Текст книги "Замок Пятнистой Розы"

Автор книги: Андрей Легостаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4

Мейчон умел засыпать сразу, когда это необходимо. На сырой ли земле, на ветви дерева, либо на мягкой перине.

Но сейчас, лежа на кровати у окна, выходящего, как и окно верхнего кабинета Трэггану, не на главную улицу квартала, а на ту, по которой идут торговцы, слушая как в ночи скрипят телеги и покрикивают охранники, он не мог заснуть. То есть – пока не хотел. Он желал разобраться в событиях дня, в своих чувствах.

Сейс больше нет. Одно это требовало осмысления. То, что помогало ему четыре года выжить – ушло навсегда…

Ушло навсегда, безвозвратно. То есть, конечно, он не потерял способность любить, но любит он ту, что ушла в Царство Мертвых. И есть шанс пасть к ногам Димоэта, говорят, такое случалось, и просить его любыми подвигами позволить вернуть Сейс в мир солнца. Говорят, такое случалось.

Говорят.

Мейчон не верил в это. Но он попробует. Он обязан сделать то, что может, даже если нет ни тени надежды. Победит на турнире Димоэта, в восьмой день займет положенное место в Храме и использует свое слово не для благодарности – для нижайшей мольбы. Но он не верил.

Никто не возвращается из царства мертвых – не в легендах и сказках при костре – а в реальной жизни. Мейчон был достаточно умудрен опытом, чтобы понимать – Сейс он больше не увидит. Никогда.

Он не привык загадывать дальше завтрашнего дня. Всю прошлую жизнь, его мотало как листок по ветру. Заплатили, приказали – воевал; встретил преграду на пути – убрал. Зачем, для чего жил? Как-то не приходилось задумываться, а если вдруг случайно и появлялись подобные мысли – гнал их прочь. Димоэт захотел – живет, не захочет – переселит в царство мертвых. И ничего не сделаешь.

Семьи у Мейчона не было – отец наскреб денег для отправки сына в монастырь боевых искусств и сгинул. Матери Мейчон не помнил, братьев-сестер не имел. И жил, как жил. И не жаловался, а даже был доволен. До тех пор, пока не встретил Сейс. И мир в миг стал другим – для него. Приобрел смысл. Появилась цель. И четыре года он жил тем днем, что настанет завтра. И он выполнит задуманное. Что будет делать потом – зачем гадать? Все во власти Димоэта.

К тому же, Мейчон сейчас не такой, как был до острова Брагги – там многому научат, не только выживать тогда, когда нет возможности выжить. Но и выжив, не растратить жизнь в кабаках и дурацких драках, где нет равных, а стремится… Куда, зачем? Вверх. Жить. Любить и быть любимым. Иметь верных друзей.

Трэггану… Почудился Мейчону запах Каурры сегодня на Ристалище Чести? Вполне вероятно. Зачем мучиться: показалось-не показалось? Он не в силах ничего изменить. Если друга опять вызовут на бой, если ему будет угрожать опасность – Мейчон обнажит меч. Если будет рядом, конечно… Дай, милостивый Димоэт, чтобы он был рядом, случись такое…

Сегодняшний пир несколько удивил Мейчона. Он никогда не бывал на пиршествах, где присутствовали столь высокопоставленные особы, как король одной из самых развитых и сильных держав Аддакая. Его величество король Сераггану внешне не произвел на Мейчона большого впечатления – стареющий мужчина с лысиной и довольно обрюзгшим лицом.

Но каким-то странным образом, король затмевал всех присутствующих. Ел мало, был скуп на слова. Объявил о своем решении просить у Великого Димоэта разрешения построить дамбу к первому острову Итсавгану, дальше соединить все остальные мостами и насыпями, где как, и поставить на самом большом аддакан – дабы нести свет и порядок несчастным островитянам. Через час после начала торжественного обеда его величество поблагодарил хозяина дома и ушел, взяв с собой лишь охрану и оставив многочисленную свиту досаждать Трэггану.

