Текст книги "Последний блюз ночных (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Эдик неопределённо хмыкает, Рита зло усмехается, Катя откровенно веселится.

Покупаем продукты, затем коньяк и, заказываю ещё две бутылки водки.

– Не многовато, напарник? – удивляется Катя.

– Жидкая валюта, – улыбаюсь я, – пацанов надо вызволять с гауптвахты.

– Дело святое, – соглашается Катюша.

Так как вещей много, приходится сначала идти в гостиницу, благо не слишком далеко, к счастью места есть, подождал, когда друзья расположатся в своих номерах и двинули ко мне, в общагу. На этаже нос к носу встречаюсь со Стасом, он в изрядном подпитии, в руке сетка, из которой выглядывают горлышки запотевших бутылок.

– Ну, ты брат, даёшь, у тебя нюх на пьянку! – раскрывает он объятия, стеклянная тара в кошёлке призывно звякнула. – А ты попал! – замечает он, что я уже старший лейтенант.

– Попал, – с грустью соглашаюсь я.

– Друзей представь, – требует он, стараясь держаться браво, но крен направо всё, же происходит, но спасает стена.

– Рита, Катя, Эдик, – представляю друзей, – как тебя развезло, – беспокоюсь я. – Что за праздник?

– Илюха развёлся, гудим второй день.

– Уважительная причина, – смеюсь я.

– Это точно, нашему холостятскому полку прибыло! А вы, девочки, холостячки? – он выдыхает застоявшийся перегар, чмокает слюнявыми губами.

Рита едва не оскалилась, Катя с интересом смотрит на этого индивидуума.

– Приглашаю всех вас в нашу тёплую компанию! – подмигивает он девушкам.

– Вам не понравится, – рыкнула Рита.

– Придём, дорогой, придём, – щурится Катя.

– Вот и ладушки, – хлопает меня по плечу, жмёт руку Эдику, без надежды пытается расцеловать наших девушек и, шатаясь, устремляется в путь.

– Упадёт, – беспокоюсь я.

– Нет, не упадёт, – утверждает Эдик.

– С чего ты взял?

– У него есть цель.

Стас скрывается в одной из комнат, на секунду вырывается музыка, довольные возгласы, дверь хлопает, принося относительную тишину.

– Вот моя комната, – пропускаю друзей вперёд.

– Что ж, неплохо, – осматривает моё скудно обставленное жилище Катя.

– Занавески надо повесить, – с хозяйским видом замечает Рита.

Эдик ищет холодильник, находит его под брошенным на него махровым полотенцем, ставит туда коньяк и продукты.

– Коньяк тепло любит, – Катя улыбается краешком губ.

– Да? – сильно удивляется Эдик.

– А ещё, перед глотком, бокал с коньяком необходимо согреть в ладонях.

– С тёплым спиртным солёный огурец в горло не полезет, – Эдик назидательно поднимает длинный перст.

– Так коньяк с солёными огурцами не пьют! – в возмущении восклицает Катя.

– С селёдкой что ли? – осклабился Эдик.

Катя, выбитая с толку замолкает, затем, догадывается, что Эдик просто напросто потешается над ней, грозит кулаком.

– Вы, пока располагайтесь, а я на губу смотаюсь.

– Ты не задерживайся, Кирилл, есть очень хочется, – Рита ходит по комнате как хозяйка.

– Парней веди к нам, – предлагает Эдик.

На этот раз, на мой стук в фанерное окно гарнизонной гауптвахты, открывается дверь, на пороге возникает колоритная фигура начальника сего заведения, майора Таранова. Мощными плечами подпирает дверные косяки, смотрит отческим взглядом, поглаживает выпирающий живот, китель расстёгнут. У него нет авторитетов, поговаривают, даже офицеров на губе запирал и, вместе с рядовыми заставлял тупым ножиком пилить брёвна, затем, ровными штабелями укладывать дрова на заднем дворе гауптвахты.

Профессиональным взглядом скользнул по сумке, замечает силуэты от бутылок:– Заходи, – посторонился он, – ведёт в кабинет, там сидит знакомый прапорщик, что выпустил меня в прошлый раз. Он хмуро улыбается, отсаживается в сторону, освобождая место. На столе нагло стоит водка и много закуски, в углу, на батарее, сушатся портянки.

– А это тот рядовой, что неожиданно стал… старшим лейтенантом, – не сводит с меня пристального взгляда прапорщик.

