Текст книги "Казаки против Наполеона. От Дона до Парижа"

Автор книги: Андрей Венков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

Принцип подбора командного состава («Свой своего в бою не бросит»)

Согласно легенде, войско Чингисхана формировалось следующим образом: каждый, кто хотел стать командиром десятка, должен был привести с собой младшего брата и четверых друзей, и каждый из друзей тоже должен был привести с собой младшего брата, а сотников и тысячников назначал сам Чингисхан. Так же, по принципу родства и дружбы, формировалось Войско Донское и подбирался его командный состав.

Изначально командный состав был выборным и после избрания на все время похода получал право «карать смертью ослушников». Так что полковыми и сотенными командирами избирались наиболее известные и заслуживающие доверия казаки.

К концу XVIII века ситуация изменилась. Высшие войсковые чины подбирались и назначались центральной русской властью. Причем в первую очередь учитывалась верность правящему лицу, а затем уже воинские и административные качества. Поэтому во главе Войска большой вес имели те, кто участвовал в Петергофском походе (поддержал Екатерину в борьбе против ее мужа Петра Ш), и те, кто отличился в подавлении Пугачевского восстания. В Петергофском походе вместе с отцом А.В. Суворова участвовали отцы М.И. Платова и А.К. Денисова, будущих донских атаманов. А при поимке Пугачева отличились А.И. Иловайский и А. Луковкин.

Но сложившаяся донская верхушка своих позиций не сдавала. Большое значение здесь имели сложившиеся донские кланы, составлявшие донскую элиту – «войсковую старшину».

Присмотримся к спискам донской старшины того времени.

За 1783 г. числится в донской старшине 47 человек. Потом это число возрастает. Перехватывая у донской казачьей верхушки власть, центральное правительство традиционно увеличивает количество лиц, причастных к этой верхушке. Еще римские цезари так делали: если хотели ослабить римский Сенат, удваивали количество сенаторов. Чем больше народу, тем труднее договориться меж собой.

Среди донской старшины значатся пятеро Денисовых, четверо Грековых, трое Иловайских, двое Кутейниковых, двое Ребриковых, двое Агеевых, прочих родов представителей – по одному. Сразу видно, кто Дон «держит». Главнейшим из старшин считался атаман Алексей Иловайский, за ним по списку и по старшинству – Себряков Михаил, далее двое Денисовых, потом войсковые судьи Мартынов и Луковкин, поднимаемые Потемкиным вверх за верность престолу. Большая часть – потомственные старшины. Некоторые получили «старшинство», как только в службу вступили, таковы Себряков, Григорий и Кондрат Денисовы, Алексей Пушкарев, Иван Дячкин, Алексей Краснощекое. Последний стал донским старшиной в одиннадцатилетнем возрасте. Но были среди донской старшины и простые «казачьи дети», пробившиеся вверх благодаря личным заслугам. Таков Луковкин, отличившийся против Пугачева и удачно женившийся; выкрест из чеченцев Осип Данилов; старший из Грековых – Макар, и еще один Греков – Василий; Еким Карпов; оба Агеевы; Петр Кубанов; здесь же отец будущего атамана – Иван Федорович Платов.

Среди старшин мы встречаем выходца из польской шляхты Петра Попова и сына священника Афанасия Попова.

Первый десяток донских старшин на 1783 г. имел русские офицерские чины, все прочие русских чинов не имели, производились и назначались на командные посты в полки самим Войском.

По существующим положениям донские полки формировала Войсковая канцелярия. Иногда по старинке младший командный состав выбирался полковым кругом. Но круги все больше играли формальную роль, а составлением полков занималась донская элита – «войсковая старшина».

Канцелярия (состоявшая из той же «войсковой старшины») назначала командира полка, а тот уже сам подбирал весь командный состав, который Канцелярия утверждала. Бывали случаи, когда Канцелярия назначала походного атамана нескольких полков, идущих в определенное место, а тот сам подбирал себе командиров полков, и далее следовала та же процедура.

Бывали случаи, когда на командование полками ставились 18-летние юноши. Таким был Матвей Платов, назначенный в 1771 г. (правда – не Канцелярией, а командующим армией князем Долгоруковым, у которого Платов до этого был ординарцем). Так, в 1782 г. выступил с полком на пограничную стражу по речке Кшальник Степан Кутейников, имевший от роду 18 лет. Он взял с собой есаулами и сотниками всю черкасскую «золотую молодежь» – Луковкина и других.

