Текст книги "Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Что скажете о демократах?

– Сейчас внутри партии идет активная борьба за право баллотироваться на выборы, поскольку это, можно сказать, заранее будет «золотым билетом». Кандидаты с упоением поливают друг друга фекалиями; прямо сейчас вовсю полыхает скандал вокруг сенатора от штата Колорадо Гэри Харта, которого поймали на супружеской неверности, при том что ранее он позиционировал себя как добрый семьянин. На первый взгляд лидером гонки выглядит сенатор от Массачусетса Майкл Дукакис. – Лавров остановился, закончив мысль, но, увидев на моем лице интерес, продолжил рассказ. – Кроме того, о желании участвовать в выборах следующего года заявил некто Росс Перо. Независимый бизнесмен, занимает более консервативную позицию, при этом ругает Буша за просчеты и может стать, как говорят американцы, «спойлером» – это…

– Я знаком с этим термином, – идею привлечь третьего кандидата для размывания базы республиканцев подал тоже я. Вернее, честно украл ее у Клинтона, но тот вряд ли может мне высказать свое неудовольствие, поэтому какая разница? – То есть вы оцениваете шансы Буша на переизбрание невысоко.

– Да, товарищ Генеральный секретарь. Наиболее вероятным президентом, если не случится чего-то непредвиденного, можно считать демократа Дукакиса.

– Это понятно, – я кивнул и, нахмурившись, попытался сформулировать следующий вопрос.

Мне хотелось знать, понимают ли советские дипломаты не только структуру официальной власти в США, но и ее неофициальную, так сказать, часть. Потому что мне иногда казалось, что воспитанные в социализме мидовцы искренне экстраполируют свой советский опыт на остальные страны, теряя при этом большую часть эффективности. Это у нас условный министр в своей отрасли может принимать решения, которые он считает оптимальными, согласуясь исключительно с линией партии. При всем своем авторитете директор даже завода-гиганта тут мало на что мог влиять в общ

есоюзном плане.

В США все было иначе. Те же конгрессмены в Америке напрямую зависели от бизнеса в округе, от которого они попадали в Парламент. То есть давление на него «снизу» зачастую было гораздо продуктивнее, чем «сверху». Банальным образом в обеих партиях имелись конгрессмены, занимающие свои округа десятилетиями и способные легко класть «с прибором» на партийную дисциплину. О том, какой вес имели разного рода олигархи – насколько это слово применимо к США – от промышленности и финансового сектора, даже говорить смысла нет. Короче говоря, мысль заключалась в том, что процентов 60 внутренней политики «гегемона» идет по неофициальным каналам. Влиять на них мы можем весьма ограниченно, однако хотя бы знать и принимать их в расчёт обязаны, просто чтобы иметь возможность прогнозировать политические процессы в Вашингтоне.

– Как вы относитесь к институту лоббизма?

– Узаконенные взятки, товарищ генеральный секретарь. Худшее проявление капиталистических отношений во власти.

– А можете мне ответить, Сергей Викторович, почему мы никогда не пользовались этим способом влияния на американские внутренние дела? – На лице Лаврова отразилась работа мысли.

Это кстати был очень хороший вопрос. Понятно, зарегистрировать собственную лоббистскую организацию мы не могли, по политическим причинам, но вот пользоваться существующими каналами, кто мог запретить? Опять же не в лоб, через какие-нибудь прокладки, заводя деньги через Южную Америку, скажем, или тот же Сингапур?

– Это сложно организовать, товарищ генеральный секретарь. Технически и еще сложнее – идеологически. И поверьте, ни один дипломат не обратится к своему начальству с таким предложением. Это будет выглядеть как попытка спонсировать врага, за такое мигом лишат возможности ездить в загранкомандировки.

– Плохо, товарищ Лавров, плохо… Зашоренность взглядов в политике может стоить очень дорого. Я хочу чтобы вы рассмотрели варианты и подали на мое имя записку о возможных каналах, через которые можно пустить осла с золотом. Того который порой открывает ворота лучше любого тарана…

Глава 17
Подготовка к съезду

24 апреля 1987 года; Москва, СССР

LE MONDE: Чистки в Кремле: Горбачёв разворачивается к «русскому курсу»

В СССР после неудавшегося переворота, организованного частью Политбюро и партийной элитой из национальных республик, продолжаются масштабные чистки. По данным наших источников, уже арестованы три члена Политбюро, два кандидата, трое секретарей ЦК и трое первых секретарей республик. Тысячи функционеров КПСС низшего ранга также лишились постов или оказались за решёткой.