– Могу я посмотреть ваши документы? – хмурится майор.

– Нехотя достаю удостоверение офицера КГБ.

Майор быстро глянул в документы, взгляд становится ещё более враждебным:– Чем же мы заинтересовали столь влиятельные структуры?

Не мешкая, достаю водку, испытывая неловкость, ставлю на стол.

– Правильный подход, – взгляд майора Таранова смягчается.

Прапорщик мигом наполняет стаканы из початой бутылки, я обречённо вздыхаю, кладу на чёрный хлеб кусок белоснежного сала. Чокнулись, выпили, пищевод, словно вспыхнул огнём, чертыхнулся в душе, вновь чистый спирт.

– Хлебом занюхай, – даёт профессиональный совет майор Таранов, – ещё по одной.

Прапорщик незамедлительно наполняет стаканы. Выпиваем, чувствую, мои глаза неумолимо сходятся на конус. Неожиданно майор обнимает меня:– Наш человек, – улыбается он, – говори!

– За своими пацанами пришёл, – я не стал водить му-му.

– Кто такие? – нахмурился майор Таранов.

– Ли и Осман.

– Это те, что пруд вычёрпывали? – с насмешкой спрашивает он.

– Они.

– Забавные хлопцы, – неожиданно у майора смягчается взгляд, – сколько мы их не прессовали, а всё напрасно, крепкие ребята.

– Настоящие орденоносцы, – с уважением подтверждает прапорщик.

– А зачем, вы это, их прессовали? – заикаясь от возмущения, говорю я.

Что-то меня начинает тихонько развозить, тянусь за водой, мне услужливо плеснули ещё спирт.

– Это определённый опыт, закаляет. Сильному человеку только на пользу, а слабый становится ещё слабее, – назидательно изрекает майор Таранов и неожиданно ревёт:– Костыленко, мать твою!

Поспешно вбегает плотный сержант, отдаёт честь, лицо бледное от ожидания.

– Ли и Османа сюда!

– Есть! – восклицает сержант и, словно испаряется. Буквально через десяток секунд вталкивает моих товарищей, лица у них чёрные, губы плотно сжатые, глаза горят как молодых волков.

– Осман, Ли! – встаю я, обнимаю их под добродушные смешки прапорщика и майора.

– Тащи их за стол, – покровительственно громыхнул майор Таранов.

– Кирилл, что за шутки? – шепнул Ли.

Осман с невозмутимым видом садится рядом с начальником гауптвахты, в глазах ноль почтения.

– Эх, жеребец! – хлопнул по его широкой спине майор. – Не держи обиды на старого дядьку, это же почти родительская любовь! – он собственноручно накладывает в тарелки котлеты и жареную с луком картошку и наливает в стаканы грамм по сто спирта.

– Выпьем, что ли, братья славяне, – Ли едва заметно усмехнулся, – за нашу Родину, за наш народ. Смерть империалистам! – мы чокнулись.

– Эх, ребята, ребята, вот смотрю на вас, а сердце кровью обливается. Нормально ведь, живём, страна сильная, с тысячелетней историей, а рухнет всё в одночасье. Польётся кровь пацанов, шакалы будут рвать страну на куски, развалится советская империя на мелкие брызги, – у Ли и даже Османа округляются глаза в удивлении. Для них это бред, наша держава как никогда мощная и независимая, ничто не должно даже колыхнуть этого колосса и ещё, слышать это из уст товарища майора, нечто невероятное. Но я знаю, это произойдёт, поэтому вздыхаю.

– Вот и ваш друг это знает, – проницательно замечает моё состояние майор Таранов. – Ладно, что должно произойти, то произойдёт, но в любом случае, надо постараться остаться людьми, – неожиданно его глаза блеснули, словно от набежавших слёз, а может, то спирт испаряется.

Мы долго не сидим, да и майор не стремится нас удерживать, прапорщик выдаёт документы и ремни.

– Будет желание, заходи. Станешь генералом, вспомни старого майора, – добродушно улыбается он.

Идём по заснеженной улице, ветра нет, с тихим шорохом падают тяжёлые снежинки. Воздух чистый, быстро вышибает из организма весь алкоголь.

– Ты словно небес слетел, – блеснул белками глаз Осман, – ещё немного, сержантов зубами рвать начал.

– Издевались? – понимающе спрашиваю я.

