Текст книги "Число зверя (сборник)"

Автор книги: Андрей Баширов

Соавторы: Геннадий Гацура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

***

Николаев сидел на диване и тупо смотрел в стоявшее на столике зеркало. Да, видончик. Сколько раз себе говорил, больше не появляться в ЦДЛ и не хлестать там с литераторами водку, ан – нет, опять приплелся туда. Боже, как болит голова! Может, в этом и заключается основное предназначение русского писателя – испытывать боль за весь свой народ. Слышал бы кто, какую чушь я порю, точно бы сразу в “кащенко” загремел. Все, завязал, больше пить не буду. “Меньше – тоже,” – сказал бы старый приятель Николаева Владимир Соков.

Раздался стук и тут же, не дожидаясь ответа, дверь в комнату распахнулась. На пороге стояла соседка. Ну это было уже верхом наглости. Николаев открыл было рот, чтобы в доходчивой для нее форме объяснить правила хорошего тона, как она вдруг необычайно ласково и даже с испугом обратилась к нему:

– Сереженька, к тебе сам президент приехал.

– Крыша поехала, старая карга? Почему врываешься без спроса? – прикрикнул на нее, прикрываясь одеялом, Николаев.

Два дюжих мужика выдернули старуху из дверей в коридор, протиснулись в комнату и быстро обшарили ее глазами. Один даже заглянул за зеркало.

– Ты, что ль, Сергеем Николаевым будешь? Принимай гостя, – сказал старший из них и показал на дверь.

Сергей взглянул туда и ахнул.

В дверях стоял сам Президент, собственной персоной. Вот это дела! Николаев посильней натянул на себя одеяло. Мать честная, такое только во сне может привидится. Не иначе как какая‑нибудь компания в связи с выборами или перевыборами. С похмелья Николаев никак не мог вспомнить, прошли они или только намечались. Особенно тяжело это было вспомнить, потому, что сам он никакого участия в подобных мероприятиях даже в советское время никогда не принимал. Сергей считал, что от перемены мест слагаемых сумма в его кармане не увеличивается, а только уменьшается, так как ни один из дорвавшихся до власти чиновников и не думает об проблемах своих избирателей, а, тем более, о своих предвыборных обещаниях, он мечтает только побольше загрести под себя и подольше удержаться у кормила. А тут такое дело, первый человек в стране, взял и так просто заявился к Николаеву.

Дорогой гость тем временем подошел к стоявшему возле письменного стола креслу. Охранник одним движением руки смел с него на пол николаевские рукописи, брюки с рубашкой и пододвинул под Президента. Тот сел, даже не заметив, что наступил на рубашку, и обратился к все так же сидящему с открытым ртом Сергею:

– Проси что хочешь.

– Гаркните на мою соседку, чтобы она без штанов и в неглиже по коммуналке не бродила. Она же не Бриджит Бардо, меня и вырвать может, – вдруг ни с того ни с сего, вырвалось у Николаева. – И по холодильникам не шастала. И по карманам перестала лазить. И народ не доставала, – понесло его.

– А ну‑ка, дайте ее сюда. Как, там, ее?

– Измайлова.

Кто‑то из коридора втолкнул соседку в комнату.

– Что же это ты, старая вонючая урка, моих людей забижаешь? Голышом по квартире расхаживаешь. Опять воруешь, документы подделываешь. Или обратно на нары захотела? – повысив голос и добавив в него стальных ноток, рявкнул президент.

Подбородок и колени у Измайловой затряслись, затем послышалось тихое журчанье и по ляжкам, а также по спущенным до колен рваным чулкам, что‑то потекло. Прямо под ногами у нее образовалась довольно внушительная лужа.

– Да уберите вы ее отсюда, весь воздух испортила, – сморщив нос, сказал президент. – Вот и общайся с этими уродами. Как ты здесь живешь? – Он встал и направился к дверям. – Припозднился я у тебя. Пора и честь знать. Если что нужно, – звони.

Не доходя до двери он, вступил в оставленную гражданкой Измайловой лужу, зашатался и вдруг, вместе с охраной и сопровождающими лицами, растаял в воздухе, так и не успев оставить номера своего телефона.

