Текст книги "Тайная каста Ассенизаторов (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц)

Дрыгаемся до изнеможения, чуть не подрался с завистниками, но это нормально, танцы

ведь.

Звучат последние аккорды, ди-джей прощается с публикой, выходим в ночь. Вика

страстно прижимается ко мне, я не возражаю. Видно, стоит поискать телефонный аппарат, чтоб позвонить, матери, а то у неё крышу сорвёт от переживания, этой ночью я не приду

домой.

Вика тащит к троллейбусной остановке. Идём мимо школы и тёмных домов, так

ближе, но можно и на хулиганов напороться. Вика знает, я занимаюсь каратэ, поэтому о

таких пустяках не думает. Но я понимаю, против лома нет приёма, всякое может

произойти, хулиганы каратэ могут не знать, но палку найти в состоянии.

Так и есть! У стены светятся огоньки сигарет, кого-то зажимают. Внезапно с их

круга вырывается девчонка, несётся к нам, но её ловят и … такую жестокость я редко

когда видел, с размаху бьют в живот. Она подает, дёргается в судорогах, а её вновь бьют

ногами. Этого никак стерпеть не могу:– Беги за ментами,– толкаю от себя Вику, а сам

бросаюсь в бой. Первое, что слышу, свист кулака, мозжечком понимаю, если попал бы по

голове, мне – трындец. Но определённый опыт у меня есть, подныриваю под кулак и

наношу удар головой, а когда тот изогнулся, коленом в челюсть. Ухожу в сторону, с

разворота, пяткой луплю другому парню в живот, а затем, ладонью в шею. Третьего

подсекаю и, каблуком выбиваю зубы. Последний понял, сегодня не их день, дернул от

меня с солидной скоростью.

– Он сумочку у меня отобрал!– очнулась девчонка.

В азарте бросаюсь за ним, сбиваю с ног, выдёргиваю женскую сумку, а заодно рву, чем-то

плотно забитый, карман.

– Паспорт мой отдай!– зло выкрикивает негодяй, вырывает его из моих рук, но в руке

остаётся лишь фотография.

Легонько пинаю локтём в зубы, он взвизгивает и, разбрызгивая кровь, убегает и

остальные, как-то незаметно исчезают.

Подхожу к девушке, она совсем подросток. Чего она делает в таком возрасте

ночью, куда только родители смотрят? Блузка измазана, рыжие волосы всклокочены,

плечики острые, шейка тоненькая, вместо сисек торчат едва заметные прыщики – просто

чудо, а не девица.

– Ну и что ты тут по ночам делаешь?– возвращаю её сумочку, с неудовольствием гляжу на

неё сверху.

Она кинулась к ней как коршун, перерывает и горько вздыхает:– Всё же забрали

деньги, козлы!

– Много было?– с сочувствием спрашиваю я.

– Угу. Триста двадцать рублей. Вот только камешек чёрный остался,– вздыхает она, горько

шмыгает носом.

– Откуда столько?– опешил я.

– Не знаю? В школу собиралась, среди своих вещей нашла,– искренне говорит она, и я ей

даже верю.

– Ты в каком классе?

– В десятом … заканчиваю.

– Взрослая, значит,– усмехаюсь я.

– Уж не маленькая,– огрызнулась девушка, взъерошив руками и без того всклокоченные

рыжие волосы.

– На месте твоих родителей, я бы всыпал тебе по заднему месту,– вспылил я. Мне и так не

нравятся рыжие, а ещё такие заносчивые.

– Знаешь, что дядя, это не твоё дело!– с вызовом задирает свой конопатый нос, и вдруг

морщится от боли.

– Сильно болит?– склоняюсь над ней.

– Сильно,– сквозь зубы цедит девочка.

– Тебе к врачу надо.

– Наверное,– соглашается она. Внезапно понимаю, она терпит нешуточную боль, вероятно, ей сломали рёбра.

– Встать сможешь?

Она неуверенно кивает, приподнимается, лицо сереет от боли, но она даже не

пикнула, лишь губу прокусила до крови.

