Текст книги " Страшный рассказ"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

Пощечина обещала получиться знатной – при всей своей волосатости и экспансивности парень выглядел крепким и размахнулся достаточно широко, чтобы сбить свою собеседницу с ног. Не успев ни о чем подумать, Юрий выбросил вперед правую руку и сомкнул ладонь на запястье человека, которого видел впервые в жизни. Ощущал он себя при этом не столько участником событий, сколько зрителем, случайно оказавшимся на премьере какой-то совершенно идиотской мелодрамы, где никто никого не слушает и не понимает, предпочитая скрежетать зубами от полноты чувств, рвать на себе белье и раздавать во все стороны трескучие пощечины.

– Не стоит, – как можно более миролюбиво произнес он, продолжая удерживать занесенную для удара руку молодого человека. – Если остыть и капельку подумать, ты сам это поймешь.

– Что?.. А! – Парень повернулся к Юрию лицом и оскалил зубы в свирепой гримасе. – Не усидел, красавчик? Лапы убери, а то и ты заодно схлопочешь!

– Уймись, чудак, – сказал Юрий, сдерживаясь. – Чего тебя разбирает? Я ее просто подвез. У нее машина испортилась, можешь ты это понять?

Разговаривать, не видя скрытых темными очками глаз собеседника, было тяжело. Глядя в перекошенное яростью лицо, Юрий чувствовал себя до крайности неловко. Кто его просил встревать в чужую ссору? Может, это у них нормальный стиль общения, откуда ему знать? Может, это игра такая… Юрию приходилось слышать о людях, вынужденных проделывать черт знает что, чтобы хоть немного возбудиться.

Пока Юрий предавался этим размышлениям, длинноволосый оттолкнул пытавшуюся встать между ними девушку и вцепился свободной рукой в ворот филатовской куртки.

– Я давно догадывался, – сквозь зубы цедил он, наматывая воротник на кулак и дыша Юрию в лицо запахом мятной жевательной резинки. – Я давно подозревал… Интересно было посмотреть, на кого эта дешевка меня променяла… Так и знал, что ее тянет на всякое дерьмо – без мозгов, зато при джипе…

– Ты успокоишься? – спросил Юрий, которому все это стало надоедать.

Краем глаза он видел, что на них оглядываются, а кое-кто и останавливается, чтобы поглазеть на бесплатное представление. Он представил себе, как они втроем выглядят со стороны – два сцепившихся мужика и девушка, безуспешно пытающаяся их разнять, – и ему стало тошно. Еще противнее ему сделалось, когда он услышал, как какая-то старушка с охотой объясняет всем желающим, что вот этот, здоровенный, со шрамом (то есть он, Юрий), ни с того ни с сего пристал к молодым людям, которые его вовсе не трогали, а спокойно разговаривали между собой. Он понял, что пора кончать с этой безобразной сценой, пока кто-нибудь не вызвал милицию.

– Успокоюсь, – шипел между тем его противник, продолжая наматывать на кулак несчастный воротник. – Сначала тебя, отморозка стриженого, успокою, а потом уж и сам успокоюсь. Развелось вас, сволочей, шагу без вас не ступишь… Хозяева жизни, твари толстомордые, бандитские хари…

– Отпустите его немедленно! – шипела с другой стороны девушка, тряся Юрия, как грушу. – Кто вас просил вмешиваться? Что вы лезете? Убирайтесь отсюда сию же минуту!

– Все, – сказал Юрий, – все. Провалитесь вы! Сами разбирайтесь, а я пас. Воротник отпусти, Отелло, неохота тебе морду ломать.

– Конечно! – воскликнул «Отелло». – Конечно! Нагадил и в кусты. Нет, приятель, ты от меня так просто не отделаешься!

– Это проще, чем ты думаешь, – окончательно потеряв терпение, сообщил ему Юрий и резко вывернул кисть противника, которую до сих пор сжимал над головой.

Вцепившаяся в его воротник рука немедленно разжалась, длинноволосый охнул и согнулся пополам, повернувшись к Юрию задом. Филатов с огромным трудом преодолел искушение дать ему хорошего пинка, разжал пальцы и оттолкнул противника. Тот потерял равновесие и упал на четвереньки. Юрий молча повернулся к нему спиной и, ни на кого не глядя, двинулся к машине, краем глаза успев заметить, что девушка заботливо склонилась над своим поверженным ухажером. «Страна дураков, – подумал Юрий, шаря по карманам в поисках ключа от машины, – и самый большой дурак в ней – угадайте, кто? Правильно, детки, это я и есть».

