Текст книги "Реванш. Трилогия"

Автор книги: Андрей Максимушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 74 страниц)

Машина подъехала к приземистому четырехэтажному зданию и остановилась прямо у входа. Несмотря на вечную проблему с парковкой в центре, проблему, общую для всех больших городов, на специальной площадке перед зданием было много свободных мест. Двое полицейских у входа бдительно следили, чтобы здесь не припарковывали посторонние машины. Но водитель Стаса, коренастый молчаливый усач по имени Иванко, только приветственно махнул рукой направившемуся было к ним полицейскому. Их здесь хорошо знали, и блюститель порядка, кивнув в ответ, вернулся на свой пост.

Стас бодро взлетел по ступенькам и, войдя в здание, махнул пропуском сержанту у турникета. Тот молча кивнул: «Что уж там, проходи, не задерживай». Станислава Рубанова здесь хорошо знали и не мучили бессмысленной проверкой документов. Хотя в первые дни работы в Югославии его документы придирчиво проверяли каждый раз, когда он входил или выходил из здания. Просили открыть чемоданчик и тщательно сверяли фотографию на пропуске с не всегда тщательно выбритым оригиналом.

Первым делом Стас заглянул к майору Криволапову, занимавшему должность с расплывчатым названием «Советник по взаимодействию со смежными службами и негосударственными информационными средствами», на самом деле координировавшему центры космической связи и посты получения целеуказаний «Легенды» и ГЛОНАСС. Майор был в кабинете один и, увидев входящего Стаса, первым делом предложил ему горячий кофе. Благо, в стенном баре были электрический чайник, и кофе, и чай, и сахар, и сгущенное молоко, и бутылка красного вина последнего урожая. После крепкого кофе Рубанов и Криволапое перешли к делу. По идее, запрос на выделение отдельных радиочастот и аппаратуру кодировки следовало направлять командиру ракетной дивизии ПВО, но гораздо проще и результативнее было сначала обсудить дело с Криволаповым, а уже затем выходить на командование. Проблема была решена в течение пяти минут. Майор, ознакомившись с вопросом, пообещал передать Стасу специалиста из профильного НПО, чтобы тот на месте все настроил, наладил и обучил персонал. На том и порешили.

После Криволапова Стас забежал в канцелярию сдать командировочное удостоверение и заполнить пару бумажек. Затем заглянул в пару кабинетов уладить мелкие формальности и уже через полтора часа с чувством выполненного долга выходил из здания. Оставалось заехать еще в одно место, и все. На сегодня дела закончены.

Джип дожидался его у тротуара. Иванко читал газету. Заметив Стаса, он аккуратно сложил ее, убрал на заднее сиденье и завел мотор. Иванко вел машину спокойно, не нарушая правила, хотя на машине были знаки Министерства обороны. Стас попросил его остановиться у небольшого магазинчика недалеко от своего дома. Все, машина больше не понадобится. Отпуская Иванко, Стас был уверен, что тот до полуночи будет заниматься частным извозом. Но его это не волновало, люди здесь живут небогато, каждая копейка на счету. Если у человека есть возможность подзаработать не в ущерб основной работе, пусть шабашит. Главное, чтоб завтра в полвосьмого стоял у подъезда.

В магазинчике Стас купил колбасу, хлеб и немного сыра. Сыр в Сербии умели делать твердый, ароматный, вкусный. Расплатился Стас динарами, хотя продавец, почуяв по акценту иностранца, попытался получить плату рублями или марками. Обойдется, командировочные Стас получал в динаpax, ими и расплачивался. Привезенную с собой валюту он держал в заначке, на всякий случай.

