Текст книги "Время шаманов. Сны, дороги, иллюзии"

Автор книги: Андрей Лебедь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Внезапно огонь, исходящий из центров, стал распространяться на всё тело, охватив его за доли секунды. Моё тело словно бы моментально вскипело! Это можно сравнить с процессом откупоривания плотно запечатанной бутылки газированной воды, когда из-за резкого перепада давления по всему объёму жидкости мгновенно начинают выделяться пузырьки углекислого газа, и вода словно закипает и, увеличиваясь в объёме, стремится вырваться из закрытой бутылки. Каждая клетка моего тела закипела, меня словно что-то рвануло за макушку, и я ощутил, что поднимаюсь в воздух.

«Я умер», – вспыхнула в голове мысль и сразу же угасла. Отчего-то я не мог на ней долго концентрироваться. Через секунду я уже парил на высоте полуметра над землёй лицом вверх, отчаянно выворачивая шею в попытках разглядеть хоть что-нибудь внизу под собой, стараясь определить своё местоположение. Однако звуки бубна и игиля, которые по-прежнему продолжали звучать, словно бы толкали меня куда-то вперёд и вверх. Не в силах сопротивляться их мягкому настойчивому влиянию, я смирился со своим положением и мыслью о своей смерти, решив пройти всё предназначенное мне до конца.

Я поплыл по невидимому течению, поднимавшему меня всё выше и выше, пока не смог каким-то невероятным усилием развернуться лицом вниз и сразу же почувствовал, что могу управлять своим телом. Внизу я видел узкую долину, нашу палатку, угли догоравшего костра и расположившихся вокруг него людей, среди которых был и я. Повернув свою голову вправо, я увидел излучину свинцовой реки и тёмные горные цепи вдалеке на горизонте. Звуки толкали меня в спину, побуждая лететь куда-то, и я подчинился их приказу.

Всё быстрее и быстрее я нёсся над темнеющими долинами, сглаженные эрозией скалы мелькали так близко, что, казалось, протяни руку – и коснёшься кончиками пальцев мягкой рассыпающейся породы. Я огляделся вокруг и, увидев далеко на горизонте огни далёкого крупного города, принял решение лететь к нему. С невероятной скоростью скользя по невидимым воздушным потокам, я пронёсся над горным массивом, и стремительно помчался вдоль полосы асфальтированной трассы, проложенной до города. Внизу мелькали одиночные автомобили, мчавшиеся с зажжёнными фарами, небольшие посёлки, одиночные пешеходы и всадники, ехавшие по своим делам.

В несколько секунд, как мне показалось, я добрался до города. Я впервые видел его сверху, поэтому, сделав над ним полный круг, снизился, чтобы разглядеть всё получше. Электрические огни уже были включены, хотя ещё не стемнело, и молодёжь небольшими группами гуляла по широкой центральной улице, движение автомобилей уже не было таким же интенсивным, как в дневное время. Краем глаза я увидел справа от себя красную крышу буддийского храма и решил посмотреть на него вблизи. Через пару секунд я уже был рядом с ним. Он светился своим собственным светом, распространяя вокруг мягкое бело-розовое сияние.

По какой-то причине этот свет показался мне очень привлекательным, и я решил проникнуть внутрь, однако, стоило мне приблизиться к металлической ограде, окружавшей храм, произошло нечто неожиданное. Прямо передо мною словно ниоткуда возникла устрашающая фигура, явно напомнившая виденные мною ранее изображения разгневанных божеств или демонов: огромный оскалившийся острыми клыками рот, яростное выражение исказившегося в неистовом порыве тёмного лица, пылающие неукротимым гневом глаза и развевающиеся волосы с вплетёнными в них разноцветными лентами. В правой руке божество держало огромный, отливающий нездешней синевой кривой меч.

Не медля ни доли секунды, эта фигура молнией бросилась ко мне – несомненно, её исступлённое неистовство было направлено на меня. Рот божества разверзся, словно готовый поглотить меня без остатка, я разглядел на голове божества некое подобие короны, составленной из человеческих черепов. Мой страх мгновенно вырос до неизмеримых пределов, я инстинктивно метнулся в сторону и в этот момент ощутил сильный рывок и через долю секунды очнулся возле аржаана.