Особенно заметна этническая избирательность репрессий: выходцы из Средней Азии и Закавказья стремительно теряют влияние. Это явный сигнал – эпоха «интернационализма» закончилась. До Горбачёва последним русским генсеком был Ленин, а затем СССР десятилетиями демонстрировал «равенство народов», зачастую в ущерб русским. Теперь, судя по всему, Москва берёт курс на жёсткий национал-большевизм.

В кулуарах дипломатических кругов уже звучат опасения, что новый курс Кремля может спровоцировать волну сепаратизма в республиках. По данным Radio Liberty, в Тбилиси и Ереване прошли стихийные митинги, – не слишком правда многочисленные, люди боятся реакции властей, – жестоко разогнанные полицией. Примечательно, что даже традиционно лояльные Москве партийцы в союзных столицах теперь говорят о «предательстве идеалов Ленина». А в Париже эксперты проводят параллели между чистками Горбачёва и сталинскими репрессиями 1937 года – с той лишь разницей, что теперь репрессии приобрели этнический окрас.

После покушения, в котором погибла его жена, генсек, кажется, отбросил иллюзии. Официальные СМИ всё чаще говорят о смертных приговорах для «заговорщиков» – а в СССР такие заявления равносильны приказу.

Но тревожнее другое: волна арестов среди интеллигенции. Десятки учёных, писателей, режиссёров из «нелояльных» республик уже в тюрьмах. Вчера в Париже у советского посольства протестовали за освобождение режиссеров Параджанова (Армения) и Абуладзе (Грузия) – их арест явно связан с политикой.

Если раньше коммунисты уничтожали всех подряд, то теперь выбрали мишенью «нетитульные» народы. Это делает их методы пугающе близкими к нацизму.

Советский Союз, похоже, вступает в новую эру – эру кровавого этнического авторитаризма.

Это так только кажется, что собрать съезд партии – плевое дело. Ну а что? В прошлом году ведь уже собирали, да и за пять лет до того, механизм отработан, можно всё быстро-быстро провернуть.

Да даже фактически то, что я объявил о созыве Съезда – это были только слова. Созыв высшего органа управления Партией мог осуществить Пленум, его пришлось собирать во второй половине марта для утверждения уже озвученного мной решения.

Ну а дальше завертелось. Согласно уставу партии от 1961 года внеочередной Съезд должен быть проведён в течение 60 дней после решения о его проведении. Это при том, что предыдущее сборище мы готовили чуть ли не десять месяцев, нужно понимать степень спешки.

На местах срочно начали собирать местные конференции для выдвижения кандидатов на уровень райкомов, и вот как раз примерно в этот период – это было самое начало апреля – и состоялся достаточно важный разговор с Лигачёвым.

– Райкомы. Работу по обновлению партии нужно начинать оттуда, пока мы допускаем на уровень райкомов случайных людей, – мы ехали на улицу Калинина, где в ряд стояло несколько домов «принадлежащих» руководителям Партии высшего звена. В моей истории Горби переехал туда едва став Генсеком, я тянул со сменой места жительства 2 года, но, видимо, такова судьба. Иронично, что Раиса так хотела поменять «развалюху» в Сокольниках на трёхэтажный дом на Воробьёвых горах, а реальным поводом для переезда в итоге стала её смерть. Ну то есть не только её смерть, скорее необходимость обеспечения безопасности, но всё же. Последние полтора месяца я прожил в Кремле, и крыша потихоньку начала отъезжать. Жить на работе – далеко не самый приятный способ обустройства быта.

– Ты знаешь, сколько у нас в стране райкомов?

– Несколько тысяч, вероятно, – точного числа я действительно не представлял.

– Три триста сельских районов и семьсот городских. Даже если считать только руководящие кадры, а не весь административный персонал, то это десятки тысяч человек. Как ты предлагаешь мне с ними работать?

– Тебе – никак, – я немного отстранённо отвечал нашему «главному по кадрам и идеологии», глядя в окно на проносящуюся за окном Москву. После всех недавних событий охрана генсека была усилена, вместе со мной теперь каталась не одна машина сопровождения, а четыре, приходилось выставлять милиционеров для создания «зелёного коридора». Мне данная ситуация не нравилась категорически, но идей, как обеспечить собственную безопасность иначе, просто не было. Разве что вертолёт себе организовать. – Как думаешь, если генсек пересядет на вертолёт вместо автомобиля, как к этому отнесутся граждане?

– Ты о чём, – Лигачёва смена темы явно сбила с толку.

