Текст книги "КОРМУШКА(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Из сторожки у ворот показался Сотский. Провожать и встречать рыбаков – его обязанность, взятая на себя добровольно. Оглядел воинство, бросил взгляд на садовую тележку, в которую нагружены две резиновые лодки, хмыкнул в усы:

– Ну, теперь вся рыба наша! Рацию не забыли?

– Взяли, дядь Валер! – старший, Сашка, с гордостью предъявил включенный на приём агрегат.

– Отлично, и не выключать!

– Чай не маленькие…

– Конешна-а-а… Лена, зайди-ка на минуточку.

В сторожке Сотский тяжело опустился на заскрипевшую лавку и выставил вперёд деревянный протез.

– Осторожнее там. Что-то мне тревожно в последнее время.

– Так ведь зверьё у деревни три дня вообще не показывалось. И на озеро вчера спокойно прошли.

– Я не про это. Знаешь… после отъезда твоего отца и брата, у нас происходит что-то странное. Что – не пойму. Такое ощущение, что кот из дома – мыши в пляс. И две рации пропали.

– Куда?

– Вот и я хотел бы это знать.

– Люди?

– Больше некому. Не тварёныши же по ним между собой разговаривают.

Лена вспомнила про Ваську. Ну да, рация ему точно ни к чему. Но кто же тогда? Остаться бы и походить по деревне, послушать запах мыслей… Как пахнет предательство? Но некогда, это всё на потом, вечером.

– Ну, я пошла? Мы на связи, дядя Валер.

– Добро. Будешь "Русалкой"?

– Позывной?

– Ну!

Девушка тряхнула толстой тяжёлой косой с заплетённой в неё длинной жемчужной нитью:

– Буду!

Когда ворота и стена деревни скрылись за пригорком, Лена остановила братьев. С видом заговорщика оглянулась по сторонам, понизила голос до таинственного шёпота и спросила:

– Ребята, вы тайны хранить умеете?

Ну какой же мальчишка в здравом уме ответит на такой вопрос отрицательно? Не только сохранит любой секрет, но и преумножит его, и… и даже сам не знает, что сделает, но готов землю есть в подтверждение.

– Землю не нужно, а вот руки от оружия держите подальше – пристрелите ещё ненароком мою тайну.

Заулыбались довольно. Как же, они взрослые, сильные и опасные. И выжидающе уставились на старшую сестру.

– Не туда смотрите. Васенька, выходи!

Мелькнула во ржи белоснежная шкура. И дружный вздох:

– Ой…

– Ух ты…

– Ни фига себе…

– Лен, а он настоящий, всамделишный?

Зверь растянул пасть в подобии улыбки, не показывая клыков. Интерес. Любопытство. Симпатия.

"Твой прайд, командир? Отряд?"

– Братья. Знакомься, Вася.

Санёк, как самый старший и смелый, первым вышел вперёд и протянул руку:

– Привет. Я – Саня. Александр Николаевич.

Язык прошёлся по открытой ладони. Парнишка вздрогнул, но мужественно выдержал процедуру знакомства. Младшие пискнули и последовали его примеру – несолидно таким взрослым парням бояться, когда… когда… а никогда не надо бояться! Особенно сейчас, под прищуренным взглядом старшей сестры, выдавшей и доверившей оружие.

– Лен, а Лен… он оборотнем быть умеет?

– А глаза отводить?

– Это всё фигня! – авторитетно заявил третий по возрасту, Серёга. – Самое главное, чтобы огнём плеваться умел.

– Да, и летать тоже! – Мишка высказался и чуть отступил назад, поглаживая рукоятки заткнутых за пояс пистолетов. Скорее всего, втайне надеялся, что зверь не выдержит, бросится, а он тут всех защитит и спасёт от неминуемой гибели.

– Тихо вы! – Лена остановила расспросы. – Это же не Змей Горыныч, в конце-то концов. Вася, ты их понимаешь?

"Нет. Но они хорошие. Буду защищать. Пойдём?"

– Пошли. Ребята – вперёд!

Глава 11

– Левым, ещё левым… правым табань… так хорошо… вперёд.