Мейчон видел, как с уходом повелителя друг вздохнул облегченно, но именно тогда самые сложности для него и начались. Во-первых, молчавший до того монах Иераггу, уже не истошно-истерично, а вполне здраво, хотя и самоуверенно и вызывающе, начал рассуждать о новом веянии в политике государя.

Трэггану хотел было укоротить его, но вмешался посол Наррэгу, заявивший, что самолично отведет монаха к палачам Ристалища Чести для публичной порки. Разгорелся жаркий спор – во-первых, монах не призывал к тому, за что потерпел поражение, а во-вторых, сам его величество сказал, что…

Мейчону было невероятно скучно. Разглядывать многочисленных жеманных красавиц, сидевших за столом, не было ни малейшего желания. Одна Млейн могла радовать взгляд, но супруга друга такое запретное табу, что Мейчон почти инстинктивно не смотрел в ее сторону, а если смотрел, то лишь чтобы порадоваться за Трэггану. И сидел, ковыряя в тарелке яства, о существовании которых за четыре года напрочь забыл, и думал – обидит он хозяина дома, если тихо удалится или нет?

Как высказался Трэггану: пир в первый день не самый длинный – в полночь через аддаканы повезут товары купцы, а кому ж охота слушать сквернословие погонщиков или, что гораздо хуже, быть задетым грязным охранником… Другое дело – пир в последний восьмой день, когда аддаканы будут закрыты для торговцев целых три дня, а все ночи на улицах будут веселиться горожане. К тому же, сегодня все берегли силы для восьми дней празднеств.

Когда почти все гости ушли, а слуги принялись убирать пиршественный зал, Трэггану едва стоял на ногах от усталости.

– Мейчон, – обратился он к другу, – если я не проснусь к началу Состязаний, ты простишь меня? Я не сомневаюсь, что в первом-то бою ты победишь. А ко второму я буду.

– Можешь приходить к предпоследнему поединку, – улыбнулся в ответ Мейчон. – Там-то уж противник будет настоящий, не то, что сегодняшние малкирцы…

– Кстати, – заметил Трэггану, – вполне возможно, что они тоже прибыли на Состязания Димоэта. И ты снова можешь встретиться с кем-нибудь из них.

– Это было бы совсем просто, – сказал Мейчон и зевнул – то ли скука взяла от такой перспективы, то ли действительно устал и хотел спать.

Состязания Димоэта проводились по довольно простой и строго соблюдаемой уже сотни празднеств системе. На следующий день после пробуждения аддаканов проходит первый этап – куда допускались все желающие без различия имен, званий и заслуг, внесшие взнос в двенадцать золотых.

Второй этап Состязаний – в восьмой день, главное украшение празднеств Димоэта. Только победитель первого дня мог участвовать во втором состязании, где мерились силами представители знатнейших родов. Если же он побеждал хотя бы в трех поединках, ему отсекались мизинцы и сам Димоэт посвящал его в эллы – заветная мечта любого воина, возможность основать собственный род!

Все участники первого круга делились пополам – завтрашний жребий выберет Мейчону противника. Как правило, бои первого круга длились недолго – слишком неравны были силы воинов, сумевших найти себе богатого человека и уговоривших его дать двенадцать золотых. Многие государства, владельные эллы и даже удачливые купцы с Торговой площади покупали себе воинов и выставляли их на Состязания Димоэта славы ради.

На состязаниях Димоэта можно было встретить представителей всех рас, всех стран Аддакая; к этому событию долго готовились бойцы даже с самых отдаленных островков, поскольку это был чуть ли не единственный для воина реальный шанс резко изменить свою жизнь.

Все, победившие в первом круге, получали за победу четыре рехуала. И каждая следующая победа приносила вознаграждение на четыре золотых больше. То есть, победивший в первый двух боях полностью получал свой взнос обратно и победы в следующих боях приносили уже чистую прибыль.

По мнению Мейчона столь высокий вступительный взнос, как двенадцать золотых – целое состояние, объяснялся тем, что и так-то число участников переваливало за две тысячи, а если бы не надо было платить, то желающих сражаться обормотов, едва взявших оружие в руки, было бы во много раз больше. И так-то силы противников были очень уж неравны – первые бои длились редко более чем минуту-две, и смертельных исходов бывало больше половины.

