Текст книги "Обострение (СИ)"

Автор книги: Андрей Посняков

Соавторы: Тим Волков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Антип? Субботинский кучер? – потер руки поручик. – Что ж, посмотрим… возьмем! Кстати, я понял, как Сильвестр мог узнать про фотоаппарат… ну, тот, что сгорел… Понимаешь, я как-то упомянул про него при Якиме… Ну с дуру, Иван Палыч. Не смотри на меня так, с упреком. Кто ж знал? Я буквально слово сказал, между делом. А тот ведь вполне мог проговориться в трактире… Без злого умысла, он же болтлив! Сильвестр услышал и… сделал выводы. Хитер, бес, и смышленый. Больше никак не объяснить… Ладно! Возьмем кучера – узнаем точнее. Может, тут и сам Субботин при делах. Хотя, вряд ли… Морфиниста к серьезному делу не допустят.

В дом станового пристава Иван Палыч нынче заглянул поздно, в десятом часу вечера, когда управился со всеми делами в больнице.

И, на то похоже, успел вовремя, так сказать, к самой раздаче. Посреди горницы, на табурете, уже сидел Антип. Бледный, но все еще наглый. Видать, уповал на хозяина…

– Деньков притащил, урядник… – запирая дверь на крючок, шепнул доктору Лаврентьев. – Раздевайся, Иван Палыч! Проходи… Пациент ваш скоро освободится…

«Пациент» между тем, деятельно проводил допрос. Вернее, пока что просто беседовал с задержанным парнем, рассказывая всякие ужасы про монастырские тюрьмы.

– Вот, в городе-то, в тюрьме и покормят… Опять же – прогулка… Даже библиотека есть! Да, ты читать-то умеешь?

– Могу, – угрюмо протянул Антип.

– А в монастыре-то тебя сразу – в подвал! И на цепь. Сиди там, хоть до скончанья века! – Гробовский поднял вверх указательный палец. – Так там и сгниешь, солнца не видя! Все про тебя забудут, никто на выручку не придет. И, знаешь, почему? Потому что ты не преступник! Не революционер даже… Ты – Антихрист! Храм Божий поджег!

– Да не поджигал я! – дернулся парень. – Докажите сперва.

– А церкви-то, голубок, доказательства не нужны. Там одно – вера! – Алексей Николаевич сузил глаза. – Понимаешь, епископу нужен поджигатель! Кто-то один… И им будешь ты! Объяснить, почему?

– Да как же так можно-то? Без следствия, без доказательств…

Задержанный еще хорохорился, но видно уже было – еще немного, и…

– Завтра тебя церковным передадим… А те в – Соловки… У них там тюрьма… подвалы…

– Не хочу я!

– Понимаешь, Антип – даже Субботин, хозяин твой, за антихриста не вступиться и против церкви не пойдет! Вот, ежели б ты не сам по себе… Скажем, если б заставили обманом… Тогда да, можно в светский суд…

– Заставили обманом! – обмякнув, выкрикну парень.

Гробовский рыкнул:

– Кто? Кто, спрашиваю? Субботин? Сильвестр?

– Вы… вы и про Сильвестра Петровича знаете?

Да, Сильвестр мог… Прикормил парнишку, иногда подпаивал… Ну и подвесил на карточный долг. А долги надобно отрабатывать! Вот Антип и отработал… Правда, пока только одно его слово – против Сильвестра. Пока…

* * *

Эпидемии тифа в Зарном и окрестностях не случилось. И это вызвало самое пристальное внимание высокого медицинского начальства. Впрочем, не только медицинского.

В земской управе выздоровевший Чарушин уже хлопотал об именных часах, а самого Ивана Палыча пригласили в госпиталь, рассказать о проделанной работе. И о вакцине, черт побери!

Пришлось ехать, рассказывать…

Его доклад – да, да, именно так – доклад! – многие восприняли недоверчиво. Не верили, что вот так вот – можно. В обычной сельской больничке… Многим было обидно – какой-то простой сельский доктор смог, а они, профессора, нет… Разные эмоции были.

