Текст книги "Замок Пятнистой Розы"

Автор книги: Андрей Легостаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Я полагаю, – повернулся вельможа к старшему по элиранату, – вопрос решен. Элин Мейчон явится к вам завтра. Его высочество принц Марклит ждет нас. Если вы не будете нас задерживать, мы успеем к финальным поединкам Состязаний Димоэта.

– Конечно, элл Блайжеггу, мы не смеем задерживать ни вас, ни элина Мейчона, – поспешно ответил старший по элиранату. – Вам нужна охрана?

– Спасибо, меня дожидаются у выхода мои люди, – сухо ответил вельможа.

Мейчону очень хотелось показать элирану Дилеоару жест, распространенный среди воинов. А еще больше хотелось дать ему по физиономии. И вывести продажную тварь на чистую воду.

Мейчон хорошо запомнил слова Трэггану и догадывался о каком человеке шестой грани, шла речь.

* * *

Тщательно продуманный и веками отшлифованный ритуал жрецы Храма Димоэта вынуждены были срочно менять – поскольку Мейчон не был побежден, и являлся победителем первого дня Состязаний. Его поставили не вровень, но чуть позади и левее элла Варгейна, победителя сегодняшних боев.

Элл Варгейн был облачен в парадные доспехи. По его суровому лицу, ничего не выражающему, кроме отваги и готовности продолжать бои, не было видно радости от обладания поистине сказочной суммы в четыре тысячи золотых. В душе он, наверное, уже прикидывал, что и как теперь будет – все иначе, но на лицо старательно напустил суровый вид, чтобы случайно не сказать глупость.

В знак приветствия он молча кивнул победителю первого дня Состязаний и вновь уставился в спины коронованных особ, стоявших перед ним. Выпускник острова Брагги почтительно поклонился эллу Варгейну, который безусловно был великим воином и отчаянной храбрости человеком – Мейчон успел застать два его поединка – и встал за ним.

Мейчон догадывался, что процедура предстоит долгая и утомительная. Но через это необходимо пройти, если он хочет помочь другу.

Когда он входил – впервые в жизни – в огромный храм Димоэта и Семи Богов, в душе его вдруг возникло волнение и какое-то необъяснимое чувство торжественности. Трудно все объяснить словами, но сама внутренняя обстановка Храма действовала на любого входящего, заставляя его забывать о сиюминутном и преклониться пред вечным.

Торжественные песнопения, множество жрецов в ярких дорогих одеждах, немыслимое количество свечей, освещающих Храм ярче, чем днем, но оставляющих в полумраке статуи в нишах тем, кто помогал Димоэту. Мраморные изваяния словно наблюдали за пышным церемониалом.

На огромный подиум вышли, каждый в своих цветах, семь богов в масках – никто из смертных не должен видеть их лиц, пока они живы и служат Димоэту.

Наконец жрецы, под звуки труб и барабанов, открыли золотые створки Ворот Димоэта – единственный в мире аддакан, стоящий не на площади и соединенный не с аддаканом где-нибудь на континентах, а с другой Вселенной, где проводит свой досуг и откуда наблюдает за Аддакаем верховный его повелитель.

За воротами переливалась немыслимыми цветами стена, живо напомнившая Мейчону закрытый аддакан перед пробуждением. Только в это стену не надо было вонзать меч – он сама лопнула мириадами разноцветных брызг.

Четыре гиганта, как минимум в половину превышающие ростом любого жителя Аддакая, сплошь закованные в доспехи, так что можно было лишь догадываться, что за страшные человекоподобные монстры охраняют верховного бога, несли роскошные носилки.

Димоэт сидел на троне, на нем была огромная маска, закрывающая грудь и плечи.

Все, находящиеся в Храме, без всякой команды рухнули на колени, каждый обращаясь в мыслях к божеству – он слышал всех.

Мейчон тоже встал на колени, он волновался не меньше остальных.

Носилки так и не опустили наземь – Димоэт обращался к своим подданным с них, не вставая на грешную землю своего мира.

Мейчон плохо запомнил, что говорил Димоэт – голос верховного бога был густой и громкий, казалось, он проникает прямо в сердце. И слова были простые и доступные – о любви к ближним, о святости дружбы, о мужестве и правде, о том, что в мир надо нести только светлое, а все светлое, воплощено в Димоэте и семь богов – слуги его…

Слова простые и понятные выражали неземную мудрость.