– Это у них называется: «профилактическая работа с личным составом с целью пресечь в дальнейшем рецидивы», – хохотнул Ли. – Самое гнусное, в туалет не пускали. Затем, засыплют всё хлоркой и… всех туда, толпа мочится, а дверь они закрывают. Через часик открывают, кто может, тот выползает, других вытягивают за руки.

– М-да, стану генералом, зайду, – с угрозой обещаю я. – Ну, а вообще, как в роте?

– Нормально. Замполит, разве, что взъелся. Мне кажется, с мозгами у него не всё порядке, – Ли улыбается, раскосые глаза превращаются в едва заметные щёлочки.

– Гимн Советского Союза под строевой шаг пытается приспособить, вторую неделю бьётся, результат нулевой, совсем со слухом у него не в порядке. До ночи маршируем на плацу, такое ощущение, бабы у него нет, – чуть ли не с грустью замечает Осман.

– Похоже на то. Катюша его подковырнула на этот счёт, так он побледнел, даже трусы покупать не стал, – усмехаюсь я.

– А кто такая Катюша? – хитро глянул Ли.

– Напарница.

– Хорошенькая? – улыбается Ли.

– Это не то, о чём ты подумал, – отмахиваюсь я, – да сейчас с ней вас познакомлю и… с Ритой тоже.

– Ах, ещё и Рита есть? Уважаю. Мужчина, – Ли продолжает меня подкалывать. Неожиданно до меня доходит, это у него так проявляется реакция после всех издевательств на губе.

– Еще, что-то интересное в дивизии произошло? – меняю я тему.

– А как же, – Осман прячет улыбку в широких скулах, – Индира Ганди приезжала.

– Зачем?

– Самолёты покупать. Вот шороху наделала, в её честь дороги с мылом драили. Всё оцепили, наехало столько генералов и маршалов, больше солдат набралось, на КПП вместо рядовых дежурили генералы и полковники. И вот сцена, едет колона из правительственных машин, вот-вот появятся Индира Ганди, нервы у всех напряжены, – Ли хихикнул, видно эти события хорошо знает, но Османа не перебивает, – а через дорогу перед КПП проложена железка, по ней вагоны иногда гоняют. И представляешь, в сей ответственный момент, едет на кобыле свинарь, везёт отходы из столовой. На подводе огромный бак, в нём плещется параша. И надо же, колесо телеги попадает между рельсами у КПП и заклинивает. Моментально выскакивают генералы и полковниками, рожи красные, брызгают слюной, вращают в бешенстве глазами, требуют, чтоб свинарь срочно убирал телегу. Тот медленно сползает с кобылы, волоча ногу, тащится к телеге, челюсть отвисшая, взгляд дебильный… ну, ты знаешь, кого в свинари берут… и начинает тупо смотреть на колесо. Все орут, угрожают дисбатом, расстрелом, а он что-то мычит, челюсть отвисла, течёт слюна, сцена ещё та! А тут головные машины показались. И вот началось, генералы с полковниками впрягаются в телегу, параша выплёскивается на парадное обмундирование, объедки валятся на фуражки, руки скользят в жиру. Но, к их чести, вовремя спихивают телегу с дороги, колона промчалась. Генералы в бешенстве орут на свинаря.

– И что с ним сделали? – смеюсь я.

– А что с ним сделаешь, свинарь, ниже не опустишь, обложили матом и отпустили, – невозмутимо говорит Осман.

Я гогочу как гусь, представив сцену, Ли так же смеётся, лишь Осман остаётся невозмутимым как далёкие кавказские горы.

В приподнятом настроении вваливаемся в мою комнату. Стол накрыт, витают ароматы кофе, Катюша в своём репертуаре, без кофе жить не может, Эдик нарезает солёные огурчики, наверное, к коньяку, Рита приветливо улыбается.

– Знакомьтесь, это Катюша, Рита, Эдуард, а это Ли и Осман.

Гл. 23

– Думал, какой первый тост сказать, – Эдик растягивает бороду в улыбке, – теперь знаю, за интернационал.

– Лучше за женщин, – мягко улыбается Ли, не сводя взгляда с Кати.

– Правильно мальчуган мыслит, – поддерживает его предложение Катюша, глянув на него как на сына.

Ли, насколько возможно, в удивлении округляет раскосые глаза. Он не может сопоставить явное несоответствие юной внешности Кати с её покровительственным тоном зрелого человека. Знал бы он, какая ехидная ведьма, скрывается за столь невинной внешностью.