– Не верю! Быть такого не может! – после доклада летели реплики с мест.

– Так не бывает просто!

– Господа, это же антинаучно! Просто черт знает что.

И все же, большинство…

…особенно, те, кто помоложе…

Небольшой зал утонул в аплодисментах!

– Молодец, Иван Палыч!

– Так держать!

Даже объявился вдруг корреспондент московского медицинского журнала – взял интервью. Обрушил на неприметного сельского врача мировую славу! Ну, почти мировую… пока…

Однако, вовсе не это было для Артема главным. Он все же смог! Смог спасти жизни людей. Смог, не смотря ни на что.

А как смотрела на него Анна Львовна! Да, да, в госпиталь она с ним сама напросилась, для моральной поддержки… и…

– А что, Анна Львовна? – выйдя на крыльцо, Иван Палыч едва отбился от толпы новоявленных почитателей. – Не пойти ли нам в кино? Как на то смотришь?

– Кино? – красивое – и такое родное! – лицо вдруг озарилось улыбкой. – А что? Сто лет уже не была. Или даже больше!

– Так садись! Едем.

– И куда едем?

– В «Синема-палас»!

– Ого! Шикарно!

Про самый лучший кионотеатр города Иван Палыч заранее выспросил Гробовского…

Дальше все было, как во сне…

Оставив верный «Дукс» у крыльца, под присмотром швейцара, молодые люди переглянулись.

Доктор протянул руку:

– Прошу!

В фойе играл оркестр. Вальс «На сопках Маньчжурии». А какая публика кругом! Впрочем, всякого народу хватало. Были и студенты, и гимназисты даже… Хотя, тем, вроде бы, запрещено в кинотеатры.

– Ах, Иван… Ты совсем не умеешь танцевать… Но, стареешься, да… Слушай! Я буду тебя учить! Пластинки и граммофон имеются… Вот только время…

Да, время… Этого и не хватало…

Прозвенели звонки. Первый… второй… третий…

В зрительном зале погас свет. Послышался треск киноаппарата.

Первой шла фронтовая хроника. Показывали окопы, ликующих солдат, танки. Публика реагировала бурно:

– Ого! Вот это она и есть – танка!

– Ну и страхолюдень! Поди, немецкая?

– Английская! Не видишь, что ли?

– Смотри, смотри – немцы! Пленные. Ух, гады!

– И не немцы это, а австрияки. Что, по мундирам не видно?

– Мужики как мужики…

Хроника кончилась. На экране появился блистательный Макс Линдер.

Как все хохотали! И Аннушка – в том числе…

– Ой, ой… Бык-то сейчас… Ой, смотри, смотри! Лыжи в квартире надел! А как же по лестнице? Вот же ж умора!

Иван Палыч давно уже держал Аннушку за руку.

На экране стали целоваться.

– Телячьи нежности!

Набрался смелости и Иван… Анна не возражала…

После сеанса они еще посидели в небольшом ресторанчике неподалеку. Заказали мороженое, вино.

На улице, за большим окном, падал мягкий свет. Снежинки слово кружили в танце.

Какой-то парень в фуражке и военной шинели фотографировал девушку на переносной аппарат… почти такой же, как тот, что сгорел в церкви…

– Смотри-ка, твоя знакомая! – холодно улыбнулась Анна. – Как ее… кажется, Ксения? Ишь, какая шубка!

– Да, это мадемуазель Ростовцева, – доктор поставил бокал на стол. – А с ней… Черт побери! Штольц! Ну, наш Штольц. Федор Иванович, ротмистр… раненый!

– Да вижу… Похоже, раны ему не мешают…

– Так он выздоравливает. Собрался на побывку, к себе, в Ригу… А потом снова на фронт.

– Господи… – девушка покачал головой. – Когда же, наконец, закончится эта чертова война? Как она всем надоела… А Штольц нашел, где снимать! Ну и фон – сплошная кирпичная ограда… Интересно, где он взял фотоаппарат?

– Мог и купить…

– Мог… Насмотрелся на отца Николая.

