабли, самолеты, людей. Авианосному соединению пока везло. Уходили в закат только самолеты и люди. В столовой ребята с «Рижанина» рассказывали, как наблюдали гибель «Павла Первого» в устье Темзы. Старый учебный броненосец невозможно с кем-то другим спутать. Похоже, к кораблю прорвались торпедные катера или подлодка. После двух торпед в борт броненосец быстро лег бортом на грунт. Даже шлюпки спустить не успели.

Кирилл сам неоднократно видел ползущие к базам обгорелые, изувеченные корабли. Сражение за Пролив обходилось континенталам очень дорого. Неоднократно наблюдали и субмарины в позиционном положении. О всех таких случаях незамедлительно докладывали на авианосец. При удаче, в обозначенный квадрат выходили «Бакланы» и «Рижане» с глубинными бомбами. Либо поднимались ударные машины с сухопутных аэродромов. Все знали, нашим подводникам запрещено заходить в Пролив, появляться в западной части Северного моря. Любая замеченная субмарина, это враг.

Пришедший от берегов Исландии затяжной шторм принес облегчение. Никто не знал, что там на плацдармах, но сражение за море завершилось само собой. «Наварин» и «Воротынский» ушли в Вильгельмсхафен. Наконец-то выдалась возможность выспаться с запасом, залечить душевные раны вином, а то и чем покрепче.

Над причалами свистел ветер, гнулись деревья, корабли покачивались на зыби, гудели канаты. В казарме не берегу тепло, сухо и уютно. Русских летчиков поселили вместе с парнями с «Цепеллина». Пригодились начатки немецкого, который Кирилл безуспешно учил в школе и училище. Впрочем, найти общий язык с немецкими камрадами это не мешало.

Оказалось, «Цепеллин» работал немного южнее, прикрывал ближние подступы к линиям снабжения. Адова работа. Немцы говорили, что авианосец за неделю потерял треть авиаотряда. Британцы перли как берсерки. Погреба зениток на кораблях опустошались за считанные часы, от орудийных стволов можно было прикуривать, а англичане атаковали и атаковали.

Эсминец «Антон Шмит» погиб на глазах моряков авианосца. В корабль врезался горящий бомбардировщик. Это не случайность. Пилот намеренно шел на таран, упрямо вел на цель пылающую машину. После удара эсминец разорвало пополам, скорее всего сдетонировали торпеды в аппаратах.

– Камрад, он знал, что погибнет, но шел. Он умер за свою страну.

– Достойно, – Кирилл напрягся, вспоминая нужное слово и выдал: – Сильная смерть.

– Да! Сильная смерть! – Удо летчик с «Цепелина» заулыбался, затем его лицо приобрело серьезный вид. – Выпьем за достойного врага.

– Прозит! – это слово вспомнилось и запомнилось одним из первых.

Видимо, командиры намеренно дали людям возможность расслабиться. Пиво текло рекой. Шнапс разливали почти не скрываясь. О режиме и дисциплине в этот вечер все благополучно забыли.

На следующее утро Кирилл еще раз перечитал письма. Дописал несколько строчек. Осталось только найти военную почту. В коридоре встретился вчерашний знакомый, кажется пилот ударного «Штукас».

– Геносе, где я могу найти почту?

– Полевую почту? Да, подожди две минуты. Я провожу, – немец широко дружелюбно улыбнулся и побежал к своему кубрику.

Обманул, конечно. Кирилл специально засек время. Удо вернулся ровно через три минуты, уже в зимней шинели с погонами оберфельдфебеля.

– Пошли, камрад. По дороге покурим.

Если бы не добровольный провожатый, Кирилл бы мигом заблудился. С указателями в казармах плохо. Видимо, считалось, что солдаты всегда и везде ходят организованно строем. Наивные. Даже немцы в реальности к дисциплине относятся наплевательски. Когда за ними офицер не смотрит, разумеется.