– Саша, не надо! – испуганно, во весь голос закричали сзади.

Голос был женский, и Юрий сразу понял, кому он принадлежит. Обернувшись, он увидел позади себя, в каком-нибудь метре, длинноволосого Сашу – уже без темных очков, с испачканными коленями и с полуторным силикатным кирпичом в занесенной для удара руке. Черт его знает, где он ухитрился найти этот кирпич посреди шумной московской улицы, но он его нашел и, судя по всему, точно знал, что ему делать с этой находкой. Времени на раздумья не осталось. Юрий вскинул над головой согнутую в локте левую руку, блокируя удар. Кирпич вырвался из пальцев длинноволосого, когда их предплечья встретились, и, падая, больно ударил Юрия по плечу. Юрий действовал чисто рефлекторно и не успел сдержаться: вслед за защитой последовала контратака, и его правый кулак стремительно вошел в соприкосновение с заросшим подбородком противника.

Ноги длинноволосого на какой-то миг оторвались от асфальта; он почти взлетел в воздух, трепеща полами плаща, как широкими крыльями, и спиной вперед врезался в рекламную тумбу, с которой обольстительно улыбалась какая-то полуголая девица. Тумба опрокинулась, угодив в витрину очень некстати оказавшегося здесь бутика; витрина обрушилась с рассыпчатым дребезгом, кто-то завизжал, по асфальту брызгами разлетелось битое стекло, и в то же мгновение перед Юрием, как из-под земли, вырос охранник в темно-серой полувоенной униформе.

Этот, по крайней мере, не стал пускаться в длинные разговоры и беспочвенные обвинения. Парнем он оказался крепким, тренированным и бывалым – то есть как раз таким, какой требовался Юрию в данный момент. Филатов поднырнул под стремительный хук справа и от души врезал в солнечное сплетение, вложив в этот удар все раздражение, скопившееся в душе на протяжении последних месяцев.

Охранник сложился в три погибели и выбыл из игры, но тут набежали еще какие-то ребята в униформе, и Юрий успел опрокинуть парочку, прежде чем сообразил, что имеет дело с ОМОНом. А когда сообразил, извиняться было уже поздно – ребята пустили в ход резиновые «демократизаторы» и кованые сапоги, которыми, надо отдать им должное, орудовали мастерски.

… Уже в «луноходе», трясясь на узком неудобном сиденье со скованными за спиной руками, Юрий вдруг ни к селу ни к городу сообразил, почему не сумел отыскать в карманах ключ от машины: он, ключ, так и остался торчать в замке зажигания.

Глава 2

Юрий открыл холодильник, порылся на боковой полочке, где у него хранилась аптечка, отыскал катушку лейкопластыря, поколебался немного, а потом все-таки взял с нижней полки недопитую бутылку водки, свинтил колпачок и, морщась от боли в распухших губах, отхлебнул прямо из горлышка.

Разбитые губы вспыхнули огнем и почти сразу онемели. Юрий прислушался к своим ощущениям. Все тело ныло, как больной зуб, особенно бока, но выпитая на голодный желудок водка начала действовать, боль понемногу утихала, растворяясь в мягкой алкогольной эйфории, и для закрепления эффекта Юрий сделал еще пару глотков. Вернув бутылку на место, он нашел ножницы и подошел к зеркалу.

Большое, почти во весь рост, зеркало, в незапамятные времена вмонтированное строителями в дверь кухни, было чуть постарше Юрия. За долгие годы его поверхность потускнела и затуманилась, тут и там на ней виднелись пятнышки присохшей краски и пузырьки отставшей амальгамы. Тем не менее Юрий видел в нем свое лицо во всех подробностях, и подробности эти были неутешительны. С такими подробностями, пожалуй, ему предстояло провести ближайшие неделю-полторы взаперти, избегая показываться людям на глаза. «Правильно, – подумал он, изучая полученные в неравном и, главное, совершенно ненужном сражении с омоновцами повреждения, – сам виноват. Сопротивление оказывал? Оказывал. Свидетели были? Сколько угодно. Вот ребята и не стали стесняться, и жаловаться вам, Юрий Алексеевич, не на кого, кроме семьи и школы, которые воспитали из вас законченного болвана».