Поднявшись к себе на третий этаж и открыв дверь, Стас бросил пакет с покупками на тумбочку в прихожей. Он был дома. Пусть это временное жилье, выделенное на время командировки, все равно – это дом. На полу лежала целая охапка бесплатных газеток и рекламы, нападавших через щель почтового ящика. Быстренько перебрав эту груду, Стас выловил из нее письмо и сложил оставшийся хлам в стопку в углу прихожей. Письмо было от родителей. Судя по толщине, один тетрадный листок. Стас отложил его в сторону, можно прочесть потом, вечером, все равно ничего интересного. Было б что срочное, отправили бы телеграмму. Разувшись, он прошел в комнату, расстегиваясь на ходу, бросил куртку на кровать. Затем мимоходом заглянул в кухню, ничего нового не обнаружил и, вытащив из шкафа свежее белье и рубашку, направился в ванную.

Вечером тщательно выбритый и переодевшийся Стас ужинал в небольшом уютном ресторанчике невдалеке от Старой Крепости. Уютный зал, настоящие восковые свечи в тяжелой бронзовой люстре, хорошая кухня, самое лучшее место, чтоб спокойно насладиться ароматной нежной бараниной под кислым соусом, запивая ее легким местным вином. Ресторанчик, видимо, жил за счет туристов, центр города, заметная вывеска, вежливый расторопный персонал, правда, и цены рассчитаны на туристов, но Стас мог себе позволить изредка здесь ужинать. Зима, эмбарго, туристический бизнес переживает не лучшие времена. Наверное, раньше ресторанчик не жаловался на недостаток посетителей, но сегодня людей было мало. За соседним столиком расположилась группа французов. Чуть подальше, через два столика, у окна сидела парочка студентов, разговаривавшая по-немецки. Вот и все. Остальные посетители были местными.

Утолив голод, Стас, медленно потягивая янтарное вино из высокого хрустального бокала, откинулся на спинку стула. Хорошо. Главное, тихо, спокойно, в воздухе витает непередаваемая волнующая атмосфера старого Белграда. Большого, шумного, но в то же время такого домашнего и уютного города. По сравнению с Москвой Белград выигрывал. Главное, он спокойнее, медленнее, благороднее, нет вечной спешки, постоянной гонки за временем. На улицах меньше машин, меньше рекламы и навязчивого неона.

Только сейчас Стас понял, что он любит Сербию. Прекрасную страну, где зимой мало снега, где люди доброжелательны и в то же время горды и независимы, где время течет спокойно, но, с другой стороны, не теряется связь со стремительным энергичным XX веком. Это не бурно развивающийся, стремящийся в пятилетку обогнать весь мир Советский Союз, и не застывшая в вечной бессмысленности противоборства Инь и Янь Азия. Это нормальная европейская страна. Белград нормальный европейский город вроде Петербурга или Ревеля. Просто здесь немного по-другому относятся к времени – не человек для часов, но часы для человека. Может, люди живут здесь не так хорошо, как в СССР, но и не особо бедствуют. В бывшем соцлагере живут гораздо хуже.

Глава 17
Сигнал атаки. 1991 год

За окном шумела вечерняя московская улица. Светили фарами машины, по тротуарам двигались люди, на углу кучковались подростки. Обычный августовский вечер, словно и не шумел в паре километров отсюда стихийный митинг у здания Верховного Совета РСФСР, словно в Москву не вводились войска, словно на страну не свалилось, словно снег на голову, неизвестно откуда взявшееся ГКЧП. Павел Шумилов резко задернул занавеску и повернулся к товарищам.

– Что скажете, Павел Николаевич? – обратился к нему хозяин квартиры, полковник Дмитрий Иннокентьевич Тихомиров. Занимавший значительный пост в Министерстве обороны Тихомиров почти с самого начала активно участвовал в заговоре. Сегодня, ближе к вечеру, Бугров, Строгов и Шумилов перебрались из гостиницы к нему. Благо, полковник, не дожидаясь событий, отправил свою семью на дачу. Днем заговорщики носились по городу, пытались прощупать обстановку, выяснить реальное положение вещей, а сейчас собрались вместе.

– Черт его знает! – коротко откликнулся Шумилов и нервно провел ладонью по подбородку. Владимир Строгов на мгновенье отвлекся от томика Виктора Конецкого и с интересом посмотрел на Тихомирова.

