Текст книги "Тайная каста Ассенизаторов (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

тишина, все спят. В отличие от Москвы, народ у нас рано ложится.

У гаражей замедляю бег, перехожу на шаг. Всё же у меня беспокойство за ту

девушку. Вдруг мы ошиблись? Сейчас лежит она в грязи, обруганная, изувеченная.

Осторожно иду по едва заметной тропинке, кручу по сторонам шеей. Место здесь

гадкое, гаражи пристают впритык друг к другу, образуя всякие щели, лазы, вокруг всё

заросло густой травой и разбросан всяческий хлам.

Вроде, что-то блестит на стенке гаража. Приближаюсь, пристально вглядываюсь в

пятно. Боже! Гараж забрызган кровавыми ошмётками, а вокруг разбросаны человеческие

останки.

Беру палку, с отвращением переворачиваю, слипшуюся от крови, оторванную

голову. Зрелище жуткое, глаза открыты, но нет в них уже того масляного взгляда, в них

навсегда застыл дикий ужас. На гладком камне сиротливо лежит скромный букетик

цветов. Долго не могу прийти в себя, стою, словно под гипнозом.

– А что ты тут делаешь?– слышу приветливый голос.

Волосы хотят встать дыбом, резко оборачиваюсь. На меня улыбаясь, смотрит та

девушка, из троллейбуса.

– Это ты сделала?– пытаюсь погасить в теле крупную дрожь.

– Пришлось,– потупила свой взор.

– Надо было просто в милицию заявить, а не так жестоко,– моя душа буквально

взорвалась.

– Странный ты какой-то,– невероятно удивляется она.– Причём тут милиция? Ну, сидел он

пару раз за изнасилование, убийство не доказали. А последний раз, вообще, досрочно

освободили, за хорошее поведение. И что дальше, продолжать жить ему?

Я в тупике от её слов, привык верить в закон, в неотвратимость наказания, хотя с

несправедливостью сталкивался постоянно и, как это ни парадоксально, больше со

стороны власти.

– Пойдём отсюда.

– Действительно, что тут уже делать?– соглашается девушка. Идёт рядом и пышет от неё

горячая энергия. Она не до конца преобразовалась в человека, вокруг неё вьётся,

призрачный контур питбуля.

– Звать тебя как?– оборачиваюсь к своей необычной спутнице.

– Рита.

– Учишься?

– СПИ закончила, факультет автоматизации систем управления.

– Нравится специальность?

– Нет, просто куда-то надо было поступать, а в Севастополе лишь один институт, а в

другой город папа не пустил, переживает за меня,– откровенно говорит девушка.

– Знал бы папа кто ты,– усмехаюсь я.

– Он знает, он тоже оборотень.

– О как! Тогда чего боится?

– На нас тоже охотятся, это ещё со времён инквизиции – Воины Иеговы.

– Так вроде, они за бога, против всякого рода насильников должны выступать,– мне

непонятно.

Рита весело смеётся:– Ты знаешь, где самый большой процент педофилов? В их

среде! В Ватикане вообще разрешены браки, чуть ли не с двенадцатилетними девочками.

Сколько смертей и искалеченных судеб по этому поводу было. Я больше чем уверена,

наступит время, вообще станут практиковаться однополые браки, а по улицам будут

шествовать демонстрации извращенцев.

– До этого не дойдёт,– содрогнулся я.– Пока живём в СССР, этого не допустят.

– Угу, пока живём в стране Советской,– хмыкает Рита.– Папа говорит, СССР развалится и к

нам непрерывным потоком хлынут «западные ценности».

– Что за бред! Советский Союз будет стоять вечно,– не верю я.– А, что он ещё говорит?-

всё же интересуюсь я.

– Война начнётся, с Кавказом. Поезда под откос будут пускать, города бомбить.

– Фантазёр твой папа,– откровенно смеюсь я.

Рита нахмурилась, смотрит недоброжелательно. Судя по всему, отец для неё

авторитет.

– Ты меня извини, конечно, но всё будет иначе. Я в армии служу, так у нас самая

настоящая дружба народов. У меня друзья, один аварец, другой кореец.

– Ты не показатель,– резко заявляет девушка. Видно ей ещё обидно за своего папу.

– Поживём, увидим,– не хочу с ней спорить.

– Поживём, увидим,– со вздохом соглашается она.– А вы в Севастополе недавно?

– Родился здесь.

– Странно, ни разу о вас не слышала.

