Текст книги "Черные плащи"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4
Город Солнца

Если бы все прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия?

Козьма Прутков

– Да-да, друг мой, к сожалению, это именно так и есть. По крайней мере, все мои расчеты показывают, что осталось около двух лет, точнее – год и восемь месяцев. – Доктор Арно с грустью покачал головой, напоминая в этот момент вовсе не Эйнштейна, а какого-нибудь знаменитого шансонье – Шарля Азнавура или Жильбера Беко.

Саша обескураженно потянулся к бутылке:

– Что, действительно меньше двух лет?

– Если бы не взорвали Луну, нашего мира не было бы уже сейчас.

– Да уж, да уж… – Рассеянно разлив водку, молодой человек поднял рюмку, не зная, что и сказать.

– И причина всего этого катаклизма известна, увы, лишь некоторым, – опрокинув рюмку на западный манер, без тоста, скорбно продолжил гость. – Многие, слишком многие не понимают, не хотят понять. Неудачные эксперименты в рамках единой теории поля – вот с чего все началось! Порванная темпоральность, некая временная дыра, потянувшая за собой катастрофические изменения в гравитационных полях и в пространстве. Все ведь взаимосвязано.

– Да, да, вы писали. Эксперимент в Филадельфии и все такое.

– Бедняга Эйнштейн, если б он знал, к чему все это приведет! Тогда, в сорок третьем, он был консультантом ВМС США… Впрочем, не об этом сейчас речь – все бы ничего, если б пришельцы убрались из прошлого, не оставив никаких следов, как поступили мы. Однако…

– Я понял вас, Фредерик! – нетерпеливо перебил Александр. – Несколько человек из тех, кто пытался ограбить вместе с вандалами Рим, тогда от нас ушли. Что-то – пистолеты, автоматы Калашникова – могло уцелеть. Даже торпедный катер!

Профессор вдруг задорно расхохотался:

– Пистолеты? Катер? Боже мой, да это такая мелочь, о которой не стоит и говорить. Подумайте сами, друг мой, ну какое влияние на прошлое может оказать торпедный катер? Ему ведь нужно горючее, торпеды, а к пистолетам и автоматам – патроны. Ну, раз выстрелят, другой – и что дальше? Создать, скопировать даже простейшее огнестрельное оружие в тех условиях невозможно – увы, не доросли технологии, да и порох еще не скоро изобретут. Нет, друг мой, тут дело вовсе не в катере и не в пистолете. Дело в реакции общества! Понимаете, в древних хрониках Иордана, Прокопия Кесарийского, Идация и прочих, кто так или иначе писал о вандалах, стали упоминаться странные вещи. Например, у епископа Виктора Витенского, у Проспера Аквитанского и у других. Я не стал делать выписки, уж позвольте, перескажу своими словами.

– Да-да, конечно, – кивнул молодой человек. И тут же вскинул глаза: – Вы сказали «стали упоминаться»? Что значит – стали?

– Да так вот… не знаю, как и объяснить. – Доктор Арно развел руками. – Один из старых корифеев исторической науки как-то разразился статьей в специфическом журнале. «Руки прочь от древностей» или что-то подобное. Так вот, он сильно возмущался тем, что кто-то переделывает летописи, те самые древние хроники, где говорится о государстве вандалов. Божится, что раньше ничего подобного в трудах упомянутых мной хронистов не обнаруживалось.

– И что это значит?

– Значит, хроники изменились… потому что изменилось прошлое! А именно государство вандалов. В нем появилось много такого, чего в ту эпоху просто не могло быть! Если помните, Александр, мы как-то уже беседовали на эту тему, но так, вскользь. Еще Гейзерих начинал строить типично абсолютистское государство! И ту же линию продолжил его наследник, ваш хороший знакомый Гуннерих. И как продолжил! Понимаете, друг мой, может, я путано объясняю, но каждой исторической эпохе соответствует свой менталитет, свои общественные институты.

