Текст книги "Число зверя (сборник)"

Автор книги: Андрей Баширов

Соавторы: Геннадий Гацура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)

***

– Ну, что?

– Пока тихо. Да и вряд ли что‑то раньше завтрашнего утра будет известно, – сказал Владимир Коровьев, присаживаясь рядом со старшим следователем.

– Знаешь, – Григорьев постучал торцом карандаша по лежащему на его рабочем столе вычерченному от руки большому календарю, – что меня больше всего в этом графике убийств смущает? То, что в каждой шестерке имеется число тринадцать и последнее убийство выпадает на двадцать второе июня. Возможно, это не случайно?

– Двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года? День начала второй мировой войны?

– Вторая мировая война началась намного раньше. Это день нападения фашистской Германии на Советский Союз. Меня же волнует, не связано ли это как‑то с днем летнего равноденствия. Он должен быть где‑то между двадцать вторым и двадцать четвертым числом. В этот день по старинным преданиям особенно оживляется нечистая сила. Происходят языческие и ведьмовские шабаши. Даже праздник есть такой – Ивана–купала. В Прибалтике он празднуется как Янов день. В совокупности с сатанинским знаком это может что‑то обозначать.

– Ты хочешь сказать, что двадцать второго нас могут ожидать большие неприятности.

– Да куда уж больше той, что нам сегодня утром опять предстоит у начальства. Полазил бы ты в библиотеке, узнал, что сей день может нам готовить.

– Но это же бред.

– Бред? – Григорьев откинулся на спинку кресла и показал карандашом на лежащий на столе календарь с отмеченными на нем датами убийств. – А как тогда это называть?

– М–да, – задумчиво произнес Владимир. – А шестнадцатого – выборы.

– Да, выборы. Отыграются они на нас.

– Кстати, раз у нас все крутится вокруг числа шестьсот шестьдесят шесть, то я где‑то читал, что страшный суд должен произойти шестого месяца, шестого дня, в шесть часов.

– Добавил бы еще и год, число которого заканчивается на шесть. Тысяча девятьсот девяносто шестой. Только не забудь, сегодня уже девятое число, через несколько минут будет десятое, шестого месяца. Хорошо, что ты об этом раньше не вспомнил и не раструбил по всему отделу, а то бы вся Москва уже ждала судного дня, а количество преступлений и работы у нас подскочило раз в десять.

– А, может, имеется в виду любое число в котором есть шестерка? Шестнадцатое, например. Как раз в момент выборов. Самое то! Или что‑нибудь по старому стилю?

– О, Боже! – Старший следователь вцепился обеими руками в волосы. – Иди к черту, не морочь мне голову. Она и без твоих страшилок скоро треснет.

– Уже двенадцать. Пойдемте‑ка лучше домой, – сказал, вставая, помощник следователя. – Метро закроют.

– Вот точно, – иди, – махнул рукой Григорьев. – Небось, жена уже заждалась. А я еще посижу, подумаю. Хочу сегодня проехаться с патрулем.

– Вы уже неделю дома не были и не спали нормально.

– Все, проваливай, и не учи меня жить. Спокойной ночи.

***

Марина давно заметила эту стоявшую возле бровки тротуара машину, за рулем которой сидел куривший мужчина, наблюдавший за прохаживающимися перед освещенными окнами ночного ресторана женщинами. Теперь, краем глаза, она сама следила за ним. Вполне возможно, это как раз был ее единственный клиент. Наконец, мужчина отшвырнул щелчком из приоткрытого окна очередной окурок, вышел из машины и направился прямиком к Марине. Она хоть и шептала про себя, чтобы он выбрал только ее, но все же немного растерялась. Пока он шел, она постаралась как‑то собраться, дабы встретить его соответствующе и, не дай Бог, отпугнуть.

– Вы свободны? – спросил мужчина. – Можно вас ангажировать?

– Как вы думаете, для чего еще я здесь стою? – Слегка снисходительно улыбнулась Марина.

Они направились к машине. Мужчина распахнул переднюю правую дверь и сказал:

– Прошу.

– Я сяду сзади. Терпеть не могу сидеть на переднем сиденье.

Мужчина открыл перед ней заднюю дверь, затем сел за руль.

– Меня зовут Николай.

