Текст книги "Не стану взрослой"

Автор книги: Андрей Кузечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Бежать на каблуках, да еще и по ступенькам, было опасно, но Карина бежала.

* * *

Максим оторвал лицо от подушки и обнаружил, что за компьютером сидит Вадим Мельников и смотрит какой-то японский мультик.

– Ты че тут забыл? – поинтересовался геймер, поставив плеер на паузу.

– А че… смотреть, как они там обжимаются? – мрачно спросил Мельников.

– У тебя своей комнаты нет, что ли?

– Там занято.

– О-о… Ну, сиди тут.

Нужно было узнать еще кое-что.

– Элла ушла?

– Да. Полчаса сидела грустная, а потом собралась и ушла. Ты ей по морде врезал, что ли?

– Нет. Так, небольшая размолвка. Подробностей не будет.

– А не надо. Все всё поняли.

– И что?

– Всем пофиг. Немного пообсуждали, поахали и стали дальше пьянствовать.

Максим кивнул. Ничего другого он и не ожидал услышать.

– Макс.

– Чего?

– Мне, наверно, не надо было ее впускать.

– Точно подмечено.

– Это… извини.

– Вадик, на будущее: если уж нагадил, то хотя бы не докапывайся меня со своими извинениями. Все. Хочешь сидеть здесь – сиди. Будешь мне мозги конопатить – вылетишь отсюда. Понял, нет?

Мельников понуро кивнул. Наступила тишина, которую Максим первый же и нарушил.

– Слушай, Вадим. Такой вопрос. Представь, что ты решил покончить с собой…

– Да мне и представлять не надо.

– Отлично. Вот что бы ты сделал последнее в своей жизни? Только не надо ничего такого в твоем стиле: взял бы топор и пошел бы рубить всех встречных и поперечных – нет. Представь, что ты – это я. Что б ты сделал на прощание?

– Если бы я был тобой? – Вадим задумался. – Потрахался бы как следует.

– Это я уже сделал много раз. Другие варианты?

Вадим пошлепал себя мясистой ладонью по мясистому подбородку.

– Мемуары бы написал. Тебе есть о чем.

– Правда, что ли? Коротенькие получатся мемуарчики.

– Да не, в самый раз.

– Мне объективно писать особо не о чем.

– А все твои чемпионаты?

– Ну, во-первых, их не так много у меня было – я имею в виду, действительно серьезных. А во-вторых, на книгу все равно не хватит. Ты книги вообще читаешь?

– Обижаешь, – буркнул Вадим. – Думаешь, я за компом только в игрушки играю?

– Ну, вот. Почитай каких-нибудь современных авторов, особенно молодых. Все пишут про себя. А конкретно, кто как с кем бухал и кто как с кем спал. Тухлятина.

– Я вот вообще никогда ни с кем не спал, – угрюмо сказал Вадим.

– Про тебя сейчас никто не говорит, – отрезал Максим. Мельников виновато притих.

– Макс, – сказал он немного погодя.

– Чего?

– Ты считаешь, что я унылое говно?

– Я ничего не считаю, я не математик. Меня ведь тоже когда-то так называли – словом на букву «г».

– В школе?

– Угу. Да как только не называли.

– Ну, меня тоже травили. Весь класс.

– Это совершенно нормальное явление. По-научному называется буллинг. Я как-то читал, что травле подвергается каждый пятый школьник. Можешь себе представить?

– И кто это подсчитал? – усмехнулся Вадим. – Британские ученые?

– Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! – и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, – и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, – такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.

– Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков – они у меня назывались «нулями». Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…

– Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда «нулей», а все «нули», конечно, дружили друг с другом и т. д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. «Нули» эти – кстати, отличное название, – они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, – вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех «петухов» и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти «нули», они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь – сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?

– Так… – неохотно признался Вадим. – В ЖЖ.

– У тебя есть ЖЖ? У меня тоже – правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?

– «Мистериоззо». С двумя «з».

– Как-нибудь загляну.

– Не обязательно.

– Обязательно. Я уже все решил… – Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: – Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же «Чучело» или «Класс» – хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими «нулями» потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге – думал, все. Начнется новая жизнь.

Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить – огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки – это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано – «Я урод» – и все это видят.

– А на самом деле всем было пофиг.

– Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же «нуль», как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело – на девок, да и на учебу тоже – и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.

– Играть?

– Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.

– Жалеешь?

– Нет. Чему бы они меня научили такому, чего я не знаю. Но с другой стороны, когда я был студентом, моя жизнь имела смысл, цель – как-то так. Я мог как угодно пинать балду, но спросят меня: чем ты занимаешься? А я с гордостью отвечаю: учусь в вузе. А сейчас – что я делаю, для чего, кому это надо? Не знаю и знать не хочу.

– А потом что было?

– А потом. Потом я вернулся к родителям. Пытался где-то работать, перепробовал кучу всего… Смотрел, как пьянствует папаня, как маманя спивается… Тебе интересна моя биография?

– Да.

– Прости, я больше не хочу разговаривать на эту тему. Настроение пропало.

– А, – мрачно сказал Мельников. – Ну, гут. А можно один вопрос?

– Ну?

– Твои одноклассники знают о твоих успехах?

– Одноклассники – вряд ли, хотя может быть. Вот в администрации города точно знают. Для них это большая честь: из такого занюханного городишка паренек – и на всемирном чемпионате золото взял! А уж по чему именно чемпионат – по шашкам ли, по домино, по компьютерным играм или по «кто громче пернет», – дело десятое. Они из меня еще национального героя сделают. Мне одна мамина знакомая, алкашка, звонила как-то раз, говорила, что якобы хотят в честь меня сделать памятную табличку и повесить на стену школы. И будто бы даже эскиз видела. Брешет, скорее всего, с ней по пьяни бывает. Но если правда, если я только узнаю, что действительно повесили, – лично приеду, возьму молоток и раздолбаю эту табличку к чертям собачьим.

– Я б тоже так сделал, – угрюмо одобрил Мельников.

Максим помолчал.

– Завтра я уйду, Вадик.

– Завтра? Не рано?

– Я думаю, в самый раз. Чего мне тут делать. Плевать на все. И на нее.

– На нее – на твою Эллу?

– И на нее тоже.

– Вернешься?

– Ты же знаешь, что нет.

Вадим насупился и уткнулся в комп. Максим вставил в уши наушники. Просто так, для вида. Музыку включать не стал.

Видео: Дмитрий Неделин. Источник: young4ever.org

Съемка на мобильный телефон. У Дмитрия огромные глаза, крупный нос и большие некрасивые губы. Больше в кадре ничего не помещается. Разговаривает мягким, приятным голосом.

Дмитрий. Ну, я постараюсь покороче… Меня зовут Дмитрий Неделин. Я ухожу. Потому что так решил. Двадцать один год – мой потолок. Только одно хочу сказать: не надо никого винить в этом. Я ведь знаю, что подумают – что я это сделал из-за того, что отборочный тур не прошел. Нет! Дело не в этом. Ну, подумаешь: в истории не останусь. И не надо. Я в любом случае бы ушел. Это мой выбор, моя идеология. Я ни о чем не жалею. Я ухожу счастливым.

Конец съемки.

6. Ночь суббота – воскресенье

Висевшая на стене декоративная сова с циферблатом на пузе показывала половину одиннадцатого. Максимка сидел за столом вместе со всеми. Ему было очень плохо.

Он откровенно не понимал, почему согласился после занятий поехать на этот день рождения, на другой конец города, на всю ночь, с людьми, для которых так и остался чужим, хотя знакомы они были уже полтора месяца.

Это был первый раз, когда Максимка нарушил свой ежедневный режим: «общага – университет – общага». В университете он занимался тем же, что и в школе – то есть абсолютно ничем. Лекции и семинары посещал исправно, но никак не мог заставить себя записывать хоть что-нибудь. Разве что похабные картинки на партах рисовал, специально для этих целей носил при себе чёрный маркер.

С одногруппницами и старостой Ваней Орешкиным Максимка практически не общался. Иногда, конечно, пытался завести разговор с какой-нибудь из девушек – в трамвае или если оба рано пришли на пару и никого ещё нет. И всё вроде было нормально, до тех пор, пока не появлялся кто-нибудь ещё из однокурсниц. Тогда про Максимку мигом забывали. И как это изменить – он не знал.