Вне себя от пережитых чувств, я вскочил на ноги, но они подкосились, и я снова упал наземь. Чимеккей и Олчеймаа сидели рядом, расслабившись и полуприкрыв глаза, игиль и бубен Олчеймаа лежали на земле.

– Всё хорошо, – глубоким спокойным голосом сказал Чимеккей. – Все уже здесь.

Звук его голоса мгновенно вернули мне внутренний покой, однако потребовалось еще несколько минут, чтобы восстановилось кровообращение в затёкших от долгой неподвижности ногах, и я смог осмотреться. Иван сидел рядом, глаза его были открыты, но он как будто не видел ничего вокруг, словно в трансе мерно покачиваясь вперёд-назад и со словами «Клюв, клюв…» поглаживая макушку, словно ощупывая что-то невидимое глазами. Кирилл, напротив сидел с прямой спиной, ровно и глубоко дыша, глаза его были закрыты. Ника уже успела налить себе из чайника остывшего чая и пила его вприкуску с маленьким кусочком печенья.

Чимеккей, улыбаясь, глядел на нас, а потом попросил каждого рассказать о том, что мы видели. Когда пришла моя очередь, я, волнуясь, дрожащим голосом рассказал о том, чему был свидетелем, утаив, правда, некоторые детали. Чимеккей внимательно выслушал мой рассказ, кивая головой, а когда я рассказал о напавшем на меня существе, он рассмеялся и, похлопав меня по плечу, сказал, чтобы я впредь был осторожнее.

– Но кто это был? – в недоумении спросил я. – Может быть, он мне просто привиделся?

Чимеккей заверил меня, что ужасающая фигура, виденная мною сегодня, ни в коем случае не является галлюцинацией: это был докшит – один из представителей группы божеств, предназначением которых является охрана буддийской веры и буддийских храмов.

– Я уже говорил множество раз, но повторю ещё: вы не одни в этом мире – мириады богов с небесных сфер смотрят на вас! – воскликнул он. – Туда лежит и ваша дорога – вверх, вверх и вверх по бесконечной лестнице света. И та часть себя самих, которую вы узнали, только малая крупица бесконечных тайн.

Мы сидели кружком возле небольшой скатерти с разложенной на ней снедью, пили холодный чай с бутербродами и обменивались друг с другом деталями увиденного. Видя, что мы уже совершенно успокоились, Чимеккей тихонько вытащил из сумки свой бубен. Как ни старался он сделать это незаметно, мы все заметили это и, мгновенно насторожившись, одновременно поставили свои чашки на землю.

Олчеймаа засмеялась, однако, Чимеккей, не обращая ни на кого внимания, встал и ударил длинной колотушкой по туго натянутой, украшенной орнаментом коже бубна. Низкий могучий звук всколыхнул безмолвие долины, заставив нас сосредоточиться. Знакомое чувство раскрытия всех пор тела снова охватило меня, я глубоко вздохнул и расслабился, приготовившись вслушиваться в звуки. То же самое сделали Кирилл и Иван с Никой. Но Чимеккей сделал всего несколько ударов, потом, опустив руки, выпрямился во весь рост и издал тонкий свистящий звук сыгыта, пронзивший тёмно-оранжевый сумеречный свет, которым была залита долина.

Звук нарастал до тех пор, пока не превратился почти в ультразвук, находящийся за пределами слышимости человеческого уха, и, достигнув этого порога, обрушился вниз водопадом. Проделав эти манипуляции, Чимеккей сел на землю. Мы в недоумении переглянулись, но через секунду ощутили, что затишье кончилось: лёгкий поток воздуха нарушил безветренный покой долины. Кирилл покрутил головой, пытаясь щекой определить, откуда дует ветер, и сказал:

– Сверху!

Он указал пальцем направление, откуда дул набиравший силу ветер – в сотне метров выше по склону, там, где находился аржаан. Ветер, казалось, сваливался с невысокой скалы, из-под которой били родники, скатывался вниз по пологому склону долины, где стояла наша палатка, и «вливался» в узкие ворота ущелья.

