Текст книги "Тайная каста Ассенизаторов (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

– Это очевидно,– пожимает плечами Эдик,– у Катюши зрачки вытянутые как у кошки и

зелень глаз запредельная.

– Ты что, заметил?– пугается Катя.

– Заметил.

– И как?– с замиранием спрашивает она.

– Обалдеть, я восхищён!

– Серьёзно!– кожа на лице полыхнула от радости.

– Ты просто чудо, Катюша!

Девушка не удерживается, взмахивает рыжими волосами, в порыве страсти

обвивает его жилистую шею.

– В общем, ты понимаешь, тебе придётся встретиться, с неподдающимися человеческой

логике, явлениями. Не знаю, насколько может выдержать твоя психика?– мне как-то стало

страшно за друга.

– Я давно отвык от стандартного мышления,– спокойно отвечает Эдик.

А ведь это так, он давно уже живет в другом мире, нормальным людям его не

понять. Бывало, встретимся с друзьями, весь вечер говорим о всяком разном, Эдик

молчит, в наши беседы не вмешивается. Затем, через несколько часов, когда все устали от

разговоров, он всё систематизирует, начинает раскладывать по полочкам то, о чём

говорили весь вечер. Смотрим на него квадратными глазами, но, в принципе, к его

умозаключениям привыкли, близко к сердцу не берём, а вот, незнакомые люди,

испытывают настоящий болевой шок после общения с ним.

– Более того, я прихожу к выводу, вы не совсем люди и меня это более чем устраивает,-

подводит он как всегда неожиданный итог.

Гл.16.

Интуитивно знал, не ошибаюсь в друге. Такую особь, хрен, где найдёшь! С ним

можно обсуждать совершенно невозможные вещи, и он всегда найдёт рациональное

зерно. Вывалишь ему свои мысли, словно из мусорного ведра, но, на золотой слиточек, что-то и насобирает. Потом удивляемся, какие мы умные.

Эдик всегда отличался необычными интересами. С детства увлекался раскопками

боеприпасов времён Второй мировой войны. В этом деле преуспел как никто. Когда я

приходил к нему в гости, то сразу натыкался на коробки с патронами, на полках –

очищенные гранаты, на столе – немецкие автоматы. А один раз застал за одним занятием, положив на табурет, он с усердием распиливал ножовкой небольшую авиабомбу.

Часто, идя после тренировки мимо дома, замечал на пятом этаже огонёк его

папиросы. Обычная спокойная картина, человек вышел перед сном покурить, если не

знать, что балкон заставлен ящиками с порохом, толом и тротилом.

С недоумением спрашивал, зачем он собирает всю эту гадость? Он посмотрит на

меня с теплотой во взоре: «Кирилл, ты вот, любишь ходить по грибы, а я люблю искать

боеприпасы».

Он живет без отца, его мать, так же, весьма странная женщина, но и она, как-то не

выдержала такого скопления боеприпасов в небольшой двухкомнатной квартире, когда

Эдик уехал на неделю с ребятами в поход, вызвала милицию. Те, увидев всё это, сломя

голову неслись по лестнице вниз, едва фуражки не потеряли, затем прислали сапёров.

Жильцов дома эвакуировали, и долго, в ящиках с песком, сносили коллекцию Эдика вниз, грузили на специальную машину и, где-то в горах, на полигоне, раздался мощный взрыв.

В то время не было даже понятия терроризма, поэтому всё списали на обычные

детские шалости.

Учился в школе Эдик плохо, так как не учился вовсе. Если на перемене, перед

уроком, успевал сделать домашнее задание, получал пять, высший балл, нет – два. Затем, шла простая арифметика, пять плюс два, разделить на два, равно – три, его общий балл

аттестата об окончании школы.

Каким образом поступил институт, не понято. Первые два курса учился

невероятно плохо, за что и вылетел из него и был призван армию. Когда отслужил, Эдик

восстановился на второй курс, и тут … началось нечто непонятное, он вгрызся в науку, стал просто одержим. Часто замечал, как он сидит на скамейке у столовой в гордом

одиночестве, обложившись учебниками, затем, рядом с ним стали появляться студенты,

вскоре его окружали буквально толпы. Невероятным образом, заканчивает экстерном,

третий курс, затем четвёртый, к пятому курсу догнал свою группу.

–Я потрясён твоей логикой. Наверное, ты прав, мы не люди, но нам, почему-то, сложнее

это осознать, чем тебе,– искренне говорю я.