Эти слова ввергали собравшихся в Храме людей в трепет и восхищение.

Мысли путались от осознания важности и неповторимости в жизни этих мгновений.

Мейчон плохо помнил, как Димоэт кончил речь, как тысячи собравшихся, и он в общем хоре, пели славящий гимн великому покровителю и хозяину мира.

Наконец те, кто достоин был предстать пред Димоэтом и сказать ему самое важное, длинной вереницей двинулись к подиуму, на которых держали носилки с владыкой мира.

Главный жрец Храма громко выкрикивал имя подходившего, тот вставал на колени перед носилками и говорил. Спрашивал что-то очень важное и получал ответ. Или обращался с просьбой. Но чаще лишь хвалу и благодарности слышал в свой адрес великий Димоэт. Ибо в принадлежавшем ему мире дела шли прекрасно, годы были урожайные, ремесла процветали, торговля через аддаканы связывала самые отдаленные страны, войны уносили дурную кровь и можно было лишь благодарить великого Димоэта, что все так хорошо в этом замечательном мире.

– Его величество Ликкан, король Велинойса, – провозгласил главный жрец Храма.

Мейчон с интересом поднял голову, оторвавшись от своих мыслей.

В сопровождении своего посла в Реухале и владельного элла Велинойс-ди-Реухала король, во имя и для которого Мейчон рисковал своей жизнью в горах Северного Оклумша и которого никогда не видел, приближался к носилкам с троном Димоэта. Король оказался некрасив, хотя над его внешностью наверняка поработали умелые руки брадобрея. Сейчас он был сосредоточен, словно решал мучительную проблему и до сих пор еще не принял решения. Он бросил быстрый взгляд назад, видимо решился на что-то и ускорил шаги.

Позади него, строго по ритуалу, стоял король Итсевда в сопровождении элла Наррэгу и элла Канеррану, заменившего Трэггану.

Король Велинойса подошел к носилкам бога и преклонил колено.

– От имени своего народа, я благодарю великого и мудрого Димоэта за процветание, – начал он. – Забота о моем народе переполняет мое сердце. Денно и нощно я думаю о судьбах жителей своей страны. И смею обратиться к мудрому Димоэту с нижайшей просьбой.

Выждав положенную паузу, во время которой сумел бросить еще один короткий взгляд в сторону ненавистного короля Итсевда, король Ликкан продолжил:

– Острова Итсавгану, расположенные близ наших северных границ, страдают от отчуждения. Бури и ветры препятствуют проникновению светлой мысли мудрого Димоэта, там царят язычество и невежество.

Мейчон посмотрел на короля Итсевда. Лицо его величества Сераггану ничего не выражало, но Мейчон догадывался, что думает сейчас старый (и потомственный) недруг короля Велинойского.

– Да позволит великий Димоэт построить насыпь к первому острову и соединить мостами остальные. Тем самым острова станут частью континента Махребо и на них можно будет поставить аддаканы. Мое королевство сделает все до следующих великих праздников и…

– Нет! – вдруг громовым голосом прервал Димоэт короля Велинойского. – Этого хотели свергнутые непокорные боги, доставившие мне столько бед. Ты становишься на их сторону?

Вопрос прозвучал как страшное обвинение. У короля Велинойского от напряжения по лицу потек пот. Король Итсевда не смог сдержать вздоха облегчения и злорадной улыбки. Старый недруг, проведав его планы, решил опередить врага. И попался. Какое счастье, что король Итсевда сам не поклонился с той же просьбой великому Димоэту!

Король Велинойский решил идти до конца:

– Великий Димоэт знает, что проклятые боги хотели другого. Так говорят свитки и книги. Я родился много позже после их свержения и я не одобряю их идей.

– Они… – Димоэт вел сейчас себя не как бог, а как обыкновенный рассердившийся человек. – Я не желаю говорить ни о них, ни об островах, этих, или других. – Он повернулся к главному жрецу: – Велинойс имеет какие-нибудь привилегии?

– Нет. Велинойс был лишен всех дарованных вами привилегий еще при деде нынешнего короля.

– Сколько аддаканов?

Жрец прекрасно понял о чем спрашивает великий Димоэт.

– На территории Велинойса расположено четыре аддакана.