Резиновая лодка мягко ткнулась кормой в камыши, и Лена протянула руку за привязанной к толстому стеблю верёвкой. Самое начало последней, четвёртой сетки. В первых трёх улов оставлял желать лучшего – килограммом восемь разной мелочи, так что вся надежда была на эту. И мальчишки приуныли – хотелось им, наверное, удивить деревню невиданным уловом, но… но не судьба. Теперь они в три пары глаз следили с соседней лодки за старшей сестрой. Только Сане смотреть некогда, он пыхтит, старательно выгребая вёслами и прислушиваясь к командам.

На первых метрах пусто. Немного дальше пошло получше – пара карасей, десяток окуньков, несколько линей. Всё это вместе с сеткой в мешок. Перебирать лучше на берегу, а то у Лены ещё не получается выпутывать рыбу прямо на месте, как у папы с Андрюшей. Ладно, можно и так, Вася твёрдо обещал, что никаких тварёнышей в радиусе километра от озера не будет. Вон он сам – ходит по узкой кромке пляжа и аж подпрыгивает на месте от нетерпения. Неужели так хочется попробовать новое для него угощение? Ничего, подождёт.

Нет же, не терпится бестии, скачет как западенский*** спецназовец в боевом гопаке – высоко, смешно и бестолково. Ему что, солнечного света недостаточно? Спросить бы, но мысли на такое расстояние не дотягиваются, всё те же десять шагов – предел. Подойти к берегу и успокоить? Нет, пусть лучше мальчишки заберут с собой.

*** Западенец (свидомый, свидомит) – разновидность хомо сапиенса, неудачно мимикрирующий под украинца. Ещё семьдесят лет назад питался фунтами, потом перешёл на оккупационные марки, теперь предпочитает доллары и евро. ***

– Витя, Ваську к себе в лодку забери.

– А он её когтями не порвёт?

– Втягиваются, как у кошки…

– Хорошо, только ты скажи, чтоб не кусался.

– Не будет – он добрый.

– Ага, – согласился брат. – Мне бы такие зубы, я бы ещё добрее стану.

– Не болтай, греби давай!

Резко дёрнувшаяся вниз и в сторону сетка отвлекла от дальнейших пререканий.

– Щука! – резко выдохнул за спиной Санёк. – Тяни быстрее!

– Не учи.

Точно она, и здоровенная – толстое длинное полено с лягушачьей головой, обросшая по бокам зелёными водорослями. Такую на борт не вытащишь, сразу же зачерпнёшь воды – в рыбине не меньше пуда, а то и все полтора. Бьётся, выгибается колесом, стараясь вырваться. Не получается, только намотала вокруг себя целый кокон.

– Сейчас я её веслом приглушу!

– Стой, дурак! Сломаешь!

– Так ведь…

– Греби давай! Правь к пляжу!

Не тут-то было – добыча сопротивлялась минут десять, окончательно запутав сетку. Теперь точно остаётся только волочить её к берегу и там разбираться.

Бабах! Удары картечин по бронежилету заставили Лену вздрогнуть от неожиданности, а Санёк коротко вскрикнул и упал. Ещё выстрел… ещё… С шипением и свистом опали баллоны, вода сыто чавкнула, заливая внезапно провалившееся под ногами дно. Где Саня? Что случилось? Кто стрелял?

Жилет тянет вниз – вырваться, схватить воздух сквозь сжатые зубы, и рвать ставшими непослушными пальцами пуговицы куртки. Сбросить мешающую шашку… карабин утонул… чёрт с ними. Где же эти липучки? Дёрнула на ощупь, извернулась, освободилась от верного защитника, вдруг ставшего коварным капканом, и наверх, скорее наверх, к улыбающемуся сквозь поверхность озера солнышку. Сапоги как гири на ногах, не пускают, сцепились так, как будто уже получили награду от водяного царя за очередную жертву. Глоток воздуха… голенища не даются, щегольские хромовые голенища. Обтягивающие икры как вторая кожа. Где-то там нож.

Вынырнула окончательно – теперь можно вздохнуть полной грудью. Где Санёк? Плеск за спиной. Вот он, держится одной рукой за пустую пластиковую пятилитровку, а другой поднимает над головой ружьё. Мокрый рукав от запястья к локтю быстро окрашивается тёмным.

– Живой?

Запах испуга, злости, решимости. Оттенки боли.

– Нормально я. Кто это был, Лен?

