Текст книги " Страшный рассказ"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Ругань, вопреки обыкновению, нисколько не помогла. Продолжая хмуриться, Рубен Ашотович снял с золоченых рычагов телефонного аппарата трубку, покопался в растрепанном ежедневнике, отыскивая нужную фамилию, и стал, поминутно сверяясь с записью, тыкать толстым пальцем в кнопки, набирая номер Дмитрия Светлова.

* * *

Светлов снова надавил на кнопку звонка, и за дверью квартиры опять раздалось заливистое щелканье электронного соловья, на время заглушившее безнадежные трели разрывавшегося в пустой квартире телефона. Соловей щелкал и булькал долго, никак не меньше минуты. Стоявший позади Светлова с мобильным телефоном под ухом Юрий Филатов слушал это щелканье и бульканье с болезненной гримасой. Когда соловей умолк, Филатов сердито прервал соединение, и доносившиеся из глубины квартиры телефонные звонки оборвались.

– Ненавижу эти новшества, – проворчал Филатов, имея в виду упрятанного в дверной звонок соловья Он засунул телефон в карман мешковатой матерчатой куртки и повел широкими плечами, разминая суставы. – Так бы и разнес все вдребезги… Ну-ка, господин главный редактор, отойди в сторонку.

– Это еще зачем? – удивился Светлов, делая тем не менее шаг в сторону.

– Когда говорят пушки, музы молчат, – туманно пояснил Филатов, поворачиваясь к двери боком. – Надоела мне эта бодяга, надо кончать поскорее.

Он сцепил руки в замок перед грудью и отвел их влево, выставив вперед правое плечо. Его поза говорила сама за себя. На какой-то миг Светлов замер, отказываясь верить собственным глазам, а потом вцепился в Юрия обеими руками. При этом пальцы правой сквозь ткань куртки нащупали на левом боку у Филатова что-то твердое, угловатое, явно металлическое и довольно увесистое.

– Ты что, рехнулся?! – зашипел Светлов, из последних сил сдерживая товарища, который был вдвое тяжелее и во много раз сильнее его. – Это что у тебя за пазухой – ствол?

– Прибор для измерения уровня сахара в крови, – огрызнулся Филатов. – Отвали!

Он повел плечом, и Светлов отлетел в сторону, схватившись за перила, чтобы не упасть.

– Глаза разуй, псих! – свистящим шепотом выкрикнул он. – Что ты делаешь?! На дверь посмотри!

– Дверь как дверь, – упрямо буркнул Филатов, но тут же расслабился и встал ровно, больше не напоминая готовый к использованию крепостной таран.

После окрика Светлова он обратил внимание на то, что дверь квартиры Александра Дымова была, во-первых, железной, чего он сразу не разглядел из-за декоративной отделки, а во-вторых, открывалась наружу, так что вышибить ее плечом, пожалуй, действительно не было никакой возможности. Увидев рдевший на дверном косяке немигающий красный огонек, он окончательно понял, что свалял дурака: помимо всего прочего, квартира стояла на сигнализации. Хорош бы он был, вломившись туда с пистолетом под мышкой!

– Еще и сигнализацию поставил, сволочь, – проворчал он. – Ты что, сразу предупредить не мог?

– Извини, – кротко сказал Светлов. – Я думал, ты взял с собой не только пистолет, но и глаза.

Юрий свирепо глянул на него, но промолчал – крыть было нечем.

– Я чувствую, что она там, – сказал он, глядя на обитую темно-вишневым дерматином дверь.

– Вряд ли, – возразил Светлов. – Ничего ты не чувствуешь. Тебе просто хочется, чтобы она была там – живая и относительно невредимая. Привязанная, скажем, к батарее, а лучше – к мягкой кровати… Только ее там наверняка нет.

– Почему это?

– По многим причинам. Ну, во-первых, Дымов женат, а какая жена потерпит в доме любовницу, пусть себе и на положении пленницы?

– Жена могла уехать в отпуск, – предположил Юрий.

– Могла, – не стал спорить Светлов. – Но жены – это такой народ… Всегда сохраняется вероятность того, что твоя благоверная свалится как снег на голову, когда ее меньше всего ждешь, и с милой улыбкой спросит, сильно ли ты по ней соскучился. Это я тебе авторитетно заявляю – как женатый человек неженатому. Какие бы расчудесные отношения ни складывались в семье, эти полицейские замашки у них в крови. Прямо в генах… И потом, здесь сигнализация.