– Два закрыть, – сказал Димоэт и хлопнул ладонью о ладонь, показывая, что разговор закончен.

Сопровождавшие короля Велинойса вельможи под руки подхватили его величество, у которого перестали держать ноги, и унесли прочь от носилок верховного бога своего повелителя.

– Его величество Сераггану, король Итсевда, – провозгласил главный жрец.

Король Сераггану, только что (да еще за счет давнего недруга-соседа, который постоянно донимает на границах) избежавший катастрофы, чуть ли не упал в ноги Димоэту и только благодарил верховного бога за процветание и благоденствие своей страны.

Мейчон снова уставился в мозаичный пол – его очередь предстать пред Димоэтом дойдет еще не скоро. Но только что происшедшее он может использовать. Только надо быть крайне осторожным в словах, чтобы не прогневить Димоэта, которого приводит в ярость одно упоминание о проклятых богах и всего, что с ними связано.

Наконец пришел черед Мейчона.

– Победитель первого дня Состязаний Димоэта, Мейчон, защищавший цвета Итсевда, – раздался голос жреца Храма. – Из-за ранений не смог принять участия в последнем дне Состязаний.

Мейчон в золоченых доспехах, преподнесенных ему главным судьей Состязаний принцем Марклитом, прошел к носилкам с троном Димоэта, и преклонил колено.

– Говори, – после некоторой паузы приказал Димоэт.

– Мудрый Димоэт, я благодарю вас за силы, которые вы мне дали для победы в Состязаниях. И осмелюсь нижайше просить вас…

Мейчон замолчал, собирая внутренние силы для борьбы – не мечом, словом.

– Что именно? – в голосе Димоэта проскользнуло недовольство, хотя просьб он выслушал немало и почти все обещал исполнить.

– Для друга своего, элла Итсевд-ди-Реухала Трэггану прошу суда скорейшего и праведного. Он ни в чем не виновен, он…

– В чем он обвиняется? – спросил Димоэт голосом, показывающим, что он сам все знает, но хочет проверить искренность просителя.

– Элл Трэггану выступил против речей монаха Иераггу, призывавшего просить великого Димоэта присоединить к Махребо острова Итсавгану, – выдал Мейчон заготовленный удар и быстро продолжил: – Он вызвал монаха на Ристалище Чести и победил его представителя в честном бою. Но монах все равно продолжал свои нечистые речи. Потом его кто-то убил и пытается всю вину свалить на элла Трэггану, который никогда бы не совершил подлого убийства из-за угла. Элл Трэггану честно и открыто, если требуется – с оружием в руках, защищает светлое имя Димоэта и свою честь. Только одного я прошу у мудрого Димоэта – справедливого суда для элла Трэггану, ничего больше.

Димоэт поднял правую руку.

– После окончания праздников состоится суд, которого ты просишь. Да будут наказаны виновные в смерти монаха, каким бы подлым и мерзким не был убитый.

Димоэт хлопнул ладонью о ладонь.

Мейчон поклонился и прошел мимо трона, уповая на то, что все слышали последние слова верховного бога.

Он не стал присоединяться к ожидавшим торжественного шествия по улицам Реухала королевским особам, а направился к боковому выходу из храма.

Он с облегчением перевел дух. Самого главного он добился. И усмехнулся, подумав, что наконец-то сможет снять эти дурацкие золоченые доспехи, тяжелые и неудобные, пусть и красивые.

Он вышел из Храма, продрался сквозь плотную толпу жителей Аддакая, уже начавших традиционное трехдневное гуляние, и отправился в таверну «Невинная жертва», где его поджидали Сейс, Дойграйн и Гирну.

* * *

– Красавчик, кячку хочешь?

Перед Мейчоном возникла ухмыляющаяся уродливая физиономия с огромными ушами.

– А у тебя клевый наряд для гулянки, красавчик! – похвалила маска. – Так хочешь кячку?

Мейчон понял, что перед ним Сейс. У него в душе вдруг накатила какая-то волна подъема. День прошел лучше, чем он надеялся, ничего не потеряно – он поборется за судьбу друга. И у него есть люди, которые с ним рядом. От переполняющих чувств он крепко прижал Сейс к груди и прошептал:

– Сейчас я хочу вина, а потом…

Сейс довольно взвизгнула от его сильных объятий.