– Логика здесь не причём, просто я где-то в стороне от себя и от вас,– улыбается в себя

Эдик.

– Тогда это просто, шизофрения,– шучу я.

– А кто-то знает, что есть, шизофрения?– пронизывает он меня глубоким взглядом. Мне

первый раз в жизни становится неуютно под его взглядом.

– Лучше об этом не знать,– бормочу я.

– Кому как, по крайней мере, из всего необходимо извлекать пользу,– Эдик нежно гладит

Катю по рыжим локонам, девушка едва не мурлычет.– Если я абстрагируюсь от всего, то

начинаю видеть интересные вещи,– говорит он,– Вот Риту, например, воспринимаю, как

матёрого питбуля, вы, словно драконы из фэнтези.

– Кто ты, Эдик?– отпрянул я от него. Для меня это откровение, оказывается, я никогда не

знал своего друга. Определённо, люди, существа непредсказуемые и, внезапно вспоминаю

изречение Пастуха из моего сна: «Человек – страшное существо».

– Твой друг,– ласково улыбается он.

Отбрасываю в сторону страхи, в последнее время стал мнительным, проще на

жизнь надо смотреть. А вообще, чему быть, тому не миновать, завтра формирую свой

отдел. Компания вырисовывается просто чудненькая, кому скажи: два дракона, оборотень

и весьма необычный человек.

Некоторое время разговариваем, пытаемся понять перспективы новой работы, Эдик

не вмешивается в разговор, надеюсь, как обычно, проанализировав наши умозаключения, выдаст нечто правильное.

Передо мной стоит непростая задача, разобраться, на чьей я стороне. Белов Леонид

Фёдорович мыслит глобально, ему необходимо сохранить равновесие в мире, его

Ассенизаторы вычищают скверну из наших городов, так как склонилась чаша весов в ту

сторону, а если в иную – с радостью начнёт уничтожать «светлых и пушистых». Он не

остановиться ни перед чем, у него нет друзей и врагов, у него есть ЦЕЛЬ, мы все ходим

под его прицелом. А единственный ли он Шеф? Кто над ним? Смутно догадываюсь, есть

такие силы, способные стереть в порошок даже воспоминания о человеке. А нужно ли

Равновесие? Может равновесие, это Застой? Что будет, если получится уничтожить всё

Зло? А вдруг это скачёк в развитии? Новый этап в эволюции. А вообще, Зло можно

уничтожить физически? Наверное, можно! Ведь удалив раковую опухоль, организм

расцветает, главное, чтоб не было метастазов. Вся проблема в метастазах, с этим надо

бороться. Метастаз души – вот главная проблема, душу необходимо лечить. Но, вначале, надо вырезать заразу!!! Теперь подумаем о драконах. Очевидно, они могут резко склонить

чашу весов, в ту или иную сторону, это исходя, на чьей стороне они будут. Вот здесь как

раз большая загадка, на какой стороне нахожусь я, на какой – генерал, в какую сторону

повернёт Катя. Видимо придётся поговорить с Пастухами – мудрый народ, пасут себе

души в Отстойнике Вселенной. Может, они дадут нужные ответы, на некоторые вопросы?

Почти восемь, прощаюсь с Эдиком и Катей, Рита изъявляет желание посмотреть на

тренировку. Так как она без пяти минут сотрудник государственной безопасности, я не

против.

В зале ходит народ в белых кимоно, не сразу узнал Алексея. Он сам подходит к

нам, внимательно оглядывает Риту, скромно опустившую глаза.

– Наша будущая сотрудница, Рита,– представляю её.

– Спортивного костюма нет?– улыбнулся Алексей.

– Я просто посижу, посмотрю, можно?– у девушки вспыхивает на щеках румянец.

– Да, пожалуйста,– скользнул по ней взглядом Алексей, смотрит на меня,– разомнёмся

или на сухую?

Поединок на сухую, без разогрева мышц, считается высшим пилотажем.

Понимающе улыбаюсь, выхожу на середину зала. Вначале обмениваемся лёгкими

ударами, он без труда отводит мои, я – его. Затем начинает напирать, удары становятся

стремительными. Справляюсь, контратакую, ловит меня на блок, подсекает, падаю на

татами, зажимаю ногами в «ножницы» его пятку, переворачиваюсь как крокодил о своей

жертвой, пытаюсь применить болевой приём. Алексей невероятным образом

выворачивается из смертоносного рычага, одновременно вскакиваем на ноги.