– Ну и что?

– А то, Юрик, что сигнализация – это уйма тоненьких проводков, протянутых по всей квартире – к каждому окошку, к каждой двери. Стоит оборвать один из них, и через пару минут здесь будет целая орава ментов в полной боевой выкладке, с автоматами наперевес и, что самое любопытное, с запасными ключами от квартиры. Это стандартная процедура, когда срабатывает сигнализация: квартиру вскрывают, внимательно осматривают вплоть до бельевых шкафов, а потом снова закрывают и выставляют у двери вооруженную охрану до возвращения хозяев. Понял? Как ни привязывай пленника, какими наркотиками его ни пичкай, все равно останется вероятность того, что он как-нибудь дотянется до одного из проводков и перекусит его. Или, скажем, порвет. И потом, бывает ведь и так, что сигнализация срабатывает сама собой, просто по ошибке. Нет, Юрик, никого там нет. Все очень просто: сигнализация – это менты, а с ментами наш господин писатель встречаться не хочет.

– Ладно, – буркнул Филатов, – уговорил. Пошли отсюда к чертовой матери.

Спускаясь по лестнице, он угрюмо молчал, держа руки в карманах куртки и глядя себе под ноги. Отперев дверь машины, Юрий остановился и спросил:

– Ну, и что теперь?

– А черт его знает, – честно ответил Светлов.

– Я знаю, где эта сволочь прячется, – уверенно заявил Юрий, закуривая. – У него есть загородный дом. Он наверняка отсиживается там. Только вот где это – там?

– Может, в агентстве знают? – предположил Светлов.

– Единственный человек, который стал со мной разговаривать, – этот еврей, Биткин, – знает о существовании дома, но понятия не имеет, где он расположен. Говорит, где-то в лесу. Бывший лесной кордон, так он сказал.

– Да, – вздохнув, согласился Светлов, – ценная информация. Может, попробовать найти его через жену?

– Понятия не имею, кто она, – ответил Юрий. – Тем более, где ее искать.

– Может, она сейчас на работе, – сказал Светлов. – Может, к вечеру вернется.

– И что я ей скажу?

– Да то же самое, что говорил в рекламном агентстве. Реклама, фото, статья о бесчинствах начальника, гонорар… Ну, чего нос повесил? Москва не сразу строилась!

Юрий поморщился от его бодряческого тона.

– Ты что, не понимаешь, что речь идет о жизни и смерти?

Светлов несильно пристукнул кулаком по пыльному крылу джипа.

– Я все понимаю, – сказал он, – но это не означает, что…

Его реплика была прервана трелью мобильного телефона. Бормоча сквозь зубы нехорошие слова, Дмитрий полез в карман, достал телефон, посмотрел на дисплей, пожал плечами и нажал на кнопку соединения.

– Алло, я слушаю. А, это вы! – лицо его расплылось в улыбке. – Здравствуйте, Рубен Ашо… Да. Да, конечно, помню. Просил, да. Что вы говорите?! Неужели есть? Лечу. Прямо сейчас, да. Да, конечно, я понял. Я ваш должник. О, не сомневаюсь! Всегда готов.

Все еще продолжая улыбаться, но уже как-то механически, словно по инерции, он опустил телефон в карман и сказал Юрию:

– Поехали, быстро. Кафе «Кавказ» знаешь? Давай, давай, Юрик, заводи!

Уже выехав со двора, Юрий спросил:

– Что за спешка? Ты проголодался?

– Ты тоже, – рассеянно ответил Светлов и вдруг повернулся к нему всем телом, усевшись на сиденье боком. – Сундук ты с клопами! Ты хоть знаешь, кто это звонил? Знаешь, куда мы едем, почему? Рассказ Дымова наконец-то всплыл!

В глазах Филатова блеснул огонек, но тут же потух.

– Ну и что? – равнодушно сказал он, вертя баранку. – Подумаешь, рассказ всплыл… Как же ему не всплыть, ведь дерьмо-то не тонет! Нам-то с этого какой навар? Адрес Дымова мы уже и так знаем…

Светлов не обратил на его пессимизм внимания.