Сила ветра нарастала с каждой секундой, и через минуту это уже был почти штормовой ветер, порыв которого подхватил несколько пустых полиэтиленовых пакетов, лежавших возле палатки, с моей головы слетела бейсболка. Мы бросились лихорадочно собирать и распихивать по рюкзакам лежавшие на земле продукты, вещи, посуду. Я засовывал в первый попавшийся мне рюкзак мешочек с хлебом, когда Ника вскрикнула:

– Глядите!

Подняв голову, я посмотрел в сторону источника и застыл на месте: прямо из располагавшегося сотней метров выше по склону аржаана начал подниматься смерч! В первые секунды маленький, высотою не более двух-трёх метров, он, по мере увеличения скорости ветра, тоже набирал силу и разрастался буквально на глазах, бешено вращая огромные клубы пыли. За короткое время смерч вырос до высоты нескольких десятков метров и явно не собирался останавливаться в своём росте. Неистовая сила его увеличивалась, вовлекая в сферу своего действия всё новые объёмы, а ветер при этом продолжал крепчать.

В какой-то момент стоять уже стало невозможно – такой силы достиг ветер, ивовые заросли и редкие деревья колыхались под его ударами, пригибаясь почти до самой земли. По воздуху неслись сухие листья, пучки сожженной солнцем потемневшей травы, сломанные ветви деревьев. Мы поняли, что ещё минута – и наша палатка будет снесена: так сильно она выгибалась под неистовыми ударами сильнейшего штормового ветра, очень похожего на те ветры, с которыми мы встречались на перевалах полярных гор. Переглянувшись, мы, не отвязывая палатку от растяжек, положили её на землю, вытащив подпиравший её центральный кол. Однако сила ветра была такой, что даже лежащая палатка готова была сорваться с места, и мы, усевшись наземь, держали её за прочные оттяжки, повернувшись спинами к ветру и упершись ногами в землю.

Сквозь грохот бушующего ураганного ветра, заполнившего всю долину, я услышал звенящий голос Ники:

– Вон он! Идёт сюда!!!

С трудом повернув голову в направлении источника, я увидел, что выросший до невероятных размеров смерч медленно двинулся в нашу сторону, по пути вбирая в себя все небольшие и даже средних размеров предметы. Словно заворожённые, мы, не обращая внимания на набивавшийся в лёгкие плотный пыльный воздух, наблюдали за приближением смерча.

По какой-то причине страха не было, мы почему-то знали, что смерч не причинит нам никакого вреда. Ника визжала в восторге от невообразимого зрелища, Иван выкрикивал что-то невнятное и махал приветственно рукой, даже уравновешенный Кирилл глядел с благоговением на высокий узкий столб бешено вращавшегося воздуха, приближавшийся к нам. Не доходя до места, где мы расположились, двух десятков метров, смерч замер как бы в нерешительности и, изменив направление своего хода, двинулся по утоптанной тропе вниз по ущелью и через короткое время исчез из виду среди скальных выступов.

Уже совсем стемнело, чернота августовской ночи усугублялась затянутым облаками небом. Ветер немного утих, однако продолжал дуть ровно и сильно, мы уже собрались было снова развести костёр, как внезапно ударила молния, и сразу же за ней раздался треск громового раската. Как-то очень быстро похолодало, крупные редкие капли дождя упали на траву, и мы бросились ставить и укреплять палатку. Когда через несколько минут хлынул проливной дождь, все уже сидели в нашей оранжевой просторной и непромокаемой палатке, на перевёрнутом вверх дном котелке стояла зажжённая свеча, а на переносной газовой горелке шумел чайник.

– Эх, совсем как у нас на севере! – сказала Ника, блаженно растянувшись на своём спальном мешке и приготовившись слушать беседу.

– Что это было – там, в источнике? – спросил Чимеккея Кирилл.

Чимеккей, сделав небольшую паузу, ответил:

– Я хотел вам наглядно продемонстрировать, что жизнь это понятие гораздо более многообразное, чем вы себе можете представить. Я позвал его, но, – тут он улыбнулся немного смущённо, – я и представить себе не мог таких последствий. Остаётся только надеяться, что он не причинит несчастья людям… А мы живём ради людей… Ради их счастья.

