Текст книги "Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Понятно, товарищ Генеральный секретарь.

– Тогда я вас больше не задерживаю. Надеюсь увидеть вас вновь на посту режиссёра. Через год.

Ну и ещё одно событие, пришедшееся на самое начало нового 1987 года, стоит упомянуть. В Москву прилетел Рамиз Алия, и мы торжественно подписали договор о восстановлении дипломатических отношений. Албания была странной страной. Вроде бы социалистической, но при этом не готовой кооперироваться ни с кем из потенциальных союзников по идеологическому лагерю.

^{(Рамиз Алия)}

С СССР Тирана разорвала дипломатические отношения в 1961 году из-за «волюнтаризма» Хрущёва, связанного с пересмотром истории и отходом к «империализму», после чего последовал двадцатилетний период «любви» с Пекином. Он закончился примерно аналогично, когда после ухода Мао Поднебесная начала открываться Западу и переходить на более прагматичные рельсы. С ближайшим соседом – Югославией – и вовсе у них отношения всегда были сложными. Албанцы – небеспочвенно, надо признать – подозревали Белград в желании превратить их страну в одну из республик Федерации, а сами вели работу с косовскими мусульманами, фактически закладывая под федерацию религиозную мину. После волнений в Косово в 1981 году отношения между Белградом и Тираной практически прекратились.

И, естественно, такое отношение к внешним связям не могло не сказаться на уровне жизни албанского населения. Всё же, имея население в 3 миллиона человек – оно, кстати, очень активно росло все послевоенные годы, увеличившись с 1940 года в три раза – с одного до трёх миллионов, – о полноценной автаркии даже думать смешно – такого себе даже СССР позволить не мог, куда там маленькой Албании. Там и без моего влияния в нашей истории все 1980-е происходила тяжёлая стагнация с топливным голодом и продуктовыми карточками, а уж после того как нефть подорожала в два раза, этот процесс распространился буквально на все сферы жизни. Переведённый на дрова грузовой транспорт, веерные отключения электроэнергии, жёсткая лимитация продуктов. Ещё несколько лет подобного «отрицательного роста» – и албанских партийцев начали бы вешать на столбах без всякой перестройки, чисто по экономическим мотивам. Конечно, Тиране всегда готовы были помочь западные страны, но реальная цена этой «помощи» была бы ещё выше.

Сказать, что отношения СССР и Албании вот так в момент стали «тёплыми и дружескими», конечно же, нельзя. Ну и спонсировать бесплатно ещё одного нахлебника мы, конечно, тоже не собирались – чистая прагматика, никакой благотворительности. Заключили с Алией ряд договоров – они нам сельхозпродукцию, текстиль, сырьё, мы им машины, продукты нефтепереработки, другую технику. Обсудили возможность дальнейшего сближения. То, что для чехов и восточных немцев было красной тряпкой – а именно отказ от демонизации Сталина и вообще ревизии истории – в Тиране, наоборот, воспринимали максимально положительно.

Вот только на добрые слова я вестись не собирался и предложил «коллеге» для начала поработать над удалением из состава верхушки Трудовой партии Албании тех, кто поливал СССР дерьмом в 1960-х. Хрущ – конечно, та ещё сволочь, но это наша сволочь, и позволять кому-то бесплатно его оскорблять я не собирался. Так же затронул вопрос возможности возвращения советского флота в Адриатику, а в будущем, если всё пойдёт гладко, – подключение Албании к клиринговому обороту внутри СЭВ. Понятное дело, в реальности до этого было ещё далеко, но тут я хотел показать албанскому лидеру свою лучшую тактику ведения переговоров. Это когда одновременно вешаешь перед лицом собеседника морковку, а другой рукой берёшь его за яйца. Как говорится, добрым словом и пистолетом…

Албания была важна для меня в нескольких плоскостях. Во-первых, идеологическом – возвращение блудного сына в стан ОВД выглядело бы большой моральной – практической военной пользы от Албании было немного, понятное дело – победой. Плюс это была точка давления на Югославию – там Милошевич уже решительно встал на те рельсы, что должны были привести страну в итоге к гибели. Опять же, заиметь место, куда можно отправлять трудящихся на отдых, выглядело полезным, ну и потенциальный демографический резерв тоже… Поди, немало вполне качественной рабочей силы при получении возможности захочет поменять депрессивную Албанию на вполне бодрый СССР.