– Есть надежда, – сказал он. – Во-первых, этот рассказ ему наверняка дорог, и он в лепешку расшибется, чтобы проследить за судьбой своего гениального творения. Кроме того, рассказы не рассылают по редакциям просто так, от нечего делать. Послал – значит, надеялся на публикацию. А публикация – это гонорар. А гонорар, Юрик, так или иначе надо получить – хоть в кабинете издателя, хоть в кассе, хоть на почте, переводом. Но получить лично, понимаешь? Я уж не говорю о том, что о размере гонорара надо так или иначе договориться. Словом, хороший рассказ или плохой, но это – поплавок, потянув за который можно выудить нашего господина литератора из его норы.

Филатов промолчал, но Дмитрий заметил, что он прибавил газу.

Кафе «Кавказ» оказалось небольшим, темноватым и уютным с виду помещением. Здесь вкусно пахло жареным мясом и какими-то пряностями. Светлов о чем-то коротко и негромко переговорил с немолодым черноусым официантом, и тот молча указал на задернутую бархатной портьерой дверь одного из кабинетов. Махнув Юрию рукой, Светлов отодвинул портьеру и вошел в кабинет. Зачем-то оглядевшись по сторонам и встретившись глазами с равнодушным, сонным взглядом усатого официанта, Юрий нырнул следом.

Из-за стола навстречу им поднялся невысокий грузный человек с ярко выраженной кавказской внешностью. Лет ему было хорошо за сорок. В интимном полумраке кабинета его лицо показалось Юрию знакомым, но он решил, что ошибся: для него все кавказцы были чем-то схожи между собой.

– Здравствуйте, Рубен Ашотович, – сказал Светлов. – Я Дмитрий Светлов, мы с вами говорили по телефону. А это, с вашего позволения…

Договорить ему не дали. Глаза Рубена Ашотовича, похожие на черные маслины, вытаращились от изумления, усы приподнялись и раздались в стороны, открывая в широкой улыбке крепкие желтоватые зубы, а короткие, толстые, как у штангиста, руки раскинулись в стороны, как будто Рубен Ашотович вознамерился кого-то обнять.

Судя по всему, так оно и было.

– Вай, – радостно на все кафе закричал Рубен Ашотович, – вай, Юрик-джан! Это ты, слушай? Вай, какая встреча! Я думал, ты давно неживой!

– Ё-моё, – сказал Юрий. – Рахат Лукумыч! Живой, как видишь. А я думал, ты урюком на рынке торгуешь. А ты у нас, оказывается, литературный деятель.

Воспитанный и интеллигентный Светлов почувствовал непреодолимое желание закрыть глаза ладонью, но Рубен Ашотович, которого Филатов почему-то обозвал Рахат Лукумычем, нисколько не оскорбился таким приветствием.

– Э, Юрик-джан, какая разница, слушай? Урюк хорошо для желудка, литература для мозгов… И так и этак людям польза, а старому Рубику Акопяну пара долларов на черный день…

– Насчет урюка не знаю, – смеясь, сказал Юрий, – а литература нынче, как я погляжу, такая, что пользы от нее как от козла молока.

– Правильно говоришь, слушай, – слегка опечалившись, согласился Акопян. – Что ты хочешь, дорогой, когда кругом такое творится! Средние века, упадок культуры… Скоро доллары разучатся печатать, не говоря уже о книгах. Садись, дорогой. Пить будем, гулять будем!

– Вы что, знакомы? – вклинился в паузу совершенно сбитый с толку Светлов.

– Более или менее, – зачем-то потрогав левую скулу, уклончиво ответил Филатов.

– Да, – озабоченно ощупывая правую сторону груди, подтвердил Акопян, – встречались пару раз.

Сказав так, он сделал короткое боксерское движение, имитируя классический хук справа. Юрий в ответ принял боксерскую стойку и сделал вид, что готовится парировать удар. Закончив эту пантомиму, оба рассмеялись и, хлопая друг друга по плечам, двинулись к столу.

Светлову показалось, что он кое-что начинает понимать, но спрашивать было бесполезно: если Филатов и Акопян в свое время от скуки метелили друг друга в кровь на грязном ринге подпольного бойцовского клуба, организованного покойным Адреналином, то это была закрытая информация – в этом Светлов успел не раз убедиться на собственном горьком опыте.

