Текст книги "Меченый. Том 4. Точка кипения (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Меченый. Том 4.
Точка кипения

Интерлюдия 1
Зарождение советской ОС

Из автобиографической книги Игоря Ашманова «Рождение Гиганта», Москва, Издательство Диалектика 2024 г.

Как я попал в Институт проблем информатики, с которым оказалась связана значительная часть моей последующей карьеры? Очень просто: «по знакомству», как это чаще всего и бывает в таких случаях.

С Михаилом Беляковым, который тогда руководил лабораторией только-только получившей технической задание на разработку «главной» – тогда конечно об этом еще не знали и подобные исследования велись во многих местах Союза – Операционной системы СССР, я познакомился на той памятной конференции в Зеленограде, куда попал совершенно случайно и которая, как стало понятно в дальнейшем, кардинально повлияла на мою жизнь.

Собственно, именно по предложению Белякова я оставил предыдущее место работы и перебрался под его крыло, благо новая вакансия также была в столице, так что вопросов с переездом и прочими бытовыми проблемами практически не возникало.

Когда меня позвал к себе Михаил, я, признаюсь, не сразу понял, чем именно занимаются в его лаборатории. Он говорил о какой-то глобальной задаче – сделать единую для всех советских платформ операционную систему, создать такое программное обеспечение, которое станет системным «фундаментом» и одновременно сохранит доступность освоения практически каждым инженером-программистом из нашего или смежного института. Верилось с трудом. Но после нескольких бесед и короткого знакомства с ребятами из его группы я тоже загорелся идеей. И через пару недель уже сам носился по длинным коридорам Института с кипами бумаг – вчитывался в техническую документацию, полученную от Минпромсвязи, от наших военных заказчиков, от сотен различных партнёров, которые только слышали о новом проекте и тоже хотели «поучаствовать». Так я, по сути, оказался внутри одного из самых грандиозных предприятий советского программирования.

В те же дни, в самом где-то в конце весны 1986 года – я помню потому что все Пакистанскую историю обсуждали как раз – в Институт начали приходить свежайшие ЭВМ «Электроника-85». О, какая это была машина! Уже полноценный персональный компьютер, не то что старье, с которым приходилось иметь дело ВЦ АН СССР. Там конечно стоял БСЭМ-6 – советский «суперкомпьютер», как сейчас говорят, вот только выпускался он с конца 1960-х и к середине 1980-х уже успел изрядно устареть.

«Электроника» же… Это была мечта а не машина. Особенно когда уже ближе к концу этого самого 1986 года мы получили для нее новые зеленоградские модули оперативной памяти от будущей УКНЦ объемом в четыре мегабайта вместо штатных 512 килобайт… Процессор 4 мегагерца тактовой частоты, целых 10 мегабайт на жестком диске, нам даже мониторы завезли цветные – насчет качества цветопередачи говорить не будем, уже само наличие более двух базовых цветов в тот момент выглядело почти как чудо.

А еще где-то в эти же дни – ну чуть позже скорее, ближе к концу лета 1986 года – нашу лабораторию впервые подключили к Сети. История развития СовСети очевидно выходит за рамки данной книги, но не упомянуть свои ощущения от первого опыта ее использования я просто не могу. «Благоговение» – вот наверное самое правильное слово. Наверное так чувствовали себя дикие язычники при первом посещении величественного каменного христианского собора. Ощущение прикосновения к чему-то большому, что просто нельзя объять мелким человеческим разумом. Даже сейчас спустя сорок лет от тех воспоминаний волосы на загривке поднимаются дыбом, а ведь тогда Сеть была еще совсем маленькой. Несколько тысяч точек, ну может тысяч десять, вряд ли больше, в крупнейших городах Европейской части, даже странно думать что когда она могла быть такой.

Понятно, что для нынешних времен все озвученные параметры выглядят смешными, но тогда для нас это был настоящий прорыв в будущее.

