Текст книги "КОРМУШКА(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Однако, лежать на асфальте тоже хватит. Нас до сих пор не обнаружили исключительно в силу всеобщей суматохи и благодаря остаткам фонтана, заслонившим от взгляда со стороны. Пора!

– Идём кустами к заднему фасаду дома. Так попробуем через окошко влезть.

Андрей улыбнулся:

– Это бывшее женское общежитие. По всему первому этажу решётки стоят.

Надо же, и здесь побывать успел. Но когда?

– А ты что предлагаешь?

– Просто зайдём внутрь, и всё. Или, для разнообразия, потащим туда раненого бойца, истекающего кровью, но всего из себя героического. Должен же быть медпункт в столь солидном заведении? Думаю, что сработает.

Тоже так думаю. И неважно, что в моё время заведениями называли организации несколько иного профиля… Значит решено – не будем пробираться задворками, если можно как приличным людям заявиться через парадный вход. Из врождённого чувства скромности простим встречающей стороне отсутствие духового оркестра и длинноногих девушек с букетами цветов, чего уж там… пусть деньгами компенсируют. Кстати, а кто у нас будет раненым? Наверное, я. Но Андрей придерживает мою руку с индивидуальным пакетом.

– Бинты ещё пригодятся. А давай станем контуженными?

Тоже хорошая идея, особенно в нашем глупейшем положении – чем нелепее действия, тем эффективнее. Захватываю пригоршню грязи, оставшейся в разбитой чаше фонтана от прошедших недавно дождей. И тщательно размазываю по лицу. Будем считать, что меня взрывом обожгло, оглушило и испачкало, ударило по голове кирпичом и бороду заодно сбрило, да… Ладно, авось на её отсутствие обратят внимание в последнюю очередь.

Сын пачкаться не стал, только обмотал руку с пистолетом запасной портянкой.

– Зря.

– Почему?

– У тебя всего один выстрел, потом заклинит.

– Знаю, но это последний патрон и остался. Дефицит, мать его!

Ну да, кто же думал, что такая мелочь станет предметом первой необходимости? И если с боеприпасами к ружьям и автоматам как-то выкручивались, порой проворачивая гешефты с Шумиловской дивизией, то к ПМ обычно одного магазина хватало на год – не нужны были. Максимум – обнаглевшую стаю воробьёв с поля спугнуть.

– Попробуем вообще без стрельбы обойтись, – я изобразил на роже запредельное страдание и повис у Андрея на плече. – Как, не тяжело?

– Если будешь хоть немного ногами перебирать, дотащу.

– Должно выглядеть правдоподобно.

– Ну да, ну да…

И что смешного? Согласен, наш вид скорее вызовет у противника недоумение, чем введёт в заблуждение, но сомневаюсь в наличии там хоть одного Станиславского с его знаменитым "не верю!". Действуем по-суворовски – удивить, значит победить! Ну а потом – "пуля дура – штык молодец". Разберёмся, чо! Когда-то за речкой приходилось принимать участие в мероприятиях с ещё более неясными перспективами. Ничего, выжил, даже вспоминаю с некоторой ностальгией, несмотря на дырявую шкуру и ноющую к каждой перемене погоды ногу.

К "дому правительства" идём медленно, я несколько раз падал по дороге, а Андрей даже не делал попыток удержать. Правдоподобие заботит? Припомню как-нибудь… не сейчас. Сейчас за нашим приближением насторожённо следит ствол крупнокалиберного пулемёта, высовывающийся из заложенного мешками с песком окошка. Придурки, они же сами себе весь обзор перекрыли! Будь моя воля, оборудовал бы огневую точку на козырьке среднего подъезда, поддержав расчёт ДШК парой снайперов. Вот только кто бы дал тут покомандовать?

– На втором этаже слева оптика бликует, – предупредил сын.

Вот это плохо, если не сказать покрепче. Пыль почти совсем осела и нас не только держат на прицеле, но и могут разглядеть незнакомые физиономии. Будем надеяться на лучшее, на грязевую маскировку и общую растерянность.

Но ситуация разрешилась благополучно сама собой:

– Эй, калеки! – в голосе со второго этажа слышалась насмешка. – Новобранцы что ли? Из чьего десятка?