Акопян громовым голосом позвал официанта, но Юрий поднял кверху ладонь.

– Прости, Лукумыч, – сказал он. – Мы с тобой обязательно посидим, но только не сегодня. Дело у нас такое… Горячее, в общем.

– Ага, – сразу становясь серьезным, сказал Акопян. – Я сразу так подумал. А когда тебя, Юрик, увидел, последние сомнения пропали. Ты ведь приключенческой литературой не увлекаешься, у тебя вся жизнь – сплошное приключение. Слушай, не томи старого больного человека, скажи честно, зачем тебе этот рассказ?

– Плевал я на рассказ, – ответил Юрий. – Мне человек нужен. Автор.

– Только автор?

– Да, – задумчиво сказал Юрий, – недооценил я тебя, Лукумыч. С твоими мозгами на рынке урюком торговать – преступление перед человечеством. Угадал, не только автор. Еще и героиня.

– Э, – загрустил Акопян, – совсем плохо, да? Один человек – очень умный, хоть и русский, он у меня все рукописи читает, – сказал, что этот рассказ на треть – отчет о реальных событиях, а на две трети… как сказать…

– План, – подсказал Юрий.

– Да, слушай! – с жаром подтвердил Акопян. – План! Мне тоже так показалось. Слушай, даже если он ничего не сделал, за такие планы ему голову мало оторвать, понимаешь? Его надо остановить, пока он беды не наделал, этот ревнивый ишак!

– Боюсь, что уже наделал, – сквозь зубы процедил Юрий.

– Что такое, э? – всполошился кавказец. – Что случилось?

– Девушка пропала, – ответил за Юрия Светлов.

– Давно?

– Почти неделю назад, – сказал Юрий, глядя в стол.

– Э-э-э, ш-шакал!!! – волосатый кулак Акопяна с грохотом опустился на столешницу. – Встречу – голыми руками задушу, даже если потом придется все деньги ментам отдать! Ты рассказ читал? – обратился он к Юрию.

– Издеваешься? – сквозь зубы процедил Филатов. – Я, по-твоему, похож на издателя?

Горестно сопя, Рубен Ашотович извлек из-под стола матерчатый портфель, порылся в нем и бросил на стол перед Юрием пластиковую папку.

– На, дорогой, читай. Начало не смотри, там ничего умного. Конец читай, последние четыре страницы. Там все написано. Неделя… Ты бы еще через год спохватился.

Юрий глянул на него исподлобья, и Акопян поспешно приложил к сердцу обе ладони.

– Извини, дорогой, клянусь, не хотел тебя обидеть. Я же все понимаю… Слушай, прости за любопытство… Скажи, это, случайно, не ты там в рассказе выведен? Ну, в роли разлучника, этого нового русского с золотой цепью на шее… Не ты, э?

– Возможно, – сквозь зубы процедил Филатов, вынимая из папки рассказ.

– Слушай, он про тебя много гадостей пишет. Все врет, дорогой, я – то тебя знаю! А ты ему действительно лицо побил?

– Морду, – рассеянно поправил Юрий, перелистывая страницы. – Действительно. Только мало. Надо было сразу убить.

– Может, и надо было, дорогой, – вздохнул Акопян, – только кто же мог знать, что он такой шакал?

– Можно было догадаться, – сказал Юрий. – Он хотел меня кирпичом по затылку гвоздануть, а это, знаешь ли, о многом говорит.

– Кирпичом? – изумился Рубен Ашотович. – Сзади? По голове? Об этом он не пишет.

– На то и художественная литература, чтобы врать, – сказал Филатов. – Ненавижу.

– Я тоже, слушай, – подхватил Рубен Ашотович. – И кто ее такую придумал, э? Лучше урюк продавать, клянусь! Правда, за литературу больше платят.

– Зато за урюк не убивают, – рискнул вставить Светлов.

– Еще как убивают, – скользя глазами по строчкам распечатки, рассеянно откликнулся Филатов.

– Это правда, дорогой, – обернувшись к Дмитрию, подтвердил Акопян. – За деньги все время убивают. Не за урюк, не за литературу и не за нефть – за деньги. Слушай, вина хочешь? Пока он читает, мы с тобой можем немножко выпить за знакомство.