– Встанет она,– вздыхаю я, подхватываю на руки. На этот раз она вскрикивает от боли.

– Терпи, малыш,– ласково говорю ей,– сейчас скорую вызовем. Тебя как звать, боец?

– Катя,– прошептала она.

Ну вот, и имя у неё дурацкое, мельком думаю я.

– Гражданин, положите девушку на землю!– слышу властный голос.

Оборачиваюсь, на меня смотрят два милиционера, рядом с ними мельтешит Вика:-

Это Кирилл, он эту девочку спасал,– пищит она.

– Разберёмся. Тебе русским языком говорят, положи её на землю,– требует страж порядка.

– У неё рёбра сломаны, необходимо скорую вызвать.

– Разберёмся. Тебе говорят, положи её на землю!

– Ей больно будет.

– Ты, что, дебил? Не понимаешь?!– один из постовых расстегивает кобуру.

– Не спорь,– закатывая глаза от боли,– шепчет Катя.

– Уж нет!– взъярился я.

– Это Кирилл, он с хулиганами дрался,– пытается мне помочь Вика.

– Слушай, детка, шла бы ты … – глянул на неё мутным взглядом сержант.

К моему немалому удивлению, Вика, шмыгнув носом, спешит уйти.

Катя вывернулась из моих рук и, сползает на землю, присаживается на корточки,

глаза закрыты от боли.

– Документики!– требует сержант.

– Нет у меня их,– взмахнул перед их носом разорванным паспортом.

У меня его быстро вырывают из рук.

– Это не мой!– пытаюсь доказать им.

– Так,– рассматривает его один из сержантов,– Не твой, говоришь? Как тебя та девица

назвала? Кириллом! Правильно?

– Ну да,– не понимая в чём тут подвох,– соглашаюсь я.

– Читаем, выдан … так, ага … на имя Панкратьева Кирилла Гавриловича. Что, скажешь?-

ухмыляются постовые.

– Верно, меня звать Кириллом … но фамилия моя, Стрельников, отчество, Сергеевич.

– А что у тебя в карманах?– бесцеремонно шарят по телу, выдёргивают пачку денег,– оп па, денег сколько! Триста двадцать рублей. Откуда?

Катерина открывает глаза, в них мелькает недоумение, затем, брезгливо кривится,

глядя на меня:– Это я ему дала,– словно выплёвывает она и мне становится не по себе, понимаю, она решила, что я прикарманил её деньги.

– А у тебя, откуда, столько?– заинтересованно спрашивает один из сержантов.

– Нашла.

– Очень интересно.

– Не слушайте её, это мои деньги,– заявляю я. Катя с недоумением смотрит на меня.

– Тоже нашёл?– заржал как мерин сержант.

Я понял, влип:– Послушайте, вы меня с кем-то путаете. Этот паспорт не мой, я

студент … – меня жестоко бьют под дых, затем волокут в милицейский участок. Там

некоторое время там пинают ногами, а когда все устали, швыряют к стульям. Рядом

присаживается офицер в чине капитан милиции:– Кирилл Гаврилович, может, хватит в

незнанку уходить?

Молчу, на глаза опускается чёрная муть, умеют бить, паразиты, все почки отбили,

сволочи, я едва не теряю сознание от боли.

Внезапно открывается дверь, на пороге военный патруль. Капитан отлипает от

меня:– Чем обязаны?– поднимается им на встречу.

– Помощь нужна,– с брезгливым видом осматривается капитан-лейтенант.

– Всегда рады. Выкладывайте, что у вас?

– Вот, возьмите список. Здесь все кто скрывается от призыва.

Капитан берёт в руки, читает, лицо озаряет счастливая улыбка:– Панкратьев

Кирилл Гаврилович. Вам повезло, забирайте,– кивает в мою сторону.

– Действительно повезло,– с любопытством склоняется капитан-лейтенант,– это и есть

Панкратьев?

– Стопроцентный!

– Давно его ищем. Ну что дружок, приплыли,– ухмыляется капитан-лейтенант,– бойцы,

берём его под руки и смотрите, чтоб дёру не дал,– приказывает он патрульным.