Короче говоря, событие это, с одной стороны, маленькое и незначительное, виделось мне, с другой, неким маркером того, что СССР двигается в правильном направлении. Шажок за шажком.

Глава 9
Покушение

13 января 1987 года; Ташкент, СССР

ИЗВЕСТИЯ: «Телегид» – новый журнал для советских телезрителей!

Советское телевидение развивается невиданными темпами! Всего за полтора года трудящиеся СССР получили четыре новые Центральные Программы, а уже в начале 1987 года в эфир выйдет пятая – полностью посвящённая науке и культуре. Столь стремительный рост требует достойного освещения, и потому в скором времени в печать поступит новый еженедельный журнал – «Телегид»!

«Телегид» станет верным помощником для миллионов советских граждан. На его страницах будет публиковаться программа передач на ближайшую неделю, анонсы новых телевизионных проектов, статьи о развитии телевидения, интервью с ведущими и режиссёрами, а также письма читателей.

«Телегид» позволит заглянуть простым зрителям за кулисы советского телевидения, даст представление о том, как создается картинка, видимая миллионами зрителей на своих домашних экранах, а в будущем предполагается, что именно редакция журнала – совместно с читателями – будет вручать награду за лучшие телевизионные передачи года.

Особое внимание уделено качеству издания: журнал будет печататься в цветном формате с применением современной полиграфии. Для этого было закуплено передовое оборудование за рубежом, что гарантирует яркость и чёткость каждой страницы.

Тираж первого выпуска составит 5 миллионов экземпляров, однако, учитывая растущий интерес советских граждан к телевидению, этого может оказаться недостаточно.

Стоимость одного номера – 60 копеек, но при оформлении подписки через отделения «Союзпечати» цена значительно снижается.

Товарищи! Уже сегодня спешите оформить подписку на «Телегид» – ваш надёжный проводник в мире советского телевидения!

О том, что мы во внутренней политике перешли некую черту, отделяющую «прошлое» от «будущего», стало ясно в январе 1987 года. Но давайте по порядку…

Десятого января я улетел в Афганистан на встречу с Наджибуллой. Нужно было обсудить начавшееся инфраструктурное строительство, понять, насколько афганское правительство реально способно держать контроль над ситуацией без помощи извне, и вообще «сориентироваться на местности».

Нужно понимать, что полностью выводить войска из Афганистана мы в любом случае не планировали. При том, что уже сейчас в Афгане советских войск осталось всего порядка сорока тысяч человек – при пиковых значениях в 115 тысяч – это число планировалось сократить еще по меньшей мере в два раза. Оставить тут несколько баз, чисто для контроля над южной границей и охраны инфраструктуры, тысяч пятнадцать на все, плюс корейские и кубинские контингенты, выполняющие «интернациональный» долг. В условиях, когда граница с Пакистаном и Китаем прикрыта с той стороны, этого должно было хватить с головой. Оставалась еще иранская «дырка», но там границу контролировать было гораздо проще.

Ну и в общем, слетал я в Кабул, три дня провел на афганской земле, заехал на пару военных баз, торганул лицом перед камерами, пообщался с народом – стандартная работа политика, ничего, что называется, не предвещало.

Все случилось на обратном пути. Мы сели в Ташкенте для смены борта – Ил-62 в Афган не полетел по соображениям безопасности, – и, конечно же, я не мог не заехать в город и не поприветствовать местное начальство. Зачем людей обижать зазря? Зная будущее, уверен, Усманходжаев стопроцентно выбрал бы вариант, где я быстро меняю транспортное средство и улетаю как можно дальше и как можно быстрее, но, как говорится, нам не дано предугадать…

^{(Усманходжаев И. Б.)}

Но опять же, стоит рассказывать по порядку. Сели без происшествий, над Северным Афганистаном нас немного потрусило, поэтому я с большим удовольствием почувствовал вновь твердую почву под ногами. В Ташкенте в аэропорту меня ждали в том числе и мои машины – после инцидента в Грузии ребята из «девятки» просто не пускали меня куда-то без спецтранспорта – поэтому в город я поехал уже на бронированном ЗИЛе.