Дмитрий посмотрел на Филатова. Юрий читал быстро, как машина – Светлов даже не подозревал, что его широкоплечий приятель, специалист по части зубодробительных приключений, может так быстро читать. Лицо у него было хмурое и сосредоточенное. Поглядев на это лицо, Дмитрий покачал головой, отказываясь от предложенной выпивки, подвинулся к Филатову поближе и тоже стал читать, заглядывая через плечо Юрия.

Он начал с середины страницы, но уже после второго абзаца разобрался, что к чему, и волосы зашевелились у него на затылке. Не то чтобы рассказ был хорош; фокус, наверное, заключался в том, что Дмитрий знал: описываемые в рассказе события произошли на самом деле, а может быть, происходили прямо сейчас, сию минуту, пока они сидели в уютном кавказском кафе и читали, вдыхая дразнящие ароматы шашлыка и чебуреков.

– Послушай, – сказал он, тронув Юрия за рукав, – а может, все это обыкновенная мистификация? Есть же на свете такие шутники… Ну ладно, пусть не шутка, а просто попытка запугать, нагнать страху…

Филатов бросил на него быстрый угрюмый взгляд и вернулся к чтению. Дмитрий взял себя в руки. В самом деле, какая разница, что задумывал этот псих? Они ведь обсуждали это в самом начале. Если он удерживает Нику насильно, его шутка все равно грозит ему длительным сроком заключения…

Они закончили читать одновременно и некоторое время сидели молча, не глядя друг на друга, словно ожидая, что кто-то заговорит первым. Собственно, говорить было не о чем: оба понимали, что если Дымов действительно сделал то, о чем написал в своем рассказе, то Ники Воронихиной, скорее всего, давно нет в живых. Очевидно, она умерла раньше, чем Филатов вернулся в Москву из того неудавшегося путешествия. Так о чем тут было говорить?

Светлов покосился на Юрия. Филатов сидел ссутулившись, с непроницаемым лицом и, казалось, дремал. Однако Дмитрий слишком хорошо знал этого человека, чтобы заблуждаться относительно его намерений: бывший десантник просто боролся с бессильной яростью, пытаясь успокоиться, чтобы, когда настанет время действовать, чувства не застилали рассудок. Он продолжал молчать; Акопян тоже молчал, глядя на Юрия с сочувствием, почти с жалостью. И тогда Светлов заговорил сам:

– Рубен Ашотович, а какой обратный адрес значился на конверте с рукописью? Домашний?

– Нет, дорогой, – ответил Акопян. – Вряд ли это домашний адрес. На его месте я бы тоже не стал указывать домашний адрес. Почтовое отделение такое-то, абонентский ящик номер… Это даже не в Москве.

– Надо попытаться его выманить, – сказал Светлов. – Может быть, вы ему напишете, предложите встретиться, обсудить условия публикации, сумму гонорара…

– А когда он придет, я его зарежу, как барана, – кровожадно закончил Акопян и тут же со вздохом добавил: – Только он не придет. Пришлет еще одно письмо, в котором попросит выслать гонорар по почте, ишак.

– Ерунда! – неожиданно нарушил молчание Филатов. – Вы что, не понимаете, что на переписку у нас просто нет времени? Есть всего один шанс на миллион, что Ника жива, но это, черт возьми, все-таки шанс! Его нужно искать вокруг почты, даже не дожидаясь, пока он явится проверить свой абонентский ящик. Его видели почтальоны, десятки других людей… Где это почтовое отделение, Лукумыч?

Акопян снова порылся в портфеле и выложил на стол большой желтый конверт – пустой, аккуратно надрезанный по самому краешку. Филатов жадно схватил конверт и прочел обратный адрес.

– Ах ты тупая скотина, – сказал он, осторожно, словно боясь повредить, кладя конверт обратно на стол. – Ну, теперь тебе каюк.

– В чем дело? – спросил Светлов.

– Что такое, дорогой? – всполошился Акопян.

Юрий постучал указательным пальцем по обратному

адресу. Звук получился такой, словно палец у него был сделан из камня.

– Район, – сказал Юрий. – Знаете, где пропала Ника? В райцентре. То есть в административном центре вот этого самого района.