Об этом еще в двадцатые годы прошлого века писал великий немецкий философ Мартин Хайдеггер в работе «Бытие и время». Темпоральность и жизнь человека накрепко связаны, бытие насквозь исторично. Ну не может возникнуть в варварском государстве, скажем, академия наук или парламент и демократия, даже развитая полицейская система! А у Гуннериха, если судить по летописям, она есть! И даже более того – полный, тотальный контроль, и это в эпоху бездорожья, почти полного отсутствия средств связи, когда короли варваров вынуждены были кочевать, переезжая из города в город, чтобы хоть как-то удержать государство в руках. Понимаете, обычный варвар не может ни с того ни с сего вдруг стать окружным полицейским комиссаром да еще развить на этом поприще бурную деятельность, способную привлечь внимание Прокопия Кесарийского, Иордана и прочих хронистов. Хайдеггер абсолютно верно заметил, что, рождаясь, человек обнаруживает себя как бы заброшенным в мир, в котором он всегда находится в определенной исторической ситуации. А эта историческая ситуация для вандалов – родовой строй, остатки военной демократии и еще только зачатки феодализма, не более того. А вовсе не абсолютная власть монарха, опирающаяся на развитую систему контроля и связи. По Хайдеггеру, это все – «бытие впереди себя» – будущее, в данном случае выступающее антитезой их настоящему – «бытию рядом». История, в общем-то, нелинейный процесс, и в этот процесс, как он протекал в королевстве вандалов, явно кто-то вмешался извне, понимаете, друг мой?

– Да что вы все заладили, дорогой профессор, «понимаете, понимаете» – что, я похож на круглого идиота? У меня, между прочим, супруга настолько умная, что и спать-то иногда рядом было страшно! Что вы так смотрите? Шучу, шучу… Хотя вы на ее книжную полку взгляните: тот же Хайдеггер, Гадамер, Гуссерль, Пригожин – кого только нету! Катерину всегда к знаниям тянуло, а к философии – в особенности, так что и я скромным своим умишком кой-чего нахватался. Вполне понимаю все, что вы, мой друг, сказали и даже что скажете сейчас – наверняка речь пойдет об актуализации проблемы темпоральности, переоткрытии времени, теории нелинейных динамик, синергетике и всем прочем, о чем писали Пригожин, Николис, Можейко. О ветвлении – точках бифуркации: где-то вандалы проскочили такую точку, повернули к абсолютизму и еще черт знает к чему.

– Все правильно, дружище, не обижайтесь! – Профессор одобрительно похлопал собеседника по плечу. – Смею только уточнить – точку бифуркации вандалы проскочили не сами. Им помогли извне. Направили в нужное русло.

– Извне? Но какой интерес…

– Пока не знаю. Понимаете… Ой, извините, друг мой! – Профессор сконфуженно опрокинул рюмку и пощелкал пальцами. – Закушать бы…

Саша поспешно указал на журнальный столик:

– Так вот же – оливки, сыр, лимончик.

– Ах да, да. – Улыбнувшись, доктор Арно пригладил волосы. – Что-то я в последнее время стал рассеянным. Так вот, в системе ветвления, в точках этой самой бифуркации, всегда присутствует некий сдерживающий элемент, аттрактор, скажем…

– Скажем, Иван Грозный, при наличии благоприятных возможностей, может, и стал бы королем Англии или Польши, но вот японским императором – никогда! Это и есть аттрактор.

– Примитивно, но по сути – так, – усмехнулся профессор. – И вот этот аттрактор в королевстве вандалов кто-то сломал. Не знаю пока, в каких целях, но…

– Тоже извне? – уточнил Александр.

– Именно! – Гость вдруг поднялся и подошел к саквояжу, откуда вытащил какой-то глянцевый листочек. – Давно хотел вам показать. Это как раз имеет отношение к нашей теме. Взгляните, друг мой!

Саша с удивлением развернул обычный рекламный буклет. В нем кто-то на все лады расписывал удобства и безопасность некоей охраняемой территории, поселка или небольшого городка, местечка, судя по компьютерным рисункам, для людей далеко не бедных.

– Виль де Солей, – негромко прочел молодой человек – текст был на французском. – Город Солнца. Ну и что в этом такого? Обычный буклет, обычный охраняемый поселок – мало ли таких? Состоятельные люди желают безопасности, покоя, удобства.

– Необычна цена – десять миллионов евро! И это только за то, чтобы туда попасть, – дом и все прочее оплачиваются отдельно.

– Десять миллионов? – Александр похлопал глазами. – Однако… И это, говорите, не считая недвижимости. Кто ж туда поедет? Конкурентов-то море, да и мир… скоро перестанет существовать.

