Текст книги "Число зверя (сборник)"

Автор книги: Андрей Баширов

Соавторы: Геннадий Гацура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

– Антон! Ты не знаешь, что там происходит?

– Да ничего особенного. Там, видите ли, пакистанцы сложили подарки на всю делегацию, а на каждый сверточек этикетку приклеили, чтобы не перепутать, кому какой подарок. Начальнику охраны показалось, что у него сверточек слишком маленький, так он свою этикеточку снял и на сверток побольше, который летописцу адресован, и переклеил, а его этикеточку, напротив, на свой подарок хотел поместить, да летописец застукал его за этим делом. Вот они и разбираются.

– Ну и свора! – передернуло Андрея Васильевича. – Скорей бы уж они ехали отсюда.

* * *

Андрей Васильевич маялся на аэродроме в томительном ожидании, с тоской думая о том, когда же все это кончится и генерал наконец-то улетит в Москву. Сколько еще ждать, пока туркмена привезут? Час-два, а то и больше? Пока вертолет сгоняют в Афганистан, пока прилетят обратно… Может быть, моджахеды еще захотят прощальную пресс-конференцию устроить для вящего эффекта?

Размышления Андрея Васильевича были прерваны топотом подбежавшего водителя посла.

– Эй, давай скорее в зал! Тебя посол зовет!

В зале ожидания на скамеечке рядом с послом сидел генерал. Посмотрев с досадой на подошедшего Андрея Васильевича, он раздраженно сказал:

– Объясни ты мне наконец, с кем из этих моджахедов можно дело иметь? Кто из них нормальный, а не экстремист, ну и так далее. Я здесь даром два дня потерял, а с кем из них говорить можно как с человеком, непонятно. С Моджаддеди, что ли?

«Здорово! – мелькнуло в голове у Андрея Васильевича. – Мы ведь ему перед визитом целый набор документов посылали об Афганистане и моджахедах, для его личного ознакомления. Не читал, значит».

– Так! Лидеров моджахедов и их партии можно условно поделить на…

– Нет, погоди, не торопись, мне же записать надо, – перебил Ручкин и стал сосредоточенно рыться в своем «дипломате». – Вот ведь, ни клочка чистого бумаги нет. И где только моего помощника черти носят? Ладно, и это сойдет. – Генерал достал старый почтовый конверт, положил его чистой обратной стороной вверх на крышку «дипломата» и уставился на Андрея Васильевича.

– Давай рассказывай, а я запишу.

Рассказывал Андрей Васильевич недолго. В зале вдруг усилился гул голосов и в дверях показались несколько оживленных моджахедов.

– Ну что, привезли туркмена?

– Привезли, привезли, он там снаружи в машине дожидается.

Пленный туркмен оказался маленьким, невзрачным человечком, который испуганно взирал на собравшуюся вокруг него небольшую толпу русских и моджахедов. Выслушав с непонимающим видом поздравления генерала с предстоящим возвращением на родину, он стал тихо и быстро объяснять что-то одному из моджахедов.

– Что он говорит? – поинтересовался Ручкин.

– Говорит, что возвращаться не хочет, – перевел Андрей Васильевич.

– Как так? Это почему?

– Да он говорит, что он не пленный никакой, а простой афганский туркмен и в армии у шурави никогда не служил. Его, дескать, взяли моджахеды прямо из родной деревни и привезли сюда. Он просит отвезти его обратно.

– Вот как запугали парня, – молвил генерал. – Ничего, это он со страху на себя наговаривает. Приедет домой, успокоится. В общем, сообщи экипажу, что сейчас улетаем. Хватит тут канитель разводить, в Москве разберемся.

* * *

Через три дня посол вызвал Андрея Васильевича к себе. Пригласив его сесть, посол положил на стол две газетные вырезки.

– Видели их?

– Позвольте, взгляну. Да, Виктор Иванович, видел.