– Далеко ехать? – , спросила Федорова, сделав вид, что не поняла намека мужчины, поближе познакомиться и узнать ее имя.

– Нет, здесь рядом, – не оборачиваясь сказал Николай.

Что‑то насторожило Марину в поведении мужчины и она, стараясь сделать это незаметно, открыла свою сумочку и достала баллончик со слезоточивым газом.

Николай заметил ее движение и улыбнулся в зеркало заднего вида.

До дома к которому подвез Федорову ее спутник было не так уж близко. Первым порывом у Марины было отказаться от визита на квартиру, но затем она вспомнила о своей убитой подруге, и отбросив всякие сомнения, вышла из машины. Они поднялись на пятый этаж огромного, сталинского дома. Николай открыл массивную металлическую дверь, включил свет в прихожей и сделал приглашающий жест:

– Прошу в мое скромное убежище.

Огромная квартира была обставлена прекрасной антикварной мебелью. Вдоль всей стены большого коридора стояли высокие, до самого потолка застекленные стеллажи, забитые редкими книгами. На стенах висели картины старых мастеров в массивных золоченых рамах.

Марина с неподдельным восхищением огляделась вокруг и сказала:

– Неплохая обстановка. Целый музей. Вы здесь одни живете?

– Нет, жена уехала в отпуск. Это ее квартира. Она родственница одного из наших бывших коммунистических лидеров. Садитесь. Желаете что‑нибудь перекусить или выпить?

– С удовольствием.

– В таком случае я пошел на кухню.

– Давайте я вам помогу.

Помощи как таковой Николаю не понадобилось, со всем он справился сам. На его большой, обставленной дорогой современной мебелью кухне все было механизировано. Стояла даже электрическая хлеборезка и приспособление для открывания бутылок и консервных банок.

Минут через семь они уже сидели на угловом диванчике за столом, на котором стояла бутылка вермута и легкие закуски. Николай рассказывал ей один за другим какие‑то веселые анекдоты, а Федорова без удержу смеялась, правда, ни на миг не забывая и о своем основном “задании”.

Уже под конец их ленча Николай взял руку Марины, поцеловал ее и сказал:

– Большое спасибо за то, что ты согласилась разделить со мной этот поздний ужин или ранний завтрак. В последнее время я что‑то слишком тяжело стал переживать одиночество. Старею.

– А что, у тебя никого больше нет из родных? Матери, например?

– Почему нет? Есть, но она живет в другом городе. С отчимом.

– У тебя с ними плохие отношения?

– Нормальные. Как у всех детей с родителями.

– А чем ты, вообще, занимаешься?

– Работаю в антикварном магазине. Реставрирую старинную мебель.

– А, теперь понятно, откуда у тебя такая шикарная обстановка. А что ты делаешь по вечерам? Вчера, например, что ты делал?

– Я всего лишь несколько часов назад прилетел из Америки. Гостил несколько недель у своего приятеля.

Это было для Марины полной неожиданностью. Если бы он сказал это ей сразу, Федорова бы с ним не поехала, но все же она ни на секунду не оставляла надежды найти убийцу своей подруги, поэтому продолжала свой “допрос”:

– А каким ты рейсом летел? На “Боинге” или самолете “Аэрофлота”?

– Я в них не разбираюсь, в мое любимое время, то бишь, в восемнадцатом веке, самолетов еще не было. Но рядом с тобой на подоконнике лежит билет, можешь узнать рейс, самолет и цену, если тебя так это интересует.

Она раскрыла билет. Он был туда и обратно. Марина взглянула на дату. Да, это явно был не он, интерес Марины к нему сразу упал. Стало жаль потерянного времени. Вполне возможно, что прямо сейчас маньяк измывался над своей очередной жертвой.

– Ну и какой самолет? – Усмехнувшись, спросил Николай.

Марина еще раз взглянула на билет и сказала:

– “Боинг”. Да, а почему ты соврал насчет жены? Здесь и не пахнет ни одной женской вещью.

Николай положил вилку с ножом на стол и в упор посмотрел на Марину:

– Извини, но я хотел, чтобы ты ушла.

Николай открыл входную дверь, и Марина вышла на лестничную клетку.

– Кстати, я тебя узнал.

– Вы ошиблись.

