Текст книги "КОРМУШКА(СИ)"

Автор книги: Андрей Саргаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Да понятно, что он сказки про Касимов рассказывает, – отозвался сотник.

Какой проницательный, скотина. А всё кивал, кивал…

– Кончать их надо обоих.

– Женя, не торопись, – в голосе Игоря явственно прозвучала насмешка. – Сначала нашему пресветлому придурку меч-кладенец откуют.

Опс… странная любовь у здешнего народа к собственному князю получается.

Сотник пьяно рассмеялся и продолжил:

– Пусть дурачок потешится новой игрушкой.

– А если…

– Граф, я умоляю… И зачем нам этот геморрой? Тебе что, плохо живётся? Зачем вся эта внешняя мишура? Мишутка в бирюльки играет, а мы работаем. Или корону на башку напялить хочется? Смотри, укорочу как раз на бестолковку!

– Да надоело всё!

– А вот это не тебе решать, надоело или нет! Понятно?

– Понял я. Понял, – пошёл на попятную "участковый". – С этими-то, что делать будем?

Послышался шум отодвигаемой скамейки – сотник прошёлся по комнате, потом остановился.

– Пусть так валяются, опойки. На всякий случай поставь охрану во дворе, хотя всё равно никуда не денутся. Утром поднимешь, дашь опохмелиться, и на приём к нашему клоуну. Потом – в цепи.

Ни хрена себе, перспектива вырисовывается. Похмели, похмели… урод заботливый. Обойдёмся – после стольких съеденных тварёнышей, алкоголь из нас выходит быстро. И, главное, без утренних побочных эффектов. Хлопнула дверь и опять лязгнул засов. Андрей тут же поднял голову. Глаза злые, колючие. Зная нетерпеливость молодёжи, можно предположить, что предложит сразу взять охрану в ножи и быстренько свалить, не поднимая лишнего шума. Определённо, свой резон в этом есть – средь бела дня, точнее, вечера, наши передвижения вблизи пристани вряд ли вызовут подозрение. И так много народу шатается по делу и без дела. Особенно если прибарахлиться алюминиевыми кольчугами. Интересно, какой мудак их придумал? Эстеты, понимаешь…

Но сын приятно разочаровал, не стал торопить события.

– Ну что, пап, когда?

– Ночью.

Вот она и пришла, долгожданная ночь. Андрей в очередной раз производил ревизию своего немудрёного арсенала, а я, вооружившись длинной заточкой, пытался через дырку от выпавшего сучка сдвинуть дверной засов. Он не поддавался, слишком неудобно. Честно говоря, поначалу рассчитывал просто подцепить ножом, но фигушки, грёбаная железяка и не думала трогаться с места.

Ну что же, переходим к запасному варианту – пинаем в дверь ногой. Ещё раз… и ещё. Они там что, уснули? Они – это наши сторожа, числом трое. "Участковый" решил не рисковать и выставил усиленный караул.

– По бабам ушли, – предположил Андрей. – Или за водкой.

Вполне возможно, потому что первое, что сделали охранники по прибытию, так это конфисковали со стола недопитый кувшин. Примерно полулитра в нём оставалась, так, для затравки. И сейчас наверняка побежали за добавкой. Но зачем все? Дело, конечно, хорошее, но кто же нас теперь выпустит отсюда? Я-то думал как – глушим первого вошедшего, выскакиваем во двор, валим всех остальных, забираем лодку и рвём когти. Но в ответ – тишина.

Стучу опять. Ответа нет, только где-то вдали лениво взбрехнула собака. Надо же, не съели, богато живут, однако.

– Мы можем до утра колотиться, – недовольно ворчит сын.

– Есть другие варианты?

– Да выбьем её нафиг, и всех делов.

А что, вариант. Домик расположен в стороне от остальных, чуть на отшибе, и если немного пошуметь, то вряд ли кто услышит. Попробуем?

Бух! Бух! Хлипкая на вид дверь оказалась гораздо прочнее, чем можно было подумать на первый взгляд. А если с разбега? Ещё хуже получилось – плечо, которым долбился, болит немилосердно, так можно и без руки остаться. И что делать? Оставаться до утра никак не хочется.