– Замечательно, правда? – Посол взял вырезки и стал меланхолично читать вслух: – «Представитель генерала Ручкина, находившегося на днях с визитом в Пакистане, заявил в Москве, что переданный российской делегации под видом военнопленного туркмен таковым вовсе не является». Ну, и так далее… А вот что здесь пишут: «Лидер афганских моджахедов Моджаддеди решительно отвергает обвинение российского представителя по поводу подлинности туркменского пленного. Он считает, что такие заявления спровоцированы агентами КГБ, одним из которых, без сомнения, является и названный представитель генерала Ручкина. Цель этого выпада – не что иное, как стремление бросить тень на желание некоторых афганских партий проявить добрую волю в отношении руководства новой России». Что вы об этом думаете, Андрей?

– Н-да, дела. Вообще-то я ожидал чего-нибудь в этом роде. В Иране Ручкину пленных не дали, здесь тоже Хекматияр дешевый балаган со своим пленным затеял. Список своих военнопленных, как в Москве обещали, моджахеды генералу также не представили. Это понятно – они, во-первых, прекрасно знают, что никаких пленных у нас нет. Почему не указали имена тех своих, кто у Наджиба сидит, – тоже ясно. Им не для размена пленных комиссия нужна, а для того, чтобы втянуть нас в разговоры о судьбе Наджиба и нашей поддержке ему. Именно так они эту комиссию и замышляли. Это, во-первых. Генерал, конечно, огорчился. Ну вот Моджаддеди и прочувствовал момент и решил, так сказать, подсуетиться… Своих-то пленных у него никогда не было, он и приволок этого несчастного туркмена и Ручкину сдал в залог будущих добрых отношений. Так и вижу картинку – спит себе мирно туркменский человек под каким-нибудь урюком, как вдруг на него налетает банда орлов-моджахедов, сообщает, что он, оказывается, советский пленный и, невзирая на крики протеста, запихивает его в вертолет и везет сюда. Бедняга! Что теперь делать, я не знаю.

– А ничего не надо делать. Сами его освободили, пусть теперь сами с ним и разбираются. Да, кстати, я сегодня получил с оказией письмо из Кабула от своего знакомого в нашем посольстве. Знаете, что Ручкин сказал Наджибулле, когда он сразу после Исламабада прилетел в Кабул? «Сидел я против этих моджахедов, а сам думал: „Эх, сесть бы сейчас вместе с тобой в самолет и шарахнуть по ним!“»

И кому только он это рассказывал? Можно подумать, что Наджибу тут же не стало известно, как он моджахедам обещал власть в Кабуле отдать.

– Да еще и пел им, что они истинные представители афганского народа. С чего он это взял? Может быть, он решил, что бандит Хекматияр, который еще студентом в Кабульском университете плескал кислотой в лицо девушкам, если они появлялись не в исламской одежде, – это афганский народ? Да и вообще, кто его уполномочил давать авансы моджахедам?

– Никто. Он сам себя уполномочил – такие сейчас времена. И вообще, Андрей Васильевич, не кипятитесь. Скажите спасибо, что нас не разогнали на все четыре стороны. Хотя кто их знает? Что один из наших новых мидовских хозяев уже изрек, слышали? «Я всю эту шушеру из МИДа вон вымету!»

– Кто это – шушера? – не понял Андрей Васильевич.

Виктор Иванович как-то странно посмотрел на молодого коллегу, пожевал немного губами и сказал:

– Вы, Андрей Васильевич, и есть шушера, надо полагать. И Анвар Назарович, и Сидоров, и иже с нами все наши коллеги из советского МИДа. Почему все-таки шушера, вы спрашиваете? Ну как же – в КПСС состояли? Состояли! На агрессивный советский империализм работали? Работали! Вот и получайте. Ах, вы не ради этого трудились, а на благо Родины? Очень красиво! Вы еще покайтесь в чем-нибудь, это сейчас модно. Может, и примут во внимание… Да вы не расстраивайтесь – я сам-то, по новой терминологии, вообще настоящая крыса Чучундра, поскольку гораздо старше вас всех, в МИДе больше тридцати лет работаю, да и застарелый член партии к тому же. Да… Не думал я, что когда-нибудь за свою службу получу эдакую благодарность.

– Сволочь, – безадресно сказал Андрей Васильевич. – Вы думаете, что он так и сделает?