– У меня абсолютный музыкальный слух. Можно изменить внешность, но голос… Зачем ты это делаешь?

Марина на мгновение обернулась, но, так и не ответив на его вопрос, направилась к лифту.

Она вышла из подъезда и, споткнувшись о валявшуюся посреди тротуара трубу, чертыхнулась.

“Завез, скотина, теперь выбирайся пешком из этой глухомани. Хорошо хоть, что не в Солнцево. Вот “голубых” развелось, как в том анекдоте, кирпичу упасть негде. Хотя, чего это я разоряюсь, ведь сама принадлежу к сексуальным меньшинствам…”

***

Федорова выбралась на Кутузовский проспект и попыталась поймать какой‑нибудь транспорт до центра. Но тщетно. Такси не было, а те машины, которые и появлялись, проносились на такой скорости, что их было просто страшно останавливать. Марина махнула рукой на это бесполезное занятие и пешком направилась в сторону Садового кольца. Начал накрапывать дождик, а у нее как назло сегодня не было зонта. По телевизору в программе “Время” сообщили, что в ближайшие три дня дождей в Москве и московской области не будет. Вот и слушай их после этого.

Марина не успела пройти и четверть километра, как ее обогнал огромный белый лимузин с затемненными стеклами и, проехав пару десятков метров, остановился.

Из машины вышел этакой крепыш – семь на восемь, восемь на семь. Обычно, в среде знакомых спортсменов Марины таких называли “летающими шкафами”. Мужчина подождал, когда она подойдет поближе, открыл заднюю дверь в салон и сказал:

– Кажется, дождь начинается. Мой шеф предлагает вам переждать его под крышей и, заодно, прокатиться на его новом лимузине.

Федорова оглянулась по сторонам, но улица была совершенно пустынной.

Пока она крутила головой, не зная, как поступить, мужчина невозмутимо стоял возле распахнутой дверцы лимузина. Усилившийся дождик не оставил Марине выбора, и она молча влезла в машину. Дверь за ней захлопнулась, и охранник занял свое место рядом с водителем.

В салоне автомобиля сидел спиной к водителю еще один телохранитель. Рядом с ним, в мятом совковом костюме, крутился с бокалом шампанского какой‑то скользкий тип, очень напоминающий мелкого цэковского номенклатурного работника времен Андропова. На заднем сиденье, обнимая одной рукой молодую обнаженную женщину, расположился несомненно сам хозяин шикарного лимузина. Ошибки не могло быть, так как на нем был прекрасный костюм, дорогой галстук, в руке початая бутылка "Клико", а сам он обладал хорошо поставленным и не терпящим возражения командным голосом.

– Меня все зовут Василь Васильевичем. Ненавижу одетых баб, – как бы отвечая на изумленный взгляд Марины, сказал он. – По мне, если б я был президентом, тут же издал указ, чтобы все наши бабы ходили голышом. Присоединяйся к нам. Петр, – кивнул он молча сидевшему охраннику, – налей ей. Что будешь пить? Коньяк, шампанское? Заказывай. У нас все есть. В нашем словаре нет слова "нет".

Голая девица рассмеялась.

Марина пожала плечами. Она никак не ожидала увидеть подобную сценку в машине.

Петр протянул ей бокал с шампанским.

– Да ты никак плакала? – спросил Василь Васильевич. – Обидел кто? Мы сейчас, мигом, с ним разберемся.

– Нет, это дождь.

– Василь Васильевич, Саша интересуется, куда едем? – спросил охранник.

– По Садовому и до утра! Как там писал мой друг и поэт Александр Лошак? "И по Садовому кольцу всю ночь компания кутила в машине–ресторане." Ну а ты, что сидишь как не родная? – обратился он к Марине. – Пей, догоняй нас. Мы уже, пожалуй, ведро "Клико" вылакали.

Марина выпила шампанского. Петр, который, как и второй охранник и водитель, не пил, тут же налил ей еще бокал.

– Василь Васильевич, посмотрите, еще одна красавица.

– Останови.

Машина притормозила напротив стоявшей возле фонаря женщины. Василь Васильевич нажал кнопку на панели дверцы, и стекло плавно опустилось.

– Нет, не пойдет, – покачал он головой, выглянув в окно. – Страшна, как моя жизнь. Поехали без остановок.