– Вот именно поэтому и поедут! Вы не поняли, мой дорогой друг. Город Солнца – это некий оазис спасения. Кстати, Саша, вы как-то подозрительно спокойно восприняли цифру в год и восемь месяцев. Не поверили? Или уже готовы к катастрофе?

Молодой человек опустил голову и вздохнул:

– Готов. Моя жена и сын, знаете ли…

– Да-да, вы писали.

– Поэтому… наверное, меня уже ничто в этом мире особо не держит. Катастрофа так катастрофа – что ж… Гм… интересно, а где всей этой супербогатой сволочи предлагают спастись?

– А вы подумайте!

– Так-так… Не на Луне – Луну взорвали… Марс? Спутники Юпитера? Космическая станция? Господи… так ведь это все тоже крякнет – и Марс, и Юпитер… вся вселенная! От одной темпоральной дырки – такие следствия!

– Неравновесная система вблизи точек бифуркации оказывается сверхчувствительной к самым незначительным флуктуациям, – наставительно заметил гость. – Иными словами, малые причины порождают большие следствия. Вселенная всегда стремится к хаосу, чтобы из хаоса вновь возник космос.

– Та-ак… – Саша пропустил слова собеседника мимо ушей. – Значит, не в космосе… значит… Боже! Неужели…

– Именно! – воскликнул доктор Арно. – Им предлагают укрыться от страшного катаклизма в прошлом! Больше просто негде. И это прошлое…

– Королевство вандалов! Ай да Гуннерих, ай да сукин сын, вот, значит, у кого Город Солнца!

– Кстати, ключи от него здесь, у вас, рядом. Александр изумленно взглянул на профессора.

– На озере под названием Га-га-рье.

Глава 5
Озеро Гагарье

Самый отдаленный пункт земного шара к чему-нибудь да близок, а самый близкий от чего-нибудь да отдален.

Козьма Прутков

Гагарье – обычное лесное озерко, каких в этой местности много; узкое, около километра в ширину, и километров десять в длину, оно располагалось в такой дикой глуши, что вести там какое-то строительство представлялось делом абсолютно бесперспективным. Ни дорог, ни связи, ни людей – изрезанная речушками-ручьями тайга, болота да звериные тропы. Если кто в те края и заглядывал, то почти исключительно охотники-рыбаки да еще туристы из числа особо упертых.

Саша и его гость отправились туда из чистого любопытства – интересно было взглянуть, каким это образом там что-то строят. О стройке этой как раз и сообщил профессор, в свою очередь получив сведения от инспектора Нгоно, который, собственно, и раздобыл рекламный проспект Города Солнца, распространяемый отнюдь не в среде широких народных масс.

– Знаете, Фредерик, – положив весла, обернулся Саша. – Честно говоря, что-то мне не очень верится в эту стройку. Ведь дорогу надо вести – первым делом дорогу, хотя бы грунтовую, потом стройматериалы завозить, рабочих, технику. Уж мимо моей «Столовой» ни одна весточка бы не прошла. А я ведь ни сном ни духом. Да вы и сами-то посмотрите вокруг, дружище! Тишь, да гладь, да божья благодать.

И в самом-то деле…

Сидевший на корме, у мотора, Вальдшнеп-Весников – хозяин лодки – ухмыльнулся. Встревать в беседу с заморским гостем он и не пытался – стеснялся.

Время близилось к обеду, и Александр, по совету многоопытного и знакомого с этими местами Николая, причалил к небольшому островку – развести костерок да сварить ушицы из наловленной по пути рыбки. Рыбка была знатная – таких вот форелей, да еще приготовляемых Сашей по особенному местному рецепту, гостю наверняка никогда не доводилось пробовать даже в самом фешенебельном ресторане, каком-нибудь «Максиме» или «Лидо».

С погодой повезло – дни стояли солнечные, теплые, будто бабье лето таки надумало вернуться. Правда, по ночам уже подмораживало, и утром, со сна, зуб на зуб не попадал, однако к полудню солнышко разогревало прозрачный осенний воздух градусов до пятнадцати, а то и до двадцати. Нагуливая жирок, в камышах крякали утки, на плесе, у песчаной косы, играла рыба, а в синем безоблачном небе, недвижно расставив крылья, парил коршун. И – никого, ни единого человечка: туристский сезон кончился, а из рыбаков мало кто сюда добирался – далековато все же, и куда ближе рыбные места в достатке имеются, слава богу.