– Неплохо,– с радостью говорит он. Резко наносит разноуровневую двоечку руками и

моментально делает разворот на удар ногой. Эти приёмы я знаю, как бы падаю вниз и

кручу «хвост дракона». Он подпрыгивает, легко уходит от подсечки, в воздухе

контратакует. Сбиваю его полёт жёстким блоком, он падает на спину, крутнувшись в

сторону, ловко выпрыгивает на ноги.

– Однако,– удивляется он,– в спортивном каратэ ты преуспел? Что ж, размялись, теперь

перейдём к боевому разделу.

У Алексея меняется стойка и взгляд. В глазах уже нет добродушия, лишь,

холодный расчёт. Не дожидаясь его атаки, пытаюсь провести чисто боксёрские удары,

знаю, они весьма эффективные. Алексей блокирует нападение весьма странным образом,

его блоки молниеносно трансформируются в удары, без обязательного ухода, как это

обычно происходит в спортивном каратэ. Он перестаёт бить ногами выше пояса, а руками

ниже груди, никаких прыжков, и практически постоянная атака. Начинаю сильно потеть.

Мне не понятны его невероятно простые движения. Любой удар гасит встречным ударом,

всё предельно коротко и резко. Результат для меня ошеломляющий, резануло болью в

костяшке ноги, с хрустом входит кулак в солнечное сплетение, ощущаю сильный толчок в

шею. Я в нокауте, хотя продолжаю стоять на ногах.

– На пятках попрыгай,– словно сквозь вату слышу добродушный голос,– ты молодец,

минуту продержался.

– Что это было?– стремлюсь рассмотреть инструктора сквозь чёрную пелену перед

глазами.

– Сразу хочу сказать, не каратэ. Обещаю, научу,– хлопает меня по плечу.– Ещё хочешь

потренироваться?

– Сначала на пятках попрыгаю,– пытаюсь прийти в себя.

– Попрыгай,– соглашается он,– дома холодный компресс на ногу поставь.

Конечно, я несколько расстроился, но, когда продолжил тренироваться, понял, всё,

же выгодно отличаюсь от прочих учеников, в их среде, мне равных нет.

В десять тренировка закончилась. В раздевалке душно, окна запотели, я отжимаю

насквозь мокрое кимоно.

– Где так научился драться?– спрашивает один из оперативников.

Его вопрос мне не льстит, я привык побеждать, а в поединке с инструктором

носился по татами, как дранный кот от матёрого волкодава. Нет, приложу все усилия, но

ситуацию поменяю в корне, даже зубы скрипнули.

Рита терпеливо дожидается у входа. Выхожу, она грустно улыбается:– Чуть-чуть

тебе не хватило,– пытается успокоить меня.

– Ерунда,– бодро отмахиваюсь,– «ещё не вечер, и на нашей улице будет праздник»,

согласна, Ритуля?

Она смеётся, показывая хорошенькие зубки. Обнимаю её за плечи, совсем забыл,

что она беспощадный оборотень.

– Алексей великолепен, таких бойцов не встречал,– искренне говорю я.

Рита прижимается ко мне, лукаво заглядывает в глаза, на лице, как всегда,

разливается румянец. Поглядываю на неё, какая она всё-таки скромная девушка.

– Папы сейчас нет дома, на чай на ночь зайдёшь?– мило улыбается она.

– Э нет, Рита,– словно трезвею я,– завтра тяжёлый день, надо отоспаться, в следующий раз.

– Как скажешь,– вздыхает девушка и густо краснеет, затем добавляет,– ты неправильно

меня понял, просто посидеть, поговорить.

Ага, смотрю на её судорожно вздымающуюся грудь, именно, поговорить. Нет,

служебных романов нам ненужно.

– Да, что ты, всё я понял, ты просто очень общительная девушка. Сам люблю поговорить, но, действительно, завтра тяжёлый день. Верно, Ритуля?

– Наверное,– нехотя соглашается она, поправляет вязаную шапочку,– такой хороший вечер, пройдёмся по набережной?

– Пойдём,– удобнее перекидываю спортивную сумку через плечо, иду за девушкой.