Изначально мы действительно не знали, что эта «ОС СССР» – уже в конце 1986 года она получит официальное название «Эльбрус», под которым ее далекие потомки известны и сейчас – станет столь важной. В то же время в нескольких институтах и вычислительных центрах по всему Союзу официально или неофициально разрабатывались похожие системы. Но наше отличие – мы работали «под крылом» Миноборонпрома – через цепочку других министерств и ГКНТ, – да ещё и при поддержке ЦК, поэтому финансирование было фактически неограниченным. Вспоминая те дни, могу сказать, что это было с одной стороны потрясающе – не нужно было годами вымаливать средства на каждый терминал или на закупку новой ПЭВМ. С другой стороны, вся эта ситуация рождала и бесконечные бюрократические барьеры: прежде чем получить доступ к реальным машинам, нужно было подписать с десяток бумаг, не говоря уже о том, что любые модернизации могли тормозиться месяцами на этапе «согласования».

В самом начале у нас был скромный кабинет, где находилось человек пять сотрудников: я, ещё пара программистов, один аспирант, который занимался математическими методами оптимизации, и, конечно, наш руководитель лаборатории – Михаил Беляков. Мы думали, что наша роль – сделать некий прототип, показать «сверху», как это может выглядеть, а потом всё это либо похоронят в архивах, либо передадут к более «серьёзным» исполнителям. Однако уже в начале 1986 года – где-то в феврале, кажется – стало понятно, что задача куда масштабнее, чем ожидалось. Мы получили длинный перечень требований, большая часть из которых сводилась к тому, что на выходе ожидают получить:

Универсальность.

Система должна работать на максимально разнообразном железе: от полноценных ЭВМ в исследовательских институтах и крупных заводских центрах до более «свежих» разработок микро-ЭВМ, которые хоть и были редкостью, но уже появлялись в некоторых университетах.

Простота в использовании.

В те времена «простота» воспринималась иначе, чем в эру поздних персональных компьютеров. Но даже тогда уже было ясно, что обычному сотруднику предприятия будет гораздо удобнее работать, если у операционной системы есть вменяемый интерфейс, минимизирующий необходимость запоминать сложную систему команд. Вернее, это стало понятно по результатам нашей работы, в моменте же данное требование выглядело изрядным волюнтаризмом.

Как тут не привести знаменитую статью из журнала «Радио и связь» от 1989 года:

«…Одним из примеров громоздкой и, по мнению авторов, бесполезной надстройки является интегрированная система WINDOWS фирмы Microsoft. Эта система занимает почти 1 Мбайт дисковой памяти и рассчитана на преимущественное использование совместно с устройством типа 'мышь»……Таким образом, читатель уже понял, что среди надстроек над ДОС бывают довольно бесполезные системы, которые только выглядят красиво, а на самом деле отнимают время пользователя, память на дисках и оперативную память ЭВМ.

Обманчивая красота таких систем, однако, сильно воздействует на неискушенных пользователей, которые не имели практики работы на машине. Инерция мышления бывает столь сильна, что авторам приходилось наблюдать, как люди, начавшие работать с подобной настройкой, впоследствии с трудом заставляют себя изучать команды ДОС. Хочется предостеречь от этой ошибки читателей…'

И это в тот момент, когда наш собственный «Эльбрус» уже фактически был готов и проходил завершающую стадию тестирования! Поразительно! Прекрасный пример того, как в СССР левая рука не знала, что делает правая. И это на секундочку в нашей сфере, которая была официально принята в качестве самой приоритетной в Союзе. Понятие цифрового коммунизма ведь именно тогда родилось!

Надёжность и безопасность.

Учтём, что финансирование – и, по сути, кураторство – шло от военных, а значит, защита данных и устойчивость к сбоям должны были быть на высоте. Потом правда – где-то в середине 1987 года кажется – два проекта, гражданский и военный, окончательно разошлись в стороны, стало понятно, что выставляемые заказчиками задачи во многом противоречат друг другу и создать одновременно простую, легкую в освоении, нетребовательную к железу и при этом защищенную «Ось» практически невозможно, после чего работа тут пошла параллельными курсами.

Гибкая масштабируемость и возможность «подтягивать» новые модули.

Мало того, что разные машины имели различные архитектуры, так ещё надо было закладывать возможность подключать компоненты, которые ещё только находились в разработке. Специалисты говорили: «Мы пока не знаем точно, каким будет новое поколение процессоров, но система должна без труда к ним адаптироваться».

Вообще, звучало как мечта: сделать то, чего у нас в стране, – да и ни у кого в те времена – раньше не было – единую, государственную, официально поддерживаемую операционную систему для самых разных вычислительных комплексов.