– Да там как бабахнуло! – Андрей замахал руками, из-за чего мне пришлось упасть на грязный асфальт. – И всё вдребезги! А мы как вылетим! А от командира только сапоги! Голова по земле скачет и улыбается! Представляете, тело оторвано, а она скачет и улыбается! А потом язык высунула!

Он говорил громко, сбивчиво и отрывисто, показывая испуг и шок от произошедшего. Кажется, получилось – снайпер высунулся из окошка по пояс и жизнерадостно заржал:

– Чего там ему оторвало?

– Всё оторвало! Рука – хрясь! Нога – хрясь! Только сапоги стоят совершенно невредимые! Хромовые! – ну зачем же так безбожно перевирать Булгакова? Коровьев, насколько помню, Поплавскому про сапоги вообще не упоминал.

– Ладно, вояка, затаскивай своего друга сюда, – решил дружинник. – Йодом помажем.

Андрей мелко-мелко закивал и ухватил меня за воротник. Я вскрикнул, будто бы от боли, и обмяк. Будем считать, что потерял сознание, зато руки останутся свободными.

– Ну, долго вы возиться будете?

– Совсем спёкся, – пояснил сын и предъявил замотанную в портянку конечность. – Сам не дотащу.

– Желторотики хреновы, – почти беззлобно выругался снайпер и, перегнувшись через подоконник, заорал вниз. – Да помогите кто-нибудь этим болванам!

Буквально через полминуты хлопнула подъездная дверь и послышались торопливые шаги нескольких человек. Кто-то сразу же сдёрнул с моего плеча двустволку, но забрать не получилось – стиснувшие автомат руки не пускали ремень.

– Судорогами скрючило, – пояснил со знанием дела незнакомый голос. – В прошлом году было похожее – у Гришки Смирнова твари уже кишки выедают, а он всё на гранате пальцы разжать не может. Так и похоронили с лимонкой.

Я приоткрыл глаза, пробормотал нечто матерное, и вновь их закрыл.

– Что он говорит?

– Просит не хоронить заживо, – перевёл Андрей. – Погодите, на спину не переворачивайте, там, наверное, позвоночник повреждён.

– Плохо, – разочарованно протянул всё тот же незнакомец. – Наши коновалы такое не лечат.

Пристрелят ведь из милосердия, промелькнула мысль, и сразу появилось желание встать на ноги. Что и попытался осуществить.

– Лежи уж, – добровольный помощник заметил движение и слегка придержал за плечо. – Эй, мужики, снимите дверь с петель, на ней понесём.

– Тебе надо, ты и снимай! – это опять снайпер. – Я что, в одиночку корячиться буду?

– А остальные где?

– Опомнился! – в голосе снисходительность. – Проспал всё на свете, Петрович?

– Так после ночного дежурства…

– Понятно. – И новый крик вниз. – Эй, минетчики, помогите Петровичу!

– Мы пулемётчики! – обиженно отозвались с первого этажа.

– Не вижу разницы! Давайте тащите дверь!

Красотища-то какая! Меня осторожно и очень аккуратно приподняли, переложили на импровизированные носилки, и потащили. Честное слово, гораздо лучше и удобнее стандартных санитарных, привязанных в несущейся по каменистой горной дороге армейской «таблетке».

– Не разворачивайте ногами вперёд, ироды! – покрикивает Петрович. Судя по всему, он пользуется здесь немалым уважением, если не по должности, то по возрасту во всяком случае. – Угол придерживайте!

Дверное полотно чуть наклоняется, чтобы удобнее было пройти в подъезд, потом слышится шарканье ног по ступенькам и поворачивает налево. Всё правильно, я так и надеялся, что из-за узких лестниц хрущёвки на второй этаж не понесут. А куда? Ясное дело, к пулемётчикам, лишний раз не напрягаясь. За спиной голос спустившегося сверху снайпера:

– Давайте его на диван.

Команду отдать просто, выполнить её несколько сложнее – узкая прихожая трёхкомнатной квартиры, да ещё заставленная мебелью, не способствует. Вообще ничему не способствует, не только переноске человека в лежачем положении. Андрей остался справа сзади, но пока молчит. Ладно, и я тогда потерплю немного. Разве что застонать жалобно? Это можно – заодно будет хороший повод открыть глаза и осмотреться.