* * *

Вечером, в больничке Аглая что-то не спешила домой. Сидела, бестолково суетилась да все поглядывала в окно… Ждала кого-то?

Слышно было, как на станции трубно прогудел паровоз. Вечерний поезд.

Вскоре на крыльце послышались шаги.

Аглая бросилась открывать:

– Алексей Николаевич! Что ж вы так долго-то? Говорили, к вечеру управитесь… до темна… а уж…

– Ничего, Аглаюшка… Я это…

Смущено глянув на девчонку, Гробовский повернулся и незаметно подмигнул доктору.

Тот понял:

– Аглая, глянь в палатах – все ли нормально?

– Хорошо.

Санитарка вышла, и поручик резко понизил голос:

– Ездил сегодня в город… по известному делу. Советовался, встречался кое с кем… Кое-что узнал… так, почти случайно.

Чуть помолчав, Гробовский вдруг нервно дернул левым глазом:

– Копает кто-то под тебя, доктор! Анонимку написали… Хотят объявить шарлатаном! Снова комиссию жди. На этот раз – вашу, медицинскую.

Глава 13

Проверка…

Ну сколько можно? Кому так сильно он насолил? Или банальная зависть?

– Зависть, – словно прочитав его мысли, произнес Гробовский.

– А может, Сильвестр?

– Да ну! – отмахнулся Гробовский. – Тому первому не выгодно сюда проверки нагонять – опять начнут копать, опять с морфием вся история может вылезти… Не он это. Думаю, из города кто-то, из врачей.

– Из врачей⁈

– Конечно! А ты думал все рады твоему успеху? Кто-то годами осваивает деньги правительственные, разрабатывает вакцины – и живет себе припеваючи. А тут ты нарисовался – за полкопейки все придумал. Это получается, что их бурную деятельность переплюнул и теперь под угрозой их деньги и теплые места. Вот и строчат во все инстанции.

– Ладно, разберемся и с проверкой. Тем более у меня еще после прошлой все документы готовы и приведены в порядок.

– Иван Палыч, я еще немного побуду у тебя? – чуть смущаясь, спросил Гробовский. – Понимаю, что вечер, но…

– Алексей Николаевич, сколько угодно! – улыбнулся доктор. – А я пока схожу в лабораторию – нужно поставить еще партию на вызревание. Вакцина заканчивается.

Напевая под нос песенку, вернулась Аглая.

– Аглаюшка, да ты прямо соловей! – заулыбался Гробовский. В глазах вспыхнула искорка. – Спой ещё, а я, может, и спляшу!

– Скажете тоже, Алексей Николаич! – Аглая, покраснев, махнула рукой, но улыбка выдала её. – Льстите, как всегда. Впрочем, – она тут же нахмурилась, – это ведь больница! Не место для танцев!

– Конечно-конечно! – поспешно закивал головой Гробовский. – Вы как всегда правы.

Доктор направился в лабораторию.

«Молодец, Алексей Николаич, – подумал он, отпирая дверь, – хоть кто-то в Зарном не о тифе да поджогах думает».

Комнатка встретила его запахом агара и спирта. На столе ждали чашки Петри, пробирки, спиртовка – его «зверята», как он звал бактерии, требовали заботы.

Сев за стол, Иван Палыч зажёг лампу и достал склянку с глюкозой. Мысли, тяжёлые, как осенний снег, путались.

Вакцину получило почти все село. Но были и те, кто добровольно идти не хотели – в основном те, кто безоговорочно верил травникам и лечился их методами. К таким темным людям нужно было идти самому, убеждать, объяснять, растолковывать. Вот ведь чудные! От смерти их спасаешь, а они еще и не хотят!

– Палыч, ты чего в потёмках химичишь? Зажег бы больше ламп, – Гробовский встал у порога, не смея заходить – помнил про чистую зону.

– И так нормально, – ответил доктор. – Главное, свет на микроскоп падает.

– Я просто за водой пошел – с Аглаей решили чайку попить. Тебе принести?

– Нет, спасибо!