“Да, даже президенту и всей его рати, не говоря уже об простых обывателях, не по зубам оказалась та мерзость, которую распространяют вокруг себя некоторые наши соседи, – усмехнулся про себя Сергей и, наконец, почувствовал, что проснулся. Но открывать глаза и вылезать из‑под теплого одеяла, ему никак не хотелось.

Сергей напрягся и попытался припомнить, кто явился ему под видом президента, но, как это часто бывает во сне, он запомнил только абстрактную оболочку.

Какого черта он не попросил у него похмелиться. У Президента обязательно должно было быть что‑нибудь с собой, или у его охраны, раз они спозаранку, да еще в выходные, собрались выйти в народ. Так кто же это был? Ельцин, Лебедь, Жириновский, Зюганов, Горбачев? Вопрос перед ожидающими Россию через несколько дней президентскими выборами был довольно актуальным. Ну, последний, сразу отпадал, он свое отпрезиденствовал. Такую страну за несколько лет развалил… Наши бывшие враги до сих пор понять не могут, как же это русским удалось создать (правда не без их помощи) свой самый могучий миф о непобедимости СССР. С кем же тогда они все это время соревновались в гонке вооружения и против кого боролись, если пришел один любитель поговорить на общие темы и за Нобелевскую премию все развалил? Ладно, это был не Горбачев. Может, Зюганов? Нет, этот бы полез брататься со всеми многочисленными соседями по коммуналке и начал обещать каждому коммунисту отдельную квартиру к 2000 году. Это был и не Жириновский, тот бы сразу всем моим соседкам по мужику выделил, а мужикам, в свою очередь, по паре кирзовых сапог для полоскания в Индийском океане. На Лебедя странный посетитель тоже не был похож, если бы тот рявкнул на мою соседку своим громовым голосом: “Лечь, отжаться!”, то она бы замертво упала. Какие только мысли в голову спросонья лезут. Чего только не придумаешь, лишь бы утром не вылезать из постели. Так кто же ко мне приходил? Остается только Ельцин, потому как все остальные демократические и прочие кандидаты, и во время предвыборной компании не особенно норовят опуститься до нас, грешных, а если бы они стали президентами, то их и подавно никакими, даже западными вливаниями, в мою перенаселенную коммуналку невозможно было бы заманить. Хотя и Ельцин предпочитает больше по Белым домам шастать, а не тараканов давить в комнатушках у бедных российских литераторов. А вот последние (имеются в виду не насекомые, а писатели) и есть основная ценность для любой страны, несущая ей славу. Всех президентов и теннисистов забудут, а литератора всегда помнить будут. О какой этакой стране вы говорите, той что дала Пушкина и Достоевского, Пастернака и Бродского? Как же, знаем–знаем. Это же Россия! Вот так‑то господа власть предержащие, заигрывайте с литераторами, глядишь, и о вас кто‑нибудь пару строчек в Истории черкнет: был у нашего Писателя один такой знакомый (Имярек), то ли приемщиком макулатуры работал, то ли президентом всей страны, помогал во всем, денег дал, дачу на Капри построил, чтоб писалось нашему любимому литератору во славу отечества хорошо. Вот такие пироги, вот так можно и прославиться на века.

Сергей открыл глаза и оглядел свое убогое жилище. Пожалуй, даже в нормальной тюрьме камеры одиночки побольше. Чего это его соседи так на его комнатенку губы раскатали. Вот ничего, заявится в следующий раз президент ко мне, обязательно у него квартирку рядом с ним на одной лестничной клетке попрошу. Чтобы огромный кабинет был и ванная большая–большая… Нет, лучше две ванные и два туалета. Или три туалета, четыре, пять, шесть. Семь туалетов! Всю страну в один общественный туалет превратили! Загадили! Надоело, надо приниматься за работу и вычистить эти Авгиевы конюшни.

Николаев почувствовав, что почти вырвался из крепких объятий Морфея и его уже ничего не связывает с миром грез. Он вскочил с кровати и сделал несколько наклонов и приседаний.