Ей было хорошо с этим странным человеком. Так хорошо… Так хорошо, что она его не отпустит от себя ни при каких обстоятельствах. За те дни, что он провел в ее доме, у них так и не возникло близости. Он был ранен, она ухаживала за ним… Странное дело, но ей этого было даже достаточно. Правда, когда Сейс ложилась спать в своей комнате, она чувствовала его запах и ей мнилось, что ее тела касаются его руки… А он… она не могла понять, как он относится к ней. И поэтому сейчас так искренне обрадовалась его объятиям.

А он обнимал ее… как сестру. Конечно, как сестру, у него пред глазами образ другой Сейс… Или нет? Почему он пожалел мимолетно, что на нем распроклятые золоченые доспехи и он не чувствует грудью теплоту ее тела?

– Что потом? – спросила она.

– Потом будет потом, – усмехнулся он.

– Гирну и Дойграйн дожидаются тебя, – кивнула Сейс в сторону входа в «Невинную жертву». – Беспокоятся. Ну их в великую пустошь, пойдем без них куда-нибудь? Ведь праздник же, все веселятся…

Мейчон улыбнулся ей, снял с нее маску и посмотрел в глаза. Без слов взял за руку и направился к таверне.

– Наконец-то! – воскликнул Дойграйн, увидев Мейчона. – А мы уж заждались, думаем: не случилось ли чего? Вот, жаркое твое уже остыло…

Гирну лишь вопросительно посмотрел на Мейчона.

– Все в порядке, – ответил Мейчон, снимая шлем и доспехи. – Я видел Трэггану, он держится отлично и не собирается сдаваться. Это самое важное.

Старый слуга с облегчением перевел дух и поднес к губам кружку с пенным пивом.

– Я разговаривал с Димоэтом, – спокойно продолжил Мейчон, но его прервал возглас Дойграйна:

– Ух ты! Неужели с самим Димоэтом?

– Да, – с некоторой гордостью подтвердил Мейчон. – Он выполнил мою просьбу, суд над Трэггану состоится через три дня, сразу после окончания праздников. Гирну, надо найти защитника. Самого лучшего.

– Но если обратиться к самому лучшему… – задумчиво сказал Гирну. – Такие защитники ведут один-два суда в год и берут дорого, но…

– Я сказал – самого лучшего, – прервал Мейчон. – После разберемся с оплатой, Трэггану отнюдь не бедняк.

Он снял наконец панцирь и сел за стол.

– Держи, Дойграйн, это барахло принадлежит тебе.

– А можно, – неуверенно спросил Дойграйн, с какой-то нежностью поглаживая золоченый шлем, – а можно мне это померить?

– Конечно, – рассмеялся Мейчон, – делай с доспехами, что хочешь, они же твои. Сейс, налей мне вина.

Девушка с радостью выполнила просьбу и села рядом с ним. Мейчон пил не торопясь, смакуя каждый глоток, хотя вино сильно уступало по качеству тому, которым угощал его Трэггану. Но сейчас и это пилось хорошо – все, что можно было сегодня сделать, он сделал.

Мейчон почувствовал усталость, ему захотелось спать. И запах, чувство близости тела Сейс пьянило его больше, чем вино. Это его почему-то даже не раздражало. Он с удовольствием съел остывшие жаркое и отодвинул тарелку.

– Ну как я выгляжу? – спросил Дойграйн, надев доспехи.

– Просто вылитый герой, – улыбнулся Мейчон. – Хоть сейчас в бой. Только не рекомендую – доспехи для боя не годятся.

– Зато красивые, – заметила Сейс. – Дойграйн, у тебя самый лучший праздничный наряд сегодня, можешь попробовать выиграть приз на площади.

– А чего? Прям сейчас и пойду. Мейчон, как здесь забрало опускается, никак не пойму.

– Дай шлем, – попросил Мейчон. – Вот так видишь? На, одевай.

Дойграйн надел шлем и опустил забрало.

– Я, пожалуй, пойду, попробую договориться с защитником Чеггу, – сказал Гирну. – Если он откажется, попрошу совета, к кому обратиться. Может, придется через аддаканы в королевствах искать, а времени на подготовку совсем не много.

– Да, – согласился Мейчон, – иди. Только, наверное, сейчас все гуляют, захочет ли этот Чеггу с тобой разговаривать?