Чимеккей, как мне показалось, с благоговением посмотрел на Олчеймаа, которая сидела рядом с ним, поджав колени к груди и положив на них подбородок, и сказал с доброй улыбкой, обращаясь к нам:

– Вот, например, Олчеймаа приносит счастье, радость и удачу всем, кто ей встречается на пути. И даже имя её означает именно это: счастье и благодать. Она дарит людям то, чего им по-настоящему не хватает…

Задумчиво глядя на колеблющийся язычок свечного пламени своими разноцветными глазами, Олчеймаа негромко сказала:

– В этом мире множество разных дорог, множество разных религий. Но из всех религий мира я выбрала одну: религию любви. И нет в мире ничего, что могло бы это изменить…

Я ещё долго лежал, слушая, как дождевые капли барабанят по туго натянутой ткани палаточного тента, пока не провалился в сон без сновидений.

***

Жёлтые лучи утреннего солнца освещали вершины окрестных гор, не проникая в спящую ещё долину, в которой было свежо и прохладно. Трава и невысокие кусты, покрытые бесчисленными сверкающими бисеринками росы, выглядели мокрыми и печальными. На небе не было ни одного облачка. Мы с Иваном сидели на небольшом скальном выступе выше по склону горы от нашего лагеря, наблюдая, как резкие тени, отбрасываемые горными вершинами, медленно соскальзывают вниз по противоположной стороне ущелья, словно убегая от лучей восходящего солнца.

Те участки земли, которых касались тёплые, но ещё не жаркие лучи, мгновенно оживали, с них начинал доноситься громкий треск крыльев похожих на кузнечиков насекомых, а роса с поверхности узких ивовых листьев и невысоких трав испарялась за считанные секунды. Словно тёплая рука гладила сонное лицо долины, пробуждая её ото сна.

Один из массы больших кузнечиков выпорхнул из густой травы и, медленно перелетая с места на место, приблизился к тому выступу, где сидели мы с Иваном. Мы с интересом наблюдали, как насекомое, громко треща крыльями, неуклюже перепрыгивает с одного камня на другой, а в какой-то момент оно вспорхнуло вертикально вверх и зависло в воздухе в метре от наших лиц. Мы вздрогнули от неожиданности и, разглядев его поближе, хором ахнули – прямо перед нашими лицами, часто-часто взмахивая лёгкими крылышками, порхала миниатюрная птичка размером с пол-ладони. Она разглядывала нас своими маленькими круглыми глазками с неменьшим любопытством, чем мы – её. Повисев возле нас несколько секунд и, как видно, вдоволь наглядевшись, она издала короткую трель и стремительным броском унеслась в зелёные заросли.

Мы с Иваном переглянулись и, спрыгнув с выступа, так быстро, насколько позволял рельеф склона, помчались к палатке. На ходу Иван сказал мне:

– Ох, ещё не хватало нам галлюцинаций наяву!

Он на секунду притормозил и, заглядывая мне в глаза, спросил:

– Ты ведь тоже видел, а?

Я подтвердил с некоторой долей неуверенности, что и в самом деле мне почудилось, что одно из насекомых внезапно превратилось в птицу, либо же мы спросонья приняли птичку за насекомое, либо же там были и птица, и насекомое вместе, но показывались они попеременно. Я излагал свои мысли так долго, что окончательно запутался в них и умолк.

У палатки уже царило оживление. Кирилл и Ника собирали рюкзак, складывая в него пластиковые бутылки с водой и продукты. Чимеккей стоял возле берёзы, разглядывая окружающий пейзаж, Увидев, что мы запыхались, мчась со всех ног, он засмеялся и сказал:

– Словно черти за вами гонялись! Однако, вам сейчас нужно будет идти, – добавил он, всматриваясь в высокое ясное небо. – Идите вон за ту гору, там есть ещё одно ущелье и упражняйтесь там, развивайте свои голоса. А мы с Олчеймаа должны остаться здесь.