– Это озерко Савватьевым называется, – раскладывая костерок, негромко рассказывал Весников, которого, налив стопку, наконец вызвали на беседу. – Святой Савватий тут, говорят, в стародавние времена скит выстроил, жил с братией, молился да рыбку ловил. Другое озеро, через протоку, – Турындино, на нем нежилая деревня, когда-то давно колхоз был. Там лодку бросить придется, ясен пень, – ни протоки, ни речушки нет, а до Гагарьего семь километров пехом, по зимнику.

– По чему? – тут же переспросил профессор.

– Ну, зимник, дорога такая, зимняя, зимой только бывает, ясен пень, летом – одна тропа, по ней и пойдем. Опять-таки, болотины… Ну, гати должны быть, коль уж деревня.

– Да-а. – Доктор Арно засмеялся. – Вот уж действительно, как вы говорите, глушь.

– Вот и представьте – как стройматериалы возить? Черт! – Саша в который раз уже расправил на коленях туристическую карту-двухверстку. – Тут ведь одни зимники. Реки – протоки не судоходные, по ним и на лодках-то стремно… Да еще заброшенных деревень много и дорог тракторных. Знаете, как тут раньше ездили? Вместо автобусов трактора ходили, гусеничные такие, с санями – на сани и почту грузили, и продукты для местного сельпо, и бочки с соляркой, ну и пассажиров, если таковые находились, брали. Представляете? Едет этакий агрегат, дымит, ревет на весь лес, сани из толстых бревен тянет!

– О-ля-ля… – Француз поцокал языком. – Интересно, как у вас раньше жили, – экзотика!

– Кому экзотика, а кому жизнь, – хмыкнул Саша. – Говорят, неплохо жили: тут и сейчас дичи да рыбы да ягод-грибов полным-полно, а уж тогда было… настоящая прорва! Правда, в магазинах – одна водка да соль, старики рассказывали. И добираться – по зиме еще ничего, заложил дровни да лошаденку запряг – рано ли, поздно ли, а где надо будешь.

– Добудешься, – подал голос Весников. – Так тогда говорили: не «ехать», а «добываться».

– Интересная семантика.

– Уж куда интересней, – рассмеялся Саша. – Зимой на лошаденке да еще на лыжах, а летом на лодочках-ройках или, уж что серьезнее, на тракторных санях. До центральной усадьбы на тракторе, а там на попутной полуторке до райцентра. Сотню километров три дня плюхали.

– Как вы, Саша, лодочки обозвали? Рой-ки?

– Ну да. Долбленки такие, из одного ствола, а рядом другой привязан для противовеса. Да-а-а… – Запалив костер, молодой человек принялся снова изучать карту. – Одни тракторные дорожки-зимники и те из соседней области. А от нас, пусть и напрямик, так вообще никаких дорог к Гагарьему нету. Правда, если в проводники кого из местных взять, быстро можно «добыться». Вот как мы с вами. Всего-то пара дней – и Гагарье.

– За пару дней, Саша, всю Францию проехать можно. А вся Россия, за исключением больших городов, – просто чудовищные, никому не нужные, пугающие просторы!

– Почему это никому не нужные? – обиделся за Россию Саша.

– Потому что необустроенные, это же невооруженным взглядом видно! И поселки ваши, и деревни, ты, Саша, извини, но…

– Ладно, проехали. – Молодой человек махнул рукой и вытащил из рюкзака водку. – По чуть-чуть? Под ушицу.

Доктор Арно улыбнулся и, потянув носом воздух, плотоядно потер руки:

– Под ушицу – в самый раз будет!

– Ну, тогда вздрогнули!

– Так ушица же еще не…

– А вот за это и выпьем! Чтоб вкуснее была и быстрей сварилась! Подай-ка хлебушек, Николай… Берите, вот… последняя буханка осталась.

Подкрепившись, затушили костер и снова тронулись в путь. По озерам шли на моторе, а в протоках да на отмелях не рисковали – садились за весла. Александр лодку нарочно взял не из своих – слишком они приметные, да Весников и сам пригодился – все тропки и протоки знал. И лодка у него обычная, каких здесь, ну, не сотни, но что-то около того есть.

