Текст книги "Письма бойцов (СИ)"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Глава 26
Северное море

7 ноября 1940. Кирилл.

Понедельник день тяжелый? – Нет, вы еще четверг не видели. Эскадрилья поручика Сафонова возвращалась со свободной охоты. В этот вылет никого не потеряли, наоборот, Кирилл и его ведомый удачно настигли и расстреляли летающую лодку близ Скарборо. На обратном пути видели поврежденный английский эсминец, комэск передал по радио координаты цели на авианосец. Таких много. Ла-Манш бурлил и пылал, извергая из себя горящие, избитые, ползущие на последнем издыхании корабли.

В этот вылет никого не потеряли. Даже при посадке обошлось без аварий. Это успех. Ведь за считанные дни эскадрилья «апостолы один» сократилась до восьми самолетов. У других не лучше. Веселая выдались неделька. Разумеется, летунам никто на докладывал куда делись остальные авианосцы, «Наварин» работал в Северном море на пару с «Воротынским». Тихоокеанцев как и линкоров на базах не было. Значит, им тоже сейчас тяжело. Вообще, весь флот в море. В портах только исторический хлам и калеки.

– «Апостолы-один», внимание! – ожила авиационная рубка. – На подлете полное внимание. Возможна атака противника.

– Есть. Понял. – скрипнул зубами Кирилл.

Покрутил головой по сторонам. Чуточку задержал взгляд на самолете ведомого. Парень держится как на ниточке. Пара Арсения Нирода впереди ниже и правее. Звено идет двумя пеленгами, готовое в любой момент собраться в один кулак или разойтись двумя ударными косами. Удачная тактика, пока она не подводила.

Наконец по курсу появляется массивная коробка авианосца. Крейсера «Шиликун» и «Львов» теряются на фоне этой громады, особенно «Шиликун» выглядит игрушечным. Вокруг авианосца разбежался охранением дивизион эсминцев.

– Запрашиваю разрешение на посадку.

– Посадку разрешаю.

Ни одного лишнего слова. Капитан первого ранга Анин очень любит устраивать младшим командирам разносы за болтовню в эфире. Ребята из свежего авиаотряда быстро приняли эту особенность. Почему свежего? Почему вдруг «Наварин»? Это отдельная история. Не все так просто на русском флоте, как до войны думали.

Сели спокойно, без происшествий. Пока командир звена ходил с рапортом, пока самолеты убирали в ангар, Кирилл отправился на бак. Как и во времена парусного флота законная курилка моряков.

«Наварин» сбавил обороты винтов и довернул на новый курс. Добавилась противная бортовая качка. На баке у ящика с песком курили трое матросов. Летчик коротко кивнул ребятам и спрятался под фальшбортом. Противный сырой ветер продувал насквозь даже через меховую куртку, мерзко и противно. И это еще считается хорошей погодой для поздней осени. Облака за гребни волн не цепляют, дождя нет.

Курить особого желания не было, но совершенно не хотелось возвращаться в кубрик. Да профилактики ради стоило прогреть горло крепким антимикробным. Кирилл выдохнул густую струю дыма. Горло саднило. Русские папиросы закончились, в качестве табачного довольствия морякам и летчикам выдавали что-то французское с цыганкой на пачке. Так и называется – «Житанс».

– Так и знал, что ты здесь! – Над фельдфебелем нависал Борис Сафонов. – Не надышался свежим воздухом?

– В кабине не то, маслом и порохом воняет.

– Согласен. – Командир эскадрильи опустился рядом на корточки и потянулся за сигаретами. – Судя по вони, у тебя этот солдатский горлодер. Угощайся.

– Благодарствую, – две папиросы из пачки «Дымок» перекочевали в карман летной куртки.

На сегодня должно хватить. Кирилл никогда не был заядлым курильщиком, только профилактики ради.

– Никифоров, я тебя в рапорт включил. На «Наварине» тебя оказывается помнят, Анин Павел Павлович подмахнул молча.

