Текст книги "Черные плащи"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Так спрашивали уже! Впрочем, сходи, если хочешь. Послать слугу проводить?

– Нет, я дорогу помню.

Ну наконец-то Александр остался один, наконец-то появилась возможность выполнить давно задуманное дело – узнать о своих. При купце как-то неловко было интересоваться молодой женщиной и ребенком – у Сальвиана обязательно возникли бы вопросы, нет, уж лучше расспрашивать без свидетелей.

Спустившись по узкой, петлявшей среди кустов тропе к дороге, Саша быстро направился к деревне, приземистые домики которой виднелись невдалеке от бухты. Идти было где-то с километр – молодой человек преодолел его очень быстро, почти бегом. И, чуть-чуть не доходя до селения, резко свернул влево, к морю, где на песчаной полоске пляжа копошились мальчишки, человек пять, все смуглые и худые. Дурью не маялись, все по-взрослому – чинили сети.

– Бог в помощь. – Подойдя ближе, Александр остановился рядом с парнями.

– И тебе, господин. Желаешь купить рыбу?

– Желаю кое-что спросить.

– А ты, уважаемый, кто? – полюбопытствовал самый старший.

– Я – друг и доверенное лицо господина Деция Сальвиана! – важно пояснил молодой человек. – Разве вы не видели – мы с ним вместе приехали, на двух лошадях.

– Не, не видели, – разом покачали головами ребята. – Мы с утра в море были. Тут недалеко… Рыбку ловили.

– А в бухту… вон в ту, заходите? – Александр показал рукой на то место, откуда только что явился.

Этот, казалось бы, вполне невинный вопрос его вдруг вызвал в рядах местных подростков замешательство, а у самых младших – и страх, явственно промелькнувший в их черных как уголь глазенках.

– Нет, господин. – Старший покачал головой. – В эту бухту мы не заходим, она издавна считается нехорошей… да и вообще…

Как-то туманно вдруг стал выражаться парень, что для туземцев вообще-то не было характерно.

– Месяц или полтора назад вы тут молодую женщину с ребенком не видели? – Устав ходить вокруг да около, Саша задал вполне конкретный вопрос.

На что сразу же получил такой же ответ:

– Нет. Не видели.

– А лодка? Чужую лодку на берег не выбрасывало? Желтенькая такая, смешная.

Ребята переглянулись:

– Не, господин, что ты! Тут только наши лодки, чужих отродясь не было.

Ну конечно не было… Александр усмехнулся, сообразив, что сморозил глупость: ну да, скажут они про чужую! Даже если бы и была – «наша», и точка.

Однако упертые пареньки… Пойти попытать счастья в деревне? С одной стороны, за тем и явился, однако едва ли там чего толком скажут. Местные и с Сальвианом-то общались без большой охоты, а уж с совершеннейшим чужаком… Тут только материально заинтересовать можно!

– Ну, не видели так не видели, извиняйте, что время отнял.

Весело подмигнув, Саша вытащил из кошеля солид из числа недавно заплаченных купцом в качестве аванса и, подбросив его на ладони, деловито зашагал прочь.

Мальчишки алчно переглянулись…

– Господин! Мы это… видели! И лодку, и женщину… с ребенком. А не говорили, потому что тебя боялись. Мы вообще тут к чужим не привыкли. Но если ты, любезнейший господин… Ммм… А это что – солид?

– Солид. – Александр с усмешкой обернулся. – А вы думали, медная фибула?

– He-а… – Парни засмеялись, не сводя с монеты глаз.

Ну, еще бы – целых сорок денариев, этакое-то богатство!

– Расскажете про лодку и женщину – монета ваша! – обнадежил молодой человек.

Ух, какие они оказались разговорчивые, эти туземные дети! То было слова не вытянуть, а тут вдруг принялись болтать наперебой. Вот что золото с людьми делает, стоило только поманить.

– Лодка… Да-да, она такая и была, как ты сказал, господин, желтая…

– Большая такая, красивая!

– И трое гребцов!

– Не, не, гребцов не было. Три пары весел… нет, четыре! И еще – мачта с парусом.

– А женщина… у-у-у! Вот такие бедра! А грудь – как две дыни!

– Волосы черные как смоль!

– И как пылающие угли глаза.

– Сам ты как уголь! Как звезды – вот!