Андрей тоже несколько поутратил энтузиазм и сел прямо на пол, игнорируя лавки, которые вместе со столом составляли единственную мебель нашего узилища. Вот лентяй, я в его возрасте не позволял себе плевать в потолок, когда старшее поколение трудится в поте лица. Что, кто сказал – потолок? Вот баран, мог бы и раньше догадаться!

Лезу на печку. От неё до потолка – чуть больше метра. Как раз хватает, чтобы встать на колени и упереться горбиной. Сын, уловивший мысль, запрыгивает следом. Но помощь не требуется – толстая доска легко идёт вверх, только на голову сыпется перемешанная с опилками и дубовым листом земля. Всё правильно, по виду дому лет пятьдесят, а тогда не заморачивались с гвоздями, просто клали притёсанные без зазоров доски в выбранные в матицах четверти. Земля с мусором – утеплитель.

Дальше пошло веселее. Снимаем ещё одну, достаточно… пролезем. На чердаке темно – четырёхскатные крыши не предусматривают слуховых окошек. Делаю пару шагов на четвереньках, щупая перед собой руками. Так и есть, дальше голый, без засыпки, потолок холодного чулана. Где-то здесь должен быть люк и лестница под ним. У нас было так же, пока не построили новый, и не думаю, что дома чем-то отличаются. Ага, вот и он. Скрип ржавых петель заставил вздрогнуть, и некоторое время держит в напряжении. Потом отпускает. Если никто не услышал, как грохали в дверь, то, значит, никого и нет.

Андрей спускается первым, я следом. Он уже у выхода, там снаружи обычный крючок из гнутого гвоздя, как раз, чтобы поддеть ножом.

– Да йоп… – кажется, сын обо что-то споткнулся.

– Чего там?

– Труп, – спокойный голос послышался откуда-то снизу.

– Чей?

– Забирай, твой будет.

Шутник… Чиркаю спичкой – коробок случайно завалялся в кармане и не вызвал интереса при обыске. Да, на полу покойник. Андрей на корточках перед ним, обшаривает без излишней брезгливости – тому уже без надобности, а нам всё пригодится. Но кто же его угомонил?

Следующая дверь уже не скрипит. За ней свет – догорающая свеча в стеклянной банке даёт его достаточно, чтобы понять, отчего на поднятый нами шум никто не откликнулся. Рядом с импровизированным столиком из перевёрнутого деревянного ящика ещё два жмурика. Один в позе эмбриона – лежит скрючившись. Второй упал лицом в растекшуюся по земляному полу лужу собственной блевотины. Бутылка на столе подтверждает догадку.

Идиоты, ну, блин, идиоты! Впрочем, нам меньше хлопот, иначе пришлось бы убивать самим. А так хоть совесть спокойна.

Глава 6

Андрей перешагнул через лежащего ничком покойника и, забрав со стола бутылку, посмотрел на просвет.

– Уполовинили.

– Ясное дело. А ты думал, что они слюной захлебнулись?

– Нет, просто… мощные дяденьки попались. Другим бы и меньше хватило.

– Так на халяву пили.

Сын понимающе улыбнулся – "ведьмино зелье" добровольно можно пить только на халяву. Изготовленное из слюнных желез тварёнышей, оно само по себе являлось сильнейшим ядом и использовалось исключительно для нейтрализации укусов. Да и то в микроскопических дозах. У нас иммунитет, но захватили зелье на всякий случай. Сами же жрали "таблетки" из печени, лучшее профилактическое средство. Тошнотворное, конечно, но можно было не опасаться любой занесённой в рану инфекции – куда там антибиотикам. Видимо, в Павлово об этих эффектах ещё не знали. Или не догадывались, что в бутылку с этикеткой "Камю" может быть налита отрава. По цвету одинаково, а после самогонки, что оставалась в кувшине, вкус уже не различается.

А так им и надо, придуркам! Нечего копаться в чужих вещах. Кстати, где они? Ага, вот… Лодку поставили на бок и прислонили к поленнице. А оружие и рюкзаки сложили в кучу у стены. Не было только патронов и пакета с гранатами. А вот это плохо, даже хуже, чем плохо. На охранниках патронташей нет.

– Далеко не могли утащить, – предположил Андрей. – Там весу больше пуда.

– А толку? Мы же не будем среди ночи по всему берегу искать.

– У них караулка есть какая-нибудь? Может там?

– Некогда, сваливаем с тем, что есть.

