Текст книги "Энциклопедия заблуждений. Война"
Автор книги: Андрей Донец
Соавторы: Юрий Темиров
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
Потери Советского Союза в Великой Отечественной войне
В статье «История с историей» мы уже писали о том, насколько сложной в советское время для честного научного исследования была тема Великой Отечественной войны. Одно из веских доказательств тому – проблема людских потерь Советского Союза в ней, которая, как и другие «болевые точки» Отечественной войны, подвергалась нещадной фальсификации. До настоящего времени мы, судя по всему, заблуждаемся относительно точного количества погибших в той войне. Именно в том, чтобы это стало очевидно для всех, и состоит цель нашей статьи.
В августе 1946 года на Парижской мирной конференции В. Молотов заявил, что «потери Советского Союза за период войны составляют 7 млн человек». Эту же цифру ранее, в феврале 1946 года, называл и Сталин. Вскоре член политбюро ЦК ВКП(б), бывший председатель Госплана и заместитель председателя Совета Министров СССР Н. Вознесенский обнародовал другие данные – 15 млн жертв. В 1961 году Н. Хрущев в письме премьер-министру Швеции впервые определяет людские потери СССР в «два десятка миллионов жизней советских людей». Четыре года спустя в докладе на торжественном заседании, посвященном 20-летию Победы, Л. Брежнев сказал о «более 20 млн погибших». Наконец, М. Горбачев, выступая на торжествах по случаю 40-летия Победы, назвал еще одну цифру – 27 млн. Так во сколько же людских жизней обошлась советскому народу та страшная война? Сколько из них приходится на военные потери и сколько – на гражданские?
На рубеже 80–90-х годов сотрудники Института военной истории Министерства обороны СССР с помощью новейших методик подсчета попытались обосновать цифру 26–28 млн погибших за годы Великой Отечественной войны. При этом на счет боевых потерь они отнесли только 8,6 млн человек. Последнее число, продолжавшее, по-видимому, советскую традицию занижения боевых потерь, не стыкуется с целым рядом весомых фактов. Председатель украинской редакционной коллегии «Книги памяти» генерал армии И. Герасимов, ссылаясь на картотеку Центрального архива бывшего Министерства обороны СССР, утверждает, что в названной картотеке содержатся фамилии 16,2 млн павших солдат и сержантов, 1,2 млн офицеров, 3–4 млн пропавших без вести и 5,75 млн военнопленных. Эти данные в целом подтвердил и представитель Главархива Российской Федерации. Он заявил, что подсчеты с использованием новейших компьютерных технологий дали результат безвозвратных военных потерь Советского Союза в 19,5 млн солдат и офицеров. И еще одно свидетельство. Работавшая на освобожденных от оккупантов территориях СССР Чрезвычайная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских оккупантов и их пособников, изучившая 54 тыс. актов нацистского террора в отношении мирного населения оккупированных советских территорий, пришла к выводу о 10 млн жертв среди гражданского населения. Эти материалы использовались в качестве доказательств обвинения на Нюрнбергском процессе. Таким образом, во-первых, общее количество погибших никак не может быть меньше, а скорее всего, превышает 27 млн человек. Во-вторых, и раньше, в советское время, и сейчас мы имеем дело с упорным стремлением некоторых исследователей занизить число боевых потерь Красной Армии, «списав» часть жертв на мирных граждан.
Сейчас этот факт стал общепризнанным: немецкие потери на протяжении всей войны были значительно меньше советских. Среди российских историков распространено такое соотношение потерь (в пользу Германии): 1:3 – в начале войны, 1:2 – в конце. Впрочем, человеку, который специально не занимается изучением военных потерь, будет чрезвычайно сложно проверить и эти цифры. Даже у авторов постсоветских изданий сохраняется необъяснимое желание запутать читателя. Излюбленный прием – приводить несопоставимые данные.
Возьмем, к примеру, солидное, в 4-х книгах, академическое издание «Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки» (Москва: Наука, 1998). Во второй книге «Перелом» авторы, подводя итоги 1943 года, приводят описание немецких потерь: «В 1943 году было пленено 442 623… солдата и офицера, а общие потери в людях, по сравнению с предыдущим годом, выросли почти в 1,9 раза». А вот как подается соответствующая информация касательно СССР: «Не следует, однако, понимать, что победы достались Красной Армии малой кровью. Советский Союз заплатил за них дорогую цену. Общие потери советских Вооруженных Сил в людях составили 8538,7 тыс. человек, в том числе 2553,4 тыс. – безвозвратные».