Саша разочарованно слушал вполуха, потом махнул рукой:

– Ну все, стоп! Кого вы развести-то хотите?

– Чего, господин? Если ты ищешь женщину, мы сможем…

– Пока, ребята! Пишите письма мелким почерком.

Сплюнув в песок, молодой человек, уже не оглядываясь, зашагал в деревню, подальше от юных вралей. Так и шел, пока не услыхал позади голос… Нет, даже не позади – откуда-то сбоку. Кто-то прошептал:

– Господи-ин!

– Бог подаст! – Краем глаза Саша заметил прятавшегося за придорожными кустами парнишку. Скорее всего, одного из тех юных охотников за солидом, которые вновь взялись чинить сети.

– Господин… про лодку-то у нас многие знают. Но чужому не скажут ни за что. А вот про женщину… я сам-то, конечно, не видел ни женщины, ни ребенка…

– Проходи, проходи, говорю. Иди по своим делам.

– Зато знаю того, кто их видел! Ой, господин, только не поворачивай головы, иди себе спокойно, а вон там, у ручья, сверни за межевой камень.

– А стоит ли?

– Та женщина, Заиз говорил, была почти голой. Как и ребенок, мальчик лет четырех.

– Так-та-ак… – Александр почувствовал, как захолонуло сердце. – Ладно, уговорил, встретимся за межевым камнем. Только учти, ежели опять будешь врать – откручу уши.

– Я не буду врать, клянусь святой Перпетуей! Я даже и говорить-то ничего не буду – сейчас приведу Заиза, ты только чуть-чуть подожди… Господин!

– Ну, что еще-то?

– А ты не обманешь с солидом?

– Кто бы говорил про обман! Черт с тобой, давай веди своего Заиза, да поторапливайся, пока у меня не пропала охота слушать ваши байки!

– Я сейчас, господин, я мигом… А своим я сказал, что побежал за веревкой. Просто не хотел при них… да и про Заиза вспомнил не сразу. Ты иди, господин… вон он, межевой камень.

Возле указанного ориентира – валуна в человеческий рост – Саша и уселся в ожидании появления таинственного Заиза. Тот оказался смешным лопоухим мальчишкой, еще более щуплым, нежели приведший его товарищ, тот самый, старшенький.

– Ну? – Александр сдвинул брови. – Говори, Заиз!

– Говори! – строго предупредил парня старший. – Да потом не смей никому болтать о нашей встрече, иначе голову оторву, понял?

Заиз испуганно икнул и хлопнул глазами:

– Это в августе было или, может, в июле, ну, летом еще, я скот пас, отару… А утром, раненько, к морю спустился – обмыться. Смотрю – женщина! Страшная… И это… нагая!

– Но, но! – удивился молодой человек. – А ну-ка, давай поясни, что значит страшная и нагая?

– Ну, худая очень, вот, верно, как я!

– Не ври ты, черт! – Старшой живенько залепил своему протеже звонкую оплеуху. – Таких худых, как ты, не бывает! Кому сказал – говори чистую правду.

– Так я и… – Заиз боязливо всхлипнул. – Я и говорю. Чистую правду…

– Значит, тощая?

– Ну, может, господин, и не совсем худая, но и не такая, как все деревенские женщины. Наши-то пухленькие, красивые… а эта…

– Так, понял тебя. – Александр усмехнулся: у разных народов в разные эпохи представления о женской красоте сильно отличались. – Дальше говори.

– Ну вот, нагая… одна узенькая голубая полоска на бедрах… и это… – Парнишка сглотнул слюну и шмыгнул носом. – Грудь голая.

Узенькая голубая полоска… Саша вспомнил любимый Катин купальник. И голая грудь… Ну да – верхнюю часть бикини, вероятней всего, сорвало волнами.

– А лицо? Лица ее ты не помнишь?

– Не, господин, далековато было. Вот мальчишка с ней маленький был – это помню.

– А лодка?

– А лодку наши позже нашли, да и то разбитую. Желтенькую такую.

– Цвет волос ты тоже не разглядел? Или, может, татуировки?

– Волосы вроде темные… Больше ничего не видел, так ведь и недолго я на них смотрел – они к своим побежали!

– К своим? – Молодой человек с удивлением вскинул брови. – Это как понимать – к своим? Откуда ты это знаешь?