Зато с соседями по комнате, Эдиком и Антоном, он быстро нашёл общий язык. Уж с кем, а с ними ему очень повезло. Во-первых, у них на рыло было по компьютеру. Во-вторых, Эдик и Антон редко находились в комнате вдвоём, чаще – кто-то один, а значит, Максимка мог от души побиться с ним по Сети в какую-нибудь стратегию или шутер, так как, в-третьих, и это главное, оба соседа Максимки были не дураки погамать. Хотя с другой стороны, у Эдика и Антона была личная жизнь, и оба они периодически пропадали на целую ночь. Иногда даже приводили девчонок в гости, попить чайку, – Максимка в таких случаях ложился на кровать, заворачивался в одеяло с головой и делал вид, что спит. Ладно хоть его никогда не просили переночевать где-нибудь в другом месте – знали, что идти ему некуда.

Максимка поехал на день рождения, даже несмотря на разговор с именинницей Юлей, что состоялся в перерыве между лекциями.

Виновница торжества раздала всем приглашения на свой праздник. Максим заглянул через плечо Вани Орешкина и прочёл на розовом билетике:

«Дорогая лапочка-зайка! От всей души приглашаю тебя…»

Потом ещё раз прочёл собственное приглашение, потом ещё раз, как будто от этого что-то могло измениться.

Там было: «Максим! Приглашаю тебя…»

Юли уже не было в аудитории. Должно быть, вышла покурить, пока есть время до начала лекции.

Максимка решился с ней поговорить. Возможно, ему не стоило этого делать.

– Юль! – сказал он, выйдя на крыльцо.

Пухленькая очаровашка Юля, стоявшая прямо под табличкой «Курить запрещено», бросила в его сторону скучающий взгляд, задумчиво крутя между большим и средним пальцами длинную дамскую сигарету. Она была одна – вот и отлично.

Максимка показал ей розовый билетик, будто удостоверение личности.

– А я, значит, не лапочка и не зайка, – мрачно произнёс он, не глядя на неё.

– Ваня очень хороший, – спокойно объяснила Юля. – А тебе я не то что сказать, а даже написать не могу «зайка» или что-то в этом роде.

– Почему?

– Потому что ты… – Юля всегда и со всеми была вежливой, но в этот раз ей почему-то захотелось говорить напрямую. – Ты язва. Ты хотел, чтобы я это сказала вслух? Вот, пожалуйста.

– Угу, – он несколько раз кивнул. – Он порча, он чума, он язва здешних мест?

– Именно так.

– А Ваня что, лучше?

– При чём здесь он. Был бы на его месте кто-то другой, мы бы всё равно его больше любили, чем тебя.

– Из-за того, что я язва?

– И не только. Ты требуешь любви, внимания к себе.

– Назови хотя бы одну причину, почему я не могу этого делать! – рассердился Максимка.

Юля назвала целых три, загибая пальчики:

– Твой невыносимый, злобный характер. Твоя нелюбовь к окружающим. НИКТО не имеет права ТРЕБОВАТЬ любви.

Прямо так и сказала, сухо, какими-то казёнными словами, будто приговор прочла. Максимке и возразить-то было нечего. Правда, понять, как так получилось, что он стал язвой, Максимка тоже не мог. Ведь он хотел совсем не этого.

И теперь ему было очень, очень погано. Будто в нём проделали огромную дыру, испражнились туда, а потом тщательно зашили.

Он сидел напротив пьяненькой именинницы, которая почему-то обнимала сидевшего рядом Ваню Орешкина, – точнее, откровенно висла на нём. Как же так, ведь у неё же есть парень, вроде бы даже она с ним помолвлена? Максимка не понимал этого. Ему было больно. Точно так же, как бывало больно, когда на лекциях Ваня начинал водить тупым кончиком карандаша по аппетитной спине сидевшей перед ним Юли, а она не была против, даже улыбалась. А Максимка чувствовал себя так, будто это ему водили по спине. И не карандашом, а остриём ножа

– Максимка, а почему ты не пьёшь вино? – спросила сидевшая рядом Алёна. – Оно сладкое. – Последнюю фразу она не проговорила, а как-то мечтательно пропела.

Это был первый раз за вечер, когда на присутствие Максимки обратили какое-то внимание. И очень вдруг захотелось налить целый стакан этого винища и вылить Алёне на голову. Ему можно, он язва. И он устал уже объяснять, что не пьёт алкоголь. Просто не пьёт.

