Текст книги "Меченый. Том 3. Жребий брошен (СИ)"

Автор книги: Андрей Савинков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Интерлюдия 2−2 
Тактические бои стратегического значения

15 апреля 1986 года; Кахута, Пакистан

ПИОНЕРСКАЯ ПРАВДА: Все за компьютер!

Совсем недавно завершился XXVII съезд КПСС, на котором был взят решительный курс на цифровой коммунизм. В своих выступлениях Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв подчеркнул, что будущее страны зависит от миллионов программистов, которые станут новой передовым отрядом строителей обновленного цифрового коммунизма в Советском Союзе.

Эти решения уже воплощаются в жизнь. Только за прошедший год доступность советских персональных компьютеров значительно возросла: теперь их используют не только на предприятиях и в учебных заведениях, но и приобретают для личного пользования граждане нашей страны.

Необычайными темпами развивается и всесоюзная компьютерная сеть «СовСеть», которая всего за год сумела объединить более десяти тысяч абонентов от Владивостока до Калининграда и даже за пределами СССР. Каждый месяц появляются новые пользователи, объединённые стремлением идти в ногу с научно-техническим прогрессом.

Важной частью выполнения решений XXVII съезда стала специализированная подготовка программистов, начавшаяся уже с прошлого, 1985 года. В этом году Московский инженерно-физический институт (МИФИ) открыл отдельную кафедру программирования, и аналогичные кафедры и отделения создаются по всей стране. В школах также реализуется масштабная программа: в течение 12-й пятилетки классы информатики появятся в каждой советской школе, а кружки программирования открываются буквально повсеместно.

Для молодых талантов объявлен всесоюзный конкурс на разработку игр для переносной игровой платформы «Тетрис». Каждый школьник, пионер или комсомолец может принять участие в этом захватывающем соревновании. Победители получат не только ценные призы, но и уникальную возможность поступления без экзаменов на профильные факультеты ведущих вузов страны. Лучшие игры будут включены в память приставки, став известными миллионам советских ребят.

Будущее принадлежит молодёжи, владеющей компьютером. Давайте вместе шагнём в новую эпоху цифрового коммунизма!

Следующие полчаса прошли в ожесточённом бою за плацдарм. Пакистанцы предприняли наскоро организованную атаку с двух сторон, используя бронетранспортёры и пикапы с крупнокалиберными пулемётами в кузове.

Благо никаких частей «первой» линии в городе не наблюдалось: все более-менее боеспособные подразделения были заняты на других направлениях – держали северный фланг против СССР, дрались с индийцами под Лахором или пытались организовать собственное контрнаступление в районе Кашмира, прикрывали столицу от возможного десанта. У Пакистана была достаточно большая армия, но не настолько, чтобы быть сильной вообще везде.

Короче говоря, нарвавшись на плотный пулемётный огонь и потеряв две «коробочки» от выстрелов ручных гранатомётов, защитники как-то быстро энтузиазм подрастеряли.

Дважды самолёты Су-25 пролетели над районом, сбрасывая небольшие бомбы и стреляя из пушек по компактным скоплениям противника. Поднимались столбы дыма, откуда слышались крики, и всё это быстро переросло в хаос.

– Цель подавлена, – передал в эфир один из пилотов Су-25. – Можете продвигаться к объекту.

Сам ядерный центр удалось взять без больших проблем. Охрана тут была: наличествовал высокий забор, вышки с часовыми, колючая проволока… Но всё это не играет, когда против тебя батальон головорезов в полном снаряжении, ещё и с поддержкой с воздуха. Тут для обороны нужны совсем другие силы.

Некоторое время понадобилось, чтобы установить контроль над комплексом и проверить все помещения. Поскольку планов ядерного центра разведке достать не удалось, приходилось действовать буквально на ощупь, что изрядно замедляло всё дело. Благо пакистанские военные особо не мешали: они отступили от центра города и теперь, судя по радиоперехватам, собирали силы для контратаки на окраине Кахуты. Впрочем, было понятно, что затишье это временное – до того же Исламабада отсюда всего лишь каких-то тридцать километров по прямой. Сейчас там проснутся – и начнётся «веселье».