Осман, сурово глянул на женщин, потопал в ванную и уже фыркает под холодной струёй воды, очевидно, целиком засунул голову под кран. Он всегда так любит умываться.

– Как служится, ребята? – когда все уселись за стол, спрашивает Катя.

Осман громко зачавкал, у них не принято, чтоб всякая мелюзга, тем более женского пола, задавала вопросы. Ли пожимает плечами, по его лицу скользит загадочная корейская улыбка:– Нормально служится, мне нравится, – я замечаю, он избегает смотреть ей в глаза. У Катюши, под вечер, из-под контактных линз, всё же вырываются отблески изумрудного огня.

– Волк больше не объявлялся? – интересуюсь я.

Осман берёт в руки фужер с коньяком, пытается согреть его в ладонях, делает маленький глоток, закусывает шоколадкой, лицо каменеет:– Появлялся, у заброшенного метро. Местные говорят, то не совсем волк.

– Кто же?

– Оборотень, возможно дикий, – вклинивается в разговор Рита.

Осман, игнорирует высказывание, а Ли мрачнеет.

– Не знаю насчёт оборотней, девочка, – Осман сжимает челюсти, под кожей лица прокатываются бугры мышц, – а то, что человек переодевается в шкуру волка, это очевидно.

– Люди пропадали? – рвётся в разговор Рита.

Осман сверкает очами, с неохотой, отвечает:– Да, что там, разве у милиции добьёшься правды, они всё скрывают. Хотя… сына главы райкома партии, некоторое время разыскивали… та ещё сволочь, но его не нашли. Но думается мне, скорее всего, загулял с очередной девкой, – Осман неторопливо глотает коньяк.

– Значит Ассенизатор, – радостно улыбается Рита, – вряд ли тот парниша объявится.

– Какой, ассенизатор? – хмурится Осман.

– Оборотень, – с насмешкой говорю я.

– Не думал, что это заразно, – хмыкает Осман, с иронией смотрит на меня. – Шутишь?

– Хотелось бы, – я решаюсь открыть правду друзьям, лучше сейчас, чем, если они столкнутся с неведомым неожиданно, можно и умом тронуться.

– А я верю в оборотней, – Ли необычно серьёзен, – у нас в совхозе был один, в лисицу обращался.

Осман фыркает, хлопает друга по плечу:– Знаю я ваши корейские сказочки, читал.

– Зря смеёшься, помнишь, как попали в засаду у метро? И куда делся тот человек? Ты же говорил, что почти в упор стрелял, крови было столько, люди не выживают.

– Сам удивляюсь, стреляю с детства, а в этого весь магазин разрядил, – Осман растеряно пожимает плечами.

Рита хмыкает:– Обычным оружием его не убьёшь.

– И каким же? – Осман неодобрительно смотрит из-под массивных бровей.

– К сожалению, таким же что и против упырей, – вздыхает девушка и снимает с вешалки, прикрытый одеждой, автомат СР-3 «Вихрь».

Всегда невозмутимый Осман, буквально подпрыгивает из-за стола, в глазах разливается восторг, протягивает дрожащие руки:– Даже не представлял, что такое чудо существует, – голос дрожит от возбуждения.

Вот, если сейчас спросить, что он больше хочет, автомат или женщину, выберет оружие, в этом я не сомневаюсь.

– Откуда такой? – невероятно, у Османа на лице появляется заискивающее выражение.

– Бабушка подарила, – Рита отдаёт его в жадные руки аварца.

Осман вновь игнорирует её ответ, рассматривает автомат, отстёгивает пустой магазин, слегка разочарован. Рита снимает медальон, изготовленный Эдиком, подаёт Осману:– Это от этого автомата.

– Пуля необычная, – скребёт её ногтём, – на серебро похоже.

– Это и есть серебро. Только оно способно убить… оборотня, – Рита мрачнеет.

– Зачем пули из серебра? – Осман не воспринимает реплики Риты.

– А мне понятно, – раскосые глаза Ли излучают страх.

– Понимаешь, Осман, мир устроен несколько иначе, чем мы представляем, – в упор смотрю в каменное лицо друга.

– Напарник, ты считаешь, стоит открыть им правду? – вмешивается Катя.

– Они уже по уши увязли в этих событиях, и кажется мне, у них на роду написано быть с нами, в общей упряжке.