А вот теперь, по-настоящему приплыли, с горечью усмехаюсь я. Доказывать, что я

не Панкратьев, не стал, уж очень сильно почки болят.

Вот так я попал в армию под чужой фамилией. И не помогло мне долгое

доказывание военкому, что я сам почти, офицер, и служить пойду с удовольствием, но под

своей фамилией. Посмеялись, покрутили у виска, дали уведомление некой семье

Панкратьевых, что их сын призван на действительную военную службу. Естественно, от

них, тишина. Представляю, как они удивились и обрадовались. Можно сказать, настоящий

подарок судьбы, но … не для меня.

Под конвоем доставляют в Симферополь для заключительного медосмотра, это

чисто для проформы, о моей судьбе уже определились. Ещё раз прошёлся по

медицинским кабинетам, полчаса стоял с раздвинутыми ягодицами, пока симпатичные

медсёстры бегали за пирожками, затем веду беседу с полковником медицинской службу.

– С виду ты неплохой парень, зачем от призыва скрывался?

– Даже и не думал, недоразумение получилось.

– Бывает. Женится, наверное, хотел?

– Упаси боже, молодой ещё!

– Тогда зачем бегал?

– Я помимо бега, ещё и каратэ занимаюсь,– съехидничал я.

– В том-то и загвоздка. Парень спортивный, не глупый, с мозгами всё в порядке, такие

наоборот хотят служить. Часто просятся в ВДВ, на границу. А вот куда тебя пристроить?-

грузный полковник внимательно смотрит мне в глаза. Выдерживаю его взгляд. Хочется

рассказать ему, что я не тот за кого меня воспринимают, но уверен, мне не поверят, как не

верили и в прошлые разы. Будет возможность, напишу, матери письмо, успокою её.

Наверное, она считает, что со мной, что-то произошло страшное. Может, у неё получится

доказать, что я не он.

– Хочу служить в Афганистане,– не рисуясь, говорю я. Знаю, там идёт война, но лишь, выполняя интернациональный долг, могу стать настоящим мужчиной. В это момент

больше думаю о военной романтике, то, что меня могут убить или покалечить, мозг не

воспринимает.

Полковник снимает очки, трёт салфеткой, мычит, что-то непонятное. Затем

одевает, вновь смотрит на меня, но уже другим взглядом.

– В Афганистан отправить тебя никак не могу, вдруг в спину командиру выстрелишь.

Я вспыхиваю как штормовая спичка.

Полковник нечто зрит в моих глазах, взгляд смягчается:– В любом случае, исходя

из определенных правил, не имею права. В принципе … вашего брата однозначно

направляют в стройбат, но для тебя сделаю исключение,– он берёт толстый том некой

книги, листает, внимательно глядя на исписанные страницы из-под толстых стёкол очков,-

в ВДВ тоже нельзя … в авиацию пойдёшь?

В моём мозгу моментально пронеслись стремительные реактивные самолёты,

мужественные лётчики, выбирающиеся из кабины, даже дух захватило от таких картин.

– Да!– с радостью вскричал я.

– Хорошо, записываю,– усмехается полковник.

Ещё долго томимся на призывном пункте в ожидании «покупателей». Я и масса

таких же призывников, ждём своей участи. На ночь нас загоняют в казарму. На нарах,

приспособленных для одного человека, взбираются с десяток призывников, тесно, душно, воздуха не хватает, но все терпят. Ночь-пытка, тянется чудовищно долго, но и она когда-

то заканчивается, слышим команду:– Строится!!!

Понуро идём на огромный плац. Он полностью заполнен народом. У всех хмурые

лица, злые, испуганные – равнодушных нет.

С восьми утра стоим до часу дня, «покупателей» всё нет. Пятки болят, хочется в

туалет, но – приходится терпеть.

Наконец появляются первые заинтересованные лица, офицеры различных родов

войск. Неторопливо ходят вдоль шеренги, отбирают понравившихся и небольшими

группами уводят с собой.

Вот и около нас останавливается бравый капитан. Форма подогнана, сидит как

литая: голубая фуражка, крылышки на погонах, знаки отличия и дерзкие, чёрные усики.