– Потерпи, браток, – у одного из передних носильщиков лицо аж побагровела от натуги, но во взгляде сочувствие. Хреново, лучше бы было злорадство по отношению к неудачнику. – Сейчас переложим, а там и сестричка подойдёт.

М-да… хорошие вы ребята, только не повезло оказаться в ненужном месте в ненужное время. Если что, короткой очередью срежу обоих, а Андрей займётся теми, кто пыхтит сзади. Сколько их там, четверо-пятеро? Жду условного знака.

– Поддержите голову! – беспокоится Петрович. – Ещё чуток!

Сильный хлопок ладонью по сапогу застаёт врасплох не только меня – невольные санитары в удивлении раскрыли рты и выпустили из рук дверь, на которой лежу. Она падает так, что лязгнули зубы и от соприкосновения морды с твёрдой поверхностью перед глазами вспыхивают звёзды. Да что же не везёт-то как? Ну ничего, вот прямо сейчас и отыграюсь на обидчиках! Получи, гад… Кто следующий?

Стрелять не стал – не то, чтобы пожалел, а так… Но автоматный ствол ткнулся левому носильщику в промежность настолько качественно, что даже померещился хруст скорлупы. Если она там была… Обратным движением бью в голень второго, и тут кто-то наваливается сзади, обхватив за шею руками, только не душит, а хрипит в ухо и слюнявит щёку. Пошёл прочь, пра-а-а-тивный! Удар затылком в лицо, не моё, естественно… Полегчало.

И тишина.

– Хватай мешки, вокзал поехал!

Как есть, на четвереньках, оборачиваюсь на весёлый голос Андрея. Зря – тут же прилетает по башке от левого, ударенного по яйцам. Бьёт табуреткой, на моё счастье – с поролоновой сидушкой. Все мысли из многострадальной головы проваливаются куда-то в желудок, остаётся только одна – убью суку! Нет, не успел – противник падает на спину и тщетно пытается ухватить глоток воздуха посиневшими губами. Кто его? И чем? Рассуждать некогда, второй носильщик тянет руку к валяющемуся на диване ружью. Стоять, бараны!

– Ну ты как, пап? – Андрей протягивает охлаждающий пакет из найденной здесь же автомобильной аптечки. – Живой?

Хороший вопрос, только определённого ответа дать пока не могу. И надо было дураку так подставиться, а? Старею, наверное. Всё, решено – закончится эта эпопея, пора уходить на покой. Буду разводить пчёл с козами, ухаживать за садом, в огородике копаться… по бабам ещё можно ходить, там голова не главное. Отращу бородищу до пупа, а то и ниже, чтоб за ремень заправлять, и объявлю себя духовным отцом всего Павловского района. Если покажется мало, то и Богородского. Нам, духовным отцам, простор надобен.

Резкий запах нашатыря прогоняет минутное наваждение. Надо же, так табуреткой нахлобучило, что всякая хрень в голову лезет!

– Спасибо. Андрюш…

– Да не за что. Свои люди, сочтёмся.

С большим трудом сосредотачиваюсь и осматриваюсь – трупов нет. Во всяком случае, те, что на виду, на них не похожи. Иначе, зачем заматывать им рот скотчем и привязывать к батарее? Но по неровному полу из прихожей в комнату натекла большая тёмная лужа. Андрей пожал плечами:

– Снайпера пришлось… того. Так получилось.

Остальные живы. Самый старший (так вот ты какой, Петрович!) сидит на корточках у подоконника, руки стянуты за спиной и петля от них наброшена на шею. Попробует дёрнуться – сам себя и задушит. Правильно, он единственный, кто может представлять опасность. Другие, как уже говорил, бараны. Здоровенные, сильные, но бараны, умеющие нажимать на спусковой крючок. У одного нос похож на баклажан. Не длиной, цветом. Не его ли я немного подрихтовал затылком? Ну извини, кто же просил падать на человека при таких нервных обстоятельствах? Да-да, все болезни от них, от нервов проклятых.

– Не развяжутся?

– Обижаешь, – ответил Андрей. – Фирма веников не вяжет.