На столе стоял ещё графин с компотом – Максимка его тоже не пил. Ваня Орешкин сказал ему, что это тоже вино. Потом оказалось, что он пошутил, но Максимка на всякий случай не трогал и компот.

Потом он встал из-за стола и ушёл в ванную. Собственное отражение в зеркале немного успокоило его. А здесь хорошо. Спокойненько так. Может, просидеть здесь всю ночь? Нет, это глупо. Да и потом, кто-нибудь обязательно придёт блевать. Унитаза не всем хватит – кому-то придётся делать это в раковину.

Максимка открыл кран, с наслаждением умылся холодной водой. Уселся на край ванной. Сидел минут двадцать. В гостиной включили музыку на полную громкость, раздалось пьяное девичье «у-ух!». Танцевать начали, под какую-то попсню. Эх, вернуться бы в общагу… Нет, слишком поздно. Какие-нибудь запоздалые маршрутки, может быть, ещё ходят, даже такси можно взять – Максим сегодня получил перевод от матери. Правда, на эти деньги ему ещё жить до конца месяца… ну да где наша не пропадала. Э, да какое там такси – всё равно в общагу уже не пустят, там с этим строго.

Тут его будто кто-то ударил. Он в чужом городе, в совершенно незнакомой его части, в кармане пусть и небольшие, но всё-таки деньги. Суббота, ночь. Ну же, решайся!

Максимка решился.

Вышел из ванной. В полутёмной прихожей – никого. Дверь в большую комнату неплотно закрыта, из-под неё сквозь щели вырывается разноцветный свет. Гремит музыка. Отлично.

Раз-два – обуваемся. Три – руки в рукава куртки. Четыре – открыть и закрыть входную дверь. Свобода.

По ступенькам – вниз, вниз, вниз. Несколько площадок, но лампочка горит только на одной. Максимка вынул из кармана маркер, крупными печатными буквами написал на стене длинное ругательство. Вот теперь совсем хорошо.

Ночь, мелкий, еле заметный дождик. Пустой двор. Пустая улица. Какие-то неинтересные переулки. А потом Максимка вышел на ярко освещённую площадь.

У каждого крупного города – несколько центров. Формально – один, там где администрация и прочие государственные учреждения, фактически – сколько угодно. Где по ночам кипит жизнь, там и центр.

Здания здесь стояли далеко друг от друга. Двадцатиэтажная гостиница «Утёс», универмаг «Колосс» и огромные пространства между ними, занятые автостоянками и шеренгами ларьков. Да, тогда ещё были ларьки, и они были везде. Возле ларьков кучковалась пивная молодёжь – старшеклассники и пэтэушники. В родном городе Максимка побоялся бы подойти к такой ночной компании ближе, чем на десять шагов, но здесь ему не было страшно. Убежать всегда можно – и попробуй, найди его потом!

Максимка прошёл сквозь шагавшую ему навстречу ватагу каких-то крепких парней в тельняшках под распахнутыми куртками – речное училище гуляет, не иначе. Никто из речников даже не обернулся в его сторону. Ребята пили пиво на ходу, гоготали о чём-то своём. Никто не ткнул в Максимку пальцем, не заорал: «Чмо-о-о-о!» Я человек-невидимка, подумал он. Не фонтан, но сойдёт. Типа даже в ранге повысили.

– Хе-хе… – ехидно усмехнулся он. – Хе-хе, – повторил он несколько раз, пробуя этот приятно щекотный смешок на язык. – Хе! – в половинчатом варианте ему понравилось больше. Максимка даже немного потренировался говорить «Хе!» с разными интонациями.

Неплохо бы и самому что-нибудь выпить. Во время бессонных ночей в «Мираже» он привык пить холодный, очень сладкий растворимый кофе, который готовил дома и носил с собой в пластиковой бутылочке. Можно было зайти в кафе и выпить пару чашечек, но это, скорее всего, будет дороговато, да и кофе на Максимку давно уже не действовал.

Он задержался возле ларька, рассматривая напитки в стоявшем рядом с ларьком холодильнике. Пепси-кола и прочие бодрящие лимонады – это слишком слабенько. А вот энергетики… Максим ещё ни разу их не пробовал. Слышал, что очень вредные… Эх, кофейная душа, тебе ли бояться каких-то там энергетиков?