– Минируем всё. – «Крокодилы» не несли десанта, зато притащили с собой чуть ли не тонну взрывчатки, которой десантники принялись споро обкладывать вообще всё, до чего у них дотягивались руки. – Нельзя, чтобы пакистанцы сумели вернуть себе это место в целости.

Майор Корчагин не стал, естественно, рассказывать этого своим подчинённым – хотя те, вероятно, догадывались, не дети поди, – однако результат миссии был бы сочтён «наверху» приемлемым даже просто при уничтожении ядерного центра с полной гибелью группы. Сурово?

Да. Но подобный размен государству был объективно выгоден. Возможность получения Пакистаном ЯО в любом случае была сочтена в Москве неприемлемой, а значит, нужно было сделать всё возможное, чтобы это предотвратить. Да, если получится удержать оборону до начала мирных переговоров и потом вывезти оборудование в Союз – будет прекрасно. Нет? План предусматривал оборону до исчерпания возможностей, а потом подрыв всего и вся и прорыв на северо-восток, в горы, ближе к индийской границе. Сколько десантников при этом останется в живых, никто даже не пытался загадывать.

С другой стороны, такова судьба аэромобильных солдат, не важно – парашютных или вертолётных. Десант в тыл, круговая оборона, выполнение заданий, где любой другой боец погибнет, не достигнув успеха. Уж точно лучше, чем по горным дорогам Афганистана кататься, на фугасах подрываться и в засады попадать. Здесь хотя бы понятно, за что идёт борьба.

Когда окончательно рассвело, пакистанцы начали артобстрел. Без точных корректировок они бомбили всё подряд, лишь бы выбить советских солдат из города. Осколки снарядов сыпались на крыши домов, часть зданий загорелась – очевидно, возможность зацепить собственных гражданских пакистанцев их не сильно беспокоила. Ближе к полудню по одной из стен лабораторного комплекса попал 155-мм снаряд: конструкция затрещала, кое-где обвалился потолок. Пришлось срочно эвакуировать группу радистов, чтобы те не остались под завалами.

Днём попытались применить газ: то ли это были газовые мины, то ли химические боеприпасы хрен-пойми-какого производства. Над парой прилегающих к ядерному центру улиц повис тёмно-жёлтый туман. Десантники спешно надели противогазы и сели в укрытиях. К счастью, ветер вскоре развеял отравляющие клубы, и большая часть бойцов, можно сказать, отделалась лёгким испугом. Но в одном из подвалов обнаружили троих солдат без признаков жизни. Всё говорило о том, что пакистанцы были готовы на отчаянные меры.

Где-то в полдень десантникам по рации сообщили, что эскадрилью Ми-24 сдёрнули на другое направление, и они остались без основной ударной силы. Нет, были ещё «Грачи», но Су-25 всё же контролировать поле боя гораздо сложнее, чем более манёвренным вертолётам. Хотя был у десантников ещё один козырь…

– Тащмайор! – Корчагин во время артобстрела неудачно высунулся наружу и словил «подарок» в плечо. Ничего серьёзного – глубокая царапина, но как же это ранение сейчас было не кстати. – Наблюдаем скопление бандитов. До двух рот с несколькими коробочками. Вроде как даже танки есть, какое-то американское старьё, в масксети различить не очень получается.

– Наводи летунов, не всё же нам свои задницы под пули подставлять… – Козырем десантников была поддержка авиации. Группе придали авиакорректировщиков, вооружённых здоровенной хреновиной, нужной для лазерной подсветки цели. Майору обещали, что в случае необходимости, в течение сорока минут висящий в воздухе дежурный Ту-95К отработает по их заявке «большим калибром».