Разговаривать некогда, всё потом. В первую очередь – найти детей, причём живыми и невредимыми. Кажется, пленные это поняли и немного расслабились. Чувствуют, сволочи, что после встречи с сыновьями стану мягким и добрым, даже муху не смогу обидеть. Надейтесь! Надежда, она того… умирает последней. Никто не торопится? Если да, то могу организовать вне очереди.

Петрович смотрит внимательно. Мысли читает? Прищурился, будто хочет что-то сказать. Может, и хочет, но кто же разрешит?

Глава 17

Первый этаж пустой – железные двери крайних подъездов заварены намертво, а из среднего туда прорублены в стенах проходы, что позволяет осмотреть всё быстро и без излишней беготни. В квартирах, приспособленных под казармы, тишина, только густой дух несвежих портянок въелся, кажется, даже в штукатурку, и бодрит не хуже нашатырного спирта. Во всяком случае, двигаемся в приличном темпе, затрачивая на каждую комнату не больше пяти-семи секунд. Иногда задерживаемся подобрать заинтересовавшие трофеи, отчего стали похожими на двух навьюченных поклажей ослов. Хотя понять нас смог бы любой – когда ещё встретишь наградной «Маузер» в приличном состоянии? Пусть он без патронов, зато с орденом Красного Знамени. Положу дома на почётную полочку – такое оружие достойно лучшей участи, чем валяться в этом гадюшнике.

По лестнице почти крадёмся, хотя и твёрдо уверены в отсутствии кого-либо на втором этаже. Но лучше если уверенность будет на двести процентов, так оно как-то надёжнее. Поднялись – спокойно всё, только многочисленные комнаты с распахнутыми в спешке дверями.

– Андрей, ты же говорил, будто тут женская общага была?

– Ну да, так и есть, а что?

– Почему тогда в хрущёвке?

– Не знаю. А тебе не всё ли равно?

– Заблудимся нахер. Понастроили лабиринтов, Фидии доморощенные.***

– А мне нравится, уютненько так… Вот здесь, кстати, жила знаменитая на весь район Инга Градова.

– Да? И чем же знаменита?

– Журналистка "Павловского пентхауза".

– Ну-у-у….

– И по совместительству – классная минетчица. Её все знали.

– Я не знал, – уточняю на всякий случай.

– И я тоже, – Андрей со слишком подозрительной поспешностью отвёл подозрения, чтобы поверить в его искренность.

– Ладно, Вергилий, веди.

– Не Сусанин?

– У того опыта меньше. И результат, как бы сказать…

– Так мы результат улучшим.

Кабинеты тоже пустые, все обитатели убежали к месту взрыва – нечто подобное было в Арзамасе, когда на станции грохнули вагоны со взрывчаткой. Сколько у нас времени ещё будет? Час, а то и чуть больше, наверняка. Пока осмотрятся, потом начнут разбираться, искать виновных, делать выводы, трындеть по теме и сверх неё… следом наступит очередь кого-нибудь из власть предержащих толкнуть речь. Без речи в любое время и в любую эпоху никуда – святое. Аплодисменты займут минут десять. Хорошо, успеваем.

*** Чертобой-старший знает, что Лабиринт построен Дедалом, а не Фидием, но зачем-то скрывает своё образование.

На третьем этаже сюрприз – из ближайшего кабинета с визгом и хохотом выскакивает девица не первой молодости, одетая только в кружевные чулки с поясом, да на голове что-то, отдалённо напоминающее милицейскую фуражку. Росточка невысокого, поэтому столкнувшись с почти двухметровым Андреем, упирается впечатляющим бюстом ему в живот. Или, как показалось, немного ниже. Тут же отпрыгнула назад, заорав во всю мочь:

– Игорь Палыч!!!!

– Мусенька, ну чего ты там напугалась? – проворковал голосок из-за приоткрытой двери, и в коридор выкатился колобок. Знаете, классический такой папик – маленький, толстенький, лысенький… Штанов нет, а не то бы брюшко точно свисало через ремень в арбузной болезни, когда живот растёт, но хвостик вянет. Зато есть белоснежная рубашка, широкий галстук, поддерживаемый старомодной заколкой с нехилым камешком, и белые же, но грязные носки с выглядывающими из дырок большими пальцами. Ногти на ногах подстригать нужно, дядя, если уж обгрызть не дотягиваешься!