Мы выехали на Шевченко, которая в будущем станет улицей Бабура. А в честь украинского писателя переименуют другую улицу, поменьше, чуть в стороне. Там, на ней, кстати – доводилось мне бывать в этих краях в будущем – сквер сейчас со стелой, посвященной павшим солдатам, и вечным огнем. Его потом демонтируют, а прах воинов перенесут на кладбище, независимому Узбекистану память о Великой Отечественной будет не сильно интересна.

Забавно. Спроси сейчас буквально любого жителя СССР насчет любви к родине, к истории Союза, к тому, что делает нас «одним народом» – 99% людей будут пяткой себя в грудь бить, крича, что они, мол, живота не пожалеют. Пройдет каких-то десять-пятнадцать лет после развала СССР, и все настолько поменяется, что будет казаться, будто совсем другие люди откуда-то прилетели с другой планеты и заняли места живущих тут на земле. Как можно вот так быстро переобуться? Поменять свои взгляды на 180 градусов? Наверное, можно.

Но вот тут вылезает и другой резонный вопрос: а если можно развернуть идеологию условно «вправо» всего за пару десятилетий, то что мешает это сделать «влево»? Вообще запретить упоминания наций. Есть советские люди – и все, точка. За любые минимальные проявления национализма – тупо сажать. К стенке ставить. Сколько нужно расстрелять людей, чтобы превратить узбекский народ в советский? Что-то мне кажется, что никакого геноцида проводить не понадобится – посадить пару десятков человек, остальные утрутся. Будут ненавидеть, но, как говорили древние, Oderint, dum metuant – «Пусть ненавидят, лишь бы боялись».

Первое поколение будет ненавидеть и притворяться, второе – уже впитает образ поведения как должный, хоть и будет не в восторге, а там… Глядишь, внуки-правнуки уже будут смотреть на своих «националистически» настроенных предков как на странную аномалию. Без всякого понимания и сочувствия.

Вот примерно под эти мысли при пересечении Шевченко и Кольцевой дороги, в нескольких метрах от моего ЗИЛа, и рванул прикопанный у дороги фугас. В момент я почувствовал, как меня тряхнуло и куда-то делась гравитация – взрыв был такой силы, что машину буквально подбросило и откинуло с дороги.

Сам момент взрыва я запомнил плохо – хлопок, звон стекла, какие-то предметы летают по салону, верх-низ меняются местами. Благо, я с прошлой жизни сохранил привычку всегда пристегиваться, даже на заднем сиденье. Когда попал в тело Горби, для меня стало тогда большим удивлением, что в самом главном автомобиле страны при наличии бронирования и прочих «штук для безопасности» ремни безопасности сзади отсутствовали. Пришлось тогда давать команду, чтобы их поставили – не раз я в будущем натыкался на видео, как при аварии людей на заднем сиденье мотает по салону. Читал даже про случай, когда один вот такой «любитель свободы» своим телом тупо убил сидящего в той же машине пристегнутого попутчика. Парни из «девятки» сначала посмеивались, а потом, по-моему, опять же по настоянию, внесли это правило в официальный протокол безопасности: все пассажиры внутри правительственного лимузина должны быть пристегнуты. Это, вероятно, и спасло мне жизнь.

Едва ЗИЛ, отброшенный в сторону взрывом, перекувырнулся через крышу и снова встал на колеса, события завертелись с умопомрачающей скоростью. Тут же нас окружили другие машины кортежа – это по Москве я мог кататься без сопровождения, в Средней Азии любят зримые символы, поэтому из местного ЦК мне прислали аж пять милицейских «Волг» – начали выскакивать люди, у бойцов «девятки» откуда-то появились в руках автоматы.

Меня мгновенно вытащили из помятого лимузина – спасший меня ремень тупо чиркнули ножом – и потащили в запасную машину. Я только успел мазнуть взглядом по своему стальному коню – досталось ему, конечно, преизрядно. Стекла – толстые триплексы – покрылись множеством мелких трещин, краска на том боку, который подвергся огненному воздействию, обгорела и облезла, внешние элементы кузова оказались смяты и густо побиты осколками, видимо, фугас был «заправлен» чем-то для дополнительного урона, покрышки на колесах слегка горели и дымились.