Надеваю бронежилет, без которого чувствовал себя очень неуютно. Как снял, выбираясь из тонущей машины, так он и лежал на дне лодки. Теперь воротник… подкладку бы у него заменить, уже шею натирает. Поднял с земли помповое ружьё – дрянь для ближнего боя, только в корову с трёх шагов стрелять. Ладно, сойдёт, всё не с голыми руками. Жалко, конечно, что калибр меньше моей двустволки, но дарёному коню кулаками не машут.

– Готов?

– Подожди, пап, – сын стягивает с покойника кольчугу. – Наденешь?

– Давай.

Она не звенит, шуршит несолидно, будто тысяча тараканов одновременно перебирает лапками. И чуть маловата, коротка кольчужка. Не сам ковал – враг давал, перефразируя классику. Ну ничего, в предрассветных сумерках, а ночи нынче короткие, вполне сойду за своего. Главное, морду не показывать.

– Пошли?

Андрей, тоже прибарахлившийся, открывает дверь и выглядывает на улицу. Тишина.

– Пошли.

Лодка, которую несли за натянутые вдоль бортов шнуры, покачивалась в такт шагам и чиркала днищем по высокой траве. До воды двести метров, не больше. Успели пройти только половину, как сзади окликнули:

– Зинка, стой! Вы куда её потащили?

Зинка? Так и знал, что в этом прикиде буду на бабу похож. Чёрт возьми, неприятно же! Делаем вид, что не слышим. Топот. Кто-то рывком за плечо пытается развернуть меня к себе.

– Зиновий, твою мать! Оглох?

Поддаюсь рывку, разворачиваюсь на левой ноге, и в удар правой вкладываю всю силу. Возмущённый крик сменяется еле слышным и тонким, почти в ультразвуке, стоном. Терпи, казак, от сапога по яйцам ещё никто не умирал сразу. Для верности пинаю в голову – человек согнулся так, что прилетает точно в зубы. Сочувствую… Андрей жёстче, он не сочувствует, вбивает в окровавленный рот скомканную портянку (когда успел достать?), и вяжет руки за спиной. Уже привычно шарит по карманам, выгребая россыпь патронов. Штук двадцать, это хорошо.

– Куда его теперь?

Оглядываюсь. Как назло ни единого кустика – наверняка берег регулярно вырубают. Но не возвращаться же в покинутую тюрьму?

– Он стоять может?

– А куда денется? – сын тянет упавшего на колени пленника за шиворот. – Эй, друган, сам пойдёшь, или по частям перенести? Борода многогрешная, слышишь меня?

Для убедительности чуть не в глаза финку. Не помогает.

– По щекам похлопай.

Подействовало, взгляд пленного приобрёл более осмысленное выражение. Если панику можно назвать осмысленной. Ну что, допросим?

– Мужик, ты жить хочешь?

Энергичное кивание. Но лучше бы этого не делал – послышалось утробное мычание, и кляп вылетел, вытолкнутый изнутри мощной струёй дурно пахнущего месива. Сотрясение мозга. Значит, мозги есть, уже радует. Бедолаге дали облегчиться и снова затолкали портянку на место.

– Повторяю – жить хочешь?

На этот раз кивнул осторожно.

– Вот и ладушки. Ты кто будешь, десятник, сотник? Ах да, можешь не отвечать. Боеприпасы наши куда дели?

Тот бросил косой взгляд на пристань и мелко-мелко замотал головой, изображая полное неведение. Я что, похож на человека, которого можно спокойно обманывать?

– Значит, не знаешь?

Подтверждает.

– Но когда узнаешь, то расскажешь обязательно, так? Тогда номер мобильника запиши, придурок, звякнешь при случае. Пошли отсюда, Андрей.

Глаза пленника вспыхнули радостью, видимой даже в предрассветных сумерках, но тут же округлились, наполнились болью.

– Я же ничего не обещал? – сын сделал шаг в сторону от падающего тела и сунул нож за голенище. – Так?

Не ответил. Чего говорить, если и так понятно? Достал фляжку.

– Глотни.

– Зачем?

Да… времена и нравы. Я после первого чуть не неделю отходняк ловил, а тут… Или это не первый? Нет, из огнестрельного оружия были… Озлобились мы. К чужим озлобились. Может и к лучшему – своих больше любить будем.