– Я люблю ночь, день – не очень. Особенно море нравится, такое чёрное, глубокое и

корабли на рейде. В детстве с папой и мамой часто приходили на Приморский, сидели на

лавочках, смотрели на огоньки в море, а зимой лебедей кормили. Ты знаешь,– оживляется

она,– как-то спасли нырка. Представляешь, измазался нефтью, лежит на заснеженном

берегу, его заливают ледяные волны, он уже почти погиб. Папа прыгает вниз, берёт его в

руки, а у нырка шея падает, почти мёртвый. Бегом на такси, дома принялись отмывать от

нефти, нырку это не нравится, даже пытается клюнуть, а глаза совсем белые. Затем

укутали, положили на пол, а утром папа свежую кильку принёс. Пытаемся накормить, а он

не ест. Что делать? Я думала, уже не спасём его. Знаешь, что папа придумал?– заглядывает

мне в глаза.

– Нет,– улыбаюсь я.

– Он налил в ванную воды, посадил нырка на край и кинул кильку в воду. Рыбёшка, как

живая, вильнула в сторону, и наш нырок бултыхнулся следом. Так его, некоторое время

кормили, затем, из рук стал есть. Забавный, ходит на перепончатых лапах, как пингвин, глаза порозовели, важный такой, Стёпкой назвали. Всю зиму у нас жил, окреп, по весне

поехали к морю, выпускать. Как не хотелось с ним расставаться! Но, там, ему лучше.

Нырок с ходу нырнул и показался очень далеко от нас. Я едва не расплакалась, так обидно

было, он даже не попрощался с нами. Но, знаешь, он делает большой круг, и гребёт к нам, почти подплыл, затем, вновь уплывает море. Все же, попрощался,– смеётся Рита.

– Благодарный,– улыбаюсь я.

– Мы потом часто приходили на то место, пытались его увидеть. Но там нырков уже была

целая стая.

– А я собаку, в Херсонесе, из колодца достал,– вспоминаю я,– свалилась, воет. Народ

собрался, глаза закатывают, причитают, так им жалко, но лезть боятся, кобель здоровый.

Пришлось мне спускаться, куртку обвернул вокруг руки, пёс меня увидел, забился в угол, скалится. Только подхожу к нему, моментально кидается, я ему куртку в пасть, скрутил

кобеля и выволок наверх, затем отпустил, он шарахается в сторону, косится на меня, и, как пьяный, под улюлюканье довольных людей, дёрнул по дороге из Херсонеса.

Рита смеется, жмётся ко мне, незаметно её обнимаю, идём по набережной, вдыхаем

морской воздух, так хорошо. Затем просто стоим, смотрим на огни. Неожиданно Рита

приподнимается на цыпочки, обвивает руками шею и целует меня в губы. От

неожиданности не сопротивляюсь и отвечаю на поцелуй. Её губы тёплые и мягкие, слегка

солоноватые от морских брызг. Затем, уединяемся на затерянной, в густых зарослях,

скамейке и вцепились друг в друга в порыве страсти.

– Пойдём ко мне домой,– буквально изнемогает Рита. Я уже готов бежать за ней хоть на

край света. Внезапно, словно вижу встревоженные глаза Стелы, током пронзает сердце, отпрянул от девушки.

– Извини, Рита,– облизываю пересохшие губы,– не стоит. Не хочу тебя обманывать, себя.

Не скрою, ты мне нравишься, но есть некоторые обстоятельства,– перед глазами возникает

насмешливое лицо Стелы.

– У тебя есть девушка?– сникает Рита.

– Да, что ты говоришь?! В общем … да,– тихо соглашаюсь я.

– Ладно, проехали,– она встаёт раскрасневшаяся, пальто расстёгнуто, на рубашке оторваны

пуговицы, мой взгляд выхватывает обнажённую грудь с ярким соском, со стоном

отворачиваюсь.

– Извини.

– Не извиняйся,– она застёгивается, повязывает шарф,– сама виновата, губы раскатала,-

голос дрожит, ещё чуть-чуть и она расплачется.

Чувствую себя предателем, негодяем. Зачем поддался мимолётному влечению, ей

дал надежду, чувства к Стеле запятнал. Хотя, со Стелой встречался совсем немного,

может, она ко мне вовсе равнодушна. Но это, допустим, с её стороны, но мои чувства к

ней, достаточно определённые. Её светлая улыбка часто возникает в сознании.

– Провожу тебя.