– Быстро! Быстро, Михаил Сергеевич! – Долго рассматривать место взрыва мне не дали, окружившие со всех сторон охранники буквально на руках внесли меня во второй ЗИЛ.

– Назад! Не в Ташкент, возвращаемся в аэропорт! – В голове что-то щёлкнуло – желания проверять на себе гостеприимность местных товарищей как-то мгновенно испарилось. Впрочем, охрана дело свое знала крепко, им дополнительные подсказки от объекта нужны не были.

Хлопнула дверь, взвизгнули шины, лимузин стартанул с пробуксовкой, развернувшись буквально на месте на сто восемьдесят градусов, – я и не думал, что тяжелая машина на такое способна – и рванул вперед по дороге. Вернее назад, в сторону воздушной гавани.

До места назначения долетели всего за несколько минут, я думал, что меня прямо сейчас же запихают в самолет, но, видимо, и на этот случай тоже имелась инструкция, потому что вместо быстрого отлета охрана оккупировала здание аэропорта, выгнав оттуда всех посторонних, и «заняла» круговую оборону. Ну, тоже логично, самолет на взлете находится в наиболее уязвимом положении, тут даже ПЗРК не нужно, достаточно по двигателю из автомата длинную очередь дать, и все – приехали.

Меня же без промедления потащили к медикам, благо по штату с собой на выезды в другие города положен был врач сопровождения. Впрочем, быстрый осмотр никаких серьезных повреждений не выявил. Пара ссадин, разбитая об косяк двери бровь, порез от разбившегося при кувырке стакана из-под воды. Подозрение на трещину в левой лучевой кости. Повезло еще – ну как повезло, просто не дураки инструкции писали, – что сидел я за водителем, соответственно при взрыве имел дополнительную защиту в виде метра пространства между собой и правой дверью. Сиди я на другом конце дивана – вполне могло приложить куда более качественно.

– Что там? – Нет, кажется, все же сотряс легкий есть, подмучивает как-то подозрительно, да и голова болит так, что аж звон в ушах. Второй за два года, что-то слишком кучно пошло, так недолго и коньки отбросить. Хотя, может, просто перенервничал, давление там, то-се, не пятнадцать лет же.

– Связались с Москвой. Евгений Максимович уже в курсе, все КГБ Узбекистана сейчас поднимается по тревоге. Но… Вроде тихо. Через тридцать минут прилетят две «вертушки», заберут нас отсюда. Ну или просто прикроют сверху.

Что имел в виду начальник моей охраны, я понял и без слов. Если бы было «не тихо», аэропорт уже пытались бы брать штурмом. Чтобы закончить начатое. А раз никто по нашу душу еще не прибыл, значит, местное руководство или не замешано в покушении, или как минимум не решилось на открытое выступление. Уже легче, прорываться в сторону границы РСФСР с боями совсем не хотелось.

– Кто-то пострадал?

– Из наших – нет, только ушибы и царапины. А вот местных посекло сильно, у них-то на «Волгах» стекла не бронированные. Одного наповал, еще двоих вроде как на скорой увезли. И… – Охранник замялся на секунду, как бы не зная, стоит ли об этом говорить, – там прохожие случайные пострадали. Целая семья… Сильно.

– Я слишком стар для этого дерьма, – сакраментальная мысль вырвалась у меня вслух, стоящие рядом бойцы только улыбнулись, врач же, наоборот, нахмурился и попросил поменьше разговаривать. До проведения полного сканирования я считался по умолчанию раненым и нуждающимся в покое.

Я только поднял ладонь вверх, признавая правоту эскулапа, и откинулся на заботливо подложенные подушки. Мы находились в медпункте аэропорта, маленькое помещение, обложенное голубоватой плиткой и с непременным аптечным запахом каких-то лекарств. Саднящая бровь и раскалывающаяся голова – мне уже дали какую-то таблетку, но она еще не подействовала – откровенно мешали мыслительному процессу, но делать все равно было нечего.