В небе ярко сверкало солнышко, напоенный горючим двигатель довольно урчал, и бил прямо в лицо свежий сентябрьский ветер. От носа лодки пенными усами разбегались белые волны, доходили до берегов, раскачивая камыши и упавшие в воду желтые листья. Осень. Сентябрь. Самая лучшая пора – еще не холодно, не слякотно, не хмуро, но и нет уже комаров, мошки, слепней всяких гнусных, да и зверь лесной сыт, и змеи, сплетаясь в клубки, обмирают на зиму. Хорошо!

Александр улыбнулся – вот также они в прошлом году с Катериной… Не в эти места, правда, выбрались – поближе, но тоже «добываться» пришлось. Катя… Мишка… Сколько времени уже прошло, а Саше почему-то никак не верилось в их гибель. К водопадам отнесло? Ну не могло такого случиться, Катерина уж на что осторожной была, тем более когда с сыном.

С другой стороны, и лодки – желтенькой, с голубым дельфинчиком на бортах – так и не нашли, даже обломков. Потому и подумали про водопады – там-то не одну лодку утаскивало, после и щепки не всплывало. Водопады, кстати, здесь не так далеко: если сразу за Турындиным озером свернуть направо, а потом… Впрочем, черт с ними, с водопадами.

Александр решил проведать эти глухие места не только по просьбе гостя, да и не очень-то ему верилось в странный Город Солнца. Нет, тут другое – хотелось забыться, развеяться, хотя бы чуть-чуть, хотя бы немного. И предложение доктора «сгонять на Га-га-рье» пришлось как нельзя более кстати. Правда, Александр в этом никому не признался бы.

Ближе к вечеру они пересекли озеро вдоль и пристали к полуразвалившимся дощатым мосткам, светло-серым, под солнцем выцветшим до этого тоскливого оттенка безысходности и напрасных надежд.

Да, был когда-то колхоз, работали бригады, даже электричество имелось свое – от соседней речушки, где плотина и маленькая ГЭС… тоже были когда-то. И люди жили, и играли свадьбы, и кричали, возясь в пыли, дети, молодежь летом собиралась на околице – «погулять», а зимой в какой-нибудь отдаленной избе или клубе – «на беседу». А потом в райцентре вдруг решили построить завод, ныне уж давно почивший в бозе, но когда построили и он заработал, убил деревни, высосав из них всю кровь, всех людей, словно исполинским насосом. В городе давали квартиры – не сразу, но давали, тогда как тут, в деревнях, куда ни ехать, а «добываться» надо, что за жизнь? Грязь одна да пьянство беспробудное, да вкалывать нужно до седьмого пота, а развлечений никаких… Да что там развлечения – школу и ту закрыли!

– Сейчас хорошую избу поищем, – вытащив из моторки весла, довольно потер руки Весников. – Там и поночуем, а то тесновато в палатке-то вашей. Сань, вы покуда на берег подымайтесь, а я лодку во-он, в камышинах припрячу.

– Так от кого прятать-то, Коля? Тут нет никого.

– Это посейчас, ясен пень, нет. А вдруг заплывет кто? Уведет мотор – мы и не услышим. Знаем, бывали случаи, время сейчас такое – в лесу кто только не шастает. Вон у Тимохи Смирнова, мужика нашего, недавно охотничью избушку сожгли. А казалось бы, кому надо? Вот и лодку негоже на виду оставлять.

– Ладно, делай как знаешь. – Александр махнул рукой и обернулся к профессору. – Идемте, Фредерик, выберем избу.

– Вы так говорите, друг мой, словно мы эту избу сейчас купим! – хохотнул француз.

– Не купим, так хоть заночуем. А то и впрямь – в палатке-то тесно, да и холодновато уже.

Из десятка изб, собственно и образовывавших деревню, можно было остановиться только в двух, да и то лишь на первый взгляд. Все остальные либо покосились так, что страшно даже рядом стоять, либо вросли в землю по самые окна, либо треснули, прогнулись крытыми осиновой дранкой крышами, в таких ночевать все равно что под открытым небом.

Одну из двух оставшихся поднявшийся с озера Весников забраковал сразу:

– Вон, венцы-то сгнили почти… опасно. Давайте-ка другую глянем.