В дверь сильно постучали, и из‑за нее послышался истошный крик соседки, который уж точно и бесповоротно вернул его на землю, в ту реальность, с которой приходилось повседневно сталкиваться и волей не волей приходилось считаться. Бог ты мой, какой странный и безумный сон, какое не менее странное и долгое пробуждение…

– Николаев, сколько раз тебе орать?! Трубку возьми!

***

Всю субботу и воскресенье Федорова отходила от пережитого в ночь с пятницы на субботу. Большую часть времени она проплакала от бессильной злобы, от того, что не смогла ничего противопоставить этим новым фашистам, не смогла дать им ни малейшего отпора. Но все произошло так неожиданно. Первое ее желание было пойти и заявить на них в милицию, но подумав, она поняла, что не сделает это. Так как там придется объяснять, почему она оказалась в столь позднее время и в столь вызывающем наряде на улице, а, если ей придется сказать правду, то ни о какой охоте за маньяком уже не будет и речи. Менты просто не спустят после этого с нее глаз. Кстати, по московской программе передали, что он в ту ночь убил еще одну женщину.

Но следовало как‑то отомстить этим фашистским уродам. Марина понимала, что от милиции не дождаться прока, но и так просто оставить это дело не хотела. И, пожалуй, она знала, что сделать. С этими уродами надо бороться их же средствами. Марина подошла к телефону и поискала глазами записную книжку. Ее нигде не было видно. Она заглянула под стол и под диван. Но и там ее не было. Странно, куда она могла запропаститься? Кстати, ее Марина не видела уже с пятницы, со времени посещения ее этим писателем. Да, как она могла забыть, он же оставил ей какую‑то рукопись. Ее Марина нашла под грудой газет. На первой странице, под фамилией автора был написан номер телефона.

Марина набрала его. В трубке послышались гудки, затем женский голос сказал:

– Да, алло.

– Здравствуйте, – поздоровалась Марина. – вы не могли бы позвать Сергея Николаева.

– Он наверное еще дрыхнет.

На другом конце провода с грохотом швырнули трубку рядом с телефонным аппаратом, затем раздался стук и истошный женский крик. Через некоторое время в трубке щелкнуло и кто‑то сказал:

– Я слушаю.

– Мне Николаева, пожалуйста.

– Здравствуйте, я на проводе. А это Марина? Я вас сразу узнал. Ваш голос ни с каким другим не спутаешь. Вы звоните мне, чтобы сообщить, что прочитали мою рукопись и она вам не понравилась?

– Нет, я только приступила к ее чтению, – соврала Марина. – Дело в том, что я никак не могу найти своей записной книжки. Там были очень нужные мне телефоны и визитки. Она лежала на столике, может, вы случайно сунули ее со своими бумагами к себе в сумку?

– Вряд ли, но я сейчас посмотрю. Подождите немного.

Пока Сергей искал записную книжку у себя, Марина приподняла на всякий случай несколько подушек на диване, вдруг она туда завалилась.

– Алло, вы меня слушаете? – Вновь раздался в телефонной трубке голос Николаева.

– Да, да.

– У меня ее нет, но вместе со мной был еще Григорьев, может, вы позвоните ему? Возможно, он машинально сунул ее к себе в карман. Я видел, что он что‑то крутил в руках.

– Мне не совсем удобно ему звонить, – сказала Марина. – Вы же знаете, что у нас как‑то не сложились отношения. Вы с ним чаще видитесь, может, спросите у него о ней?

– Да я тоже с ним поцапался после посещения вас. Ладно, я позвоню ему, все равно мне нужно выудить у него кое–какую информацию, а вы обязательно прочтите мою рукопись и скажите свое мнение. Хорошо?

– Договорились. До свидания. – Марина положила трубку и подумала:

“С какой стати он решил, что у меня есть время на его дурацкую писанину. Что я ему, главный редактор или литературный агент? Пусть они читают, мне за это деньги не платят.”