Одноэтажное здание красного кирпича с искомой скромной табличкой «Feldpost» обнаружилось справа от ворот за казармами морской пехоты. Несмотря на раннее время, перед столом приемщика собралась очередь из трех человек. Прошла она быстро. Пожилой страдающий излишним весом унтер с совершенно мирным лицом сельского учителя в очках пробежался глазами по летной куртке Никифорова, задержал взгляд на эмблемах морской авиации. Внезапно лицо почтальона озарила радостная улыбка.

– Русский моряк?

– Да.

– Давайте письмо.

Кирилл по пути гадал, сколько придется отдать за марки, и примут ли копейками? Зря волновался. Как и в России в этой стране для людей в погонах любые почтовые отправления бесплатно.

– Адрес. Немецкими буквами, пожалуйста.

– Немецкими? Понял, латиницей.

– Европейский шрифт, – унтер взял первое попавшееся письмо и провел пальцем по строчкам адреса. – Вот так. Пожалуйста, немецкими буквами.

Не проблема. На конвертах еще достаточно места чтоб продублировать адрес.

– Хорошо, камрад. Удачи в море. Желаю скорее вернуться с погонами офицера к юной фройляйн и не огорчать родителей.

– Спасибо!

На крыльце почты Кирилл и Удо расстались. Немец спешил в лавку, дескать, надо прикупить кое-что из галантереи. Затем по большому секрету рассказал, что привезли русские сигареты. Надо взять с запасом, пока не разобрали. Весьма разумное желание, все бывавшие в Германии рассказывали, что местный табак сущее дерьмо. Даже с копеечной махоркой или французскими «Житанс» не сравнить. Так же говорят, еще при Республике с куревом все было не в пример лучше.

– Кирилл! Рад, что встретил! – первым в блоке кубриков на встречу попался подпоручик Нирод.

– Здорово!

– Через полчаса уезжаю. Знаешь, у нас в последнее время полюбили объявлять все без предупреждения, за час до отправления.

– Куда тебя?

– В Петербург. Получать новую машину и молодое пополнение из береговых полков строить.

– Удачи.

– Возвращайся. Все возвращайтесь, – Арсений хлопнул Кирилла по плечу.

В Россию с авианосца списывали всех безлошадных летунов. Набралось их много. Кто сел на раздолбанной в хлам машине, кого выловили из воды, кому посчастливилось выжить при аварии. Увы, пополнения не ожидается. То, что «Наварин» скоро выйдет в море на операцию даже не обсуждается. Так что еще не понятно, кто кому должен завидовать. Остается надеяться, командование знает, корабль ограниченно боеспособен.

Прощание с ребятами вышло скомканным. Все галопом. У ворот казарм уже ждал автобус. Никто толком не знал, как поедут. Одни говорили, что видели, как адъютант принес стопку билетов на поезд, другие клялись, что летчиков и моряков с погибших кораблей отправляют домой на транспортах. Как раз у причалов отстаивались три флотских снабженца.

Проездные документы тоже никому не выдали. О визах давно все забыли. В военное время, это даже смешно. Старая шутка, дескать штурмовая винтовка и погоны, это лучший документ на таможне, вдруг из анекдота превратилась в суровую реальность.

Следующие два дня летчики отсыпались в казармах. Моряки тоже большую часть времени проводили на берегу. На кораблях держали сокращенные вахты. Кто-то вспоминал об уставах военного времени, касательно степени боеготовности расчетов зениток и машинных команд, но таких быстро затыкали советом выглянуть в окно. В такую погоду налетов можно не опасаться. Даже если англичане наскребут ударную группу, а после недавних боев это само по себе чудо, поднимут ее в воздух, найти цель и отбомбиться невозможно в принципе.

– Никогда не думал, что буду рад непогоде, – заметил по этому поводу поручик Сафонов.

Спорить с ним желающих не нашлось.

Волнение на море поутихло, дождь прекратился, сквозь облака выглянуло солнце. На «Наварине» и «Воротынском» пробили аврал, прямо с транспортов грузили провизию, снаряды, бомбы и торпеды. Топливо уже приняли под завязку.