– А вы у него спросите, – нелюбезно ответил посол. – Я же за слова всякого дурака не отвечаю. Впрочем, не думаю, нет – покуражатся и успокоятся. Работать кому-то надо, так? Вот мы и будем работать с пленными, как и раньше, – без ненужного шума и рекламы.

Глава девятая
АПРЕЛЬ – АВГУСТ 1992 ГОДА

К апрелю 1992 года НДПА практически полностью утратила контроль над страной, моджахеды овладели почти всеми провинциями Афганистана и подошли вплотную к Кабулу. Наджибулла был отстранен от власти и вместе со своей семьей укрылся в миссии ООН в Кабуле. Преобладающие позиции в столице занял альянс Б. Раббани и полевого командира А.-Ш. Масуда.

На первые два месяца на пост президента был назначен С. Моджаддеди, которого затем сменил Б. Раббани. Г. Хекматияр отказался признать их полномочия, а с августа его войска начали массированный ракетный обстрел Кабула.

Российское посольство оказалось в эпицентре боев и обстрелов афганской столицы и в августе 1992 года было эвакуировано.

– Андрей! Приезжай ко мне поскорее. Если можешь, то прямо сейчас, очень тебя прошу, – услышал Андрей Васильевич тихий голос Рахмата.

– Я… – начал было Андрей Васильевич, желая задать какой-то вопрос, но Рахмат перебил его, сказав:

– Жду! – и повесил трубку.

Андрею Васильевичу, немедленно отправившемуся к Рахмату, не приходилось особенно гадать, зачем он так срочно понадобился своему афганскому другу. Только что из Кабула пришло сообщение о задержании Наджиба в кабульском аэропорту, откуда он пытался вместе с семьей вылететь в Индию. Многочисленные депеши, посыпавшиеся из российского посольства в Кабуле вдогонку за первой, передавали много красочных подробностей о занятии афганской столицы моджахедами, но Андрею Васильевичу сейчас особенно четко вспомнилось мрачное обещание некоторых их лидеров расправиться со всеми «прихвостнями» прежнего кабульского режима, которые попадутся им в руки. Не стоило поэтому томить себя догадками и о том, что ждет Рахмата, если его схватит пакистанская охранка, которая вполне могла, хорошенько прокачав его на предмет ценной информации, сдать потом на расправу соотечественникам.

В доме Рахмата было непривычно тихо – не было слышно звонких голосов ребятишек, оживленная атмосфера большой и дружной афганской семьи сменилась ощутимым присутствием страха и паники. Бледная, заплаканная жена Рахмата заглянула в гостиную, спросила о здоровье Веры и тут же, повинуясь нетерпеливому жесту мужа, ушла на кухню. Сам Рахмат, посеревший от волнения, говоря с Андреем Васильевичем, то и дело непроизвольно откидывал голову назад и направо в нервном тике, который он заработал еще несколько лет тому назад в Кабуле, оказавшись невольным свидетелем взрыва пассажирского автобуса.

– Андрей! Спасибо, что сразу приехал. Ты слышал новости? – спросил Рахмат. – Слышал? Все знаешь? Тогда скажи, что мне делать? Что будет с моей семьей и со мной, если мы не скроемся отсюда? Вы можете помочь нам уехать в Москву? Как там в Кабуле? Выпить хочешь? Что делать, а? Охрану с моей виллы уже сняли! Бедные мои дети!

Вопросы и восклицания Рахмата сыпались градом и невпопад. Андрей Васильевич остановил его.

– Сейчас нельзя терять ни минуты! Разговаривать потом станем и выпьем тоже потом, Бог даст. Сиди дома, не высовывайся и на работу или еще куда-нибудь ни в коем случае не езди! Понял? Я еду обратно и доложу послу. Думаю, что сможем помочь.

* * *

В кабинете Виктора Ивановича уже сидел военный атташе, который взволнованно докладывал о том, что его афганского коллегу Гуль Аку с утра успели схватить пакистанцы у ворот собственного дома и увезти в неизвестном направлении.