– А что, много таких как мы?

– В Севастополе я, отец, да Дарьюшка … вот вы ещё появились. Только не пойму, вроде

Ассенизаторы, в тоже время, на оборотней не похожи. А вдруг вы дикие?– в её глазах

всплывает ужас.

– И дикие есть?– удивляюсь я, а Рита успокаивается.

– Слышала о них, но не встречалась. Они никому не служат, ни добру, ни злу – дикие.

Послушай, а пойдём, я с отцом тебя познакомлю!

– Поздно уже, ночью, к девушке.

– Не бери в голову, для нас ночь, что день.

– А мать как к этому отнесётся?

– Её нет, она погибла.

– Извини.

– Ничего … это давно было, даже лица не помню.

– Что ж, пойдём. Только телефон у вас есть?

– Конечно.

– Матери надо позвонить, наверное, опять переживает. Далеко живёте?

– На Вакуленчука, у гастронома.

– Так мы соседи, это совсем близко от меня. Мой дом рядом с детским садиком.

– Там моя бабушка живёт, на первом этаже. Правда, её окна ниже уровня земли.

– Бабушка? А почему не вместе живёте?

– Дарьюшка не хочет, к тому же, она там район убирает.

– Её Дарьей звать?– что-то кольнуло мне память.

– Нет, Дарьюшкой,– мягко поправляет меня девушка, очевидно, любит её.

Спускаемся в балку, где-то в стороне мой институт, построен на отшибе, к нему

ведёт длинная дорога, её прозвали «дорогой жизни», зимой по ней разгоняется студёный

ветер, набирает силу и, лупит со всей дури в институтские корпуса и общежития,

вымораживая всё тепло. Помню, занимались в аудиториях, трёх сотках, так прямо внутри, у двери, наметало не хилый сугробчик, многочисленные щели не задерживали снег. И

ничего, надевали перчатки и писали лекции – студенты, народ закалённый!

– В балках нельзя ничего строить и жить,– хмурится Рита.

– Почему?– искренне удивляюсь я.

– Из них бьёт отрицательная энергия. По преданиям, даже колдуны не рискуют жить

внутри их, а лишь на склонах, по чуть-чуть вбирая эту энергию. Если взять сразу, можно

сгореть.

– То ж, предания,– улыбаюсь я.

– Как сказать, наши предки очень серьёзно относились к постройке своих домов.

– А ещё кошку выпускали, чтоб определить, благое место или нет,– шучу я.

– Да, и кошку,– соглашается Рита.– Приметы на пустом месте не вырастают. В принципе, это своеобразная магия. Вот ты, плюёшь три раза через левое плечо, когда дорогу

перебегает чёрная кошка?

– Плюю,– смеюсь я,– так это просто традиция. Как-то, перед экзаменами мне дорогу

пробежало четыре чёрных кота, получил четыре балла. На каждого кота по баллу. Жаль, что пятого не было, так бы пять получил.

Рита весело смеётся:– Я кошек люблю и чёрных и белых. У Дарьюшки такой

классный чёрный кот живёт, гладишь его, даже искры испускает, холённый, большой,

важный.

Так в разговорах незаметно подходим к подъезду.

– Вот, мы и пришли,– поднимаемся на пятый этаж, Рита звонит в дверь.

Дверь открывается, на меня смотрит крепкий, с несильной проседью на висках,

мужчина. Испытующий взгляд сменяется на понимающий. Кивает мне, заходим,

протягивает руку:– Вадим Петрович,– представляется он.

– Кирилл.

– Проездом или как?

– Вообще я местный, живу рядом, в соседних домах, но, в принципе, проездом. На

побывку приехал, служу под Москвой.

– Кадровый офицер?

– Нет, временный, после института военные сборы,– не стал вдаваться в подробности.

Рита принимает мою шинель, орден Красной звезды ярко блеснул в свете лампы.

– Ого!– поражается девушка.

– Не обращайте внимание, случайно дали.

– Случайно их не дают,– усмехается мужчина.– Заходи, присаживайся. Дочка, чай

приготовь, пожалуйста! Как с Ритой познакомился?

– В троллейбусе, хотели предупредить об опасности. Тип один, за ней увязался.

– Мы долго его выслеживали. Так Рита всё же увела его?

– Да,– я содрогнулся, вспомнив, как она его увела.

– У него родственник в Обкоме партии работает, та ещё гадина, постоянно его вытягивал, уголовные дела, заведённые на него, изымал, постоянно отмазывал. Им сейчас занимаемся

наши товарищи из Симферополя.