Ответом ещё два выстрела. Картечины стегнули по воде и эхо заметалось между берегами, повторяя грохот дуплета. Тут же – громкий человеческий крик, переходящий в вопль ужаса.

– Саня, плывём в камыши.

– А наши?

Пляж пустой, только зеленеет пятно резиновой лодки. Ни мальчишек, ни Васьки рядом нет.

– Зайдём с другой стороны, посмотрим.

Выстрелов больше не было. Долго пробирались сквозь заросли противоположного заболоченного берега по пояс в жидкой грязи. Наконец вышли на сухой участок и Санёк без сил повалился в траву.

– Зацепило?

– Немного, – признался брат и густо покраснел. – Руку вот, и это… в спину попало.

– Дай перевяжу.

– Не надо! – Саня отчаянно замотал головой. – Если только руку.

– Снимай куртку!

– Там это… ниже спины. Я сам.

После уговоров и клятвенных обещаний хранить молчание о раненом месте, удалось заставить Сашку снять штаны. Повезло – свинцовый шарик задел вскользь, порвав одежду и лишь немного чиркнул по коже. Но чуть в сторону… об этом даже думать не хотелось.

– Ничего, шрамы украшают мужчину, – успокаивала брата, затягивающего зубами на запястье узелок бинта.

– Ты что, предлагаешь девчонкам задницу показывать?

– Молчи уж, герой! Идти сможешь?

– Смогу, – парнишка стиснул зубы, встал, и тут же вскинул ружьё навстречу метнувшейся белой тени.

Щелчок, промокший патрон дал осечку. Васька замер, изумлённо глядя.

– Вася, где мальчишки? – Лена бросилась вперёд и ухватила зверя за загривок. – Ты видел? Кто стрелял?

"Прекрати трясти – голова отвалится. Люди. Увезли".

– Кто?

"Большой серый автомобиль. Человек с ружьём больше не живёт".

– На "Уазике"? – растерялась девушка. – Но это же… это же наши?

"Двое с запахом деревни. Трое чужих. Было четверо. Защитить не смог – привели за собой стаю. Отгонял".

– Саня, рация цела? – брат угрюмо помотал головой и показал пробитый, да ещё и побывавший в воде аппарат. – Хреново.

"Что это обозначает?"

Лена объяснила, как смогла. И представила мысленно, для наглядности.

"Хорошее определение. Максимум информации при минимуме текста. Что делаем, командир?"

– Есть предложения?

– Возвращаемся домой и всех мочим! – Санёк посмотрел на зверя. – А потом ты всех съешь. Без соли и хлеба.

Васька склонил голову набок:

"Что он говорит?"

– Ерунду городит. Хотя… Тех, что на машине были, запомнил?

"Смотри в глаза".

Переброшенная информация рванула в мозгу подобно гранате. Двое знакомых возле "Уазика"… остальные чужаки. Перекошенное лицо стрелка крупным планом. Хорошо виден открытый в крике рот с блестящими коронками, безумные от нестерпимой боли глаза… и мысли. В них кровь. Лежащий в тёмной луже дядя Валера с ножом в руке, рядом ползает, пытаясь затолкать кишки в распоротый живот, Малов-старший, который пацифист. Охранник с ворот, тот самый, с липким взглядом, стреляющий Сотскому в голову. Чужие люди в светло-серых кольчугах с автоматами и помповыми ружьями, сгоняющие народ на площадь. Бьющееся стекло в родном доме – очередь из подвального окошка сметает троих чужаков, упавших, как высыпавшиеся из коробки карандаши. Взрыв. Пули, выбивающие красную крошку из кирпичей. Запах бензина… щелчок зажигалки…

– Мама… – Лена отшатнулась, закрыла лицо руками и медленно повалилась набок.

– Мама? Что с ней? – Саня прыгнул к Ваське и ухватил за голову. Чёрные, с зелёной радужкой глаза вспыхнули нестерпимым светом, выжигающим душу, и мальчишка ткнулся зверю в лоб, затерявшись в бездонной пустоте.

Очнулся от прикосновения горячего языка к щеке, отпихнул в сторону оскаленную в улыбке морду и прошептал:

– Мама…

"Мама дома. А тут только мы".

– Вася?

"Нет, блин, это Шрек с Микки Маусом, да ещё Белоснежка с семью гномами!"

– Ты разговариваешь?