– Молодец все-таки ты, Иван Палыч, – вдруг задумчиво произнес Гробовский. – У нас с тобой недопонимание конечно в начале нашего знакомства случилось, но просто работа у меня такая. А теперь вижу – человек ты прекрасный, за людей переживаешь. Вон, ночами не спишь, вакцину делаешь, всю деревню уже защитил от заразы.

– Всех – да не всех, – вздохнул доктор.

– Что такое?

– Да вон, глянь, – он кивнул на список, который лежал на столе. – Крестиком помечено кто прошел вакцинацию. А «минусом» – кого еще предстоит уколоть. И это самые упертые. Аглая говорит, это из староверов, раскольники. Живут на краю села общиной и во все эти вакцины не верят. А там десять семей, посчитай полста человек. Там только один заразиться – и все слягут.

– Так в чём проблема, Иван Палыч? Если они к нам не хотят ехать, то тогда мы к ним поедем. Объясним все доходчиво, покажем. Я вот тут знакомую фамилию вижу – Аввакум Федоров. Он у меня свидетелем по одному делу проходил, нормальный мужик, толковый. Меня знает. Я с ним поговорю, все объясню. А он уж и остальным растолкует. Завтра и начнём объезд, я с тобой. Вакцина твоя и правда работает – в Рябиновке хоронят, а у нас тишина. Уговорим, не впервой!

Доктор отложил пробирку, посмотрел на поручика. Его лицо, усталое, осветилось надеждой.

– Серьёзно, Алексей Николаич? Поможешь?

Гробовский, ухмыльнувшись, хлопнул его по плечу:

– Конечно! Бери шприцы. Всех провакцинируем!

На том и договорились.

* * *

Больница тонула в ночной тишине и лишь изредка где-то в коридоре поскрипывала половица да потрескивала печь. Гробовский с Аглаей выпили чаю, нехотя разошлись по домам. Иван Палыч, сидя в смотровой за столом, при свете керосиновой лампы, просматривал список вакцинированных и откровенно клевал носом.

За дверью послышались шаги – лёгкие, тихие. Дверь скрипнула, и в проёме возник Штольц.

– Иван Палыч, не спите? – его лицо, бледное, с резкими чертами, осветил слабый свет.

Он шагнул внутрь, закрыв за собой дверь.

– Дежурю, Фёдор Иваныч, – ответил доктор, отложив список. – А вы чего в полночь бродите? Раны беспокоят?

Штольц улыбнулся, но улыбка вышла натянутой.

– Раны заживают, спасибо вам. Скоро, поди, выписывать будете?

Он сел на топчан.

– Скоро, Фёдор Иваныч. Ещё неделя, и в Ригу поедете, на побывку. Или на фронт рвётесь?

Штольц покачал головой.

– Да разве кто-то по собственному желанию рвется на фронт? – грустно улыбнулся он. – Я интересуюсь, на самом деле, не из любопытства. Спросить хотел у вас. Даже, можно сказать, попросить… А нельзя ли… повременить с выпиской? Задержаться бы мне тут, в Зарном, ещё немного.

Доктор нахмурился.

– В чём дело? Рана то у вас не такая и тяжелая.

Штольц, будто уловив настороженность, вдруг усмехнулся, и его лицо смягчилось.

– Да вы не подумайте ничего плохого, Иван Палыч! Я не дезертир никакой и не уклонист. Всё проще! Ксения Ростовцева, знаете ведь ее? Красивая девушка, глаз не отвести. Хочу подольше с ней побыть… поближе, покуда время есть.

Он подмигнул, но глаза остались холодными, как лёд.

Иван кивнул.

– Понимаю, Фёдор Иваныч. Любовь – дело серьёзное.

– Меня ведь, как только выпишут, сразу и отправят далеко отсюда, может даже, на западный фронт, – вздохнул тот. – А Ксения, она видная девушка, долго одна не будет, за ней много кавалеров вьется. Вот и хотелось бы подольше побыть с ней, пока я тут.

Штольц поднялся.