Кирилл и Архип с причала наблюдали, как мимо мола проходят учебные крейсера «Эмден» и «Бруммер». В небе прошла патрульная летающая лодка. Передышка закончилась, континенталы разминали мускулы перед очередным раундом поединка за право править Европой и Атлантикой. Впрочем, не они одни, за океаном имели свое особое мнение на этот счет. Газеты писали о США скупо, но надежды на мирный исход и скорое завершение войны истончались как утренний туман.

Вернувшись в кубрик Кирилл еще раз перечитал последнее письмо отца. Долго глядел на конверт со штампами почтовых отделений. В голову пришла мысль – «А ведь папу вечно бросает не в ту степь. Постоянно оказывается не там, где нужно и с теми, с кем не стоит разговаривать без пистолета в руке. Видимо, сильно нагрешил в молодости, раз до сих пор не может найти спокойную гавань». Письмо вернулось в планшет, а молодой Никифоров дал себе зарок, что первым делом найдет корабельного священника и попросит помолиться о здравии родных и близких. А для гарантии сегодня в увольнении найдет ближайший храм и поставит свечи.

Увы, вторую часть обета исполнить не получилось. После обеда объявили общее построение, а затем дали три четверти часа на полную готовность. «Наварин» собирал на борту своих людей.

Глава 29
Англия

17 ноября 1940. Иван Дмитриевич

Никифоров выскочил из машины следом за Кравцовым. Вдвоем побежали к голове колонны. Батальон остановился в поле, за спиной остался очередной городок, название Иван Дмитриевич и не запомнил. Дорога достаточно широкая, съехавшие на обочину машины саперов не мешали текущим сплошной рекой танкам и грузовикам с пехотой.

Что хорошо, уже практически не встречались беженцы. Мало того, что дороги забивают, так штабс-капитан подсознательно чувствовал себя немного виноватым в том, что у людей такая беда. Не мог спокойно смотреть на понурые фигуры, ловить испуганные взгляды искоса. Бездомные потерянные люди, тележки со скарбом, тюки, чемоданы, замотанные дети. Дети самое страшное. Несчастные, бредущие по дорогам с рюкзаками и чемоданчиками, вырванные из жизни дети, бледные лица, большие жалобные напуганные глаза. Взрослых не так жалко, от вида маленьких беженцев разрывается сердце.

Никифоров никогда не любил войну, дурное дело. Это всегда боль, смерть, страдания. Это всегда бедствие для простых непричастных и невиноватых. Не любил, но пришлось самому поучаствовать. Однако о своем решении он не жалел. Не в первый раз ведь Господь вручает этот крест.

– Чистяков, Никифоров, срочная задача, – комбат махнул рукой от своей машины. Гакен уже разворачивал на капоте карту.

– Авангард наткнулся на укрепленную позицию. Брать в лоб выйдет слишком дорого, малой кровью не обойдутся. Бригада выделяет подвижную группу для обхода с последующим фланговым ударом. Тебе Алексей Сергеевич со своей ротой обеспечить марш, впереди речка с болотистыми берегами. Понимаешь. Иван Дмитриевич как помощник по инженерной части обеспечивает прокладку гатей или переправ. На месте разберетесь.

– Понял, командир. Что могу взять из технических средств? – вопрос непраздный. Все столь любимые саперами и танкистами понтонные парки остались во Франции.

– Все что хотите, Иван Дмитриевич.

– Тогда уточню после разведки. Остальной батальон продолжает марш?

– Пять верст не больше. Нас задействуют на демонстрационных мероприятиях перед фронтом. Будем изображать подготовку к штурму.

Чистяков уже отдавал приказы своим офицерам роты и унтерам. Иван Дмитриевич подозвал первого попавшегося сапера и отправил его срочно найти унтера Селиванова. Как минимум надо взять с собой передвижную лесопилку, кран. Все остальное придется решать на месте старым бурлацким способом силами людей Чистякова и пехотой.

– Что скажете, господин штабс-капитан? – ротный скрестив руки на груди обозревал заболоченную пойму реки.