– Такие как и вы?– осторожно спрашиваю я.

– Да, партийцы с большой буквы. А ты в партии?

– Нет.

– Как же так, надо вступать! Оборотень обязан быть коммунистом! А оборотень в погонах

– вообще замечательно!

– Не думал об этом.

– Хоть ты и молодой ещё, а пора. Печать на твоём лице, очень сильная.

– Какая печать?– не понимаю я.

Вадим Петрович смотрит с иронией, думает, что я шучу:– Никак, лично сам Шеф

тебе её поставил. У тебя есть перспектива роста, от рядового оборотня до руководства

касты Ассенизаторов. Кстати, печати, только, посвящённые могут заметить, дикие нет. А

ты наши знаки видишь?

– Знаете, у меня, словно амнезия. Ничего не помню, только, мерещится что-то,– искренне

сознаюсь я.

– К Дарьюшке сходи,– становится серьёзным Вадим Петрович.– Я вот, тоже чувствую, есть

в тебе нечто от нас, а что-то просто запредельное. Обязательно сходи к ней. Она многое

знает, даже будущее может прогнозировать.

– Это она сказала, что СССР развалится?– ляпаю я, и прикусываю язык, думая, что говорю

лишнее.

– Нет, не она, это и так очевидно,– по лицу промчались эмоции, словно сорвался с

холодных гор обвал. Видно, как тяжело переживает человек, думая о будущем.– Нашу

страну будет раздирать всяческое «шакальё», соседи потребуют жирные куски, на наших

границах будут стоять войска НАТО со своими ракетами, круг замкнётся и начнётся

Третья мировая война.

– Вы не преувеличиваете?– осторожно спрашиваю я, дабы его не обидеть.

– Это прогноз, но не факт. Делать, что-то, надо уже сейчас. Тенденции к развалу уже

появились. Доллар лезет в наше общество, а это подрыв экономики. Раньше за валютные

махинации ставили к стенке, сейчас сами партийцы высших эшелонов власти, скупают его

в огромных количествах. Скоро, национальные богатства: нефть, газ, энергетику, заводы –

передадут в частные руки. Весь капитал осядет в банках Запада, а значит, и рычаги

давления и управления нами, будут у них. Одни будут жиреть, народ, в большей своей

массе, вымирать. Церковь влезет в управление государством. Будут уничтожать, как это

делала инквизиция, древние знания, русский народ втаптывать в грязь истории. Делать

просвещёнными кого угодно, допустим, тех же греков, но не русских. Славяне, для

патриархов церкви, являются варварами, почти животными, людьми второго сорта.

– Мрачный прогноз.

– Поэтому мы здесь,– соглашается Вадим Петрович,– к сожалению и низшие из нечисти

зашевелились. На свет выползают те, о которых стали забывать. По слухам, упыри

появились и ещё кто-то, он хочет диких оборотней под себя подмять. Вроде как, и в среде

Ассенизаторов отщепенцы появляются. По крайней мере, шеф сейчас собирает драконьи

камни, боится, что мир рухнет.

– Блин, на сказку похоже.

– А мы не сказка?– с иронией смотрит мужчина.

– Вы упомянули о драконьих камнях, что это?– почему-то в кармане нагревается мой

талисман, появляется желание его достать, но благоразумно давлю искушение, что-то

подсказывает – мой талисман и есть драконий камень.

– Если образно, то в нём заключена душа дракона. Это настоящая стихия, почти как

Природа, захочет, сметёт с лица Земли все упоминания о человеке. Можно себе

представить, если он попадёт не по назначению.

– А как определить, по назначению или нет?– осторожно спрашиваю его. Мне становиться

неуютно сидеть за одним столом с оборотнем, рассуждающим о бытие.

– Нам не обязательно определять, всё решает шеф. На кого укажет, того и рвать будем.

– А если ошибётся?

– Что ты!– смеётся Вадим Петрович.– Он никогда не ошибается, он даже не человек,

пришёл из глубины веков, чтоб спасти равновесие мира. Ты его должен знать … это

точно, его печать,– он внимательно всматривается в моё лицо.

Замыкаюсь в себя, выплывают бесцветные глаза и ухмылка с блестящим клыком -

даже вздрагиваю.

– Чувствую, вспоминаешь,– проницательно замечает Вадим Петрович,– зайди к

Дарьюшке, она точно поможет.