– Каждый гуляет по-разному, – заметил Гирну, вставая. – А дела – они и в праздники дела. В любом случае надо попытаться. Я пошел, до темноты постараюсь вернуться. Я прямо к тебе приду, Сейс. Или сюда?

– Нет, – сказал Мейчон. – Мы с Сейс уходим домой.

Это «мы» в его устах на мгновение остановило сердце Сейс. Оно тут же забилось вновь, но с удвоенной силой.

– Дойграйн, снимай шлем, допивай пиво и идем.

– Я не хочу больше пива, – сказал тушенос, – можно мне не снимая доспехов идти?

– Да, конечно, – пожал плечами Мейчон. – Они – твои, делай с ними, что хочешь. Хоть вместо ночного горшка приспособь, мне-то какая разница?

Дойграйн с гордым видом отправился к выходу из таверны.

Мейчон протянул руку девушке:

– Пойдем, Сейс, я устал. Или… ты хочешь отправиться на гуляния?

– Нет, Мейчон, я тоже хочу домой, – ответила она, почему-то опустив глаза. – Знаешь, я хочу тебе сказать, что…

В это мгновение у входа в таверну раздался крик, напомнивший Мейчону визг монстра в горах Северного Оклумша.

Мейчон быстро обернулся.

Гирну поддерживал падающего Дойграйна. Тонкий истошный крик не прекращался, переходя в какое-то беспомощное завывание.

Мейчон бросился к выходу.

В груди Дойграйна, с правой стороны, пробив негодный парадный доспех, торчал тонкий каленый трехгранный кинжал.

– Меня убили! – простонал Дойграйн. – Уби-и-ли!

Мейчон быстро огляделся. Вокруг таверны – на улице и дальше, на площади – веселились люди, большинство было в масках. Ничего подозрительного. Никого убегающего Мейчон не увидел.

– Убили меня, убили, – стонал тушенос.

– Кто его? – быстро спросил Мейчон у Гирну.

– Я ничего не успел понять, – испуганно ответил старый слуга. – Мы выходили, вдруг он как закричит и повалится на меня… Я никого не успел заметить.

Удар был нанесен мастерски – если бы у Дойграйна сердце было как у Мейчона, с правой стороны, он уже не смог бы хватать руками воздух и причитать, что его убили.

Со всех сторон к таверне собирались зеваки. Злоумышленника, наверняка, уже давно нет в ближайших кварталах. А может, он и вернулся в толпе и сейчас наблюдает за ними под видом простого горожанина…

– Успокойся, Дойграйн, все будет в порядке, – обратился Мейчон к раненому.

– Как же все будет в порядке, когда я умираю?

Дойграйн лежал на полу, загораживая проход, Гирну поддерживал его голову. Рядом Мейчон заметил встревоженное лицо Сейс.

Мейчон нагнулся и взял Дойграйна на руки. Тушенос был достаточно тяжел, да еще в этих доспехах… Мейчон понял, что нести его не сможет и снова положил на порог. Каждое движение приносило раненому боль – он не прошел школу на острове Брагги и не умел усмирять плоть.

– Бросьте меня, я сейчас умру, – простонал страдальческим тоном Дойграйн.

Шлем странно искажал голос и если бы не опасность для жизни Дойграйна, Мейчон бы рассмеялся.

Мейчон поднял забрало, чтобы раненый дышал свободнее, затем расстегнул застежки и снял шлем.

– Надо позвать за магом-эскулапом, – сказала Сейс.

– Он не успеет, – простонал Дойграйн, – я умру раньше.

– Успокойся, – жестко сказал Мейчон и слегка шлепнул раненого ладонью по щеке, чтобы привести в чувство. – Такая же точно рана у меня самого еще не прошла. Видишь – живой. Сейчас доберемся до дома и я сам смажу рану, у меня есть бальзам. Не надо мага-эскулапа, Сейс, лучше найди каких-нибудь носильщиков. Нужно срочно доставить его домой, я не донесу, а сам он не дойдет…

Сейс юркнула на улицу, выполнять поручение.

Сквозь собравшуюся у дверей таверны толпу пробился элиран третьей грани.

– Что здесь происходит? – строго спросил он. Взглянул на лежавшего в золоченых доспехах раненого и удивился: – О, проклятые пустоши, неужели убили этого, как его, Мейчона?