Унылый английский пейзаж. Пожухлая зелень, кустики рогоза, окошки чистой воды, островки с чахлыми березками и ивняком. Метрах в двухстах правее на берегу домишко с парой сараев. Разведчики нашли и сейчас провешивали полузатопленную, размытую дорогу к ферме. На противоположном берегу из ивняка торчала корма плавающего танка. Невдалеке окапывалась пехота авангарда. Бравые бесшабашные парни из разведроты заняли позиции на том берегу за рекой.

С остальными все хуже. Два легких танка вытаскивали тросами из болотины. Один умудрился засесть по самую башню чуть ли не посередине открытого пространства. Заляпанные жижей и ряской бронеходчики проваливаясь по пояс с матами-перематами волочили тросы к машине.

– Это не озеро, – задумчиво молвил Никифоров, – на гать и плоты дерева не хватит.

– Времени тоже нет. Что делать будем?

Работа конечно шла. За пригорком развернулась лесопилка, до ушей офицеров доносился визг пережевывающих дерево циркулярок. Саперы и помощники из пехоты спешно валили подходящие деревья в рощице на берегу. Другая команда копошилась на ферме, разбирали постройки и вязали плоты. Впрочем, инженер не обольщался, кривые тонкие ивы мало подходили даже для настилов. Лодками и парой плотиков людей перебрасывать можно до второго пришествия. Пушки они не выдержат. Брод, на который все рассчитывали, оказался еще на сто метров ниже. По-хорошему, минимум день работы только на обустройство переправы и подходов к берегу.

Вода в реке поднялась. Поздняя осень. А что вы хотите?

– Когда нас перебросите? – державшийся рядом с саперами капитан в черном комбинезоне нервно дернул плечом.

– Так, Сергей Павлович, что у вас с лебедками на машинах? – Иван Дмитриевич прищурился.

– Разберемся.

Уже через час можно было увидеть осмысленный результат. На нескольких «Осликах» и «Двадцать-пятых» стояли достаточно мощные лебедки самовытаскивания. Средние по массе машины пусть медленно, с подстраховкой буксирами, но смогли проползти по насыпи дороги. Хуже обстояло дело с бродом. Глубина в полтора метра не позволяла пройти пехотным танкам не залив двигатели.

Разведка перебросила своим ходом все четыре плавающих Т-27. С этих машин тросами перетащили через реку первый штурмовой самоход. Когда «Ослик» утвердился на берегу, буксиры отцепили, бронеходчики открыли нижний люк и на пригорок хлынула вода. Головки цилиндров и карбюраторы не залило. Магнето сухое. Моторы завелись с пол оборота. Взрыкнув и выпустив облачко сизого дыма машина под радостные крики пехоты покатила к импровизированной линии обороны плацдарма.

Тросов и канатов на технике нашлось много. Плоты вязали на сухом берегу, через болотину перетаскивали лебедками. Пехота с легким вооружением, навьюченная ротными минометами, пулеметами, патронами и снарядными ящиками шла своим ходом по вешкам. Саперы тут же засыпали ямы и укрепляли промоины фашинами, набрасывали кругляк на хлипких участках. Плоты уже работали как паромы. На плацдарме постепенно накапливались люди.

Дозоры противника не наблюдали. Впереди чистое поле, каменистое пастбище. Шагов через триста щебеночная дорога. Зато далекая канонада красноречиво говорила о тяжелом бое на фланге. Видимо, англичане уперлись, зацепились за железную дорогу и ничего не видели вокруг себя. Оно и к лучшему.

– Не обошлось, – горько выдохнул Иван Дмитриевич.

Очередной танк на переправе качнулся, дернулся, трос лопнул с резким звуком, концом хлестнуло по броне. Сам танк накренился и плавно скатился с песчаной гривы. Над водой осталась только башня.

Саперы и танкисты попытались заново зацепить машину, но их остановил резкий возглас штабс-капитана.

– Отставить! Остановить переправу!

Никифоров заставил людей проверить троса. Забраковали одну почти перетершуюся сцепку. Утопленный танк бросили до лучших времен. После недолгой паузы через брод потащили следующую броневую машину.