Рита заходит подносом, расставляет пузатые чашки, настороженно косится на

меня, вероятно, уловила перемену в моём настроении.

– Чай с сахаром или с варением?

– Попробуй варение, клубничное, аромат с ног сбивает, дочка сама варила,– с радушием

советует Вадим Петрович.

– Давайте, но не много,– нехотя соглашаюсь я, что-то настроение в одночасье рухнуло

вниз, словно с Вавилонской башни.

Варение действительно великолепное, ягоды почти прозрачные, светятся красным

огнём, нежные, тают во рту, мелкие семечки щекочут губы, хочется, есть ещё и ещё.

– Ну как?– лукаво смотрит Вадим Петрович.

– Это что-то!

– Катюшу Дарьюшка научила, древние рецепты нашей семьи.

На душе слегка оттаяло, но долго задерживаться в радушной семье оборотней не

хочу. Допиваю крепкий чай, благодарю, меня зазывают приходить ещё, мило улыбаюсь,

поспешно делаю ноги.

Уф! Выхожу с подъезда. До чего же хорошо на улице! Скоренько бегу к своему

дому. Щупаю чёрный камень. Я тебя в обиду не дам! Он отзывается на ласку, теплеет и

мне становится радостно, он точно живой и он МОЙ.

Мама не спит, ждёт меня, осуждающе качает головой, я так и не позвонил ей,

совсем из головы вылетело из-за прицельного радушия моих новых знакомых. Хочется

спать, устал за день, столько впечатлений и завтра денёк будет насыщенным. Иду мыться, как обычно горячей воды нет, хорошо хоть холодная есть, но мне не привыкать, хорошо

растёрся и в постель, на хрустящие простыни. Благодать!

Едва закрываю глаза, завертелся хоровод из лиц, как листья, кружащиеся с

деревьев. Уплываю и снова, словно лечу над океаном. Но только этот океан совсем

другого мира – несколько лун серебрятся на лиловом небе, пространство заполнено

крылатыми созданиями и все рады мне, словно я вернулся домой после длительного,

растянутого на тысячелетия, отсутствия. Живые цветы порхают рядом, радушно осыпая

янтарной пыльцой, стрекозы, с человеческими глазами, трещат прозрачными крыльями

около лица, в океане, разбивая хвостами воду в белую пыль, пасутся морские колоссы, выпуская в мою честь мощные фонтаны, серебристые пузырьки поднимаются с глубин,

летят ко мне, заглядывают бесчисленными глазами в лицо. Душа наполняется счастьем,

это мой мир, меня все знают и любят. Внезапно появляется невероятное крылатое

создание. Медно красная чешуя горит огнём, тело гибкое как у кошки, на лапах сверкают, словно полированный обсидиан, серповидные когти. Оно элегантно поворачивает

длинной шеей и, словно звучат серебряные колокольчики, так чешуйки трутся друг о

друга, а в глазах изумрудное сияние, с ноздрей срываются огненные звёздочки.

– Привет. Здорово, правда?– голос звучит как орган на средних диапазонах.

– Привет,– разворачиваюсь к ней, с добродушием выдыхаю сноп искр.

– Полетели к тем горам.

– А что там?

– Мне кажется, там наш дом. Каким уютом оттуда веет!

Это, правда, мне хочется туда попасть. Вытягиваю шею, взмахиваю крыльями,

мгновенно набираю умопомрачительную скорость, даже воздух загорелся вокруг тела.

Рядом, словно болид, несётся моя подруга. Нам весело, ощущаем силу, и кажется, мы

можем всё.

Внезапно на пути вырастает, словно из хрусталя стена. Выбрасываем вперёд лапы с

когтями, поверхность содрогнулась, поползла трещинами и вновь разгладилась.

– Почему?!– кричим мы.

Словно заиграл орган на самых низких аккордах:– ВАШЕ ВРЕМЯ ЕЩЁ НЕ

ПРИШЛО.

Обидно! Слёзы, дымясь, льются из глаз, вокруг собираются стрекозки, они

утешают нас, серебристые пузырьки вытирают глаза, живые цветы гладят мягкими

лепестками наши лобастые головы.

– ВОЗРАЩАЙТЕСЬ ОБРАТНО, ДЕТИ МОИ,– ласковый голос сотрясает все наши

чешуйки. Словно падаю в прежнее тело, какое оно слабое и мягкое, как улитка без

панциря.