Он махнул рукой в направлении невысокой пологой горы в конце нашей долины, напомнив нам, чтобы мы не забыли положить по камешку в каждую из небольших куч камней, разбросанных вдоль узкой горной тропы. Мы уже знали, что эти кучки камней, оваа, располагались на особых местах, и каждый проходящий мимо человек дополнял их своим, принесённым снизу камнем, тем самым увеличивая их высоту. Некоторые оваа насчитывали уже многие тысячи камней, и моё воображение каждый раз вспыхивало, когда я представлял себе тех людей, который были здесь до меня.

Оставив Чимеккея и Олчеймаа возле палатки, мы двинулись вверх по узкой тропе, которая примерно через два часа пути привела нас к невысокому перевалу, отмеченному большим оваа, в вершине которого был закреплён верёвочными растяжками толстый двухметровый шест с привязанными к нему разноцветными ленточками. У подножия шеста стояла металлическая тарелка, заполненная мелкими деньгами.

Оставив в блюдечке несколько монет и положив на вершину оваа по камешку, мы спустились в соседнее ущелье. Оно было настолько узким и извилистым, что даже высокое полуденное солнце не могло осветить его полностью. Расположившись в одном из тенистых мест, мы долго упражнялись, выкрикивая разные звуки, пытаясь петь так, как показывал нам Чимеккей. Отражаясь от скалистых стен ущелья, наши голоса переплетались и создавали причудливые узоры.

Когда мы двинулись назад, была уже вторая половина дня. Солнце палило беспощадно, и мы, мокрые от пота, едва передвигали ноги по сорокаградусной жаре. Нам понадобилось несколько часов, чтобы добраться до знакомого ущелья. Поднявшись на последний перед спуском к палатке холм, мы увидели, что возле берёзы пасётся несколько лошадей. С вершины холма лица находившихся возле палатки людей были плохо различимы, однако, приглядевшись, я уловил в фигуре стоявшего возле лошадей мужчины что-то смутно знакомое.

– Это Демир! – воскликнул я.

Почти бегом, наперерез петлявшей по склону тропе мы спустились вниз и вскоре уже пожимали руки Демиру и двум его сыновьям, стоявшим тут же со смущённым видом. Видимо, они подъехали совсем недавно, потому что выглядели немного утомлёнными, а их одежда и сапоги были в серо-коричневой пыли, в которую превращаются, рассыпаясь от времени, окрестные горы. Чимеккея и Олчеймаа в лагере не было.

– Не ожидал вас тут встретить, – сказал Демир неторопливо после того, как мы пригласили гостей располагаться и подвесили над костром котелок с водой. – Сам не знаю, что меня побудило свернуть в это ущелье, я ведь давно уже тут не был.

Он огляделся по сторонам и спросил, слегка понизив голос:

– Чимеккей тоже здесь?

Услышав утвердительный ответ, он, как мне показалось, заметно разволновался и сказал:

– Значит, меня сердце не обмануло! Значит, всё верно! – он ещё раз оглянулся на окрестные горы.

– Почему ты так волнуешься? – спросил я его. – Чимеккей скоро придёт, не думаю, что с ним может что-то случиться.

– О! – Демир одним движением вскочил на ноги. – Я волнуюсь вовсе не по этой причине! Я чувствую… я знаю, что должно произойти что-то очень и очень значительное. Я готовился к этому! Вчерашний ураган был мне знамением!

Он уселся на землю и принялся нервно теребить тонкий кожаный ремешок своей полевой сумки – той самой, в которой он хранил географические карты. Чтобы хоть как-то успокоить его, я стал расспрашивать об урагане. Он рассказал, что вчера по предгорьям прошла буря, достигшая даже самой столицы Тувы, сильнейший ветер оборвал провода на линиях электропередач.

Мы переглянулись, а Ника спросила:

– А вы нашли хоть какие-нибудь следы страны Конгурей?