На самом деле главным оружием группы десантников были не ракеты, не бомбы, не мины – хотя заминировали советские солдаты за предоставленное им противником время всё, до чего смогли дотянуться – и конечно, не автоматы с пулемётами.

Главным аргументом, который позволял рассчитывать участникам дерзкого рейда на выживание, была неразбериха. Расчёт был на то, что пакистанское командование просто охренеет от обилия валящейся на них информации об ударах по разным местам и не обратит внимания на захват, без сомнения важного в долгую, но не имеющего никакого военного значения здесь и сейчас, ядерного центра.

Одновременно – ну насколько это вообще возможно, понятие одновременности тут очевидно достаточно относительное – с группой Корчагина подобные десанты были выброшены ещё в нескольких местах. Десантники занимали аэродромы, брали под контроль мосты, атаковали электростанции и другие цели, нанося множество уколов и снижая общую стратегическую устойчивость Пакистана.

Советские штабисты решили использовать конфликт по полной и прорабатывали на реальном противнике концепцию многочисленных тактических вертолётных десантов, задействуя все двенадцать имевшихся в распоряжении Генштаба десантно-штурмовых бригад – ставших логическим развитием концепции ВДВ.

Впрочем, и полноценным десантникам тоже в этот раз удалось поучаствовать в заварушке. После того как вертолётчики захватили взлётную полосу аэропорта Далбандин на западе страны, туда уже посадочным методом была переброшена дивизия ВДВ с полным вооружением, что фактически отрезало от центра страны солидный кусок территории размером с Бельгию.

С другой стороны, тем, кому прямо сейчас с небес прилетели две ракеты, оснащённые полутонными боевыми частями, вероятно, все эти высокие материи и прочие мысли о стратегии резко стали неинтересны.

– Да! – Глухой «УХ!» от прилетевших на окраину городка «подарков» советские десантники сначала отчётливо почувствовали своими ногами, а уж потом до них донёсся сам звук взрыва. За домами в небо поднялись очередные клубы огня вперемешку с дымом. Бойцы с наблюдательного поста по рации доложили, что «генеральная» попытка выбить неожиданных захватчиков с территории ядерного центра откладывается – по причине необходимости завоза новых выбивальщиков, поскольку старым резко стало не до того.

Следующие двое суток – определение «два дня» не подходило, поскольку боевые действия не прекращались и ночью – слились у майора Корчагина в непрерывную круговерть. Перебросить бойцов из резерва на угрожаемое направление, уточнить в штабе насчёт подкреплений. Навести авиацию, справиться по поводу дальнейших инструкций. Сводить бойцов в контратаку для восстановления периметра, перевязать новую рану, придумать, что делать со своими «трёхсотыми», которым нужна эвакуация. Выслушать доклад о нехватке боеприпасов, отправить группу с заданием «добыть» – благо основным автоматом армии Пакистана был тот же Калаш, разве что пришедший сюда окольным путём из Китая.

Пару раз вражеские солдаты выходили на связь на открытых частотах и с помощью странной смеси русского, английского и местного урду предлагали русским сдаться. Были посланы далеко и с объяснением, что советские десантники не сдаются… Объяснение было гораздо длиннее, но если выкинуть из него все идиоматические выражения, короткий смысл останется именно такой.

Самым кризисным, наверное, стал момент на третий день обороны, когда кто-то в Исламабаде – а может, и в каком другом месте, поди разбери его в такой-то ситуации – решил, что отбить ядерный центр в целости всё равно не получится, и паки окончательно перестали стесняться в средствах. Тупо вызвали авиацию, которая с небольшой высоты начала скидывать на стоящий посреди города комплекс научных зданий «чугуниевые» бомбы. Разницу в калибре между шестидюймовым снарядом и полутонной бомбой ощутили на себе буквально все и сразу. Благо и тут паки во всю продемонстрировали свою отвратительную подготовку.