Параллельно саперы собрали три больших плота на бочках из-под бензина. На них перекидывали легкую бронетехнику и артиллерию.

Разведка без дела не сидела, в разгар переправы нашли старую гать через пойму. Восстановить ее бревнами и вязанками ивняка для разгоряченных бойцов недолгое дело. Дело пошло быстрее.

Устраивать обед никто в здравом рассудке и не думал. Люди перекусывали сухим пайком на бегу. Хорошо если на ужин развернут полевые кухни. На это надеялись. Хотя, многие больше настраивались на вечернюю винную порцию. После боя или тяжелой работы солдатам полагалась чарка крепленого вина или портвейна. Как раз чтоб согреться. Воскресный день на календаре, но на войне выходных нет. Даже священники службы служат не по дням, а по возможности.

– Сглазили, – сплюнул Чистяков.

Воздух разорвала длинная пулеметная очередь. Передовой дозор таким образом подал сигнал тревоги. Затем пришло подтверждение по радио. Впрочем, вскоре выяснилось, что ничего страшного. По грунтовке маршировала английская пехота численностью около роты. Наткнувшись на русские позиции британцы спешно отступили. Их и не преследовали.

После двух часов по-местному основные силы группы собрались на северном берегу. Саперы перебрасывали через гать механизированные тылы. Для охраны переправы остался взвод пехоты. Остальные силы вытянулись в маршевую колонну и поспешили на звук канонады.

Полковник Манштейн задействовал всю свою тяжелую артиллерию в размягчении вражеской обороны. Через час марша, подвижная группа сбила жиденькую цепочку заслонов и врубилась во фланг английской сводной бригады теробороны. На закате все было кончено.

Саперная рота с тылами и пехотным прикрытием догоняла бригаду уже в сумерках. По всем уставам марш в темноте без передового и флангового охранения запрещен, но кто сейчас смотрит на такие мелочи? Капитан Чистяков как старший офицер оправил в авангард единственный легкий танк, посчитав, что этого за глаза хватит для окруженцев, буде попадутся по дороге. Люди роптали, надежда на ужин не оправдалась. Но и отставать от своих рискованно.

Тактическая карта представляла собой классический слоенный пирог. Наши механизированные части вырвались вперед, пехота и тылы корпуса болтались где-то там черт знает где. Вокруг разрозненные отступающие английские части. Причем, кто-то еще огрызался. Ночь разрывал треск далеких выстрелов, справа частили скорострельные пушки. Темное затянутое тучами небо отражало отблески сполохов пожаров.

Машины шли с затемнением. Свет из узких прорезей фар почти не освещал дорогу, только выхватывал из темноты отдельные фрагменты пейзажей. Водители с остекленевшим взглядом до рези в глазах вглядывались в темноту.

Шофер «Кергесса» зазевался, не заметил, как идущий спереди грузовик резко затормозил. Ефрейтор ударил по тормозу, машину занесло, задний борт и кованный бампер «Ярса» стремительно приближались. В последний момент водитель успел выкрутить руль до упора. «Кергесс» пошел юзом, зацепил бортом бампер грузовика и вылетел в кювет.

– Твою мать! – Иван Дмитриевич успел упереться ногой в переднюю панель.

Штабс-капитана швырнуло вперед. Макушкой чувствительно приложился о крышу машины. Алексей Сергеевич на заднем сиденье громко вспомнил падшую женщину. Машина застыла, уткнувшись мордой в дерн откоса. Из-под капота поднимался пар.

– Простите, ваши благородия! Зевнул, – промямлил водитель.

– Живой?

– Так точно.

– Вот и ладно. Все целы. А машина дело наживное.

Выбравшись из «Кергесса», офицеры закурили. К ним уже бежали саперы. На бедолагу ефрейтора налетел было Адам Селиванов, но капитан Чистяков резко оборвал унтера. Все бывает на марше. На учениях люди тоже бьются, а здесь фронт, все устали как черти.