Меня будит запах блинчиков и кофе. Открываю глаза. Какой странный сон? В

голове мелькают быстро гаснущие сюжеты из сна … и почему подушка мокрая, вспотел,

что ли?

Спрыгиваю на пол, чувствую в себе небывалую силу и здоровье, делаю отмашку

руками и ногами, приседаю, отжимаюсь, бегу умываться.

На кухне хлопочет мать, на столе целая груда блинчиков, домашняя сметана,

нарезана колбаса и сыр, дымится ароматный кофе.

– Выспался, сынок?– улыбается мне, накладывая сметану в фарфоровое блюдце.

– Спал как убитый, даже сны не снились. Или снились?– задумываюсь я.

Мать смеётся:– Значит, хорошо спал. Какие планы на сегодня?

– В военкомат схожу, затем, в Инкерман съезжу, прогуляюсь.

– С девушкой?– лукаво смотрит мать.

Внезапно вспоминаю смешливые глаза Стелы, её запах, на душе защемило:– Нет, с

напарницей,– уверенно говорю я.

– Понятно,– улыбается мать и треплет мне волосы.

– Не стал её переубеждать, наслаждаюсь домашней едой. Уеду в часть, когда ещё так

поем.

После завтрака врубаю Пинк Флоид, привожу в порядок форму, без колебания

снимаю орден, хватит выделываться, всегда ощущал, словно украл его. Начищаю ромбик

инженера, так будет лучше и на душе хорошо, что действительно заслужил, то и носить

приятно.

Вытаскиваю чёрный камень, долго рассматриваю, очень он древний. Его

поверхность покрывают доисторические ракушки. Когда-то лежал на дне океана, мимо

проходили целые эпохи, одних существ сменяли другие, он спрессовался с камнем, дно

поднялось, образовались горы, приехала камнережущая машина выпилила блок и в

результате он попадает ко мне – воистину, невероятное событие.

Держу камень в ладонях и всё сильнее понимаю, его необходимо беречь, а он

словно ощущает мои эмоции, нагревается, по поверхности ползут золотистые искорки,

пару древних ракушек отпадают, обнажая ровную, без изъянов, поверхность. Затем,

словно успокоившись, он словно засыпает, становится холодным и тяжёлым.

Долго бреюсь, стараюсь сбрить мельчайшие волоски, брызгаюсь одеколоном,

вроде как готов.

На прощание не удерживаюсь, хватаю из-за стола ещё один блинчик, мать целует в

лоб, я сбегаю вниз.

Выхожу во двор, раннее утро, незнакомая дворничиха самоотверженно метёт двор.

Листья выпархивают из метлы и перелетают чуть дальше и толку от уборки никакого.

Улыбаюсь, здороваюсь, она окидывает меня внимательным взглядом:– Новенький?-

неожиданно спрашивает она.

– Старенький,– буркаю я и пытаюсь быстрее скрыться. Знаю эту породу, дай только

зацепиться, не отцепишь, расскажут всё, и о внуках, о детях, о соседке Груне и т.п. Стоп!

Когда-то со мной это уже происходило! Останавливаюсь как вкопанный:– Дарьюшка?-

озаряет меня.

– Да, Кирюша, пойдём в дом, сынок.

Гл.11.

Упитанный чёрный кот, прыгает под ноги, одаривает жёлтым огнём глаз, важно

идёт, до хруста задрав пушистый хвост.

Дарьюшка приглашает на кухню, садимся за стол, накрытый простенькой

клеёнкой, но сверкающей чистотой. Стоит ваза с благоухающим варением, в тарелке,

груда сушек, в пластмассовой коробке, аппетитное печение.

Стою как громом оглушенный. Это уже было!!!

– Вспомнил, родной?– она наливает чай в широкие, оранжевые чашки, садится рядом,

смотрит на меня с жалостью, качает головой.

– Да,– с тоской вздыхаю я.

– С Переходом всегда так. Иной раз и не вспоминают, затем мучаются всю жизнь, пытаясь

понять, то, что для них уже закрыто навсегда. Все путешественники во времени, люди, прибывшие из других Реальностей. Вот сейчас вся история пойдёт иначе, может, почти

незаметно, но иначе, а бывает, будущее переворачивается глобально. Может, нет тебя уже

там, а вдруг ты в нём – король. Но можно представить, грядущего уже нет? Пшик и всё!