Двойка, судя по характерному треугольному крылу Миражей, первый заход откровенно провалила, не сумев с большой высоты уложить бомбы куда надо – вновь досталось ни в чём не повинной гражданской застройке. На второй круг пакистанские истребители-бомбардировщики пошли с заметным снижением, да и скорость, чисто визуально, была поменьше.

– А ну дай сюда, – Корчагин перехватил «трубу» и вскинул её себе на плечо. – Высота? Скорость?

– Около трёх километров. Скорость определить на глаз не получается. Шестьсот. Может, семьсот.

– А, похер, всё равно, у нас только один шанс… – Майор приложился к оптическому прицелу и поймал вражеский самолёт в перекрестье. Миражи как раз ушли на длинный вираж и в лучах заходящего солнца были отлично видны на фоне неба. – Ну, поехали…

Щёлкнул предохранитель, пошло охлаждение жидким азотом головки самонаведения. Теперь у майора имелось всего 30–40 секунд, чтобы поймать самолёт ИК-датчиком и пустить ракету, иначе ПЗРК стоимостью с машину просто превратится в тыкву.

В наушниках пискнуло. Сначала неуверенно, потом звук набрал силу, сигнализируя о захвате цели.

– Пуск! – Уже совсем не стесняясь, выкрикнул Корчагин, вдавливая спусковую кнопку. Бахнуло стартовым ускорителем – по уху как будто врезали открытой ладонью, дезориентировав военного на долгие секунды. Ракету выплюнуло наружу, включился маршевый двигатель, и она ушла навстречу цели. Повезло, что с собой у десантников были новые «Иглы», а не старые «Стрелы» – те можно было запускать только вдогонку, новейший же советский ПЗРК работал и на встречных курсах.

Рядом бахнула ещё одна «Игла» – у советских бойцов было с собой всего две «трубы» карманной зенитной артиллерии, и они, можно сказать, поставили всё на один удар.

К тому, что беззащитная жертва будет огрызаться, пакистанские лётчики явно были не готовы. Заметив поднимающиеся от земли дымные следы, «Миражи» дружно порскнули в разные стороны, начали отстрел тепловых ловушек и резкое снижение вниз. Один самолёт, видимо, для улучшения манёвренности, тут же скинул подвешенную под крылом бомбу, которая опять же упала на многострадальный город.

Вот только манёвры все эти мало смогли помочь пакистанским авиаторам. На фоне неба ГСН захватила самолёт достаточно уверенно, а при пуске «в лоб» тепловые ловушки работают, прямо скажем, не лучшим образом. От первой ракеты ведущий пары успел кое-как уклониться, кинув машину в последний момент в сторону – поражающие элементы лишь незначительно посекли хвостовое оперение машины. А вот вторая ракета уже рванула прямо под днищем «Миража», буквально развалив самолёт на части. Даже катапультироваться пилот не успел.

– Да! Лови, скотина! Получил? Пошёл нахер! Соси жопу! – Позиции советских десантников огласились радостными выкриками – люди, трое суток находящиеся под невероятным давлением, выплёскивали наружу всё, что у них успело накопиться за это время.

Второй самолёт, видимо, решив не испытывать судьбу, просто ушёл в сторону Исламабада, прижавшись к земле и прикрываясь складками местности. На этом попытки авиационных бомбёжек Кахуты фактически закончились. Да и в принципе активность вражеских солдат резко снизилась – из пакистанцев как будто выпустили воздух. Попытки штурма ядерного центра почти прекратились, только артиллерийский обстрел продолжался с завидной регулярностью. Видимо, недостатка снарядов неизвестные артиллеристы особо не испытывали.

К исходу пятых суток в строю под командой майора осталось меньше сотни активных штыков. Он и сам уже перешёл в разряд «полуактивных», если честно, и Корчагин начал активно думать над возможностью прорыва – для сохранения жизней хоть кого-то из десантников.

