Текст книги "Не стану взрослой"

Автор книги: Андрей Кузечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Вот, – Максим положил на табурет коробочку. – Вместо её «кирпича».

Лилия вынула из коробочки и долго вертела в руках новенький чёрный телефон-раскладушку, который Максим купил по дороге в круглосуточном салоне связи. Молодой менеджер с голым черепом долго и манерно рассказывал о достоинствах этой модели, а Максим всё пытался вспомнить, где ж он видел этого дяденьку. Потом вспомнил: «тоненькая прослойка» – и даже улыбнулся.

– И в честь чего такие подарки? – Кажется, телефон понравился Лилии. – Расплата за две ночи любви?

– Нет. Она подарила мне гораздо большее. Настроение. Мне было с ней хорошо, а мне мало с кем бывает хорошо.

– Странный ты.

– А ты?

– И я.

– Это ты рисовала? – Максим подобрал ближайший рисунок, где среди елей нежно лобзались две худеньких принцессы.

– Да.

– Дай угадаю: справа ты, слева – Элька?

– Наоборот. Видишь: у этой девушки тёмные волосы и сверху пятнышко.

– Ага, действительно, – кивнул Максим, присмотревшись. – Вот я вам завидую.

– Кому?

– Тем, кто может после себя что-то оставить. Художникам. Или, например, музыкантам и писателям. Был бы я художником – написал бы свою последнюю картину. Или писателем – написал бы последнюю книгу.

– А ты что, уже умирать собрался?

– Я чисто теоретически. Вдруг мне захочется покончить с собой – а мне и оставить-то после себя нечего…

– А ты знаешь, почему творческие люди кончают с собой?

– Ну, по-всякому. От несчастной любви. Или от всяких других невзгод.

– Нет, Максим. От несчастной любви и от «всяких других невзгод», как ты выразился, им только лучше пишется. А вот когда понимаешь, что уже ничего не можешь создать, а можешь только повторять уже написанное, – это страшно. Вот тогда руки сами тянутся к лезвию.

– О, понимаю, а я б всё равно написал последнюю книгу. Зачем придумывать что-то новое? Сделал бы этакую компиляцию из старых произведений. Чтобы люди читали и говорили: так, это вот отсюда, а это – отсюда, а это мы читали там-то и там-то… У тебя творческий кризис сейчас, да?

– Да. Уже который день не могу ничего написать… Чувствую себя чем-то ненужным, никчёмным. И Эля это чувствует, поэтому убежала от меня. Она глупая как пробка, но у неё чутьё хорошо развито, как у зверюшки. Да она и есть зверюшка ненасытная.

– Зря ты так про неё. Она и Брэдбери читает, и Голдинга…

– Ну, Максим, что это за детский сад! Кто больше книг прочитал, тот и умнее – так, что ли? Она хоть все книги в мире прочитает, всё равно дурой останется.

– Любишь её? – серьёзно спросил Максим.

– Да. Люблю. А ты?

– Не знаю. Наверное, нет. Поэтому и уступаю её тебе. Обещаю: она обязательно к тебе вернётся. Обещаю.

– Да я верю…

Долго сидели, скучно глядя в пустые чашки. Наконец Лилия сказала:

– Мне пора спать. Вы меня и так из кровати вытащили.

– Нам тоже пора. Лиль, а можно мы у тебя перекантуемся? Неохота обратно тащиться. Мы хоть на полу ляжем, хоть в прихожей на коврике. А если мы будем плохо себя вести – ты нас веником.

Лилия даже не улыбнулась, хотя Максим пытался пошутить.

– Ну, зачем на полу. У меня для гостей есть раскладушка. А одного могу на кровать положить. Она большая. Только при условии, что не будут приставать.

– Договорились. Эй, ты, супергеймер! – Максим швырнул в Вадима попавшимся под руку карандашом.

Мельников снял наушники:

– Чё?

– Не хочешь провести ночь с дамой?

– Чё?!

Максим обрисовал ситуацию. Вадим сморщился:

– Я лучше на раскладушке.

– Выключай компьютер. Раскладушку возьмёшь в кладовке, бельё рядом в шкафу, – приказала Лилия и шепнула: – Странный у тебя друг.

– Хе! Ты тоже заметила?

– Я люблю спать с краю. Так что ты ложись к стенке.

– Ладно.