– Да видно было… Корабль в бухте был, и с него лодка… или – к нему, с берега плыли… не помню точно. Так с нее женщину эту заметили… или она первая помахала. Грудь так прикрыла, ребенка за руку взяла… А ее с лодки окликнули. И она радостно так отозвалась, побежала навстречу.

– Та-ак… дальше что?

– А ничего, господин. В лодку села, да к кораблю они и поплыли. Во! На плечи ей что-то накинули… ну, те, кто в лодке…

Александр шумно вздохнул:

– Поня-а-атно… То есть ничего не понятно. И с чего она к лодке побежала? Гм… А что за корабль был? Большой?

– Да не особенно. – Заиз пожал плечами.

– А как выглядел?

– Да я не могу рассказать… Нарисовать если только.

– Нарисовать?

– Ну, вон, на песке… Рисовать? – Парнишка почему-то посмотрел не на своего собеседника, а на старшого.

– Рисуй, – махнул рукой тот. – Только быстрее, некогда нам тут с тобой.

– А я сейчас, сейчас… пойдемте.

Они спустились на пляж, к морю, Заиз встал на коленки, подобрал раковину…

Надо сказать, рисовал он довольно умело – этакий местный самородок, неожиданный в здешних местах. Оп – провел линию – борта, а вот мачты… паруса… Черт побери! Саша глазам своим не поверил, хотя, признаться, в глубине души что-то примерно такое и ожидал. Еще бы! Парнишка-то изобразил на песке типичную гафельную шхуну. Во всех подробностях такелажа.

Глава 19
Осень – зима 483 года
Карфаген (Колония Юлия)
Пастырь

…Ваш соратник —

не простолюдин…

…Кровь благородная

видна по выправке!

«Беовульф»

Девушки вовсе не казались испуганными – смуглые лица их большей частью не выражали вообще никаких эмоций. Просто усталость, просто потухшие глаза, устремленный в землю взгляд.

– А ну-ка, подними голову, дура! – каркающим голосом произнес низенький, противного вида старик с плешью почти во всю голову.

Огромную, отороченную мехом шапку он снял и крепко держал в руках – видать, прятал в ней золотые монеты, опасаясь, что здесь, в рыночной толчее, ушлые воришки живо срежут с пояса кошель. Да и то сказать – кто же в кошельке деньги носит? Особенно в таких местах? Так, если только всякую мелочь.

– Хозяин! Эй, хозяин! – Старик громко позвал высоченного бородача в длинном плаще, который, однако, на его фигуре смотрелся куцым. – Хозяин! Эй, уважаемый?

– Что тебе, любезнейший господин?

– Пусть эта рабыня поднимет голову… Да-да, вот эта! Ишь, упирается, словно лошадь. Она что у тебя, непослушная?

– Да что ты такое говоришь, уважаемый?! Это же сама покорность. Смотри, какие у нее ласковые глаза… Как у стельной телки! А грудь? Грудь какая! – Продавец без всякого смущения рванул на девчонке рубище, обнажив грудь и спину. – Потрогай… Ну как?

– Гхм, гхм, – покашлял старик. – Не очень-то она и упруга.

– Ха, не упруга? Очень даже упруга, вот, смотри! – Работорговец принялся мять соски невольницы с такой силой, что бедняжка даже застонала и попыталась отстраниться, однако куда там! Торговец делал все, чтобы подороже и поскорее продать свой товар. – Ну как тебе? Глянь, какая стройная! Вот… – Быстрым жестом купец сорвал с девушки последние остатки одежды, похлопал несчастную по бедрам и ягодицам. – Красота!

– Какая-то она сутулая… и худая, – проведя пальцем по позвоночнику невольницы, недовольно произнес плешивый. – Вон, ребра торчат! Это ж ее только откормить во сколько денег встанет!

– Да, девка худа, спору нет, – поддержал старика один из подошедших поближе зевак-покупателей, кривоногий тип в грязно-белом бурнусе. – Худа и уродлива.

– Уродлива? Худа? – взвился торговец, оскорбленный в лучших чувствах. – Да что бы вы понимали в женской красоте! Посмотрите, бедра какие стройные! А кожа? Светлая, словно молоко верблюдицы!

– Вот-вот, я и говорю – бледная как смерть! Ты, верно, ее совсем не кормил, любезнейший? И интересно, много ли хочешь взять за такую тощую уродину?