– Он всё равно не поверит, – усмехается Катя, снимает контактные линзы и впивается гипнотическим взглядом вмиг посеревшее лицо аварца.

Светящиеся зелёные глаза с вертикальными, угольно чёрными зрачками, вводит ступор бесстрашного сына гор. Ли, тот вообще, опрокинув стул, шарахается в сторону.

– Ты оборотень? – глухо произносит Осман.

– Нет, – отмахивается Катя, – Ритка у нас оборотень, а Эдик человек. Ты не бойся, мальчик, обращается она к Ли, – мы тебя не съедим, – в голосе звучит насмешка.

Ли справляется со своими страхами, но напрягается как струна, поднимает стул, осторожно садится, не сводит изумлённого взгляда с Кати.

– А совсем недавно глазки мне строил, – театрально вздыхает несносная ведьма. Уже не нравлюсь?

– Губительная красота, – с усилием выдохнул Ли.

– А то, настоящая красота с ног сшибает! – осветила его глазами рыжая красавица.

Эдик хлопнул рюмку коньяка, закусил солёным огурцом, с обожанием глянул на Катюшу и у неё на лице мгновенно пропадает язвительное выражение.

– В душе я верил во всякую хрень, – в потрясении бормочет Осман и замечает, как вспыхивает в негодовании Рита, поспешно извиняется, – за хренью я не вас имел в виду.

Я не удерживаюсь, смеюсь. Это разряжает обстановку, страхи улетучиваются, друзья просто стали пытаться осмыслить новые открывшиеся обстоятельства. Я уверен, человеческая психика – субстанция гибкая – способна подстраиваться под меняющийся мир.

– Значит, – после осмысления медленно говорит Ли, – если есть оборотни, вероятно существуют и вампиры?

– И не только они, но и много другой хрени, – Катюше явно понравилось это слово.

Ли рассеяно пошарил взглядом по столу, замечает головку чеснока, кладёт в рот и усилено двигает челюстями, раскосые глаза мигом наполняются слезами, чеснок оказался ядрёным.

– Любишь чеснок? – с насмешкой говорит Катя.

– Это от вампиров, – кривится Ли.

– Мальчик, – смеётся Катюша, – чеснок отпугивает не только вампиров, но и женщин.

– А я луком потом заем, чтоб чесноком не пахло, – невозмутимо отвечает Ли.

Обстановка полностью разрядилась, всем весело, да и коньяк добавил раскованности, разговариваем обо всём, значит ни о чём. Просто здорово! Ли выдал пару анекдотов, Осман вспомнил, как ему в часть прислали посылку с аварским деликатесом, с сушёной лошадиной ногой. Вся рота пыталась её разгрызть, едва зубы там не оставила. А сам Осман ел её как мясо нежного ягнёнка, разве, что жилы лошадиной ноги рвались как струны гитары. Рита от смеха уже не может сидеть на стуле, тихонько сползла на пол, Катюша и я хохочем, Ли посмеивается.

– Если тот Ассенизатор напал на вас, он отступился от своих принципов, следовательно, в среде Ассенизаторов начался раскол и как следствие, нарушается Равновесие, – неожиданно раздаётся спокойный голос Эдика.

Смех обрывается, Рита с испугом смотрит на него, Катя мрачнеет, я тут же вспоминаю слова Леонида Фёдоровича: «Сбой программ начинает происходить в самих Ассенизаторах. Это уже не шутки, начало конца. Если нами завладеет сей вирус, произойдёт Армагеддон».

– Это плохо? – насторожился Ли.

Осман смотрит на меня, словно бык, который увидел соперника. Это у него так всегда проявляется сильное волнение.

– Что вам сказать, ребята, конечно, ничего хорошего в этом нет, – я вспоминаю Отстойник, где томятся души и праведников и грешников – результат крушения Равновесия. – Чует моё сердце, придётся лезть в заброшенное метро. Есть ощущение, отступник пошёл на сговор с низшей нечистью, метро хорошее для них убежище, необходимо собрать много серебра для пуль, – вздыхаю я, мне так не хочется плавить драконью вазу.

– С серебром проблем не будет, – лицо Ли озаряет радость, – на свалке самолётов тонны серебра, все высокочастотные кабеля имеют жилы из серебра, мы же сами цепочки из них плели, – Ли снимает с шеи ажурную цепочку.

– Вот это да! – Катя выхватывает её из его рук. – Какая красивая!