Максим быстро разделся и устроился на кровати. Он не видел, как Вадим возится с раскладушкой, только слышал металлический скрежет. Потом Лилия выключила свет, чем-то побрызгалась (пшик-пшик)и грузно легла рядом. Стало тихо.

Спать не очень хотелось, хотелось лежать и думать о том, как всё странно. Несколько часов назад Максиму хотелось уйти отсюда навсегда – а теперь пришли совсем другие мысли.

Завтра похороны. Нужно там появиться. Там будет и Карина. Придётся найти у себя дар дипломата и как-то объяснить ей: то, что она видела вчера, – это обман зрения. Точнее, объяснять придётся уже после похорон. Да и то, если она не убежит.

Эх, вот хорошо пьющим людям: любой конфуз можно объяснить тем, что был изрядно нетрезв. И ведь поверят, и отнесутся с сочувствием. Максим вспомнил один известный фильм, про журналиста из дикой страны, который приехал в Америку и вёл себя так, как привык вести дома: присаживался покакать прямо на улице, дрочил перед витриной на манекены с женским бельём, лез целоваться к прохожим… Фильм снимался скрытой камерой, поэтому добропорядочные американские граждане были в сильном шоке. Говорят, за время съёмок случайные свидетели семьдесят один раз вызывали полицию. А вот если бы нечто подобное происходило в нашей стране, никто бы и не подумал звонить в милицию. Все бы подумали, что этот человек, который странно себя ведёт, просто пьян. Ну, подумаешь, спустил штаны у всех на виду… Чего с алкаша взять? Он нажрался, и ему хорошо. Милиционер, может, поучил бы уму-разуму, а всем остальным было бы плевать или даже немного завидно.

Сказать, что немного выпил, поэтому целовался с другой девушкой? Нет, нельзя. Раз уж заявил, что не пьёшь, и она поверила – так и держись до конца. Но как-то же надо объяснить? А может, и не надо ничего объяснять? Ведь Карина злится на него. Она ревнует – значит, хочет его. А это уже её проблемы. Отсюда вывод: завтра ведём себя как ни в чём не бывало. Если ей от него что-то нужно – пусть сама добивается. Хе!

И всё-таки я здесь задержусь. Ещё на пару дней как минимум. И выиграю это глупое пари с Константином. Да!

Улыбнувшись, Максим закрыл глаза. Но вскоре опять распахнул их, когда под ним зашевелилась кровать. Это ворочалась Лилия, молча пододвигаясь ближе к Максиму. В темноте он увидел её голову в подозрительной близости от своей.

– Уйди на фиг, – сказал он и несильно оттолкнул Лилию, положив ей ладонь на лицо. Художница на этом не успокоилась. На кровати началась громкая возня.

– Да что вы там делаете? – плаксивым голосом возопил Вадим.

Максиму кое-как удалось отбиться от похотливой толстухи, в итоге он устроился на боку лицом к стене, а Лилия обняла его сзади, как плюшевого медведя, и на этом угомонилась. Возможно, она представляла на месте Максима Эллу. А может, и нет.

Текст: «Правила ухода». (Из категории «Основы».)Малькольм Смехов, 20 лет. Источник: young4ever.org

Если хочешь уйти – уходи. Тебя здесь никто не держит.

О предстоящем уходе не рассказывай никому, кроме тех, кто в теме.

Пусть твой уход будет молчаливым. Не оставляй предсмертных записок друзьям и родным, посланий в аудио и видео. Исключения – прощания, которые выкладываются на тематических сайтах. Те, кто не в теме, вряд ли когда-нибудь их найдут.

Снимая прощание на видео, не забудь представиться, расскажи, как давно ты в теме, почему решил стать вечно молодым. Непременно скажи, что прожил долгую, счастливую жизнь и ни о чём не жалеешь.

Выложив на тематическом сайте аудио– или видеозапись, не забудь удалить со своего компьютера оригинал. Не подставляй своих братьев и сестёр.

Категорически недопустимо:

– называть свой уход иначе, как просто «уход»,

– снимать на видео, фотографировать или как-то иначе запечатлевать уход,

– принуждать кого-то уйти. Уход возможен только по собственной воле.