– Его жена мне названивает каждые полчаса, Виктор Иванович, – сказал атташе. – Она осталась одна с малыми детьми и ждет, что ее саму возьмут с минуты на минуту. Что с ними будет? Надо действовать немедленно – я обзвоню сейчас всех военных атташе и уговорю их предпринять коллективный демарш перед пакистанцами, чтобы его отпустили.

– Толку-то? – буркнул посол и спросил у Андрея Васильевича: – Что у вас? У Рахмата были? Рассказывайте!

Андрей Васильевич рассказал, упирая на то, что надо немедленно запрашивать разрешение у Москвы и вывозить Рахмата вместе с семьей, вечером или хотя бы на следующий день, пока до него еще не добрались пакистанцы. Дождавшись, пока Андрей Васильевич не начал увлеченно, но довольно сумбурно излагать возможные способы незаметного вывоза Рахмата, посол поднял руку и сказал:

– Хватит, хватит, погодите минутку, не мечите зря икру… Лучше меня послушайте. Хорошо, что вы оба здесь вместе, так что два раза повторять мне не придется. Запрос я, друзья мои, уже послал.

– Ну и что, что? – в один голос воскликнули атташе и Андрей Васильевич.

– Что, что? Чего вы раскудахтались, словно яйцо снесли? Дайте мне досказать. Да, послал, и, представьте, Москва с непривычной резвостью сразу же ответила. – Виктор Иванович сделал эффектную паузу и продолжил: – Ответила она следующее, – я вам не дословно, а по сути сообщаю: «Знать ничего не знаем и ко всем этим разборкам больше никакого отношения иметь не желаем. Пусть афганцы выбираются сами, как хотят». Вот так! Награда нашла героев! – Виктор Иванович длинно и нехорошо выругался.

Терпеливо послушав еще пару минут теплые замечания обоих присутствующих в адрес московского начальства, посол подвел итог:

– Словами горю не поможешь, а слезам Москва не верит, как гласит народная мудрость. Вашему другу атташе мы уже ничем помочь не сможем – поздно! Как быть с Рахматом, вы спрашиваете? Ясное дело, что лично мы теперь повязаны по рукам и ногам последними инструкциями – сидеть и не рыпаться! Но все же ничто нам не мешает попробовать вот такой вариантик – съезжу-ка я к послу… или к послу… – Виктор Иванович назвал фамилии послов одной азиатской и одной европейской стран. – Поговорю с ними – у них ведь отношения с Кабулом были неплохие, и Рахмата вашего они привечали. Может быть, они его вывезут. Это единственное, что мы можем для него сделать. А вы, товарищ атташе, не торопите меня – я сам знаю, что его «моджахеды повесят», если мы не успеем. Да, повесят, но не сразу, потому что сначала будут долго пытать, Андрей Васильевич! Соедините меня с обоими послами и сразу условимся с ними о встрече. И последнее, коллеги, – если у нас получится его спасти, то ни сейчас, и никогда потом не рассказывайте никому, как было дело. Ясно? Соединяйте!

* * *

«Куда ему столько воды?» – удивлялся Манзур, глядя на адъютанта премьер-министра, лейтенанта Махмуда, который уже в третий раз с озабоченным видом трусил по залу кабульского аэропорта в сторону туалета, держа – в руках несколько больших пластиковых бутылок с минеральной водой.

Выждав, пока адъютант поравняется с ним, Манзур, будто случайно, сделал шаг вперед, преградив дорогу Махмуду.

– Извините, господин генерал, – пробормотал адъютант, останавливаясь в своем разбеге.

– Что это вы, Махмуд? – спросил Манзур, показав подбородком на бутылки.

Слегка покраснев, Махмуд сконфуженно кашлянул и, быстро осмотревшись по сторонам, сообщил:

– Небольшой несчастный случай, можно сказать, господин генерал. Видите ли, там, в туалете, уважаемый мулла Ахмед Саид… Он немного перенервничал, когда во время посадки нашего самолета по аэродрому попали эти ракеты, и у него схватило живот. Водопровод и место для омовения не работают, вот я и бегаю с бутылками по личному указанию премьер-министра.