– Я – Мейчон. Это – мой друг, я подарил ему свои доспехи. Кто-то хотел убить меня, но на нем был надет шлем с забралом. Сегодня гулянье и он хотел…

– Я… я умираю, – снова простонал раненый.

– Сейчас я вызову магов-эскулапов и мы доставим его в элиранат, – сказал страж порядка, поднося к губам рог, чтобы созвать находившихся поблизости элиранов.

– Не надо, – попросил Мейчон, – я все сделаю сам. У меня есть бальзамы, сейчас мы отнесем его домой.

– Дойграйн?! – вдруг вылез вперед из толпы зевак мужчина солидного телосложения. – Дойграйн, ты ранен? Эй, мужики, здесь Дойграйна убивают! – вдруг заорал он кому-то.

Из толпы выбрались еще четверо мужчин, по сложению которых без труда можно было догадаться о роде их занятий.

– Я умираю, – прошептал Дойграйн, увидев своих. – Пригойн, я умираю!

– Кто его обидел? – заорал товарищ Дойграйна и повернулся к Мейчону: – Ты?

– Я – его друг, – спокойно сказал Мейчон. – А если вы хотите помочь своему товарищу, немедленно найдите носилки. Его нужно уложить в постель. У меня есть бальзамы, и я быстро поставлю его на ноги.

Уверенный тон Мейчона заставил тушеноса поверить ему.

– Не надо никаких носилок, мы сами отнесем его. Куда нести, в элиранат или к магам-эскулапам?

– Нет. Вот он покажет куда. Гирну, проводи. Я подожду Сейс и поговорю с элираном.

Четверо тушеносов с легкостью подняли Дойграйна.

– Ой, – запричитал он, – осторожнее. У меня кинжал в груди. Я ранен! Я умираю…

Гирну повел тушеносов к дому Сейс. Мейчон повернулся к элирану.

Зеваки постояли и решили, что во время праздника найдутся занятия и повеселее, чем слушать пустые разговоры.

– Пройдемте в таверну, – предложил Мейчон.

– Лучше здесь, – сказал элиран. – Как я понял, вы – элин Мейчон и отдали своему знакомому ваши доспехи. Кто его ранил?

Мейчон ответил на все вопросы стража порядка, заверил, что вылечит рану Дойграйна и что она не представляет угрозы для жизни. Он пообещал, что как только Дойграйн сможет встать на ноги, явиться вместе с ним в элиранат.

Появилась Сейс, которая выглядела виноватой, поскольку в этот безумный час, когда всеобщее веселье охватывает Город Городов, не смогла найти ни одних носилок.

– А где Дойграйн? – взволнованно спросила она. – Он…

– Тут оказались его знакомые с Торговой площади, они понесли его в твой дом. Поторопимся, я должен обработать его рану.

– За что его, а? – спросила Сейс, стараясь не отставать от Мейчона.

Мейчон усмехнулся.

– Не надо быть большим мудрецом, чтобы ответить на твой вопрос, Сейс.

– И все-таки?

– Сегодня я сказал принцу Марклиту и в элиранате, что у меня сердце с правой стороны. Куда ударили Дойграйна?

– А-а, – догадалась Сейс, – он был в твоих доспехах и убийца принял его за тебя?

Мейчон кивнул.

– Как хорошо, что Дойграйн не гапполушец, – только и сказала Сейс. – И как хорошо, что убийца перепутал вас из-за доспехов.

Мейчон посмотрел на девушку, но ничего не сказал.

Он думал – следят за ним сейчас или нет?

Но в такой толпе, где путь приходится прокладывать грудью и локтями, следящего заметить очень трудно. При первой возможности они свернули на тихие боковые улочки, но за ними никто не шел.

* * *

Сейс лучше тушеносов и Гирну знала свой район, поэтому Мейчону еще пришлось подождать.

Тушеносы внесли раненого товарища в дом, Мейчон проводил их в комнату, где сам оправлялся от ран, и уложил Дойграйна на свою кровать.

Тот уже не причитал, стонал тихонько и глядел на Мейчона просящим взглядом, в котором читалась боль и надежда на ее избавление.

– Сейс, дай дурманящих фруктов, – попросил Мейчон, готовясь извлечь клинок из тела раненого.

– Что? – не поняла девушка.

– Кячку дай, – усмехнулся Мейчон.