– Пятьдесят солидов, – пожевал губами торговец.

– Пятьдесят солидов? – ахнули разом оба, плешивый и кривоногий. – Да столько стоит хороший кузнец!

– Так ведь и эта невольница тоже знает хорошее ремесло – она пряха!

– Скажи-ка! Эта худая дурнушка еще и пряха?! Ну надо же… – Поправив бурнус, покупатель натянуто рассмеялся и предложил: – Двадцать пять! И ни монетой больше!

– Эй, эй, – заволновался старик. – Я ее первым, между прочим, присмотрел.

– Можете не спорить, – отмахнулся работорговец. – За двадцать пять я ее не отдам. А насчет ее красоты…

Быстро оглядевшись вокруг, он понизил голос:

– Между прочим, именно таких и отбирают для себя «черные плащи»! А уж они-то в женской красоте толк знают. Сорок! И ни монетой…

– Ха, «черные плащи», говоришь? – визгливо заспорил кривоногий. – Так они и взяли такую костлявую!

– Именно таких и берут, клянусь святой Перпетуей! Даже больше скажу – специально заказывают.

– Тридцать давай, а? – наконец решился плешивый. – Это же очень хорошая цена – тридцать солидов! Да она и в самом деле пряха? Ты не обманываешь меня, уважаемый? Чем можешь подтвердить?

– Девка сама подтвердит. – Пожав плечами, работорговец ударил невольницу ладонью по щеке. – Эй! Ты ведь умеешь прясть, правда?

– Да, мой господин. – Девчонка как будто очнулась. – И еще могу шить, готовить, убирать…

– А искусна ли ты в любви? – снова встрял кривоногий.

– О, конечно искусна! – отозвался за свою рабыню купец. – А ты, уважаемый, тоже хочешь купить?

– Но я же, я же первый ее выбрал! – Плешивый старик обиженно зачмокал губами и вытащил запрятанные в шапке монеты. – Беру, беру за тридцать солидов, уговорил…

– Эй, эй, любезнейший, по-моему, речь шла о сорока! А впрочем, черт с ними, с деньгами! Бери за тридцать… пять. Только ради тебя! От сердца, можно сказать, отрываю…

Пока покупатель тщательно отсчитывал деньги, проданная девушка кое-как набросила на плечи рубище и вздохнула, покорно дожидаясь, пока новый хозяин закончит дела.

– Ох и ушлый же торговец этот Исайя! – со знанием дела обсуждали зеваки. – Хорошую цену взял, уж не прогадал.

– Этот-то пройдоха да прогадает? Ага, как же… Думаете, этот колченогий в бурнусе просто так подошел? Да они с купцом наверняка сговорились.

– Да уж, тридцать пять золотых за тощую девку – очень неплохая цена, да, неплохая.

– А что такое торговец говорил о «черных плащах»? Наверное, врал. Станут они скупать таких уродин!

– Ой, не скажи, не скажи, уважаемый! – Один из зевак, коренастый парень лет двадцати пяти, обернулся к затесавшемуся в толпу Александру. – Скажу тебе, «черные плащи» как раз вот таких и предпочитают – тощих, но с большой грудью и крепкой задницей. Правда, вряд ли бы они уплатили за эту девку такую цену. Да и обычно они оптом берут… Так что не прогадал Исайя, не прогадал! Ого… – Парень вдруг прищурился. – Вы только посмотрите на колченогого! Что я говорил? Они и в самом деле с Исайей в сговоре! Ишь ты, только что к девке приценивался, а теперь вон на мальчика глаз положил.

И в самом деле, дождавшись, когда плешивый старец уйдет, уводя только что купленную рабыню, кривоногий подошел к совсем юным рабам – мальчикам. Около них уже давно терся низенький тип лет тридцати, с потным круглым лицом и легкомысленными кудряшками, выбивающимися из-под шапки.

– Интересуешься чем, уважаемый? – Исайя слегка поклонился потенциальному покупателю. – Тебе, верно, нужен проворный слуга?

– Слуга? – Кучерявый нервно облизал губы и огляделся. – О да, да… как раз слуга и нужен. Такой… помоложе, порасторопнее.