«Тьфу!» – мысленно сплюнул Манзур и заметил с участливым видом:

– Понятно. Такое может случиться и с закаленными бойцами. Продолжайте, господин Махмуд, но все же попробуйте деликатно поторопить его святость – премьер-министр вот-вот закончит интервью с журналистами и нам надо будет немедленно выезжать.

Через некоторое время, утирая платком потный лоб, из туалета показался насупленный, бледный Ахмад Саид. Сухо ответив на приветствие Манзура, Ахмад Саид поправил съехавшую на бок коричневую смушковую шапочку и, строго уставив на Манзура седую бороду, требовательно спросил:

– Как это могло случиться?

– Что, ваша святость? – не понял Манзур.

– Как это могло случиться, господин генерал, что какое-то безбожное, подлое шайтаново отродье обстреляло наш самолет? Вы ведь гарантировали нам полную безопасность в Кабуле! Кто стрелял, вы это хоть знаете?

– Мои люди уже выясняют это. Когда они найдут виновных, тем придется горько раскаиваться, уверяю вас, ваша…

– Одним раскаянием они не отделаются! – нетерпеливо перебил Ахмад Саид. – С них с живых шкуру спустить – и то мало будет!

«Вот ведь как лют!» – с досадой подумал Манзур, готовясь выслушать немало свирепых предложений и замечаний почтенного старца, разъяренного от только что пережитого им унизительного страха. К большому облегчению Манзура, в этот самый момент небольшая группка одетых в военную форму и штатскую одежду людей, обступивших премьер-министра, зашевелилась, негромко зашумела и двинулась к выходу. Впереди неторопливо вышагивал сам премьер-министр, прибывший в Кабул вместе со своей свитой, чтобы отслужить в главной мечети города благодарственный молебен по случаю взятия моджахедами афганской столицы. Извинившись, Манзур почтительно взял под локоть умолкнувшего старца и, направив его к выходу, сам поспешно выскочил на улицу, где прибывших уже поджидала кавалькада автомобилей.

– Приветствую вас в освобожденном Кабуле, господин премьер-министр, – ловко козырнул Манзур и приоткрыл дверь массивного черного «Мерседеса». – Прошу в автомобиль – нас с нетерпением и радостью ждут в мечети наши афганские друзья.

– Спасибо, – кивнул премьер и грузно опустился на сиденье. С другой стороны к нему подсел министр иностранных дел, а Манзур, аккуратно прихлопнув дверь, устроился рядом с водителем.

– Кстати, господин генерал, где вы были все это время? – угрюмо заметил премьер. – Нам пришлось пережить при посадке несколько тревожных минут, и я ожидал услышать от вас немедленный доклад об этом обстреле.

– Я задержался именно потому, что поторопился отдать необходимые распоряжения своим офицерам найти и жестоко наказать преступников. Это заняло у меня некоторое время, ваше превосходительство.

– Ну, ладно! – немного смягчился премьер. – Досадно, конечно, но хорошо, что обошлось без потерь. Главное – подумать только! – мы наконец-то в Кабуле. Сбылась моя мечта!

– Да, ваше превосходительство! – поспешил подтвердить министр иностранных дел. – Мы все отлично помним, как еще в самый разгар войны вы торжественно поклялись войти в Кабул победителем и принять участие в благодарственном богослужении. Все получилось, как и было предначертано Аллахом и нами, простыми смертными.

– Вот именно, нами, – сделал ударение на последнем слове премьер-министр. – Кто только не пытался давать нам советов, как и куда вести дело после ухода русских. Всякие там Женевские соглашения, ООН, генеральный секретарь ООН, специальный посланник генсекретаря ООН, план мирного урегулирования генсекретаря ООН. Уф! «Не пытайтесь срезать угол, прислушивайтесь к ООН, договаривайтесь с Наджибом о коалиционном правительстве!» Ха! – передразнил кого-то премьер. – Очень надо! Политическая воля, дипломатическая гибкость и хитрость, военный натиск – и вот мы здесь, а наши афганские союзники у власти.