Другая изба оказалась вполне подходящей, видно было, что кто-то в ней уже ночевал, причем не так давно: в самодельном буфете-комоде – «залавке» по-местному – Саша обнаружил перловую крупу в пластиковой пивной бутылке, спички и немного соли.

– Кто-то из рыбаков оставил, – обернувшись к профессору, пояснил Александр. – Мы тоже оставим – так положено.

Доктор Арно рассеянно кивнул, с любопытством разглядывая висевшие на стенах блеклые фотографии в черных рамках. Рамки были большими, а снимки, наоборот, маленькими, засиженными мухами, так что едва удавалось разобрать, кто на них изображен – какие-то мужчины в гимнастерках, женщины в цветастых платьях и накинутых на плечи платках. Немые свидетели чьей-то чужой и теперь уже мало кому понятной жизни. Колхозы, совхозы, битвы за урожай…

– Что же, – покачал головой француз, – их и не забрал никто? Ведь память.

– Кому память, а кому… – Весников, поглядев, усмехнулся. – Старики, видать, померли, когда срок пришел, а молодым этот хлам не нужен. Слышь, Сань… – Он обернулся. – Я тут во дворе дровишек надыбал, разожгу печечку… а вы с хренцузом пока бы за рыбкой…

– И то дело, – улыбнулся молодой человек. – Пойдемте, Фредерик! Эй-эй, месье Арно, на что вы так засмотрелись? Русской печки не видели? Или лавки?

– А? Нет, не видел. Если в музее только.

– Ладно, насмотритесь еще – ночи теперь светлые. Пошли рыбу ловить.

– О, рыба – это хорошо! Особенно уха – в вашем приготовлении, друг мой! Смею заметить, у нас с вами обеды и ужины как в лучших ресторанах. Ваша заслуга, Александр! Если б вы были поваром, мэтром…

– Если б я был поваром, дорогой Фредерик, я бы не смог так готовить, потому как мне это было бы неинтересно, как неинтересна любая рутина.

Рассмеявшись, молодой человек вытащил удочки и махнул рукой:

– Пошли.

– Долго там не задерживайтесь, – на всякий случай предупредил Весников и, конфузливо хмыкнув, занялся печью. Конфузливо – потому что промахнулся из ружьеца по уткам, промазал, будто пятнадцатилетний пацан-губошлеп. Саша, правда, в этот момент качнул лодку, потянувшись за белой кувшинкой.

– Как разгорится, можешь уже и котелок поставить, – выходя, предупредил Александр. – Только не соли – я потом сам.

– Да идите уже. Если с мостков не будет клевать – там рядом, за ивами, хорошее место, увидите.

С мостков не клевало. Может, рыба была пуганая, а может, просто местечко неудачное.

– Пошли-ка, дружище Фредерик, к ивам… Эк! А хорошо Николай лодку припрятал – ни за что не отыщешь, коли не знать.

За ивами, над небольшим обрывчиком, обнаружилась слаженная кем-то скамеечка, которую Александр вежливо уступил гостю, сам же принялся ловить стоя. Закинул – и сразу же поймал неплохую щучку. Кинул в прихваченное с собою ведро.

– Полежи пока, может, еще и чего лучше наловим.

И тут же, будто в подтверждение его слов, профессор вытащил на червя увесистого налима. А за ним, почти сразу, второго.

– А ведь прав Коля – хорошее место. – Саша довольно улыбнулся, насаживая на крючок червя из тех, что накопали в банку еще раньше, на острове. – Налимья печенка, если умеючи приготовить, пальчики оближете! Чу! – Он вдруг замер. – Что это? Слышите? Кажется, плывет кто-то.

– Ну да. – Француз прислушался. – Точно, мотор. А вон, слева, – привстав, профессор показал рукой, – и лодка.

– А места-то здесь людные! – Александр усмехнулся. – Сразу две лодочки собрались. Интересно, кого это несет? Хм… гляди-ка, к мосткам не поплыли… к тому берегу подались. Браконьеры, что ль? И кажется, знакомая лодка. Пойду-ка я за биноклем схожу. А вы пока ловите, Фредерик, поверьте, не всем так везет.

– О да, да! – счастливо засмеялся профессор. – Удачная сегодня рыбалка.

– Ну, у кого как…

Усмехнувшись, молодой человек быстро пошел в избу за биноклем.