Он сразу вызывает во мне симпатию. Рядом сержант, взгляд насмешливый, независимый,

на груди куча всевозможных значков, среди которых выделяется значок специалиста и

отличника ВВС.

Капитан оглядывает нас, называет фамилии, «бойцы» выходят, строятся чуть в

отдалении, меня не называют. Только он собирается уходить с набранными

новобранцами, я очнулся, выхожу вперёд, в глазах обида.

– Тебе чего?– с удивлением смотрит капитан.

– Хочу служить у вас.

– Да? А мне ты не нравишься,– он порывается вновь уйти.

Забегаю вперёд.

– Чего тебе?– невероятно удивляется он.

– Почему не нравлюсь?– в моих глазах отчаянье.

Сержант хохотнул:– Во клоун, впервые у нас такое.

Капитан заглядывает мне в глаза, взгляд не отпускаю.

– Что ж, не плохо,– он что-то видит в моём взгляде, разглаживает усики, в глазах

появляется интерес.– Вообще-то, ты должен идти с другой командой. Школу полностью

закончил?

– Я на пятом курсе СПИ. На военной кафедре экзамены все сдал.

– Неужели?– не верит он мне.– Тогда ты должен идти служит лейтенантом.

– Стечение обстоятельств,– хмурюсь я.

– Врёшь ты,– беззлобно усмехается капитан,– а скажи, что есть метод резольвент

интегрального уравнения, и чем он хорош, а в чем не очень?

– Это просто: Метод резольвент является не самым быстрым решением интегрального

уравнения Фредгольма второго рода, однако иногда нельзя указать других путей решения

задачи.

– Не хрена ж себе! Верно! А в досье указано, что ты скрывался от призыва. С трудом

восемь классов закончил. У нас таких в свинари лишь берут и то, только после

изнурительного собеседования.

– Не верьте.

– Тебе верить?– с ещё большим интересом смотрит на меня капитан.

– Да!– с отчаяньем выкрикиваю я.

– Я тебе верю,– неожиданно говорит он.– Сержант, вот тебе на пузырь водки, выкупишь

его у моего напарника. Что ж, становись в строй, воин,– смеётся он.

Гл.5.

Перестук колёс. Еду служить. Никто меня не провожал. Тоска гложет сердце, в то

же время думаю, чему быть, тому не миновать.

Рядом со мной, такие же лысые, как и я. Стараются веселиться, но все в ожидании,

кто его знает, как встретит нас армия, слухи о службе ходят разные.

Ночью прибываем в Москву. Выгружаемся на перрон, затем, бегом в метро.

Набились в вагон, капитан суёт мне сетку с яблоками на сохранение, пока едем,

потихоньку ем. Вкусные яблочки. Когда вернул ему сетку, он лишь головой покачал, их

изрядно убавилось. А что делать? Денег с собой нет, продуктов от родителей, тоже нет, а

есть то хочется.

Выходим с метро, вокруг многоэтажные дома. Неужели будем служить в самой

Москве? Дух захватывает от радости, но нас ждёт автобус. Вновь едем, достаточно долго.

Через некоторое время заезжаем в лес и, по колдобинам ещё несколько часов.

Среди деревьев мелькают деревни с невероятными названиями. На ум приходят

произведения Некрасова. Вот проезжаем деревню «Лаптево» – запущенные дворы, бурьян

за оградой, тёмные окна. На смену «Лаптево», выползает «Голодное» – всё-то же

запустение. Затем «Бедное» – покосившиеся оградки, перекошенные избы …

Удивляет то, что земли возле хаток много, но кроме бурьяна и перекати поле,

ничего на них не растёт. Народ прозябает в нищете, хоть бы картофель посадили или

деревца какие.

Пейзаж навивает уныние, но вот всё остаётся позади, возникают аэродромы,

окружённые колючей проволокой. Наконец подъезжаем к шлагбауму. После проверки

документов въезжаем на территорию военного аэродрома.

– Приехали, скоро у вас начнутся полёты,– хохотнул сержант.