Прямо какое-то задание на любознательность: хочешь сопоставить потери сторон – узнай абсолютные потери гитлеровцев, поищи данные за 1942 год и умножь их на 1,9. Найти их будет не так просто. Во-первых, события 1942 года в данном издании разделены между первой и второй книгами. Во-вторых, сводные данные немецких потерь за 1942 год просто отсутствуют! Кое-что могла бы прояснить динамика среднесуточных потерь. Но, опять-таки, по Красной Армии она приводится так: под Сталинградом среднесуточные утраты составляли 5648 человек, под Курском – 16 927 человек, на Днепре – 27 300 человек (самые большие за всю войну). А по вермахту таковые данные отсутствуют.
Не менее «прозрачно» названное издание информирует читателя о потерях техники: «Только потери сухопутных сил вермахта с ноября 1942 до конца 1943 года составили почти 7 тыс. танков, 14,3 тыс. боевых самолетов». Как вы поняли, это о Германии. Теперь об СССР: «Только за летне-осеннюю кампанию 1943 года Красная Армия потеряла свыше 18 тыс. танков и САУ (в 2,2 раза больше, чем в зимней кампании 1942/1943 годов)». Как говорится, без комментариев, хотя от некоторых комментариев удержаться сложно. Во-первых, на вооружении каких еще родов войск, кроме сухопутных, могут находиться танки? Во-вторых, какое отношение к сухопутным силам имеют боевые самолеты, находившиеся в ведении люфтваффе? В-третьих, и самое главное, даже замаскированная разделом по кампаниям и объединением с САУ число потерь Красной Армией танков предстает катастрофически большой по сравнению с потерями вермахта.
Столь навязчивое стремление занизить, замолчать или скрыть посредством запутанных подсчетов истинные боевые потери Красной Армии можно объяснить только одним – нежеланием в полной мере признать недостатки советской манеры ведения войны, а прежде всего характерное для нее преступное отношение к человеческой жизни, точно выражаемое фразой: «С потерями не считаться». Как совместим тезис о росте военного мастерства красных командиров с растущими потерями вверенных им подразделений? Совместим, если умение выполнять поставленные задачи «малой кровью» не относить к признакам воинского мастерства.
Многое помогает прояснить наблюдение А. Довженко, занесенное им в свой военный дневник: «Вчера я был на Параде Победы на Красной площади. Перед великим Мавзолеем стояло войско и народ. Мой любимый маршал Г. Жуков прочитал торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил он о тех, кто пал в огромном, неизвестном истории количестве, я снял головной убор. Шел дождь. Оглянувшись, я заметил, что шапок больше никто не снял. Не было ни паузы, ни траурного марша, ни молчания. Были сказаны, как между прочим, одна или две фразы. Тридцать, если не сорок миллионов жертв и героев как будто провалились в землю или и вовсе не жили, о них вспомнили как о понятии».
Советская манера воевать является родным детищем коммунистического тоталитаризма, ведь социализм строили таким же способом, «не считаясь с жертвами», во имя светлого будущего. Таким образом, скрывая всю правду о том, как Красная Армия воевала в той войне, историки сознательно или подсознательно обеляют бесчеловечную коммунистическую утопию.
Вспоминаются слова песни из кинофильма «Курский вокзал»: «И только нам нужна одна победа, одна на всех – мы за ценой не постоим». Победа нам действительно была жизненно необходима, но за цену нужно было стоять всеми силами, ведь измерялась она людскими жизнями.
Правда ли, что советские солдаты не участвовали в боевых действиях в Анголе?
Многое ли мы знаем об истории Анголы? Возможно, кто-то из читателей все же припомнит, что эта страна, бывшее португальское владение, в 1974 году освободилась из-под колониального гнета и объявила о своей независимости. Возможно, кто-то знает еще и о том, что в 1975 году была провозглашена Народная Республика Ангола, ставшая на социалистический путь развития, что явилось причиной гражданской войны. Последняя, то затухая, то разгораясь с новой силой, продолжается по сей день. Вооруженным силам правительства Анголы противостоят отряды оппозиционной группировки УНИТА. Вот, пожалуй, и все.