Он покрутил в руках катушку пластыря, прикидывая, куда бы его налепить, а потом решил не тратить время попусту – само как-нибудь засохнет. Впервой, что ли? Кости, слава богу, целы, а парочка синяков и ссадин – ерунда на постном масле. Приклеить пластырь – не фокус, но ведь потом его еще придется отдирать…

Он вернулся к холодильнику, убрал пластырь в аптечку и немного постоял, разглядывая стоявшую на нижней полке бутылку с универсальным лекарством от всех скорбей. В голове у него уже слегка шумело, и Юрий решил пока что воздержаться: сначала надо принять душ.

Ворочаясь под вялыми, отдающими хлоркой струйками, он заново переживал недавнее происшествие, время от времени скрипя зубами и даже мыча от стыда и неловкости. «Опять, – думал он, осторожно намыливая ноющие, покрытые синяками бока. Опять что-нибудь да случается. Мне что, перестать из дома выходить? Всего-то и хотел, что помыть машину, а что в итоге? Черт с ними, с деньгами, и синяки тоже сойдут, но где, спрашивается, мне теперь искать ту самую машину, которую я, идиот, вымыл снаружи и внутри и даже заправил под завязку? Сделал кому-то подарочек…»

Он вылез из душа, натянул старые тренировочные брюки и, вытирая голову, прошел в комнату, где на верхней полке шкафа у него хранился запас сигарет. На макушке прощупывались многочисленные шишки, из-за которых голова казалась бугристой, как выросшая на торфянике картофелина. Задержавшись перед зеркалом, Юрий немного пошмыгал разбитым носом. Было больно, но не так, чтобы очень; судя по всему, нос выдержал, не сломался, и вообще на этот раз Юрию, кажется, удалось отделаться ушибами. Ну и возмещением материального ущерба, разумеется не говоря уже о штрафе за нарушение общественного порядка и сумме, которую он вручил капитану милиции, составлявшему протокол…

К счастью, заявлений с просьбой возбудить против него уголовное дело ни от кого не поступило. Длинноволосый Отелло ухитрился слинять с места происшествия, пока Юрия метелили омоновцы, а бутик, который, понятное дело, слинять не мог, удовлетворился деньгами за разбитую витрину. В целом все более или менее обошлось, вот только машины жаль.

Юрий добрел до шкафа, взял сигареты, прошел, по-стариковски волоча ноги, к окну и открыл форточку. На улице светило солнце; снаружи, перекрывая чириканье воробьев, доносилось шарканье метлы и привычное ворчание дворничихи тети Кати. Юрий сунул в зубы сигарету и прикурил, слегка поморщившись при виде характерных ссадин на костяшках пальцев. То обстоятельство, что длинноволосый Саша сумел убраться от греха подальше после столь сокрушительного удара, говорило в его пользу: Юрий всегда относился с уважением к людям, которые умели держать удар. Даже если они, эти люди, пытались проломить ему голову кирпичом, подкравшись со спины…

«Психопат, – снова подумал Юрий, с кряхтением опускаясь в кресло и придвигая поближе пепельницу. – Наверное, из тех творческих натур, которые мнят себя пупом Вселенной и очень удивляются, обнаружив, что с ними кто-то не согласен. Да и я не лучше, если разобраться. Сто раз убеждался, что в чужие дела лучше не соваться, особенно с кулаками, и все равно каждый раз лезу на рожон. Права Лидочка, жениться мне надо. Чтобы все время кто-то был рядом, контролировал, дергал за рукав, не давал встревать в разные истории… Нет, правда. Что такое брак, семья? Это, товарищ старший лейтенант запаса, в первую очередь ответственность, а ответственность – это как раз то, чего мне давно не хватает. Зная, что тебя дома ждут, скучают, волнуются, не больно-то полезешь лбом орехи щелкать, даже если кто-то будет тебя очень об этом просить. Да, жениться надо. Правда, не на ком. А если быть до конца честным, то и не хочется. На кой ляд, спрашивается, мне эта женитьба? Стар я уже для таких штучек, да и жилплощадь не позволяет. Куда, спрашивается, я жену приведу? А менять квартиру не хочется. Чего ради? Я здесь жизнь прожил, между прочим…»

Он представил, как приводит в свою однокомнатную хрущевку молодую жену, и сразу же стало ясно, что это ни в какие ворота не лезет. Ей, жене, здесь даже чемодан будет поставить некуда.