Самым неожиданным событием в тот период стал приезд Горбачёва в наш институт. Этот случай стал вторым но далеко не последним, когда мы Михаилом Сергеевичем встречались лично.

Прежде всего, Горбачёв приехал именно в лабораторию, которая занималась разработкой операционной системы. Разумеется, его сопровождала солидная свита – от чиновников Миноборонпрома до представителей больших заводов-поставщиков. Но меня поражало, как чутко он задавал вопросы: не о «пятилетнем плане», и не о «показателях», а о том, как именно пользователь будет взаимодействовать с этой системой. Ему было интересно, сможет ли условный инженер-конструктор на заводе освоить базовые операции без долгих курсов. Он даже спросил (помню почти дословно): «Когда человек садится за терминал, разве нельзя сделать так, чтобы система сама подсказывала, что именно ему сейчас надо делать?»

Никто из наших крупных специалистов до этого момента не формулировал задачу настолько приземлённо и, я бы сказал, «человечно». Все твердили про «модульную архитектуру», «поддержку многих устройств», «безопасный удалённый доступ», а вот тема удобства для конкретного конечного пользователя часто оставалась на втором плане. Однако Горбачёв, судя по всему, считал, что упрощение интерфейсов – ключ к успеху. И настаивал на том, что система должна быть понятной «каждому советскому человеку», кто умеет хотя бы немного работать с техникой. Разумеется, не все тогда в институте восприняли это серьёзно – кто-то считал, что Генсек далёк от реальных проблем программирования. Но я, да и многие из молодых разработчиков, испытывали к его словам настоящий интерес. Нам казалось правильным создавать систему, где не надо писать километровые команды в стиле «PROGRAMRUN -mem:128 -device:K32 -r» и так далее.

Позже, когда Горбачёв уехал, мы долго обсуждали в курилке это его замечание. Кто-то уверял, что он «просто хочет всех впечатлить». Но потом начались серьёзные разговоры о том, как включить эту «простоту» в техзадание. Ведь если серьёзно относиться к требованию облегчить взаимодействие, надо менять подход и к оформлению справочных страниц, и к принципам взаимодействия с пользователем, и к системе команд. В итоге, что бы там ни говорили скептики, мысли Горбачёва стали своеобразным триггером – мы обратили внимание не только на «железо» и системные особенности, но и на человеческий фактор.

Бесконечная бюрократия и неограниченное финансирование

Разумеется, государство тогда смотрело на весь проект весьма серьёзно. В аппаратных кругах понимали, что мы стремимся не только к разработке некой «советской ОС», но и к созданию технологической основы для компьютеризации промышленности, науки и, отчасти, оборонного комплекса. Поэтому поставки техники, процессоров, сменных носителей (дисков, лент), различного периферийного оборудования – всё финансировалось почти без ограничений. Если требовалось купить дополнительную партию каких-то зарубежных электронных компонентов (а ведь кое-что мы всё равно закупали, хоть это и было не всегда афишируемым), деньги находились быстрее, чем в других проектах. Если требовалось отправить делегацию в Таллин, чтобы изучить тамошние наработки по интерфейсам для мини-ЭВМ – билеты выписывались и командировки оплачивались.

Однако одновременно каждое из таких действий сопровождалось громоздким потоком бумаг и обязательных согласований. Между министерствами почти всегда возникали трения: то Минсвязи имело своё мнение об объёме финансирования, то Миноборонпром настаивал, чтобы часть разработок засекретили, а мы, напротив, требовали более широкой огласки, ведь нам нужно было привлекать студентов и молодых специалистов. Каждое новое техническое решение, будь то перенос ядра системы на другую архитектуру или внедрение новой файловой модели, натыкалось на вопросы: «А согласовано ли это с ГОСТом?», «А есть ли разрешение от Главспецтехнадзора?».

Бывало, мы неделями писали объяснительные записки о том, почему у нас в новом модуле используется такая-то структура данных, а не другая, – потому что какой-нибудь отдел в другом ведомстве заподозрил, что это «не соответствует установленным стандартам». Это было безумно утомительно. Зато с финансовой точки зрения мы жили почти как короли. Могли позволить себе взять ещё десяток студентов, чтобы они занимались отдельными ветвями кода, пускай даже в виде экспериментов, которые в итоге не попадут в финальную сборку. Огромную роль сыграла возможность в течение полугода нарастить штат.