– Нет… Я объехал всю Туву. Я был во всех её уголках – от озера Кара-Холь на западе до хребта Барыштыг-Тайга на востоке, от Тоджинской котловины и таёжных отрогов Западного Саяна до степей и гор на границе с Монголией и озера Убсу-Нур… Я беседовал с учёными и мудрыми ламами. Я расспрашивал стариков, но даже самые старые и осведомлённые из них не могли мне ничего сказать. Я не знаю, почему… – Демир вздохнул. – Может быть, они мне не доверяют, а может – забыли всё. Но я уже смирился с этим. Я знаю, что истинный Конгурей где-то очень близко… Я найду его.

– Конгурей это… Это Шамбала? – вполголоса спросил Кирилл.

Демир внимательно посмотрел ему в глаза и ответил:

– «Неделание зла, достижение добра, очищение своего ума – вот учение просветлённых». Так можно определить путь. Конгурей живёт в моём сердце, но дорога к нему трудна.

Внезапно сменив тему, он сказал:

– Я уверен, что Чимеккей знает настоящий путь. Он великий шаман. Нет, – поправил он сам себя, – он не шаман. И он не хоомейжи, он не артист…

– А кто же он? – не выдержала Ника.

Демир с удивлением взглянул на неё:

– Как же так? Я думал, вы знаете… – он взял длинную сухую веточку и поворошил угли в костре. Казалось, бесконечное время он молчал, прежде чем начать говорить:

– За время своих странствий я узнал о нём очень и очень многое. Все, кто его знает, говорят о нём исключительно хорошие слова. Его сердце открыто всем людям. Он может исцелять тяжёлые болезни. Он не несёт зла. Он чист душою и силён духом. Он способен творить невероятные вещи. Он учит людей как им правильно жить, и те на самом деле становятся лучше...

Я слушал его и знал, что он говорит правду – огромная внутренняя сила и всепобеждающий душевный покой Чимеккея производили на людей неизгладимое впечатление.

– …и каждый, кто его встречает, получает от него настоящий подарок. Подарок не материальный, а такой, который приходит словно прямо с небес и остаётся навсегда. Он дарит надежду. Такой дар может дать только просветлённое существо. – Демир поднял на меня глаза и сказал: – Он Бодхисаттва.

Его слова словно открыли передо мною какие-то невообразимые горизонты. Я слышал раньше из разных источников, что бодхисаттвами называют людей, которые силой своего духа смогли преодолеть бесконечный круг перерождений – сансару – и достигли освобождения. Они достигли Самбхогакая, «тела Света» и могли бы стать великими богами, Буддами, могли бы жить, творить и созидать в невероятных мирах, однако, вместо этого добровольно воплотились на Земле, отдав себя во власть кармических законов. И сделали они это ради одной цели – помочь освободиться другим живым существам, пойманным в круг нескончаемых рождений и смертей.

Я воскликнул, не сдержавшись:

– Как же так? Ведь он же шаман!

– Да, – ответил Демир, – это так. Но бодхисаттвы сами принимают решение, где им родиться и кем им быть на этой Земле. Их цель – указать дорогу тем, кто уже готов к ней, а всё остальное для них не имеет значения. Они предвестники прихода Майтрейи, Будды нового времени.

Он торжественно посмотрел на нас:

– Это великая удача и счастье – знать, что рядом с тобой есть такие великие души.

Его сыновья, сидевшие рядом, были удивительно похожи на него: погодки, они были крепкие и статные, пышущие здоровьем и силой. Немного стесняясь присутствия незнакомых людей, они, тем не менее, держались с достоинством, которое не выглядело напускным, а было, наверное, врождённым. Внимательно слушая нашу беседу, они не вмешивались в неё, время от времени бросая взгляды на пасшихся неподалёку лошадей.

Некоторое время мы молчали. Это молчание не было тягостным, наоборот, оно было наполнено светом – словно перед нами открылись новые дали. Мы так глубоко погрузились каждый в свои мысли, что не заметили приблизившихся Чимеккея и Олчеймаа. Когда Иван увидел их, они были уже возле самой палатки – в десятке метров от костра.

– О! У нас гости! – веселым голосом сказал Чимеккей, здороваясь с Демиром и его сыновьями. Обращаясь к нам, он удивлённым голосом произнёс: – Что-то я вас не узнаю сегодня. Вы какие-то не такие как всегда… Какие-то… тихие, что ли.