– Конечно, я все понимаю и моя просьба очень дерзкая, наглая – я не в праве занимать койку, когда лечение нужно другим. Тем более в такое время. Однако я готов и не занимать ее вовсе. Побуду в городе в гостинице. Мне самое главное, чтобы вы бланк больничного листа продлили – хотя бы на пару-тройку дней. А может, и на недельку даже. Без него меня ведь сразу заберут. А с бланком я официально больной получаюсь, никто не тронет. Все по закону.

Штольц улыбнулся.

– Подумайте, а? Для доброго дела.

Он шагнул к двери, но обернулся, ожидая ответа.

– Я подумаю, – сухо ответил доктор.

– Ну вот и хорошо, – кивнул Штольц. – Спокойной ночи!

* * *

Утром Иван Палыч встал довольно рано. Собрался, приготовил саквояж со всем необходимым. Едва успел выпить чаю, как пришел и Гробовский.

– Ну-с, Иван Палыч, готов?

– Готов.

– Куда это вы так рано собрались? – вышла Аглая.

– На вакцинацию, – пояснил доктор.

– Алексей Николаевич, вы уж там присмотрите пожалуйста за Иваном Палычем, – заботливо попросила санитарка. – Ведь совсем себя не бережет. Да и с волками будьте осторожны. Охотников, говорят, отправили, да еще не всю свору перестреляли. Зверь нынче голодный.

– Мы в тут сторону где зверь, не поедем, – пояснил Гробовский. – На край села съездим – и вернемся, к обеду.

– Ну и хорошо, – кивнула Аглая. – Я тогда к тому времени пирожков напеку.

– Пирожки – это хорошо! – заулыбался Гробовский.

Двинули в путь.

– Палыч, не гони, а то зубы вытрясет! – крикнул Гробовский, перекрикивая мотор. – Староверы эти никуда не денутся, а я себе спину отобью.

Иван Палыч, усмехнувшись, сбавил ход. «Дукс» катил по тракту, мимо сугробов и голых ив. По всему было видно, что приход зимы не за горами. А судя по рассказам Аглаи она тут лютая, с трескучими морозами. Эх, еще бы дров побольше выписать в больницу! Надо бы с Чарушиным потолковать по этому поводу, может есть какой-то способ.

Дорога вилась через реку.

– Иван Палыч, голубчик, останови! – заголосил Гробовский.

– Что такое? Зверя увидел?

– Нет. История тут – мне бы в кусты отлучится. До туалету. Чай просится.

– А чего с утра в больнице не сходил?

– Да не удобно как-то было – Аглая там. Останови – я быстро.

Доктор хмыкнул, свернул с дороги к кустам. Остановились. Иван Палыч заглушил «Дукс», мотор затих, и тишина, звенящая, накрыла округу.

Мост, в сотне шагов, едва виднелся в утреннем тумане.

– Не шуми только, Алексей Николаич, а то волков привлечем, – рассмеялся доктор.

– Да ну тебя! – шуточно отмахнулся Гробовский, поспешно уходя в кусты. – Только вспомню про тот вечер – так волосы на затылке шевелятся. Ведь сожрать могли же нас! В самом деле могли. В прошлом году почтальона так съели. Не до шуток было!

Вдруг из тумана донёсся стук копыт и скрип колёс. Иван Палыч насторожился. К мосту, с другой стороны Зарного, подкатил уже знакомый фаэтон. Субботин! А что он тут делает? На самый край села забрался.

С другой стороны вынырнула повозка, крытая рогожей, с облезлой клячей. Доктор, затаив дыхание, вгляделся. Из фаэтона, пошатываясь, вылез… Сильвестр! Вот так встреча!

– Алексей Николаевич! – шикнул доктор, боясь, чтобы тот не спугнул добычу. – Гробовский!

Лицо Субботина, бледное, как снег, блестело от пота, несмотря на мороз. Руки тряслись.

«Ломка!» – догадался Иван Палыч и понял причину встречи. И ведь специально сюда приехали, чтобы никто не видел. Уже никому видимо не доверяли и встречаться в трактире не захотели. Лишние уши ни к чему. А тут – лес кругом, тишина, никого нет… Но только это они так думают!