И тут вновь важнейшую роль сыграл Горбачев. Я не могу сказать это со стопроцентной уверенностью, такого уровня решения тогда были явно вне пределов моей компетенции, однако по слухам он лично настоял на максимальной открытости архитектуры. Никакой секретности, открытая документация, возможность – теоретическая как минимум – воспроизвести наши изыскания любому заинтересованному человеку. Почему же я говорю, что тут отметился Генсек? Потому что в будущем мне довелось немного – куда меньше чем хотелось бы – поработать с ним относительно близко и подобное решение совершенно точно соответствовало его образу мышления.

Первая версия нашей ОС «Эльбрус» увидела свет ближе в самом начале осени 1986 года. Кто-то может сказать, что написать операционную систему меньше чем за год – невозможно. Ха-ха три раза. Просто современным людям практически невозможно понять как «универсальная» – нихрена она еще не была тогда универсальной – операционная система может весить 2,4 мегабайта! Сколько там сейчас последний Эльбрус 32-ой версии требует свободного места на диске? 16 гигабайт? В 1986 году столько постоянной памяти наверное не набралось бы на всех персональных компьютерах мира! Хотя нет, наверное в 1986 уже набралось бы раз в сто больше, но все равно порядок цифр поражает.

Можно сказать, что именно тогда «Эльбрус» родился, и ему предстояло пройти еще очень долгий путь чтобы стать из гадкого утенка настоящим белоснежным лебедем.

Глава 1−1
Международная осень 1986

Октябрь 1986 года; Сирия, Египет, Ливия

ПРАВДА: справедливость восторжествовала: каратель Хатыни приговорён к высшей мере

Трибунал Белорусского военного округа вынес законный и справедливый приговор бывшему нацистскому прихвостню Григорию Васюре – палачу, чьи руки по локоть в крови советских граждан.

Предатель, попав в плен в 1941 году, не проявил ни мужества, ни чести – вместо этого добровольно вступил в ряды карателей, запятнав себя участием в чудовищном злодеянии – сожжении деревни Хатынь. По данным следствия, на его совести жизни более 300 мирных жителей – стариков, женщин, детей.

Но справедливость не знает срока давности. Более 40 лет этот изверг скрывался среди честных советских граждан, пытаясь затеряться в послевоенной жизни. Однако жадность выдала его с головой: Васюра осмелился требовать себе орден Отечественной войны, будто бы заслужил его кровью и мужеством. Вместо награды он получил расстрельный приговор – иного решения для такого предателя быть не могло.

Некоторые товарищи считают, что подобные дела лучше не поднимать, мол, «прошлое надо оставить в прошлом». Но высшее руководство СССР твёрдо уверено: замалчивать предательство – значит предавать память жертв. Хатынь, Бабий Яр, тысячи других сожжённых деревень – это наша история, и забывать её мы не имеем права.

Органы советского правосудия продолжают планомерную работу по розыску военных преступников. Уже в этом месяце Прокуратура СССР направила в Канаду официальный запрос о выдаче целой группы бывших нацистских пособников, скрывающихся под чужими именами.

Не секрет, что в 1945 году многие каратели – особенно с Западной Украины, Белоруссии и Прибалтики – бежали на Запад, надеясь избежать возмездия. Канада, вопреки всем нормам морали, приняла их с распростёртыми объятиями: дала гражданство, позволила сменить фамилии и теперь делает вид, что ничего не знает.

Но Советский Союз не забыл. И не забудет. Суд народа свершился. Палач ответил за свои злодеяния.

После французского удара по Ливии события вновь понеслись вскачь. Сам я правда в Нью-Йорк на заседание ООН не полетел, отправил министра иностранных дел, зато совершил натуральный месячный вояж по столицам союзных и не очень государств.

Прилетел в Дамаск, пообщался со старшим Асадом. Тот будучи политиком прагматичным, на все происходящее смотрел трезво, с позиции собственной выгоды. После того как мы повысили стоимость советского оружия продаваемого в Сирию – как впрочем и в прочие страны-союзники – до себестоимости, закупки оружия Дамаском резко обвалились. А вот прибыли Сирии наоборот – выросли.

Надо понимать, что Сирия в 1980-х была не только относительно крупным экспортёром нефти с собственной добычей в 200 тысяч баррелей в день, но еще и имела на своей территории стратегически важный нефтепровод Киркук-Банияс мощностью еще в 300 тысяч баррелей. И вот эта артерия фактически оставалась для Багдада единственным вариантом для поставки своей продукции на внешние рынки.