– Дарю, – мягко улыбается Ли. Он уже не боится Катиного взгляда.

Расходимся поздней ночью, опять не выспимся, а ведь завтра, как обычно, насыщенный день. И ещё, необходимо предстать перед очами нашего шефа. Ловлю себя на мысли, эта неминуемая встреча меня пугает. Белов Леонид Фёдорович не просто оборотень, в этом я не сомневаюсь, он существо иного рода. Дарьюшка и он, одного уровня, и словно ведут они шахматную игру, но в ней правил нет, есть лишь фигуры. Интересно, кто я там, офицер, лошадь или пешка? А кто король? Кем является генерал Щитов? Вопросов много, ответов нет. Но в любом случае, необходимо спрыгнуть с шахматной доски и как можно быстрее.

Все ушли, сижу один. Рита хотела остаться, но что-то воспротивилось в моей душе, теперь знаю что именно, моя душа томится по Стеле. Катаю по столу свой камень, он мягко светится, словно печалится вместе со мной.

– Вот как бывает, – обращаюсь к нему, – необдуманно поступил, совершил ошибку и как мне разбить этот узел?

По камню ползут алые линии, как артерии наполненные кровью. Глажу тёплую поверхность, и становится мне легче, будто он меня поддерживает.

Утро в общаге начинается с хождения жильцов по коридору. Хлипкая дверь легко пропускает все звуки, просыпаюсь, встряхиваюсь как собака, выгоняя остатки сна, обречённо иду умываться – впереди новый день.

На улице всё замело снегом, тихо и морозно, почти декабрь. Иду в свою роту, надо показаться на глаза капитану Бухарину, да и взять сапоги у прапорщика Бондара, по таким сугробам в ботинках замучаешься ходить, носки постоянно мокрые.

В роту прибыл раньше капитана Бухарина, бойцы уже пробежались по утреннему снегу, толпой заходят в казарму, там гудит басом прапорщик Бондар, даёт указание Мурсалу Асваровичу. Каптёр нагрузился простынями, с пониманием кивает, словно они обсуждают некую военную хитрость, замечает меня, смуглое, величиной с казан, лицо озаряется улыбкой. Прапорщик Бондар оборачивается, окидывает меня хмурым взглядом.

– Здравствуй, Кирилл Сергеевич. Мурсал! – так же хмуро обращается к каптёру, – помнится у тебя, сапоги хромовые завалялись, принеси товарищу старшему лейтенанту.

– Спасибо, товарищ прапорщик, – с чувством говорю я.

– Как отдохнул? – смягчается Бондар.

– Энергично.

– Ну-ну, – он неожиданно улыбается и протягивает связку ключей, – принимай роту, капитан Бухарин в отъезде. И вот ещё, к тебе три дня назад, двое мужчин на КПП приходили, утверждали, что твои друзья, всё о тебе всё выспрашивали, я сказал, что ты в командировке.

– Как они выглядят? – холодея, спрашиваю я.

– Высокие, в длинных пальто, бородки, как у священников, но слишком для них молодые, а глаза нехорошие, цепкие, холодные, как у фанатиков. Сознаюсь, даже в моём сердце прошёл трепет. Что это за люди? – прапорщик Бондар внимательно смотрит на меня.

– Большие крысы, – говорю одеревеневшими губами.

– От крыс необходимо избавляться, – назидательно прогудел прапорщик Бондар.

– Послушай, сам не хочу! – с горячностью вырывается у меня фраза.

Прапорщик улыбнулся:– Будет необходима помощь, обращайся, у меня друг начальником поселковой милиции служит.

– Боюсь, он не поможет, – мрачнею я, – на таких как они, даже яды не действуют.

– Очень образно, – поджимает губы прапорщик Бондар.

– Вообще, спасибо, – искренне говорю я, – если возникнет необходимость, воспользуюсь вашим предложением.

Мурсал Асварович грохнул о пол новенькие сапожки:– Принимай, Кирилл Сергеевич! Сносу не будет, на обратной стороне галифе пятнадцать и тринадцать насечек.

Я уже знаю, часто сапоги делают зеки. Насечки обозначают: максимальные – общий срок, минимальные – сколько отсидел. С таким послужным списком, зекам предоставляется всё самое лучшее: кожа, нитки… и, естественно, за столько лет заключения зеки приобретают не дюжий опыт. Обычно, таким вещам сносу нет.