Во втором-третьем круге тоже случались смертельные исходы, но после четвертого круга состязания продолжали лишь действительно отличные, опытные, выдержанные бойцы. А уж после восьмого… Все во власти Димоэта, что тут говорить, но надо верить в себя и многое уметь, чтобы выйти на девятый круг – слабых там нет.

Всего одиннадцать боев и ты получаешь заветную мечту – несметное богатство в четыреста рехуалов – и право выступать во втором этапе, среди знатнейших эллов Аддакая.

Победителю – четыреста рехуалов. Столько Мейчон должен эллу Кмеллу за обучение. Но если учесть, что за победы в предварительных боях тоже складывается сумма в двести двадцать рехуалов… Победитель Состязаний Димоэта, считай, обеспечен на всю жизнь: можно купить замок в любом королевстве, можно обосноваться в самом Городе Городов, можно основать собственную школу…

Кстати, за долгие дни морского путешествия с острова Брагги до Луддэка, Мейчон посчитал, что после выплаты всем бойцам заслуженных вознаграждений, у жрецов Храма Димоэта остается такая огромная сумма как почти восемь тысяч рехуалов, на две сотни всего меньше… Естественно, что Храм Димоэта – богатейший, содержит за свой счет храмы во всех крупных городах на всех материках. Это только Состязания Димоэта дают столько. А как вычислить сумму всех пожертвований, ежедневно приносимых в чаши Храма?

Никто не побеждал в Состязаниях Димоэта дважды, поскольку одна победа – подвиг невероятный. И, как ни странно, победа в трех боях второго этапа победителя первого дня – большая редкость. Не зря, видно, эллы отмечены Димоэтом и имеют, подобно верховному Богу, по четыре пальца на руках…

Хотя, например, Трэггану – знатный элл, четыре пальца имеющий с рождения, прошедший огонь и воду, уступает Мейчону. Впрочем, не зря, наверное, Трэггану, хотел в дружеском поединке проверить силы… Но ведь у Мейчона уже не раз бывал противником человек с четырьмя пальцами и пока Мейчон выходил победителем.

Словно в ответ на его мысли дверь тихонько скрипнула. Мейчон по привычке напрягся, пальцы обхватили рукоять меча.

– Мейчон, ты еще не спишь? – раздался шепот Трэггану.

– Нет, заходи.

Трэггану взял у сопровождающего слуги подсвечник на три свечи и отправил слугу спать.

– Я тоже по первости сваливал все подушки на пол и спал просто так, даже не раздеваясь, – усмехнулся Трэггану, оглядев комнату. – Но в моем положении это не принято. Извини, Мейчон, я понимаю, тебе нужно выспаться перед…

– Да брось ты, – махнул рукой Мейчон, усаживаясь на кровати. – Я, как и ты, – он с нажимом произнес эти слова, – могу не спать по трое суток. К тому же великолепно отдохнул в лесу за три прошедших дня.

– В лесу разбойники и звери, – заметил Трэггану, – это не отдых.

– Напротив, – возразил Трэггану. – Разбойники не нападают на одиноких путников – что с них возьмешь. А звери… Они сами боятся страшного хищника о двух ногах. Что-то случилось, Трэггану?

– Нет, – просто ответил друг. – Соскучился я по тебе. Даже, если быть честным, просто по нормальному человеку, который тебя понимает. Твое появление здесь для меня… Я даже не могу сказать… Словно свежий ветер с моря… Да, так оно и есть! Даже с Млейн я не могу говорить о некоторых вещах – она их не понимает и ей неинтересно. Знаешь, пойдем, поднимемся ко мне наверх. Гирну принес туда давешнее вино и копченую кабанину. Я видел, ты за столом почти не пил.

– Я за сегодняшний день выпил больше, чем за последние четыре года, – усмехнулся Мейчон. – Но раз ты зовешь – идем.

Трэггану прекрасно ориентировался в лабиринтах дворца. Тяжелым ключом он отпер замок и открыл дверь в кабинет. Из внутреннего садика, дверь в который была открыта, веяло изумительной свежестью и прохладой.