– Отпуск?

– Увы. Не светит. Рекомендация на офицера. Так-что, вот тебе список, – Сафонов вытащил из внутреннего кармана листок, – дуй в библиотеку. В свободное время штудируй учебники, наставления и пособия. Чтоб, если вызовут на комиссию, аттестовался на прапорщика на «ять». Понял? Тебя пора командиром звена ставить. Для этого звездочка на погонах нужна.

– Благодарствую, – грустным усталым голосом.

– Не слышу радости.

– Мне орать?

– Понимаю. Самому тяжело.

Народу на баке прибавилось. Подошла группа нижних чинов из машинной команды. Подтянулась компания авиационных механиков и палубных специалистов. Заиграла гармонь.

– Видишь, людям тоже тяжело, но ведь находят время для музыки, байки потравить, от механика улизнуть.

– Скорее от боцмана или кондуктора. Как заметил, унтера куда строже с людьми, придирчивее.

Кирилл стиснул зубы. Вдруг вспомнилось, что где-то в этих водах погибла сестренка. Невольно представил себе накренившийся пароход, горохом сыплющихся с палубы людей.

– Держись. Выживем, фельдфебель, – Сафонов по-своему понял помертвевшее лицо соратника.

Кирилл тряхнул головой, прогоняя наваждение. Не хватало еще под медкомиссию попасть с видениями. От полетов отстранят как пить дать, а как потом жить?

– Борис Феоктистович, помнишь мы недобитка засекли? Что-то я не видел, чтоб нам навстречу «Бакланы» шли, и сейчас никого не подняли.

– В рубке говорили, на него эсминцы нацелили. А нам пока отдыхать. Может быть это покажется странным, но командование бережет людей.

Поручик Сафонов говорил правду. Генералы и адмиралы действительно старались без толку людей в огонь не бросать. Особенно это касалось флотской элиты.

Не только последние дни, весь последний месяц выдался страшным. Воздушное сражение достигло своего пика, апогея безжалостной схватки. Каждый человек, каждый самолет на счету. Каждый вылет истребителя как соломинка на спину королевского верблюда. Палубную авиацию тоже задействовали по полной программе. Благо после второго Фарерского сражения русские прочно удерживали за собой Северную Атлантику.

Разумеется, постоянные походы и бои не могли не сказаться на людях. Росли потери. Вдруг резко подскочила аварийность. Неизвестно, случайно так получилось, или был умысел, но командование эскадры чаще всего гоняло «Наварин». Летчики флагманского авианосца вытягивали самые опасные рейды.

По всему выходило, им нужен срочный отдых, иначе корабль останется без своего главного оружия даже без малейшего воздействия со стороны противника. Командир корабля писал рапорты, прикладывал заключения врачей и корабельного священника, однако, сам не надеялся на счастливый исход. Все бывает. Командующий эскадрой вдруг вспомнил, что у него на Балтике проходит учебу целый новенький эскадренный авианосец, а на нем полноценный авиаотряд, да еще треть состава закаленные в боях опытные «апостолы». Может не вспомнил, а подсказали. Возможно все.

Вопрос решили мигом. В один прекрасный день на утреннем построении летчиков «Евстафия» осчастливили приказом, уже через час их организованно отвезли на аэродром, там же выдали полетное задание. Никто и попрощаться со знакомыми не успел.

Авиаотряд с промежуточными посадками пошел на Осло-фьорд, а там уже ждал корабль. Для некоторых хорошо знакомый. Заменили на «Наварине» только летный состав. Техникам и морякам такой радости не доставили.

Летчиков командование берегло, корабли и моряков тоже. Эскадрилье Сафонова в этот день выдался еще один вылет. На этот раз их отправили прикрывать линкор.