«Пшшшик!» – сказала откупоренная баночка. Напиток почему-то оказался кислым. Максимка нарочно сделал несколько больших глотков, прислушался к себе: сердце не возмутилось, в ушах не застучало… Везде один обман! Ожидал чуть ли не наркотика, а получил какой-то кислый лимонад без газа. Ну и ладно.

Теперь можно шагать в общагу пешком, через весь город – и прийти как раз к шести утра, когда опирают входную дверь… А можно забуриться куда-нибудь на ночь. В круглосуточный компьютерный клуб! Здесь же должен быть какой-нибудь?

За гостиницей «Утёс» прятался бело-сиреневый бетонный куб без окон, с высоким крыльцом и неоновой вывеской во всю стену: «Ночной клуб АМСТЕРДАМ». Хорошее название с роскошным набором ассоциаций: наркота, красные фонари, чистенькая западноевропейская жизнь… Должно быть, пафосное местечко.

Медленно бредущего Максимку обогнали две девушки, забившиеся под один зонт, и свернули в сторону клуба. Вроде обычные девчонки, может быть, даже студентки, а не какие-нибудь там фифы из богатых семей.

Максимка ни разу не был в ночном клубе. Там, где он раньше обитал, на дискотеки ходить было опасно для жизни – для его жизни, если быть точным. Даже школьные танцульки он не посещал. На то были свои причины, которые здесь и сейчас были недействительны. Просрочены, так сказать. Хе!

Торопливо допил энергетик, поставил баночку на асфальт.

Широкие стеклянные двери. Маленькое фойе. Окошечко кассы.

Стоимость билета удивила Максимку. Проехаться на такси отсюда до общаги было бы дороже. (На такси он, впрочем, тоже не ездил, но цены знал с чужих слов.)

Ещё одна стеклянная дверь. На двери – объявление:

«Внимание! Фейс-контроль!

Администрация имеет право отказать Вам в посещении клуба без объяснения причины».

Максимка и раньше слышал такую фразу: «Его приняли за лоха и не пустили в клуб». Ведь и ему это грозит. Он мысленно осмотрел себя: куртка, джинсы, джемпер. Не Бог весть что, но, с другой стороны, и не какой-нибудь спортивный костюм. Простенько, но не убого. Сойдёт, в общем.

На пути Максимки возник охранник в чёрной униформе. Оп-па, непредвиденное обстоятельство: у него металлоискатель. Будет шмонать, а этого не надо бы.

Максимка осторожно протянул билет. Охранник окинул паренька взглядом, равнодушно оторвал корешок, небрежным кивком разрешил пройти.

– Спасибо… – пробормотал Максимка. Охранник уже не смотрел на него.

До чего ж хорошо быть человеком-невидимкой!

Двинулся к раздевалке, пройдя мимо стайки симпатичных девушек, сквозь облачко аромата их духов. Аж голова закружилась.

Сдал куртку, получил номерок. Превосходно.

Полутёмный зал был заставлен множеством стеклянных колб двухметровой высоты, заполненных водой. Внутри плавали пёстрые плоские рыбы.

На сцене за пультом корчился лысый, как бильярдный шар, ди-джей в очках-«консервах» и просторном оранжевом комбинезоне, на другом краю сцены, покачивая бёдрами, играла длинноногая саксофонистка в очень коротком серебристом платье. Бархатный, слегка хриплый голос духового инструмента ложился на равнодушные электронные сэмплы, будто шоколадное масло на кусок безвкусного диетического хлеба.

Максимка шагал, огибая танцующих и не отрывая глаз от стриптизёрши, вертевшейся на шесте в центре сцены – аккурат между буйным ди-джеем и изящной саксофонисткой. Что-то было не так, а что – он понять не мог. Беспокойное чувство: будто он здесь по ошибке, скоро это выяснят и попросят его уйти отсюда.

Он выбрал на танцполе более-менее свободное место и решил остановиться здесь. Сперва просто стоял, сунув руки в карманы и покачивая головой, потом стал понемногу имитировать движения других и быстро разошёлся. Никто не смеялся над ним, не тыкал в его сторону пальцем – да и вообще не смотрел на него. Максимку это устраивало: можно всех рассматривать и не бояться напороться на чужой взгляд.