"А чего, нельзя? Вот нахрен тебе понадобилось соединение сознаний? А если бы мозги закипели к чертям собачьим? Хотя.. мне понравилось. Слов много узнал. Неприличных. Лена так не умеет".

Слева послышался стон – старшая сестра, болезненно морщась, пыталась встать на колени, упираясь в землю дрожащими руками. Саня поднялся сам, подошёл помочь.

– А ты крепкий, – Лена опёрлась на подставленное плечо. – И оклемался быстрее.

– Я мужчина!

Девушка ласково потрепала брата по макушке, едва доходившей ей до подбородка:

– Пошли, защитник.

– А оружие? И босиком?

Васька громко фыркнул и скосил глаза в сторону озера:

"Там?"

– Угу, только глубоко очень.

"Пофигу".

– Вася, ты как выражаешься?

Зверь не ответил, бесшумно растворился в камышах. Через мгновение послышался тихий плеск, и Саня повернул голову, стараясь хоть чего-нибудь рассмотреть. Бесполезно, заросли полностью закрывали обзор, встав непроницаемой стеной.

– Лен, а он плавать умеет?

– Не знаю, но зачем-то сам вызвался? Значит умеет. – Внезапно лицо девушки помертвело, и она прошептала, почти не шевеля губами. – Не двигайся, сзади двое.

– Где? – несмотря на предостережение, Санёк резко повернулся и встретился взглядом с летящим на него тварёнышем. – Кыш отсюда, уроды!

Звери, уже бросившиеся на движение, умудрились в полёте изменить траекторию и приземлились по разные стороны. Застыли. Уши прижаты, головы низко опущены… чего-то ждут.

– Проваливайте, говорю! – Саня замахнулся ружьём, но ударить не успел – твари скрылись так же внезапно, как и появились. И погрозил вдогонку кулаком. – В задницу себя поцелуйте, придурки!

– Фу, какой ты грубый! – старшая сестра не забыла своих обязанностей по воспитанию, но делала выговор с чуть подрагивающим подбородком. – Разве так можно?

Появившийся из камышей Васька, мокрый, и с сапогом в зубах, не согласился:

"Правильно сказал. С ними по другому нельзя – команды должны выполняться".

– Все?

– Все, исключений нет. Иначе – самоликвидация".

– Но последняя…

"А это уже их проблемы. Приказ начальника – закон для подчинённого. Обувайся, сейчас остальное принесу. Рыбу захватывать?"

– Патронов мало, – в который раз пожаловался Санёк, ощупывая патронташ, снятый с убитого Васькой чужака. – А у тебя вообще нет.

Лена в ответ грустно улыбнулась и развела руками – поднятые со дна озера боеприпасы хоть и были для надёжности залиты пчелиным воском, но доверия не вызывали. У брата такие же, но из четырёх опробованных три дали осечку. Трофейную двустволку ему и отдала, оставшись с одной лишь шашкой на ремне через плечо, да "Сайгой" вместо дубины.

– Зачем тебе патроны? Стрелять собрался? А пробовал когда-нибудь в живых-то?

Пацан повернул голову, и в зрачках отразилось невидимое пожарище, тут же смытое волной рассудочного, контролируемого безумия.

– Сегодня и попробую.

– Саня!

– Что? – показалось. Будто в голосе мелькнуло низкое горловое рычание, а сам он стал выше ростом. – Я мужчина.

– Говорил уже.

– И повторю. Не смог защитить – хотя бы отомщу.

– Кому?

– Найдём. Вместе найдём.

Васька вслушивался в разговор, потом вмешался:

"Право на месть – священно. Помочь в этом – обязанность".

– Как? Как ты нам поможешь?

Они втроём наблюдали да деревней, спрятавшись в высокой траве почти у самой стены. Когда-то картофельное поле заросло чернобыльником и лебедой выше человеческого роста, а выкосить этот бурьян просто не успели, ограничившись для страховки от тварёнышей проволочными ловушками. Впрочем, Ваське они нисколько не мешали, он отодвигал петли лапой, вытаптывая полянку и сектор обзора. А Дуброво притихло, только изредка доносилась неразборчивая ругань, пьяные выкрики, да ещё поднимался дымок в том месте, где совсем недавно виднелась крыша родного дома. Сейчас её не было, и при взгляде туда сами сжимались кулаки, и во рту появлялся солоноватый привкус крови от прокушенной губы.