Сын подвинул девицу в сторону и шагнул к пожилому ловеласу:

– Беременный? – вопрос сопровождался сильным хлопком по выступающему пузу.

Вот это зря – у мужика нервы и так на пределе (обнаружить в придачу к пышной попке собственной секретарши ещё и двух перемазанных как черти мордоворотов), а тут… Раздался звук, похожий на треск рвущейся материи, и находиться рядом стало мучительно и невыносимо. Андрея запах не остановил, хотя лицо скривилось в брезгливой гримасе, из-за свежих шрамов превратившись в маску страшного языческого божества. С тихим шелестом пошла шашка из ножен… угрожающе звякнула, влетев обратно.

Колобок собрал остатки самообладания:

– Вы кто и по какому праву? – даже попытался расправить грудь, что вместе с вынужденно широко расставленными ногами смотрелось несколько комично. – Почему…

Закончить вопрос не успел – грязный сапог влетел в живот, вмяв его почти до позвоночника, а толстяка отшвырнуло обратно в кабинет.

– Убива… – секретарша захлебнулась на полуслове, получив лёгкий тычок в солнечное сплетение, и упала на колени.

– Заткнись, – обернувшись в двери, посоветовал Андрей. – Я женщин не бью, но покалечить могу запросто.

Прошёл дальше и с силой наступил колобку на горло:

– Дети где?

– Т… т… там… – слабое движение подбородком куда-то вверх.

– Если обманул – вернусь и убью! Понял?

– П… п… понял.

Хорошо быть таким сообразительным. Вот я – тупой! Поэтому, опустившись на одно колено, перехватываю толстяку глотку. Теперь нож вытереть об рубашку, и обратно за голенище… порядок.

– Зачем? – Андрей с недоумением смотрит на тело, всё ещё не верящее в случившееся, царапающее пол и не отпускающее утекающую жизнь.

– Лучше сейчас, в горячке боя.

– У нас бой?

– Разумеется? Разве не заметил?

– Но почему?

Вроде бы простой вопрос, а ответить сложно. И долго объяснять, что потом появится неисчислимое множество таких вот толстячков, требующих свой кусок пирога, потому что именно они больше всех боролись с проклятой тиранией и, соответственно, больше всех пострадали. Не лучше ли немного проредить "борцов" заранее? Тем более – пирога не будет. От пирогов харя трескается!

– Да не понравился он мне, вот и всё.

Сын привычно пожал плечами, принимая объяснение, и, улыбнувшись, напомнил полузабытую песенку из мирного времени:

Хама может обуздать

Только сила грубая.

Или пуля. Но нельзя,

С детства заучил:

Гуманизьм… туда-сюда…

Человеколюбие…

Но человек бы восемь

Я бы лично замочил. ***

*** Тимур Шаов.

– Ага, примерно так.

– Да я что, разве возражаю?

На всякий случай проверили остальные кабинеты – пустота, близкая к абсолютной. Заметно, что люди привыкли к дисциплине, но, скорее всего, даже краешком глаза не видели обычный армейский устав. Любой из них. Иначе не побросали бы здесь всё, и не сбежали организованной толпой глазеть на невиданное зрелище. Нехорошо получилось – вот ладно мы зашли, а если какие проходимцы с преступными намерениями? Вот так серебряные ложки и пропадают.

В коридоре Андрей потрогал свернувшуюся в позу эмбриона голую девицу. Сначала ногой, потом, не заметив должного эффекта, ущипнул за оттопыренную задницу. Примерно так же лошади кусаются. Может чуть послабже, но они-то в кузнице молотобойцами не работают.

– Эй, подруга, просыпайся, новые клиенты пришли!

Секретарша сжалась ещё сильнее, ожидая в лучшем случае двойного изнасилования, а в худшем – нож под ребро. Да, даже жалко разочаровывать… Вмешиваюсь:

– Муся, неприлично молчать, когда с тобой старшие разговаривают! – комплимент, хотя и сомнительный – не намного она помладше меня будет.