Хозяин кабинета быстро зажег свечи и комната наполнилась мягким светом. Трэггану придвинул к своему столу второе кресло и указал Мейчону. Сел сам и наполнил чарки.

– Знаешь, Мейчон, – сказал он задумчиво, – мы никогда не давали друг другу клятву дружбы. Но мне кажется, что…

– Да, – кивнул Мейчон. – Выпьем за нашу дружбу.

Они залпом опустошили чарки.

– Когда ты сражался с этим малкирцем, – продолжал Трэггану, – я думал, что если вдруг, то… Ты понимаешь, о чем я говорю?

Мейчон кивнул.

– Только слишком легко далась нам победа. Не то, чтобы слишком, но…

– Это потому, – заметил Мейчон, – что они дрались за деньги. – Если бы за их спинами стояли матери и дети… Так легко мы бы не справились… Поверь моему слову, малкирцы – отличные бойцы. Не эти вот двое, а вообще.

– Возможно, – согласился Трэггану. – Сегодняшний бой много для меня значит. Я уж боялся, что эти хоромы, слуги и ежедневные утренние ванны совсем расслабили меня. Я уже начал забывать запахи битвы.

– И слава Димоэту! – воскликнул выпускник острова Брагги. – Зачем тебе это помнить? Ты – владельный элл, глава семьи. У тебя другие заботы. Так и должно быть. Да, хотел тебя спросить: а то, что ваш король поддержал этого фанатика… У тебя будут неприятности?

– Вряд ли. Я ведь подданный двух королей – Итсевда и Реухала. Меня не касаются дворцовые интриги и даже войны. В крайнем случае – снаряжу отряд для королевской армии…

Он молча глядел на пустую чарку в руках. Мейчон смотрел на друга. Тихо и очень уютно потрескивали свечи. Трэггану хотелось сидеть так долго – без разговоров даже, потому что ему было хорошо рядом с другом. Странно, но даже лучше чем с Млейн… Нет, это, конечно, не так. С Млейн все по другому – там… там… там нежно и добро. А с Мейчоном – надежно и почему-то тепло.

Они так и сидели без слов, никто не хотел убивать то необъяснимо-молчаливое, что родилось между ними.

Наконец голова Трэггану бессильно упала на спинку кресла – он заснул.

Мейчон задумчиво налил себе в чарку вина из графинчика, понюхал и поставил чарку на стол.

Как сильно изменился Трэггану за то время, что Мейчон его не видел. Сейчас, спящий, в свете свечей он казался очень усталым и чуть ли не старым. Мейчон огляделся, встал, снял с дальнего кресла шкуру какого-то зверя и заботливо накрыл ею друга. Долго стоял у стены, увешанной кинжалами, пиками и мечами. Потом прошел к открытой двери в сад и, стоя на пороге, впитывал в себя ночные запахи Города Городов, о котором мечтал бесконечные дни испытаний на острове. Потом улыбнулся своим мыслям, сделал шаг вперед, улегся на песок и мгновенно заснул.

С первыми лучами солнца Мейчон проснулся. Увидел колодец с полным ведром воды, вымылся и вошел в кабинет. Свечи еще горели. Трэггану спал, улыбаясь во сне.

Ступая совершенно бесшумно, словно лесной зверь, Мейчон прошел к выходу и открыл дверь. В коридоре перед лестницей стоял стул – наверное, для слуги. С некоторым трудом он нашел комнату, которую отвел ему дворецкий. Взял свою дорожную сумку с бальзамами и прочими необходимыми вещами, накидку с цветами Итсевда, что принес ему вчера на пир посол Наррэгу, подумал стоит ли одевать парадный костюм, решил что нет и, никого не встретив, спустился вниз.

Полусонный охранник открыл ему ворота и Мейчон отправился уже знакомой дорогой к Арене Димоэта, навстречу своей судьбе.

* * *

Первый этап Состязаний Димоэта по обычаю проводился в первый день празднеств, в день бога Кашаера, повелителя холодного Гапполуха.