– Вы же в министерстве не последний человек, должны знать.

– Увы. Никто ничего не знает, никто ничего не понимает. Сегодня утром Лещев собрал командующих и посоветовал проявлять спокойствие. И больше ни слова. Какая моча им в голову ударила?

– Что с армией? – тихим успокаивающим тоном поинтересовался Шумилов.

– Разброд, – понизил тон Дмитрий Иннокентьевич, – вроде Положение объявили, а никаких распоряжений, никаких команд. Секретные пакеты никто не вскрывал, солдаты в казармах. И самое интересное, есть негласное распоряжение не предпринимать активных действий и не поддаваться на провокации.

– Хренотень полнейшая, – пробасил из стоявшего в углу кресла Бугров, – так не делается. Так не бывает.

– Думаешь, провокация? – с надеждой в голосе поинтересовался Строгов.

– Может быть. А скорее всего обычная тупость. Там же одни старые придурки. Твои-то что говорят?

– А с моими не так просто. Отмечается сильная активность «наших друзей» из списков. Наружка Докладывает о постоянных контактах с иностранцами. Некоторые зарубежные коллеги в гражданском не вылезают из штабов наших «борцов против тоталитаризма».

– Плохо, – констатировал Тихомиров. Остальные молча согласились с этим коротким и емким словом. Уже все было готово к перехвату власти из рук Горбункова. Все задействованные в перевороте люди получили четкие инструкции и находились в нужных местах. Витебская дивизия КГБ была готова занять Ленинград. 232-я мотострелковая дивизия, правдами и неправдами застрявшая в Подмосковье, могла в считаные часы развернуться и двинуться в столицу. В КГБ и МВД молодые и не очень, но энергичные офицеры-патриоты были готовы нейтрализовать своих неблагонадежных коллег, изолировать опасных агентов влияния. По основному плану сегодня вечером в эфире должны были прозвучать два слова: «Зеленый свисток». А завтра утром, 20 августа 1991 года, Советский Союз проснулся бы с новым правительством. Но накануне ночью буквально из ничего возник ГКЧП с вице-президентом во главе. То, чего заговорщики не предусмотрели.

– А Моссовет перешел на сторону Ельцова, – заметил Строгов, – в Ленинграде очередная революция, Собакевич и Ленсовет «Аврору» заряжают.

– В регионах полный бордель, – поддержал его Тихомиров, – и красные, и белые, и голубые с зелеными. Только в Литве армия пытается порядок наводить.

– А наши путчисты и не чешутся, – продолжил Шумилов.

– Паша, где ты такое выражение нашел? – поинтересовался Бугров.

– В какой-то листовке встретил. Ельцов так их называет. Он же вроде объявил себя президентом, а кто против – тот путчист.

– Понятно, – протянул генерал и задумчиво уставился в потолок. В комнате повисла тяжелая гнетущая тишина. Слышно было, как трещит лампочка в люстре и как жужжит муха на оконном стекле. Минуты убегали одна за другой. Уже был вечер, а решение еще не принято. Владимир Строгов крутил в руках сигарету, Арсений изучал потолок, никто не мог сказать, что делать дальше? Тишину разорвал звонок телефона, Дмитрий Иннокентьевич рванулся к аппарату.

– Алло, слушаю. Ну, все, – наконец объявил он во всеуслышание, положив трубку, – у Дома советов появились солдаты с приказом охранять митинг и объект.

– Кто?! – в один голос кинулись на него все заговорщики.

– Десантники. Сразу два приказа от Галкина и от Коршуна. Правда, демонстранты их за баррикады пока не пропустили. Боятся провокации.

– Солдаты с контрреволюционерами. Мать твою! Гражданская война начинается, – Шумилов грохнул кулаком по подоконнику.

– Нет, ничего не начинается. Все нормально, – весело, с блеском в глазах, заявил Строгов. – Это же просто разведка боем.

– Ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Бугров, повернувшись к Володе.

– Да. Именно так. Нас так учили недовольных в Африке выявлять. Слышали, сегодня Жигулевского с митинга на Манежной выгнали?

– Точно! Ну заразы! Уроды недоношенные! – с чувством выругался Шумилов. Он начал понимать, к чему клонит Володя.

– Так что, товарищи, свистим? – медленно, пробуя слова на вкус, произнес Арсений Бугров.

– Действуем. И против Кремля, и против Дома советов. – С этими словами Тихомиров поднялся с дивана и извлек из шифоньера обычную армейскую рацию. Минут пять ушло на включение и настройку. Наконец Тихомиров надел наушники и, оглянувшись на стоящих рядом товарищей, выдал в эфир короткий сигнал: «Зеленый свисток». Затем продублировал его на двух других частотах. Строгов, в свою очередь, снял трубку телефона и набрал номер.

– Алло. Добрый вечер. Примите зеленый свисток, пожалуйста. Спасибо. – Затем нажал на рычаг и набрал новый номер: – Сигнал к атаке – зеленый свисток.

Бугров тем временем достал из кобуры пистолет, дослал патрон в ствол и снова убрал оружие в кобуру. Затем подошел к освободившемуся телефону.

– Рота, подъем! Зеленый свисток!

В принципе для начала переворота было достаточно только одного сигнала. Все принявшие код должны были незамедлительно передать его дальше, но для экономии времени друзья передали сигнал по всем наиболее важным каналам.

– Ну, все. Пойдемте, товарищи. – Шумилов уже обувался в прихожей. Через три минуты квартира опустела, свет погас, только на столе осталась включенная рация. Свое дело она уже сделала. Этой ночью произошло много разрозненных и на первый взгляд не связанных между собой событий. Добровольные защитники здания Верховного Совета РСФСР с энтузиазмом укрепляли баррикады. Пели песни. Неизвестно откуда взявшиеся сновавшие по площади молодые ребята разносили водку, еду и свежие новости. Журналисты строчили материал о последних событиях.

А в нескольких заурядных, расквартированных в разных уголках Союза дивизиях офицеры поднимали по тревоге солдат. С каждым часом таких частей становилось все больше и больше. Командир одного такого полка, расположенного под Севастополем, сегодня до вечера задержался в части. Получив по радио сигнал, он облегченно вздохнул и распорядился срочно собрать всех офицеров. Через десять минут в полку были арестованы четыре человека, а еще через час поднятые по тревоге солдаты плотным кольцом окружили одну известную правительственную дачу. В море виднелись силуэты сторожевиков. Выйдя к объекту, комполка организовал внешнее и внутреннее кольца и остался, поджидая батальон морской пехоты.

В Ленинграде группа сотрудников милиции взяла под арест председателя Ленсовета. В то же время по городу прокатилась волна арестов, за ночь в камеры попали многие члены Ленсовета и несколько известных политиков. С задержанными обращались вежливо, но на попытки откупиться или купить звонок по телефону милиционеры и кагэбисты не реагировали. Мэр города Собакевич, пока его везли на старом дребезжащем «УАЗе», успел оправиться от страха и требовал известить об его аресте одного крупного чина из городского отдела КГБ. Ни просьбы, ни угрозы, ни попытка подкупа не помогли, гражданина Собакевича довезли до районного отделения УВД на Васильевском острове и препроводили в камеру. После того как конвоиры удалились, Собакевич прокричал им вслед несколько проклятий. Все шло не по плану, так не должно было быть. Ему же клятвенно обещали! Почувствовав на себе пристальный взгляд, мэр резко повернулся и увидел в камере напротив того самого гэбиста, которому он так хотел позвонить.