Из повозки спрыгнул Сильвестр.

– Алексей Николаевич! – вновь шепнул Иван Палыч.

Гробовский насвистывал мелодию и хоть мост располагался далековато от их места, риск быть услышанными был большим.

Субботин, дрожа, шагнул к Сильвестру, его голос, хриплый, долетел обрывками:

– … бумагу давай, не томи… аптека ждёт…

Сильвестр, ухмыльнувшись, вытащил из кармана свёрток.

– Что тут… – Гробовский вышел из кустов и в мгновение все понял. Зашептал: – Мать честная! С поличным их поймали!

– Деньги вперёд, Егор Матвеич, – ответил Сильвестр. – Морфий нынче дорог. Сам понимаешь.

Субботин, выругавшись, сунул ему пачку ассигнаций, выхватил бумагу и, спрятав в карман, поплёлся к фаэтону. Потом обернулся, принялся что-то говорить, словно вспомнил какую-то новость.

– Надо брать!

– Что? – такого предложения Иван Палыч не ожидал. – Прямо сейчас⁈

– Другого шанса не будет! – Гробовский достал револьвер. – Не надо никаких теперь фотографий – вот они, голубчики, как на блюде поданы. Взять сейчас – и им не отвертеться. Ну что, Иван Палыч, сможем?

Гробовский вопросительно глянул на доктора.

– Сможем! – кивнул тот.

– Тогда так – заводи «Дукс», прыгаем на него и летим к фаэтону. И там, пока те не успели опомниться, берем этих жуликов! Эффект в неожиданности.

Доктор осторожно приподнял «Дукс», кивнул Гробовскому:

– Садись!

– Только, Иван Палыч, – предупредил Гробовский. – Завести нужно с первого раза. Иначе – уедут. Спугнем.

– Понимаю, – доктор дернул кикстартер, и «Дукс», рыкнув, рванул из кустов.

* * *

Их заметили не сразу. И даже когда по местности прокатился густой рев «Дукса» Субботин и Сильвестр еще продолжали о чем-то разговаривать. А потом, когда Иван Палыч вырулил на дорогу, те всполошились. Они явно не ожидали тут увидеть посторонних, тем более Гробовского и доктора.

– Ни с места! – закричал поручик, выхватывая наган. – Вы арестованы!

Несколько мгновений на лицах бандитов был ступор.

Потом Сильвестр совсем по звериному зарычал, рванул к фаэтону и прыгнул на козлы.

– Эй! – Субботин ошалело уставился на него. – Куда? Это же мой фаэтон!

Но Сильвестр уже хлестнул вожжами. Лошади рванули вперёд, и Субботин, недолго думая, запрыгнул на подножку, едва не слетев от толчка.

– Чёрт! – выругался Гробовский. – Уходят! За ними, доктор!

«Дукс» взревел, рванул в погоню.

– От нас не уйдут! – задорно ответил доктор, прибавляя скорости.

– Догоним, Иван Палыч! Догоним! Я их лично мордами в грязь макну! – больше саму себе прокричал Гробовский. – Ничего! Догоним!

Фаэтон нырнул между ухабами, подбрасывая Сильвестра, отчаянно хлестающего лошадей. Субботин, балансируя на подножке, обернулся и… достал револьвер!

– Алексей Николаич!..

– Вижу!

«Неужели будет стрелять?» – подумал доктор.

И понял – будет.

Иван Палыч повернул руль, уходя с линии обстрела – и весьма вовремя. Субботин выстрелил. Пуля просвистела над головой, врезалась в камень.

– Близко! – проворчал доктор, пригнувшись. – Вот ведь ироды!

И добавил газу, нагоняя фаэтон.

– Сильвестр! – заорал Субботин, цепляясь за борт. – Гони!

– Молчи и стреляй! – рванул тот, сворачивая в узкую лесную тропу.

Фаэтон опасно накренился, одно колесо оторвалось от земли, но Сильвестр, как безумный, поддал лошадям еще.