– Марина я, – девица открыла глаза и всхлипнула, пряча лицо в ладонях. – Это Игорь Палыч зовёт… звал.

Бля-я-я… только не хватало для полного счастья женских слёз. Сейчас окажется, что эта матрёшка втрескалась в начальника, а я, негодяй, разрушил идиллию. Но плачет зря – почему-то считается, будто мужчины от плача теряются и становятся управляемыми, хоть верёвки вей. У меня с точностью до наоборот – возникает желание заткнуть фонтан, лучше всего – ударом кулака. Ни разу, правда, не употреблял столь радикальных методов, удавалось сдержаться, но всегда готов научиться чему-нибудь новому. Натура любознательная…

– Хватит причитать! – прикрикиваю строго. – Не свет клином сошёлся на твоём Игорь Палыче, найдёшь мужа помоложе.

Успокаиваю, а сам не верю в подобное при нынешнем тотальном дефиците молодых и одновременно холостых мужчин. Но ответ Марины обескураживает:

– У меня их два, – и тут же уточняет. – Только первый не здесь живёт, а на том берегу Оки. А приезжает редко.

– Ну ты, нимфоманка, – Андрей приносит из кабинета пиджак и бросает девице. – Прелести немного прикрой, и показывай!

– Что? – удивляется она и сразу неизвестно отчего краснеет.

– Дура, детей показывай, а не то, о чём подумала. Это как раз хорошо видно.

– А чьих?

Кажется, покойный Игорь Палыч подбирал сотрудниц отнюдь не по интеллектуальным данным.

– Твоих, блин!

– Мои дома с бабушкой сидят.

Андрей потихоньку начал закипать. То ли Марина почувствовала это по выражению его лица, то ли по виду нацеленной точно в лоб двустволки… сообразила.

– Ах, ваши? Так они на пятом этаже. Представляете, ещё вчера были на втором, но самый младший выпрыгнул из окна и убежал. Шустрый такой парнишка, не смогли догнать.

Час от часу не легче. Теперь что, придётся Мишку по всему городу разыскивать? Это небезопасно, и в первую очередь – для самого города. Не буду наговаривать на сына, но его даже в угол нельзя ставить больше чем на пятнадцать минут – на шестнадцатой возможны диверсии и теракты против этого самого угла. Упрямый как осёл – весь в меня, хотя и приёмный.

– Веди к остальным.

– Прямо так? Дайте одеться.

– Некогда наряжаться, шевели булками.

– Ах, вы такой грубый! – вот те на, девица ожила, осмелела, и пытается строить глазки. – Ай!

Шлепок прикладом по мягкому месту придаёт нужное ускорение. Ну вот, давно бы так! И это… чёрт побери, как она умудряется идти так, что задница постоянно маячит перед глазами? Вроде и пиджак длинный, ниже колен опускается, а вот, поди ж ты! Впрочем, делает скорее по привычке, чем из какого-либо умысла – нас, циничных и зажравшихся волков, старой бараниной не соблазнить. Особенно такой, лежалой и очень сильно бывшей в употреблении. Чай не голодный год, можно погурманствовать. И сына учу не гнаться за количеством, в первую очередь, обращая внимание на качество. Второй свежести не бывает, я помню.

Четвёртый этаж, там где располагаются апартаменты членов Временного правительства. Роскошен. Сколько прошло времени, как грохнули Негодина? Чуть больше недели. А успели обосноваться капитально, с должным размахом и великолепием. А уют и вкус… так они к положенным по должности привилегиям не относятся. Но воняет и здесь. Сознательно копируют средневековый быт просвещённой Европы даже в запахах, или всё дело в отсутствии канализации? Свиньи, неужели нельзя ночной горшок переставить из-под кровати в дальний угол и закрыть крышкой? Не понимаю, Азия-с… Скифы мы, с круглыми и добрыми глазами, куды уж нам понять.

Что интересно – везде множество пустых бутылок. Стоят на столах и под столами, грудами свалены в укромных закутках, выстроены ровными шеренгами на подоконниках, перекатываются под ногами посреди комнат. С чего такой праздник души и печени? Наверное это традиции всех временных – успеть выжрать всё спиртное и перещупать всех доступных баб, пока не заявились матросы с пулемётными лентами через грудь. Не меня же боятся? Бываю злым, да! Но не до такой степени, чтобы наводить ужас, подавляемый старыми коньяками в неимоверных количествах. А в городе, между прочим, полусухой закон с тайными самогонными фабриками. Эти же… страшно далеки они от народа.