– Пей, говорю.

Тёмная громадина двухэтажного дебаркадера, плохо различимая на фоне берега, выглядела чем-то нереальным и потусторонним. Примерно как «Титаник» с точки зрения айсберга. Вообще-то мы и приближались с почти одинаковыми целями. Почти, это потому что утопить вряд ли получится. Потихоньку, стараясь не плескать вёслами, подгребаю кормой вперёд. Там уже Андрей приготовился швартоваться. Только бы никому не пришло в голову выйти подышать свежим воздухом.

Лёгкий толчок, сын привстаёт и вяжет верёвку за свисающую с борта автомобильную покрышку. Их много, через каждые полтора метра, как будто специально сделано для удобства диверсантов. Резиновую лодку разворачивает течением и прижимает правой стороной к скользкому от тины бетону корпуса. Отлично, можно и мне десантироваться. Сколько раз в детстве приходилось вот так же… хулиганы и малолетние преступники. Только тогда нас больше интересовали сети, растянутые местными браконьерами для просушки. Или втихаря срезать охлаждающуюся в воде авоську с "Жигулёвским" пивом. При определённой удаче, прогнозируемой по завозу в наш магазин, попадалось "Исетское" или "Мартовское".

Подтягиваюсь, нога сама нащупывает привальный брус. На палубе тихо, только ветерок изо всех сил тужится, но не может захлопнуть распахнутую настежь дверь. Со стороны трапа наверняка и на ключ заперли, а тут оставили. Знакомая привычка. Проползаю под леером. Андрей уже там, показывает пальцем вправо и чертит в воздухе окружность. Правильно, сначала проверить внизу, потом всё остальное. Расползаемся в разные стороны, опять на четвереньках, слишком низко расположены окна – язык не поворачивается назвать их иллюминаторами. С берегового фасада тоже всё тихо – трап убран, и люди, если они здесь есть, чувствуют себя в полной безопасности. Возвращаюсь и жду Андрея. Его нет минут пять, потом появляется и садится рядом, привалившись спиной к стене. Шепчет в ухо:

– Там кто-то зыбку тягает.

Понятно, человеку свежей рыбки захотелось. Зыбка, она же паук, это квадратная сетка на стальных прутках с крестовиной. Простейшее приспособление, в старые времена почему-то объявленное браконьерским. Выставляй шест за борт, да поднимай снасть верёвкой через блок, всех делов. К утру пара вёдер поймана. Как же он нас не заметил? Или только что появился?

– Идём.

Громко сказано – скорее ползём, то и дело приподнимая голову. Выглядываю из-за угла. И где? Вопросительно оглядываюсь на сына, он разводит руками – здесь, мол, был. Щелчок и короткая вспышка зажигалки, на фоне тёмной стены появляется яркая звёздочка сигареты. Боже мой, неужели на свете до сих пор остались курящие люди? Такое ощущение, что живут в благословенном мире, не знающем Нашествия и забот. И смерти от отёка лёгких.

Осторожное касание, Андрей показывает на моё левое запястье, потом на рыбака. Струну? Да пожалуйста… разматываю. Забирает и ползёт дальше, прячась за пожарным ящиком для песка. Сзади видно, как достаёт что-то из кармана и швыряет в воду. Плеск… метеоритом улетает недокуренная сигарета. Сколько успел затяжек сделать, три, четыре? Богато живут, я и в лучшие времена столько не выбрасывал. Встал, шаг вперёд, другой… свинцовый грузик кистеня бьёт рыболова в затылок. Вскакиваю, но не успеваю подхватить падающее лицом на чугунный кнехт тело. И этот готов. Или нет? Ладно, раки разберутся.

Осторожно, чтобы без плеска, отпуская незадачливого любителя свежей рыбки за борт, вдруг задал себе вопрос в духе Достоевского. А какого хрена? В смысле, какого хрена решаю тут, кому жить, а кому нет? Городок процветает, люди сыты, обуты, одеты, и вот вламываются два отморозка, круша всё налево и направо, оставляя за собой горы трупов. Аж мороз по коже. По какому-такому праву?

И тут же в памяти встаёт бледное исхудавшее лицо дочери. Такое, как оно было в первую зиму Нашествия. И её глаза, большие карие глаза, в которых одновременно застыли страх и голод. Да… чтобы больше не видеть этого… Достоевского в жопу!