Кому я успел за эти два года насолить так, чтобы меня вот реально могли попытаться «актировать»? Да в общем-то многим, если быть честным. Чего-чего, а мозолей я успел отдавить немало. Тут и военные, и «реформаторы», которые изначально ставили на меня во время выбора нового генсека. Нацмены, конечно же, – никому в республиках не понравилась новая кадровая политика по ротации первых секретарей. Да еще и снабжение окраин стало похуже, вроде только год прошел, не так уж сильно были порезаны для них нормы снабжения, но… Это заметно, пошел уже шепоток, пошел.

С военными вообще забавно получилось. Все, что происходило последние два года с назначением адмирала на пост министра обороны, сокращением армии и урезанием затрат на военные программы, там, кажется, восприняли как… временную болезнь. Я несколько раз обсуждал это дело с маршалом Огарковым, и Николай Васильевич каждый раз уверял меня, что пусть нынешний Генсек и не является самым популярным политиком среди носящих погоны – хотя как минимум за показательную порку Пакистана и улучшение ситуации на афганском треке меня там крепко уважали – никакой реальной оппозиции военные внутри себя не сформировали.

А моментом, когда армейцы реально поняли, что как было раньше уже не будет, стал совершенно непримечательный эпизод. У нас уже год действовало подписанное с финнами из Nokia соглашение о совместной разработке и производстве компонентов мобильной связи. Цифрового ее варианта, аналоговый «Алтай» у нас с 1960-х как-то не шатко не валко работал, пришло время это дело переводить на современные рельсы. Ну и встал вопрос о частотах, какие-то там диапазоны нужны были, чтобы запустить экспериментальный островок сначала над Усть-Лужской СЭЗ, а потом – на втором этапе – над Ленинградом.

Мгновенно прискакали ко мне вояки с жалобами, что, мол, ущемляют их, хотят забрать частоты, которые они под себя зарезервировали. Я спрашиваю – вы ими пользуетесь? Не хочу даже пытаться изображать из себя технического специалиста, разбираюсь в этом деле примерно никак, поэтому пользуюсь нормальной «общечеловеческой» логикой. Есть, мол, какое-то реально существующее оборудование, которому гражданская мобильная связь может навредить?

«Нет», – отвечают, но вдруг появится когда-нибудь, а частоты заняты. В том смысле, что пусть лучше останутся эти диапазоны свободными, никем не используемыми, а гражданские пускай просто идут нахер со своими пожеланиями, в том смысле, что они там в игрушки играются, как дети, а мы серьезными вещами занимаемся – родину защищаем.

Как же я кричал. На самом деле вывести меня из себя достаточно сложно, я, можно сказать, человек флегматичный, ко всякому говну могу относиться спокойно, но вот идиотизм человеческий всегда бесил меня – причем в обеих жизнях – неимоверно. В общем, выгнал я этих деятелей из кабинета, разве что не пинками, потом еще и записку Чернавину написал, чтобы он там разобрался в своем хозяйстве насчет правильного мироощущения у отдельных генералов. Армия нужна, чтобы защищать население, а не население – чтобы содержать армию, вот вам мое твердое убеждение, с которого вы меня хрен подвинете.

Группа Щербицкого в Политбюро. Способен ли был Владимир Васильевич, понимая, что дело идет к их коллективной отставке, поставить на «зеро»? Да как-то сомнительно. В той жизни все старики как будто даже не пытались бороться с Горби, а ведь тот крутил баранкой еще активнее меня. Что могло поменяться?

Это если только внутренних «врагов» считать. А ведь еще внешние есть. Американцы, предположим, таким заниматься будут вряд ли, а вот наши более близкие соседи. Тем более место покушения намекает скорее на то, что смотреть нужно в сторону мусульман. Пакистан, Ирак… Для того чтобы фугас на обочине дороги закопать, особо сложной организации не требуется, тут дурак справится. Тем более учитывая постоянный идущий через Ташкент поток военных грузов – причем в обе стороны – по Афганскому направлению. Привезти несколько шашек толовых, собрать из этого бомбу на коленке да и рвануть при проезде нужной машине. Не так-то сложно, если вдуматься.

Еще через примерно час нам дали отмашку о том, что территория вокруг аэропорта взята под плотный контроль, Ил-62 к этому моменту уже стоял буквально на взлете, меня погрузили в самолет, после чего мы наконец вылетели из ставшего столь негостеприимным Ташкента, с местными товарищами я в итоге так и не встретился.