– Лодка, говоришь? – Весников сразу насторожился. – И кого это черт принес?

– Нет бы сказать – «Бог послал», – ехидно поддел его Саша. – Ладно, пошли на мостки, глянем.

– Лучше бы с обрывца, – возразил Николай. – Может, у них тоже бинокль? Зачем, чтоб видели?

– Экий ты… Ладно, пошли к обрыву. Кстати, дым-то из трубы валит – поди, заметили.

– Заметили, да ведь в гости-то не пришли, не пожаловали. Значит, встречаться ни с кем не хотят. Хорошо, что я лодку подальше спрятал.

– Да ладно тебе. – Саша отмахнулся. – Сейчас взглянем…

Приложив бинокль к глазам, он отвел на кустах ветки… и не поверил увиденному, узнав в одном из вновь прибывших того неприятного цыганистого типа, что «разрулил» недавнюю свару, выпрашивал у Александра телефон, желая узнать насчет меча. И дался ему этот меч! Саша, кстати, тогда так и не позвонил, некогда было. С профессором разговаривали, потом вот на Гагарье поплыли. И этот хлыщ, вишь ты, тоже здесь! Странно, более чем странно. И что ему в этой глуши делать? На охотника, рыбака или туриста не очень-то он и похож. Тощий, сухой, словно вобла… А может, и не он это вовсе?

Молодой человек протер окуляр рукавом, снова всмотрелся… Да нет, он! Саша, слава богу, на зрительную память не жаловался.

Та-ак…

– Федорыч! Взгляни-ка, лодка чья?

Весников наконец дождался бинокля, обрадовался, внимательно стал рассматривать быстро удалявшуюся моторку.

– Митьки Немого «казанка». Точно, его. Мужик это наш, с рожденья немой. Рыбак и охотник, места здешние лучше меня знает. Черта какого-то куда-то повез.

Именно что черта!

Снова взяв бинокль, Александр приметил, что неприятный тип, как его – Михаил Петрович вроде бы, так он представился, – и одет как-то странно: камуфляжная куртка поверх дорогого костюма, болотные сапоги. Это при белой-то сорочке! Да уж, непонятно все это… удивительно даже.

Вернувшись в избу, Саша развернул карту и присвистнул:

– Коля! А выходит, с того берега до Гагарьего куда как ближе!

– На тот свет оттуда ближе! – усмехнулся Вальдшнеп. – Там болота одни, трясина. Правда, если хорошо гати знать…

– А Митька Немой знает?

– Этот? Да пожалуй что знает. Я же говорю, он из этих мест родом.

Прищурившись, Александр задумчиво посмотрел вдаль:

– Послушай-ка, Федорыч, а там, случайно, никакой протоки нет? Чтобы не пешком по болотам, а так, на лодочке.

– Да нет там ничего, ясен пень! – хмыкнул Вальдшнеп.

– А на карте что-то такое обозначено!

– Ручей там обозначен. Он, конечно, спору нет, бурный, только вот глубиной по колено, а то и по щиколотку. Да и камней там полно – перекаты. Нет, пешком вернее будем! – Весников оглянулся на отошедшего в сторонку профессора и, понизив голос, спросил: – Слышь, Саня, а хренцузу этому обязательно на Гагарье надо? Может, и Турындино сойдет? Ему какая разница-то?

– Не, Коля. – Саша покачал головой и усмехнулся. – Гагарье ему нужно, точно. Какие-то там исследования. Кстати, он тебе за это, кроме тех денег, что дал, еще и премию выплатит. Да-да, уж будь уверен!

– Ну, коли такое дело, сладим!

Вальдшнеп заметно повеселел и, выгоняя спрятанную в камышах лодку, даже принялся насвистывать. Радостно заработал мотор, затрещал, вспугнув целый выводок уток; медленно отвалив от мостков, лодка набрала скорость и понеслась вдоль заросшего ивняком берега.

– А не быстро плывем? – обернувшись, крикнул Саша.

– Ась? – Из-за шума двигателя Весников ничего не слышал. – Чего ты говоришь-то?

– Мотор-то заглуши! Мотор, говорю, глуши! Амба!

Вальдшнеп наконец понял и, заглушив двигатель, удивленно уставился на Александра.