Плотная облачность не позволяет подняться выше трех тысяч. Слева по курсу стена дождя. Погода каждый час меняется. Не только летчики вспоминали недобрым словом генералов, решившихся на десант в самый неподходящий для этого сезон. Впрочем, некоторые понимали, в Ла-Манше и Северном море подходящего сезона в природе не бывает. Один из самых мерзких штормовых районов Европы.

– Где это чертово корыто? – звучит в наушниках голос Димы Кочкина. На удалении от авианосца ребята уже не стеснялись.

– Не отвлекаться. Следи за курсом.

– Слева самолет, – докладывает Марченко. – Двухмоторный. Идет с превышением на пятьсот.

– Не отвлекаемся от основной задачи.

Кирилл попытался разглядеть неизвестного, но куда там. Над головой серая хмарь с темно-синими прожилками. Даже удивительно, как Антон Марченко засек небесного бродягу.

На два румба левее курса мелькнула черная черточка. Еще минут через десять удалось разглядеть эсминец или сторожевик на горизонте. Эскадрилья довернула на корабль.

– Встаем в круг. Глядеть по сторонам. Не отвлекаться, – командует комэск.

Под крыльями самолетов большой корабль. Характерное линейное расположение четырех больших башен. Две трубы. Балтийский линкор, эти серии ни с чем не спутать. По бортам линкора держатся две пары эсминцев. На осте дымит транспорт. В небе чисто. Неизвестный двухмоторный прошел мимо, или потерялся где-то в облаках. И черт с ним!

– Командир, мы его сопровождаем?

Вместо ответа на волну эскадрильи подключился незнакомый голос.

– Апостолы, прошу взять на контроль подводную угрозу. На радиодальномере наблюдаю только вас.

– Понял, «Севастополь». – отбивает Сафонов, затем уже летчикам: – Внимание на воду, о любых подозрительных предметах докладывать незамедлительно.

Звено Нирода ушло в партер, люди разбились на пары и с высоты пятьсот вглядывались в волны. Четверка Сафонова патрулировала под облаками. Радиометристы линкора обещают следить за обстановкой, но лучше перебдеть. В такую погоду все возможно. Надо ли говорить, ребята молча согласились с комэском. Все держали малые обороты на обедненной смеси. Бензин в баках не бесконечный, а еще ведь домой возвращаться. Не хотелось бы тянуть на последних каплях.

Линкор сбавил ход до малого, с правого борта к нему пристроился транспорт. Интересно наблюдать за маневрами и перегрузкой на ходу, только поглядывать приходится одним глазком. Кирилл честно старался разглядеть силуэт подкрадывающейся субмарины. Подводная опасность, увы, весьма высока. В дни сражения за Северное море погибло несколько кораблей, кому-то посчастливилось доползти до порта с торпедными пробоинами. Англичане морская нация, дерутся по-взрослому, до конца.

– У кого заканчивается топливо, разрешаю уходить на авианосец. Через полчаса наша смена.

– Понял, – репетирует звену Нирод. – Господа, следите за стрелками. Рапорт обязателен.

– «Пятнадцатый» у меня все хорошо. До конца смены продержусь, – Кирилл мелко перекрестился, о бензине он и не думал. Хорошо, держал обороты на малых, только чтоб в штопор не свалиться. Запас есть.

«Апостолы» после включения в авиаотряд «Евстафия» чуть ли бунт не подняли, но отстояли право оставить за собой свои заслуженные номера. Полковник Добромыслов поддержал людей перед командиром. После чего механики спешно перекрашивали и рисовали новые номера на хвостах машин.

– Всем внимание! – ожила рубка линкора. – Множественные воздушные цели. Направление – зюйд-вест-вест. Двадцать один самолет. Повторяю, «очко» летит.

– Вас понял. Эскадрилья, занимаем горизонт. Истребителями не увлекаться, все внимание ударным самолетам.