8. Вторник

Опять снились кошмары. Будто он опять в квартире своих родителей и ночью видит из окна, как над городом летит огромное беспощадное существо, и все, кто его видит, уже мертвы, потому что спастись невозможно. Максим чувствовал, как что-то бескрайнее, от которого некуда бежать, нависает над ним, готово его поглотить и погрузить в пучину чего-то, что не закончится смертью. Он не мог кричать, не пытался бежать. Мысли были другими. Нужно всё делать, как ОНО прикажет, тогда ОНО сохранит ему разум и позволит прожить ещё хотя бы немножко… Максиму хотелось пасть ниц, биться в истерике, лить водопады слёз, целовать грязь, поливать себя дерьмом, лишь бы Великое и Прекрасное ОНО сжалилось над его ничтожной жизнью…

Результат – неприятное пробуждение и долгий отходняк. Лилии не было, от неё осталась только вмятина в кровати и лёгкий, но неприятный запах её тела.

Вадим сидел за компьютером и пил ароматный кофе.

– Времени сколько? – спросил Максим.

– Десять.

– Через два часа похороны Алёны… Успеваю. Хозяйка где?

– За жратвой пошла, а то завтракать нечем. С тебя двести рублей.

– За что?

– Я ей отдал последние бабки.

– С меня пятьсот рублей, – сказал Максим. – Плюс хозяйке за ночлег.

– Денег некуда девать? Вот на тебя все бабы и вешаются.

– Да кто – все? Если ты эту толстуху Лилю имеешь в виду, так она просто нетраханая. Мужской половой член – это такая штука, что ни пальцами, ни языками, ни вибраторами не заменишь. Чего ты ушами хлопал? Тебе ж предлагали лечь с ней. Отличная была бы парочка.

– Мне жирные тян не нравятся, – угрюмо заявил жирный Вадим.

– Ну это похвально, что ты хотя бы знаешь, что тебе нужно. Только двигаться надо всё равно от худшего к лучшему.

Завтракали молоком, кофе, сухими «подушечками», шоколадом, бутербродами с плавленым сыром. На прощание Лилия подарила Максиму один из своих рисунков – тот самый, который ему понравился, с двумя принцессами на фоне берёзок.

Ещё один сумасшедший день в нашем сумасшедшем доме, подумал Максим, выйдя из подъезда. Сладко потянулся. Хлопнул Вадима по плечу:

– Ну, брат, мы с тобой расходимся. На похороны я тебя не зову.

– Да я б и сам не пошёл.

Хорошо Вадиму в своём батискафе. Как бы он ни делал вид, что ему плохо, одиноко и всё остальное, – на самом деле вне батискафа ему было бы ещё хуже. Каждый сам выбирает, кем быть и с кем быть.

* * *

Возле подъезда собралась небольшая толпа человек в шестьдесят. Одна молодёжь – друзья и однокурсники.

Конечно, Максим не собирался плакать на похоронах малознакомой девушки. Но, когда вынесли гроб с телом Алёны для прощания, геймер почувствовал, что внутри у него как-то холодно и плохо. Он не знал, как объяснить это чувство, но всегда испытывал его, глядя на мёртвое тело. Покойников он видел достаточно, спасибо трём месяцам работы охранником в морге. Охранять там было нечего, основная обязанность была в другом – возить туда-обратно каталки и – это было самое отвратное – постоянно перекладывать. С машины – на каталку, с каталки – на стол. Или в обратном порядке, если приезжали родственники забрать тело. Дотрагиваться было неприятно, даже сквозь перчатки. Отвращение живого к мёртвому. Страх живого перед мёртвым. Жалость живого к мёртвому. Изо всего этого рождается одно цельное, гнетущее чувство, описать его можно одной фразой: я жив, а он умер.

Лицо девушки уцелело после страшного падения, но было серым и каким-то сжавшимся, узнать его было трудно. Оставалось лишь поверить, что это действительно Алёна. Тело было завёрнуто в какое-то белое покрывало, будто в кулёк, только лицо и торчало наружу. На лбу – бумажка с какими-то церковными письменами. Какая всё-таки пошлость, подумал Максим, какая безумная, нелепая смесь православия и язычества эти ваши похороны. Сейчас гроб понесут, и следом за ним будут бросать еловые лапы – чтобы покойница назад не пришла.

А отец и мать у Алёны совсем пожилые, невысокие, оба в очках, отец сильно сутулится. Не плачут – всё уже выплакали. Только сестра Катя трёт глаза.