– Да, – подумав, сказал Светлов, – это многое проясняет. Во-первых, теперь ясно, что мы ищем именно того человека, который нам нужен. А во-вторых, район поисков заметно сужается.

– Э, – сказал Акопян, – он и вправду глупый. Один умный человек сказал: не гуляй, где живешь, и не живи, где гуляешь… Ваш человек этого не слышал. Ишак.

– Хватит болтать, – сказал Филатов и тяжело встал из-за стола, запихивая конверт с обратным адресом в карман своей мешковатой куртки. – Лукумыч, ты все-таки отправь ему письмо. Ты, Дима, поезжай в рекламное агентство, найди там этого Биткина и узнай у него, на чем ездит Дымов. Я как-то забыл уточнить, а это может пригодиться. Узнаешь – сразу же позвони мне.

– А ты?

– А я еще раз на всякий случай наведаюсь к нему домой, а потом сразу махну в этот поселок.

– Один? – обиделся Светлов.

– Адрес ты знаешь, – ответил Юрий. Если тебе так хочется стать соучастником убийства, можешь приезжать. Может быть, успеешь посмотреть, как умирает непризнанный литературный гений. Спасибо тебе, Лукумыч.

– Удачи, дорогой. Выйдешь из тюрьмы – позвони. Посидим, помянем Адреналина… Шутка! Я хотел сказать, что ты можешь на меня рассчитывать. Если что, я тебя выкуплю.

– Сам справлюсь, – буркнул Юрий и, резким движением отдернув портьеру, вышел из кабинета.

Глава 12

Солнце уже перевалило зенит, когда Юрий второй раз за день подъехал к многоэтажному дому, в котором жил Александр Дымов. Было жарко и душно, в открытое окно машины несло запахом разогретого асфальта и вонью выхлопных газов. Небо было не синим и даже не блекло-голубым, как случается в сильную жару, а каким-то бледно-серым, дымчатым, словно подернутым мутной пеленой. Все тело под одеждой было покрыто липкой пленкой пота; чувствовалось, что к вечеру снова соберется гроза.

Остановив машину, Юрий с отвращением выбросил в окошко только что закуренную сигарету, точно зная, что вскоре закурит новую. Его подташнивало, в животе звучали бодрые марши, означавшие, что он напрасно отказался от предложенного Рахат Лукумычем угощения. Пить было вовсе не обязательно, а вот поесть не мешало бы – честно говоря, Филатов уже забыл, когда он в последний раз ел с чувством, с толком, с расстановкой. Впрочем, есть за одним столом с дружелюбно настроенным кавказцем и при этом не пить было, пожалуй, невозможно – они, кавказцы, во все времена не считали вино алкогольным напитком и пили его, как воду, при этом ничуть не пьянея.

Юрий заглушил двигатель и нерешительно нащупал сквозь куртку пистолет. Черт его знает, зачем он взял с собой оружие; в сложившейся ситуации ствол был ему скорее помехой, чем подспорьем. Пока он решал, что делать с пистолетом, взгляд его упал на пластиковую папку с рассказом Дымова, лежавшую на соседнем сиденье. На потертом голубом пластике горел неподвижный, размытый солнечный блик, выглядевший каким-то нездоровым, словно мутный яд, которым были пропитаны страницы рассказа, просочился сквозь непромокаемый полимер и разлился по его поверхности липкой лужей. Это ощущение было таким сильным, что Юрий немного поколебался, прежде чем взять папку в руки и засунуть в карман на спинке сиденья, подальше от любопытных глаз. Однако папка была как папка – сухая, скользкая, нагретая щедрым майским солнцем и абсолютно безвредная, если не считать того, что лежало внутри.

Он убрал папку, поднял стекло, вылез из машины и запер дверцу. Подниматься на этаж Дымова не хотелось. Юрий был на сто процентов уверен, что в квартире по-прежнему никого нет, и заехал сюда исключительно для очистки совести. После того, что натворил господин литератор, – если, конечно, он вообще что-то натворил, в чем Юрий почти не сомневался, – полагалось не сидеть дома, дожидаясь, пока тебя возьмут за хобот, а драпать без памяти куда-нибудь за Уральский хребет, а еще лучше – за океан, да не в Штаты, а в какую-нибудь Мексику, в Уругвай какой-нибудь, где тебя и за три жизни никто не найдет.