По пути Марина даёт пояснения. Забавная здесь картинка получается – трёхкомнатные квартиры занимают министры сельского хозяйства, внутренних дел и присоединённых территорий (в одном лице), и Главный Государственный Казначей. Всё с большой буквы – так на дверной табличке. Министр контроля над потреблением (чего, интересно?) и уполномоченный по защите прав человека тоже проживают в трёшках, но проходных из-за пробитых в стенах проёмов. Остальные, те, что без портфелей, скромно ютятся в двух и однокомнатных.

– А где министр образования? – интересуется Андрей.

– Его у нас нет.

– Это плохо.

Подозреваю, что у сына в голове уже крутится коварный план уменьшения поголовья учителей в Дуброво. Нетушки, там хоть и интеллигент на интеллигенте, но не разрешу переселения, даже в самых благих целях. Пусть родная деревня останется центром, культурной столицей, так сказать, а на сторону нужно отправлять молодое поколение, у которого отсутствует комплекс неполноценности школьного преподавателя.

Мысли бегут дальше, становясь всё масштабнее и масштабнее, но здравый смысл давит их безжалостно и быстро. Какие к чертям собачьим школы, если Павлово останется самостоятельным… э-э-э… государством? Ежели нет… Да нафига такой геморрой? Он даже моей хозяйственной жабе никуда не сдался. Со своими бы проблемами управиться – вон вегетарианцы до сих пор косо смотрят и что-то бормочут за спиной, не могут простить почти насильно скормленных им "зайчиков". При случае – продадут, не задумываясь, просто до сих пор никто не предложил подходящую цену.

Ладно, забудем об этом. Меня другое удивляет – в министерских апартаментах нет оружия. То есть вообще никакого, даже декоративных жестяных сабель на стенах. Икебану на специальной подставке встретили, а что-то огнестрельное и колюще-режущее отсутствует. Странно… боятся покушений? Так история знает случаи вполне успешного использования любых подручных предметов. Табакерок, например.*** Педерасты, мать их… в смысле – пацифисты.

*** Император Павел Первый умер от "апоплексического удара табакеркой в висок".***

– Это что за изыски архитектуры? – Андрей строго посмотрел на Марину.

Та хлопала глазами, как будто в первый раз увидела решётку из толстой арматуры, перегораживающую вход на последний этаж. – И ключей, конечно, у тебя с собой нет?

Девица отрицательно развела руками, отчего распахнулся не застёгнутый пиджак.

– Ну да, вижу, их и положить-то некуда. А где могут быть?

Три висячих замка, один больше другого, внушали уважение весом и размерами. Такие подручными средствами не возьмешь, только взрывать, или, как вариант, бежать домой за ножовкой по металлу.

– Связка обычно у министра внутренних дел в кармане была.

– Ага, сейчас всё бросим, и пойдём его искать. Должен быть ещё комплект – поесть-то детям кто-нибудь приносил?

По мгновенно сжавшейся Марине стало понятно – нет, не приносили. Ну что же, у моего нежелания брать пленных появилась вполне уважительная причина. Похоже, сын испытывает те же самые чувства – зубы стиснуты, и медленно выдыхаемый сквозь них воздух напоминает шипение рассерженной змеи.

– С-с-суки… – пинает прутья так, что лязг раздаётся на весь подъезд. – Ш-ш-шкуры сниму…

Лицо нашей проводницы становится бледнее стены, к которой она прислонилась. Потом, о чём-то вспомнив, робко предлагает:

– Давайте я поищу.

– Где?

– Там, внизу.

– Иди, только быстро.

– Да мигом…

Убежала, смешно шлёпая по ступенькам ногами сорок третьего размера. Можно чуть успокоиться, присесть, перевести дух. Откинулся на решётку, закрыл глаза, и собрался было сладко потянуться и зевнуть, но неожиданная мысль заставила застыть:

– Андрюш, я похож на осла?

– Внешне?

– Нет, умственно.