Вываливаем из автобуса, с сумками, кошёлками, в глазах страх и ожидание.

Капитан оставляет нас на попечение сержанта, сам сваливает в сторону гарнизона.

Час ночи, хочется спать, скоро нас отведут в казарму, выспимся! Но сержант ведёт

нас в клуб.

– Спокойной ночи, воины!– с этими словами исчезает. В клубе уже находится народ, тоже

призывники, хмурые и злобные.

Ходим между рядов, матрасов не видим, поневоле устраиваемся на неудобных

сидениях, пытаемся заснуть, но неожиданно дверь клуба открывается, заходит рядовой -

сразу видно, старослужащий, гимнастёрка выцветшая, почти белая, ремень болтается

ниже пояса, пилотка где-то на затылке. Он окидывает нас равнодушным взглядом. Затем

заходит ещё один, и ещё …

И вот они ходят между рядов и шибают деньги. Народ смотрит на них угрюмо, но

с деньгами расстаётся. Никто не знает порядков, может так положено. Вот и до меня

доходит очередь.

– Ну?– старослужащий округляет глаза в недоумении, видя, что я его игнорирую.

– Чего ну?– недоброжелательно отвечаю я.

– Обурел, что ли?– возмущается он.

– А пошёл ты!– я отворачиваюсь.

Меня грубо хватают за грудки, не раздумывая, бью в челюсть. Парень с грохотом

летит через стулья. Немая сцена, словно по Гоголю «Ревизор», но вот, первый шок

походит и старослужащие, со зверскими лицами несутся ко мне.

Классно служба начинается, в унынии думаю я, и выскакиваю в проход между

кресел.

Первого сбиваю простым ударом кулака, второй отступает, на лице появляется

недоумение и страх, но отступать ему некуда, он старослужащий, необходимо держать

марку. Он снимает ремень, делает отмашку, бляха с противным звуком жужжит у моего

лица. Делаю подсечку, легонько бью ногой по зубам, но кровь брызнула, отбираю ремень.

На меня все смотрят в ужасе, но больше те, с кем я приехал. Как-то всё пошло не

так, наверное они думают, что надо терпеть, а затем, когда станешь старослужащим,

самим отыгрываться на молодых, а не бузить с самого начала службы.

– Всё воин, тебе конец!– с этими словами старослужащие уходят, сплёвывая кровь на

чистый пол.

Мне действительно страшно от их угроз, но что произошло, то произошло.

– Тебя как звать?– слышу доброжелательный голос. Поворачиваю голову. Рядом

присаживается хрупкого телосложения парень, наверное, кореец.

– Кирилл,– охотно отвечаю ему.

– Меня Ли. Где драться так научился?

– В Севастополе.

– Слышал, у вас школа каратэ хорошая,– кивает головой.– Но она больше спортивная,

против профессионала с ней не попрёшь,– неожиданно говорит он.

– Ты что, тоже занимаешься?– понимаю я.

– Слышал такой совхоз «Политотдел»?

– Нет.

– Когда в Союзе еще не знали, что существует такая борьба, у нас уже пояса получали.

– У тебя, что и пояс есть?– удивляюсь я.

– Есть.

– Какой?

– Чёрный.

– Врёшь!

Ли снисходительно пожимает плечами и улыбается странной корейской улыбкой.

– Извини, просто у нас пояса получить практически невозможно,– смущаюсь я.

– Это понятно, Федерации по каратэ у вас нет, а у нас под боком Корея, родственники, ну

и прочее.

– Здорово.

– После службы в гости приезжай, у нас часто русские бывают, в основном на заработки

… за сезон до шести ста рублей можно получить, – неожиданно говорит Ли.

– Идея интересная, может, и приеду,– соглашаюсь я.

Так в разговорах отвлекаюсь от происшедшего инцидента, а там пытаемся

устроиться на отдых. Улеглись прямо между рядов, неудобно, холодно, а что делать, но

нас не забыли, среди ночи громко хлопает дверь.

– Подъём, бойцы!

Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.

– Строиться на улице!– гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо

одутловатое, кулачища как две пудовых гири.

Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.

Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм.

Вваливаемся в душное помещение. Подбегает старший сержант.

– Размести,– рыкнул прапорщик и скрывается в кабинете.

– Значит так, воины,– старший сержант сверлит нас взглядом,– как пушинки взлетели на

койки и, чтоб ни скрипа, – в голосе звучит нешуточная угроза.

Солдат в казарме мало, кого-то перевели в другие части, а здесь те кто запозднился

с дембелем. Все свободные койки, оказались без матрасов, а на наших матрасах, сладко

посапывают «деды».

Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со

всех сторон посыпались тумаки, это оказалось настолько действенным, что скоро

возникает абсолютная тишина.

Спасительный сон мягко вышибает дух и улетаю в светлые дали: Я незнаком себе,

еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой

зелени, а вот выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят.

Вхожу в дом, меня встречает мать:– Уже приехала из Москвы?– с удивлением спрашиваю

её.

– Пришлось, собак же надо кормить,– вздыхает она.

С тревогой замечаю, как она постарела, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.

– Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться?– с укором спрашиваю её.

– Ты, очень далеко, сын,– непонятно произносит она.

Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, сзади

звучит музыка с танцплощадки: «… листья жёлтые над городом кружатся…», а у забора

скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в

глаза, и неожиданно вижу – она взрослая женщина, роскошные волосы искрясь,

ниспадают на покатые плечи, пухлые губы ждут мужской ласки, но взгляд полон

тревоги:– Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из

этого положения выбраться, Кирюша?

– НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!!– словно из всего пространства звучит голос и эхом

разносится по всему моему сознанию.

Словно ухожу в водоворот и вот, бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся

невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах,

глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из туннеля, там свет и спасение.

– Кирилл, сюда!– меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем

дверь, подпираем стульями и столами, а в неё моментально начинаются ломиться,

возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.

– Врёшь!– злобно кричит женщина и режет ножом себе руку, подставляет под алые струи

крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы

происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости и на моих глазах она

превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным

шипением бросается в уже открытую дверь. Визг, скулёж, рычание сотрясают туннель,

монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.

– Бежим!– кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.

Выбегаем из туннеля – всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах

шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ -

спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах туннелей,

поселилась нечисть.

– Подъём!– в голове словно рванул снаряд.

Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично

всех подгоняют.

– Строиться!

Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший

сержант идёт к нему с докладом. Тот со скучающим видом выслушивает, идёт к нам,

останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.

– Вещи сдать в каптёрку, там же, возьмёте форму,– его трубный голос вселяет страх,-

полвосьмого всем построиться на завтрак, – с этими словами он словно теряет к нам

интерес, грузно шагая, уходит в кабинет.

У каптёрки суета, не русский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал

Асварович, принимает вещи и тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под

гимнастёркой. Он похож на боксёра, а может – борца, хотя нет, боксёр, нос характерно

расплющен.

Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки надвинем на лоб и станем

бравыми солдатами, всех нас посещают одинаковые мысли, но не тут-то было,

оказывается форма, у всех без исключения, не по размеру, следствие этому, несуразно

болтается, вид комичный и жалкий. Смотрюсь в зеркало, но себе не нравлюсь.

Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел чисто кожаный, мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне

не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище

гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!

Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я

же, прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.

Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих:– Не фига ж

себе! Откуда ремень?

– «Дед» дал,– решил не входить в подробности.

– Раз «дед», ладно, носи, а сапоги разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?

– Разглажу, срежу,– недовольно бурчу я.

– Бегом!!!

Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так

любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.

Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная

комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается:– Что, воины, домашние пирожки

ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так трескать, как чёрную икру на бутерброде.

Зло косимся на него. Он же, сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на

хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.

–Закончили приём пищи, строиться!– рявкает он.

Полк, в который я попал, оказался учебным, в нем готовят спецов по

обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, их даже не

видим, а мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.

Каждый день гоняют: бег подтягивание, снова бег, отжимание от пола, качание

пресса и прочее. Народ «сдыхает» от таких нагрузок, но мне наоборот их не хватает, даже

в весе стал набирать.