Минуты тянулись, Максиму стало невыносимо. Он мял в руках бейсболку, несколько раз переходил с места на место, продолжая смотреть на Алёну. Изредка лишь пробегал глазами по лицам пришедших. Кое-кто плакал навзрыд, кое-кто молча стирал слёзы, остальные просто смотрели. Среди незнакомых и малознакомых людей Максим увидел и Карину. Она стояла возле автобуса, прячась за спинами однокурсников Алёны. Должно быть, не хотела, чтобы Максим её видел.

…На кладбище ехали на двух автобусах. Максим нарочно сел не в тот, в который села Карина. И место занял рядом с незнакомыми людьми, которые даже на той злосчастной вечеринке не были, – Максим, по крайне мере, их не помнил.

Ещё одно прощание. Поцеловать Алёну в лоб, пусть и через церковную бумажку, решились немногие. Максим решился, сам не зная зачем. При этом не испытал ничего, кроме того, что ощущал с самого начала. Он оказался примерно восьмым по счёту. Первым был какой-то парень, который, рыдая, упал перед гробом на колени.

Третье прощание – когда Алёну закопали. Парни и девушки выстраивались в очередь, чтобы прикоснуться ко временному деревянному кресту на её могиле. Кое-кто уже начал разбредаться. Максим заметил, что Карина тоже шагает по дорожке в сторону ворот, и поспешил за ней.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – спокойно произнесла она. Сейчас было неуместно выяснять какие-то отношения.

– Ты куда?

– А что?

– Предлагаю пройтись. Куда-нибудь в центр.

– Зачем? – равнодушным голосом спросила она.

– Чтобы вернуться в мир живых.

Карина вгляделась в лицо Максима, оно казалось каким-то растерянным. Факт: этот парень временами говорил удивительно правильные, умные вещи.

– Пойдём, – согласилась она. – Только не трогай меня.

– И ты меня.

Она усмехнулась без улыбки.

К городу вела асфальтовая дорога, проложенная сквозь луга. До ближайших домов – минут двадцать ходьбы. Была и автобусная остановка под названием «Кладбище», но Карина и Максим, не сговариваясь, отправились пешком.

– О чём ты думал? – спросила девушка.

– Когда?

– Сейчас.

– Старался ни о чём не думать. Изо всех сил отгонял все мысли. Ну о чём я мог думать? Как плохо, что Алёна умерла? Это было бы лицемерием. Я её почти не знал. И в окно она прыгнула по своей воле. Нет, мне её нисколько не жаль. Просто как-то хреново на душе. И даже было чувство, что вот-вот заплачу. Хотя… трудно не заплакать, когда вокруг плачут.

– Странно… – раздумчиво сказала Карина. – У меня было то же самое. Для меня Алёна тоже не вот кто. Просто сестра одной из подруг. Мы с ней мало общались. И мне… и я… – она запнулась. – Максим, я там чуть не разревелась.

– Что ж ты сдержалась? – невесело поинтересовался Максим. – Это было бы к месту.

– Мне показалось, что я хочу плакать от жалости к себе. Что когда-нибудь и я буду лежать вот так…

– Так, всё! – прикрикнул Максим. – Сменили тему! А то так никогда не оживём!

– Ты забавный…

– Я забавный, и я прав.

– Да, ты прав. Ты прав. – Карина попыталась сделать обычное выражение лица и обычный голос. – И что ты предлагаешь?

– Накупить мороженого, сесть на лавочку и лопать, пока животы не заболят. Тогда точно вспомним, что мы ещё живы.

– Глупо, – сказала она.

– Есть другие варианты?

– Не знаю. Ничего не хочу.

– Даже мороженого?

– Ты всё равно не знаешь, какое я люблю.

– А ты мне разве не скажешь?

– Нет.

– Тогда я куплю разных, а ты сама возьмёшь, какое понравится.

– Метёлкин, Метёлкин… Привык деньги на всякую ерунду тратить. Так уж и быть, помогу тебе сэкономить, – она с трудом улыбнулась. – Смешно. Я в этом году ещё ни разу не ела мороженое. Если б не ты, я бы и не вспомнила.

* * *

Через полчаса они сидели на скамейке возле фонтана.

– Ты неправильно ешь, – сказала Карина.

– А?

– Слишком быстро. Мороженым надо наслаждаться, а ты его пожираешь.

– И что?

– Так оно быстро кончится.

– А я другое куплю.

– Растягивать удовольствие ты не пробовал?