Один раз к ним смогли прорваться вертушки – забрать раненых, подвести боеприпасы и небольшое подкрепление. Однако всерьёз подобная помощь, конечно, изменить расстановку сил была не способна.

Ситуация стала совсем паршивой – благо паки не догадывались о своём «золотом попадании», иначе бы могло выйти совсем худо – когда на пятую ночь шальной снаряд, выпущенный вражескими артиллеристами на удачу, без особой корректировки накрыл ангар, где обосновались радисты, и десантники лишились связи. Теперь даже заказать поддержку с воздуха стало фактически невозможно – оставшиеся в рабочем состоянии УКВ-говорилки, даже без вражеского глушения, доставали в лучшем случае километров на десять. Шансов связаться с их помощью с «большой землёй» не имелось даже теоретически.

– Тишина… – Рассвет шестого дня принёс неожиданное затишье. – Если до этого паки гвоздили артиллерией не слишком густо, но методично и практически без перерыва, то теперь всё как-то затихло. Даже отдельные выстрелы стихли. Советские десантники сначала недоверчиво, потом всё более «нагло» начали вылезать из своих убежищ. Территория вокруг ядерного центра фактически превратилась в лунный пейзаж. Пострадали не только здания лабораторий, но и все прилегающие кварталы. Гражданские постройки, собранные, как водится, из говна и палок, рассыпались в труху даже при относительно далёких подрывах – и теперь местность вокруг всерьёз напоминала какой-то Сталинград.

– Андреев!

– Я, тащмайор, – без былой бравости откликнулся сержант. Правый рукав выше локтя был перетянут бинтом – царапина, но неприятно. Форма настолько заляпана землёй и бетонной пылью, что её первоначальный зелёный цвет практически не угадывался. В руках боец держал трофейный пакистанский MG-3 с перекинутыми через плечо лентами. Не дать не взять – достойный продолжатель дела своих отцов и дедов, хоть портрет рисуй.

– Возьми пару бойцов и сбегай на разведку. Нужно понять причину затишья. Не нравится мне оно…

Но нет. Ещё спустя пару часов, когда разведгруппа повернулась обратно, оказалось, что никаких пакистанских военных в округе просто не наблюдается. Город вокруг, кажется, просто вымер. Гражданские за эти дни успели разбежаться, даже птиц слышно не было. Тишина.

– Это мы типа победили, тащмайор? Или паки что-то совсем пакостное задумали? – невольно скаламбурил сержант, пристраиваясь со своим пулемётом к выложенному битым кирпичом брустверу.

– Будем надеяться на первое…

О том, что в этот же момент пакистанцы всеми доступными силами атаковали индийские силы севернее Лахора, советские десантники знать не могли. Что именно туда были брошены все резервы – на фоне возможной потери второго по величине города страны какая-то там ядерная лаборатория уже совсем не казалась такой большой ценностью.

Как не могли они знать и о том, что решилось всё в итоге даже не на поле боя, а в президентском дворце Исламабада, где часть военных договорилась с отдельными политиками… Впрочем, именно сейчас всё это было неважно. Для группы майора Корчагина оказалось важнее, что они просто живы. Здесь и сейчас.

Глава 4 
Бурденко

30 апреля 1986 года; Москва, СССР

МЕДИЦИНСКАЯ ГАЗЕТА: Закон, спасающий жизни

На прошлой неделе опубликован текст совместного постановления Политбюро и Правительства СССР « О трансплантации тканей и органов человека». Это важнейший шаг вперёд для отечественной медицины, долгое время остававшейся позади западных стран в области трансплантологии. Ранее в Советском Союзе не существовало чётко прописанного порядка получения согласия на использование органов человека в качестве донорских после смерти. Теперь же законодатель закрепил принцип общего согласия граждан, то есть подразумевается, что каждый советский человек согласен пожертвовать свои органы на благо других, если он прямо не выразил своё несогласие при жизни.