– Не стоит, Кирюша,– взгляд у девушки затуманен, лицо окаменело,– пожалуй, пройдусь

по скверикам, люблю гулять ночью, я же говорила, день для меня слишком яркий.

– Так, время, сейчас неспокойное,– пугаюсь за неё.

Она облизывает алые губы:– Знаю,– спокойно говорит, над её телом возникает

призрачный силуэт питбуля.

– Хорошо, завтра к девяти к отделу, при себе имей паспорт трудовую книжку. Да, вот

ещё, Рита, ты личные отношения не вываливай в мир. Договорились?– внимательно

вглядываюсь в её лицо.

Она некоторое время молчит, страшная аура гаснет, девушка с болью смотрит в

глаза:– Ты прав, вот и отец мне говорит, контролируй чувства. Поехали домой, что-то

гулять расхотелось.

Она вяло хватается под руку, тащится за мной. Троллейбус почти пустой, сидим

рядом, она избегает смотреть в мою сторону. Некоторое время молчим, но вот она

поворачивается ко мне:– Странно, раньше парни меня вовсе не привлекали, даже

испытывала отвращение к их ухаживаниям, более того, их призирала, а вот, встретила

тебя и много отдала, чтоб ты со мной был.

– Не начинай, Рита. Во-первых, мы с тобой коллеги, а всякие служебные романы к добру

не приводят. Хотя, наверное, это не, во-первых, – подумав, говорю я.

– Поняла тебя,– она вздыхает, но в глазах загорается упрямый огонёк,– будем с тобой

коллегами, а там время покажет,– многообещающе заявляет Рита.

– Вот и отлично,– обнимаю её за плечи.

Троллейбус как всегда ползёт медленно, натужно гудит двигатель, изредка

вспыхивает электрический разряд от переключения контакторов, освещая фиолетовым

сиянием кабину водителя.

В салоне работает лишь дежурное освещение, полумрак. Воспользовавшись этим

обстоятельством, на заднем сидении целуется молодая пара, на боковом сидении,

пытается сохранить равновесие пьяный мужик. Немолодые мужчина и женщина,

сосредоточенно смотрят в чёрные окна. Впереди, подпрыгивает на изодранном вандалами

сиденье, модам, с аппетитными формами. На полу лежат увесистые кошёлки, в руках

женщина держит огромный букет красных гвоздик, по-видимому, у неё День рождение,

отмечали на работе, теперь, едет домой. Похоже, её там никто не ждёт, лицо грустное и

растерянное.

Остановки пустые, никто не заходит и не выходит, но троллейбус всегда

останавливается, терпеливо ждёт несколько минут, лязгают дверцы, вновь с гудением едет

по пустынной дороге. Сейчас больше одиннадцати, в это время Севастополь словно

вымирает.

На одной из остановок бесшумно проскользнул высокий парень с бледным до

синевы лицом. Он прилично одет, стильное пальто, в руках дипломат.

Словно воздух сгущается под его взглядом, чувствую его внимание, Рита так же

напрягается, косится на меня.

– Он не человек,– едва слышно шепнула мне.

– С чего взяла?

– Я всегда это чувствую.

– Тоже оборотень, дикий?

– Нет, он другой,– в глазах девушки колыхнулся страх.

Молодой человек, хватаясь за сидения, подходит к нам, садится на

противоположно сидение. Обращает на нас свой взор, его улыбка на смертельно бледном

лице, вызывает оторопь.

– Мест-ные, да?– растягивая слова, спрашивает нас.

– Вроде да,– неохотно соглашаюсь я.

– Хороший у вас город, люди приветливые,– жутко осклабился он.– Так понимаю, вы тоже

ночные?

– Как-то не улавливаю смысл?– смотрю на него исподлобья.

– Вы не люди, я это понял.

– А кто?– усмехаюсь я.

– Девочка оборотень, а ты … ты,– он смотрит в мои глаза, вижу в его зрачках красный

голодный огонь,– не пойму. А ты кто?– сдаётся он.

– Зачем тебе это нужно?– начинаю злиться.

– Как же, я всё понимаю, охотничьи угодья распределены. Как говориться: «не лезь в

чужой монастырь с чужим уставом», я голоден уже давно, но вполне законопослушен. Не

стану спорить из-за дичи с ночными, хочу договориться полюбовно.

– Ты упырь?– с отвращением спрашивает Рита.

– Угадала, причём, я рижский упырь,– в его голосе обозначились самодовольные нотки.