– Ну что, пошли дальше?

Бросаю взгляд на часы – стрелки уже хорошо видны. Без четверти три, через час взойдёт солнце, и мы будем как на ладони. Поторапливаемся.

– Пошли, – соглашается Андрей и первым входит внутрь дебаркадера.

Узкий коридор. Справа, если не изменяет память, должен быть камбуз. Сомневаюсь, что он теперь работает, плита-то электрическая, но проверить всё равно нужно. Дверь не заперта – пусто, только у стены громоздятся коробки со знакомой маркировкой. Одна распакована, и оттуда выглядывают густо смазанные маслом банки с тушёнкой. Сколько их здесь? Килограмм четыреста, при экономии нашему Дуброво на год хватит. Если успеем, то что-нибудь захватим.

Дальше каюты. Одна прямо, отдельная, а слева проходная. Из неё должна быть дверь в подсобные помещения и дальше. В зал ожидания. Показываю Андрею:

– Справишься один?

– Не знаю, – недобро усмехается он и делает шаг вперёд.

Мне некогда смотреть. Если всё будет в порядке, то догонит, а если нет… А если нет, то тоже догонит – Чертобоя-младшего без хрена не съесть. Сам тихонько нажимаю на ручку. Толчок, ничего не скрипит… аккуратные, сволочи. Внутри никого, но сердце радостно колотится – оружейная комната! Сразу узнаю наши двустволки, они небрежно брошены на стол, не удостоившись чести попасть в пирамиды, в которых и без того есть чем поживиться.

С нежностью, которой и сам от себя не ожидал, погладил ближайший автомат. Хотя он сейчас не очень-то и в ходу, так как попытка снарядить патроны дробью закончилась грандиозным пшиком, но это как первая любовь, на всю жизнь. Помню даже номера своих первых АКМ: ИЖ-2810 и СЯ-1185. Надо же, чуть не тридцать лет прошло, а врезалось в память намертво. И неужели всё это богатство придётся оставить? Или, скорее всего, утопить в Оке? Хомячиное нутро старого прапорщика, который ни черта не понимает в заведовании портяночными складами, но умеет стрелять, протестует. Чуть дальше – РПК. Барабаны магазинов сложены отдельно. Нет, не брошу, хоть на кусочки режьте, но не брошу.

За спиной тихие шаги. Резко смещаюсь за пирамиду, одновременно вытаскивая нож. Ложная тревога – Андрей улыбается и протягивает что-то, похожее на незамкнутое кольцо. Серебряная гривна, совсем недавно красовавшаяся на шее сотника Игоря, тяжёлое и бесполезное украшение. Но заберём – бросим в бочки с огурцами, предварительно отмыв от крови и разрубив на кусочки. Хозяйственный мы народ, куда деваться…

Ещё полчаса ушло на зачистку кают нижней палубы – просто входили и резали спящих. Не подсчитывая их. Только одна оказалась заперта изнутри, но на требовательный стук почти сразу же выглянул всклокоченный бородач, тут же получивший шашкой по беззащитно открытой шее. Нет, зря я так пренебрежительно отзывался о своих поделках – удар почти без замаха, с потягом, практически снял голову.

– Нужно было допросить, – проворчал Андрей.

– Некогда! Давай наверх!

Наверху пусто. Совсем пусто, если не считать мирно спящего в мягком кресле часового, которому так и не суждено было проснуться. Так чего же он тут охранял? Двери заперты на замок, а окна занавешены изнутри чем-то плотным – уже любопытно. Ключ нашёлся в левом кармане штанов убитого, в плоской оранжевой коробочке от индивидуальной аптечки. В правом ещё одна, с твёрдыми круглыми лепёшечками бурого цвета, продавленными в центре пальцем.

– Вот он, плановик-производственник, – присвистнул сын. – Они тут что, конопляные поля возделывают?

– Да кто их знает? В наших краях, вроде бы, климат не тот.

– Ну и чёрт им следователь, – решил Андрей.