В один из дней, набираюсь наглости, и иду к командиру роты. Это тот капитан с

дерзкими усиками, что «купил» меня за бутылку водки.

– Разрешите, товарищ капитан!

Он отрывается от стола, смотрит на меня с удивлением:– Чего надо, рядовой

Панкратьев?

Меня всегда коробит эта фамилия, но уже почти привык.

– Можно мне…

– Можно обосрат…я,– насмешливо перебивает он.

– Извините, разрешите обратиться?– поправляюсь я.

– Обращайся.

– Разрешите тренироваться индивидуально.

– Что так?– с интересом смотрит на меня.

–Жирею, нагрузок не хватает,– опускаю глаза в пол.

Он встает, подходит, смотрит в глаза. Как и прежде, взгляд не отвожу:– Однако,-

жуёт губы,– все бойцы загибаются, а он … жиреет. Прапорщик Бондар!– завёт старшину

роты.

Тот заходит, как всегда, большой и сильный, глаза навыкате, шея покрыта

испариной, кулаки как гири – давят воздух.

– Да, Алексей Павлович?– прапорщик смотрит на меня из-под толстых век, знает, из-за

меня его вызвали.

– Что ж вы Лёня, курорт бойцам устроил? Смотри, как хлопец, зажирел.

Прапорщик удивлённо хмыкает:– Да, вроде как курёнок, ни жира, ни мяса.

– А он говорит, что зажирел. Просит индивидуальных нагрузок. Что скажешь?

– Просит, сделаем,– прапорщик окидывает меня ласковым взглядом.

– Вот и всё, рядовой Панкратьев,– разводит руками капитан, усики дерзко топорщатся над

губой,– просил, сделали. Можете идти, уверен, скоро жира не будет.

– Пойдём, касатик,– по-доброму говорит прапорщик Бондар, тихонько толкнув меня

вперёд.

Выходим. Чувствую не в сторону турников идём. Проходим котельную, у

хозяйственных построек останавливаемся. О, сколько здесь кирпича! Лежит россыпью, а

где-то сложен в аккуратные штабеля.

– Вот, боец, качайся. К вечеру кирпич сложить у стены, постарайся подогнать по оттенкам.

Не справишься, придумаем, что ни будь ещё.

Гм, инициатива наказуема, смеюсь про себя, здесь этого кирпича, неделю

укладывать. Прапорщик Бондар грузно уходит, остаюсь с этим богатством. Потихоньку

ношу к стенке, пытаюсь создать первый штабель. Всё же здесь работы не на неделю, на

месяц, с тоской взираю на бесчисленные россыпи.

Через час надоедает эта бестолковая работа. Кладу один кирпич на два других,

треск ладонью, развалился на две половинки. Понравилось. Вскоре набиваю целую кучу.

Стараюсь разбить два, три кирпича за раз, иногда получается. Эта тема меня так

захватила, что не сразу замечаю, за мной уже очень долго наблюдают.

– А четыре разобьёшь?– слышу насмешливый голос.

Оборачиваюсь и обмираю, облокотившись о забор, на меня взирает целый

полковник авиации. Он несколько коренаст, возраст неопределённый, можно дать сорок, а

можно – шестьдесят.

– Из-звените, товарищ полковник,– даже заикаюсь, вроде, никогда не страдал.

– Дела,– протяжно говорит он, подходя совсем близко.– Кто тебя надоумил до этого?– он

сурово сдвигает брови.– Как твоя фамилия?– ещё чуть-чуть и сверкнёт молния.

– Рядовой Стрельников!– выпалил я, осекаюсь и уже произношу едва не шёпотом:-

Виноват, товарищ полковник, рядовой Панкратьев.

– Что?– брови лезут на лоб.– Объяснитесь, рядовой.

Меня словно прорывает, говорю долго, страстно, в моей душе кипит боль, обида,

нереализованные силы и прочее, прочее.

На удивлении он меня слушает, не перебивает.

– Пошли!– приказывает мне.