– Совершенно верно, ваше превосходительство! – улыбнулся Манзур, почувствовав благоприятную перемену в настроении премьера, и, чтобы еще более укрепить ее, добавил: – Между прочим, «Мерседес», в котором мы сейчас едем, принадлежал самому Наджибу. Он заказал несколько таких бронированных машин в Германии и катался на них со своими соратниками – до недавнего времени.

– В самом деле?! – радостно оживился премьер. – Как это у вас, у генералов, называется – военный трофей, да? Очень хорошо!

Окончательно придя в доброе расположение духа, лидер начал подробно развивать тему о долгом пути моджахедов к победе. Подавая краткие одобрительные реплики, Манзур при этом думал про себя: «Если б ты только знал, чего мне стоило уговорить твоих моджахедов не перерезать друг другу глотки уже здесь, в Кабуле».

Перед мысленным взором Манзура мелькнула сцена – рассевшиеся в креслах вокруг небольшого стола вожди джихада с насупленными бородатыми лицами, торопливый говор Раббани, горячо доказывавшего, что именно его моджахедам принадлежит главная заслуга во взятии Кабула, все более свирепый тон представителя Хекматияра, начавшего намекать на возмездие, если его партия не окажется у власти, бледное, искривленное судорогой лицо Моджаддеди… Перед самым приездом премьера в Кабул Манзур и еще несколько пакистанских генералов участвовали в последнем совещании, на котором предстояло окончательно решить, кто же станет президентом Афганистана. Начавшись довольно спокойно, совещание вскоре переросло в ожесточенную перепалку, а затем и в яростную свару. Манзуру пришлось вмешаться самым решительным образом – не хватало еще, чтобы они сцепились друг с другом перед самым визитом премьера, ведь тогда все насмарку. Не сразу, не без споров и возражений, но вожди джихада все же приняли наконец предложенную им формулу – первые два месяца президентом будет Моджаддеди, потом Раббани, а за ним по очереди и лидеры остальных партий, пока в стране не будут проведены всеобщие выборы или не состоится общенациональное собрание народных представителей – лойя джирга, которое назначит президента, – это уж как пожелают наши афганские братья, заключил тогда Манзур свою речь.

«Все могло бы окончиться хорошо, не начни Масуд после этого совещания вновь вытеснять Хекматияра из южных кварталов Кабула, который в отместку открыл огонь по столице. Вот вам и ответ на ваш вопрос, господин Ахмад Саид, – кто стрелял по аэропорту? – и искать никого не надо. Наш лучший друг и боевой соратник по священному джихаду – Хекматияр, вот кто. Впрочем, вам и премьер-министру сообщим об этом чуть позже, чтобы окончательно не испортить праздничного настроения», – думал Манзур, рассеянно поглядывая в окно.

– О чем вы задумались, господин генерал? – спросил премьер-министр, чутко заметивший, что Манзур почему-то перестал издавать одобрительные междометия в ответ на рассуждения своего начальства.

– Я думаю о том, сколько работы еще предстоит сделать, чтобы установить здесь желанный нам порядок, – ответил Манзур. – Наши люди уже взяли под контроль все афганские министерства и городскую администрацию, но дело пока идет туговато. Поверите ли, в первые дни здесь пришлось даже выставить усиленные наряды регулировщиков на улицах, поскольку местные жители привыкли при Наджибулле ездить на советский манер, по правой стороне дороги, а моджахеды и наши водители – по левой, как в Пакистане.

– Пустяки, – махнул рукой премьер. – Пускай переучиваются на наш лад – прежние времена прошли. Никто и не ожидает, господин генерал, что порядок удастся навести быстро и повсеместно – слишком много проблем, а вот то, что нас обстреляли по прибытии в Кабул, – это совсем другое.

Манзуру опять пришлось заверять премьер-министра в том, что подобные случаи более не повторятся. Желая отвлечь внимание вновь начавшего мрачнеть лидера, Манзур показал на здание, мимо которого как раз проезжала кавалькада.

– А вот здесь, в этой гостинице, буквально на днях наши моджахеды произвели суровую расправу над одним из самых уродливых порождений прежнего режима.