– Не нравится мне вот такими кортежами кататься с перекрытием улиц. Хреново выглядит, скажут люди, что загордился Горбачёв, от народа отрывается. Следующий раз на площадь могут и не выйти…

– Будем надеяться, что следующий раз не случится, – поморщился Егор Кузьмич. Он воспринял попытку переворота как личный провал работы на идеологическом поприще. Забавно, что при этом он же стал едва ли не первым адвокатом арестованных бывших членов Политбюро, настаивая на том, чтобы аккуратно спустить дело на тормозах и не «доводить до греха». Выродились партийцы, сейчас бы тех, кто пошёл бы на штурм Зимнего, не нашлось днём с огнём. Все бы сидели тихо, как мыши под веником, и переживали «как бы чего не вышло».

– Предлагаю расширить полномочия Комитета партийного контроля. Собственно, в нынешнем виде, как показала практика, он нефункционален, поэтому перетряхивать данный орган всё равно придётся, – я задумался и озвучил крамольную мысль, которая в иных обстоятельствах могла бы привести к бунту внутри партии. Если бы, конечно, он уже не состоялся, – ну и присматривать за членами партии нужно более плотно. Раз уж решено, что КГБ этим не будет заниматься, то пусть другой комитет поработает. Нужно, чтобы все знали – у нас нет неприкасаемых, за любые просчёты и тем более откровенные нарушения придётся обязательно отвечать. И не только местом, но и головой.

За окном автомобиля меж тем проносилась весенняя Москва. Пока ещё серая, деревья стояли голыми, только-только на кустах начали появляться первые листики, да травка на газонах зазеленела. Куда-то бежали по своим делам люди, сновали туда-сюда разноцветные машины. Забавно, здесь машины на дороге могли похвастаться куда большим разнообразием в плане цветов, чем в будущем. Там в основном все катались на чёрных и белых автомобилях, с редким вкраплением красного и других оттенков, тут… Все цвета радуги.

Слева, на стене старой трёхэтажки, чуть дальше за Крымским мостом мелькнул первый в столице «полусвободный» – незаконченный ещё, правда – мурал. Провели конкурс эскизов на тематику, связанную с космосом, приурочив это к Дню космонавтики, выиграл какой-то художник-полулюбитель. Ну ему и дали возможность воплотить результат своего творчества прямо на стене дома. Должно было получиться красиво, всё лучше, чем серые глухие стены, местами советским городам и правда не хватает цветов…

– Кого вместо Соломенцева хочешь туда поставить? – Михаил Сергеевич оказался причастен к февральским событиям и закономерно уехал на временное проживание в «казённый дом».

– Не знаю. Вообще нет вариантов, хотя…

– Что?

– А если Романова вернуть? Поди политических амбиций за два года подрастерял, да и в Политбюро его вводить никто не будет. Григорий Васильевич – человек честный, жёсткий, нацменам опять же не близкий по духу. Если бы не раскидала нас судьба по разным сторонам «забора», могли бы мы вполне сработаться.

– Романов… – Егор Кузьмич сначала скривился, а потом пожал плечами, – ты знаешь, что мне Гришин рассказал?

– Ну?

– Говорит, что Романов был среди тех людей, которые по твоему призыву вышли к Останкинскому телецентру. И потом звонил всем своим бывшим коллегам, требовал выходить на защиту Союза от перерожденцев.

– Интересно… Помнится, это меня он перерожденцем называл. Как забавно жизнь-то поворачивается. Надо будет поговорить с Григорием Васильевичем. Силы у него ещё есть, поди лет пять ещё послужить стране вполне может, нечего на пенсии прохлаждаться, пока другие работают, – машина свернула на Косыгина и остановилась перед большим домом под 9 номером. – Ну и нахрена мне такой особняк одному? Что я тут делать буду?

– Положено так, Миша.

– Да я вас, блядь, знаю, – я повернулся к тоже вылезшему из ЗИЛа Лигачёву и ткнул в его сторону пальцем. – Совсем, думаешь, генеральный идиот? Просто и остальные товарищи хотят себе дворцы, а иметь недвижимость круче, чем у меня, вроде как не положено. Вот и пытаются всунуть мне дом побольше, чтобы оправдание иметь. Ладно, пошли внутрь посмотрим. А насчёт Романова я подумаю ещё. Может, и не совсем бредовая идея.

Зашли в дом. Ну что сказать, особой роскоши тут не было. Отделанная деревом обстановка, более-менее приличная – не советская, что характерно, – сантехника, полы не скрипучие. Вот только площадь общая под полтысячи квадратов… Ну вот что мне реально с ней делать? Конференции проводить? Или оргии с сотней баб. Королевский бордель, как у Калигулы в фильме Тинто Брасса, мать его.