Марина перелистнула несколько страничек рукописи и прочла первую попавшуюся на глаза фразу. Затем еще. Как‑то совершенно незаметно для себя она увлеклась повествованием и оторвалась только тогда, когда рядом с ней затрезвонил телефонный аппарат. Она несколько минут совершенно бессмысленно смотрела на него, слишком резок был переход от событий пятнадцатого века в конец двадцатого, затем подняла трубку и сказала:

– Алло, я слушаю…

– Привет, Мариночка. Почему не звонишь? – раздался откуда‑то из далека голос старой приятельницы Федоровой.

– А, это ты, Аллочка. Ты уже приехала из Америки?

– Да. Мы сегодня в одиннадцать по этому поводу собираемся устроить небольшую вечеринку.

– В одиннадцать? Извини, я сегодня вечером занята. Да и простыла вчера немножко.

– Зря, соберутся очень интересные люди. Ладно, потом поговорим, мне надо обзвонить еще кучу народа.

– Хорошо, до свиданья.

Марина положила трубку, взяла из стоящей возле телефона баночки две таблетки аспирина с витамином С, бросила их в рот и запила минеральной водой прямо из бутылки. Сегодня она, хоть и не совсем оправилась от происшедшего с пятницы на субботу нападения, собиралась продолжить свою ночную охоту на маньяка.

Федорова вновь вернулась к рукописи. Она хотела найти ту часть рукописи с переводом с латинского, которую было начал читать Николаев. Там еще говорилось о сатанинском проклятье, тяготеющем над Кремлем. Перелистав несколько страничек, она, наконец, натолкнулась на воспоминания венецианского посла Контарини Амброджио. Эти записки современника итальянского мастера не только подтверждали рассказ Николаева об увлечении Аристотеля Фиораванти оккультными науками, но и прекрасно дополняли его описаниями постороннего наблюдателя о настроении и нравах, что царили в то время при русском дворе.

Марина устроилась поудобней и приступила к чтению.

***

“На русской границе нас встретили княжеские пристава и проводили до самой Московии. Проделали мы сей путь, делая краткие остановки на ночевку через каждые пять–шесть немецких миль, за несколько недель. На подъезде к Моско, нас встречали войска и 26 сентября 1476 года мы вступили в столичный город, принадлежащий великому князю Иоанну, властителю Великой Белой Руси. Сей град расположен на небольшом холме и все строения в нем, не исключая и самой крепости, деревянные. Через него протекает превосходная река, называемая Моско. В честь ее и назван город. На реке большое количество мостов, по которым переходят с одного берега на другой.

Жило здесь много и иноземцев, которых русичи называю “фрязями[13]”. Это, в основном, ювелиры. Они изготовляли посуду для двора великого князя и его придворных. Особо отличался среди них золотых дел мастер Трифоний, уроженец Катарский, который делал для государя исключительной красоты сосуды.

Жил здесь и мастер Аристотель Фиораванти из Болоньи, искусный строитель, строивший тогда каменную церковь на площади. Было здесь много и греков из Константинополя, приехавших сюда вместе с великой греческой царицей Софьей Палеолог, вышедшей в 1472 году замуж за царя Иоанна и привезшей с собой в Московию искусных мастеров и торговых людей со своей родины. Со всеми ими я очень подружился.

В Моско существует нечто вроде городка, называемого Наливки, где живут иноземцы. Только им разрешено продавать и покупать здесь вино и пиво, что не дозволено московитам, ввиду того, что они весьма наклонны к пьянству. И хотя великий князь строго воспрещает это своим подданным, они все равно умудряются ежедневно быть пьяны”.

***

Марина отложила первый лист и, усмехнувшись, произнесла вслух:

– Похоже, что жизнь Москвы мало изменилась за последние пятьсот лет.

“Через несколько дней после нашего приезда государь соизволил нас принять. Прием прошел великолепно. Особенно поражало обилие золотой и серебряной посуды за пиршественным столом. Об этом я еще расскажу ниже. Великому князю было от роду лет 35, он высок, но худощав, и очень красивый человек. Русские вообще очень красивы, как мужчины, так и женщины, но, сами по себе, народ грубый. Говорят, что народ в Московии гораздо хитрее и лукавее всех прочих, в особенности он вероломен в исполнении обязательств. Они сами отлично знают про это обстоятельство, поэтому каждый раз, как вступают в сношение с иноземными купцами, притворяются, будто не московиты, а пришлые люди, желая этим внушить к себе больше доверия.