– А что, в Риге особые упыри,– усмехаюсь я.

– В отличие от русских упырей, мы цивилизованные. У нас традиции, родовые корни. Моё

семейство идёт от знаменитого колдуна Маргуса и блистательной Тийу. Она была

оборотнем, как и ты, девушка,– незнакомец попытался мило улыбнуться, но вышло

гадостно.

– Так и оставались б в своей Прибалтике. Там цивилизация, чего к нам приехал?– в упор

спрашиваю его.

– Чисто из альтруистских соображений. В окрестностях Херсонеса есть старое

заброшенное кладбище, там покоятся мёртвые упыри, надо поднимать их, время пришло.

Но с дороги изголодался, я бы испробовал бы ту … с красными гвоздиками,– из его груди

вырывается свистящий звук, судорожно дёрнулся кадык.

Чувствую кожей, Рита боится, вероятно, знает, не справится с ним. Я, в обличии

человека и подавно. Где-то слышал, убить их крайне сложно, то ли осиновый кол нужно

загнать в живот или нашпиговать серебряными пулями.

– Знаешь, как тебя …

– Вита-с,– услужливо подсказывает упырь.

– Так вот, Вита-с, езжай в свою Прибалтику обратно, поднимай у себя упырей из могил, наших оставь в покое.

– Как грубо,– Вита-с пристально смотрит на меня, пытается понять, насколько я могу быть

ему опасен.– А как же сострадание? Любовь к ближнему своему,– тонкие губы змеятся в

усмешке,– так понимаю, ту толстую свинью, мне не отдадите.

– Ты необыкновенно проницателен.

– Гм, знал, что за приделами Прибалтики живёт сплошное быдло, но чтоб в такой степени, не дать путнику утолить голод. На, что вы надеетесь? Девушка-оборотень со мной не

справится, а ты … ты,– вновь запинается он, с ненавистью смотрит мне в глаза,– кто ты?

– Не хотел бы, чтоб ты узнал.

– В тебе есть некая древность, я чувствую это, словно забытые руны мелькают перед

глазами,– его шёпот срывается в свист.

– Уходи, Вита-с, мне не хочется вызывать свою силу, она тебя испепелит,– чувствую, как

мой камень разогрелся, даже тело начал жечь.

– Я уйду, сложно спорить с такими аргументами,– еще больше бледнеет упырь,– к тому же, свет клином не сошёлся на этой сочной мадам.

Он встаёт, берёт в руки дипломат, лицо кривится, словно в нервном тике:-

Надеюсь, это не последняя наша встреча. Говорят, у оборотней, кровь даже вкуснее

человеческой,– он ехидно улыбается, видя откровенный ужас в глазах девушки,– а по

поводу тебя, посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда нас будет много.

Троллейбус останавливается у кафе Херсонес, Вита-с непостижимо быстро

выскакивает в двери, напоследок обдав нас запахом дорогого одеколона.

– Рита,– тормошу девушку,– ты что, сильно испугалась?

– Кирилл, я хочу домой,– умоляюще шепчет она.

– На следующей остановке выходим.

– А вдруг он где-то рядом, давай выйдем через остановку.

– Он побежал в сторону Херсонеса, по пути точно кого-то словит, затем будет ковыряться

в могилах, ему сейчас не до нас.

– Мне страшно, вдруг их будет много?

– Мы обязаны его уничтожить. Не вешай нос, Ассенизатор!– жму её ледяные ладошки.

Она жалко улыбается:– Как плохо, что папы нет, он бы точно его разорвал.

– Без папы справимся. Завтра это будет центральной повесткой дня. Слушай,– вдруг

осеняет меня,– у тебя есть серебро?

– Целый сервиз, Дарьюшка подарила,– вскидывает взгляд Рита,– пули будешь делать?-

догадывается она.

– Определённо.

– Неужели поможет?

– Есть такая уверенность.

– Давай прямо сейчас делать!

– На газе, что ли, серебро плавить,– улыбаюсь я,– Эдику поручим, он в этом спец. Ты не

торопись, упырь от нас никуда не денется.

– Упырей, он точно кого-то ночью реанимирует,– шмыгнула носом Рита.

– Пуль на всех хватит,– мрачнею я.

– Как всё сразу навалилось. Так было просто, очередной сволочи, внутренности

выпускали, и мир сразу становился чище. Теперь и у нас могут кишки выпустить.