Кирилл тряхнул головой и злобно ощерился. Выследили «лимонники» чуть было не застали линкор со спущенными штанами. Пилот хорошо видел, как с транспорта перегружали на борт «Севастополя» снаряды и пеналы с пороховыми полузарядами. Внизу на палубе корабля пробили аларм, спешно останавливали погрузку, рубили швартовы. Уже перекинутые на борт снаряды и заряды катили к элеваторам у башен. Старичок «Севастополь» неторопливо набирал ход. Медленно, слишком медленно. Ветеран, говорят, прошел модернизацию, но кардинально усилить линкор первой русской серии не получилось.

– Дистанция десять миль!

– Нирод, барражируешь под облаками. Я ухожу на верхний горизонт.

Сразу за этими словами комэска четверка истребителей взмыла свечой в небо и скрылась за облачной пеленой.

Как всегда, перед боем по спине побежали мурашки. Страха уже нет, отбоялся свое. Азарта тоже. Спокойное, обманчиво расслабленное состояние, как у рыси на ветке дерева.

– На норде двенадцать воздушных целей. Отставить! Это патруль с «Воротынского».

Одна хорошая новость. А стрелка указателя бензина тем временем клонится влево. На форсаже минут десять боя, хорошо, если четверть часа, затем придется уходить, или плюнуть на все, драться до последней капли и последнего патрона, а затем приводняться рядом с эсминцами, молиться чтоб заметили и выхватили из ледяной воды. Кирилл сам не знал, что будет делать, что думать. Что ж, каждый решает сам за себя.

Англичане появились неожиданно, вывалились из облаков прямо перед патрулем. Их уже ждали, гальванеры на линкоре мастерски работали с радиодальномером, точно навели свои истребители.

– Атакуем парами!

Кирилл уже сдвинул сектор газа и повел самолет наперерез крайнему звену бомбардировщиков. Мотор взревел, перегрузка вдавила летчика в кресло. Самолеты росли на глазах. Двухмоторные бомбардировщики, похоже на «Бленхеймы».

Англичане не ожидали воздушную засаду, стрелки открыли огнь с опозданием. Атака на встречном курсе длится считанные секунды. Самолеты сближаются с бешенной скоростью. Кирилл вдавил гашетки за три секунды до того, как кабина и мотор англичанина влезли в прицел. Короткая очередь. Ручку на себя и газ до упора. Мощный моноплан как степной аргамак скакнул на вертикаль.

Закручивая спираль, Никифоров видел, как с верхней полусферы на англичан падает звено комэска. Попал, не попал – не важно. Переворот через крыло и повторная атака. На этот раз Кирилл выбрал себе второй справа самолет пеленга.

– «Два-шесть», бей крайнего!

Стрелки в кабинах бомбардировщиков замешкались. Кто-то выпустил длинную очередь на всю ленту, не выдержал напряжения. Хорошо, пусть психует. Суетливые, да нервные долго не живут.

Англичанин идет ровно, не маневрирует. Поймать широкий фюзеляж машины в прицел, выбрать упреждение и залп из всех стволов. Почти одновременно ожила кормовая точка «Бленхейма». Поздно. «Сапсан» уже проскочил над медлительным бомбовозом. Развернувшись, летчик видел, как два англичанина отвесно пикируют в волны. Ведомый тоже не сплоховал.

Пока Кирилл выбирал следующую цель к нему прицепились два «Спитфайра». Чудом увидел самолет в зеркале, на рефлексах закрутил вираж. Мимо кабины прошли огненные струи. Яркие вспышки трассеров. Сука! Резкий маневр и свечой на вертикаль в спасительную белесую пелену. Ведомый потерялся.

– Меня атакуют!

– Держись!

Разворот и опять вниз. Кирилл вышел из облаков в стороне от свалки. Несколько секунд крутил головой восстанавливая ориентацию. Вон линкор внизу, стальная громада набирает ход, с ним три эсминца. Транспорт отчаянно дымит, отстал и уходит в сторону. Бомбардировщиков уже меньше, они упрямо тянут к линкору.

– «Дюжина», ты живой? – вопрошает комэск.

– Не дождетесь!

– Атакуй самостоятельно.