– Я привык получать удовольствие сразу и помногу. Если мне будет мало одного мороженого – куплю несколько и буду есть, пока не надоест.

– Ты ничего не понимаешь, – усталым и немного злым голосом произнесла Карина, глядя перед собой. – Ты привык, чтобы тебе было всё и сразу. Иногда лучше перетерпеть, чем хватать первое, что подвернётся. Я так никогда не делаю.

– Ты молодец, – ответил в тон ей Максим.

– Мне вчера предложение сделали.

– И ты, конечно, отказалась.

– Да. Даже ты на моём месте отказался бы.

– Это был тот жиртрест, что ли?

– Ты угадал.

– Тогда понимаю.

– Не понимаешь. Я спрашивала его: а с какой стати мне нужно за него выходить? Знаешь, что он отвечал? «Ты серьёзная, взрослая девушка, тебе уже пора». Про любовь вообще ни слова! Хотя я его даже не уважаю, а не то что не люблю.

– Нет, ну в чём-то он определённо прав. Вот вы, девочки, думаете, что брак – это такая красивая романтичная сказка. Чтобы принц на белом коне, и любовь до гроба, и цветы каждый день, и кофе в постель… Причём это я даже не преувеличиваю – большинство девчонок так и думает. Но только до первого брака. Со мной в одной группе училась одна девушка, Юля. Моя первая любовь…

– Не поздновато для первой любви?

Максим оставил выпад без ответа.

– Она была помолвлена. И к концу второго семестра вышла замуж. Ходила счастливая, всем показывала своё колечко и говорила: «Замужем ништяк!» Потом меня выперли из универа, и я её больше не видел. Только недавно узнал: развелась. Оказалось, что у её мужа есть ещё одна семья в другом городе. Какое-то время жил на два дома, а потом переехал в другой город, к той, другой, а Юлю бросил с двумя детьми, с двойняшками. Так что это только в детских сказках женятся по любви. А вот эти «серьёзные, взрослые люди» женятся потому, что так удобнее жить. Так что этот твой толстяк всё правильно понимает. Тем более ему в его возрасте холостяком жить как-то уже не того…

– Ну, ему не так уж и много. Двадцать семь. Будет.

– Сколько? Двадцать семь? А выглядит лет на сорок. Ни хрена себе, я валяюсь! – Максим, к удивлению Карины, разволновался. – Двадцать семь лет! Брюхо и лысина!

– Да, брюхо и лысина. В наше время люди быстро стареют. Знаешь, Максим… он мне устроил экскурсию по своей квартире. Показывал мои будущие владения, так сказать. Я долго не понимала, чего он от меня хочет. А потом поняла… И почувствовала себя такой… маленькой-маленькой девочкой. Взрослый дядя привёл меня к себе домой, предлагает что-то такое… взрослое. А мне этого не надо. Не сейчас. И уж точно не с ним.

– Ну, это понятно.

– Понятно, – согласилась Карина. – А ещё я подумала… А если бы я была на десять лет старше… и у меня бы никого не было… я бы согласилась?

– Нет. Мне кажется, ты в тридцать лет будешь сильной.

– Не представляю себя в тридцать лет.

– И не надо. Живи, как живётся. А когда стукнет тридцать – просто посмотришь в зеркало.

– Метёлкин, ты всё время говоришь такие вещи… Вроде ерунда, а вроде и возразить нечего. Что это была за баба, с которой ты лизался? – без всякого перехода спросила она.

– Одна моя знакомая.

– Знакомая, да? И давно вы знакомы?

– Дней пять.

– И зачем ты с ней лизался?

– Захотелось.

– Ты всегда делаешь, что хочется?

– Мы это уже обсудили.

– Может, у тебя здесь семья?

– Откуда у меня здесь семья?

– Ну, не знаю, может, у тебя по всей стране в каждом городе по бабе, и ты постоянно ездишь от одной к другой. Метёлкин, я тебе больше не верю. Мне кажется, ты опасный человек. Что тебе вообще от меня надо?

– Хочу закончить наше с тобой расследование.

– А я уже ничего не хочу. Увидела Алёнку… Ведь всё равно её уже не вернуть.

– Её – нет. Но можно спасти других от секты, если это действительно секта. Остановить безумие.

– Ты до сих пор веришь, что это секта?

– Я не верю никому, ничему и ни во что. Всё, что я знаю, – что у твоего брата есть подружка, которая читает книжку про Питера Пэна. И это наша единственная зацепочка.