В докладе на прошедшем недавно Съезде Коммунистической партии СССР Генеральный секретарь ЦК КПСС товарищ М. С. Горбачёв отметил серьёзное отставание нашей медицины от западных стран в области трансплантологии. Так, ставшие на Западе обыденными операции по пересадке почек проводятся тысячами ежегодно, тогда как в СССР счёт идёт лишь на сотни, а операции по пересадке сердца у нас по-прежнему являются редкими экспериментами.

Товарищ Горбачёв подчеркнул, что в этой сфере необходимо срочно наращивать темпы и догонять передовые страны. Согласно новому закону, в каждой больнице появится специальная врачебная ставка, задачей которой будет отслеживание потенциальных доноров и своевременное изъятие органов, способных спасти жизни многих советских граждан.

Безусловно, трансплантология – новая и весьма сложная область медицины. Вероятно, будут и недовольные, и критические оценки со стороны отдельных граждан, столкнувшихся с моральными и эмоциональными трудностями после потери близких. К сожалению, нельзя исключать и неудачных операций. Тем не менее, принятый закон и развитие трансплантологии однозначно принесут огромную пользу всему советскому народу, спасут тысячи жизней и вернут здоровье многим нашим гражданам.

Это важный шаг на пути прогресса, заботы о людях и реализации принципа гуманизма, лежащего в основе социалистического строя.

В коридорах госпиталя стоял стойкий запах… Госпиталя. Больницы. Спирт, какие-то лекарства, запахи многочисленных человеческих тел, находящихся далеко не в лучшей форме. Хлорка, конечно же, куда без неё. Наверное, тот, кто был в подобном месте хоть раз, эти ароматы ни с чем не спутает.

– Рассказывайте, Евгений Евгеньевич, не стесняйтесь, я не кусаюсь, – начальник центрального госпиталя был в командировке в Ташкенте, поэтому встретил меня оставшийся в Москве за старшего главный терапевт больницы, товарищ Гогин. Врач явно к общению с высоким начальством был непривычен и оттого заметно смущался в моём присутствии. – Есть какие-то срочные необходимости? Техника какая-нибудь? Лекарства? Если нужно – закажем, купим, главное сейчас наших героев поставить на ноги как можно лучше.

Война в Пакистане продлилась всего пятнадцать дней. Слишком несопоставимыми оказались силы, а терпеть постоянные бомбардировки и устраивать партизанскую войну в горах большая часть «цивилизованной» половины этого мусульманского осколка бывшей британской колонии не захотела.

Аслама Бека пристрелили прямо в собственном кабинете. Следующим лидером временного правительства страны, который и отдал приказ армии прекратить сопротивление, стал генерал Рахимуддин Хан, числившийся председателем объединённого комитета начальников штабов Пакистана и одновременно губернатором Синда.

Кроме него в состав переходного правительства – предполагалось восстановить действие конституции 1973 года и провести всеобщие выборы, как только закончится действие военного положения – вошли Мухаммад Хан Джунеджо и Гулам Исхак Хан, бывшие соратники Зия-уль-Хака, которые после смерти последнего были сняты со всех должностей и более полугода провели под домашним арестом.

Плюс – и это было уже наше требование – в состав правительства ввели Мир Муртазу и Шахнаваза Бхутто, двух сыновей последнего «легитимного» премьер-министра Пакистана, которого сверг и повесил в своё время Зия-уль-Хак. В отличие от их сестры Беназир Бхутто, моя память из будущего ничего про двух братьев подсказать не смогла, а между тем они чуть ли не десять лет «тусили» в Афганистане, изображая там оппозицию режиму Зия-уль-Хака. В нашей истории сестра, всё это время сидевшая в Лондоне, на фоне развала Восточного блока сумела, используя связи бывшей метрополии, усесться в главное кресло и продолжить прозападный – разве что развернувшись несколько в сторону Британии – курс Пакистана. Тут мы этого допускать, естественно, не собирались и совместно с Индией решили, что старший из братьев Бхутто будет смотреться в кресле премьера предпочтительнее. А выборы? Что выборы… Выборы – это такая эфемерная штука: как подсчитают голоса, так и будет.