Разумеется, поединки на Арене являлись центральным событием дня, поскольку шествие в храм Семи Богов не обещало быть слишком уж торжественным и красочным – лишь низкорослые гапполушцы в меховых одеждах и со своими странными посохами, увенчанными изображениями диковинных зверей, будут водить непонятные остальным загадочно-ритмичные хороводы под глухие звуки огромных барабанов.

Мейчон знал – сегодня Димоэт будет милостив к нему. И Кашаер поможет, поскольку Мейчон корнями своими из Гапполуха, хотя ни разу не ступал на этот далекий и суровый континент.

Огромные трибуны Арены Димоэта, способные вместить чуть ли не больше половины жителей Города Городов, в этот ранний час, к удивлению Мейчона, были почти заполнены; только многочисленные ложи знатных эллов были еще свободны – те придут на настоящие поединки, когда останутся лишь истинные мастера клинка.

А простой народ жаждал крови, которой в первом круге будет больше чем достаточно. Отчаянно рвущиеся в бой воины не соизмеряют свои силы с силами противника и опытные мастера хладнокровно пронзают не желающих сдаваться храбрецов, у которых смелости и желания сорвать победный куш значительно больше, чем опыта и умения.

К тому же, удачные ставки, сделанные до начала первых боев, могут принести огромный выигрыш, намного превосходящий, то, что можно получить, поставив когда бойцов станет меньше. Если угадать победителя, то можно заграбастать денег даже больше, чем будет выплачено за победу достойнейшему. Но разве ж угадаешь – две тысячи бойцов, каждый внешне силен, хорошо вооружен и рвется в бой. Можно лишь гадать – а времени нет. В основном, зрители ориентировались по именам и предыдущим победам, которые выкрикивал маг-герольд.

Мейчон усмехнулся – его знакомцу Дойграйну ломать голову в догадках не приходится, тем более, если он присутствовал на вчерашнем поединке на Ристалище Чести.

– Восемьсот восемьдесят восемь – элин Мейчон, защищает цвета Итсевда! – провозгласил маг-герольд.

И все. Что Мейчон сказал, то и объявили. Он не из тех, кто хвастается своими заслугами. Громких побед на турнирах у него нет, а остров Брагги за плечами… Что ж, пусть этим кичатся другие. Многие, кто прошли лишь начальную подготовку на Брагги, не забывали сообщить об этом.

Мейчон поглядывал в сторону представляемых бойцов, когда слышал упоминания об острове, но знакомых лиц не видел – выпускники, те кто смог стать выпускником, проходят индивидуальное обучение у лучших мастеров острова, тогда как остальных муштруют группой те, кто еще не стал учителем и, возможно, никогда не станет. Впрочем, в начале списка звучало имя какого-то именитого выпускника; Мейчон, кажется, даже слышал про него на острове.

Все бойцы – две тысячи человек, сидели на скамьях, выставленных прямо на огромной арене, чтобы не утомляться во время представления и жеребьевки. Каждый уже прошел осмотр магом-эскулапом и держал в руках черный каменный кубик с выбитым на нем номером.

Кубики были древние. Сколько бойцов уже держали кубик, что сейчас в руках Мейчона, надеясь, что волшебное число принесет удачу? Знает лишь Димоэт.

Наконец все были представлены.

Старший жрец Состязаний со специальной трибуны, на которой в конце дня будут награждать почетным доспехом и денежным призом победителя, провозгласил:

– Волей великого Димоэта и именем его объявляю Состязания Димоэта открытыми!

Трибуны разразились приветственными криками – в поддержку вышедших воинов, в знак радости, что событие которого так ждали, наконец-то начинается, в знак надежд на яркое зрелище и проявление истинного мастерства и мужества.

Жрец выждал паузу, пока утихнут трибуны и начал монотонным голосом подробно описывать правила Состязаний. Жрец Ристалища Чести почти то же самое излагал гораздо короче и понятливее, без постоянных поклонов могуществу, мудрости и величию Димоэта.

Насколько понял Мейчон, правила Состязаний и Поединка Чести разнились лишь в одном – оружие в любом случае оставалось у побежденного, поскольку заплачен взнос.