За дверью остановились, удивлённо раскрыв рты. И было чему удивляться – из какого же музея всё это натащили? И даже трон на высоком помосте, только скипетра с державой не хватает. Или пресветлому князю их ещё не полагается? Нет, должны быть… На огромном ростовом портрете во всю стену – Михаил Сергеевич Негодин во всей красе и при всех регалиях, даже голубая лента "Андрея Первозванного" через плечо. М-да… людей украшает не только скромность. А где же сама светлость? Нету, только за бархатными занавесями минимум восьмиспальная кровать с балдахином. Полезная, между прочим, вещь против комаров. Хочу себе такую же.

Младшему поколению тоже нравится – забрался на шёлковое покрывало прямо в сапогах, поёрзал немного, и поправил подушку под головой.

– О, а это чего у нас? – вытащил мешающий толстый альбом.

А это у нас княжеский фотоархив. Множество снимков с сильными мира ушедшего, кадры из фильмов, отчёты об удачных охотах. Разглядывать некогда, да и незачем – альбом летит на пол. И шашкой по подушке, чтобы пух разлетался во все стороны и белой метелью кружился вокруг. Варвары мы, или просто так, погулять вышли?

– А теперь сваливаем отсюда! Время, Андрей!

Но его уже нет на кровати – потрошит содержимое большого резного шкафа в стиле одного из французских королей. Оттуда широким веером сыпятся на пол бумаги с двуглавыми орлами на печатях, другие, меньшего размера, заклеенные в толстые пачки крест накрест широкими лентами с эмблемой банка. Всё это мусор, не стоящий внимания. И зачем копит, на память? На самой верхней полке старинный бинокль в латунном корпусе. Он как сюда попал? Заберу.

– Время!

Бежим вниз, скользя ладонями по поручням трапа. Там всё так же тихо и спокойно, берег чист и безмятежен, только выделяется светлым пятном кольчуга встреченного нами на половине дороги бородача. Но народ ещё спит, четыре часа утра – несусветная рань для провинциального городка даже до Нашествия. Сейчас тем более.

Командую:

– Давай в оружейку, нужно ещё успеть все лодки к последнему плаванию подготовить.

– Все?

– Чужие.

– А наша…

– Ты что, собрался на вёслах плюхать?

Андрей козырнул двумя пальцами на польский манер, щёлкнул каблуками и умчался. Вернулся почти сразу же, волоча за собой ящик гранат и подозрительно позвякивающую коробку.

– Водка?

– Где? А, это… нет, только посуда. В книжке одной хорошей прочитал, – он вкрутил запал в "эфку" и, придерживая скобу и затаив дыхание, затолкал гранату в стакан. Получившуюся конструкцию поставил на палубу и принялся готовить следующие. – Подашь потом?

Когда набралось двенадцать штук, спрыгнул вниз:

– Давай, только осторожнее.

– Поучи ещё отца! – в ответ ржёт, показывая крепкие белые зубы. – Лови!

А чего, и я шутить умею. Вот смеху будет, когда наши подарки выкатятся под ноги предполагаемой погоне. Если, конечно, решат догонять на вёслах – моторы мы просто утопили, предварительно поковыряв ножом везде, где только можно. Себе оставили "Казанку", пусть и не такую вместительную как "Прогресс", зато вертлявую как блоха, и не такую тяжёлую, движок меньше жрать будет.

Ещё минут сорок перетаскивали арсенал. Сердце кровью обливалось, когда полсотни автоматов отправились на дно – места не хватало, хотя резиновую лодку решили взять на буксир. Уж лучше загрузить патронов, которых оказалось на удивление много, в том числе и к охотничьим ружьям. Особым сюрпризом стали восемь стандартных коробок с капсюлями. Вот это, пожалуй, чуть ли не важнее хлеба. Свои старые запасы, сделанные в опустевшей Ворсме, подходили к концу, а без них… тот же конец, только с яйцами и в профиль. У Гусей-номерных, кажется, оставалось что-то, но с этими крохоборами связываться…

Руки дрожали, и к горлу подкатывал комок, когда принимал невиданное богатство и перегружал в лодки. Последним взял длинный ящик с нарисованным на крышке крестом – явно не заводская маркировка, нанесена небрежно и совсем недавно.

– Тут чего?

– РПГ.

Ну ни фига себе!? Что же это наши невольные благодетели бомбанули, если в обычной караулке на пристани есть гранатомёт? Ладно, пусть необычная караулка, будем считать одной из княжеских резиденций, но тогда что есть в остальных? Миномёты и безоткатные орудия? С кем собрались воевать? Не удивлюсь, если с нами. Имею в виду со всеми вольными поселениями.