– Всякое действие, вызывает противодействие,– усмехаюсь я.

Гл.17.

Подъезжаем к своей остановке, идём на выход к передней двери. Немолодая полная

женщина, увидев нас, пытается отодвинуть с дороги расползшиеся кошёлки, но красные

гвоздики мешают. Она виновато смотрит, явно испытывает неловкость, что причиняет

неудобства.

– Не беспокойтесь, мы переступим,– с жалостью смотрю на неё,– вы бы, не ходили так

поздно ночью, на улице сейчас неспокойно.

Она с удивлением смотрит на нас, улыбается, но улыбка получается жалкой:-

Задержалась сегодня на работе, у меня День рождение.

– Поздравляем.

– Спасибо.

– Вас бы, хотя бы, кто проводил. Мужчины, наверное, были?

– Были. Да мне, от остановки недалеко,– пытается выгородить она «рыцарей».

– Хотите, мы вас проводим?

– Да,– встрепенулась Рита,– нам не сложно.

Она смотрит на нас с недоумением, вздыхает:– Не стоит, как-нибудь сама,

привыкла уже.

– Все же, будьте осторожнее. А по ночам не ходите, сейчас действительно очень опасно, вы, даже представить себе не можете, насколько опасно,– заглядываю в её наполненные

грустью глаза, в них вспыхивает испуг, она кивает.

Выходим на своей остановке, троллейбус с гудением растворяется на чёрной

дороге, как в туннеле, долго провожаем его взглядами.

– Какие красивые гвоздики,– зачем-то говорю я.

– Какая она несчастная,– вздыхает Рита.

Переходим дорогу, поднимаемся наверх, идём между домами. Практически нигде

не горит свет, невероятно тихо, словно мы в павильоне, ни малейшего движения ветра, в

суровой неподвижности застыли деревья. Внезапный порыв ветра настолько

неожиданный, что Рита взвизгнула и кинулась ко мне. Тугой поток воздуха пригнул

верхушки платанов, разметал сухие листья, из кустов врассыпную кинулись кошки,

тоскливо завыла собака.

– Ты чего?– смеюсь я, хотя самому неприятно от такого буйного проявления природы.

– Это не просто так, что-то происходит,– девушку трясёт от страха.

– Глупости,– озираюсь по сторонам, вижу, словно тень мелькает между тёмными

стволами.

– Пойдём ко мне!– умоляюще просит Рита.

Целую её сверху в вязаную шапку:– У меня встречное предложение, матушка

блинчиков напекла, приглашаю. Знаешь как вкусно со сметаной?

– А я не стесню?– хватается за моё предложение девушка.

– Что ты, она будет рада!

– Тогда пошли!

А ведь действительно, в природе творится нечто непонятное, порывы ветра то

стихают, то словно с цепи срываются, ломаются толстые ветви, где-то звякнуло стекло, тяжёлые тучи приблизились к земле, ослепительно вспыхнула молния, громыхнул гром.

– Да это просто начинается гроза,– кричу я,– бежим, сейчас такой ливень будет!

– Так это, просто гроза,– радуется Рита,– а решила, что Вита-с упырей начал доставать из

могил!

– Типун тебе на язык! Вот и ливень уже начинается!

Ледяной дождь жёстко хлестнул по земле и забарабанил по нашим телам, со

злостью прошивая одежду, вышибая тепло и распространяя жуткий холод.

Вмиг образовались бурлящие потоки, обувь промокает, несёмся по дороге к дому.

В подъезд влетаем полностью промокшие.

– Вот это да, даже весной такие грозы редкие!– удивляется Рита.

– Точно, аномалия,– хмурюсь я,– пошли, я на втором этаже живу.

Матушка ахнула, увидев, в каком мы плачевном состоянии, даже не стала задавать

вопросы, бросилась раздевать Риту, накинула на неё тёплый халат.

– Кирюша,– укоризненно качает головой,– как же ты не доглядел, девочка может простыть.

– А мы горячего чая с блинчиками выпьем,– смеюсь я, снимая с себя мокрую шинель.

За окнами бушует гроза, но нам тепло и уютно. Рита уже не боится, сидит

довольная и счастливая, мать наливает широкие оранжевые чашки ароматный чай, ставит

на стол блюдо, заполненное с горкой аппетитными блинами.

– Накладывай побольше сметаны, домашняя, у женщины одной беру, корову держит.