– Разве плохо?

– Хорошо, – от мысли, что после работы я буду приезжать – на вертолёте прилетать, ага – в огромный пустой дом, где кроме охраны никто меня и не встретит, на душе становилось тошно. Превращать же дом в «центр управления», где постоянно будут «тусить» соратники по партии, тоже не хотелось, с тем же успехом можно оставаться в Кремле жить. – Знаешь что. Найди хорошую русскую семью многодетную. Так чтобы с десяток было малых, давай сюда их заселим. А мне квартиры на Кутузовском трёхкомнатной на одного хватит.

– Но…

– Точно! – Бредовая немного идея неожиданно пришлась по вкусу, – привезём телевизионщиков, сделаем всё по красоте, чтобы домохозяйки плакали и шушукались на кухнях, какой у нас генсек хороший человек. От этого пропагандистский эффект будет в сто раз лучше, чем от десятков репортажей про достижения советских колхозников.

– Хмм… – От такого поворота Лигачёв, кажется, потерял на время дар речи.

– А насчёт райкомов я планирую вынести на Съезд принцип максимальной ротации. Чтобы любые карьерные подвижки шли не вверх, а по диагонали.

– В каком смысле?

– Секретарь первичной ячейки не может идти работать в «свой» райком. Из райкома нельзя будет подняться в свой же горком или обком. Только в соседнюю область. Из обкома нельзя уйти на повышение на свою республику – только с переездом. Тут, правда, для РСФСР придётся делать исключение, потому что математически не выйдет, но всё же. Чтобы не обрастали коррупционными связями на местах наши младшие товарищи по партии. И, кстати, запрет быть самозанятым для ответственных работников и членов их семей, я даже не знаю, почему сразу об этом не подумал.

Как водится в таких случаях, если государство создало минимальное послабление, туда, как в трещину плотины, мгновенно устремился поток сомнительных денег. Особенно это в Средней Азии проявилось, где ближайшие родственники достаточно видных партийных руководителей – не республиканского уровня, но областного очень даже – неожиданно открыли в себе спящие до того таланты и принялись демонстрировать воистину стахановские подвиги. А как иначе назвать ситуацию, когда никогда особо не работавшая до этого домохозяйка со средним образованием регистрируется самозанятой с целью оказывать репетиторские услуги и потом демонстрирует доход в десятки тысяч рублей. Платит с них, конечно же, налоги, всё честь по чести, но… Серьёзно?

Два года всю эту канитель мы не трогали – тем более что по букве закона там всё было честно, – просто не желая ещё сильнее усугублять конфликт с руководителями нацреспублик, но раз уж они первые открыли «боевые действия»… Последний месяц специально созданный Отдел по борьбе с легализацией незаконных доходов – ОБЛНД, аббревиатура получилась не слишком звучной, но это и не главное – активно трусил таких вот потерявших всякие берега «самозанятых». И суммы там, по поводу которых шли разбирательства, уже активно приближались к семи нолям.

В ином случае я, наверное, не решился бы на такое общее наступление на широком фронте, но раз уж представилась возможность… Режим ЧС-то никто не снимал, армия продолжала находиться в повышенной готовности, на дорогах столицы блокпосты, по городу ходили патрули с автоматами, кое-где стояла тяжёлая техника, всем видом демонстрируя, что шутки шутить тут никто не намерен.

Военные на улицах советских городов выглядели дико и непривычно, но зато, когда в Душанбе попытались организовать массовые демонстрации против снятия с должности Махкамова и назначения вместо него украинца Кучмы – а чего бы и не использовать перспективный кадр, в отрыве от родных мест, глядишь, и польза будет от него – вояки совместно с ОМОНом быстро это дело разогнали, смогли повязать часть зачинщиков и быстро раскрыть ещё один «национально-буржуазный заговор». Вроде бы после этого – а также после «решения эстонского вопроса», где Вайно тоже переместился из тёплого кресла в СИЗО, – остальные руководители республик поняли, что шутить никто не собирается, и смирились. Впрочем, я бы совсем не удивился прилетевшей откуда-то пуле, слишком уж много интересантов оказалось тут в проигрыше.

– У тебя нет ощущения, что наша партия где-то свернула не туда? – Мы сели обратно в машину, решение было принято, смысл дальше исследовать дом просто отсутствовал. – Что не про это коммунизм? Не про постоянную борьбу с байством на местах. Эти все товарищи, на всех собраниях вещающие о коммунистическом единстве, только дай им волю – разорвут страну на кусочки для обретения личной власти.

– Знаешь, ещё два месяца назад я бы тебе сказал, что ты устал, перетрудился и посоветовал бы махнуть в Крым на недельку.