Сейс смутилась.

– Но у меня нет… Я… я сейчас сбегаю куплю.

Она стремительно выскочила из комнаты.

– Мы еще нужны вам? – спросил один из тушеносов.

Раненому товарищу они ничем помочь не могли, а праздники есть праздники – их восемь лет ждешь и хочется получить от них как можно больше удовольствий, чтобы было что вспомнить в обрыдлые будни.

– Нет, спасибо за помощь, – поблагодарил Мейчон. – Заходите справиться о его здоровье завтра. Или послезавтра.

– Поправляйся, Дойграйн, все будет хорошо, – пожелал на прощанье тушенос.

– Пока, Пригойн. Заходите все, я буду ждать, – слабым голосом сказал Дойграйн. – Не беспокойтесь обо мне. Мейчон все сделает, он не даст мне умереть. Но как больно…

Тушеносы ушли.

Сейс принесла две дурманящие сливы. Мейчон, несмотря на протесты, заставил Дойграйна их съесть и резким движение выдернул кинжал.

Затем с помощью Сейс он быстро снял доспехи и раздел раненого. То ли от дурманящих фруктов, то ли от вида крови, Дойграйн потерял сознание.

Мейчон и Сейс обтерли бесчувственного Дойграйна тряпками, смоченными в уксусе, затем обработали рану, обильно наложили чудодейственный бальзам, который уже помог самому Мейчону и туго перевязали рану.

Когда они закончили за окном уже стемнело, с улицы доносились радостные крики загулявших горожан, возвращающихся из трактиров или только еще направляющихся туда. Сегодня для простых людей угощение бесплатно – за счет знатных эллов и короля Реухала.

Дойграйн мирно спал, слегка похрапывая.

– Хм, – сказал Мейчон, – он занял мою постель. А где же я буду спать?

– Пойдем, – сказала Сейс. – Тебя бы тоже надо перевязать заново. Рана-то болит?

– А, ты об этом? Нет, не болит. Я думаю, что зря маги-эскулапы сняли меня с Состязаний, я здоров, как доголомакский дракон. Но пойдем.

Он взял со стола подсвечник и свою сумку с бальзамами и пошел вслед за Сейс в ее комнату.

Она закрыла дверь, он снял рубашку.

Рана почти затянулась и, в общем-то, в обработке не нуждалась. Девушка коснулась рубца пальцем.

– Какой… Какой ты сильный, – сказала она.

Повинуясь мгновенному порыву, сам не отдавая себе отчета, что он делает, Мейчон прижал ее к груди и правой рукой провел по волосам.

– Сейс…

* * *

– Все оказалось совсем не так, – сказала Сейс, положив голову на обнаженное плечо Мейчона.

– Что «не так»? – переспросил он.

– Все – не так. Не так, как я себе представляла по рассказам подруг.

– Хуже?

– Я сейчас еще не разобралась. Наверное – лучше. Я не знаю. Мне с тобой хорошо.

– Никогда не слушай подруг.

Мейчон аккуратно снял ее голову с плеча и сел на постели. Встал, подошел к столу и взял кружку с налитым ему вином.

– Никого не слушай, – повторил он. – Почему ты так вела себя там, в элиранате? Я подумал о тебе…

– Я… – она улыбнулась. – Я боялась.

– И я боялся, – признался Мейчон. – Я и сейчас боюсь, что все это не так. Не так как надо, не так, как должно быть. Боюсь и хочу, хочу и боюсь. – Он усмехнулся. – Никогда бы раньше не подумал…

– Ты и боишься? – удивилась Сейс, садясь на постели и прикрывая обнаженное тело. – Чего ты можешь бояться, Мейчон? Ты – герой. Такой, о которых поют песнеделы на площадях. Такой, как Рыжебородый Онург или Клест из Фиинтфи. Я никогда раньше и представить себе не могла, что познакомлюсь с таким, как ты. Я кто? Простая горожанка, таких много. Не самая красивая и глупая. А ты… Ты как принц из детских снов…

– Герой… – вдруг почему-то зло повторил ее слова Мейчон и сделал большой глоток вина. Даже слишком большой. – Герой? Да, наверное, герой. Потому что, кроме как убивать и побеждать, я ничего больше не умею. Ненавижу убивать, но выбора нет – либо ты, либо тебя. И хочется жить. Для кого? Для чего? Герой всегда идет по жизни один. Всегда один.