Тут Юрий поймал себя на том, что в роли молодой жены представляет почему-то свою вчерашнюю пассажирку, из-за которой, собственно, и попал в очередную историю, и очень удивился: внешность у девицы была, конечно, яркая, запоминающаяся, но как личность она Юрию скорее не понравилась. Этакая комнатная собачонка, готовая лизать ноги, которые ее пинают, если эти ноги принадлежат хозяину, и кусать руки, если руки эти чужие… Конечно, верность – хорошее качество, но Юрию казалось, что люди должны подразумевать под этим нечто другое. В конце концов, помимо верности, существуют еще и чувство собственного достоинства, и здравый смысл, будь он неладен…

Филатов усмехнулся: уж кому-кому, а ему по поводу здравого смысла лучше помалкивать. Впрочем, он и помалкивал, благо распространяться ему было не перед кем.

Он вспомнил, как, сидя в кутузке, вопреки упомянутому здравому смыслу все время ждал, что вот-вот все разъяснится, его с извинениями выпустят из узилища, а за дверью его встретит вчерашняя девушка – та самая, за которую он заступился. Однако никто не пришел к нему на выручку, и, проснувшись на нарах, он окончательно понял, что дважды свалял дурака: первый раз, когда по собственному почину полез в драку, и второй – когда думал, что кто-то скажет ему за это спасибо.

Он подумал, что надо бы чего-нибудь поесть, но мысль о еде вызвала отвращение – то ли настроение было не то, то ли ребята в сером камуфляже что-то ему отбили. «Отбили, ага, – подумал Юрий, проталкивая в рот фарфорового окуня окурок и немедленно закуривая очередную сигарету. – Аппетит отбили начисто, а еще – охоту выходить из квартиры…»

Шарканье метлы за окном прекратилось – видно, тетя Катя перекочевала в дальний конец своего участка, а может, и выполнила дневную норму. Пожалуй, верно было последнее – часы показывали четверть первого, а к этому времени дворники, как правило, успевают управиться со своими делами. Юрий зевнул, скривившись от боли в разбитых губах. Выспался он очень относительно – на нарах не очень-то разоспишься, – да и выпитая полчаса назад на голодный желудок водка убаюкивала, мягко пригревая изнутри. «Докурю и завалюсь, – решил Юрий. – Все равно день коту под хвост.

И вообще, сон – лучшее лекарство, это кто-то очень верно подметил…»

За окном проехала какая-то машина. Звук двигателя показался Филатову знакомым, но он не обратил на это внимания. Когда всю жизнь живешь на одном месте, поневоле запоминаешь и начинаешь безошибочно различать тысячи мелких, абсолютно ненужных тебе деталей: голоса соседских ребятишек и даже собак, звуки автомобильных движков, скрип дверей, шаги на лестнице, смех под окном…

Сигарета опять догорела до самого фильтра. В каталажке курить не давали, и теперь Юрий никак не мог накуриться всласть. Он потушил бычок в пепельнице, подумал, не выкурить ли еще одну, но решил, что хватит – хорошего понемножку. «Глотнуть, что ли, на сон грядущий?» – подумал он, но тащиться на кухню было лень. Юрий встал, намереваясь переместиться из кресла на диван, и тут в дверь позвонили.

– А, чтоб тебя, – беззлобно выругался Юрий. – Кого там черт несет?

Он подозревал, что это снова Веригин, углядевший в окно, как Юрий подъехал к дому на такси. Серегу опять вышибли с работы – как всегда, за пьянку на рабочем месте, – и теперь, когда Людмила Веригина уходила на службу, Серега пользовался полной свободой. Считалось, что он с утра до вечера ищет работу, но на самом деле в это никто не верил, даже его жена.

Юрий пожал плечами: Веригин так Веригин. В конце концов, повод выпить у него сегодня имелся, а пить, как ни крути, лучше в компании.

В дверь снова позвонили – коротко, неуверенно, совсем не по-веригински. Юрий немного поколебался, но потом все-таки взял со спинки стула рубашку и, на ходу проталкивая руки в рукава, пошел открывать.

В глазок он смотреть не стал, а сразу распахнул дверь.