Неожиданная авария привела к задержке колонны. Машину из кювета выдернули тросами, но дальше ее пришлось тащить на буксире. От удара обломило трубки радиатора и повело подвеску. Обезлошадившим старшим офицерам нашлись места в легковых внедорожниках. Никифоров дальше ехал на «Жуке» в компании ротного фельдфебеля и двух унтеров.

Еще через час колонна пристроилась в хвост артиллеристам. На утро встали на окраине большой деревни. Наконец-то задымили полевые кухни, повара с добровольными помощниками готовили сытный обильный завтрак.

Хоть какой-то отдых. После ночного марша задница одеревенела, спину тянуло. В отличие от с трудом пытающегося проснуться Никифорова, ротный капитан глядел бодро и зло. Чистяков рысью пробежался по машинам, взбодрил людей. Никто не видел, как он брился, но успел ведь. Скорее всего, воспользовался механической бритвой прямо на ходу.

Со стоянки саперы сорвались первыми. Командир батальона по радио потребовал срочно догонять. Еще два часа мучений по разбитым танками и тяжелыми грузовиками, раскисшим под осенними дождями дорогам и на дорожном указателе наконец-то мелькнула надпись: «Бирмингем».

Разведка мехбригады разбежалась дозорами по окрестностям. В сам город не входили. На окраинах замечены укрепления, свежая земля на брустверах окопов, блестели глиной эскарпы и противотанковые рвы.

– Штурм? – обреченно выдохнул полковник Никитин, созерцая в бинокль предместья города.

– Нет. Даже мараться не буду, – усмехнулся Петр Манштейн.

Командир бригады на марше получил пакет со свежими директивами. Делиться новостями с подчиненными он пока не спешил. Видимо прикидывал, выдержат такие радости, или нет? Особым гуманизмом полковник не отличался, потому протянул ровно столько сколько требуют приличия, только затем порадовал людей.

– Четыре часа на отдых, обед и мелкий ремонт. Город штурмовать не будем. По крайней мере, не мы точно. Бригада вышла в чистый прорыв, фланги повисли. Авиаразведка докладывает, что из Уэльса на нас движутся механизированные чести, не менее двух дивизий с танками. В бой с ними вступать не будем.

– Идем вперед? – воспользовался паузой молодой поручик из штаба бригады.

– Идея интересная, но у нас горючки еще на сто верст марша. Как раз должно хватить.

Совещание проходило в зале придорожного трактира. Многие офицеры прямо за обсуждением жевали трофейные колбасы и сыр. Манштейн относился к такому делу весьма либерально, понимал, что нормально поесть люди могут и не успеть. Им после совещания в штабе не к кухням идти, а бежать своих людей готовить и строить.

– У нас на правом фланге мощная пехотная группировка противника. Именно эти силы мы и должны если не окружить, то рассеять ударом с тыла. Идем по внешнему кольцу окружения, справа нас поддерживает Киевская механизированная. Времени нет, сами понимаете. Чем дольше будем ползти, тем больше даем противнику шансов нас обнаружить и встретить фронтом.

– Какова задача моего батальона?

– Вас, Григорий Петрович разбиваю по ротам, идете сразу за моими полками, вместе с бригадными саперами поддерживаете марш, переправы, техническое сопровождение атаки тоже на ваших плечах.

– Понял, Петр Александрович. Не подведем.

– Повторяю для всех, на нашей стороне скорость и только скорость. Поломанную технику разрешаю бросать, людей нет. Если распогодится, поддержит авиация, но я бы не стал на это рассчитывать.

Резонное замечание. Непогода не только закрыла небо, но и остановила все судоходство в Ла-Манше. Передавали, что ни одного судна в море не видно, все отстаиваются в портах. Снабжение армий в Англии, ясное дело, прекратилось. Весь расчет на накопленные запасы и трофеи.

– И еще момент. Прошу всех срочно вспомнить опознавательные таблицы немецкой техники. Своих людей накрутить. Вполне возможно, нам в лоб выйдут союзники. На этом все. Расписание, маршруты, порядок построения получите через час, – полковник демонстративно посмотрел на часы.