– Да. Да, – грустно кивала Карина.

Какое-то время жевали мороженое молча.

– Тебе лучше?

– Ты знаешь, да, – сказала Карина. – Спасибо, оживил.

– Ну, тогда до вечера. В семь часов забегу к вам.

Дома Карину ждала открытая коробка конфет. Большую часть ещё вчера вечером съела мама, похваливая Максима. Звала к столу Карину, а та заперлась у себя. Ей тогда было нехорошо. До дома доехала на маршрутке. Очень боялась, что Миша опередит её, встретит у подъезда. Весь вечер не выходила из комнаты, мобильник отключила. Когда задребезжал домашний – вздрогнула. Оказалось, Сане звонила его зазноба. Ну когда он уже себе на сотовый заработает!

Спасибо Максиму – Карина уже так объелась сладким, что при одном взгляде на конфеты её начало мутить. Рядом с коробкой лежали деньги и записка от мамы: «Сходи за хлебом, вымой посуду и приберись на кухне».

Интересно, мама видела сегодня Мишу? А если да – он ей пожаловался или нет? Скорее всего, нет. Ей бы не понравилось, что какой-то мужик, пусть даже и знакомый, заманил её дочь к себе домой. Если уж кто-то и имеет право жаловаться, то уж всяко не Миша.

Нет, решила Карина, жаловаться не стоит. Пока не стоит. Если Миша не дурак, то он сам всё поймёт и больше не будет к ней приставать.

Беда только в том, что он дурак.

* * *

Максима встретил Мельников:

– Ну, что? Как всё прошло?

– Как-как! – рассердился геймер. – Как надо. Вынесли, отвезли и закопали. Не задавай мне глупых вопросов. Всё. Иди себе в комнату и играй в свои игрушки, а меня не дёргай. Никчёмное создание.

Бурча, Мельников удалился к себе.

А Максим распахнул дверь своей комнаты и замер. Смог сказать лишь:

– Святые покемоны…

На его кровати, продавив громоздким телом металлическую сетку, сидела панда.

– Привет, – грустно сказала она, подняв чёрную лапу.

– Фу, Элька, это ты. – Мощный шок сменился столь же мощным отходняком, Максим аж пошатнулся и прислонился к стене. – Чё это ты придумала?

– Ну ты же сказал, что любишь панд… Я теперь панда. Грустная панда.

Максим сел на кровать рядом с ней:

– Ты как сюда попала?

– Вадим меня впустил.

– И ничего мне не сказал!

– Это я его попросила. Чтобы был сюрприз.

– Да уж, хорош сюрприз. Я чуть собственное сердце не высрал. Элька, где тебя черти носят? Возвращайся домой, Лиля беспокоится.

– Я не хочу к ней возвращаться. Я её ненавижу.

– Придётся, потому что я скоро уеду. Пора тебе узнать наконец: я сюда заехал на несколько дней. Скоро меня не будет в городе. Может быть, даже завтра. Только закончу одно дело… Серьёзно, Эля, возвращайся к Лилии. А можешь даже домой к папаше. Какой ни есть алкаш, а всё-таки родной отец. Он больше не будет тебя обижать. А если будет – скажешь волшебную фразу: «Медицинское всё примет». Он сразу станет как шёлковый.

– Ты меня искал, да?

– Да, Элька. Я очень за тебя беспокоился. – Он обнял панду и положил голову ей на грудь, а та обхватила его лапищами и стала гладить по голове. – Прости, что вчера так получилось…

– Ты любишь ту девушку, да? Которая приходила?

– Если б я только знал, что такое любовь… Могу ли я вообще любить? Разве что панд… Откуда этот костюм?

– У меня один знакомый мальчик работает в детском музыкальном театре…

– Я даже не спрашиваю, на что ты пошла, чтобы заполучить этот костюмчик…

Максим продолжил исследовать костюм панды. Это был комбинезон с застёжками на животе, так искусно спрятанными в густой шерсти, что найти их даже на ощупь было непросто.

– Вадим не сильно напугался?

– Ты думаешь, я в таком виде пришла? – засмеялась панда.

– А что? Чем плохая идея? – Максим притиснул её крепче к себе, стал гладить шерсть. – Такая мягонькая, прикольно…

– Я твоя фурри! – сказала панда.

– Кто?