– Так выбирай вон из этих. – Торговец сделал знак своему помощнику, дюжему парню с кулачищами-дынями и по-детски наивным лицом полного идиота. – Маршан, давай сюда всех троих.

Весело хмыкнув, тот вытолкнул к покупателю трех мальчишек.

– Выбирай, уважаемый, – осклабился Исайя. – Только, пожалуйста, не говори, что они недокормленные и тощие…

– Гм-гм. – Кудрявый задумался. – Даже не знаю, кого и выбрать.

– Тогда обрати внимание вон на того, крайнего, со светлой кожей… Если его отмыть – ммм! А впрочем, тебе ведь нужен просто расторопный слуга – тогда любой подойдет.

– А крайнего малого и я бы взял! – В дело наконец снова вступил колченогий. – Монет за полсотни.

– За полсотни?! – растерянно заморгал кучерявый. – Что, он действительно столько стоит?

– Да уж, стоит. Такие цены. Тем более – светлоглазый со светлою кожей… «Черные плащи» охотно берут таких.

– Полсотни… – Кудрявый вздохнул, не отрывая от указанного мальчишки тоскливо-похотливого взгляда. – Ах, эти торговцы… Клянусь святым Августином, и когда же они будут торговать так, чтоб и простые небогатые люди могли себе что-нибудь прикупить?

– Боюсь, это еще не скоро случится. – Кривоногий поправил бурнус и вдруг заговорщически подмигнул, кивнув на отвлекшегося на других покупателей Исайю. – Честно сказать, купчина-то подзагнул цену. Не стоит этот раб полсотни солидов, уж никак не стоит, пусть он и красив, как юный языческий бог!

– Да-а… – Кудрявый зашмыгал носом. – Я бы его, конечно, взял, но… У меня просто нет полсотни золотых!

– А сколько у тебя есть? – вкрадчиво осведомился пройдоха. – Просто я бы мог тебе немного помочь – вдвоем мы бы скинули цену.

– Правда?! Такое возможно?

– Вполне. Ну так сколько?

– У меня есть около тридцати солидов… последние деньги, увы…

– Тридцатка? Да, что и говорить – маловато. Ничего, попробуем скинуть до двадцати пяти… Но если получится – пять солидов мне, уговор?

– Ох…

– Да ты только посмотри, какой мальчик! Ммм… Такого враз уведут!

– Ну хорошо, ладно. Уговор!

Александр в это время стоял в стороне – пил купленное у разносчика вино в компании с остальными зеваками, надо сказать весьма метко комментировавшими все происходящее на рынке, точнее – в невольничьем ряду.

– Молодец, Исайя, нашел себе хорошего компаньона!

– Это ты про колченогого?

– Про него. Он и на той неделе тут ошивался, только не в бурнусе, а в круглой шапке.

– А до того – с бородой? Не он ли и был?

– Так он же старается не примелькаться. Смотрите-ка, снова торгуют раба. Вон того мальчишку… Видите, которому смотрят зубы? Ишь какой ангелочек – кудрявый его не зря торгует, ох не зря!

– Пятнадцать солидов!

– Что ты сказал, любезнейший?

– Говорю, пятнадцать солидов – красная цена!

– Это за подростка-то? Да как бы не дюжина.

– Вот-вот, а Исайя его не меньше чем за двадцать продаст.

– Ушлый он купец, этот Исайя.

– Да уж, палец в рот не клади.

Допив вино, Александр вернул разносчику стаканчик, усмехнулся:

– Рад был знакомству, господа!

– И мы…

– А тот колченогий… он, вообще, кто?

– А черт его знает! Это у Исайи надо спросить…

У Исайи? Ну уж нет – слишком это опасно, в лоб спрашивать, интересоваться чужими делами. И в спокойной-то обстановке проявлять столь неумеренное любопытство явно «не комильфо», а уж тем более здесь и сейчас – когда «черные плащи» имеют прямое отношение к торговым операциям. Работорговля – прибыльное дело, весьма… И главное, легко можно удовлетворить любые сексуальные прихоти «хозяев жизни», обитателей Города Солнца, как и было обещано в рекламном буклете.

Стало быть, «черные плащи» периодически покупают рабов у Исайи… И куда потом их увозят? Или уводят, так лучше сказать? А ведь это ниточка, след… За купцом, конечно, наблюдать не стоит – слишком опасно, он-то наверняка с «черными плащами» напрямую связан. А его колченогий помощничек? Он ведь, похоже, никакой не компаньон, а так, с боку припека.