Ночью в районе Казанского собора группой подростков был жестоко избит гражданин США с редчайшим именем Джон Смит. Убедившись, что жертва неспособна подняться на ноги, подростки растворились в соседнем дворе. Правда, перед этим из кармана Смита был извлечен небольшой конверт с бумагами. Прибывший на место наряд милиции оказал пострадавшему первую помощь и доставил в больницу. Утром его забрал американский консул. А через два дня Джон Смит улетел домой, он не стал оставлять в милиции заявление и почему-то никому не заявил о пропаже конверта.

В Москве около полуночи во всех пожарных частях была объявлена часовая готовность к выезду. Среди проверяющих снаряжение и заливающих водой цистерны машин ходили слухи о большом пожаре в Останкино и на заводе «Калибр».

В течение ночи исчезло несколько известных людей. В КГБ и МВД потеряли связь с несколькими своими высокопоставленными генералами. Тогда как другие сотрудники, несмотря на глубокую ночь, оказались на рабочих местах. В городских типографиях хмурые, невыспавшиеся солдаты следили за порядком и всем своим видом демонстрировали, что срочно поступивший заказ надо выполнить до утра.

В районе Остоженки мусоровоз с заляпанными грязью номерами протаранил «Жигули» и смылся с места происшествия. Водитель «Жигулей» не пострадал, но находившийся на заднем сиденье подданный Великобритании получил сильные ушибы и перелом руки. Вышедший покурить на лестничную площадку своего дома крупный партийный функционер неожиданно для себя оказался перед двумя молодыми серьезными людьми. Товарищи махнули перед растерявшимся партийным боссом корочками и предложили пройти. Через полчаса, как был, в халате и тапочках на босу ногу, он оказался в известном здании на Лубянке.

Несмотря на позднюю ночь, в Доме советов не спали. Кто-то работал, кто-то строчил восторженные воззвания или висел на телефоне, убеждая товарищей в регионах поддержать Президента РСФСР, а кто-то уже прикидывал, как делить портфели и кресла после победы. В буфете на втором этаже было тихо, кассирша подсчитывала дневную выручку, посетителей почти не было, только два человека пили кофе за столиком. Разговаривали они по-русски, но акцент выдавал в одном из собеседников иностранца. Говорили они уже больше часа, выпив за это время по две чашки.

– Извините, Анатолий, мне надо выйти, – иностранец с легким смешком поднялся из-за стола. – Я быстро вернусь.

Его собеседник понимающе кивнул и потянулся к почти нетронутой вазочке с печеньем. Пока мистер Искоу ходит в сортир, можно подкрепиться и заодно обдумать его предложения. А идеи были очень интересные, практически от депутата требовалось только поддержать Президента России, а после подавления путча провести через Верховный Совет пару законопроектов. А еще через месяц выдвинуть на обсуждение вопрос о частной собственности на землю. Самое главное, все предложения не расходились с собственной точкой зрения Анатолия. Искоу высказал идеи, которые уже давно крутились в голове депутата. Но при этом заграничный друг предлагал свою поддержку в одном привлекательном финансовом проекте. Пожалуй, стоило согласиться, в такие моменты надо ловить удачу за хвост. Анатолий задумчиво посмотрел на стойку буфета, стоит взять бутылку водки и немного закуски. После рюмки-другой Искоу станет разговорчивее, можно будет раскрутить его на еще один проект. И побольше узнать о его партнерах. Но, к великому сожалению депутата, продолжения разговора за рюмкой водки не было. Искоу просто не вернулся.

В это время двое молчаливых товарищей спускались вместе с Джоном Искоу в подвалы Белого дома. При этом иностранца пошатывало и от него разило спиртным, будто из винного погреба. А подземелья Верховного Совета соединялись с подземными лабиринтами Москвы. Больше о судьбе Джона Искоу ничего не было известно. Никто его и не искал. Он прилетел в Москву неделю назад рейсом из Оттавы с канадским паспортом, но в посольстве не зарегистрировался. Да и не мог, так как в Канаде и не подозревали, что он является их гражданином. Единственным, кто проявил интерес к его судьбе, была серьезная контора, в которой он проработал уже более десяти лет. Но эта фирма не могла открыто признать, что ее сотрудник с поддельным паспортом был в Москве. Фирма вообще ничего никогда не признавала.