Каждый (или почти каждый) из старшинских детей метил на самый верх и загодя собирал команду, с малых лет «протаскивал» верных ребят, представлял к чинам, чтоб они, зависимые и благодарные, сплотились вокруг него и поддержали в нужную минуту (тот же Степан Кутейников впоследствии действительно стал генерал-майором).

В том же году младший брат М.И. Платова Петр в возрасте 14 лет был записан сотником в полк Ивана Янова, выступавший на Кубань.

Сам М.И. Платов, собирая в 1782 г. полк в Чечню, зауряд-есаулами (впоследствии произведенными Канцелярией в есаулы) взял детей друзей своего детства – Екима Карпова и Василия Герцова, которым было по семнадцать-восемнадцать лет. Еще одним зауряд-есаулом он взял Алексея Мержанова. Алексей Мержанов, сын грека, служившего на таможне, в формируемом полку Матвея Платова был самым грамотным, знал три языка (русский, греческий, французский), русскую грамоту, а кроме нее арифметику и географию. Двадцать один год, на службе ни разу не был, но Платов, видимо, брал его на вакансию есаула, рассчитывая на мержановские деньги в трудную для хозяйственной жизни полка минуту.

Дело в том, что полковое хозяйство возлагалось на командира и тоже велось «семейным образом».

В рапорте М.И. Платова П.И. Багратиону от 19 июня 1812 г. Платов объясняет, что нежелательно менять полковых командиров, и если какого-либо полковника переводят в другую армию, то вместе с ним надо отправлять и его полк. «Так как, по введенному в войске обряду, одного полкового командира от командуемого им полка откомандировывать неудобно, потому что всякий полковой командир имеет обязанность по возложенности на него от Войска. Собственно на него одного лежит, в рассуждении внутреннего хозяйственного по полку исправления, отдавать войску отчет за все время нахождения полка на походной службе, а между тем употребляет он на исправление его же некоторую часть из собственности своей же насчет фуражных и жалованных денег. Кроме же родства иногда с офицерами, в полку служащими, многие из них, равно и из казаков, имеют от него в разных случаях в продолжение времени вспомоществование» ^{36} .

Дети войсковой старшины делали карьеру в полках своих родственников. Таков пример Адриана Карповича Денисова, любимца Суворова.

Адриан Денисов происходил из пятиизбянских староверов и был в эту породу упорен, храбр и упрямо честен. Отец его, Карп Петрович Денисов, в 1775 г., уходя с собственным полком на службу в Санкт-Петербург, взял с собой двенадцатилетнего сына Адриана и отдал его в столице в учение. Учился юный Денисов по-французски читать и писать, а кроме того, изучал математику. Тринадцати лет записал отец в свой полк, через год дал чин есаула, а когда возвращались со службы, семнадцатилетний Адриан Денисов получил чин армии поручика.

Двадцати лет отправился Адриан Денисов на службу в Крым в полк дяди Тимофея Петровича Денисова, а походным атаманом там был его дядя Федор Петрович Денисов. Потемкин взял юного Денисова к себе в ординарцы, где он скоро получил чин войскового старшины. Но служба у всесильного вельможи, которой многие тогда добивались, юному Денисову не понравилась, и он отпросился у удивленного Потемкина.

Вскоре Адриан Денисов получил в командование полк, но недовольный Потемкин полк у него отобрал и передал Павлу Иловайскому (представителю другого клана). Денисов от горя заболел и уехал лечиться в полк Василия Орлова (Орлов, будущий Войсковой атаман, был женат на дочке Федора Петровича Денисова).

Все же юный Денисов полк под свое командование получил и тогда же впервые попал в настоящий бой. В первом же бою он, вооруженный пикой, убил трех турок и в последующих боях отличился и даже считался любимым учеником Суворова из всех донских казаков и главным конкурентом М.И. Платова. Таким образом, стремительная карьера оказалась заслуженной и оправданной.