– Главный судья Состязаний, – провозгласил напоследок жрец, – милостью Димоэта его величество король Реухала. Так как его величество король Варклит занедужил, его представляет сын, наследник престола принц Марклит.

Последние слова никого из горожан не удивили. Король Варклит давно болел и не покидал дворцовых стен, хотя правил островом железной рукой. И на предыдущих празднествах Димоэта его представлял сын, уже немолодой, красивый мужчина.

Принц встал с места главного судьи и объявил:

– Пусть воины с первыми номерами займут свои места и мои помощники проведут жеребьевку.

Первые сто двадцать восемь бойцов выстроились в четыре шеренги. Остальные участники состязаний бросили свои кубики в огромную корзину с узким горлом, которую несли четыре человека в цветах Храма Димоэта. Затем корзину понесли перед выстроившимися бойцами, каждый доставал кубик – номер тут же громко выкрикивался и названный воин шел к своему первому противнику.

Первый круг проводился в четыре этапа – по сто двадцать восемь пар. Второй – в два. Потом сражались все пары одновременно, пока не оставалось восемь самых лучших бойцов. Эти пары уже сражались по очереди, чтобы зрители оценили все перипетии схватки.

На первый бой отводилось шестнадцать минут. В случае, если ни один из противников не признал поражения, и оба могли продолжать бой, то все оставлялось на усмотрение судей – не боялись ли бойцы друг друга, насколько отважно и решительно вели схватку?

Корзину уже проносили перед последними в последней шеренге воинами, когда Мейчон услышал:

– Восемьсот восемьдесят восемь – элин Мейчон, защищает цвета Итсевда!

Что ж, и в этом есть счастливое предзнаменование – не ждать больше часа своей очереди, а иметь возможность отдохнуть перед следующим боем. Хотя, вряд ли возникнет необходимость в отдыхе так быстро.

Мейчон быстро встал со скамьи и прошел к воину, который вытянул черный кубик с тремя восьмерками.

– Не повезло тебе, парень, – с деланным сочувствием заметил противник, когда Мейчон встал напротив него, ожидая сигнала к началу боя.

– Почему? – спокойно спросил Мейчон.

Проходя мимо пар, приготовившихся к бою, он слышал как противники обмениваются угрозами, пытаясь запугать врага еще до начала схватки. На него такие приемы не действовали.

Напротив стоял черноволосый, уже начинающий седеть и лысеть воин с длинными, до подбородка, усами подковой. Но мышцы его не были дряблыми, фигура не могла вызывать никаких нареканий – по всему видать опытный боец.

– Ты что, не слышал с кем свел тебя жребий?

– Нет, – честно ответил Мейчон.

– Я – Болуаз из Сникка, – представился воин и одним движением поднял левый рукав, где тускло блеснул давно вжитый в плоть символ острова Брагги. – Я победил в первый день на прошлых Состязаниях, восемь лет назад. И не вижу причин не победить в нынешних.

– История не знает случаев, – ответил Мейчон, приподнимая свой левый рукав, – чтобы кто-то победил в Состязаниях дважды.

– Рад встретить брата, – поклонился выпускник острова Брагги младшему товарищу. – Жребий несправедлив, я должен был встретиться с тобой в последнем бою.

Мейчон лишь пожал плечами.

В это мгновение пронзительно разорвали гул трибун резкие звуки королевских труб.

– Начинайте, – прогремел в наступивший тишине голос главного судьи.

– Начинайте, – повторили бойцам сто двадцать восемь судей, готовясь наблюдать каждый за поединком своей пары, и переворачивая песочные часы, рассчитанные на шестнадцать минут – время первого боя.

Болуаз отбросил щит, поскольку у противника его не было, и резко ударил мечом. Мейчон спокойно отразил удар.

– Кто был твоим личным учителем, брат Мейчон? – спросил победитель первого дня прошлых Состязаний.

Мейчон нанес удар.

– Учитель Вагги, брат Болуаз.

Болуаз словно испарился со своего места, оказался за спиной Мейчона и нанес сокрушительный удар. Но Мейчон был готов и отразил.