– Очень вкусно,– искренне говорит Рита,– давно забытый вкус, мама когда-то давно так же

делала.

– Вот и кушай, деточка. А звать тебя как? Этот шалопай тебя не представил,– укоризненно

качает головой,– повёл в такую непогоду гулять.

– Ритой её зовут,– вмешиваюсь в их разговор,– кстати, под ливень попали случайно, а так

было хорошо, ни единой тучки.

– Как же она домой пойдёт, дождь всё ещё не прекращается?– беспокоится мать.

– У нас пускай заночует.

– Вот и правильно, постелю в моей комнате,– соглашается мать. Она ещё некоторое время

находится с нами, затем уходит.

– Хорошая у тебя мама,– вздыхает Рита.

– Всегда меня понимает,– соглашаюсь я.

– Уютная у тебя квартира, так чисто, всё по своим местам.

– Это ты мою комнату не видела,– ухмыляюсь я,– у меня там художественный беспорядок.

За окном грохочет дождь, иной раз ночь освещается фиолетовым светом от

электрических разрядов молний, гром, словно разрывы авиабомб. Плохо сейчас на улице, но во мне поднимается уверенность, это не следствие действий упыря, видимо Высшие

силы отгоняют его от могил.

– Такой ливень, это хорошо,– помедлив, уверенно говорю я.

– Правда?– удивляется девушка.

– Вита-с не сможет ничего сделать, там сейчас такая грязь, начнёт раскапывать тогда, когда подсохнет. За это срок необходимо его выследить и убить.

– С утра серебро необходимо забрать.

– Это верно. И ещё,– я вспоминаю события далёкого детства,– нам нужна одна книга.

– Что за книга?– Рита откладывает румяный блинчик.

Когда-то давно, я жил в центре города, на горке, в доме, построенном сразу после

войны, в конце сороковых годов. Сложен он на старом фундаменте. Судя по всем, раньше, на его месте, стояло весьма древнее здание. Как обычно у старых домов, имеется подвал, он уходит ниже фундамента, раньше в нём хранили дрова, когда было печное отопление, затем, после перехода на баллонный газ, их приспособили под всяческий хлам. Но, со

временем, стены подвала начали осыпаться, и туда спускаться стало небезопасно,

навесили тяжёлый замок и законсервировали все тайны, какие там есть.

Ещё в детстве, запалив пластмассу, я находил лазейку в подвал. Было невероятно

интересно ходить мимо трухлявых дверей, иногда заглядывать в чужой сарай, капаться в

старых вещах. О них уже давно забыли, не раз менялись хозяева, и никому уже не было до

них дела. Зато я что-то, да и находил интересное.

Как-то раз набрёл на огромный сундук, безусловно, это наследие

дореволюционной эпохи. С трудом поднял крышку. Сверху лежат пожелтевшие от

времени газеты. Здесь есть и дореволюционные и довоенные и времён войны. В то время

они несильно меня заинтересовали, сейчас бы много отдал бы, чтоб почитать их, но тогда, откинул в сторону, внедрился в содержимое сундука. Вытащил пару старинных утюгов,

заправляемых углём, так же не впечатлили, выудил круглый самовар, грязный и

потемневший от времени, так же, в сторону. Затем наткнулся на залежи бутылок из

толстенного стекла с выпуклыми гербами, долго рассматривал, но, решив, что в

стеклопункте их не примут, сложил в углу сарая, но когда увидел книги! Сердце

зашкалило от радости. Это старые издания конец тысяча семисотых, начало тысяча

восьмисотых годов. Смутно догадывался, они очень ценны, но не это меня больше

интересовало, содержимое книг. Одна из них, определитель бабочек. Причём все

иллюстрации искусно рисованы от руки, они невероятно красочные и великолепны в

исполнении. Другая – заполнена рисунками всевозможных растений, на старорусском

языке написано описание по их сбору, сушке и применению. Следующая книга мне и

вовсе непонятна, изображена ладонь человека, с начерченными различными линиями. В

ту пору мы еще не слышали о хиромантии. Но одна из книг настолько меня поразила и

вызвала ужас, что я даже ничего с собой не взял, поспешно убежал из подвала. В книге

очень реально описаны различные потусторонние существа: упыри, вурдалаки,

колдуны… как с ними контактировать, как оживлять мёртвых и как изводить

потустороннюю нечисть, старинные тексты с всевозможными заклинаниями вызывали