– Это что же? Прямо здесь, в центре города? – озабоченно встрепенулся премьер-министр. – Надеюсь, что они не допустили ничего такого, о чем могли бы узнать… кому не следует. Мы все ненавидим приспешников Наджиба, но нам не надо, чтобы нас обвиняли в нарушении прав человека.

– Нет, что вы, я совсем другое имел в виду. В подвалах этой гостиницы были уничтожены все кабульские запасы водки – сорок тысяч бутылок отборной русской водки, вот и все!

– Ах, какая потеря! – невольно вырвалось у министра иностранных цел, известного любителя спиртного, в том числе и хорошей водки. Поймав на себе удивленные взгляды премьер-министра и Манзура, он, впрочем, тут же поправился: – Да, я и говорю – сколько потерь понесли наши афганские братья. Мало того, что русские уничтожали их огнем и мечом, так еще и травили этим омерзительным зельем.

– Хватит вам! – досадливо поморщился премьер-министр, которого не обманула увертка министра. – Не о том вы думаете. Нам надо помыслить, как сейчас мы будем все вместе возносить Аллаху нашу сердечную благодарность. Кстати, вот мы, кажется, и прибыли.

Через пару минут премьер-министр, окруженный небольшой толпой афганских вождей, мулл и собственных генералов, входил в мечеть, ступая вместе со всеми через ее порог левой ногой, как и подобает доброму мусульманину.

* * *

– Здравствуйте, господин посол! Как ваши дела, как настроение? – приветствовал Виктора Ивановича в своем кабинете заместитель министра иностранных дел Пакистана Юнус-хан. – Чем могу быть вам полезен?

– Спасибо, дела-то лично у меня нормальные, а вот настроение отвратительное, – начал без лишних церемоний посол.

– А что такое? – спросил с невинным видом пакистанец, который, конечно, не мог не догадываться, зачем с утра пораньше к нему пожаловал посол.

– Имею поручение обратиться к вам за содействием по следующему крайне важному для нас вопросу. Москва убедительно просит вас оказать самое решительное воздействие на Хекматияра, который, несмотря на все наши демарши, продолжает ожесточенный обстрел Кабула и российского посольства в частности. Мы пытаемся сейчас эвакуировать наших людей, но это практически невозможно сделать, поскольку в первую очередь под прицелом находится аэропорт…

Виктор Иванович начал длинный монолог, а Андрей Васильевич, слушая посла, вспомнил, как совсем недавно сопровождал его в МИД по другому, но тоже очень неприятному поводу. Повод был такой – один из главных руководителей России, приехав с визитом в Дели, не стал утруждать себя чтением подготовленных для него мидовских документов и проговорок, а сказал простыми словами о Пакистане то, что ему пришло в голову под влиянием радушного приема индийцев или было подсказано одним из его советников на все случаи жизни. «Кашмир был, есть и будет индийским!» – отважно изрек он, свирепо глядя с трибуны в зал, где проходила его встреча с индийской общественностью, и для пущей убедительности мотнул кулаком, словно тряся зажатой в нем погремушкой. Сказано это было невзирая на то, что официальная позиция Москвы всегда предполагала мирное решение спорного вопроса о территориальной принадлежности Кашмира, из-за которого Индия и Пакистан неоднократно воевали друг с другом. Какой он к черту спорный, видимо, решил вождь, раз Индия – наш друг! Еще больший восторг у индийцев – недругов Пакистана – вызвало обещание ни при каких обстоятельствах не оказывать пакистанцам помощь оружием, хотя последние его никогда о помощи не просили, а пытались лишь договориться об обычных коммерческих поставках вооружений.