Санёк отворачивался. Мужчины не плачут, а то, что стекает по щекам, это не слёзы – это уходит детство. Уходит, забирая с собой и несостоявшуюся юность, оставляя в душе пустоту, заполняемую горечью. И он откуда-то знает, что смыть ту горечь можно только чужой кровью. Первобытное чувство? Нет, сладкое и восхитительное предвкушение справедливой мести. Она должна, обязана совершиться, иначе… иначе душа просто выгорит изнутри. И умрёт сам, задохнувшись под толстым слоем горячего пепла. Выбора нет, как и вариантов.

Лена с тревогой наблюдала за изменениями, происходившими с младшим братом. Будто внутренним ветром с него сдувало маску ребёнка, десятилетнего мальчишки, открывая спрятанную под осыпающейся оболочкой истинное лицо. Лицо зверя?

– Вася, ты это видишь?

Тот виновато уставился в землю:

"Всё слишком быстро произошло. Не успел поставить защиту. Соединение сознания получилось без ограничений. Совсем без ограничений".

Санёк встрепенулся:

– Я зверь?

"Нет, ты больше".

– Это как?

"Крутой мен с медными яйцами", – пояснил Василий и прижал уши, ожидая справедливого подзатыльника.

Репрессий не последовало – Лена прижала палец к губам, призывая к тишине, и показала в сторону ворот деревни. Оттуда, ощетинившись из приоткрытых окошек стволами ружей, неторопливо выкатился "Уазик". Потом, заскрежетав коробкой передач, бойко рванул вперёд, чуть притормозил на перекрёстке, и поехал по дороге на Солонское. Санёк подскочил.

– Стой, придурок! – девушка еле успела ухватить брата за шиворот. – Куда?

– Там… там… – голос парнишки звучал глухо и прерывисто. – Там наши…

– В машине?

– Угу, – Сашка зло сплюнул в сторону и сел в траву, сжимая в руках оказавшееся бесполезным ружьё. Только у Серёги голова разбита. Чувствуешь запах крови?

Лена болезненно поморщилась:

– Она здесь везде.

"В погоню, командир?" – Васька облизнулся и щёлкнул зубами.

– Пешком?

"Я отдал команду на задержание. Там в ложбинке две здоровых берёзы, так что дорогу перекроют намертво. Пойдём?"

– Так они же и мальчишек сожрут! – охнула Лена. – Останови!

– Не тронут, – заверил Санёк, лицо которого приобрело сосредоточенное выражение. – Иначе я им глаз на… хм… глаз куда надо натяну. Часа на два задержат, больше никак – там всего сотни полторы соберётся.

– Ты откуда знаешь?

– Вижу их, – мальчишка постучал указательным пальцем себе по лбу. – Там, внутри вижу.

– Зверь.

– Почти, – вымученно улыбнулся Сашка и зябко дёрнул плечами. – Там идём?

– Подожди, – остановила его старшая сестра. – Если у нас есть два часа, то нужно узнать про маму.

– Дом сгорел, – голос предательски дрогнул.

– Ну и что? Могут в кладовке отсидеться.

– В какой ещё кладовке?

– Есть там одна…

Лена хорошо помнила, как при строительстве нового дома отец с Андреем копали траншею от фундамента до старого погреба, находившегося метрах в десяти, а потом всё это прятали под толстым слоем земли. Зачем нужна была потайная комната, неизвестно, но нагрянувшая однажды милиция вместе с охотинспекцией целый день безуспешно пытались отыскать трёх подстреленных без лицензии кабанов. И очень вкусных, между прочим, кабанов.

– Надо в деревню пробираться.

– Или пленного взять, – рассудительно заметил Саня. – И одно другому не помешает.

Васька изобразил ухмылку и сообщил:

"Я покажу как пробраться".

– Ты откуда знаешь?

"Разведка. Следующим этапом программы тренировок должен был стать штурм укреплённых поселений. Помнишь?"