– И без тебя знаю, – последнюю фразу Кирилл выплюнул, заблаговременно щелкнув тумблером рации.

А затем стало не до того. Прямо по курсу из облаков вывалился «Сапсан», на хвосте два англичанина. Летчик отвесно пикировал. Страшное зрелище, чувствовалось как стальная машина рвет винтом воздух, за плоскостями тянутся белые полосы инверсионного следа. Истребитель падает вертикально. Почти у самой воды выравнивается и идет верх. Англичане не отстают. Оба стреляют, но мимо. При наборе высоты падает скорость, наш немного отрывается. Кирилл идет ему навстречу. Самолеты расходятся в считанных метрах.

– Держись, гад! – Никифоров летит прямо в лоб англичанину. Машины стремительно сближаются. Уже видны заклепки на плоскостях, за стеклом кабины человек в больших очках-консервах. В последний момент «лимонник» подныривает под «Сапсан». Остается только наклонить нос и вдавить гашетки. Тяжелые пулеметы буквально вспарывают вражескую машину как тесаком от морды до хвоста. Стекла кабины «Спитфайра» расцветают трещинами.

По крылу самолета стегает очередь. Гулкие удары пуль болезненно воспринимаются телом, отдаются в нервных окончаниях. Пока Кирилл уворачивается, Архип садится «Спитфайру» на хвост. Очередь по килю. Видно, как от машины отваливаются куски обшивки. Еще очередь, еще и еще. Англичанин летит прямо. Растерялся птенчик. Оторваться от «Сапсана» сложно. Архип держится как привязанный и полосует врага струями огня. Вскоре бой заканчивается. Один самолет разворачивается к своим, второй кувыркается в волны. Над темной ледяной водой раскрывается белый купол парашюта.

– Бензин!

– Черт! – Стрелка датчика неумолимо клонится набок.

Глава 27
Америка

7 ноября 1940. Алексей.

В работе на свежем воздухе есть своя прелесть. С высоты башни опоры Бруклинского моста открывается великолепнейший вид на утренний город, знаменитые небоскребы, Гудзон, порт. С определенного ракурса во всей своей красе предстает известная скульптура с факелом. Символ стремлений и чаяний миллионов. Идол могучего божества. Зримое воплощение настоящей свободы.

– Дик, чего застыл? – донесся недовольный голос напарника.

– Тебя жду. Грунтовку давай, – Рихард перецепил карабин страховочного пояса и полез на конструкцию.

– Быстрый ты, англичанин, – Мик Паризи протянул ведерко с грунтовкой.

При этом рабочий старался не смотреть вниз. Ступал он осторожно, с опаской, судорожно хватался за ванты и талрепы моста.

Рихард с усмешкой перехватил ведерко, подвесил за крюк и принялся быстро красить металл. Грунт с кисточки ложился и на чистую поверхность, и на рыжину. Ребята спешили и не слишком старательно ободрали старую вспучившуюся краску, ржавчину тоже счищали где счищается, благо бригадир за всеми уследить не мог, да и не старался.

Шедшие с краской Рихард и Мик покрывали все косяки предыдущего звена. В прямом смысле слова, стоит добавить. Замазывали и ржавчину, и чистый металл слоем грунта. Первое время Рихарда удивляло такое отношение к работе, но работяги по-дружески объяснили – платят компании за сделанный объем, контроль особый и не ведется, муниципальный чиновник требует сроки. Вот так и получается. Даже недавнее крушение моста в Вашингтоне, всколыхнуло только прессу, на бдительности заказчика совершенно не сказалось.

Впрочем, тот же самый Мик наедине пояснил новичку: не везде так. В Америке сложно, но интересно. Это не Европа, здесь своя собственная миля. Здесь можно не только работать, но и заработать. Главное доверять своему чутью и верить в удачу.

Справились до того, как бригадир закрыл фронт работ. Затем их перебросили на усиление звеньям, чистившим фермы под железнодорожной частью моста.