То, что он увидел, ему понравилось. Почти все вокруг него были примерно его возраста. Девушек было явно больше – ну да, для них и вход стоит вполовину дешевле. А парни в большинстве выглядели совсем не опасными. Пожалуй, Максимка отличался от всех остальных только тем, что был совершенно один, остальные держались небольшими группами, танцуя лицом друг к другу.

Максимка продолжал наблюдение. Видел пьяного молодого человека с несчастным щетинистым лицом, который подходил к каждой симпатичной девушке, мрачно хватал её за руку и пытался куда-то тащить, – кончилось тем, что его самого утащили охранники. Видел странную девушку, высокую и худенькую, что стояла на одном месте и еле заметно выгибалась, – наверное, это означало, что она танцует. Видел двух девушек, слившихся в долгом жадном поцелуе. Видел молодого человека, настойчиво пристававшего к девушке: долго кружился вокруг неё, потом скинул пиджак и рубашку, продемонстрировав накачанный торс.

Тем временем изменилась и музыка. Саксофонистка и стриптизёрша исчезли со сцены, а вместо механического бита и неинтересных сэмплов зазвучали ремиксы на популярные хиты. Дошло дело и до медляка – это была знаменитая песенка из фильма «Титаник». Народ быстренько сбился в пары. Максимка выждал полминуты, пока разберут всех самых красивых, за которых, в случае чего, можно и по физиономии получить. Затем направился к одной из невостребованных девушек. Длинные светлые волосы с тёмными корешками, огромные голубые глаза, розовая футболочка без рукавов, обтягивающие брюки, средних размеров грудь. Старшеклассница или первокурсница. Она не была некрасивой, совсем нет, – её просто никто не пригласил.

Удивительно: Максимка не чувствовал своей обычной робости, которую всегда ощущал, стоя рядом с незнакомой девушкой (например, в автобусе). Он словно стал на секунду кем-то другим.

Он встретился с голубоглазой девушкой взглядом, остановился в полуметре от неё и протянул руки, предлагая потанцевать. Крашеная блондинка отрицательно помахала кистями рук и несколько раз мотнула головой. Избавьте, мол.

Опустив голову, Максимка вернулся на прежнее место. Кинул взгляд на крашеную – она уже не смотрела в его сторону. Ему стало печально, ещё хуже, чем когда он сидел напротив Вани Орешкина и Юли. Больше он никого не приглашал. Весь медляк простоял, топчась на месте. Когда вновь заиграли быстрые композиции, попытался опять поймать волну танцевального настроения, но было уже не то. Если бы он употреблял алкоголь – сел бы за стойку бара и напился бы вдрызг. А так – непонятно, что делать. Торопиться пока некуда, какое-то время можно ещё позависать тут. Может, опять стриптиз покажут…

Несколько песен спустя Максимка, продолжавший отплясывать, хотя уже и без прежнего запала, случайно ударил по руке взрослого парня, проходившего мимо со стаканом в руке. Половина того, что было в стакане, выплеснулась, облив руку Максима и брюки парня.

– И хули ты делаешь? – гаркнул парень ему в ухо. Он был среднего роста, как и Максимка, но казался крупнее – из-за плотного джемпера и внушительного живота. Стрижен коротко, но не наголо. Глаза низко посажены, рот нагло приоткрыт. Не бандит, но «серьёзный пацан».

– А чё? – нахально ответил раздосадованный Максимка.

– Чё-чё?! Вот чё! – парень показал на полупустой стакан и закапанные брюки. – Толкнул меня!

– Как я мог тебя толкнуть, когда я стоял на месте? – прокричал Максимка ему в ухо. По-другому разговаривать было невозможно из-за громкой музыки.

– Ты меня рукой задел!

– Так и не хрен было сквозь меня ходить! Обойти надо было! – заявил он, свирепо глядя парню в джемпере прямо в глаза. Тот ответил взглядом, полным ненависти, и двинулся прочь быстрым шагом.

– Пидарас… – сказал Максимка. За секунду до этого музыка вдруг взяла и стихла, и слово прозвучало громко, почти как выкрик.

Парень в джемпере замер на месте.