Этой ночью в столице происходило нечто непонятное. Никто, ни из простых москвичей, ни из лиц, причастных к большим коридорам, не мог бы сказать, что именно. Из Ленинграда и регионов приходили крайне противоречивые сведения. Казалось, что активизировались сторонники ГКЧП. Только в четыре часа утра ситуация начала проясняться. Произошел переворот, точнее, не переворот в классическом понимании, а восстановление законной власти. Решительные, активные, деятельные товарищи из силовых структур, при поддержке профсоюзов и трудовых коллективов, взяли в свои руки власть в стране. Многие, первоначально выступившие на стороне ГКЧП, к утру начали переходить в третий лагерь.

В Москву стягивались части 232-й и 153-й дивизий, до этого две недели мариновавшиеся на железнодорожных станциях в Подмосковье. Офицеры введенных в столицу приказами ГКЧП частей переходили на сторону новой власти. Под утро бравые десантники и танкисты, получив новый приказ, покинули площадь перед Белым домом.

В 4.35 начался штурм. Никаких провоцирующих действий, ни одного выстрела. Вся операция проводилась силами только одного батальона. Сначала с помощью техники были проделаны проходы в баррикадах на Манежной и на Краснопресненской набережной. Бросившиеся было на защиту баррикад защитники дома Верховного Совета были рассеяны пожарными брандспойтами. Солдаты плотными цепями двигались перед машинами. Разбегавшихся демонстрантов никто не преследовал. Наоборот, был четкий приказ не создавать давку и дать людям возможность уйти.

Сразу после взятия передовых укреплений настал черед Верховного Совета РСФСР. Построенные из троллейбусов, скамеек, мусора и спиленных деревьев баррикады раздвигались БТРами и БМП. Пытавшихся выставить живой щит защитников охлаждали водой. Пожарные машины четко держали строй сразу за военными, а опустевшие цистерны заполнялись прямо из Москвы-реки. Через десять минут все было закончено. При этом практически никто не пострадал. Несколько синяков, вывихов и мокрая одежда не в счет. Укрепившиеся на первом этаже бравые защитники демократии, доселе гордо расхаживавшие по коридорам Белого дома с оружием и всем своим видом демонстрировавшие готовность не отступить ни на шаг, организованно подняли руки вверх. Одно дело – выпячивать грудь перед восторженными девицами, и совсем другое, когда в вестибюле грозно шевелит стволами с разбегу взлетевшая по лестнице БМП. А следом за ней в здание врываются штурмовые группы.

На предварительную зачистку здания ушло примерно два часа. Но, в отличие от действий на площади, здесь арестовывались все находившиеся. Правда, ближе к обеду многие после установления личности были отпущены домой. Несколько человек, вовремя сориентировавшихся в ситуации, попытались уйти через подвалы в московские подземелья, но внизу их встретили товарищи в штатском и в милицейской форме. Вместо аэродрома в Шереметьево их ожидала сортировка в камерах. План штурма был составлен еще месяц назад, со всеми возможными вариантами развития событий. В штабе Московского округа сидели грамотные офицеры, знающие, как разгонять демонстрации. А товарищи из аналитического отдела Конторы давно внесли Верховный Совет РСФСР в список объектов, которые, возможно, придется брать штурмом. К тому времени, когда пал свежеиспеченный Белый дом, рота мотострелков почти без выстрелов заняла Моссовет. В Кремле шли переговоры с комендантом. Последним козырем оказался бескровный захват Белого дома, после чего кремлевский гарнизон плавно перешел на сторону новой власти.

– Послушайте, Борис Карлович, вы умный человек, прекрасно понимаете, что мы не могли вас предупредить заранее. Вы бы просто не поверили.