Жилище, которое дал мне княжеский пристав Марк, находилось в выстроенном из огромных бревен доме и было очень мало и убого, там едва можно было разместиться мне и моим слугам. Позже, при содействии того же Марка, я получил жилище в доме, где стоял уже упомянутый мною мастер Аристотель из Болоньи. Дом этот помещался поблизости с великокняжеским дворцом и был очень хорош. Как уже было сказано выше, я с ним очень подружился и через него узнал много интересного о Московии и дворцовой жизни. Местные итальянцы поговаривали, что он занимается колдовством и алхимией, и сторонились его. Я сам видел у него большое количество книг по черной магии и массу разнообразных приборов для опытов. Когда я спросил его, зачем они ему, он ответил, что при их помощи объясняет русским каменщикам устройство связей и всевозможных подъемных приспособлений и лебедок. По мне же, все это великое множество колб, мехов, механизмов, перегонных сосудов и реторт, больше походило на приборы для алхимических опытов.

Через два дня, как я поселился у Аристотеля Фиораванти из Болоньи, мне было приказано, от имени государя, немедленно выехать из дома мастера. С большим трудом для меня было найдено помещение вне замка. Это были две комнаты. В одной расположился я сам, а в другой – мои слуги. Там я и оставался вплоть до моего отъезда, но продолжал встречаться, хоть и с большими предосторожностями, с мастером Аристотелем. Ходили слухи, что царь был против общения мастера с любыми иноземцами, поговаривали даже о том, что государь сам, в потайных кельях, занимается с Фиораванти не богоугодными опытами, пытаясь найти секрет изготовления золота. Когда мы оставались наедине, мастер часто жаловался мне на то, что вряд ли его отпустят живым, даже после окончания постройки храма.

От итальянского посла в Моско я узнал, что за привязанность Аристотеля к черной магии, на родине его разыскивала папская инквизиция. Поэтому, якобы, он и принял приглашение Иоанна III.

Однажды на приеме я спросил великого князя, почему он не дозволяет выезжать даже на короткое время из Московии иностранным мастерам (всего более у него итальянцев, которых, по его словам, он любит и держит за искусство). Он ответил, что поступает так потому, что иначе больше не увидит их, ибо литовский король обязательно помешает их возврату. На самом же деле, русский царь держал большинство мастеров как пленников, не разрешая им общаться даже с приезжающими в Моско купцами с их родины. Хотелось, отдельно поведать поучительную историю о последних годах жизни мастера Аристотеля да Фиораванти в Московии, известную мне и рассказанную другими путешественниками побывавшими в Московии после меня.

Aristotele da Fioravanti родился в 1416 году у Фиораванти ди Ридольфо и его жены Беттины Алле. Дед, отец и дядя Аристотеля были потомственными архитекторами. Говорили, что последний много времени уделял алхимии и изучению черной магии. Впоследствии это отразилось и на увлечении молодого Аристотеля. К сорока годам Аристотель приобретать в Италии известность как прекрасный механик и зодчий. Ему начинают предлагать работу и в других странах, но он принимает приглашение венгерского короля, большого любителя алхимии и колдовства. Неизвестно чем он там занимается, но по прошествии несколько лет его арестовывают в Риме за то, что он пытался расплатиться монетой из фальшивого золота, и высылают из города. Позже, в доме, который он снимал, находят еще несколько монет и целую алхимическую лабораторию. В ней обнаруживают предметы, которые не оставляют сомнения, что работавший в ней человек поклонялся силам ада, среди прочих вещей в описи фигурировала и массивная плита, отлитая из фальшивого золота с тремя сатанинскими шестерками. За дело принимается инквизиция. Доказательств того, что эти вещи принадлежали Аристотелю, не нашли, но ему все равно пришлось долгое время скрываться от папских легатов.