Пустое пространство даже без намёка на то, что кто-то когда-то жил, любил, страдал, созидал … одно чёрное пространство,– Дарьюшка потирает искрученные артритом

пальцы, горестно вздыхает. Чёрный кот прыгает к ней на колени, жмётся, урчит, требует

ласки. Она чешет ему шейку, он тыкается в ладони.– Ты, Кирюша, должен понять, многое

тебе покажется противоестественным. Вероятно, и мнение сложится на некие события

иное, но должен знать, весь мир держится на перетянутом волоске, лопнуть может!

Чёрное иногда оказывается белым, белое – чёрным. Нельзя доверять никому, иной раз,

даже своим чувствам.

– Но вам то, можно доверять?– едва ли с отчаяньем выкрикиваю я.

– Мне вообще доверять нельзя,– она смеётся, её зубы на удивление ровные, белые, без

малейших изъянов.– Я даже не человек, живу в различных реальностях одновременно. В

одной из них, мы пьём с тобой чай, в другой, сдираю с тебя кожу, в третьей – ты

сжигаешь меня на костре.

– Ужас, какой,– морщусь я.

– Не принимай близко к сердцу, в данный момент, мы пьём с тобой чай и я добрая

бабушка для Ритули. Вот, подметаю двор, варю варение, встречаю таких как ты,– она

лукаво смотрит. В её старческих глазах непостижимая мудрость и затаённая боль.

– Послушайте,– мне кажется это важным,– кто такой на самом деле, Радомир?

– Радомир? Какой Радомир?

– Ну, Христос,– смешался я, видя её недоумение.

– Христос всегда был Иисусом,– пожимает она плечами.

– Но вы говорили …

– Такого сказать никогда не могла, я лично присутствовала на его казне.

В другой момент мне б захотелось покрутить пальцем у виска, но сейчас

абсолютно верю, и вдруг мне становится страшно в её обществе, словно промелькнуло её

истинное обличие.

– Ты меня не бойся,– мигом замечает моё состояние,– в пору мне тебя бояться,– она

ласково треплет меня по волосам.– Тебе ещё чая подлить, сынок?

– Да, Дарьюшка, он у вас необыкновенно вкусный,– успокаиваюсь я.

– И полезный. Если бы ты знал, сколько здесь различных трав. Как они необходимы

молодому дракону.

– Какому дракону?– давлюсь чаем.

– Ты им являешься, ты.

– Значит, всё же, я оборотень?– я едва не всхлипываю, в тайне надеялся, что я обычный

человек.

– Вот рассмешил! Оборотень! Ты дракон, к братству оборотней, поверь, не имеешь ни

малейшего отношения, что б они тебе ни говорили.

– А вы, тоже не оборотень?– догадываюсь я.

– Да,– очень спокойно говорит старушка,– но в тоже время, могу им быть,– добавляет она.

– А мой камень, чем он на самом деле является, вы это знаете?– моё сердце в тревоге

бьётся, вдруг она скажет, что-то страшное.

– В нём заключена твоя душа. Главное, не пои его кровью, иначе из него высвободится

лишь та часть, что имеет звериное начало, а любовь, доброта, останутся в зачаточном

состоянии. Дракон-зверь, это природная катастрофа, дай возможность своему камню,

гармонично влить в тебя душу.

– Значит те, кто поил его кровью, очень опасны?– делаю вывод я.

– Даже представить себе не можешь,– соглашается Дарьюшка.

– А генерал Щитов,– вспоминаю его камень,– он поит свой камень кровью?

– Этого я не знаю, придётся тебе самому разобраться, поэтому ты здесь – это твоё главное

предназначение.

– Белов Леонид Фёдорович, настаивает, чтоб его убить,– мрачно говорю я.

– Может он и прав, зачем рисковать,– вздыхает старушка, поглаживая урчащего кота.– В

любом случае, выбор всегда за тобой,– решительно добавляет она.

– А Катя кто?– вспоминаю свою напарницу.

– Ты уже знаешь,– посмеивается Дарьюшка.

– А я смеялся над её фантазиями, значит, она как и я?

– Пока да,– неожиданно хмурится старушка.– Катюша может быть невероятно опасной,

будь всегда начеку! Женщина-дракон – это нечто запредельное!

Ухожу в свои мысли, как всё выглядит неправдоподобно. Хотя, что мы знаем о

мироздании, сколько в нём путей, сколько существ – Вселенная бесконечна. А что такое

разум? Разумен ли человек? Разумна ли собака, ценою жизни защищающая хозяина,

который, может, не достоин этого? Разумны ли дельфины, когда люди ранят одного из

них, затем привязывают к свае, зная, что стадо не покинет своего раненого сородича и

истребляют всех? Может, не просто так, Японию постоянно сотрясают землетрясения?