– Мне к вечеру необходимо уложить кирпич,– пискнул я.

– Пустое,– отмахивается старший офицер,– стройбатовцев кликнем, за час всё будет стоять.

– Так чтоб, по оттенкам было,– неожиданно, что-то во мне с наглостью изрекает.

– По оттенкам разложат,– усмехается полковник.

Выходим с территории казарм, с любопытством разглядываю военный городок.

Чисто, благо солдат хватает, достаточно уютные трёх, четырёх этажные дома, магазины –

давно хотел сюда попасть.

Подходим к суровому зданию, во мне вспыхивает озарение, и ноги становятся

ватными, это особый отдел. Сколько слухов о нём ходит и один краше другого!

Дежурный прапорщик вскакивает с докладом, полковник лениво отмахивается,

заводит в кабинет. На стене висит, потрет Леонида Ильича Брежнева в маршальской

форме, грудь увешена орденами и звёздами Героя Советского Союза. Через плечо свисает

широкая лента, на которой теснятся все мыслимые и не мыслимые награды вручённые

лидерами братских стран.

– Садись. Какой у тебя домашний номер?

Очень волнуясь, называю.

– Как мать звать?

– Светлана Анатольевна, язык во рту деревенеет, неужели сейчас услышу родной голос.

Полковник снимает трубку правительственного телефона:– «Завет», девушка,

«Рябину», пожалуйста,– диктует названый мною номер.– Это Светлана Анатольевна? ... да

не волнуйтесь … именно, по поводу вашего сына … да не плачьте вы! С ним всё в

порядке. Как его полное имя и фамилия? … Стрельников Кирилл Сергеевич? … ну где-

где, рядом сидит … на, с матерью поговори,– он суёт трубку в мои дрожащие руки.

– Мама,– еле выдавливаю я.

Говорим долго, мать постоянно плачет, но чувствую, это уже слёзы радости. Не

вдаваясь в подробности, обрисовываю ситуацию, уверяю её, что мне в армии нравится,

почти курорт.

Всё это время полковник не сводит с меня взгляда и терпеливо ждёт, когда мы

выговоримся. Затем, вызывает майора:– Сделай запрос в Севастополь на имя

Стрельникова Кирилла Сергеевича, где учился, чем занимался, его связи, информацию

подготовь в полном объёме.

– Говоришь, военная кафедра была?

– Все последние экзамены сдал. Дипломная работа написана в полном объёме, но не успел

защитить,– едва не всхлипнул я.– На военные сборы собирался, мне должны были

лейтенанта присвоить.

– Ну что ж, считай, что ты их проходишь,– в глазах мелькает насмешка.

Выхожу на свежий воздух, вдыхаю полной грудью, радость теснится в сердце,

наконец-то всё проясняется, главное мать поняла, я жив. Оказывается, ни одно из моих

писем, адресованных ей, не дошло по назначению. Прихожу к мнению, что не правильно

формулировал их содержание и особый отдел придерживал их у себя. То, что существует

цензура, догадываюсь. Смутно соображаю, начальник особого отдела, не просто так

вышел на меня.

Так как нахожусь за территорией казарм, пользуюсь моментом, в свою часть не

спешу, прогуливаюсь по гарнизону. Недавно получил первое жалование, несколько

рублей, надо бы их с пользой потратить.

Сунул нос в один магазин, чуть не задохнулся от восторга, сколько здесь

различного печенья, конфет, а на том стеллаже – кексы с изюмом, румяные булочки, рот

моментально наполняется слюной, давно забыл о таких «деликатесах». В столовой,

конечно, кормят хорошо: каша «дробь шестнадцать», залитая комбижиром, пюре на воде с

варёным салом, в неаппетитным соусе. Иногда бывает варёная рыба. А на большой

праздник, каждому давали по два варёных яйца, четыре печенья и по две жёсткие

карамельки. Во, оторвались тогда!

Скромно стою в очереди, живот воет от голода и пытается прилипнуть к

позвоночнику, это у него хорошо получается.

Только протягиваю деньги, дверь магазина распахивается, входит патруль. Тут