– Но?

– Но теперь я готов пересмотреть свои взгляды, – в голосе Лигачёва послышался горький смешок. Для многих честных партийцев события последних двух месяцев стали настоящим потрясением. Дело даже не в попытке убийства лично меня или в каком-то националистическом выступлении в республике. Тут скорее вопрос в развале того хрустального домика спокойствия, который власти СССР выстраивали последние 25 лет. Мол, ничего не может произойти, завтра всё будет точно так же, как вчера. А тут вот какой кунштюк нарисовался.

– Партию нужно будет чистить.

– Куда уж сильнее…

– Я про низовой уровень, не только про ответственных работников. У нас слишком много примазавшихся. Огромное количество людей, которые вступают в партию просто потому что так положено. Ну и за привилегиями, конечно, а не для того, чтобы изменить мир к лучшему, – ЗИЛ налетел колесом на какую-то кочку, я дёрнулся, едва не прикусил язык, тихо выматерился и продолжил мысль. – Перед войной в партии состояло полтора миллиона человек. Сейчас у нас пятнадцать миллионов членов и кандидатов. Вот скажи мне, Егор, положа руку на сердце, когда партия была сильнее – тогда или сейчас?

– Что ты предлагаешь? И вообще пора публиковать программу съезда, сколько можно тянуть?

– Боюсь, что меня точно пристрелят, когда я выложу на стол карты, – немного грустно усмехнулся я. Ничего ещё не закончено, большая драка будет на съезде, именно там определится – будет пациент жить или не будет. И под пациентом я имею в виду весь СССР. – А насчёт чистки партии… Отменить спецраспределение продуктов. Запретить принимать подарки дороже пятидесяти рублей, приравнять их к взяткам. Снять запрет на занятие должностей людьми без партбилета. Провести проверки соответствия расходов доходам партийцев.

– Не любишь ты наших среднеазиатских и кавказских товарищей, – Лигачёв мгновенно уловил направление ветра. Тут не нужно было быть гением, чтобы понять, против кого будут направлены такие реформы в первую очередь.

– А они не красна девица, чтобы их любить, – я потянулся, вытащил из специального отсека бутылку «Боржоми», одним движением «свернул ей голову» и приложился прямо из горла. – Нужно пользоваться окном возможностей, проводить прямо сейчас самые жёсткие изменения, пока на них имеется моральный мандат. Читал Макиавелли?

– Да. Уж, читал, – как-то совсем по-стариковски прокряхтел Лигачёв и поёрзал на кожаном сиденье лимузина. – Ладно, авось пронесёт.

Уверенности в голосе главы партии по идеологии не чувствовалось ни на грош. Некоторое время мы ехали молча, после чего я свернул разговор на другую тему.

– Отдашь Разумова?

– Зачем тебе Евгений Зотович? – Разумов был заместителем Лигачёва в секции организационно-партийной работы. Проявил на этой должности немалое кадровое чутьё, например он был тем человеком, который выступал категорически против выдвижения Ельцина.

– Хочу его первым секретарём в Эстонию направить. На усиление, как тебе такая мысль?

Все произошедшие в феврале–марте события запустили целую цепочку перестановок. Днепропетровский хохол Кучма поехал в Таджикистан первым секретарём. Ивашко, который до моего телевизионного назначения главой Украины вообще-то занимал должность первого секретаря Харьковского обкома, отправился руководить Азербайджаном. Из Еревана в Киев был переброшен Демирчян с командой для чистки бывших выдвиженцев Щербицкого. В Киеве от такого манёвра охренели по полной, там-то привыкли, что именно Украина является «донором кадров» для всего Союза, и тут такая подстава. Но пока на ещё один открытый бунт против нового руководства не решились.

Пуго отправили руководить Казахстаном, на его место перевели Гроссу из Молдавии. Молдавия хоть и была больше Латвии, но в неофициальной табели о рангах прибалтийские республики котировались всё равно выше.

Короче говоря, была запущена «карусель», призванная максимально перемешать всех первых секретарей, оторвать их «от корней» и сделать повторение попытки переворота просто невозможным.

Конечно, такая кадровая чехарда вызывала тихое ворчание среди партийцев, однако всерьёз возражать мне никто не торопился. В воздухе отчётливо витал запах 37-го года, и высовываться с критикой центральной власти в такой ситуации дураков просто не имелось.

Посмотрим, что они ещё скажут, когда будет опубликована программа съезда. Вот тогда, уверен, у многих партийцев так пригорит пятая точка, что спрос на сухое в стране вырастет лавинообразно.