– Ну, это такие человекоподобные зверюшки из аниме…

– Я в этом не очень разбираюсь… Ой, – он сперва остановился, а потом попытался прощупать сквозь комбинезон. – Ты что, там под костюмом голая?

– Конечно, а ты как думал? – засмеялась панда.

За каких-то несколько мгновений Максим возбудился. Панда это почувствовала.

– Разденься сам, – попросила она. – У меня лапы очень неудобные.

Максим представил, как сейчас повалит её на кровать, возьмёт ножницы, прорежет в костюме панды дырочку, в соответствующем месте… Представил и сказал:

– Эля, давай не надо. Я тебя прошу…

– Ты разве не хочешь иметь собственную панду?

– Нет.

– Почему? Из-за неё?

– Нет. Дело не в ней и не в тебе. Меня скоро здесь не будет. Смысла уже нет ни в чём.

Панда грустно вздохнула и крепче обняла его. Так они и сидели, пока в комнату не ввалился весёлый Костя.

– Приве-е-ет! – весело крикнул он, раскинув руки в стороны, и остановился.

– Здорово, – сказал Максим. Панда помахала лапой.

Костя вышел из комнаты затылком вперёд, стукнувшись раскинутыми руками о косяки, и молча закрыл за собой дверь.

Через полчаса Максим и одетая в прежний чёрно-розовый наряд Элла появились в гостиной. Девушка держала в руках чёрный пакет, набитый костюмом панды.

Возле двери они остановились:

– Не провожай меня, Максик.

– Ты куда? К Лилии?

– Угу. Вещи забрать.

– Потом к отцу?

– Угу.

– Ну, как хочешь. Я не верю в то, что алкоголика можно исцелить… Но хотя бы постарайся. У него вообще никого не осталось – может, хоть ты сможешь на него как-то повлиять.

– Угу.

– Ладно, Эллочка. Пока.

– Когда уезжаешь?

– Ты ещё узнаешь об этом.

– Ты же зайдёшь попрощаться?

– Обязательно. В крайнем случае напишу.

– Ладно… – Элла стёрла слезу с пухлой щеки. – Спасибо за телефончик… очень хороший.

– Телефончик?

– Ты.

Он поцеловал Эллу в носик и закрыл за ней дверь.

Вот так. Всё, что имеет начало, – имеет и конец.

Максим вошёл на кухню.

– Я буду скучать по ней, – сказал он.

Костя, длинноволосый, в белой рубашке навыпуск, поднял стакан с пивом, сказал:

– Аминь!

И немедленно выпил.

– Опять пьянствуешь?

– Да какое «пьянствую» – пиво. Впрочем, вам, трезвенникам, не понять. Всё, спровадил её? Попользовался и выкинул? – Он шутливо погрозил пальцем. – Ой, озорник. А с Кариком у тебя что?

– Пари я пока что не выиграл.

– Мне почему-то кажется, что выиграешь. Почему ты меня не спрашиваешь, как прошёл мой первый рабочий день?

– Всё, что мне нужно знать, ты расскажешь сам.

– Так и говори, что неинтересно, и не выпендривайся.

Максим уселся за стол:

– Я внимательно тебя слушаю. Если ты прямо сейчас мне во всех подробностях не расскажешь, как всё прошло, то ты мой враг по гроб жизни.

– Во, давно бы так.

– Подожди тогда, я кофе себе сделаю…

* * *

– Кофе готов! Прошу к столу! – сказала Аня.

Полтора часа назад Карина и Максим впервые увидели подружку Сани и поняли, что расследование зашло в тупик.

Ане было что-то около тридцати. Коротышка – ниже кавалера на две головы. Забавно лохматая, кудрявая. Говорит детским голосом.

Она работала менеджером по подбору персонала в компании «Третья планета». С Саней, как нетрудно было догадаться, познакомилась на собеседовании. «Интересно, соблазнила она его там же?» – подумал Максим.