– Стоп. Перерыв. – Рихард уселся на балку и закурил.

Вскоре к нему присоединились остальные. Шум машин, вибрация, свист ветра людям совершенно не мешали. Пропасть под ногами, холодные воды Гудзона далеко внизу тоже уже не пугали. Люди, страдавшие страхом высоты, здесь не работали. Только Мик ходил по балкам с опаской, так и не может перебороть себя. Видимо, долго не выдержит, уйдет, как только подвернется что более спокойное.

Герт извлек из кармана вчерашнюю газету и погрузился в чтение. Иногда он отпускал яркие эпитеты на смеси английского с идиш. Было с чего, половина номера посвящена сражению в Англии.

– Что интересного?

– Тяжелые бои за плацдармы. Твои земляки давят немцев, атакуют, бомбят с воздуха. Вон, эсминцы и два крейсера учинили бойню у Дувра, – Герт ткнул в разворот газеты. – Потопили два русских линкора и авианосец. Или немецкие. Разницы нет.

– Русские оседлали Корнуолл, – заметил Томаш Бжезинский. – Твоим землякам, Дик, тяжело приходится.

Широкоплечий флегматичный поляк говорил с заметным акцентом. Работе бригадира это не мешало. Среди ремонтников вообще царил полный интернационал, большинство мигранты в первом поколении. Вон, Томаш приехал в Штаты перед войной. Герт вырвался из пылающей Франции, где несколько лет безуспешно пытался получить легальные документы. Почему-то все считали Бользена англичанином. Сам он не спешил развеять заблуждения, даже имя переиначил на американский манер. Рихард, это слишком чужеродно звучит, вот Дик – самое то.

– Англия еще дерется. Так просто не сломить. Испанскую армаду разгромили, Наполеона разгромили, немцев в прошлой войне разгромили, в этой тоже сбросят врага с плацдармов.

– Может быть. Только уже год как война идет, а остановить бошей и русских не получается. У тебя Дик в Англии кто-нибудь остался? – хороший вопрос, с подвохом.

Бользен пристально посмотрел в глаза Герта. Стиснул губы и глухо как-бы нехотя молвил:

– Никого не осталось. Все мои погибли. Друзей много погибло.

– Ты сам воевал?

– Знаешь, у меня еще документы до конца не оформлены. Ничего личного.

– Понимаю, – Томаш тряхнул головой. – Не обижайся. У меня два брата в Польше остались. Последнее письмо получил только весной. Даже не знаю, как там живут под немцами. Под немцами ли?

– Новое польское государство, – саркастическая ухмылка яснее ясного показало отношение к этому детищу берлинских экспериментаторов.

– Пойдемте, солнце уже высоко, – Томаш первым поднялся с балки и перепрыгнул на параллельный двутавр конструкции.

За бригадиром потянулись остальные. Бжезинский только кажется добродушным увальнем, сам работает с огоньком, бездельников и неумех увольняет со свистом. В стране безработица. Мигрантам особенно плохо приходится.

Рихард-Дик специально интересовался статистикой, последствия Депрессии и кризисов до сих пор чувствуются, хотя промышленность потихоньку набирает обороты. И то по большей части за счет государственных контрактов. Раскручивается маховик.

– Ты же за Рузвельта голосовал, – на следующем перекуре Дик пихнул бригадира в бок. – Будет он помогать европейцам, или нет?

– Так ты сам знаешь, в Капитолии не пропускают, президент обходные пути находит. Помогаем помаленьку, дальше помогать будем.

– Я голосовал против, – Тэд пыхнул сигаретой. – Рузвельт наши налоги выбрасывает на ветер. Не в коня корм. Раз европейцы сами не хотят драться, то идти за них умирать дураков нет. И помогать им бесплатно…. Пусть Франклин из своего кармана платит, раз он такой богатый.

– Есть кому драться, – Дик удачно поймал паузу, когда его слова прозвучали весомо для всех.