– Учитель Вагги еще жив? – удивился Болуаз. – Он ведь был безумно стар, когда я покидал остров.

– Жив, брат Болуаз, – ответил Мейчон нанося уникальный прием, которым на острове владел только древний Вагги.

– Да, жив, – согласился черноволосый. – Я помню этот прием, брат Мейчон. Но мне он не нравится. Угадай, кто был моим учителем?

Оборот вокруг оси, резко направленная в грудь противнику нога и смертоносный меч следом.

– Учитель Мекор, брат, – уклонившись, ответил Мейчон, – этот удар нельзя отбить.

– Правильно, брат Мейчон, Мекор – лучший учитель на Брагги. Я – его ученик и не могу замарать его имя. А этот ты сможешь отбить?

Еще один коварный прием, который мог уложить кого угодно. Только не Мейчона.

В паре сражавшихся справа тонким предсмертным голосом закричал воин, пронзенный в сердце мечом противника. Ни Болуаз, ни Мейчон не обернулись. Слева один из воинов запросил пощады и их судья громко закричал, что бой закончился.

– Я не имею права проиграть, брат Мейчон, – с каким-то сожалением произнес Болуаз, внимательно следя за каждым движением противника. – Не оборачивайся, чтобы не отвлечься. Просто поверь на слово – за твоей спиной, в первом ряду на трибунах, – он отбил удар Мейчона, – сидят в таких же куртках, как у меня, двадцать восемь парней. – Он нанес удар и парировал ответный. – Это мои ученики. Я не могу проиграть на их глазах. Сдавайся, ты победишь в следующий раз.

– Сожалею, брат Болуаз, – искренне сказал Мейчон, вкладывая в удар всю силу. – Я то же не имею права проигрывать. На меня смотрит любимая.

И это была чистая правда. Откуда-то издалека, из далей царства мертвых на него взирала Сейс, пожертвовавшая ради него жизнью. Он не мог проиграть. Даже старшему брату, даже победителю прошлых состязаний.

В пылу сражения ни тот, ни другой не замечали, что остались одни.

Угрюмо под свист зрителей ушли, понурив плечи, те, что поумнее, кто признал поражение пред более сильным противником. Тех, кто оказался глуп, или к кому был немилостив Димоэт, унесли младшие помощники судей.

Все освободившиеся судьи большим кругом встали вокруг Мейчона и Болуаза, удивляясь, откуда такое поистине поразительное мастерство в первом бою – зачем понадобилось мудрому Димоэту сводить сейчас тех, кто достоин сражаться за звание победителя?

Удар следовал за ударом, все собравшиеся на огромном сооружении люди, затаив дыхание, следили за поединком. Казалось, в самых дальних рядах был слышен звон сталкивающихся клинков. Песчинки в часах судьи неуклонно отмеривали время поединка.

Сражающиеся уже не обменивались репликами – они все сказали друг другу. Каждый должен победить – все во власти Димоэта. Но собственной, поистине роковой оплошности, не простит себе ни один из выпускников острова Брагги. Значит, надо забыть кто перед тобой и сражаться. За собственную жизнь, за собственную честь.

Хотя, признать поражение пред достойным не зазорно никому, даже выпускнику Брагги…

Прочь эти мысли! Удар, еще удар, противник должен сломаться, он старше, пусть и опытнее, вот у него уже сбилось дыхание, удар еще удар! Пусть пот застилает глаза, удар еще удар!

Бойцы, уже прошедшие первый бой, и те, кому еще только предстояло сражаться, повставали с лавок, установленных прямо на арене, понимая, что если позволит Димоэт пройти далеко, то не с одним, так с другим точно сведет жребий и лучше присмотреться повнимательнее.

Да и одно удовольствия наблюдать за таким поединком – словно чудесные танцоры выводят многажды отрепетированные фигуры. Только сталь не красоту – смерть несет зазевавшемуся сопернику. Но остров Брагги – хорошая школа, лучшая в Аддакае, не зря в пустынном океане старцы мудрость веками вынашивают, а после ученикам передают.