Аня очень отличалась от прочих сотрудников компании – улыбчивых зомби. По её надменно вздёрнутому носику, манере ходить, говорить было ясно: она считает себя выше всех: собеседников, сослуживцев, компании, мужчин, женщин…

Около часа бродили по улицам, разбившись на пары. Первыми шли девушки. Карина задавала Ане много бестактных вопросов: сколько она зарабатывает, где и с кем живёт, почему до сих пор не замужем. Максим шагал следом, рассказывал Сане про чемпионат «Панда геймз», а сам краем уха прислушивался к разговору дам. Узнал, что Аня живёт в трёхкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей, что её отец был выдающимся профессором, что она до сих пор не нашла себе дело по душе, а в «Третьей планете» работает до тех пор, пока не подвернулось что-то более интересное. А что до брака, так этот, как она выразилась, «обычай» ей вообще не интересен. Кажется, слово «интересно» вообще было определяющим в мировоззрении этой профессорской дочки, которая выросла в уютной интеллигентской теплице и не желает её покидать. Да и зачем? Максим любил общаться с такими, как эта Аня. Эти люди подтверждали его давнюю теорию: каждый человек живёт в той реальности, которую сам создаёт, и поэтому не стоит говорить, что реальность одна и к ней нужно адаптироваться.

На площади возле фонтана они увидели людей разного возраста, парами танцующих какой-то древний твист под аккомпанемент кассетного магнитофона. Их было двенадцать, обоих полов поровну. Одеты в спортивные костюмы, старенькие джинсы, кеды – во что угодно, лишь бы было удобно танцевать быстрые вертлявые танцы. Какой-нибудь танцевальный кружок занимается на свежем воздухе.

Аня остановилась и стала двигаться на одном месте, подражая танцорам. Повернулась к Сане и поманила его к себе пальчиком. Тот смущённо отшагнул назад.

– Давай-давай, – Максим шлёпнул его по спине.

– Ну, если сам Безумный Макс мне приказывает… – засмеялся тот.

Они с Аней закружились в паре. Подружка Сани двигалась умело, изящно – видимо, тоже когда-то посещала подобный кружок. Саня быстро подстроился под её движения.

– Она ведёт себя, как маленькая девочка, – сердито шепнула Карина.

– А тебе завидно? – поддел Максим.

Потом Аня пригласила всех в гости.

На стенах – ковры с пейзажами, на занавесках – гарцующие на конях рыцари и их великолепные замки. Вдоль стены – книжные шкафы. Люстры и вся мебель – дорогие, стилизованные под средневековье.

– У тебя тут как в музее… – заметил Максим.

– Да… я так иногда себя и чувствую – смотрителем в музее… – вздохнула Аня. – И посетителей мало.

Геймер рассматривал книги.

– Эту коллекцию мой папа всю жизнь собирал, – сказала Аня. – Уникальные издания, на языке оригинала.

– Ты их все прочитала?

– Я свободно читаю по-английски и по-немецки. По-испански – со словарём.

– А «Питер Пэн» у тебя есть?

– Конечно, – Аня даже не удивилась. – «Питер Пэн» – моя любимая книжка, с детства. Я до пятнадцати лет у всех друзей просила, чтобы они меня называли Вэнди…

– Тоже на языке оригинала?

– Да. Вот: издано в Лондоне, 1927 год.

У Ани всё было подлинное, что называется, «оригинальное»: и книги, и виниловые пластинки (в основном джаз и блюз первой половины XX века, но нашлось место и пластинкам «битлов», и дискографии Майкла Джексона), и даже кофе – настоящий, бразильский, нескольких сортов. Даже пирожные в холодильнике у Ани были какие-то особенные. Максим таких в жизни не пробовал – откусил и надолго выбыл из разговора. А когда всё слопал – самолично отправился на кухню за добавкой. А заодно осмотреть остальные комнаты.

Исследуя квартиру Ани, Максим забрёл в спальню, где обнаружил декоративный фонтанчик, украшенный фигуркой.

– Писающий Мальчик, что ли? – спросил он сам себя.

Подойдя поближе к фонтанчику и вглядевшись в фигурку, Максим понял, что ошибся. Обнажённый парнишка был намного старше своего брюссельского собрата – на вид ему было лет тринадцать. Его половой член, сжатый обеими руками, был эрегирован, вода выстреливала из него короткими струйками.

Минуты две Максим обалдело рассматривал Мастурбирующего Мальчика. Потом направился на кухню. За пирожными. На обратном пути столкнулся в коридоре с Саней. Даже в полутьме было видно, как горят его глаза.

– Ну, как тебе Аннушка? – спросил он.

– Отлично.

– Ты бы её трахнул?

– Обязательно. И не раз.

Саня горделиво усмехнулся.

– Макс, где-то через минуту мы с Аней вас оставим.