– Только англичане остались. Флот они потеряли. Вон, Франклин от доброты душевной им целый авианосец дал и две дюжины эсминцев. Где тот «Уосп»? Не отвечай. Русские утопили вместе с нашими парнями. Почему наши парни должны умирать за этих снобов? Почему я должен платить из своего кармана за снаряды и самолеты для европейского ворья?

– Так и будешь сидеть ждать, когда русские и немцы к тебе приплывут? – ехидным тоном полюбопытствовал Герт.

– А хоть бы и так. Пусть приплывают. У нас есть чем с ними торговать. Вон, из-за демократов схлопнулись пять банков, у них активы в России. Люди пенсионные накопления потеряли. Что в белом Доме скажут на это? Все кто покупал немецкие облигации в пролете. Скажите спасибо великому вождю демократов, сделал все чтоб рассорить нас с русскими, испортил отношения с немцами, зато он дарит оружие англичанам, из-за китайцев и азиатов готов развязать войну с японцами.

Лезть в спор Рихард не спешил. Нет смысла. Все равно Тэд прав, по-своему прав. Плохая это правда, вредная, но спорить пока рано. Не пришло время. Рихард хорошо знал, весь Коминтерн на прошедших на днях выборах голосовал за действующего президента, агенты коммунистического и союзных движений работали против его конкурентов, где убеждениями, а где через профсоюзы «гасили» противников, собирали голоса за Рузвельта.

– А ведь он прав, некому драться, – заметил Томаш.

– Есть. О Коминтерне слышал? Эти ребята еще во Франции задали трепку нацистам и русским.

– В газетах о них не писали.

– В газетах не все пишут.

– Ты с ними знаком?

– Есть общие друзья.

На этом Дик прекратил разговор. Уже по окончанию смены, когда довольные и радостные рабочие шли переодеваться в чистое, как бы невзначай снова упомянул Коминтерн. Пара случайных слов, оборванная на полуслове фраза. К своему удовольствию Бользен отметил интерес в глазах ребят.

– Эти коминтерны хоть деньги своим добровольцам платят? – задал ключевой вопрос Мик Паризи.

– Мне говорили, хватает чтоб семьи содержать, и даже скопить получалось. Но люди не за деньги воюют.

– Вот куда наши налоги уходят, – скривился Тэд.

Расставшись с ребятами, Дик направился домой. Времени достаточно, потому вместо поезда сабвея прогулялся пешком. Нет так уж и далеко, три четверти часа быстрым шагом. По пути зашел в закусочную пообедать.

После Франции и Англии мигранта удивляла любовь американцев к бутербродам. Любили и умели местные сооружать сытные и вкусные вещи из банальной булочки, котлеты или сосиски, пары листочков салата и соуса. Вот фирменная черта нации – не тратят время зря. Это не французы, растягивающие завтрак с булочкой на час, не ленивые сонные русские, убивающие лучшие часы на длинные обеды, не англичане с их суховатой однообразной диетой, нет – вот настоящая кухня трудового народа.

Дик Бользен мог себе позволить обед в ресторане, но предпочел, как настоящий пролетарий, зайти в «быстроежку» имени полковника Сандерса. Курица полезна для здоровья, особенно человеку перевалившему за экватор жизни. Увы, с годами приходится думать о себе. Прошли благословенные годы молодости, когда в китайской командировке питался таким, что до сих пор вспомнить страшно.

После кафе Дик нашел телефонную будку на углу. На вызов ответили с третьего гудка.

– Добрый день, амиго.

– Рад тебя слышать, – Мигель сразу перешел на французский.

– Есть что нового по моему вопросу?

– Обижаешь. Мои новые друзья удивились, но решили проблему. Ты можешь подъехать в тот самый бар в Бруклине, что ты хорошо запомнил?

– Обязательно. Вечером?

– Да. После восьми.

Всегда полезно иметь хороших друзей.