Машина плавно тронулась с места. Минуты через две, допив одним глотком бутылку шампанского, Василь Васильевич заявил:

– Что‑то стало скучно, давайте споем нашу, – он кивнул в сторону цэковского работника. – Ну‑ка, запевай!

Тот зачем‑то подбоченился и начал:

– "Вихри враждебные веют над нами"…

– "Злобные силы нас грозно гнетут,” – подхватил басом Василь Васильевич.

"В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас еще судьбы безвестные ждут…”

Пели и охранники, и водитель, и пьяная голая женщина, и даже Марина, повеселевшая от шампанского и той, совершенно абсурдной ситуации, в которую попала.

“Но мы поднимем гордо и смело

Знамя борьбы за рабочее дело…”

Орали все в полный голос и от души. Поздние прохожие наверное, с ужасом оглядывались на эту несшуюся на бешенной скорости огромную машину, из которой доносился рев голосов.

– Эй, господа–товарищи, а почему эта курва поет с нами? – Василий Васильевич достал из стоящего перед ним ящика новую бутылку и показал ею на “цековского товарища”. – Он же никогда не работал и никакого отношения к рабочему классу не имеет.

– Но, ведь, ты тоже никогда кувалдой не махал, – на мгновение прервав пение, вставил в свое оправдание мужчина.

– Да, но зато я всегда всей душой болел и страдал за народ.

Тут Василь Васильевич приложил палец к губам. Все разом замолкли, лишь голая женщина продолжала горланить:

– “За лучший мир, за святую свободу!..”

– Т–с–с! – Зашипел на нее хозяин, открывая шампанское. – Враги услышат! Эх, сколько нам еще до новой гражданской осталось? Кто нам скажет?

Пробка с хлопком вылетела из бутылки и ударилась в потолок. Шампанское полилось на пол салона к ногам Марины.

– Представляешь, – улыбнулся ей Василий Васильевич, – сняли мне номер в "Метрополе"… Я знаю эти аппартаменты, сам когда‑то курировал этот прожект, там пукнуть нельзя, чтобы тебя на восьми магнитофонах не записали. – Он сделал глоток прямо из бутылки. – Я тебе хочу сказать, что русские убийцы – лучшие убийцы в мире. Вообще, русское – все самое лучшее. Так вот, если тебе сказали, что – убьют, то обязательно убьют. Очень хотелось бы умереть на родине. Поэтому я и приехал… Ну, что вы замолчали? Я кончил свой монолог. Давайте теперь любимую песню батьки Махно! Нет, постой, никак Вася, останови!

Лимузин притормозил у стоящего возле машины "ГАИ" в плаще и с полосатым жезлом в руке милиционера.

Василь Васильевич открыл окно и, высунувшись из него, крикнул:

– Привет тезка! Как служба?

– Здравия желаем Василий Васильевич, – улыбнувшись, козырнул милиционер. – Давненько вас не видел в наших краях.

– Отбрось ты эти церемонии. Выпить хочешь?

– Никак нельзя, я на дежурстве.

– Вот это правильно! – Василь Васильевич обернулся. – Петь, дай товарищу майору пару бутылок шампанского, пусть после дежурства с женой выпьет.

– Так я еще капитан.

– Вот, как только я захочу выставить свою кандидатуру и меня выберут, сразу станешь майором. Специальный закон издам, чтоб все Василии у нас в стране стоили не меньше майора.

Петр вышел из лимузина под дождь с двумя бутылками шампанского и положил их через приоткрытое окно на заднее сиденье милицейских "жигулей".

– Спасибо, Василий Васильевич, – козырнул, но уже серьезно, милиционер. – Обязательно выпьем всей семьей за ваше здоровье и победу на выборах.

– Скажи всем, чтобы голосовали только за меня, – Василь Васильевич откинулся на спинку сиденья и закрыл окно. – Давай, по кругу! Теперь можно помянуть и батьку Махно. Запевай!