Осененный этой мыслью, Юрий остановился на крыльце и машинально вынул из кармана сигареты. До сих пор он как-то не думал о том, что станет делать, если окажется, что Дымов, ужаснувшись содеянному, бросил все и бежал в неизвестном направлении. Думать об этом не хотелось, потому что в таком случае пришлось бы признать, что господину литератору удалось выйти сухим из воды. Еще меньше Юрию хотелось думать о том, что же на самом деле содеял длинноволосый графоман. То, о чем шла речь в финале рассказа, было настолько отвратительно, что Юрия бросало в дрожь при одном воспоминании о прочитанном. Стоило только представить на месте героини Нику – живую, веселую, жизнерадостную Нику, – как руки сами собой сжимались в кулаки. Теперь Филатов понимал, почему Ника пришла в такой ужас, прочитав присланный ей по почте рассказ. Пожалуй, это было для нее равносильно тому, чтобы во время долгого поцелуя вдруг обнаружить во рту у любимого волчьи клыки, а на пальцах – длинные кривые когти…

Отшвырнув так и не закуренную сигарету, Юрий решительно потянул на себя скрипучую дверь и вошел в подъезд. На этот раз он воспользовался лифтом и через минуту уже звонил в дверь квартиры Александра Дымова.

Там, за дверью, снова ожил треклятый электронный соловей – засвистел, защелкал, забулькал, – и сквозь весь этот шум Юрий вдруг с огромным удивлением услышал приближавшиеся к двери шаги. Сотня мыслей одновременно пронеслась у него в голове, но задержалась там только одна: «Черт возьми, он же меня видел! Посмотрит в глазок и не откроет. И что тогда – стрелять в замок?» Юрий решил, что будет стрелять, а там – как карта ляжет, и немедленно подумал, что это решение как раз в его духе – стрелять, бить, крушить и ломать, вместо того чтобы заранее немного пошевелить извилинами.

Пока он предавался этим невеселым размышлениям, не зная, как ему поступить дальше, шаги за дверью приблизились, замок щелкнул и дверь распахнулась. Юрий, который уже приготовился ударить появившегося на пороге человека прямо между глаз, незаметно разжал кулак и выдавил приветливую улыбку, сам чувствуя, что вместо улыбки у него получилось черт знает что и что выглядит он сейчас сущим пугалом – к тому же пугалом растерянным и сбитым с толку.

На пороге стояла молодая, стройная и очень симпатичная женщина с золотисто-пепельными волосами и глазами необыкновенного сине-зеленого цвета. Лицо у нее тоже было не совсем обыкновенное – красивое, но очень твердо очерченное, будто отчеканенное на медали. При всей его женской миловидности это лицо изобиловало прямыми линиями и углами – прямой рот с твердо прорисованными губами, маленький, но при этом почти прямоугольный подбородок, прямые стрелы бровей, широковатые скулы, очень прямой недлинный нос с красиво вырезанными ноздрями и прямой сине-зеленый взгляд, которым женщина оценивающе разглядывала Юрия.

– Здравствуйте, – произнес Филатов, не зная, что еще сказать.

– Здравствуйте, – сказала женщина. Голос у нее был глубокий, грудной, и говорила она очень спокойно, хотя видела Юрия впервые в жизни и, наверное, терялась в догадках по поводу цели его визита. – Вам кого?

– Мне? Я бы хотел повидаться с Александром Дымовым. Ведь это его квартира? Видите ли… – Юрию показалось, что он набрел на дельную мысль, и это вдохновило его на беззастенчивое вранье. – Видите ли, я из издательства. Мне поручили провести с Александром… Простите, отчества не знаю… В общем, мне поручили провести предварительные переговоры относительно публикации его рассказа и предложить ему заключить договор с нашим издательством.

– Вот так сюрприз! – воскликнула женщина. – Саша будет до смерти рад! Жаль, что его нет дома.

– А вы…

– Я его жена.

– Ага, – пробормотал Юрий. – Жена, ну конечно…

– Послушайте, – каким-то очень профессиональным тоном спросила жена Дымова, – вы себя хорошо чувствуете? С вами все в порядке?