Все, кто были вокруг, с любопытством посмотрели на Максимку. Кто-то даже громко усмехнулся. Смешок был негромким и презрительным: мол, мне тебя уже жаль.

Оскорблённый парень одним рывком развернулся, но Максимки не было в поле зрения. Тот бежал к выходу из зала, огибая танцующие парочки – снова включили медляк.

Быстрее к раздевалке… Сунул номерок старушке в оранжевом халате, продел руки в рукава куртки. Его крепко обняли за плечи.

– Пошли, что ль, пообщаемся, – спокойно сказал высокий парень в расстёгнутом пиджаке. От него пахло чем-то кислым. Небритый широкий подбородок находился на уровне глаз Максимки.

Всё, хана. Тот, облитый, успел позвонить и предупредить, чтобы жертву перехватили у выхода.

– Пойдём, пойдём.

Максимка пошатнулся от толчка в спину и на непослушных ногах поплёлся к выходу. Здоровяк в пиджаке на ходу махнул рукой охраннику, тот с улыбкой кивнул и отвернулся.

На крыльце их догнал парень в джемпере и с нечеловеческим бешенством на морде посмотрел на растерянного мальчишку. Только сейчас Максимка смог разглядеть, насколько пьян это парень.

Облитый толкнул Максимку в плечо.

– Ну чё, а? – с уличной интонацией спросил он. – Чё, а? – он опять толкнул Максимку. – Кого пидарасом назвал, гнида мелкая?

Кажется, он собирался бить в челюсть. Второй, в расстёгнутом пиджаке, это понял:

– Саня, ты ебанись! Не здесь! – он, судя по голосу, тоже был пьян.

– Не здесь? Думаешь, прокатить его?

– Ну.

– Артурчику звони.

– Ща, – тот, второй, вынул мобильник. – Алё, Артурчик! Выйди на минутку. Выйди-выйди! Ага. – Он убрал телефон.

Тот, кого назвали Саней, нетерпеливо заплясал на месте, хлопая сжатой в кулак правой рукой по левой ладони.

Конец, решил Максимка. Бежать? Тогда точно конец. И тело будто бы окостенело. Руки-ноги не гнутся, внутри холодно и пусто. Нужно говорить, это единственный шанс. Но язык не слушается – залип, как сломанная клавиша. И к тому же эти ребята не были настроены говорить – кажется, они всё уже решили. Приговор вынесен, осталось лишь привести в исполнение.

К ним шагал ещё один. Волосы не очень длинные, но всё-таки волосы, а не короткая щетина, как у остальных двух. Лицо круглое, чуть смуглое, скуластое, глаза узкие. Под распахнутым пиджаком – оранжевая рубашка. Из-под правого рукава выглядывает вытатуированная на руке змея. Похож на бандита, только на азиатского. На якудза.

– Кто такой? – на чистом русском языке спросил азиат, кивком указав на Максимку.

– Да вот, Артурчик, залупнулся на нас. – Облитый наклонился и прошептал в ухо своему собрату подробность происшествия.

– Ага, – узкоглазый смерил Максимку взглядом. – Как звать?

– Тебя спрашивают, – Саня толкнул его ладонью в спину, весьма ощутимо.

– Максим.

– Откуда сам?

– С Третьей фабрики, – торопливо соврал он, назвав один из известных ему районов города.

– Ага. – Артурчик ещё раз смерил его взглядом и сказал, уже сделав, видимо, все необходимые выводы. – Ну что, Максим, прокатишься с нами? Заодно и разберёмся, кто тут пидарас.

– Это… Ребята… пацаны… – засуетился Максимка. – Отпустите меня. Я заплачу, – он протянул Артурчику комок купюр – в основном мятых десятирублёвок, но там была и пара сотен.

Тот брезгливо взял деньги, посмотрел Максимке в лицо, хищно улыбнулся, как умеют улыбаться только бандиты в боевиках про японскую мафию, и порвал купюры в мелкие клочья. Медленно занёс руку над головой Максимки и осыпал его обрывками.

Развернулся и зашагал к автостоянке.

– Ну, пшёл, – Саня толкнул Максимку в спину. – Шнелль, шнелль.

Его везли в синем «форде». Максимка – на заднем сиденье, между Саней и другим парнем. За рулём – Артурчик. Магнитола играла какой-то клубняк, парни синхронно покачивали головами в такт.