Однако и сегодня многие уверены, что Советский Союз, как заявляли его высшие руководители, не оказывал Анголе военной и экономической помощи. В контексте этого до сих пор актуального заблуждения небезынтересно рассмотреть законные вооруженные силы данной страны.
А они были построены по образу и подобию советских. И ничего удивительного тут нет, поскольку строили их советские же военные специалисты. Любопытно другое: факт военной и военно-технической помощи Анголе длительное время Советским Союзом не разглашался и не признавался. Даже в 1989 году в разгар Перестройки, гласности и прочего «нового мышления» официальная Москва заявила на весь мир, что советские солдаты в военных действиях за рубежом не участвуют. На самом же деле советские специалисты работали в Анголе с 1975 года, оставались они там вплоть до вывода в 1991 году. За это время ни много ни мало 11 тыс. советских военных специалистов успели «не поучаствовать в боевых действиях» в государстве на юго-западе Африки. 54 из них погибли на чужой земле. Но давайте вернемся к началу «советско-ангольской дружбы» (очень популярное в официальных документах того времени определение межгосударственных отношений).
Итак, с середины 70-х годов Советский Союз начинает поддерживать Народную Республику Анголу, избравшую, напомним, социалистический путь развития. На тот момент из восьми португалоязычных стран Ангола была наиболее развитой во всех отношениях и могла бы послужить отличной основой для распространения социализма на юге Африканского континента. Советскому Союзу как лидеру мирового социализма упускать такую возможность было бы просто грешно. Однако помимо благородной цели экспорта социализма преследовались и более прагматичные – распространение советского влияния в Южной Африке. С наступлением разрядки в международных отношениях борьба за сферы влияния между СССР и США отнюдь не прекратилась.
Геостратегическое положение Анголы было, мягко выражаясь, соблазнительным. Перед искушением, как говорится, не устояли. На военно-морской базе в Луанде, столице страны, постоянно находилась оперативная бригада надводных кораблей ВМФ СССР, что давало возможность полностью контролировать морские пути из Индийского в Атлантический океан и из Африки в Северную и Южную Америку. Советские подводные лодки заходили в порты Анголы на дозаправку и отдых. Не забывали их и торговые суда «старшего брата» всех угнетенных и бедных народов. На аэродроме в Луанде регулярно приземлялись самолеты-разведчики ВВС СССР. Работая на маршруте Североморск – Гавана – Луанда – Североморск, советские летчики могли полностью контролировать соотношение сил в Атлантике.
Кроме того, помощь ангольским товарищам сулила и немалые экономические выгоды. Имея большие запасы нефти, алмазов, урана и молибдена, Ангола представляла собой некий стратегический «остров сокровищ» (на таких «мелочах», как бескрайние плантации кофе, красного и черного дерева, акцентировать внимание не будем). Уже в то время в территориальных водах Анголы работала советская рыболовецкая флотилия, вылавливая сотни тысяч тонн рыбы ежегодно.
Помощь Москвы Анголе в основном была военной. Как уже отмечалось выше, вооруженные силы страны являлись точной копией советских. Наши военные специалисты присутствовали практически во всех главных и центральных управлениях вооруженных сил и фронтовых зонах. Основные задачи, возлагавшиеся на них, состояли в анализе обстановки в различных сферах военной деятельности и выработке предложений. Но очень часто они непосредственно принимали участие и в проведении фронтовых операций.
Немаловажную роль сыграл СССР в материально-техническом обеспечении вооруженных сил Анголы, которое выражалось в поставках боевой техники и боеприпасов. По оценкам специалистов, хорошо зарекомендовали себя танки Т-54Б, Т-55, БМП-1, а также артиллерийские системы, самоходные зенитные установки, стрелковое вооружение. В боях принимала участие советская авиация (самолеты МиГ-21БИС, МиГ-23МЛ, Су-22МИ, вертолеты МИ-17, МИ-24), ведомая нашими летчиками, так как ангольских научить управлять сложной техникой оказалось не так легко. ВМФ Анголы состоял из произведенных в СССР малых и средних десантных кораблей, торпедных и ракетных катеров. Надо признать, что Москва не решилась послать в Африку кадровые соединения ВС СССР. Эту «черную работу» на поле боя за советских солдат сделали кубинские интернационалисты.
Помощь советских военных сыграла решающую роль в том, что Народная Республика Ангола устояла перед многолетним вооруженным натиском оппозиционных военных формирований УНИТА. Не вполне понятно только, зачем надо было так долго скрывать факт военной помощи Анголе, вводя в заблуждение, прежде всего, свой народ – Запад об этой «поддержке народно-освободительного движения» был прекрасно осведомлен.