– Андрей, ты где?

Пропал, наверняка готовит сюрпризы. Во всяком случае, растяжек стоит понаставить везде, лишними не будут. Ну а я пока займусь…

– Пап…

– Ну? – поднимаю голову. Сын стоит с биноклем в руке и несколько растерянным видом. – Всё готово?

– Почти. А ты случайно не знаешь, во сколько в церкви заутреня начинается?

– Представления не имею. Но, судя по названию, очень рано.

– Тогда пошли встречать богомольцев.

– Каких ещё богомольцев?

– Сейчас сам увидишь.

Увидел, мля… лучше бы и не смотрел. Не понимаю – у всех цивилизация закончилась три года назад, а в районе Павлова по Оке вполне оживлённое судоходство. Вчера вечером моторки туда-сюда сновали, а сегодня целый корабль идёт. По речным меркам, конечно, корабль. А так спускающийся сверху толкач РТ-300 галоша галошей, только в увеличенных масштабах. Цифры там, это мощность двух дизелей в лошадиных силах, как у не слишком крупного автомобиля. Но галоша простая как велосипед, и надёжная как лом. Для экипажа достаточно четверых, чтобы вахты поделить, но если приспичит, то и в одиночку можно управиться. Что, в принципе, и приходилось когда-то делать.

Сразу после школы и до армии я на таком же отходил полторы навигации рулевым-мотористом. И как самый молодой по возрасту и званию, часто оказывался единственным трезвым человеком на судне. И если баржа со щебёнкой могла и подождать, то за задержку груза арбузов из Камышина могли настучать по голове. И по печени тоже. Ничего, доводил без проблем, только в шлюзах метался как угорелый между рубкой и швартовыми кнехтами. Зато научился причаливать без панически-матерных криков высокой принимающей стороны.

– Откуда он взялся? – Андрей откинул крышку принесённого из лодки ящика и изучающее разглядывал гранатомёт.

Понятно откуда, и как же я раньше не сообразил. Резиденция Негодина до Нашествия располагалась не в самом Павлово – в деревушке на другой стороне Оки в трёх километрах выше по течению. То ли Щукариха, то ли Шмакодявкино какое… не помню, да и неважно сейчас. А важно то, что Михаил Сергеевич и сейчас живёт там постоянно, приезжая в собственную "столицу" как на работу. Интересно, на кораблике есть синяя мигалка, или она уже не актуальна?

– Андрюш, давай-ка на верх забирайся. И пулемёт прихвати.

– Зачем? – удивился сын и похлопал по ящику. – Неужели этого не хватит?

– Давай не будем торопиться. Хорошо? Прикроешь меня в случае чего.

– А-а-а…

– Мысль одна в голову пришла.

Через десять минут, удостоверившись, что из подвешенного на перила второго этажа спасательного круга выглядывает пулемётный ствол, я встречал дорогих гостей. Не знаю, как здесь это принято делать, но для верности помахал рукой и растянул рот в улыбке. Коротко рявкнула сирена, меня увидели, и на палубе толкача появились двое в оранжевых надувных жилетах. Чёрт, нужно было тоже надеть, вон он на гвоздике висит. Ладно, поздно уже, и так сойдёт.

РТ-300 сделал полукруг, разворачиваясь носом вверх по течению, и приближался к дебаркадеру левым бортом. В рубке торчал кто-то в белой фуражке, видимо, капитан. Так, а где остальные? В трюмных каютах, насколько помню, можно ещё человек десять без тесноты разместить. Если потесниться, то и взвод влезет. Но не будут же они там сидеть? Или будут? В принципе, не должны, вряд ли кому охота шляться по трапам туда-сюда – три километра рейс недальний. Значит, если кто там и есть, сидит в кают-компании. И как назло на её окошках занавески.

До чего же неуютно стоять, зная, что возможно находишься под прицелом десятка стволов. Стрёмно, я бы сказал.

– Эй, на палубе! – один из бородачей в жилете бросил швартов. – Принимай!

Подхватываю толстый канат в полете, и набрасываю петлю на кнехт. Что ещё? Хлебом-солью встречать не нужно?

– Новенький? – в глазах нет подозрения, только превосходство устроившегося на тёплом местечке над неудачником.