– Тогда попробуйте прямо сейчас. Объясните, почему? – Генерал-майор Старо, министр внутренних дел и активный участник уже бывшего ГКЧП, хмуро смотрел прямо в глаза Владимира Петровича Строгова. Разговор происходил в небольшом кабинете на третьем этаже Министерства обороны, этой ночью ставшего штабом переворота. Судя по пылившейся на столе стопке журналов, рулонам плакатов в углу и полному собранию классиков в застекленном шкафу, раньше здесь занимались идеологической и патриотической подготовкой.

– Хорошо. Давайте по порядку. Как началось ваше выступление?

– Нас собрал вице-президент, объяснил ситуацию в стране. Момент удобный, Горбунков улетел отдыхать. В ближайшее время будет подписан новый Союзный Договор. С экономикой, сами понимаете, глубокая задница. Ждать больше нельзя.

– А почему вы согласились с Янковым? И кто такой Янков?

– Вице-президент, если не помните, – подколол собеседника Старо.

– Извините, забыл, – обескураженно произнес Строгов. – А чем он занимался? На таком-то посту. Чем он занимался? Кто за ним стоял? И как он вообще занял такую должность?

– Горби назначил, а Верховный Совет утвердил. И выполнял Янков свои обязанности. – На умном лице министра мелькнула тень сомнения, затем в его глазах засветилось понимание.

– Совершенно никчемный человек, – ответил на невысказанный вопрос Строгов и напористо продолжил: – Ничем себя не проявил. Не видит дальше своего носа. Ничего не смыслит в интригах, плыл по течению, как всем удобный человек. И вы такого поставили главой Чрезвычайного Комитета! – в голосе Владимира Петровича чувствовалась искренняя горечь.

– Крюков только поддержал предложение Янкова?

– Да, он только намекнул, что пора наводить порядок.

– Понятно, тот еще хитрец. Постарался позаботиться об алиби. Он, к вашему сведению, хоронил все доклады контрразведки о «пятой колонне».

– Получается, мы были обречены? – поднял глаза на собеседника Старо.

– Хуже, вы были актерами на сцене. Горби знал, чем все кончится, когда уезжал в Фарос. И Ельцов знал. Думаете, почему все на вас так накинулись? Многие знали все заранее. – Строгов намеренно сгущал краски. Он знал далеко не всю подноготную путча, для этого понадобится долгая кропотливая работа следователей КГБ. Не ясна была и роль Горбункова в событиях. Но сейчас было необходимо надавить на Старо, склонить его к сотрудничеству.

– А вы тогда откуда взялись? Вы тоже знали все заранее?

– Многое, но не все, Борис Карлович. Для нас ваша эскапада оказалась полной неожиданностью, – честно признался Строгов, – год готовились к выступлению. Год собирать информацию, осторожно, шаг за шагом выявлять потенциальных союзников и реальных врагов. Рискуя головой, объяснять людям положение вещей в стране.

– А о нас вы тоже знали?

– Нет. Было известно, что левые активно проводят информационно-идеологическую подготовку против возможного выступления военных. Но мы думали, что это разумная осторожность, попытка обезопаситься от нас же. Мы не принимали в расчет попытку переворота, да и информации не было.

– Да, и тут появились мы. Но, признаться, у вас хорошо получилось. Только смотрите, в регионах могут начаться события, – невесело добавил Старо.

– Нет, не начнутся. Думаете, мы только в Москве выступили? В Ленинграде ситуация под контролем. В Харькове и Киеве все спокойно. В Минске уже час как полный порядок.

– А в Прибалтике?

– Прибалтика – это проблема, – устало кивнул Строгов, – но справимся. Работы много. Вам хватит, – он специально сделал ударение на последнем слове.

– А если нет? Если не соглашусь? – Старо с интересом смотрел на Строгова, он не ожидал такого развития разговора.

– Если нет, значит, нет. Уйдете в отставку, на пенсию. Будете на рыбалку каждый день ходить и с пенсионерами на лавочке в домино играть.

– И что вы мне предлагаете?