Но при всей подготовке и храбрости юных «донских аристократов» безграничного доверия к ним не было, и в каждый полк есаулами и сотниками набирались еще и «рабочие лошадки» – отважные и опытные казаки, не входившие в состав сложившихся кланов или не знающие грамоты. Был целый список профессионалов – Данила Орехов, Иван Бузин, Петр Семерников и другие, – которых полковые командиры переманивали к себе из полка в полк на должность сотника или есаула.

Долгое время командный состав казачьих полков «затирался», чин казачьего полковника в иерархии чинов русской армии считался чем-то «повыше капитана, пониже майора».

В 1798 г. Павел I указом от 22 сентября все казачьи офицерские чины Войска Донского окончательно приравнял к общеармейским – казачий полковник приравнен к армейскому полковнику, войсковой старшина стал называться майором и мог быть произведен в подполковники, есаул сравнялся с ротмистром, сотник – с поручиком, хорунжий – с корнетом. Все казачьи офицеры и чиновники присутственных мест в соответствии с «Табелью о рангах» получили возможность приобретать статус потомственных дворян.

Еще при Екатерине Великой многие казачьи начальники в награду получали высшие армейские чины. Обладание таким чином автоматически возносило их в первую десятку донской элиты. Тогда же появились генералы из казаков. Таких казачьих генералов к 1812 г. было больше десятка. И по сути своей это были представители все тех же кланов. Поэтому среди командиров донских полков и среди казачьих генералов мы встречаем одни и те же фамилии – Иловайские, Грековы, Карповы, Власовы, Денисовы, Платовы. Для удобства носители одной фамилии наделены порядковыми номерами – Иловайский 5-й, Карпов 2-й, Попов 13-й, Греков 21-й.

Роль государства и Войсковой канцелярии увеличилась, но принцип подбора командного состава упорно оставался прежним.

Большую роль при назначении стала играть грамотность, поскольку русские власти стали требовать регулярной полковой отчетности. Но и здесь у донской верхушки было преимущество перед рядовыми казаками.

Младший командный состав подбирался путем производства в офицеры отличившихся грамотных казаков.

Своеобразной школой офицеров стал Атаманский полк, куда М.И. Платов записывал детей нужных ему людей. Так, 18 декабря 1806 г. в Атаманский полк был записан 8-летний сын платовского ординарца Алексея Кислякова – Степан Кисляков. И в тот же день вышел приказ «господина атамана Матвея Платова о производимом офицерском сыне Степане Кислякове в урядники». Вместе с ним были произведены в урядники сыновья офицеров Николаева, Сиротина, Волошинова и Минервина. Указанный Степан Кисляков до 13 лет жил «при родителях», но по спискам был переведен в рабочий полк и якобы занимался на строительстве Новочеркасска «приготовлением разных материалов». С 1 мая 1812 г. он был командирован с командой отпускников в Атаманский полк, участвовал в походе и за атаку под Тарутино был произведен в офицеры. После окончания войны с Наполеоном 15-летний хорунжий был переведен из Атаманского полка в обычный донской казачий полк.

В целом сохранялся все тот же принцип «родства и дружбы».

Перед войной 1812 г. сам Матвей Иванович Платов, войсковой атаман и генерал от кавалерии, подбирал в возглавляемый им корпус командиров полков «по соображениям родственной связи». Свой своего в бою не бросит. Одних Иловайских на западной границе под общим руководством Платова собралось шестеро – 4-й, 5-й, 8-й, 10-й, 11-й и 12-й.

Иловайские были в родственных связях с другими командирами полков – Денисовым 7-м (Иловайский 4-й был женат на его двоюродной сестре), Родионовым 2-м (тесть Денисова 7-го) и рядом других.

В личном Атаманском полку М.И. Платов держал при себе пасынка (подполковника Кирсанова), двух сыновей, а в полковых командирах из ближайших родственников – троих зятьев: Иловайского 5-го (при нем же многочисленные братья его), Харитонова 7-го и Грекова 18-го.

Рассчитывая на помощь и поддержку родственника в бою, в случае необходимости тех же родственников безжалостно слали в огонь. При штурме Измаила рядом с бригадиром М.И. Платовым в бой шли его сын, пасынок, два родных и два двоюродных брата. В авангарде платовской колонны шел полк его брата, премьер-майора Степана Платова. Когда Степан был убит, командовать его полком был назначен младший брат, войсковой старшина Петр Платов, тяжело раненный во время этого штурма ^{37} . Все эти назначения были сделаны в ходе боя начальником колонны, старшим из братьев Матвеем Платовым.