За дверью, неловко переминаясь с ноги на ногу, стояла его вчерашняя попутчица. От неожиданности Юрий попятился, инстинктивно запахнув расстегнутую рубашку. «Плохо дело, – зигзагом пронеслось у него в голове. – Хуже некуда. Кажется, допрыгался. Видно, этот ее Саша добежал до дома и только там обнаружил, что челюсть у него пополам и обе половинки болтаются на затылке… Ох и посадят же меня эти двое!.. Сколько нынче дают за злостное хулиганство с причинением телесных повреждений? От трех до пяти, что ли… Но почему в таком случае она пришла сама, а не прислала наряд милиции? Деньги вымогать? Ну, это дудки. Такие типы, как эти двое, сначала деньги возьмут, а потом все равно посадят. Однако что же мне теперь – опять в бега подаваться? Черт, до чего же надоело! Но, видно, ничего не поделаешь, придется… Не в тюрьму же, в самом деле, садиться из-за этого неврастеника!»

Девушка вскинула глаза и, закусив губу, посмотрела на него с каким-то непонятным вызовом. Затем ее лицо испуганно дрогнуло. Это, по крайней мере, было Юрию понятно: кто угодно испугался бы, разглядев в полумраке прихожей его опухшую, щедро разрисованную синяками физиономию.

– Здравствуйте, – сказал он, решив начать первым, чтобы поскорее покончить с этим неприятным визитом. – С чем пожаловали?

– Здравствуйте, Юрий Алексеевич, – сказала девушка. «Совсем плохо, – подумал Юрий. – Адрес знает, имя тоже знает… Вопрос: откуда? Ответ: побывала в милиции, и там какой-нибудь дошлый опер, чтобы отвязаться, посоветовал ей попытаться решить дело миром – то есть состричь с меня немного зелени». – Я на минутку, – продолжала гостья. – Собственно… Вот, возьмите. По-моему, это ваше.

Она протянула руку, в которой что-то знакомо блеснуло. Юрий машинально подставил ладонь, и в нее лег ключ от джипа.

– Мне жаль, что так вышло, – снова опуская глаза, сказала гостья. – До свидания, Юрий Алексеевич.

Она повернулась и пошла к лестнице.

Юрий спохватился.

– Эй, эй, постойте! – закричал он. – Погодите, вы куда?

Девушка остановилась, держась рукой за перила, обернулась и пожала плечами.

– Домой…

– Постойте, – сказал Юрий. – Так не пойдет. Нельзя же так, в самом деле! Сваливаетесь как снег на голову, возвращаете машину, с которой я уже распрощался, и сразу же уходите! Я ведь вас даже не поблагодарил! Давайте-ка, заходите! Кулинар из меня никакой, но кофе варить я умею. Хотите кофе?

– Не хочу, – сказала девушка и снова повернулась к нему спиной, чтобы уйти.

Только сейчас Юрий заметил, что волосы у нее уже не темные, как вчера, а светло-русые и далеко не такие пышные, как накануне, из чего следовало, что она пришла без парика. Помимо этого, он понял еще кое-что. Юрий не без оснований считал себя очень скверным психологом и, как правило, слабо разбирался в чувствах окружающих, но сейчас ему вдруг стало совершенно ясно, что гостья неумело лжет: кофе она хотела и уходить ей не хотелось до смерти. Ясно было и то, что уйдет она непременно – просто потому, что не видит уважительных причин к тому, чтобы остаться. Юрий не знал, откуда у него вдруг появилась такая уверенность, но готов был спорить на что угодно, что на этот раз ошибки нет.

– Тогда чаю, – сказал он ей в спину. – Или просто сигарету. Неужели так трудно уважить инвалида?

Она снова обернулась, губы дрогнули в робкой улыбке.

– Вам здорово досталось, да?

– Сам виноват, – сказал Юрий. – Вечно у меня так: хочу как лучше, а получается как всегда. Такой вот я неуклюжий… Кстати, как ваш приятель?

– Не знаю, – сухо ответила она.

– Ну-ну, – сказал Юрий, – не надо принимать это так близко к сердцу… Может быть, вы все-таки зайдете? Здесь очень хлипкие двери, через них слышно буквально каждое слово, а соседи и так уже думают обо мне черт знает что…

– Их нетрудно понять, – усмехнулась она, входя мимо посторонившегося Юрия в тесную прихожую.

Филатов помог ей снять плащ и проводил в комнату, втайне радуясь тому, что накануне успел прибраться. Она остановилась посредине, прямо под старенькой люстрой, в которой не хватало половины пластиковых, сделанных под хрусталь подвесок, и стала с любопытством озираться по сторонам.