– Как что? Нельзя же МВД оставлять без министра. А работы вам прибавится. За прошедшие годы целые авгиевы конюшни образовались, но предупреждаю, все в рамках закона. И строго по закону. – По глазам Бориса Карловича Строгов понял, что тот согласился. Человеку дали возможность работать, и он будет работать.

Ровно в 8.00 началась пресс-конференция. Несмотря на возражения некоторых товарищей, опасавшихся провокаций, Арсений Степанович настоял на прямом эфире. Конференция транслировалась по всем каналам. Незадолго до ее начала Строгов шепнул председателю Комитета по Государственному телерадиовещанию, чтобы он возвращался к нормальной программе вещания, без «Лебединого озера». Судя по просветлевшим лицам телевизионщиков, новость успела распространиться.

Перед камерами, за столом под ярким светом софитов расположился сам генерал Бугров в отутюженной форме, гладко выбритый и доброжелательно улыбающийся всем присутствующим. Рядом с ним сидели Шумилов и Строгов. В отличие от Арсения, Павел Николаевич испытывал нервозность. Оказавшись в центре внимания, он отчаянно боялся сморозить какую-нибудь глупость. Тем более что позади была бессонная ночь. С начала переворота Шумилов только тем и занимался, что общался с людьми, министерскими работниками, членами всевозможных комитетов и ведомств и убеждал их с утра приступить к работе. Многие просто боялись репрессий, пришлось приложить немало сил, чтобы убедить их в обратном. Зато удалось наладить контакт с Кабинетом министров СССР.

Несмотря на опасения, пресс-конференция прошла без эксцессов. Благодаря коллегам Владимира Петровича в зале удалось собрать достаточное число сторонников умеренного курса и коммунистов. При этом присутствовали и представители основных демократических изданий, и иностранные журналисты. Баланс был соблюден, ни одна группа не доминировала. Конференция шла в прямом эфире, вопросы сыпались один за другим.

– Мэри Паттерсон, «Вашингтон пост». Господин Бугров, всю мировую прогрессивную общественность интересует судьба президента Горбункова.

– Товарищ Горбунков сейчас находится на своей даче в Крыму, – мгновенно прореагировал Арсений Степанович, не давая журналистке продолжить свой вопрос. – Его жизнь и свобода в безопасности. Район дачи и аэропорт находятся под контролем войск Министерства обороны. Сам Михаил Сергеевич вернемся в Москву, когда посчитает нужным.

– Мы бы хотели уточнить, когда именно? – прозвучала громкая реплика из задних рядов.

– Я не могу ответить точно. Все зависит от самого Михаила Сергеевича. – Бугров выдержал паузу. – Его жизнь в безопасности, но за последние годы товарищ Горбунков надорвал свое здоровье. Понимаете, сначала долгие годы борьбы с консерваторами из Политбюро, с партократией. Вы же понимаете, это не проходит даром, – послышались сдержанные смешки в зале, – а под конец предательство ближайших соратников. Но я надеюсь, Михаил Сергеевич вскоре сможет вернуться к своим обязанностям.

– Но, господин генерал…

– Я уже ответил на ваш вопрос. Следующий.

Журналисты быстро поняли завуалированный намек Бугрова, посыпались вопросы о возможных изменениях политики Советского Союза. Здесь пришлось взять микрофон Павлу Шумилову. Быстро справившись с волнением, Павел Николаевич четко и коротко отвечал на вопросы. При этом он старался не озвучить ничего конкретного. Нельзя было обижать ни левых, ни правых.

– Сейчас жизненно необходимо продолжать реформы. Нам необходимо, сохраняя все важнейшие завоевания Октября, продолжить либерализацию общества.

– Александр Базанов, «Вечерняя Москва». Скажите, каким вы видите отношение к частной собственности? Этот вопрос волнует наших читателей.

– Нормальным, товарищ Базанов, нормальным. Кооперативное движение и частное предпринимательство уже доказали свою жизнеспособность. Нельзя отказываться от полученного опыта, а наоборот, надо развивать и углублять новые экономические отношения.