– Они с ума сошли! – Иван Палыч сжал кулаки. – Разобьются же!

– Не успеют, – сквозь зубы процедил Гробовский. – Я их первее пристрелю, гадов!

«Дукс» рванул вперёд, вплотную приблизившись к фаэтону.

– Последний шанс! – Гробовский поднял наган. – Останавливайся!

В ответ Субботин вновь выстрелил.

Одна из пуль чиркнула по кожуху мотоцикла, другая просвистела у самого виска Гробовского.

– Чтоб у тебя, межеумок, самовар в штанах закипел! – выругался поручик, злясь. – Иван Палыч, давай ближе! Я ему сейчас дырку во лбу нарисую – за покушение на должностное лицо!

Мотор «Дукса» взревел.

Выскочили на крутую дорогу и едва не врезались в толстое корневище, торчащее из земли. Пришлось сбавить скорость и уйти влево. Фаэтон же перескочил через корни, едва не разбив колеса. Субботин подпрыгнул и чуть не вывалился.

– Сильвестр! – рявкнул он. – Рвань сиволапая, хуже губернской клячи на льду! Угробишь же!

Тот не ответил.

Вновь послышались выстрелы. Пуля со свистом пролетела где-то совсем рядом. Гробовский ответил двойным залпом.

– Эк-х! – надсадно выдохнул Субботин и сразу же прижался к задку.

– Ранил? – спросил доктор.

– Лучше бы убил, сволочь такую! – злобно процедил Гробовский. – Иван Палыч, нажми. Сейчас я и Сильвестра…

Но пристрелить Сильвестра Гробовский не успел. Три подряд выстрела едва не завершили гонку – доктор в последний момент успел вывернуть руль и уйти в сторону.

Сильвестр времени зря не терял. Забрав оружие у Субботина, он стрелял теперь сам, умудряясь при этом еще и править транспортным средством.

Мотоцикл вновь нагнал противника. Иван Палыч постарался зайти с неудобного бока, чтобы не дать Сильвестру шанса на точный выстрел.

– Держись крепче! – крикнул доктор, чувствуя, как подпрыгивает на ухабах мотоцикл. Фаэтон резко свернул за поворот, и Сильвестр, оглянувшись, высунулся из козел, блеснув дулом револьвера.

Выстрел.

Пуля просвистела мимо, сорвав кору с берёзы.

Лошади прибавили ходу – Сильвестр гнал их уже вовсю, грозя разбиться на первом крутом ухабе.

– Бей по колесу! – закричал Иван Палыч.

Гробовский удивился, но вопросов задавать не стал. Вместо этого прицелился и выстрел.

Первая пуля ушла выше. А вот вторая полетела точно, пробив спицу. Колесо тут же повело и буквально вырвало из оси. Фаэтон резко развернуло и кузов опасно накренился. Взбрыкнулись лошади и воз перевернулся. Мешком выпал Субботин, Сильвестра выкинуло к дереву.

Иван Палыч затормозил, соскочил с мотоцикла. Гробовский рванул к Субботину, доктор – к Сильвестру.

– А ну без глупостей, суслятина бестолковая! – рявкнул Алексей Николаич, закручивая руки кулаку.

Субботин застонал.

– Алексей Николаич, не стреляй… Я… это… не по злому умыслу… давай решим вопрос здесь, у меня деньги есть…

– Себе в глотку свои деньги засунь! – отрезал Гробовский. – Сядешь, паскуда, и надолго!

– Легче, ранен я!

– Замолкни! Иван Палыч, у тебя как?

Доктор, прижав Сильвестра к стволу, вывернул тому руку – нож, хищно блеснув, упал в снег.

– Держу, Алексей Николаич! Но этот змей ещё кусается!

– Бей его, не стесняйся. При задержании можно, если есть опасность. Потом напишем, как эти ироды в нас стреляли! Наподдай ему!

Сильвестр, тяжело дыша, ядовито ухмыльнулся.