И летел "до утра" по залитому дождем Садовому кольцу огромный “членовоз” и вместе с ними неслась над еще не проснувшейся Москвой любимая песня бандитов времен Гражданской войны:

"Любо братцы, любо, любо братцы жить,

С нашим атаманом не приходится тужить…”

***

К дому Федоровой лимузин подкатил уже в седьмом часу утра. Изрядно отяжелевший от шампанского Василь Васильевич все никак не хотел расставаться с Мариной, предлагал руку и сердце и хоть сейчас же лететь на Багамы и расписываться, но она стойко выдержала все его довольно заманчивые предложения.

Марина вышла из машины, поднялась по ступенькам крыльца и, махнув на прощание высунувшемуся из окна Василь Васильевичу, сказала:

– До свидания. Приятно было познакомиться.

– У тебя прекрасный голос, – крикнул он. – Будь я на двадцать лет моложе, ты бы от меня так просто не ушла. Почаще гуляй по Садовому, глядишь – встретимся.

Марина еще раз взмахнула рукой и скрылась в дверях своего подъезда.

Раздеваться она начала прямо в прихожей, затем залезла под душ, смыла с лица свой "боевой раскрас", насухо вытерлась и одела белое спортивное кимоно. Едва она затянула на своей талии черный пояс, как выражение ее лица мгновенно изменилось и стало суровым и непроницаемым, почти таким как у сидевшего рядом с водителем охранника Василь Васильевича.

Она подошла к висевшему на стене календарю. В последней шифре было шесть не обведенных кружочками крестиков. Хотя, скорее всего уже пять, так как и сегодняшние ночные поиски у Марины закончились неудачей. Два дня она могла передохнуть. Следующая охота намечалась в ночь со среды на четверг – тринадцатого июня.

Несмотря на принятый Мариной контрастный душ, который должен был взбодрить ее, настроение, да и общее состояние, оставляло желать лучшего. Но она все же вышла на середину комнаты, сделала несколько наклонов, затем стала в боевую стойку и начала отрабатывать приемы карате на воображаемом противнике. А противник был у нее один – убийца Ларисы. И кто‑кто, а он не мог ждать от нее пощады.

***

Машина свернула с проспекта на подъездную дорогу и остановилась возле продуктового магазина. Сидевший за рулем молодой человек повернулся к развалившемуся на заднем сиденье Артисту и сказал:

– Давайте оставим машину здесь и дальше пройдем через двор пешком. Не хочется светить тачку.

– Не надо на таких дорогих машинах на дело ездить, да и одеваться попроще, а то нацепил галстук с павлинами и красный пиджак. Посмотри, как я одет.

Действительно, “прикид” у наемного убийцы была проще некуда: потертый синий пиджачок, темно серые вздувшиеся на коленях брюки и кепка с эмблемой министерства связи. Завершала экипировку Артиста большая сумка из которой торчало несколько пачек газет.

– Да я специально такие яркие шмотки надел, – начал оправдываться молодой человек. – Все обязательно запомнят галстук с пиджаком, а все остальное упустят. Я же после операции их в ближайший мусорный контейнер выкину. Что я зря на юридическом психологию изучал.

– Ну–ну, посмотрим. Только не забудь из кармана пиджака права и визитные карточки вынуть, – усмехнулся Артист. – Какого черта я согласился тебя взять?

– Мамочка не стал бы столько платить, если бы ты меня не взял. Он сказал, что бы я лично убедился в точном исполнении задания. Уж очень его Валет достал.

– Да, все это наша проклятая жадность, – задумчиво произнес киллер.

– Кстати, ты так и не сказал мне, каким способом собираешься его сделать, – поинтересовался молодой человек выходя из машины, но его собеседник проигнорировал вопрос и в свою очередь спросил:

– Какая, говоришь, масть у его собак?

– Я же тебе сказал, что у него две собаки. Бультерьеры или питбультерьеры. Что‑то в этом роде, никак название не могу запомнить. Он все время хвалится, что они кого хочешь разорвут. Ножку стула могут перегрызть.

– Это мы счас проверим.

– До него так просто не добраться. Там у него пуленепробиваемая дверь и видеокамера в глазок вделана. Он даже дверь не открывает. У его телохранителей свои ключи есть.

– На это я и надеюсь, что он не открывает, – усмехнулся Артист.

Обогнув магазин, они миновали арку дома и подошли к одному из подъездов огромного сталинского дома. Правда здесь, в отличии от обычного подъезда, вход в дом перекрывала массивная двухстворчатая металлическая дверь. Молодой человек нажал на кодовом замке несколько цифр и, открыв дверь, сделал приглашающий жест:

– Прошу вас.