Овраг с каскадом заплывших илом старых прудов, заросших по берегам черёмухой, делил поселение на две части. Сама деревня походила на большую букву П, повёрнутую правой стойкой на север, и он как раз проходил посредине, начинаясь почти у самой верхней планки. Когда-то в прудах была рыба, рядом стояли бани, но по странному стечению обстоятельств жизнь здесь оказалась намертво связана с существованием Советского Союза. Не стало его, и почти сразу же умерло Дуброво. Агония продолжалась ещё лет пять, а наезжающие дачники лишь продлевали её, поддерживая видимость существования. Потом перестали появляться и они. А овраг остался. Да что с ним может случиться, с оврагом-то? Был до Нашествия, будет и после него. Нечто местное вечное, за неимением пирамид.

Забор проходил по дамбе, загораживающей самый последний, нижний пруд, оставляя лишь узенькую тропинку на самом краю крутого склона. Тишина. Кузнечики в траве стрекочут, ветерок лениво перебирает склонившиеся до земли ветки громадной ветлы, да журчит вода, вытекающая из трубы.

– Ты вот это имел ввиду? – Санёк с удивлением посмотрел на зверя. – Застрянем же нафиг. Здесь сколько? Полметра будет?

"Больше. Нормальный проход", – Васька заглянул в водослив. – "И грязи мало. Ужей кто-нибудь боится?"

– Змеи? – Лена отпрыгнула, еле сдерживая визг, и вытащила шашку из ножен. – Я туда не полезу.

"Нужно", – коротко ответил зверь и первым занырнул в отверстие.

Послышалось влажное чавканье – даже с его ростом пришлось пробираться, задевая брюхом жидкое, пахнущее болотом месиво. Вскоре из-за забора донёсся еле различимый свист – Васька на месте, теперь их очередь.

Санёк почесал затылок – лезть не хотелось сразу по нескольким причинам. И первая из них – страшно. ОН ещё немного подумал, и принял правильное решение:

– Лен, полезай следующая.

– А ты?

– А я, как мужчина, буду прикрывать. Да не бойся, не съедят тебя в этой трубе. Ужи не съедят, пиявки всякие, мерзкие червяки тоже не съедят. Вот только жабы… скользкие пупырчатые жабы… они, может быть… нет, они тоже не тронут.

– Свинья малолетняя, – Лена поблагодарила братика за заботу, и полезла в трубу, молясь про себя, чтобы не встретить никого из перечисленной живности. Шашка так и осталась в вытянутой вперёд руке. Просто на всякий случай.

А на выходе провалилась в воду с головой, когда неожиданно закончилась пусть и вязкая, но всё-таки опора. Вывернулась, встала на илистое дно, и замерла, заворожённая немигающими зрачками двустволки, направленной прямо в лицо.

– Стерва! – незнакомый бородатый мужчина будто выплёвывал слова. – Это из-за таких как ты Великая Жива послала напасти на матушку-землицу. Род Ясный отвернулся, не в силах смотреть на грехи ваши. Изыди в ад! Покараю судом праведным похоть грязную!

– Дяденька, ты дурак? – Лена зачерпнула ладонью воды и плеснула себе в лицо, смывая грязь, испуг, удивлении е от неожиданной встречи.

– Молчи! – бородач топнул ногой. – Матерь Сва насквозь видит вас. Нечестивые души – от духа нечистого, есть вы никто, и звать вас никак. Надо звать вас падалью и брезговать смрадом вашим, не касаться вас и не знать! И даже не вкушать пищу вашу, не слушать речей, не пускать в свой дом и не читать книг ваших…

Девушка осторожно огляделась – нет, это всё про неё. Неужели перепачкалась так, что похожа на кикимору болотную? Немудрено перепутать.

– Мужик, ты чего? Какие книги? Это папа когда-то писал про…

Два шага, и стволы почти упёрлись в лоб.

– Молчи! Не боюсь тебя и не внимаю, яко бреху псов зловонных и мерзких. Хоть тело твоё как у человека, но коряво и смешно, и в плоти твоей грязь похоти и нет места духу Анасты. Отвергну вид твой, как у тленного мертвеца!

Чуть сбоку еле слышно хрустнула сухая ветка – Васька. Нарочно наступил, привлекая внимание.

"Шекспир, мля! О женщины, порожденье крокодилов!"

"Вася, ты читал Шекспира?"

"Не я, Санёк. Этого – убить?"

"Сама".

– Дяденька, а тебя сейчас с левой стороны зверь кушать начнёт.