В 1474 он получает приглашение от русского царя, принять участие в постройке большого собора в столице Московии, и соглашается на него. В начале 1475 года он выезжает с послом Иоанна III Семеном Толбузиным в Моско. Зимой в Московии ездят на санях по замерзшим рекам и скорость передвижения иногда достигает 70 голландских миль в сутки. В конце марта они прибыли на место, а в середине апреля мастер Аристотель уже приступил к строительству собора. К тому времени, когда я прибыл в Моско[14], у него уже стояли стены, а когда я отъезжал, были готовы механизмы для облегчения подъема кирпичей и камня на высоту для кладки сводов. Параллельно, по заказу царицы Софьи Палеолог, он строил подземные палаты, для огромных сокровищ, которые она привезла из Рима. Среди них были бесценные книги и рукописи, некогда принадлежавшие известным чародеям древности. Говорят, что среди них был и знаменитый Черный фолиант, одна из древнейших книг в мире, содержащая все секреты каббалы, а так же земной и звездной магии. Из всех иностранцев, только Аристотелю Фиораванти Иоанн III разрешал пользоваться находившимися в царской библиотеке драгоценными манускриптами.

В августе 1479 года постройка церкви была закончена. Великий князь на радости щедро наградил мастера Аристотеля, но в просьбе разрешить ему немедленно уехать домой отказал, сославшись на создавшуюся неблагоприятную обстановку вокруг границ московитского государства, при которой он не может никому гарантировать безопасный проезд. Возможно, на отказ выехать из Московии, сыграло свою роль одно из перехваченных писем Аристотеля к герцогу Милана, содержащее описание многих русских крепостей и обычаев во дворце великого князя.

Я знаю по себе и по рассказам купцов, что во дворце московицкого государя всегда царила подозрительность ко всем к иностранцам. Впрочем, дело здесь могло быть и в алхимической деятельности Аристотеля Фиораванти, великий князь был не прочь получить в свое пользование философский камень, способный превращать любые металлы в золото и более мощного зелья. К тому же, мастер был искусным механиком и литейщиком колоколов и пушек. Гостя в доме у Аристотеля, я мельком видел чертежи крепости и тайной башни с подземными переходами, которые приказал воздвигнуть великий московицкий князь Иоанн III и намеревался построить мастер Аристотель со своими итальянскими помощниками. Грандиозное сооружение, ничего подобного я не видел ни в христианских странах, что посетил, ни в Персии и в государствах мусульманского мира, хотя и они славятся своим вероломством[15]. Все это тоже могло послужить поводом для запрета выезда мастера из страны. Из рассказов купцов и путешественников известно, что в 1484 году, после того, как Иоанн III, обвинив в отравительстве немецкого врача, приказал его казнить, Аристотель пытался тайно уехать из Московии, но мастера схватили и, обобрав до нитки, посадили под замок.

Последнее сведение об Аристотеле да Фиораванти относится к 1485 году. Мастер принимал участие в одном из походов великого князя на своих врагов. Больше о нем ничего неизвестно. Так он и пропал на бескрайних просторах московицкого государства. И вместе с ним пропала и тайна философского камня. Правда, поговаривают, что она каким‑то образом все же оказалась в руках русского великого князя. Об этом свидетельствуют и рассказы путешественников о том, что царь пьет и ест на золоте, а когда он принимает гостей, то количество золотой посуды на столах измеряется пудами. Но это лишь предположение, тем более, что и в те времена, когда я был при русском дворе, мне тоже приходилось видеть огромные золотые блюда на столах и многочисленные сундуки с золотом в казне русского государя. Так что все эти разговоры об обладании русским царем тайны философского камня, досужие выдумки нищих купцов, которые окромя оловянной посуды у себя дома ничего не видели.”

Марина отложила в сторону последний лист и задумалась. Довольно странно, но и здесь, и в рассказе Николаева, в описании жизни итальянского мастера, работавшего в конце пятнадцатого века в Москве, есть упоминание о трех шестерках. Что бы это могло обозначать? Тайна сокрытая в веках? Случайное совпадение или звенья одной цепи? Необходимо было поймать этого убийцу, тогда она сможет расставить все точки над “i”. И она приложит к этому все свои силы.