Американцы несколько раз пытались бомбить нефтепровод

До начала войны в Персидском заливе Багдад отправлял свою нефть по морю, поставлял ее черед трубопроводы в Сирию, Турцию и Саудовскую Аравию. Сауддиты заблокировали свой нефтепровод первыми – по договоренности с нами, но это такая мелочь, что даже упоминать не стоит, – что и стало «формальным поводом» для удара по Рас-Тануру. После этого мгновенно отвалился маршрут через Персидский залив, блокированный американским флотом, ну и Анкара тоже была вынуждена присоединиться к принятому ООН эмбарго.

А Сирия. Что Сирия? Там и Ирано-Иракский конфликт, в котором Дамаск поддержал персов и перекрыл нефтепровод закончился, и деньги опять же нужны очень. Ну да, резкий рост собственной добычи с 200 тысяч баррелей до 400 по бумагам выглядел бы подозрительно, если бы Асад реально позволил бы кому-то знакомиться со своей бухгалтерией, но с другой стороны – попробуй докажи что сирийцы не свою нефть разливают по танкерам, а подсанкционную иракскую без доступа непосредственно на «место преступления». Да и не хотелось никому разбираться и так «черного золота» отчаянно не хватало на рынке.

^{(Хафез Асад)}

А так Саддам был вынужден продавать свою нефть соседу по 20 долларов за баррель, мы брали кусочек за транспортировку на собственных танкерах – используя технологии из будущего с переливами черного золота прямо в море с судна на судно – и вот уже сирийско-иракская подозрительная нефть превращается в Советскую. Поди докажи там что-то. Только на этих махинациях мы зарабатывали примерно 2 миллиона долларов в день, весь объем поставленного Багдаду оружия это конечно не компенсировало, но мою жадную до злата душу данная махинация все равно грела.

Американцы несколько раз пытались бомбить нефтепровод – вернее не саму трубу, она под землей шла да и смысла в том было не много, а насосные станции на маршруте – однако иракская авиация защищала последний источник валютной выручки так остервенело, что янки быстро оставили эту идею «на потом». Даже Багдад оказалось бомбить проще, чем эту трубу.

Короче говоря обсудил с Асадом текущие дела, намекнул на возможность при распаде Ирака попробовать занять кусочек этой страны на севере, где по случайному совпадению имелись немаленькие нефтеносные районы… Получится или нет – хрен знает, но морковку повесить перед носом всегда бывает полезно, лояльнее будет.

Полетел в Египет, встретился «президентом» Мубараком, при котором после смерти Саддата отношения между нашими странам и начали налаживается. Подписали договор о долгах – которые еще с 1960-х остались – договорились, что Египет потихоньку будет гасить их поставками своей сельхоз продукции. Обсудили отношения Каира с западными странами, с одной стороны Мубарак явно не собирался отказываться от союза с США, с другой стороны уже месяц Суэц оказался закрыт для судов под французским триколором. Из Парижа по этому поводу поступали угрозы, но оказалось, что никто их почему-то всерьез не воспринимает.

^{(Хосни Мубарак)}

Ну и глобально общее настроение арабских лидеров было мягко говоря обеспокоенным. Ну то есть тот же Мубарак вторжение США в Ирак горячо поддержал, на словах правда только без выделения воинских контингентов в помощь, но все же. А тут Французы бахнули по Ливии и встал вопрос: а кто будет свергать режим Миттерана-Ширака? Че там в Вашингтоне думают насчет ядерного терроризма, нет ли тут прямых параллелей, с тем что произошло в Рас-Тануре?

И естественно очень быстро всем интересующимся начали объяснять, что здесь вам не там, нужно понимать разницу между прекрасной свободной-демократической ядерной бомбардировкой и отвратительной диктаторско-авторитарной. И вот уже тут кое-кто начал примеривать ситуацию на себя, например этот же египетский президент Мубарак, легитимность которого в общем-то вызывала кое-какие вопросики. Ну то есть когда ты проводишь выборы с одним кандидатом в бюллетене, это же наверное не очень демократично? Поневоле задумаешься, что не стоит складывать яйца в одну корзину.