Сам Матвей Иванович Платов (1753—1818), сын участника Петергофского похода, карьеру начал в полку родного отца, а затем стал ординарцем при князе Долгоруком, дядя которого в свое время жесточайшим образом усмирил на Дону восстание К. Булавина. Долгорукий назначил 18-летнего Платова командиром полка и дал ему чин войскового старшины. Карьерному росту М.И. Платова способствовали две выгодные женитьбы – на дочери войскового атамана Степана Ефремова, а затем (когда первая жена умерла) на дочери войскового судьи Дмитрия Мартынова. Платов пользовался особым покровительством фаворита Екатерины II Потемкина, а после смерти Потемкина другого фаворита – Платона Зубова. При Павле I Платов попал в опалу, но позже состоял в очень теплой и доверительной переписке с вдовствующей императрицей Марией Федоровной (вдовой Павла I). Вопреки сложившемуся мнению, под командованием Суворова Платов почти не служил, только участвовал в штурме Измаила, и был в натянутых отношениях с М.И. Кутузовым, с которым по службе действительно часто пересекался.

Интересное описание М.И. Платова оставил француз на русской службе, генерал Ланжерон, с которым они вместе в 1807– 1812 гг. воевали против турок в Молдавии.

Платов Ланжерону не понравился. Ланжерон писал, что Платову было в то время под 60 лет (на самом деле 54 года). Всегда, во всех чинах Платов был самым храбрым, самим блестящим казаком в армии, и Потемкин ему покровительствовал. В Молдавии Платов оставался по-прежнему храбрым, но уже не таким деятельным, как раньше. Состарился и был утомлен опалой, не имел прежнего усердия и свежести ума, но сохранил все наклонности казака. Отметил Ланжерон платовскую «корыстолюбивость»: мол, вывозил он с Дона деньги и вкладывал во все банкирские дома в Санкт-Петербурге. Командовать регулярными войсками оказался он якобы неспособен и испытывал к этим войскам глубочайшее презрение. Показалось Ланжерону, что казаки Платова не любят за бывшую «двуличность царедворца» при Потемкине, но на Платова это не действовало, поскольку оказался он в Петербурге в большой моде и слишком там его превозносили.

В целом, анализируя принцип подбора командного состава, можно констатировать наряду с назначениями по карьерным соображениям и устойчивый принцип поддержки и взаимовыручки.

Донская артиллерия

«Хорошо подготовленные пехотинцы с крепкими нервами всегда знали, как построиться в каре, дабы достойно отразить кавалерийскую атаку. При должной организации пехотные каре встречали скачущих на них всадников этакими «ежами» размером в батальон, ощетинившимися, словно иголками, остриями сотен штыков. Посему кавалерийская атака, как и любой успешный тактический маневр на поле сражения в наполеоновскую эпоху, нуждалась в тщательной координации действий всех родов войск – пехоты, кавалерии и артиллерии.

Наполеон считал обязательным правилом поддержку кавалерийских атак огнем артиллерии, поскольку всадники, вооруженные лишь оружием ближнего боя, сами не обладали огневым потенциалом. Соответственно, артиллерийские батареи приписывались непосредственно к кавалерийским дивизиям. Орудийная прислуга в таких частях, называемых конной артиллерией, передвигалась верхом, что позволяло ей поспевать за кавалерией. Конная артиллерия являлась неотъемлемой составляющей каждой кавалерийской дивизии во французской армии. Подобные батареи комплектовались легкими пушками, стрелявшими 4-фунт. (1,8-кг) или 6-фунт. (2,7-кг) ядрами и обеспечивавшими основную огневую поддержку кавалерии в наступлении. Хотя снаряды таких орудий отличались небольшой кассой в сравнении с ядрами пешей полевой артиллерии, конным батареям обычно приходилось иметь дело с легко уязвимыми целями, поскольку для отражения кавалерийских атак пехота строилась в очень плотные порядки.