Они используют сей способ для добычи этих, наверное, разумных, обитателей морей.

Разумно ли растение, атакованное тлёй, посылающее сигналы божьим коровкам, чтоб те

пришли на помощь? А вдруг Земля живая и она может попросить о помощи? Какая тонкая

грань в понимании разума! Как легко ею манипулировать!

Дарьюшка не вмешивается в мои размышления, немного посидела за столом, затем

и вовсе вышла из кухни. Кот моментально бежит за ней, видно, любит её очень.

Чай совсем остыл, хлебнул холодного, пора. Встаю, захожу в комнату. Дарьюшка

сидит в уютном кресле, вяжет, клубок с нитками на полу, чёрный кот нехотя гоняет его

лапой.

– Спасибо за чай, я пойду.

– Иди, сынок, иди,– кивает мне, но из кресла не встаёт.– Передай привет от меня Луцию

Квиету.

– Кому?

– А ладно,– махает рукой,– это я так, к слову.

Выхожу во двор, испытывая некое потрясение. Получил много информации, вся

она нестандартная, в логику вещей с трудом входит, но жить надо и с этими знаниями. До

одиннадцати необходимо решить с военкоматом, далее, на Графской пристани встречаюсь

с Катей.

Военком, зачем-то долго изучает мои документы, всё же ставит в них отметку,

затем, внимательно смотрит на меня:– В КГБ зайдите, у них к вам вопросы.

– Зачем?– невероятно удивляюсь я.

– Мне почём знать,– жуёт губы,– мне приказали, я передал.

Непонятно, в чём я заинтересовал эти службы? Наверное, как и все обыватели, я с

опаской отношусь к этим органам. Много ходят о них слухов, домыслов, в любом случае, лучше к ним не попадать, но делать нечего, посетить их придётся.

Бегу на катер, Катя меня уже ждёт, такая худенькая, в своём лёгком пальтишко.

– Кирилл, катер уже отправляется, бегом, я билеты купила!

Забегаем на палубу, вовремя, с кнехтов срывают канаты, звучит сирена, словно

вопль простуженного павлина, плавно отходим от причала.

– Пойдём на корму!– Катя тащит меня назад.

Хотя сейчас, как говорится, не месяц май, всё же там неизмеримо лучше, чем в

душном пассажирском отсеке.

На корме народа мало, в основном курильщики, и то, пытаются скорее докурить и

спрятаться от холодного ветра.

Резко похолодало, ветер с севера, влажный, пронизывающий, в то же время на небе

ни единой тучки, ярко блистает Солнце. Для Крыма нормальное явление, это не как под

Москвой, едва осень и серое, в низких тучах небо, и так до самой весны, ждёшь-ждёшь, когда уже потеплеет. Офицеры выгоняют солдат на улицы скалывать лёд с дорог, это

называется, делать весну. Весьма действенный способ, действительно, через пару месяцев

всё тает, в лесах мокнут сугробы, проваливаются между стволами и под каждой берёзой

устанавливают бутылочки, консервные банки – собирают берёзовый сок, в принципе, своя

прелесть есть.

Бултыхает конкретно, хотя построен мол, защищающий от штормов, отдельные

волны перекатываются через него, сотрясая тихую бухту. Удивляюсь, как это ещё рейсы

не запретили.

Катер хорошо пошвыряло, когда разворачивался, затем он вышел носом на волну,

стало легче, но пена залетает на корму. Нашли место в закутке, держимся за поручни, с

восхищением смотрим на вздымающиеся гребни, в пенных завитках.

– Вы бы прошли в помещение,– беспокоится вахтенный матрос.

– Да-да, сейчас,– отзываюсь я, но продолжаем стоять, любуясь непогодой. Матрос постоял-

постоял, наверное, вошёл в наше состояние, улыбнулся, и решил нас не дёргать, оставив

одних на корме.

– Мне такой хороший сон снился, правда, в конце едва не расплакалась,– откровенно

говорит Катя,– вроде, как побывала в стране драконов. И знаешь, там был ты, в бронзовой

броне, такой сильный и добрый. Мы летели в свой город, но нас не пустили,– она смотрит

на меня, ждёт, что я скептически заулыбаюсь, буду шутить по этому поводу.