Рассуждая таким образом, молодой человек рассеянно осматривал рынок. За невольничьим рядом продавали мелкий рогатый скот – коз, баранов, дальше торговали сеном, а также стригли и брили всех желающих, попутно выпуская «дурную кровь» – первое средство от многих болезней. Народу там скопилось изрядно, да и все зеваки, до того перемывавшие косточки ушлому Исайе, хлебнув винца, тоже потянулись к цирюльникам: не чтобы побриться и подстричь ногти, а просто поболтать, пообщаться. Хм, интересно, что за люди эти все праздношатающиеся граждане? Мелкие землевладельцы? Собственники доходных домов? Удачливые торговцы? Местные рыночные «жучки»? Скорее и то, и другое, и третье… Кстати, кто-то из них интересовался, откуда прибыл Саша, словно бы невзначай спросил, но довольно настойчиво, однако. Опять «черные плащи» – эти «жучки» на них работают? Очень может быть и даже вполне вероятно. Не постоянно, конечно, шпионят, просто сливают время от времени информацию. Хорошо, хватило ума впарить им байки про Гиппон Регий. Мол, оттуда явился, купец, жду весны. Сообщат все хозяевам, «черным»? Те проверят… Да пускай – пока проверяют, многое может произойти, очень многое.

А за колченогим надобно последить, более того – хорошо бы втереться в доверие. Вот только как, чтобы излишнего внимания не привлечь? Эх, не догадался взять с собой Весникова и Нгоно. Да сегодня и не получилось бы: Нгоно остался в мастерской, а от Вальдшнепа мало толку… С мастерской, кстати, очень удачно вышло, с купчиной этим, Децием Сальвианом.

– Сальве, господин!

А это еще кто тут нарисовался?

Тощий светлоглазый пацан с волосами, словно спутанная солома. Лицо вроде знакомое… А! Неудачливый воришка! Тот самый, кого едва не прибил разъяренный Весников. Мартин… Мартын…

– Сальве, сальве… Хочешь заработать? – вмиг сообразил молодой человек.

– Конечно хочу. – Парень охотно закивал.

– Видишь вон того, колченогого, в бурнусе?

– Ну да, вижу… А что?

– Знаешь его? Кто такой, где живет и все прочее?

– Ммм… нет, кажется. – Мартын озадаченно взъерошил затылок. – Хотя… вроде как-то на рынке видал. Но не скажу точно. А что он, господин, такого сделал?

– Барана у меня украл! – хохотнул Саша. – Прямо со двора свел, стервец.

– Барана?! – Парень хлопнул глазами. – Так он вор?!

– Да нет. – Молодой человек положил руку на плечо мальчика. – Не уверен. Может, и не он. Но похож, прощелыга, похож! А с другой стороны – нехорошо было бы ошибиться. Вдруг он ни при чем? Слышь, Мартын, я бы вот тебя о чем попросил – посмотри за этим колченогим, осторожненько все про него разузнай… Может, он такой человек, которому всякие там чужие бараны без надобности? Узнаешь, получишь солид.

– Два солида, господин.

– И я же его спасал! – Александр весело рассмеялся. – Хорошо – два. Узнай поскорей только. На вот тебе пока… задаток. Встретимся завтра в первой половине дня, здесь же… Нет, лучше чуть дальше, во-он у той харчевни.

– Она «У трех дубов» называется.

– Где ж там дубы?

– А говорят, росли когда-то.

Спрятав монету за щеку, Мартын сразу же сделал стойку, словно хороший охотничий пес. И надо сказать, вовремя: день медленно, но верно клонился к вечеру, ушлый Исайя уже заканчивал торговлишку, и колченогий, наверняка получивший свой навар, резво направился прочь. В какую-нибудь харчевню? Или домой? Ну, это ж теперь Мартына забота.

Солнце садилось, величаво повиснув над холмом Святой Перпетуи золотисто-оранжевым шаром. К церкви и нужно было Александру, и туда он отправился, стараясь побыстрее выбраться из гомонящей рыночной толпы.