Из Каира полетел в Ливию, – все равно после событий с «Клемансо» переговоры о постройке нового автозавода совместно с «Рено» под Новороссийском пришлось свернуть, этого бы не поняли ни у нас, ни во Франции, там-то прекрасно понимали, чьими ракетами был потоплен авианосец – пообщался с Каддафи, пофотографировался с нашими военными из РХБЗ, прибывшими на помощь местным. Дали совместное интервью осуждающее ядерный терроризм – ха-ха три раза – заключили еще несколько договоров на поставку оружия. Весьма, кстати, обширных включая средства ПВО, авиацию и еще четверку «Молний», немного танков с БМП и всего остального по мелочи. На скромные полтора миллиарда долларов, причем не в долг, а по предоплате, изрядно подгорело у ливийского полковника, видимо он всерьез опасался полноценного вторжения с использованием конвенциональных сил.

Каддафи также предложил устроить на Ливийском побережье советскую ВМБ, я обещал подумать. Предложение интересное, но воевать с французами за чужие интересы тоже желания не было особого. Ну и просто дураков соглашаться на первое предложение нет, Каддафи как минимум торчал СССР около 4 миллиардов долларов, и возможность распространения на Ливию нашего защитного зонтика я впрямую увязал с денежным вопросом. Ливийцы от перспективы оплачивать пребывание советских войск у себя на территории оказались не в восторге, вот только… Как там говорилось в том древнем анекдоте: походи по рынку, найди дешевле.

Пока – до формального подписания каких-то договоров о союзе – мы просто загнали в порты Ливии десяток своих кораблей, демонстрируя всем заинтересованным острое несогласие с галльской манерой вести «агрессивные переговоры». Назвали это «дружественным визитом» и выиграли таким образом немного времени для окончательного прояснения позиций.

После удара по авиабазе Себха вопрос с прочими «репарациями» за «Клемансо» как-то сам собой сдулся. Париж конечно же продолжал что-то заявлять устами чиновников второго эшелона про необходимость проведения расследования, наказания виновных, суда над Каддафи лично, но вот всерьез этим заниматься уже никто не думал. Не то, чтобы галлы простили полковника, нет, конечно, однако у них столько собственных проблем резко вылезло, что думать о полноценной интервенции – ну а как иначе Каддафи достать, не устраивать же Ливии ядерный холокост в самом деле – не было даже смыла. На такую авантюру в бюджете банально не имелось денег.

Из других достойных упоминания международных событий: Болгария – а именно ее столица город София – победила в борьбе за право принимать зимнюю олимпиаду 1992 года. Там вообще забавная ситуация получилась, по всем прикидкам победить должен был – как и в моей истории – французский Абервиль, став последним городом принимающим зимние олимпийские игры в один год с летними. Но буквально за несколько дней до окончательного голосования французы бахнули по Ливии и это предопределило исход всего дела. Ну как можно было в такой ситуации выбрать Францию? Никак. А кроме французов всерьез за победу боролись – впрочем есть у меня честно говоря сомнения в том, что Живкову нужен был этот геморрой, скорее заявка была подана, чтобы героически ее проиграть – только болгары. Таким образом София стала третьим социалистическим – после Сараево и Москвы – городом выигравшей право принимать у себя олимпийские игры. Такой вот неожиданный поворот истории.

Ну и конечно нельзя не упомянуть события этой осени на ближнем востоке. Чуть более ближнем чем Ирак и междуречье. В Палестине на фоне происходящих событий вспыхнули массовые беспорядки, которые тут же получили в западной прессе название «Интифада» или «Война камней».

Тут нужно понимать, что экономика еврейской страны в эти годы переживала едва ли не тяжелейший в своей истории кризис. Крах банковской системы в 1983 году привел к национализации крупнейших банков, огромным убыткам бюджета, инфляции доходящей до 450% и в итоге даже смены валюты. В 1986 году на фоне нефтяного кризиса инфляция в Израиле продолжала держаться сильно за 30%. И это при замороженных зарплатах чиновников и жестком сокращении госрасходов. Естественно расходы активнее всего Тель-Авив сокращал в деле содержания «нахлебников» из Сектора Газы и Западного Берега реки Иордан, ну и полиции с армией тоже вынуждено прикрутили краник.