Сержанты Ли и Осман уводят роту на завтрак, я захожу в кабинет командира роты, стягиваю промокшие ботинки, с удовольствием влезаю в сапоги. Оглядываюсь. Где-то должен быть электрический чайник и кофе. Резко звонит телефон. Возвожу глаза к верху, это явно Белов Анатолий Фёдорович. Откуда он узнал?

– Беру трубку:– Слушаю вас, товарищ полковник.

В трубке хмыкнули, раздаётся знакомый голос:– Ты не ёрничай, Кирилл.

– Да я и не думал.

– Почему вчера не пришёл на доклад?

– Поздно было, товарищ…

– Для меня нет ни дня, ни ночи, ты это должен был давно понять, – перебивает он меня.

– Исправлюсь.

– Опять ёрничаешь?

– На этот раз нет.

– В девять всей командой ко мне, – приказывает он.

Так подмывает сказать, Катя не успеет, неожиданно шеф ошарашивает меня следующей фразой:– Нет, лучше в десять, Катюша не успеет собраться, – в его голосе звучат нотки доброго, уставшего от долгой жизни, дедушки.

Сижу с пикающей трубкой, нервно смеюсь. В дверь коротко стучат.

– Да, – кладу трубку на место, встаю, поправляю гимнастёрку. Кого это чёрт несёт?

В кабинет протискивается замполит, лицо каменное, а в глазах, как муха в паутине, увязла обида.

Он без приглашения заходит в кабинет, садится на стул.

– Кирилл Сергеевич, я не понял, что сержанты Ли и Магомедов делают в роте? Они должны быть на гауптвахте.

– Уверен? – во мне вспыхивает злость. Сажусь в кресло командира роты, с умным видом открываю журнал, насмешливо смотрю в бледное лицо замполита. Ба, да у него даже прыщики есть, как у юнца! Совсем зелёный, с сожалением думаю я.

– В воспитательных целях не следует проявлять мягкость, – с напором говорит замполит, – иначе кто Родину будет защищать.

Приподнимаюсь на локтях, долго смотрю в глаза, замполит заёрзал на сидении, пару раз кашлянул кулак, чуть дрогнувшим голосом произносит:– Разболтаются, так и до предательства недалеко.

– Послушай, старший лейтенант, – сознательно называю его по званию, – сколько у тебя орденов?

– Не понял, причём здесь ордена? – он ещё сильнее бледнеет.

– Тебя хоть раз отмечала партия высокой правительственной наградой?

– Нет, но я…

– А у этих сержантов есть ордена. Если ещё раз их тронешь, морду набью, вон отсюда.

– Это вы мне? – кукарекнул он.

Я встаю, наливаю с графина воду, отхожу к окну. Валит снег, в этом году его как никогда. О замполите совсем забываю, словно не существует он для меня.

– О вашем поведении я обязан доложить в Особый отдел, – вновь раздаётся кукареканье.

– Что ж, голубчик, докладывайте. Кстати, я сам туда иду… и ещё, не гуляйте по ночам, не то Рита тебя узрит.

– Какая Рита? – теряется замполит, смотрит на меня едва не с суеверным ужасом, поспешно встаёт. Хлопнула дверь, я пытаюсь отодрать форточку, чтоб проветрить помещение.

Выхожу из кабинета:– Я в Особый отдел, – говорю дневальному по тумбочке и быстро покидаю роту.

С Эдиком заранее приготовили доклад, чтобы отвести от нас подозрения. Не знаю, получится нам обмануть проницательного Белова Леонида Фёдоровича, но вся надежда на необыкновенные способности друга. Его мысли невозможно вытянуть из головы, так как они витают в стороне от своего хозяина.

Вначале захожу к Эдику. Он давно на ногах, бодр, успел слегка выщипать бороду, сбрызнулся одеколоном.

– Готов с шефом знакомиться? – здороваюсь с ним за руку.

– Попробую.

– Он не человек.

– Понятное дело, – Эдик достаёт увесистую папку. – Я скорректировал вектора и теперь всё указывает в космос.

– Как-то расплывчато, – беспокоюсь я.

– Более того, я вывел такие формулы, на основании которых выходит, вектора обрываются в нашем времени и стыкуются в 2013 году.

– Как ты вышел на 2013 год? – внезапно мне становится нехорошо. – Это как раз тот год, из которого мы прибыли в 1980.