– Есть проблемы, товарищ Горбачёв, – вздохнул Гогин. – МРТ-аппараты, это такая…

– Я знаю, – тут же кивнул я. Уж медицинских сериалов в будущем насмотрелся предостаточно. – А разве они в вашем случае подходят? Там же металл нельзя, чтобы присутствовал, а у вас осколки всякие? Стальные.

– Осколки – да, – кивнул терапевт, в его взгляде проклюнулась какая-то новая нота. Уважение, что ли? – Но осколки же не у всех. Ушибы, черепно-мозговые травмы, переломы, контузии.

– Принял. Не знаете, у нас делают или нужно за границей заказывать?

– Собирают вроде бы экспериментальные установки, но про то, чтобы в больницы поставлялись, не слышал, товарищ Горбачёв, – в голосе Гогина послышалось разочарование. Видимо, думал, что я сейчас буду рассказывать про то, что нужно подождать отечественных разработок. Я же ответил иное.

– Значит, купим зарубежные. Ждать нельзя. Стоило бы этим озаботиться раньше, но… Чего уж тут, не дошли руки.

Медицинское оборудование было одним из направлений – его разработка, в смысле, – куда у нас целенаправленно перебрасывались ресурсы и кадры, высвободившиеся на других направлениях. Вот закрыли мы часть КБ, на том же ЗАЗе, например. Или в космической и военной отрасли как раз сейчас шёл активный процесс «оптимизации» явно безнадёжных направлений, которые очевидно никогда не будут воплощены в жизнь.

Тут – немного отвлекшись от основной темы в сторону – максимально показательной и даже где-то гротескной стала история разработки под руководством 6-го чемпиона мира по шахматам компьютерной шахматной программы, которая по задумке должна была получить возможность обыграть «мясного» гроссмейстера. Разработка этого «шедевра математического анализа» стартовала в далёком 1958 году, и за тридцать лет Ботвинник продемонстрировал феерические способности по освоению средств с нулевым практическим выхлопом в итоге. По подсчётам комиссии, 6-й чемпион за всё время существования своей лаборатории «проел» примерно 550 тысяч рублей – это включая зарплаты, всякое материальное обеспечение, машинные часы компьютеров, к которым они имели доступ, и прочую мелочь.

Сажать Ботвинника не стали. Честно говоря, пожалели старика – ему уже семьдесят пять должно было исполниться в этом году, пугать поздно, а медийной победы из посадки такого персонажа точно не получится. Отправили Ботвинника тихо на пенсию, а сотрудников перекинули на другие направления, благо в деле создания программного обеспечения в СССР сейчас работы было завались.

Ну и такие процессы уже несколько месяцев шли повсеместно. Активно перетряхивались разные «исследования», особенно те, которые длились десятилетиями, пересматривалась целесообразность разработок, кое-кого даже посадили за работу «по инициативе». Это вообще была странная концепция в рамках плановой экономики: когда КБ, не получив задания сверху, бралось что-то разрабатывать в меру своего разумения. Нет, иногда действительно выходили стоящие, своевременные и нужные вещи, но чаще всё это заканчивалось просто переводом народных средств в виде имитации бурной деятельности.

– Я не хочу жаловаться на отечественную науку и производство, но местами западные коллеги нас опережают в медицинских технологиях… – Гогин замялся, подбирая слова. Мы шли по коридорам больницы в сопровождении моей охраны, телевизионщиков и местных товарищей. К тяжелораненым меня не пустили – ну, я и не очень-то рвался, если честно, – а вот навестить тех, кто уже на реабилитации, выглядело делом вполне полезным. – Существенно. Аппаратура для анестезии, очень не хватает современных аппаратов УЗИ, это…

– Я знаю, – вновь кивнул я, обрывая пояснения. – А разве УЗИ у нас не производят?