– Дальше на веслах пойдем, – негромко сказал тот. – В ту сторону, куда те на своей лодке поплыли. К ручью!

– К ручью так к ручью. – Вспомнив про обещанную премию, Весников покладисто кивнул. – Как скажете, мне-то какая разница?

Дальше плыли в тишине, лишь чуть поскрипывали уключины. Даже без мотора лодка шла ходко – оба, и Саша, и напросившийся поработать профессор, гребли в охотку. Вальдшнеп поглядывал на них с кормы и ухмылялся.

– Не пройдем мы там, вот увидите. Зря только прокатимся… Впрочем, ваше дело.

Александр повернул голову:

– А ты, кстати, Митьки Немого лодочку видишь?

– Ну, нет.

– Так выходит, они по ручью пошли?

– Не факт! Могли и к острову.

– Так мы бы их тогда заметили.

– Если они вдоль берега двинули – нет.

– Ладно, не будем спорить… Где ручей-то?

– Да вот здесь где-то должен быть, в камышах… Говорю ж, он мелкий, не пройдем. – Весников вдруг наклонился с кормы, прищурился: – Вправо, вправо теперь… во-он, где камыши… Ох, ни фига же себе!

Сие удивленное восклицание как раз и относилось к якобы ручью, на деле оказавшемуся полноводной речушкой, пусть и не очень широкой, но все же метра два-три.

– Это, что ли, он и есть? – ухмыльнулся Саша. – Ничего себе, мелкий!

Он достал дно веслом: получилось где-то метр – метр двадцать.

– Думаю, и на моторе пройдем спокойно.

– Не, на моторе нельзя, тут камней полно.

И в самом деле, камней в этой протоке хватало! Пару раз даже цепанули днищем – проскрежетало, как бормашина по больному зубу, Александр невольно поежился – ну до чего ж мерзкий звук!

Так, на веслах, и плыли дальше. Вытащив двигатель на корму, Весников перебрался вперед и, наклонясь, всматривался в темную воду, при этом все бубнил что-то себе под нос, видно, никак не мог справиться с удивлением:

– И чего он так раздулся? Вроде и дождей-то нынче не так много было, а вот поди ж ты… А! Ясен пень, бобры! Бобров тут, Саня, до дури! Ну вот, до плотины ихней дойдем – и встанем.

– До плотины так до плотины! – засмеялся Саша. – Все не пешком.

– Ну, ясен пень, – согласно кивнул Вальдшнеп. – Хренцуза-то не сменить? Поди, утомился?

Поменялись: Весников уселся за весла, а доктор Арно занял место впередсмотрящего. Наклонился да все пугал:

– Камень! Камень!

– Не камень это, а травы пучок!

Ну, пару раз носом стукнулись – ничего, отвернули да поплыли себе дальше, посмеиваясь над профессором. А тот все высматривал:

– О-ля-ля! Еще камень… да какой большой! Осторожней… Оп.

В этот раз ткнулись, не успели заворотить.

– Не, это не камень. – Весников бросил весла, привстал. – Колода какая-то… А ну-ка…

Он быстро перебрался на нос и вдруг крикнул в ужасе:

– Труп! Утопленник, мать честная! Господи… наверное, кто-то из рыбаков. Нет, скорей из туристов, байдарочники эти, придурки, тут каждую весну тонут.

– А ну-ка, перевернем! – Натянув повыше рыбацкие сапоги-бахилы, Саша спрыгнул в воду. Благо тут было неглубоко, меньше метра, да и течение едва чувствовалось – потому-то утопленник и не уплыл, зацепился за камень. – Да помогай же, Федорыч, чего сидишь!

Общими усилиями перевернули…

Издав сдавленный крик, Весников так и сел в лодку:

– Митька! Митька Немой это. Да ты, Саня, его должен помнить.

– Ну, помню… – Молодой человек настороженно всматривался в пропитанную кровью одежду на груди покойника. Потом, преодолев брезгливость, расстегнул на мертвеце рубашку и присвистнул:

– А он ведь не сам утонул… помогли. Вон рана-то…

– Чем это его?

– Ножом, финкой… Прямо в сердце… Эй, мужики! – Александр обернулся. – Негоже его тут оставлять, давайте хоть на берег вытащим. В милицию бы сообщить, да связи здесь никогда не бывало. Может, похороним?