– Холостяцкая берлога, – с неловкостью объяснил Юрий. – Прошу прощения за интерьер, но я живу один, и меня тут все устраивает.

Девушка покивала, глядя на фотографию, где старший лейтенант Филатов в окружении своего взвода позировал, сидя на броне размалеванной камуфляжными полосами БМД.

– А это правда, что вы уже полгода не пользуетесь своим мобильником? – спросила она.

– Дался вам этот мобильник… Мне просто некому звонить, понимаете? Некому и незачем…

Некоторое время она разглядывала его, закусив нижнюю губу, как некую диковинку.

– Может, все-таки кофе? – предложил Юрий, скрывая смущение, в которое поверг его этот осмотр.

– Кофе… Да нет, пожалуй. Давайте я лучше обработаю вам лицо. Не бойтесь, я умею это делать, у меня диплом медицинской сестры.

– Не стоит, – отмахнулся Юрий. – Заживет как на собаке, это уже проверено… Значит, кофе вы не хотите. Тогда, может быть, водки? У меня есть немного. За знакомство, а? Кстати, как вас зовут?

– Ника. Вообще-то, по паспорту я Вероника, но друзья зовут меня Никой, потому что… В общем, мне так больше нравится

– Мне тоже, – признался Юрий. – Хотите водки, Ника?

– Вы еще и алкоголик, – забавно сморщив носик, констатировала она. – Полюбуйтесь на себя. Синий, опухший, босой и с утра пораньше предлагаете незнакомой девушке хлопнуть по сто граммов… Ни дать ни взять крестоносец на отдыхе.

– Странное сравнение, – заметил Юрий.

– Почему же странное? Встали на защиту дамы, пострадали в неравном бою, а теперь залечиваете раны в походном шатре… Водкой.

Юрий пощупал синяк под левым глазом.

– М-да… Извините, мне, наверное, не следовало вмешиваться… Я вам здорово напортил, да?

Ника помрачнела, опустилась в кресло и некоторое время сосредоточенно рылась в сумочке, отыскивая сигареты. Юрий поднес ей зажигалку и присел на край стола. Старенький стол-книга протестующе скрипнул, и Филатов поспешно вскочил.

– Наоборот, – после длинной паузы ответила девушка. – Вы мне очень помогли. Давно пора было поставить точку, а я все тянула, тянула… Странно, теперь я сама не понимаю, зачем, почему… Странно.

– Надеюсь, это был не муж? – осторожно спросил Юрий.

– Любовник, – сухо ответила она.

Юрий покашлял в кулак. Сказать было нечего. Он уже начинал жалеть, что затащил ее к себе домой. Водки предложил, идиот…

– Послушайте, – решив сменить тему, сказал он, – как все-таки вы меня нашли?

– Тоже мне, проблема. – Ника поискала глазами пепельницу, увидела фарфорового окуня, удивленно приподняла брови, но от комментариев воздержалась – просто протянула руку и точным щелчком сбила пепел прямо в глупо разинутый рот керамической рыбины. – В наше время, зная номер машины, достаточно прошвырнуться на «Горбушку», купить диск с базой данных ГАИ, и дело в шляпе.

– Так просто? – удивился Юрий.

– Дикий вы какой-то, – сказала Ника. – Ну, допустим, не так просто, а чуточку сложнее, но в общих чертах все было именно так, как я описала. Мне просто подумалось, что вас нужно как-то отблагодарить. То есть это я потом так подумала, а сначала просто увидела вашу машину – дверь нараспашку, ключ в зажигании… Саша… – Она запнулась и тут же поправилась: – Александр куда-то пропал, вас увезли, до машины никому дела нет… Села за руль и поехала домой. А потом обдумала все и решила: это не вы вели себя как дурак, это я спровоцировала дурацкую ситуацию. Надо, думаю, извиниться, что ли… С утра смоталась, купила диск, пробила номер вашего джипа и приехала. Сначала хотела позвонить, а потом вспомнила, как вас омоновцы лупили, и решила, что вам не до поездок. Слушайте, а зачем вы с омоновцами-то дрались?

Юрий поскреб пятерней в затылке и сморщился – это оказалось больно.

– Ну и вопрос, – сказал он. – Зачем… Откуда я знаю зачем? Рефлекторно, надо полагать.

– Ничего себе рефлексы! Вы кто – бандит?