– Все! Бой окончен! – провозгласил судья поединка подняв высоко часы, где в верхней части песка уж не осталось.

Бойцам не пришлось повторять дважды, не было нужды помощникам с копьями вставать между разъяренными противниками. Ярости не было – был бой. Он окончен, значит надо опустить меч и поклониться достойному противнику, которого так и не смог одолеть, хотя и не уступил.

– Бой окончен! Бой окончен! – вздохнули трибуны.

Кроме обожателей кровавых зрелищ на трибунах было немало и тех, кто ценил красоту и отточенность движений, понимал толк в поединках. Да, это бой так бой, достоин финала. И теперь все зависит от главного судьи – как решит?

И трибуны замерли, в ожидании решения, догадываясь каким оно будет и готовясь взорваться гневом и проклятиями, если их надежды окажутся обманутыми.

– По правилам состязаний, – объявил старший жрец Храма Димоэта, появившийся невесть откуда, – при завершении боя в первом круге без явного перевеса одного из сражавшихся, дополнительное время до победы не назначается. Решение о присуждении обоим противникам победы или поражения принимает главный судья в зависимости от того, как противники вели бой.

Наследник реухалского престола с достоинством встал со своего места.

Все сейчас смотрели на принца Марклита. Даже Мейчон и Болуаз не выдержали, повернули головы в сторону главного судьи.

– Благодарю обоих бойцов за прекрасный поединок, – сказал принц и сел.

Ставки в строчке Болуаза и так были всего один к двум. И мгновенно в строчке никому почти до этого неведомого Мейчона ставки опустились до той же отметины; кто успел поставить один к ста или даже более, радовались от души.

Да, есть что обсудить, а ведь даже не первый круг, а четверть первого круга.

Помощники судей принесли корзину с остатками черных кубиков. Состав участников на нынешних Состязаниях оказался неполным, кубиков тридцать еще оставалось.

Болуаз показал, чтобы Мейчон выбрал себе кубик первым. Мейчон покачал головой, уступая старшему товарищу, как и требовал этикет – уступать везде, кроме как в бою. Болуаз вынул кубик, Мейчон за ним. Две тысячи восьмой – и здесь восьмерка. Будет считаться, что Мейчон одержал победу над противником под номером две тысячи восемь. Они подняли свои кубики.

– Элин Болуаз займет место у левой трибуны, Элин Мейчон – у правой, – решил старший жрец Храма Димоэта.

Это означало, что если противники и встретятся еще раз сегодня в бою, то лишь в последнем, решающем поединке.

– Ты молодец, брат Мейчон, – сказал Болуаз. – Как бы не закончились Состязания, я буду рад пригласить тебя в свою школу наставником молодых.

– Я с удовольствием обдумаю твое предложение, брат Болуаз, – с достоинством ответил Мейчон.

Немного злясь на себя, он отметил, что икра правой ноги трясется мелко-мелко. Слава Димоэту, что это никому не видно. Вблизи намеченный путь уже не представлялся столь легким, как казалось с острова Брагги. А ведь это был лишь первый бой, но уже стоивший месяцев жизни.

– Такого поединка я еще не видел, – признался им судья, наблюдавший за их боем. – Вы не откажетесь со мной выпить по чарке легкого вина, что приготовлены в комнатах отдыха?

– С удовольствием, – согласился Болуаз.

– Да, было бы неплохо, – кивнул Мейчон.

Они вместе отправились к выходу с арены – во внутренние помещения, где продолжающим состязания воинам были приготовлены места для отдыха, столы с обильным угощением и бассейны, чтобы омыть пот прошедшего боя.

– Состязания продолжаются! – провозгласил жрец. – Следующие бойцы пусть займут места и проведут жребий.

* * *

Во внутренних помещениях почти ни кого не было. Те воины, что имели право сейчас отдыхать здесь, остались на арене – смотреть поединки следующей группы.

Все, уже победившие бойцы, переходили к левой трибуне, а те, кто будут сражать сейчас – к правой. И в следующем круге возможен противник именно из тех, кто сражается сейчас. Или – Мейчон, который также перешел к правой группе.