Бородач повернулся, а она рванулась вперёд и вверх, вкладывая в один-единственный удар вес тонкого, почти детского тела. Шашка не свистнула, зашелестела разрезаемым воздухом, и отдалась болью в растянутых связках. Противник с непониманием смотрел на обрубок, вот только что заканчивавшийся кистью. Пусть с корявыми пальцами и обкусанными ногтями с каймой под ними, но такой привычной. Долгая секунда… другая… В глазах появились одновременно осознание и боль. И тут же Васькин бросок задавил зарождающийся крик. Вместо него – невнятное мычание.

– Лен, а Лен… – из трубы показалось перепачканное лицо младшего брата. – А это они чего, целуются?

– Угу, любовь у них такая. Впрочем, тебе ещё рано об этом.

– Па-а-а-думаешь! – протянул Санёк презрительно. – Тоже мне, нашла несмышлёныша. Я даже знаю, как это называется. Вася, а ну прекрати заниматься зоофилией!

Глава 12

Станислав Вениаминович Дербенёв с самого раннего детства ощущал себя несчастливым человеком. Не с пелёнок, конечно, но едва научившись ходить, он твёрдо знал – во всём виноваты женщины. И мать, два раза в течение пяти лет поставившая в угол, и даже шлёпнувшая однажды по заднице мокрым полотенцем, в первую очередь. Но не о ней и не о её вине речь. Женщины, а тогда ещё маленькие девочки, преследовали юного Стасика подобно злому року – били горшком по голове в детском садике, обзывали глистом в школе. Позднее, из-за того, что удалось удачно откосить от армии, величали кастратом. Дикие времена, дикие нравы, дикие люди.

Позднее стало легче – сменилась эпоха, мораль стала гибче, местами совсем истончаясь до полной невидимости, и не служивший человек перестал вызывать у прекрасной половины человечества брезгливую жалость. В возрасте тридцати двух лет Станислав Вениаминович наконец-то расстался с девственностью. Или с целомудрием, он сам не совсем понимал разницу между этими понятиями. Добрая соседка понимала, но объяснить не смогла, в силу давности сего состояния. Но десять долларов, подаренных мамой на день рождения любимому сыну, взяла охотно. Попутно взяла обещание жениться на ней, клятвенно заверяя, что последующий секс будет намного регулярнее, и, главное, гораздо дешевле.

Но родная мама выкинула неожиданный фортель – умерла от сердечного приступа в день, когда узнала о предстоящей свадьбе. Стасик стойко перенёс удар коварной судьбы, тем более расходы и хлопоты по организации похорон взяли на себя дальние родственники и никогда ранее не виденный отец. Папа потом исчез так же внезапно, как и появился, но перед этим имел продолжительный двухчасовой разговор с сыном. Вот только почему-то вместо денег блудный родитель предложил отпрыску хорошую, по его мнению, работу. Странный человек, не правда ли? Или ему не понравилась будущая сноха?

Смутные сомнения терзали Дербенёва ровно месяц, а потом приутихли, сменившись эйфорией от рождения наследника. Впрочем, радость продолжалась недолго и супруга показала своё истинное, звериное, женское нутро – потребовала денег. Именно потребовала, потому что просить начала гораздо раньше. Утроба ненасытная…

Переезд из маминой двухкомнатной квартиры в коммуналку вблизи вокзала лишь на год ослабил семейные проблемы, а потом всё вернулось на круги своя. Ребёнка, при виде которого чуть ли не каждый торговец мандаринами шептал – "сынок", нужно было кормить и одевать. Кормёжка обходилась дороже – тоже утроба ненасытная…

Как ни странно, выход из создавшегося неприятного положения подсказали книги. Тонкие книги в мягких обложках, в изобилии имеющиеся почти на каждом лотке в подземном переходе у Московского вокзала. В них открывали великие истины, рассказывали о прошлом и будущем, о предназначении и предначертании, о духовности, очищении кармы подручными средствами в домашних условиях и прочее, возвышенное и таинственное. Станислав Вениаминович пристрастился к чтению, с одинаковым удовольствием проглатывая "Кощуны Финиста", "Славяно-арийские веды", Климова, Трехлебова и Резуна, "Велесовы книги". Перед глазами проплывали космические вайманы*** предков, потрясающих галактиками, ходили по земле древние боги с гуслями под мышкой, и сама праматерь Сва ласково гладила во сне по голове, благословляя на постижение тайн мироздания.