Понятно, что эта речь уже на следующий день появилась в пакистанских газетах под аршинными заголовками и с самыми злыми комментариями. Узнав о том, что наговорил большой руководитель в Дели, Виктор Иванович велел отвечать на все звонки пакистанцев, которые действительно начались один за одним, что его нет ни дома, ни на работе, и сам весь день не высовывал носа за ворота посольства. «Нету меня, и все тут! Говорите, что я на дачу в Марри уехал и что телефон там сломался», – распорядился он. Выждав сутки, чтобы хоть немного охладить пакистанские страсти, Виктор Иванович был наконец вынужден «объявиться» в посольстве и проследовать в МИД по вызову рассвирепевших пакистанских властей, которые ему теперь приходилось просить о помощи. Всю дорогу до МИДа посол уверял тогда Андрея Васильевича, а скорее, самого себя, что ничего страшного, мол, не произойдет, однако у самых ворот министерства не удержался и спросил молодого коллегу: «Что сейчас, по вашему мнению, все же будет?» «Я думаю, Виктор Иванович, – честно, но бестактно признался Андрей Васильевич, – что вам сейчас будет „по самые помидоры“». Так – и получилось – Юнус-хан, обычно весьма вежливый, обходительный и хорошо расположенный к России человек, на этот раз с трудом сдерживал одолевавшие его чувства и, яростно поглядывая на посла, настойчиво вопрошал: «Почему, ваше превосходительство? Не будете ли вы добры объяснить, чем вызваны слова вашего лидера, который не так давно заявлял, что станет строить отношения с нами и с Индией на равной основе? Что такое случилось, я не понимаю?» Виктор Иванович тоже не постигал, с какой стати этот лидер обрушился на Пакистан, но, конечно, признаться в этом не мог, а отделывался заверениями, что это-де все индийская пресса врет и приписывает нашему руководителю свои собственные злобные измышления.

«И чего он теперь так негодует? – удивлялся Андрей Васильевич гневным тирадам посла, требовавшего от Юнус-хана немедленной помощи в эвакуации российского посольства из Кабула. – Сами себя ставим в идиотские ситуации, а потом нам всем миром должны помогать из них героически выпутываться. Ведь писали мы в Москву, что замирения в Афганистане не видать, Кабул будут обстреливать и что в первую очередь несдобровать нашему посольству. Нет, не вняли, а вместо того чтобы заранее подумать о возможной эвакуации, сразу после свержения Наджиба взяли да и прислали в Кабул лично господина министра иностранных дел России, который пощеголял в моджахедской шапочке да и поставил задачу поскорее наладить контакт с новой властью, чтобы восстановить наш уничтоженный престиж. Кто же после этого посмел бы даже заикнуться об эвакуации? Ну и чего в итоге добились? По посольству хекматияровцы каждый день ракетами садят, все дороги из Кабула перекрыты, ооновцы и другие, кто поумнее, уже удрали. Как, хотелось бы знать, могут нам помочь пакистанцы, и зачем им вообще это надо, раз мы сами с ними никакого дела иметь не желаем. Будем опять упирать на полюбившийся нам со времен Горбачева гуманитарный аспект? Подайте, дескать, бывшей великой державе…»

Терпеливо выслушав Виктора Ивановича, клокотавшего по приказу родины справедливым гневом на Хекматияра и всех, не желающих нам помочь в эту трудную минуту, Юнус-хан поспешил заверить, что сделает все возможное, и добавил:

– Поймите, ваше превосходительство, что Хекматияр, который, как вы утверждаете, обстреливает ваше посольство, нам не подчиняется. Он готов прислушиваться к нам только тогда, когда это ему выгодно. По Кабулу он стрелять не перестанет, что бы мы ему ни говорили, пока там будут сидеть его враги, Раббани и Масуд. Ракеты неуправляемые, огонь ведется издалека, по площадям, и попадает не только по вашему посольству, но и по другим тоже. Война есть война, господин посол, и я очень сожалею, что посольство России оказалось в эпицентре роковых событий, хотя этого можно было избежать. Сейчас главное, на мой взгляд, как можно скорее определить наилучший возможный вариант эвакуации – либо по воздуху, либо по суше, как сюда добрались ооновцы. Думаю, что вам не помешало бы с ними поговорить.

– Поговорим! – пообещал Виктор Иванович и опять вскипел: – Ооновцы эти уверяли нас, что помогут в случае непредвиденных обстоятельств, а сами первые и сбежали, не поставив нас в известность. Впрочем, мой сотрудник к ним сейчас же и съездит. Андрей Васильевич! Вы слышали?