Они поднялись на лифте на шестой этаж. Артист прижал указательный палец к губам и тихо сказал:

– Стой здесь и держи дверь. – Он надвинул на глаза козырек кепки, вышел из лифта, подошел к двери Валета и позвонил.

Из квартиры донесся собачий лай, затем мужской голос спросил:

– Кого?

– Телеграмма Васильеву Сергею Юрьевичу, – Артист помахал перед глазком камеры телеграфным бланком.

– Проваливай, тут такие не живут.

– Здесь указан ваш адрес: дом восемь, квартира сорок шесть.

– Дом восемь напротив.

– Извините. – Киллер вернулся в лифт и нажал кнопку последнего этажа. – Самое главное, что он и его собаки дома. Сделаем вид, что я ушел, для того чтобы он успокоился.

Они поднялись на несколько этажей, постояли несколько минут на черной лестнице, затем вновь вызвали лифт и спустились на шестой этаж.

– Сейчас я тебе покажу кое‑что интересное, – Артист достал из кармана мятую пачку из под сигарет, открыл и вставил в лежащее внутри ее какое‑то странное устройство небольшую черную батарейку.

– Что это? – спросил молодой человек.

– Сейчас услышишь, подержи лифт, – он осторожно подошел к двери Валета, положил возле нее пачку из‑под сигарет и быстро вернулся назад. – Нажимай первый.

Они спустились, вышли из подъезда и тут же услышали страшный собачий вой, затем быстро захлебнувшийся нечеловеческий крик.

Мимо них прошла какая‑то бабулька и недовольно бормотала:

– Людям есть нечего, а эти собак разводят.

– Что это было? – спросил молодой человек, когда они отошли подальше.

– Все. У твоего шефа исчезли все проблемы. Собаки с голодухи загрызли своего хозяина. Что ж бывает. В газетах и журналах появится еще несколько статей, что нельзя держать таких кусачих собак.

– Представляю, сколько сейчас там кровищи. Как это ты сделал?

– Спецразработка для специспользования. Это устройство генерирует особый сигнал, который просто не выносят собаки. Человеческому слуху он не доступен, а собака начинает беситься и набрасывается на первое попавшееся на глаза лицо, даже на хозяина. Сам знаешь, чем заканчивается нападение собаки такой породы – смертью. Хозяин как бы сам приобрел для себя орудие убийства. Кстати, я думаю, подобных людей не стоит жалеть, ведь он покупая эту собаку, сам заранее рассматривал ее как орудие убийства кого‑либо, пусть даже грабителя или непонравившегося случайного прохожего.

– Шикарно, – восхищенно произнес молодой человек, – можно вставить в учебник криминалистики, как один из примеров совершенно чистого преступления.

– Не стоит, я не люблю афишировать свою деятельность. Кстати, подобный сигнал, при определенной нагрузке и давлении, может самопроизвольно возникнуть и в обычной водопроводной сети. Эта хохмочка и была придумана каким‑то наблюдательным умником, когда он заметил, что при открывания у него в ванной водопроводного крана с холодной водой собака соседа вдруг начинает беситься и бросаться на стены. Однажды он оставил кран открытым на всю ночь, а на утро соседей нашли загрызенных насмерть их же собачонкой. Вот так‑то.

– А как же генератор, ведь менты найдут его и могут определить, что он послужил источником частот возбудившим собаку.

– Не боись, через минуту от него один пепел останется и батарейка в обгоревшей пачке от сигарет. А завтра уборщица или жители дома выкинут ее в мусоропровод. Кстати, даже если бы его и обнаружили, ты можешь представить хоть одного мента, который мог связать эту обгоревшую пачку на лестничной клетке с тем, что произошло внутри закрытой квартиры?

– А если бы у соседей нашего клиента тоже была собака, значит, и она накинулась бы на своего хозяина?

– Давай не будем о грустном. Подкинь меня до “Детского мира”, я давно хотел своей дочурке одну игрушку купить.

– Куклу что ли?

– Нет, она у меня мелко нарезанными газетами в банковской упаковке не интересуется, ей все больше джипы подавай[16].