– А что, похоже?

Она снова оглядела убогую обстановку филатовского жилища и покачала головой.

– Теперь не очень. А вчера… Впрочем, и вчера было непохоже. Это просто стереотип: раз человек вылезает из джипа и тут же, с места в карьер, затевает драку с битьем витрин, значит, этот человек – бандит. А деретесь вы здорово. Жаль, у меня вчера было не то настроение, чтобы оценить ваше мастерство по достоинству. И вообще… Хотите, я вам скажу, почему вам даже по телефону поговорить не с кем?

– Почему – не с кем? – возразил Юрий. – Я бы сказал, не о чем…

– Это одно и то же, – нетерпеливо отмахнулась она. – Сказать почему?

– А может, не стоит? – усомнился Юрий.

– Стоит. Вы что, не понимаете? Я сделала открытие, а вы не хотите слушать! Вы же уникум! Понимаете, на свете полным-полно людей, которые твердо знают, что женщин надо защищать. Но кто-то робок, кто-то слаб, кто-то просто закомплексован… Книжное воспитание обычно плохо сочетается с умением драться. И вообще, нынче считается, что все это ерунда, предрассудки, что своя рубашка ближе к телу… Такая, знаете ли, философия большого города – не тронь меня, и я тебя не трону… А вы…

– Дурак, – вставил Юрий. – И давайте на этом закончим. Быть белой вороной достаточно неприятно и без многословных рассуждений по поводу расцветки оперения. Спасибо вам за машину. Но вы ведь разыскали меня не только из-за машины, правда?

Ника долго молчала, хмурясь и глубоко затягиваясь сигаретой. Юрий терпеливо ждал, хотя уже догадывался, о чем его сейчас попросят. Потом сигарета догорела до фильтра, Ника вдавила коротенький бычок в пепельницу и вздохнула.

– Вы правы, – сказала она. – Я хотела вас просить… Только, пожалуйста, поймите меня правильно, хорошо? Это была последняя капля, я больше не желаю ничего о нем знать, и я совершенно недвусмысленно сказала ему об этом по телефону…

– Ему – это вашему Александру? – уточнил Юрий, глядя в угол.

– Да… Он страшно кричал, потом просил прощения, а потом… В общем, я повесила трубку, меня все это больше не интересует. Он вел себя возмутительно по отношению к вам, и вы правильно сделали, что ударили его, но… В общем, мне бы очень не хотелось, чтобы эта история имела продолжение.

– Выражаясь просто и прямо, вам не хотелось бы, чтобы я его отыскал и врезал ему по-настоящему, – сказал Юрий. – Я вас правильно понял? Можете не волноваться. Во-первых, я не мстителен, а во-вторых, ленив. Ну а в-третьих… Я вообще не стал бы его бить, если бы не этот дурацкий кирпич. Ваш приятель совершенно не умеет работать кулаками, а я не получаю удовольствия, избивая того, кто не может дать сдачи. То ли дело ОМОН! Хотя, с другой стороны, таким, как этот ваш Саша, хорошая трепка иногда бывает на пользу. Помогает, знаете ли, осознать свое место в мироздании и соизмерять эмоции с реальной обстановкой… Впрочем, простите, это уже не мое дело. Повторяю, с моей стороны ему ничего не грозит.

Она покивала, сцепив на коленях ладони с тонкими пальцами.

– Вы все очень правильно сказали. Вот именно, соизмерять эмоции с обстановкой… Поверьте, на самом деле он не такой. Это был просто нервный срыв. В редакции опять отклонили его рукопись – прислали отписку на фирменном бланке: дескать, наш журнал не публикует произведения такого объема… А тут еще его глупая ревность, вот он и не выдержал, взорвался…

– Так он писатель, – сказал Юрий. – Похож.

– Он пытается быть писателем. Работает в каком-то рекламном агентстве, ненавидит свою работу и каждую свободную минуту пишет, пишет… Потом рассылает рукописи в толстые журналы и ждет. Иногда приходят вежливые отказы, иногда рукописи возвращают, а иногда вообще ничего не отвечают…

– М-да, – сказал Юрий. – Я, конечно, во всем этом ничего не понимаю, но даже мне почему-то кажется, что в наше время таким путем ничего не добьешься. Нужно ходить, просить, уговаривать, заниматься саморекламой… взятки давать, наконец! По-моему, все эти россказни насчет таланта, который обязательно пробьет себе дорогу, – обыкновенные сказки.