Напряжение среди палестинцев нарастало уже давно, из-за всего происходящего жить они стали сильно хуже, еще и новости со всех сторон о том как западные страны убивают их братьев по вере. Американцам, предположим, обычный Махмуд из Палестины сделать ничего не мог, но вот ненавистному оккупанту-еврею – вполне. Рванул этот нарыв, когда грузовик с израильскими солдатами в начале октября 1986 года на полной скорости влетел в толпу палестинцев, убив пятерых и ранив еще полтора десятка человек. Официально минобороны Израиля назвало это трагичной случайностью, мол у машины тормоза отказали, были принесены извинения, обещаны компенсации… Неофициально никто никакого наказания не понес, а водитель сидевший за рулем стал в армейской среде наоборот популярным человеком. Ну и понеслось.

В эти времена палестинцы еще не были так плотно накачаны оружием поэтому сначала в ход пошли камни, потом бутылки с зажигательной смесью. В ответ евреи начали стрелять, пошли трупы. Пока было непонятно, чем все это закончится, однако отсюда, из осени 1986-го вся ситуация выглядела крайне паршиво.

Наконец удалось – невиданное достижение на фоне всего остального происходящего в мире кавардака – начать процесс деэскалации в Кампучии. Честно, расписать дорожную карту, которая бы в минимальной степени устраивала бы все страны-участники процесса – в частности СССР, Вьетнам и Китай, Америку сразу договорились вынести за скобки – оказалось очень тяжело. Считай год прошел с тех пор как мы Дэн Сяопином в Нью-Йорке «договорились договариваться», и только вот сейчас дело понемногу сдвинулось с мёртвой точки.

Споткнулись мы о первое же требование СССР – снять Пол Пота с политической арены как фигуру, которая дискредитирует мировое коммунистическое движение. Естественно «коммунистическому» Китаю на мифический авторитет коммунизма было положить с таким прибором, что аж свистело, вопрос был в политическом влиянии, от которого эта страна отказываться совершенно не желала. Вот только за год в мире многое изменилось – позиция СССР стала крепче, а вот Китай наоборот – лишился важного союзника. Да и нефтяной кризис по Поднебесной тоже ударил, как прямо, так и косвенно. Прямо – в том смысле, что будучи суммарным нетто-экспортером энергоносителей именно нефтепродукты – по 2–3 миллиона тонн в год примерно – страна была вынуждена закупать по причине нехватки собственных производственных мощностей. Ну и косвенно – потому что на фоне кризиса покупательская способность по всему миру резко припала, и это в том числе ударило и по производству внутри Китая.

Короче говоря договориться о том, что Пол Пота выдадут правительству Камаучии для проведения суда все же удалось. В обмен Вьетнам пообещал сократить свое военное присутствие в «оккупированной стране» на половину. Дальше на втором этапе вместо вьетнамских войск предполагалось ввести контингент от целой коалиции нейтральных стран. Индонезия, Бангладеш, Малайзия, Югославия, Австрия, Гана. Больших контингентов там ждать было бы глупо, но понемногу удалось сформировать корпус почти в пять тысяч миротворцев, которые – это было принципиально – не зависели бы напрямую ни от СССР, ни от Китая, ни от США. Дальше предполагалось создать координационный совет по разграничению, в который вошли бы представители всех сторон включая камбоджийскую оппозицию.

Кроме того имелся еще экономический пласт, где Китай соглашался вложить в Кампучию немного денюжек, а мы – начать закупать местные товары за твердую валюту. Ну и в итоге Вьетнам должен был вообще – году эдак к 1989 – вывести свои войска с территории Капмучии, оставив только военных советников. Со временем предполагалась возможность интеграции в правительство части оппозиции из наиболее адекватных – в первую очередь из бывших союзников Пол Пота, которые поменьше замарались кровью, – потому что допускать к власти антикоммунистов и монархистов никто конечно же не планировал.

На первый взгляд все могло выглядеть как большая уступка Пекину, но на самом деле уход армии Вьетнама совсем не означал падения режима, как например уход СССР из Афганистана в нашей реальности совсем не означал потерю власти Наджибуллой. Из того что я помнил, Вьетнам ушел из Кампучии в 1989 году – надо понимать, какое это было время в том числе и для союзников СССР, – а переход власти там произошел только с 1991 по 1993. То есть, если СССР тут будет все так же силен, вполне вероятно, что эту территорию все же получится сохранить за собой. В политическом смысле.