– А у тебя была ярко медная чешуя и острые когти на лапах,– смотрю её в глаза. – её зрачки

внезапно расширились и, неожиданно сузились, как у кошки.

– Так значит, это была правда?

– Правда.

– Я всегда ощущала себя драконом,– повела острыми плечиками девушка. Она плотнее

закрыла платком тоненькую шейку, холодные брызги вздумали нас заливать сверху.

– Однако, нас скоро смоет за борт,– тревожусь я.

– Нет, сейчас выйдем в речку, там спокойнее,– Катя не хочет уходить.

С трудом швартуемся у причала Голландии. Экипаж помогает пассажирам

покинуть борт, катер сильно бьётся об привязанные шины. Скрип от трения, напоминает

визг рассерженной хрюшки и, едва последний человек высаживается, катер сразу

отваливает. Вероятно, это последний рейс, бухту точно закроют, придётся добираться

обратно на автобусе, а они так редко ходят.

Едва вышли из бухты Голландии, как волны, словно их посадили на поводок,

успокаиваются, лишь изредка дёргаются под порывами ветра.

– Мы в Инкермане с тобой познакомились,– уверенно говорит Катя.– Точно, я вспоминаю!

Ты на работы пришёл устраиваться. А кем я была? Я взрослая женщина,– восклицает она,-

какой кошмар!

– Да вроде нет, всё при тебе было,– не удержавшись, хмыкаю я.

Она с прищуром смотрит на меня,– не зарывайся, напарник!

О, как мне знаком этот взгляд, я искренне улыбаюсь:– Узнаю тебя, напарница.

Она неожиданно весело смеётся, ласково смотрит в глаза:– А знаешь, ты мне тогда

так не понравился!

– А ты меня, буквально до кипения доводила,– вторю ей: «Кирилл, я начальник, ты –

подчиненный».

– Ага, на тебя как залезешь, так и слезешь, меня быстро на место поставил.

На душе потеплело, словно родственную душу встретил, амнезия растворилась и

старый мир связывает нас крепче брачных уз.

Вдыхаем солёный воздух, двигатели мерно гудят, неназойливо, порывами, доносит

запах дизтоплива, мимо проплывают берега, у причальных стенок стоят военные корабли, между ними затесался плавучий док, вдали просматриваются контуры морских кранов.

Иной раз, мимо проходят катера, пыхтят буксиры, на нефтебазе заправляется топливом

МПК. Множество чаек кружат в небе, хрипло ругаются друг с другом.

Катя порылась в сумочке, вытащила свежую булочку:– Будешь?– протягивает

половину.

Отрицательно повёл головой. Тогда она нащипала крошек и кидает в воздух.

Глазастые чайки мигом узрели лакомство, с криками планируют, щёлкают клювами. Одна

из них, даже садится на леера, вытягивает шею в сторону рыжеволосой девушки,

осторожно перебирает лапами.

Катя вытягивает ладонь с кусочком булочки, птица подскакивает, ударяет жёстким

клювом по пальцам и, довольная взмывает вверх. Катя смеётся, потирает ладони друг о

дружку:– Чуть пальцы мне не отхватила!

Вскоре выходим к устью Чёрной речке. Здесь небольшая бухточка, справа – Малый

Инкерман, слева – Большой Инкерман. Швартуемся, ловко заброшены на кнехты канаты,

матросы помогают пассажирам выйти. Оказываемся на берегу, рядом гремит состав,

мелькают вагоны и сквозь шторки выглядывают любопытные лица, Москва– Севастополь.

Идём вдоль путей, народа мало, все или на работе, или уже сели на катер. Впереди

мост, он разграничивает море с речкой. По бокам уже виден камыш, стрижи носятся у

самой поверхности. Неужели ещё мошки остались, вроде как, холодно уже?

Входим во владения Пещерного монастыря, в пустынном тоннеле гулко стучат

шаги, такое ощущение, что заходишь из одного мира, а выходишь – в другой. Это почти

правда, стоит нам только выйти с противоположной стороны, как окружает тишина,

мрачные скалы высятся над головой, два орла планируют на огромной высоте.

Пещерный монастырь заброшен. Людей нет, кругом сплошь развалины, наверху

угадываются контура круглых башен – нам к ним. Сейчас можно идти не в обход, а прямо

через крутые лестницы монастыря, подняться прямо к ним.

Как здесь тихо, мы абсолютно одни, идём к темнеющему ходу, ступаем на