– Из разведки перевели по ранению, – хм… есть же у них хоть какая-нибудь разведка?

В ответ оба заржали, от избытка чувств хлопая себя по ляжкам, будто собираясь пуститься в пляс. И чего такого смешного?

– Спецназ ГРУ, ага! – продолжали веселиться бородачи. – Сотник-то где, в передовой дозор ушёл?

Молчу. Толкач застыл у дебаркадера, но дизеля ещё продолжали работать на холостых оборотах. Лязгнул перекинутый на палубу алюминиевый трап. Одновременно с этим распахнулась дверь надстройки…

– Смирно! – голос капитана из колокольчика репродуктора смог бы поднять и мёртвых. Но не поднял.

Появившийся в дверном проёме невысокий седоволосый тип, с седыми же усами, недоумённо покрутил головой, видимо ожидал более радостной и представительной встречи. Два автоматчика охраны, шагнувшие следом, застыли с каменными лицами. Батюшки, да это же сам Михал Сергеич к нам пожаловал!

– Где все? – Негодин ещё раз оглянулся, наливаясь дурной кровью. – Где все, я спрашиваю?

Ну и чего ему на это ответить? Разве что тоже спросить, остались ли ещё люди на судне? Не поймёт…

– Один! Везде один! В час испытаний, посланных свыше, только я один думаю о будущем! Думаю о настоящем! А остальное быдло спит! Меня, великого человека, ответственного за возрождение цивилизации и культуры, встречает всего один воин! Погоди… – Негодин перестал орать и заговорил нормальным голосом, слегка гнусавя в окончаниях слов. – Я один и ты один – это знак. Это символ! Символ избранности!

Что за херню он несёт? Охранники воротят морды в стороны, видимо выслушивают подобное каждый день, но так и не смогли привыкнуть.

– Я благодарю тебя, воин! Ты подтвердил! Да, подтвердил!

Бля, да ведь он под кайфом. Скорее всего на кокаине, но дорожка ещё не растянута на весь стол, так, на половину только. Видел в своё время таких, утверждавших, что могут соскочить в любой момент. Теперь кое-что проясняется – марионетка, кукла на троне, за ниточки которой дёргал покойный сотник. Вот кого бы поспрашивать вдумчиво и с пристрастием. Поторопились мы, однако.

– Подойди сюда, воин!

Я что, похож на дурака? Даже если и так, то внутри всё равно умнее, чем выгляжу снаружи. Особенно в этой дурацкой кольчуге.

– Андрей!!!

Короткая пулемётная очередь со второго этажа прошлась по рубке, кроша боковые стёкла. Моя задержалась на полсекунды, пока поднимал висевший стволом вниз на плече автомат, и перечеркнула стоявшую передо мной троицу. Бронежилетов на них не было. Следующими – швартовую команду.

– Ух, мать! – сверху грохнуло, это сын прыгнул с перил ограждения прямо на балкончик мостика и, свесившись через леера, добавил бородачам.

– Рикошеты, балбес!

– Так осторожно же, пап!

– Спускайся, – я шагнул на трап и прикрикнул на одного из охранников Негодина, который ещё оставался в сознании и лежал привалившись к шлюп-балке. – Руки!

– Я…

– Руки, говорю! За голову!

Распахнулась дверь надстройки и тяжёлый приклад пулемёта превратил затылок пленника в кровавое месиво.

– Ты…

Вместо ответа сын молча прошёлся по палубе, стреляя лежащим в голову. Потом, с трудом удерживая дрожащими руками оружие, повернулся ко мне:

– Пошли чего покажу.

Идти оказалось недолго, всего два шага по коридорчику и сразу налево, в кают-компанию.

– Это…

– Угу, – Андрей сдёрнул с дивана покрывало и набросил на распятое на столе тело. На то, что осталось от тела молоденькой, судя по росту лет двенадцати, девчушки.

– С-с-суки….

Глава 7

– А на том берегу – незабудки цветут. А на том берегу – звёзд весенний салют. А на том берегу – мой костёр не погас. А на том берегу – было всё в первый раз, – дробинки падали в стеклянную банку, но Андрей, мурлыкающий под нос незатейливую песенку из своего детства, всё продолжал выковыривать их пинцетом из моего плеча и шеи. – Ничего так тебя приложило, слава богу, не картечью. Ещё обезболивающего?