– Делают наши, и помногу, спасибо за это партии и правительству, – было видно, что главный терапевт с трудом поддерживает разговор в «политкорректном» стиле. Вероятно, среди своих в военном госпитале разговаривают по-другому. Без политесов. – Но наши аппараты всё же проигрывают. Картинка хуже, ломаются чаще, греются от работы. Тут я не говорю, что нужно закупать технику на Западе, но хотелось бы, чтобы производственники учитывали пожелания тех, кто пользуется аппаратами каждый день.

– Хорошо, давайте сделаем так, – мы остановились у входа в палату. Прежде чем потянуть ручку двери на себя, я повернулся к врачу. – Напишите докладную записку на моё имя. В обход начальника госпиталя и руководства из министерства. Я хочу знать о реальном положении дел в медицине от лица реально практикующего врача. На что нужно обратить внимание в первую очередь. Пишите не только о проблемах, но и о том, что у нас хорошо работает, чтобы понимать, какие сферы подтягивать. Направите документ на моё имя, лично в руки, обещаю, что сделаю всё возможное.

Гогин замялся на секунду и кивнул, после чего открыл дверь палаты и объявил находящимся внутри бойцам:

– Товарищи раненые! Сегодня у нас большой гость. Товарищ Горбачёв приехал лично, чтобы пообщаться с нашими героями.

Моё появление в палате большого переполоха не вызвало. Как в таких случаях обычно происходит, все были заранее в курсе визита. В палате нам отобрали самых героических и при этом не слишком изувеченных бойцов – так чтобы и похвастаться ими было чем, и визуально выглядели они не слишком страшно.

Я по очереди подходил к каждому, жал руки, перебрасывался несколькими фразами, дарил подарки и вручал награды. Большая часть пациентов центрального военного госпиталя были не срочниками, а прапорщиками и офицерами, что позволяло в некотором смысле разговаривать нам на равных. Ну, во всяком случае, это были профессиональные военные, которые знали, на что подписываются, когда принимают присягу. Знали, что возможность погибнуть – или покалечиться, неизвестно ещё, что хуже – за Советскую Родину идёт в одном пакете с общественным уважением, любовью женщин и высокой заработной платой.

– Поздравляю, – пожал левую (правой у лейтенанта-десантника теперь не было) руку свежеиспечённому герою. Приколол ему к пижаме Золотую Звезду Героя, отдал коробочку и орденскую книжку.

– Служу Советскому Союзу! – Без всякого задора в голосе ответил молодой офицер.

Что его теперь ждало? В принципе, с учётом обстоятельств и окружающей действительности за окном, остаток жизни лейтенант мог прожить вполне обеспеченным человеком, имея внеочередную квартиру от государства, бесплатный санаторно-курортный отдых и пенсию в размере примерно 130% от средней зарплаты по стране. Вот только компенсирует ли это потерю руки? Сомнительно.

Вообще, потери Советского Союза в «Пятнадцатидневной войне» оказались, мягко говоря, небольшими как для конфликта такого масштаба и интенсивности. Боевые действия обошлись нам в 387 человек убитыми и ещё втрое больше – ранеными. Больше всего пострадали именно штурмовики, которые, «проверяя на себе» доктрину массового вертолётного десанта, популярную нынче в коридорах Генштаба, вынесли на себе основную часть «наземной компоненты». Нет, даже не так. Правильнее было бы сказать, что основную часть наиболее боеспособных войск – танковых в первую очередь – взяли на себя индусы. Большое сражение вокруг Лахора обошлось им почти в четыре тысячи человек погибшими, Пакистан же за эти две недели и вовсе потерял больше десяти тысяч солдат. Всё же бесконечная бомбардировка буквально всей ударной авиацией СССР – это серьёзный аргумент; против такого катка, да ещё и в условиях внутренней нестабильности, сделать что-то сложно.