Подобные сомкнутые формирования были удобными мишенями для пушек, каждый выстрел которых находил цель, убивая зачастую разом по несколько пехотинцев. Способность конноартиллерийских подразделений передвигаться быстрее обычных полевых батарей позволяла довольно легко перемещать артиллерию по полю боя. В тех случаях, когда канониры конной артиллерии подвергались нападению или оказывались под обстрелом, они могли в темпе свернуть батарею и убраться с угрожаемой позиции куда проворнее, чем их коллеги из пешей артиллерии» ^{38} .

Конная артиллерия имелась не только у французов, но и во всех армиях Европы. В 1797 г., перед походом в Европу, император Павел I повелел создать в войске Донском для постоянной службы две конные артиллерийские роты, которые были сформированы в 1798 г. Роты комплектовались по типу армейских конно-артиллерийских рот по 12 орудий на каждую: шесть 6-фунтовых пушек и шесть 10-фунтовых единорогов с прицельной дальностью стрельбы 800—900 метров.

Предельная дальность действительного огня для 12-фунт. пушки составляла 915 м (1000 ярд.) сплошным выстрелом и 595 м (650 ярд.) – картечью; для 6– или 8-фунт. орудия показатель равнялся 820 м (900 ярд.) и 550 м (600 ярд.) соответственно; для 4-фунт. пушки – 730 м (800 ярд.) и 410 м (450 ярд.); а для 6-дюйм. (152-мм) гаубицы– 1190 м (1300 ярд.) при сплошном выстреле и 500 м (550 ярд.) при картечном снаряде.

Скорострельность зависела от необходимости прочищать ствол после каждого выстрела. Несколько выстрелов подряд были чреваты большими неприятностями. Ствол могло разорвать. Таким образом, темп стрельбы составлял 1—2 выстрела в минуту.

В личный состав конноартиллерийской роты входили 257 человек, в том числе штаб-офицер, 6 обер-офицеров, 14 старших урядников, 12 младших урядников, 224 казака. Вместе с обозом для перевозки боеприпасов и кузницей рота по штатному расписанию имела – 464 казака и 75 офицеров и урядников.

Артиллеристы имели на вооружении сабли и пистолеты.

В донских конноартиллерийских ротах служба неслась постоянно, роты не расформировывались, смену им производили лишь по частям. Личный состав формировался самим войсковым атаманом из наиболее рослых, физически крепких казаков низовых станиц. Калмыков и казаков Татарской станицы в артиллерийские роты не записывали.

1-я рота донской артиллерии под командованием майора Тацына участвовала в Бородинском сражении. Она была придана 2-й сводно-гренадерской дивизии и действовала на самом важном и опасном направлении – в районе Багратионовых флешей. Как вспоминал командир дивизии граф М.С. Воронцов, «в день главного сражения на меня была возложена оборона редутов первой линии на левом фланге, и мы должны были выдержать первую и жестокую атаку 5—6 французских дивизий, которые одновременно были брошены против этого пункта; более 200 орудий действовали против нас. Сопротивление не могло быть продолжительным, но оно кончилось, так сказать, с окончанием существования моей дивизии… Час спустя дивизия не существовала. Из 4-х тысяч человек приблизительно на вечерней перекличке оказалось менее 300; из 18-и штаб-офицеров оставалось только 3» ^{39} .

Однако 1-я Донская конноартиллерийская рота вышла из огня Бородинской битвы с небольшими потерями (как здесь не вспомнить поляка Бискупского с его характеристикой «удивительно, как самосохранны»).

«Ведомость о числе нижних чинов 1-й роты Донской конной артиллерии, участвовавших в Бородинском сражении

По роте дежурный есаул Салтысов ^{40} .

* * *

Кроме официально существовавших артиллерийских рот казаки имели у себя в полках и сотнях собственные, зачастую отбитые у врага орудия. Полковник Марбо, участник похода в Россию, вспоминал, что во время преследования французов «казаки ставили на сани маленькие легкие пушки, из которых стреляли до того момента, пока, видя какой-нибудь отряд, двигающийся в их направлении, они не разбегались, гоня лошадей во весь опор» ^{41} .

Польские конные егеря, столкнувшись в 1812 г. с полками донского ополчения, отметили у казаков наличие «янычарок» – трофейных турецких пушек малого калибра, «с которыми казаки подъезжали к самому фронту и выбирали цель по своему усмотрению» ^{42} .