*** Вайманы (виманы) – ведические космические корабли.***

Но истинным открытием стали произведения писателя со звучной фамилией французского комиссара, рассказывающие не только о духовных выгодах, но и материальном благополучии, приобретаемом на удивление простым и надёжным способом. Всё элементарно – вы получаете гектар земли… можно и купить, но это как-то по лоховски. Так, о чём мы? Ага, о земле. Получаете гектар, а дальше уже сама матушка природа начинает заботиться о вас и о вашем пропитании. Ну посудите… сколько стоит пучок щавеля? А если вырастает триста килограммов? Да ещё целебные травы. Которые даже сеять не нужно. И сено, продаваемое тоннами всем желающим. Потом подрастёт лес, строевой лес, между прочим: мачтовая сосна, лиственница да благородный кедр. Знаете стоимость пиломатериала? А на вагонку его распустить? Каждый владеющий гектаром земли – потенциальный долларовый миллионер. Из-за границы будут приезжать люди, и платить деньги только за возможность сделать глоток свежего воздуха. И с завистью смотреть на духовно возвышенных землевладельцев. ***

*** Из реальных разговоров автора с участниками этого движения.***

Окрылённый открывшимися перспективами Станислав Вениаминович продал комнату в коммуналке всё тем же торговцам мандаринами и, прихватив семью, отправился в Павловский район. Там активистам удалось выбить из местной администрации полторы сотни гектаров заброшенных полей вблизи деревни Дуброво. Дербенёв взял себе три. Взял, и удивлённо огляделся – а где строевой лес? Где луговое лекарственное разнотравье? Где щавель, в конце-то концов? Жизнь в палатке не понравилась с первого дня. И больше всего – жене. Уже через неделю она исчезла, прихватив с собой сына и две трети вырученных за комнату денег. Порождение крокодилов, да…

Да и соседи вели себя несколько странно – что-то сажали, копали, косили траву вокруг участков, и заставляли делать то же самое Станислава Вениаминовича. Появившаяся на ладони мозоль окончательно переполнила чашу терпения… Он высказал окружающим всё, что думает о них, и уехал в районный центр. Где устроился на первую в жизни работу. Место сторожа на пристани давало крышу над головой – каюту на дебаркадере, а небольшая зарплата и остатки сбережений позволяли покупать книги в мягких обложках и читать, читать, читать… Ведь только в них правда. Люди же, в силу своей ограниченности и невысокой духовности, обязательно всё извратят и опошлят, превратив прекрасную идею в ежедневный каторжный труд. Особенно женщины – сосуд и сосредоточие греха, это они во всём виноваты.

Нет, прекрасного полу господин Дербенёв отнюдь не чуждался, и таинственные незнакомки порой посещали его скромную обитель, нанося немалый ущерб финансовому положению. Две даже кое-что оставили на память – лобковых вшей и гонорею. С тех пор – как отрезало. Деньги целее будут, решил Станислав Вениаминович. Да и руки пока не отсохли.

Со временем копились мысли, древние знания, духовная чистота. Именно они, по его мнению, и помогли достаточно безболезненно пережить Нашествие. Ведь твари посланы Великой Живой в наказание за грехи женщин и их подкаблучников, поэтому безопасны для достойного человека. А если кого и сожрали – значит, недостойный. И поделом им, грешникам. С такими убеждениями и вступил в организующуюся дружину князя Павловского Михаила Сергеевича Негодина. Ходил себе по городу с ружьём, наводя порядок среди необразованного быдла, а по ночам всё читал, читал и читал… Назначение в рейд на деревню Дуброво, воспринял как прямое указание свыше – покарать. Именно в этом поселении выжили нечестивцы, извратившие истинное учение Великого Учителя Владимира с фамилией французского полицейского комиссара.

Пришёл карать и наказывать, а тут… Вот ведь незадача-то!

– Он ещё живой у нас? – Санёк заботливо пнул под рёбра пленника, предусмотрительно затащенного в густые черёмуховые заросли. – Вон как глазки-то закатил.

Дербенёв вжал голову в плечи и инстинктивно прикрыл лицо замотанной в тряпку культёй. Левая, здоровая, была привязана к ноге шнурками его же собственных берцев. Замычал, пытаясь выплюнуть изо рта кляп, закачался, держа равновесие на коленях в неудобной позе.