«Пражская весна»
Где только не пытался мировой империализм подорвать уверенную поступь коммунизма – в Польше, Венгрии, ГДР. «В 1968 году враги социализма предприняли новую диверсию против социалистического содружества. Летом этого года в Чехословакии активизировались антисоциалистические силы, подстрекаемые империалистами Запада… Опасность усугублялась тем, что с контрреволюционными силами сомкнулись правооппортунистические элементы в КПЧ» – так характеризует события в Праге «История Коммунистической партии Советского Союза». И далее: «Сложившаяся в Чехословакии обстановка вынудила европейские государства социализма принять срочные и энергичные меры для предотвращения контрреволюционного переворота. В августе 1968 года Болгария, Венгрия, ГДР, Польша и СССР… ввели свои войска на территорию Чехословакии».
Можно ли назвать те события войной? К счастью, классических военных действий тогда не происходило, но для «усмирения» антисоциалистических сил было задействовано более 100 тыс. военнослужащих. Так что война все же имела место – война против права чешского и словацкого народов на самоопределение. Интерпретация партийными историками сути событий, а также того, «кто был who», и роли Запада в них породила множество заблуждений, о которых мы и поговорим ниже.
Существует мнение, что в 1968 году в Чехословакии в целом был осуществлен отработанный в 1956 году в Венгрии сценарий «защиты социализма». На самом деле здесь была и своя специфика, существенным образом определившая ход событий. С одной стороны, чехи и словаки, как и венгры, не имели длительного опыта жизни при социализме. С другой, Чехословакия до прихода к власти коммунистов являлась одной из наиболее развитых стран Европы. По этой причине там гораздо болезненнее воспринимались «отдельные недостатки» плановой экономики и социалистического образа жизни. Поэтому именно экономический кризис 1963 года стал толчком к распространению реформаторских идей. И еще одно важное отличие: кризис в Венгрии пришелся на так называемую «оттепель», тогда как события в Чехословакии совпали с приходом к власти в Советском Союзе неосталинистов во главе с Л. Брежневым.
Как это часто бывает, генератором реформаторских идей выступила интеллигенция. Еще в 1956 году на съезде чешских писателей прозвучала критика таких принципов, как руководящая роль в обществе Коммунистической партии Чехословакии (КПЧ), принципа партийности художественного творчества и т. д. Однако возможность реализовать реформы на практике появилась только после того, как необходимость построения новой модели социалистической демократии была осознана частью партийного и государственного руководства страны. Неудивительно, что первую конкретную программу реформ предложил директор Института экономики О. Шик, который одновременно представлял и научную интеллигенцию, и руководство КПЧ, так как являлся членом ее ЦК.
Программа Шика (опубликована в октябре 1964 года, одобрена XIII съездом КПЧ в июне 1966 года) в основном была направлена на совершенствование социалистической плановой экономики. Тем не менее предложенные ею мероприятия – ограниченное введение рыночных отношений, договорного ценообразования, децентрализация управления хозяйством, расширение прав предприятий – неизбежно влекли бы за собой политические последствия, в том числе определенную демократизацию общества. Все это прекрасно понимало неосталинистское руководство КПЧ во главе с А. Новотным. Оно не только всячески препятствовало осуществлению плана Шика, но и попыталось перейти в контрнаступление на реформаторов. Сигналом к нему стала отмена с 1 января 1967 года введенного в 1963 году закона о либерализации цензуры. Затем репрессии обрушились на писателей, которые с трибуны очередного своего съезда посмели критиковать политику КПЧ.
Борьба реформаторов и неосталинистов в руководстве КПЧ продолжалась всю осень 1967 года, Новотный активно апеллировал к Москве, пугая ту негативными для СССР последствиями прихода к власти реформаторов. Несмотря на это, в январе 1968 года первым секретарем ЦК КПЧ был избран А. Дубчек, один из лидеров реформаторов. Полностью последние укрепились у власти летом 1968 года после ухода Новотного с поста президента страны и исключения его из коммунистической партии.