– Ты мне не говорил, – с интересом смотрит на меня друг.

– На меня не подумает? – я растеряно хожу по комнате.

– Первый раз у меня такой облом, – честно сознаётся Эдик. – И всё почему, не всё мне рассказал, – он назидательно взмахивает длинным узловатым пальцем.

– Необходимо всё переделать, – неприятно, но мой голос дрогнул.

– Не надо ничего переделывать, – щурит глаза Эдик, – пусть думает, что у него все козыря в руке. Сейчас он не станет ничего предпринимать, ведь, судя по векторам, у него уйма времени и будет уверен, что его не разводят с графиками. Что бы ложь была достоверной, необходимо влить в неё девяносто процентов правды, – узловатый палец Эдика вновь взметнулся перед моим лицом.

– Как бы мы сами себя не перехитрили, – буркнул я.

– Всякое может быть, – легко соглашается Эдик.

Дверь от резкого пинка ногой открывается, на пороге появляется Катя с подносом, на котором дымятся чашечки с ароматным кофе.

– Как вовремя, Кирилл, – она взмахивает золотыми волосами, глаза светятся запредельной зеленью, – Эдик, помоги, еле поднос удерживаю!

– А Рита где? – спрашиваю я.

– В буфет, за булочками побежала, скоро будет, – Катя передаёт тяжёлый поднос, быстро убирает на столе, стелет скатерть.

Рита появляется почти следом, подкрашенная, как учила Катя, в тёплом вязаном свитере, в пакете держит воздушные булочки.

– А колбасы не было? – в разочаровании поводит носом Эдик.

– Была, но такое ощущение, словно она позеленела от злости и сыр выгнутый, явно не одну неделю уже лежит.

– Есть неплохой кафе, – вспоминаю я. – Но нас уже ждёт Леонид Фёдорович, в десять должны быть у него.

– Не спится старику, – без злости хмыкает Катюша, – придётся поторопиться.

Знала бы она, что из-за неё он и без того перенёс время на час вперёд.

К Особому отделу подходим без пяти минут десять. Катя хмурая, носик вздёрнут, веснушки вызывающе горят, очевидно, пришлось ей подсуетиться, чтобы не опоздать. Но сколько ей это стоило!

Дежурный офицер вскользь глянул в моё удостоверение, кивнул, он явно предупреждён о нашем визите.

У двери задерживаемся, даже Катя ощущает себя не в своей тарелке.

– Что столпились как бараны, заходите! – словно в воздухе возникает голос шефа.

– Не изменился, старик, – облегчённо вдыхает Катя, уверенно толкает дверь.

Белов Леонид Фёдорович, в форме полковника авиации, встречает нас прицелом своих потусторонних глаз.

– Катюша, я не слишком рано назначил встречу? – мягко говорит он, утирая носовым платком лысину.

– Что вы, Леонид Фёдорович, – скромно потупила глаза Катюша.

– Вот и хорошо. Садитесь, – указывает на кожаные кресла.

– Как отец? – ласково глянул он на Риту.

– Работает. Сейчас в командировку уехал, по партийному заданию, – Ритино лицо озаряет счастливая улыбка, она с восхищением смотрит на шефа.

– Принял решение перевести его в Москву, он очень способный оборотень, – будничным тоном произносит Леонид Фёдорович. – Да и ты с перспективой, девочка, получишь новый сектор в Черёмушках. Кстати, пара тебе в партию вступать, рекомендацию дам самую позитивную.

– Ой, спасибо! – Рита смущается и мило краснеет.

– А ты… Эдуард Арнольдович? – с интересом уставился на Эдика шеф.

– Вроде да, – блеет мой друг, растягивая бороду в улыбке.

– Правильный ответ, мы все «вроде да», – хвалит его шеф. – Что ж, Кирилл Сергеевич, команду ты подобрал замечательную, а ещё два парня, Осман Магомедович и Герман Ли, хорошие бойцы, нам сейчас люди нужны. Чувствую, в заброшенном метро копится нехорошая энергия. Придётся вам прочесать все его закоулки.

– Нам серебряные пули нужны. Мы хотим их из серебряной проволоки изготовить, – говорю я, внимательно всматриваясь в добродушное лицо шефа.

– Не стоит возиться, – отмахивается он, – этого добра много, в серебряных пулях недостатка не будет, – затем он вновь оборачивается к Эдику:– Всё получилось? – вкрадчиво спрашивает он.