Мейчон допил вино и со стуком поставил кружку обратно.

Сейс сидела на постели, закрываясь простыней и в полумраке своей спальни смотрела на первого в жизни мужчину. Она понимала, что его что-то беспокоит, но не понимала что именно и боялась: не является ли она, ее неопытность и некрасивость причиной его недовольства? Может, она не то сказала? Молчать надо было, дура набитая!

– Герой… – снова заговорил Мейчон. – Он идет куда захочет, а на самом деле – куда глаза глядят. У него нет ничего за душой – ни денег, ни цели, ни друзей. «Нам дружить трудно – встречу в бою, убью» – вот поговорка героев. Герой видит несправедливость и наказывает негодяев. И уходит дальше. Куда? Зачем? Простым людям знать не дано, они лишь будут слушать песни о его подвигах, как правило перевранные и преувеличенные. И зачастую негодяи, которых победил герой и не являются негодяями… А герой ушел в свое никуда – совершать следующие подвиги. Рыжебородый Онург, которого ты так любишь, всю жизнь лазал по горам Куеломока в поисках драконов. И устраивал самую обычную охоту – с загоняющими, с собаками, с сотней помощников. Чтобы получить вознаграждение за голову и сердце убитого зверя, пропить в кабаках и шляться дальше по горам в поисках следующей добычи. Драконоборец, проклятые пустоши, герой занюханный! Как погиб Онург, знаешь?

– Нет, – почти испуганно ответила девушка.

– Вот-вот, – усмехнулся Мейчон, – об этом-то в песнях не поется. Он захлебнулся в собственной блевотине в одном из трактиров. А Клест из Фиинтфи всю жизнь боролся с черным магом… Вот видишь, уже и имени его не помню… А когда победил врага, наложил на себя руки. А другие герои из песен? Легендарный Лайк из Веика, слышала о таком? Так вот он кончил жизнь грязным нищим на базарной площади. Долго жил, больше девяти сроков Димоэта… подачками и отбросами. Когда кончается здоровье, то оказывается – жить нечем и незачем. А сколько было героев, о которых и песен не сложено? Которые погибли безвестно, пусть и в неравном бою. Сейчас уже никто и не вспомнит даже за что именно они погибли…

– Как ты мрачно говоришь, Мейчон…

– Мрачно… – повторил он и кивнул: – Да, наверное, мрачно. Возьми меня, например. Сейчас мой друг в беде. Меня пытались убить и еще попытаются. Это неважно. Рано или поздно все закончится – или я спасу друга, оставшись жив, или не спасу и погибну сам. Спасу – буду герой. А потом уйду в никуда, потому что здесь мне больше нечего будет делать. И не знаю куда идти… Впрочем, это-то как раз не проблема – пошел в Храм Войны, так называются кабачки в Реухале, где вербуют наемников, и отправился на войну. Куда угодно. Да и героев, способных освободить деревню от чудища или разбойников, тоже всегда ищут. Но зачем мне это?

– Твое имя золотыми буквами уже нанесли у входа на Арену Димоэта, – вдруг сказала Сейс. – Я знаю, я сама бегала смотреть.

– Золотыми буквами… Это лишь буквы. После победы на Состязаниях я держал в руках сказочное богатство – оно протекло сквозь пальцы. Меня просили стать Учителем – что может быть в жизни лучше? Я не смог. У меня была любовь… Четыре года я терпел лишения ради нее. Ее тоже звали Сейс, но у нее было по четыре пальца на руках… Я даже не знал, что она умерла год назад, я жил любовью. Я ее потерял и не знаю зачем жить дальше. У меня нет ничего. Нет никого, кому хотелось бы служить жизнью и честью…

Голос Мейчона был хрипл от волнения, грудь вздымалась, словно он отбил первые страшные атаки врага и снова готов вступить в бой. Глаза на миг сверкнули яростным огнем.

– Я видел сегодня королей – там, в Храме Димоэта. Если бы хоть один из них был достоин, чтобы я ему служил! И не надо было бы мне ничего больше! Элл Кмелл неплохой человек, но и ему служить незачем. Я воин, не маг, я не могу созидать – только убивать. Но и это надо делать ради чего-то, не ради ежевечерней выпивки…