И в самом деле, мои товарищи, обычно очень смешливые и стремительные в движениях и поступках, выглядели сейчас настоящими тихонями. И они, и я во все глаза смотрели на него и Олчеймаа, всеми силами стараясь углядеть в их облике хоть что-нибудь необычное.

Олчеймаа, видимо, что-то поняла, потому что улыбнулась и спокойно ушла в палатку переодеваться, а Чимеккей, подумав несколько секунд, махнул рукой и уселся на свёрнутый туристический коврик. Через минуту вышла Олчеймаа и присела рядом с ним.

Уже близился вечер, небосклон почти полностью затянуло облаками, только на западе, там, где садилось солнце, небо было чистым, и долина вновь, как и вчера вечером, окрасилась лучами закатного солнца в мягкие, розово-жёлтые пастельные тона. Казалось, даже сам воздух светился изнутри каким-то зернистым оранжевым светом. Слабый ветерок шевелил листья и ветки берёзы, покой и равновесие установились в моей душе и в окружающем мире.

Чимеккей встал и, ни слова не говоря, облачился в свой шаманский наряд. Длинные ленты его халата свисали почти до земли, пришитая к шаманской шапке корона из перьев, саннааш, словно вонзалась в низкое облачное небо. Взяв в руки свой большой бубен, он принялся мерно ударять по нему. Звуки, отдалённо схожие с раскатами грома, прокатились по нам, заставив выпрямиться и сконцентрироваться. Чимеккей запел одну из своих шаманских песен. Олчеймаа, вставшая рядом с ним плечом к плечу, мелодичным голосом вторила ему, ударяя в свой небольшой бубен.

Как-то очень быстро стемнело, и окружающее воспринималось как сквозь кристалл дымчатого кварца. Я с удивлением ощутил, что больше не могу сдерживаться, и начал в меру своих возможностей подпевать Олчеймаа и Чимеккею. Почти одновременно то же самое сделали Иван, Ника и Кирилл. Не очень, как мне показалось, стройный хор голосов разливался по узкой долине. Подняв глаза, я почти без удивления отметил, что прямо над нами в плотном покрове облаков образовалось идеально круглое отверстие. По мере того, как Чимеккей продолжал петь, отверстие в облаках всё больше и больше расширялось, пока не достигло диаметра нескольких километров, после чего перестало увеличиваться. Стали видны яркие звёзды и целые созвездия, тонкий полумесяц светил молочным светом.

Внезапно прекратив ударять в бубен и петь, Чимеккей запрокинул лицо к небу и поднял руки вверх. В правой руке была зажата колотушка, в левой он держал бубен. Те же движения повторила и Олчеймаа. Ум мой был как никогда ясным, я наблюдал за происходящим, стараясь не пропустить ни малейшей детали. Резкая боль пронзила мою межбровную область, я зажмурил глаза, а открыв их, увидел, что прямо перед нами начинает разгораться свет, очень похожий на полярное сияние. Но это сияние отличалось от полярного тем, что находилось невысоко от земли. Силуэты гор позади него колыхались как в жарком полуденном мареве. Это выглядело так, словно бы кто-то встряхивал огромный муаровый занавес, по которому в направлении от неба к земле волнами пробегали сверкающие радужные сполохи. Было такое ощущение, что окрестный пейзаж попросту нарисован на этом занавесе. Деревья рядом с нами сияли своим собственным светом – от их веток и листьев лились на землю бледно-жёлтые лучи.

Частота волнистых сполохов всё нарастала, а колыхание «муарового занавеса» усиливалось, и в какой-то момент он раскрылся. Вертикальная щель протянулась от земли до неба, расширяясь с каждой секундой. За этим занавесом была отнюдь не пустота, нет: яркий, но не ослепляющий свет лился оттуда на нашу долину, освещая её самые укромные уголки. Длинные тени протянулись от деревьев и кустов. Мы смотрели, не отрываясь, на то, как занавес расступился, знакомый пейзаж исчез, и за ним, как на сцене театра, появился другой – холмистая цветущая равнина, ярко освещённая солнцем, широкая синяя река, на берегах которой росли огромные деревья неизвестных мне пород. А вдали на горизонте сияли золотом крыши и купола архитектурных сооружений белокаменного города.