В апреле 1968 года новое руководство КПЧ обнародовало план действий, содержавший следующие ключевые направления реформ:
– отказ от принципа руководящей роли партии, замена его принципом добровольной поддержки политики КПЧ населением;
– утверждение гражданских прав и свобод – свободы слова и мысли, свободы от незаконных действий органов государственной безопасности;
– отказ от монополии одной партии (или коалиции партий) на власть (правда, принцип многопартийности официально провозглашен не был);
– уравнивание в национальных правах чехов и словаков, переход к федеративному устройству государства;
– реформирование экономики, основанное на внедрении элементов рынка и децентрализации.
Хотя большинство населения поддерживало реформы, громко раздавались и голоса неосталинистов, обвинявших Александра Дубчека и его единомышленников в ревизионизме. К тому же возможные результаты «пражской весны» (так впоследствии назовут попытку реформ) стали осознаваться в Кремле. Москва принуждает Дубчека согласиться на проведение на территории страны маневров войск Организации Варшавского договора. Руководство КПЧ засыпают коллективными письмами лидеры государств ОВД с требованием пресечь деятельность антисоциалистических сил. Серьезность намерений «братьев» по социалистическому лагерю подтверждал тот факт, что советские войска не спешили покидать Чехословакию после окончания маневров. В результате серии переговоров между А. Дубчеком и Л. Брежневым первому пришлось подтвердить лояльность к ОВД и пообещать бороться с антисоциалистическими настроениями в обмен на вывод из страны советских подразделений.
Уступки лидеров КПЧ не спасли «пражскую весну». 18 августа 1968 года совещание руководителей пяти стран-членов ОВД оценило реформы в Чехословакии как угрозу «завоеваниям социализма». Тогда же обнародовали письмо чехословацких политических и общественных деятелей, в котором они «просили» с целью «защиты социализма» ввести в страну войска ОВД. Понятно, что Москва на «мольбу о помощи» незамедлительно откликнулась.
В ночь с 20 на 21 августа 1968 года воинские подразделения Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши и СССР перешли границы Чехословакии. Как уже отмечалось выше, контингент насчитывал 124 тыс. солдат и офицеров, 500 танков. «Союзнические» войска установили контроль над стратегическими пунктами, среди которых, что показательно, оказалась и Академия наук, конфисковали оружие у милиции. Руководство государства и партии во главе с А. Дубчеком выступило с «Обращением к народу Чехословакии», в котором осудило действия «союзников» по ОВД как противоречащие международным нормам, но призвало население сохранять спокойствие. Вскоре правительство было задержано и отправлено самолетом в Москву. Президент Чехословакии Л. Свобода (тот самый командир Чешской бригады в составе Красной Армии в годы Второй мировой войны) приказал армии оставаться в казармах и призвал население не оказывать сопротивление оккупантам, что спасло страну от массового кровопролития. Не вняла голосу разума в основном студенческая молодежь, и на улицах различных городов все же погибло около 30 человек.
Государственной делегации, прибывшей в Москву во главе с Л. Свободой, пришлось согласиться на «Программу выхода из кризисной ситуации» (так называемый Московский протокол), которая предусматривала временное размещение на территории Чехословакии советских войск и, само собой, свертывание реформ. Единственным нетронутым последствием реформ стало федеративное устройство ЧССР. Обратим внимание на то, что Кремль не решился сразу отстранить от руководства КПЧ либералов. А. Дубчек был заменен на Г. Гусака (тоже, кстати, реформатора, но более осторожного) только в 1969 году.
Непредвзятый анализ событий в Чехословакии показывает, что ведомые КПСС неосталинисты братских социалистических стран фактически сорвали попытку путем модернизации продлить жизнь уверенно заходившему в тупик социализму. Корни кризиса находились в нежизнеспособной природе социализма. «Империалистический Запад», как и в Венгрии в 1956 году, предпочел не вмешиваться. Хотя без его «руки» все же не обошлось. В эпоху «реального социализма» предпочитали не упоминать о нескольких обстоятельствах. Во-первых, о влиянии на чешских реформаторов идей неокостеневшей западной марксистской мысли. Критика советского варианта марксизма и тоталитарного социализма стала особенно активной после подавления в 1956 году демократической революции в Венгрии. Во-вторых, действия СССР и его марионеток в Чехословакии осудили не только в ООН и не только капиталистические государства. Против подобной «взаимопомощи» выступили представители крупнейших коммунистических партий Западной Европы, в том числе Франции и Италии. И последнее. Вовсе не упоминалось о связи «пражской весны» со студенческими выступлениями в западных университетах.