– Что? А, да, я в полном порядке. Извините, это я так, задумался.

Юрий действительно задумался, на какое-то время забыв, зачем пришел в этот дом. О вкусах, конечно, не спорят, но есть же вполне очевидные, бесспорные вещи! По сравнению с женой Дымова его любовница Ника Воронихина выглядела примерно так же, как «Запорожец» рядом с «Феррари». В мадам Дымовой с первого взгляда чувствовались твердый характер и острый, живой ум; кроме того, она была гораздо красивее Ники.

– Извините, – повторил Юрий, – а где он может быть, вы не подскажете? То есть, – спохватился он, – я хотел узнать, когда он вернется. Понимаете, очередной номер уже верстается, и вышло так, что у нас неожиданно освободилось место. Наш главный хотел поставить в номер рассказ Александра, но нужно внести кое-какие поправки, сделать необходимые сокращения… В общем, все это довольно срочно, а я не могу до него дозвониться.

– Да вы проходите, – предложила жена Дымова, отступая вглубь прихожей, откуда тянуло запахом хорошего, крепкого кофе и тонким ароматом какой-то косметики. – Что вы там стоите? Заходите, заходите!

Юрий перешагнул через порог и остановился посреди просторной, светлой прихожей с зеркалом во всю стену.

– Снимайте куртку, – предложила Дымова, закрывая за ним дверь. – Разуваться не надо.

– Спасибо, я так, – стесненно сказал Юрий, у которого под курткой висел громоздкий «ТТ» в наплечной кобуре. – Я всего на минутку.

– Будет жарко, – предупредила Дымова. – У нас южная сторона.

– Ничего, пар костей не ломит, – отшутился Филатов.

Он уже проклинал себя за то, что явился сюда. Женщина была дьявольски хороша, и мысль о том, что ему вскоре предстоит сделать ее вдовой, была Юрию неприятна. Вслед за этой мыслью родилась еще одна: Юрий поймал себя на том, что, отняв у Дымова любовницу, начинает подумывать, не увести ли у него жену. И почему такая женщина вышла замуж за этого длинноволосого слизняка? Материнский инстинкт взыграл, что ли?

– В гостиную, – сказала Дымова. – Вот здесь, в кресле, вам будет удобнее. Кофе? Я как раз сварила. Будете?

– Надо бы отказаться, – сказал Юрий, – но это выше моих сил. Запах просто неописуемый!

– Приятно встретить знатока, – засмеялась Дымова. – Говорят, я варю неплохо.

– Ну, какой я знаток! – запротестовал Юрий. – Так, любитель.

Дымова принесла кофе. Юрий взял тонкостенную фарфоровую чашечку, понюхал, пригубил. Кофе и впрямь был хорош.

– Восхитительно, – сказал он, изо всех сил стараясь не пялиться на хозяйку. Это оказалось трудно. – Так когда же вернется ваш супруг?

– Вы не поверите, но я действительно не знаю. – Дымова изящно пожала плечами, положила ногу на ногу. Юрий снова отвел взгляд, который, как намагниченный, все время прилипал к разным частям тела супруги длинноволосого литератора. – С этими творческими людьми сплошное наказание. Человек-загадка… Никогда не говорит, куда уезжает, зачем, когда вернется… Вещь в себе! Вот и сейчас: прихожу с работы, а его нет, и куда подевался – неизвестно.

– И вы так спокойно об этом говорите? – удивился Юрий. – Впрочем, вы правы, беспокоиться надо ему. На его месте я бы ни за что не оставил вас одну даже на десять минут.

– Я выгляжу такой ненадежной? – улыбнулась Дымова.

– Отнюдь. Но вокруг столько нехороших людей! То го и гляди, умыкнут.

Дымова рассмеялась. Юрию показалось, что она смеется немного дольше и громче, чем того заслуживал его неуклюжий комплимент.

– Извините, – словно прочтя его мысли, – сказал Дымова. – Просто я немного не в своей тарелке от… Ну вы понимаете. От радости. И еще от неожиданности. То есть я всегда верила в Сашу, в его талант, но все-таки… Сам, без протекции, на свой страх и риск… Я ведь, честно говоря, даже не знала, что он что-то такое отправил в вашу редакцию…