– Доктор… зря суетишься. Не по зубам я тебе…

– По зубам или нет, разберёмся! – отрезал Иван, крепче заламывая ему руки. – За все ответишь – и за подделку документов, и за покушение, и за поджог церкви! До конца жизни тебе хватит!

– О чем таком говоришь? – наигранно вскинул брови Сильвестр. – Шутить изволишь?

Гробовский, подойдя, ткнул того наганом в бок.

– Какие уж тут шутки? Палыч прав. Антип твой сдал тебя, про долг, про трактир, про спички с керосином – все рассказал. К тому же с поличным ты пойман – мы сами все видели, как ты этому, – он кивнул в сторону Субботина, – бланки с морфием продавал. Так что не отвертеться тебе. Да еще и покушение на должностное лицо – чуть не пристрелил меня. К тому же оружие, думаю, нелегальное. Что скажешь? Где наган взял? Молчишь? Чистосердечное напишешь – авось, поможет, пару годков скостят.

Сильвестр сплюнул, его глаза, узкие, как щели, заметались. Ага, почувствовал, что жаренным запахло.

– Антип… болтун… Но без улик, поручик, вы мне не страшны. Керосин? Докажи! Морфий? – он кивнул на Субботина, скорчившегося у дерева. – Его спроси, он покупал… Не я.

Субботин, услышав, взвыл:

– Врёшь, подлец! Ты подсунул, ты заставил! Я… я не хотел… – его голос сорвался, руки затряслись – накатывала ломка. – Иван Палыч, ты хороший человек, ты все понимаешь. У меня болезнь, жилы выворачивает. Я только по этому делу. А церковь и покушение – это не я. Это вот он. Если надо, я все напишу. Только не губи! У меня… у меня сын остался! Не меня, его пощади. Без папки ведь останется, пропадет!

– А когда ты сына своего с его матерью колотил в ломке что-то не заботила тебя его судьба! – злобно процедил доктор. – Поздно спохватился.

– А что, Иван Палыч, – усмехнулся Гробовский. – Может, тут их и оставим? А то мороки теперь столько – вон каких кабанов до села везти. А тут волки свой суд устроят, за ночь и косточки не останется! И всем проще будет. Были такие вот жулики – и пропали! Кто знает, может в бега подались? А найдут фаэтон – так тут и понятно все. Пошли двое дружков в лесок, с морфием, да не расчитали силенок. А зверье уже и подсутилось. Что скажешь? Ловко я придумал?

– Это самосуд! – завопил Субботин.

– Ты не кричи – волки знаешь какие на слух тонкие? К тому же у тебя вон рана и кровь сочится. От запаха крови они совсем с ума сходят. Дуреют.

– Алексей Николаич, да что же это такое происходит⁈ Не губи! Я… я все напишу! Слышишь? Все напишу! Про этого гада все напишу!

– Заткнись! – вдруг подал голос Сильвестр. – Заткни пасть!

Гробовский незаметно подмигнул Ивану Палычу и тот понял, что это был такой трюк. Запугал Субботина, который на поверку оказался трусом.

– Напишешь, говоришь? – спросил поручик.

– Напишу! Вот те крест!

– Ну коли так, – немного подумав, ответил он. – То ладно, так уж и быть. Поехали прямиком к Лаврентьеву – там все на бумаге и изложишь! А обманывать вздумаешь, так я не поленюсь, верну тебя сюда. К дереву привяжу и…

– Не передумаю! Не передумаю, Алексей Николаевич! Ты только отметь там, в протоколе, что чистосердечно я, что покаялся я, с повинной.

– Ты не думай, доктор, что победил, – вдруг совсем тихо, с каким-то звериным рыком произнес Сильвестр. – За мной последнее слово. И оно такое – я вернусь. Слышишь? Вернусь и отомщу. Ножом горло тебе вскрою, твоим же, скальпелем врачебным! Тогда и посмотрим кому весело будет!

С этими словами он рассмеялся, громко, лающим смехом. Встревоженная птица вспорхнула с ветки и полета прочь от этого пугающего места. А Сильвестр продолжал смеяться, все громче и громче.