Словно заворожённый, Демир поднялся с земли и, взяв под уздцы своего коня, двинулся в сторону зелёной равнины. За ним пошли и его сыновья. Я увидел, как они прошли сквозь сияющий вход в тот, другой мир, при этом тела их вспыхнули на мгновение радужным светом, словно бы они прошли сквозь невидимую преграду, и через минуту они уже ступали по земле среди густой, доходящей им до пояса траве. Откуда-то из ближайшего леса выехала группа верховых на тонконогих грациозных арабских скакунах. Спустя некоторое время всадники подъехали к Демиру и его сыновьям и, не слезая с коней, обменялись с ними несколькими словами, при этом один из верховых махнул рукой в сторону далёкого города. Демир согласно кивнул, он и его дети птицами взлетели в сёдла, и вся группа направилась к реке. Я увидел, как, переправившись через неглубокий брод, всадники въехали на высокий правый берег реки, Демир повернулся к нам и прижал ладонь к сердцу, после чего, не оглядываясь, пустил своего коня в галоп. Через несколько минут вся группа затерялась среди узких лощин и густых прибрежных зарослей.

Лившийся свет начал понемногу угасать, тени – меркнуть, на тонком невидимом занавесе вновь проявились знакомые очертания гор: привычная нам реальность обрела свою силу. Наконец, свет погас, и только холодное мерцание созвездий и узкого серпа луны освещало тихую долину.

Чимеккей повернулся к нам и подал знак приблизиться. Когда мы встали рядом с ним, он сказал:

– Нет границ для человека! Нет такого дела, которое он не мог бы свершить! То, что видят ваши глаза, только малая часть мира.

Он стал негромко говорить о том, что мы, люди, словно маленькие песчинки во Вселенной, он призывал нас не бояться и заглянуть туда, где мы очень давно не были. Он замолчал, и мы ещё некоторое время стояли без движения, без единой мысли. От невероятного сосредоточения воздух вокруг нас словно уплотнился и стал мягко светиться, наполняя нас незнакомой силой.

Олчеймаа и Чимеккей стояли недвижимо, с руками, опущенными вдоль тела. Их тела излучали уже виденный мною когда-то яркий свет, который освещал всё вокруг. Этот свет окутал всех нас – Ивана, Нику, меня, Кирилла, необъяснимым образом он проник в самые наши сердца, и я с удивлением увидел, что и наши тела засияли!

И тогда уже знакомым движением Олчеймаа и Чимеккей подняли выпрямленные руки в стороны на уровень плеч. Я инстинктивно сделал то же самое и краем глаза увидел, что это же проделали Иван, Кирилл и Ника. Все мы одновременно, подчиняясь единому порыву, подняли свои лица к небу, и я ощутил, что теряю вес и медленно отрываюсь от земли. Каждой клеткой тела я ощущал, что не один – было явственно слышно хлопанье и шорох огромных крыльев. Ослепительные чистейшие краски расцветили небо, созвездия перевернулись перед глазами, я ощутил, что набираю скорость, которая всё увеличивалась и увеличивалась, пока не стала совершенно немыслимой. Я посмотрел вниз – под ногами сияла зеленовато-голубая Земля, окутанная тонкой радужной паутиной магнитных линий, но вскоре исчезла и она, лишь тёплые звёзды окружали нас, поглаживая своими сияющими ладонями.

Конец второй части

Эпилог

– Ну что же, давайте прощаться, – Чимеккей протянул нам руку для рукопожатия.

Мы стояли на автовокзале Кызыла, ожидая посадки в рейсовый автобус до Абакана – столицы Хакасии. Несмотря на сезон отпусков, нам удалось без особых затруднений купить билеты перед самым отправлением автобуса. Чимеккей и Олчеймаа пришли проводить нас и помогли загрузить в расположенный возле днища автобуса багажник наши огромные, набитые снаряжением рюкзаки.