Святая Перпетуя… Дочь богатого римского… или римско-карфагенского патриция, закоренелого язычника, приняла крещение, пойдя наперекор отцу… причем в целой компании родственников. С ним же и была казнена – правда, диким зверями их затравить не удалось, наверное, звери оказались сытыми, или Перпетуя со товарищи – чересчур уж невкусными, тощими… Всех убили просто мечами, и с тех пор сия благословенная мученица считалась христианами покровительницей Карфагена. На вершине холма, где когда-то стояла разрушенная римлянами крепость пунов, построили церковь, чем-то напоминавшую Саше знаменитую парижскую церковь Святого Сердца – Сакре-Кер, возвышающуюся на Монмартре белоснежной сахарной глыбой. Храм Святой Перпетуи здесь, в Карфагене, был очень на нее похож – такие же белые стены, вытянутые вверх купола, башенки, апсиды…

Туристов только не хватало и карманников. Впрочем, последние тут наверняка имелись в избытке. Что и говорить – к церкви постепенно стягивались люди, многие шли целыми семьями. Надо думать, когда-то это был кафолический храм, ныне признаваемый и арианами – отречься от святой мученицы даже им, отвергающим всю церковную организацию, оказалось не по силам. Слишком уж много людей, почти каждый здешний житель, считали святую Перпетую не только покровительницей города, но и своей личной заступницей, к которой обращали молитвы и упования.

Вот гулко ударил колокол – как видно, к вечерне. Немного подумав, молодой человек тоже решил зайти в храм, помолиться об удаче в своем многотрудном деле, уже получившем осязаемый толчок в нужном направлении. И главное, Катя, Мишка! Они живы и, мало того, где-то здесь, рядом. Обоих увели на гафельную шхуну, явно принадлежащую истинным хозяевам Карфагена! Катя бросилась к ним, как к родным… Еще бы – к своим-то современникам. Верно, заметила кого-нибудь в джинсовой куртке, побежала, подхватив Мишку… И где-то они теперь? Впрочем, о том можно вполне конкретно догадываться.

Выйдя из храма, молодой человек затерялся в многочисленной толпе, хлынувшей с холма вниз, на улицы, в одночасье ставшие людными. Все торопились – небо быстро синело, еще немного, и наступит вечерняя тьма, а ночная стража перекроет деревянными рогатками улицы – как в Константинополе, Равенне, Риме или любом другом городе. С наступлением темноты закроются все городские таверны, все злачные заведения, кроме, может быть, особо упертых либо заплативших немалую мзду.

– Подайте, Христа ради!

– Помолимся за душу твою, господин, помолимся!

– Пода-а-айте…

Нищие… Показатель, по которому в Средневековье можно было с большой достоверностью судить о благополучии или неблагополучии страны. Если подаяния просят давно примелькавшиеся граждане, профессионалы, после трудового дня снимающие рубище в собственных довольно приличных особнячках, значит, в государстве порядок, всего всем хватает. Если же нищих много и почти все они из тех, кого вышвырнуло на обочину жизни войнами, эпидемиями, неудачливыми реформами, то и государственная власть очень и очень непрочна, а общество нестабильно.

Здесь, на огромной паперти перед храмом Святой Перпетуи, похоже, в равной мере присутствовали и те и другие. Непрофессионалы держались несколько скованно и притом нагло: постоянные места не занимали, боялись, шарились в толпе, гнусавили противными голосами, надеясь побыстрее урвать, ухватить, убежать.

Нет, пожалуй, не в их числе следовало искать слепого Геристратия. Скорее на паперти, у самого входа, у стен храма.

И все же молодому человеку пришлось пару раз обойти весь храм, прежде чем в самом конце ограды удалось приметить слепого старика. Слепых-то хватало – сидели молча, протянув руки. Проходивший мимо народ, надо сказать, подавал не очень – так, иногда убогим что-то перепадало.

Александр в задумчивости остановился: и как тут найти нужного человека? Просто позвать? А собственно, почему бы и нет?

– Геристратий! – проходя мимо слепцов, несколько раз повторил Саша.

Ага! Вот один из нищих – сгорбленный, классического убогого облика старик с длинной седой бородой и в рубище, дернулся, приложил руку к уху.

– Ась? Кто тут упомянул Геристратия?

– Просто моя супруга велела подать милостыню именно ему…

– Ну, я Геристратий… Подавай.

– И еще Сульпиций из Тапса передавал поклон, – положив в протянутую ладонь старика денежку, негромко добавил молодой человек.