– Вроде не очень, а что?

– Эта чучундра пленных развяжет!

Немая сцена, достойная пера Николая Васильевича Гоголя. Сейчас бы закрыть занавес, но, к сожалению, это не театр, а у выхода вместо поклонников с цветами ожидает ОН – большой, толстый, откормленный неудачниками песец. Не звали, но пришёл.

– Отобьёмся! – сын мгновенно подхватывается и бросается вниз.

– Конечно! – соглашаюсь я и заканчиваю фразу двумя пролётами ниже. – А потом прилетит дед Мазай в голубом вертолёте и высадит на крышу кавалерию из-за холмов. И нас захватит обратным рейсом.

Первый этаж встречает сквозняками, вонью портянок, и пулемётной очередью. Здравствуйте! Кажется, приветствие произнёс вслух. Да что там произнёс – проорал так, что заглушил Марину, при виде нас завизжавшую не хуже Витаса в китайском мультике. Правда, и не лучше.

У Петровича реакция немного другая – коротко кивает, не изображая при этом радость от встречи, и продолжает садить из ДШКМ*** во что-то на площади перед домом. Кажется, что азарт пулемётчика передался самому пулемёту – ещё немного, и он заржёт как конь и бросится в атаку, высекая искры концами треноги. По возвращающимся своим херачит, что ли? Нет, скорее поверю в Новодворскую, вступающую в комсомол, чем в такую быструю смену убеждений. Чай не гражданская война, где в течение недели можно было помахать шашкой и за красных, и за белых, и за зелёных. Что, не верите в последних? Зря – между прочим, тогдашние зелёные не чета нынешним пидорам.

– Кто разрешил развязывать? – шлепком ладони по заднице Андрей отогнал Марину, пытавшуюся перерезать скотч на руках очередного пленника осколком разбитой бутылки. – Прибью заразу!

Феерическая картина – грохот выстрелов, звон гильз на полу, злой детина, мечущий молнии из глаз… и голозадая валькирия, летящая из одного угла комнаты в другой. Хоть пиши полотно маслом – "Перун, заглянувший на огонёк в Асгард", жаль не умею. Так, а кто будет в роли злокозненного Локи? Блямс… это осыпалось стекло в соседнем окошке. Вот и доброволец явился, только на Джима Керри не очень-то похож – в решётку вцепился крупный тварёныш и пробует на зуб толстые прутья. Откуда звери в городе?

Бабах! Руки действуют независимо от головы, забитой ненужными мыслями, и незваного гостя выстрелом в упор разрывает пополам. Забавно, нижняя часть улетает, а верхняя так и остаётся висеть. И на что надеялся своей безумной атакой? Внутрь всё равно не попасть, а мы в этой крепости сможем отбиваться бесконечно долго, во всяком случае боеприпасов хватит на неделю. Смерть от голода тоже не грозит, не в первый раз питаться шашлыками из зверьков. Невкусно, но питательно.

Петрович что-то кричит, повернув голову, но не слышу. Да пошёл он нафиг. Мне больше делать нечего, как языком трепать… перебьётся. Лучше выберу место для стрельбы, растолкав привязанных под подоконником местных бойцов. А ничего так, и коробку с патронами есть где поставить. Удобно. Когда-то приходилось жить в квартирах такой планировки – окна узкие, сантиметров шестьдесят, зато в каждой комнате их по две штуки. Чем не бойницы? Первое до половины заложено мешками с песком, только пулемётный ствол с набалдашником компенсатора поверху торчит, у меня обзор хороший. Вид, правда, не очень…

Угу, мало кому понравится зрелище нескольких сотен зубастых тварей, умильно поглядывающих на пятиэтажку. Время от времени самые нетерпеливые срываются в самоубийственный бросок, но остальные просто сидят и чего-то ждут. Чего, интересно? Неужели того, что мы резко потолстеем, и раннего ужина хватит на всех? Фигушки, из принципа похудею, пусть костями подавятся.

ДШК смолк, и я взглянул на Петровича.

– А толку? – ответил он на невысказанный вопрос. – Думаешь, сзади их меньше собралось?

– И чего предлагаешь?

– Ничего. Ты командир, вот тебе и думать.

– Почему я?