Бар Бользен хорошо помнил. Именно из него охрана итальянских мафиози выкинула подгулявших друзей в одну из их первых ночей в Штатах. Хорошо повеселились. Еще лучше с похмелья решали дела на утро. Вопрос уладили с помощью местных товарищей и друзей из Бунда. Итальянец заплатил компенсацию. Все честно и по понятиям. Но бар запомнился обоим ветеранам интербригад.

Дик заглянул в газетную будку и взял всю свежую прессу. Пока Штаты пребывали в эйфории после выборов и убедительной победы любимого президента, вести из-за океана не радовали. Из-за обоих океанов, честно говоря. Сражение за Ла-Манш англичане проиграли с треском. Боевой офицер прекрасно понимал, раз континенталы до сих пор дерутся на плацдармах, раз пишут о тяжелых боях в южной Англии, корреспонденты сообщают об обстрелах с моря Уэльса, то все очень и очень плохо.

Поздно вечером и ночью Нью-Йорк просыпается, по улицам текут потоки машин, центр заполонен людьми, призывно светит неон рекламы, жизнь бурлит. Если утром и днем это деловой город со своим жестким трудовым ритмом, то после захода солнца начинается непреходящий праздник.

В бар Дик приехал на такси. Вышибала на входе вежливо поздоровался с посетителем. Да, Бользена здесь помнили, заведение конечно дороговато, но зато чистое, играет нормальна музыка, а не тоскливый заунывный негритянский джаз, публика приличная, а девушки свежи и сами напрашиваются на знакомство с продолжением и приключением.

Столик у окна свободен. Дик заказал джин, легкий ужин, раскурил сигарету и забросив ногу на ногу смотрел в окно. Ночной город красив. Нигде больше нет столько машин. Сверкающие лаком и хромом стальные реки на широких улицах. Устремленные в небо небоскребы. Множество людей. Здесь остро чувствуется ритм жизни. Все спешат. Даже развлекаются так, чтоб увидеть, почувствовать, получить как можно больше за раз. Уникальный город. Удивительная страна. Именно здесь Дик понял, почему весь мир стремится попасть в Америку.

– Привет! – Мигеля Бользен заметил на входе. Испанец быстро сориентировался и поспешил к столику. Следом подскочил официант с меню.

– Рад видеть!

– Ты тот же самый. Невозмутимы и неизменный! Рихард, ты как настоящий американец, только не жуешь постоянно как корова.

– Меня иногда называют Диком.

– Ерунда. Я был и есть Мигель. – Повернувшись к официанту, – текилу и тоже самое перекусить что этому мистеру.

– Ты раньше не пил текилу.

– Так ее и не было.

– Приучаешь горло к напитку дальней родни?

– Местные не отличают испанцев и мексиканцев. А местный бренди у них противный.

После пары глотков крепкого Бользен перешел к делу. Всегда приятно встретиться со старым амиго, но зная горячий нрав Перейры Дик обоснованно боялся в разгар вечера забыть зачем сюда пришел.

– Договорились. Профессор живет на Манхеттене. Преподает в каком-то филиале при Колумбийском университете. Ему передали твою просьбу.

– И?

– Все хорошо. У тебя с ним встреча. Вот адрес, там же дата и время, – бумажка перекочевала из рук в руки.

– Спасибо.

– Не за что. Всегда рад. Только знаешь, почему ты хочешь с ним встретиться так, чтоб не узнали наши общие друзья?

– Они слишком много знают. А профессор по ключевым вопросам расходится с Интернационалом. Ты понимаешь.

– Вот это и удивляет. Ты решил пойти в политику?

– Увы, я для этого слишком глуп, или слишком умен. Сам не знаю.

– Ты самая хитрая немецкая сволочь, которую я знаю. Рихард, не лезь в это гуано. Если надоест, если наскучит электрический свет, соскучишься по теплу, поехали со мной в Мексику. Или догоняй, когда дозреешь.

– Сам не знаю. Но не отказываюсь.