– Я ему то же самое твердила. Но он в этом плане вроде вас – не желает унижаться, подстраиваться под обстоятельства.

Юрий вздохнул, нашел на столе свои сигареты и тоже закурил. Он уже жалел, что не успел сдержаться и ударил этого горемыку, который, как и он сам, в одиночку дрался против всего белого света – по-своему, конечно, но так же безнадежно, как и сам Юрий. Другое дело, что Юрию иногда удавалось побеждать – не весь белый свет, конечно, но отдельных, наиболее ярких и типичных его представителей. А этому волосатому-бородатому Саше победы только снились, вот он и не выдержал, сломался… Он сломался, а ему еще и по морде съездили. Хотя, с другой стороны, мужик, даже будучи раздавленным в лепешку, все равно не имеет права поднимать руку на женщину, которая ни в чем перед ним не провинилась. Подумаешь, на свидание опоздала! Подумаешь, подъехала в чужой машине… А если бы ее подвезли на «Москвиче»? Интересно, закатил бы тогда господин писатель истерику? Или он окончательно сошел с нарезки как раз из-за джипа? Ведь импортный внедорожник, как ни крути, до сих пор служит многим россиянам своеобразным мерилом жизненного успеха, этакой визитной карточкой – вот, мол, я какой, смотрите и завидуйте! Вот господин литератор и решил, что это камень в его огород – дескать, гляди, недотыкомка, как настоящие мужчины живут, какие деньги зарабатывают. Не то что ты, графоман несчастный…

– Надо же, как неловко вышло, – сказал Юрий, усиленно дымя сигаретой. – Черт! Я ведь тоже, прямо скажем, погорячился. Так противно было на душе, что даже обрадовался возможности почесать кулаки… То есть схлопотал он все равно за дело, но мне ничего не стоило обойтись с ним помягче. В общем, извините, сцена действительно вышла безобразная. А вы сами читали то, что он пишет?

Ника отрицательно помотала головой.

– Он никому не дает читать, даже мне. Не знаю, может быть, жене… Хотя вряд ли. Нет, не думаю. Она никогда не одобряла его увлечение и не упускала случая подпустить шпильку. Ну, знаете, как некоторые женщины умеют: ты бы лучше кран в ванной починил, писатель… Нет, хватит! Не хочу больше о нем говорить. Тем более о ней. Тащите вашу водку. Ой, простите! – спохватилась она. – Вы сидите, вам же, наверное, больно двигаться! Сидите, сидите, я сама принесу.

«… Ночью прошел дождь, но к утру небо очистилось. Проснувшись, он увидел солнечные квадраты на дощатом полу и понял, что сегодня что-то должно измениться.

Пожалуй, измениться должно было все.

Лежа на старой перине, испускавшей слабый запах курятника, он думал о том, как глупо прожил последние годы – три года, а может быть, целых пять.

Возможно, вся жизнь была прожита неправильно, совсем не так, как следовало; возможно, все, что было в ней достойно упоминания, сводилось вот к этому солнечному весеннему утру. Сегодня он вдруг, словно по наитию, понял, где кроется корень его несчастий. Все было тривиально: он никак не мог выбраться из черной полосы неудач по той простой причине, что двигался не в том направлении. Пересечь черную полосу можно только в том случае, если движешься поперек нее; его же угораздило незаметно для себя самого свернуть и пойти вдоль бесконечной полосы тоскливых неудач и разочарований…

Протянув руку, он нашарил на старой табуретке, заменявшей тумбочку, сигареты и закурил, мимоходом подумав, что было бы очень глупо, совершив величайшее в своей жизни открытие, сгореть в собственной постели из-за неосторожного обращения с огнем. Эта мысль вызвала на его худощавом, изборожденном преждевременными морщинами лице тень грустной улыбки…»

Как обычно, описав процесс прикуривания сигареты, он испытал непреодолимую потребность сейчас же, немедленно закурить самому. Вскрытая пачка лежала здесь же, под рукой. Александр вытряхнул из нее сигарету, сунул в зубы. Нижняя челюсть отозвалась на это движение тупой ноющей болью. Он дотронулся двумя пальцами до подбородка, словно проверяя, не отвалился ли тот ненароком, криво усмехнулся, вспомнив ту позорную драку, пригладил бороду и крутанул колесико зажигалки.