– Сульпиций из Тапса? – Нищий кивнул. – Знаю, знаю. Это очень набожный и богобоязненный человек.

– Вот-вот, очень набожный…

– Ты вот что… Подожди меня, господин… – Повернув голову, Геристратий что-то шепнул соседу – неприятному, покрытому жуткой коростой типу, и с неожиданным проворством поднялся на ноги, опираясь на длинный загнутый посох. – Идем. Я провожу тебя, господин. Там, слева, растет шиповник… видишь?

– Да. – Саша скосил глаза. – Очень уютное местечко.

– Там и поговорим.

Старик двигался так, будто прекрасно все видел, хотя пару раз едва не наткнулся на прохожих. Ухмыльнулся:

– Просто я, мой господин, все здесь очень хорошо знаю. Мой родной дед, царствие ему небесное, когда-то служил звонарем в этой церкви. В старые еще, благословенные, времена, до того как… Ты ведь хочешь найти здесь единоверцев, мил человек? – понизив голос, быстро спросил слепой. – Иначе бы не передавал поклоны…

– Конечно хочу! Для того и отыскал тебя, клянусь Святой Троицей!

– Тссс! Не надо об этом так громко! – Геристратий испуганно отстранился. – Сульпицию я верю – пустого человека он не пришлет.

– Так как же мне найти…

– Слушай, мил человек, и не перебивай. В квартале бедноты есть улица Медников, там, рядом, на небольшой площади – фонтан, откуда местные жительницы берут воду. Рядом – женщина средних лет, продает свежую рыбу. Зовут ее Лидия, подойдешь в пятницу утром, скажешь, что от меня. Она и отведет в церковь. Запомнил?

– Квартал бедноты, улица Медников, фонтан, торговка Лидия, – быстро повторил Александр. – Все так, ничего не перепутал?

– Все так. – Старик неожиданно улыбнулся. – Счастья тебе, мил человек, и удачи. Храни тебя Господь в это трудное время!

– И тебе да поможет Господь!

Солнце садилось уже где-то за городского стеною. От высоких куполов храма, от колокольни вытянулись длинные черные тени, а в небе, меж ветвями раскидистого платана, уже серебрилась луна.

Простившись с нищим, Саша спустился с холма и быстро зашагал к доходному дому Деция Сальвиана. Темнело и следовало спешить – молодому человеку вовсе не требовались проблемы с ночной стражей.

Утром, отдав необходимые распоряжения в мастерской, Саша накинул на плечи теплый, с подбоем плащ, махнул рукой Весникову и зашагал к рынку. Странно было, что тракторист на этот раз с ним не напрашивался, да и вообще вел себя смирно, никого, как обычно, не критиковал, много не матерился, а лишь загадочно улыбался. Впрочем, Александру было сейчас не до Вальдшнепа; поглощенный своими делами, он и не заметил в напарнике никакой перемены. Нгоно – тот бы, верно, заметил, кабы Саша не нагрузил его в мастерской: пора уже было шить паруса, отрабатывая и жилье и авансом взятые у Сальвиана деньги.

Утро выдалось дождливым, мрачным, низкое серое небо затянули плотные облака, словно бы прижимая к земле плоские крыши домов, приземистые базилики и портовые склады. Поплотнее закутавшись в плащ, Александр прошелся проулками, стараясь срезать путь, держа направление на широкую виа Цезария, ныне переименованную в улицу Гейзериха-рэкса. Римляне строили на совесть, ничего не скажешь – до сих пор и брусчатка в полном порядке, и по обочинам портики да мраморные статуи, многие даже целые.

На этот раз молодой человек зашел на рынок с другой стороны, не там, где торговали скотом и людьми, а дальше, близ харчевни «У трех дубов», как и уговаривались с Мартыном. Парнишки пока нигде видно не было, и Александр, заглянув в харчевню, заказал бокал подогретого вина – согреться. Выпил, посидел, подумал – и взял еще один, чтобы уж точно не заболеть, простуды тут только еще не хватало!

Вкусное оказалось вино, впрочем, оно здесь всегда было вкусным и недорогим, скорее даже дешевым. Саша заказал бы и третий бокал, да не успел – увидел, как в дверь заинтересованно заглянул Мартын.

– Сальве! – Александр помахал мальчишке рукой.