Текст книги "Игра Ловца (СИ)"
Автор книги: Андрей Каминский
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)
Змей
С шелестом раздвинулись колючие ветви и из кустарника выскочило уродливое существо, покрытое грязно-желтой шерстью. Размером с крысу, на крысу оно и походило, если не считать тонкого хоботка которым заканчивалась острая мордочка. Челюсти с мелкими, но острыми зубами, с хрустом разгрызли панцирь черного скорпиона. Настороженно зыркая глазами-бусинками, песчаная землеройка устремилась к текущей неподалеку широкой реке, чьи желтоватые воды источали серный запах. Лишь эта вода могла заглушить вкус скорпионьего яда, поэтому животное, дожевав последний кусок, торопливо засунуло хоботок в воду. Слишком поздно землеройка увидело движение сбоку, но сделать ничего не успело: мокрый песок у берега словно взорвался и зубастая пасть ухватила истошно заверещавшего зверька. Пучеглазая не то рыба, не то жаба, со скользкой бородавчатой кожей, приподнявшись на плавниках, напоминавших перепончатые лапы, торопливо заглатывала свою добычу. Увлекшись трапезой, мерзкая тварь, пропустила тот момент, как из охотника превратилась в добычу: в воздухе что-то свистнуло и рыба забилась на берегу, пронзенная зазубренной острогой. Из-за кустов вышел человек в просторном халате, идеально слившимся с цветом песка. Лицо его прикрывало несколько слоев ткани, оставив открытыми лишь живые темные глаза. Подойдя к берегу, рыболов поднял за хвост убитую тварь и уже хотел отойти от реки, когда что-то привлекло его внимание. Прищурившись, он напряженно вглядывался в мутные воды, плещущиеся возле темного предмета, увязшего в прибрежном иле.
– Значит нашли на берегу? – Хармен Уллер задумчиво поскреб рукой костистый подбородок. Поправил шелковый халат, окрашенный в черно-желтые цвета, усаживаясь поудобнее на троне вырубленном в глыбе песчаника и вопросительно посмотрел на стоявших перед ним рыцарей.
– Именно так, ваша светлость, – сказал один из вассалов – смуглый, как и все песчаные дорнийцы, в цветастых развевавшихся одеждах, под которыми угадывались доспехи. Так же выглядел и второй рыцарь застывший возле странного черного предмета на полу.
– Рыбак нашел это в Серноводой, – продолжал тот, кто начал говорить с лордом, – хотел припрятать, думал, что внутри что-то ценное. Но не смог донести до дому в одиночку, позвал брата, а тот проболтался. Слово за слово дело дошло и досюда. Рыбаку дали двести плетей, а чашу доставили в Адов Холм. К несчастью пока ее таскали туда-сюда, эти медные оковы несколько разболтались, но клянусь честью милорд…
– Ладно, я понял, – махнул рукой Уллер, – оставьте меня.
Оба рыцаря коротко поклонились и вышли из Чертога. Когда за ними закрылась дверь, Уллер спустился с трона и, по-старчески шаркая, подошел к принесенному ими предмету. Выглядел он странно – некий сосуд из черного металла, напоминающего медь, высотой в четыре фута и около трех футов в поперечнике. Массивную крышку покрывали странные знаки, не похожие ни на одно письмо, известное Хармену Уллеру. По бокам сосуд стягивали медные прутья и впрямь изрядно расшатанные.
Вещь выглядела невероятно древней – даже Уллер, отнюдь не знаток, как-то понял, что она равна по возрасту Адову Холму. Это было странно, поскольку все родовые предания Уллеров говорили о том, что их предки-андалы были первыми людьми, появившимися на берегах Серноводной, дабы возвести тут свою зловещую смрадную крепость. И до сих пор Уллер не слышал, чтобы здесь находили более ранние следы человека.
Он обошел вокруг странного сосуда, слегка потыкал его носком сапога, потом стукнул рукояткой меча. Сосуд отозвался негромким звоном – эта штука явно была полой, но не пустой! Может и не зря незадачливый рыбак пытался утаить это от своего лорда. Вряд ли кто-то стал столь тщательно закупоривать какую-то безделицу – наверняка внутри спрятано что-то ценное. Ну да, вот и изображение короны на крышке – может что-то осталось от собственных предков Уллера? У Адова Холма хватает тайн, жутких и темных, как и вся его история. В подземельях замка, столь глубоких, что они оказались в состоянии укрыть Уллеров от драконов Таргариенов, по сей день хранятся секреты, способные в очередной раз потрясти весь Вестерос. Жалко что только вот сокровищ там нет – Уллеры, выстоявшие перед Эйгоном-Завоевателем, не смогли противостоять новым завоевателям, еще более жадным и могущественным. Хармен Уллер некогда поддержал Элларию Сэнд, свою незаконнорожденную дочь, когда она свергла слабохарактерного Дорана Мартелла и стала править Дорном, вместе с дочерями Оберина. Когда она погибла в Королевской Гавани лорды сплотились вокруг нового принца, выбранного из боковой ветви Мартелов – и снова Уллеры поддержали его против самозваной Императрицы и ее прислужницы-ведьмы. Тогда им пришлось испить чашу унижения дотла – и Хармен Уллер, вместе с остальными лордами, преклонял колено перед Серсеей Ланнистер, от чьего имени в Дорне орудовали Диктатор, король-пират с Железных Островов и назначенный Хранителем Юга выскочка-наемник.
Дорн восставал еще раз – когда подросли дочери Оберина Мартелла и старшая из них, Элия, объявила себя Принцессой Дорна. Диктатор к тому времени сгинула неведомо куда, но Солнечном Копье еще стояла черная статуя полная губительной злобы. Дорнийцы побоялись ее уничтожить, опасаясь слухов о проклятии и тогда Хармен Уллер, как и впредь присягнув Мартеллам, запрятал статую поглубже в подвалах своего замка. Но Бронн Черноводный связался с новой ведьмой и Южная Армия обрушилась на Дорн. Вновь пустыня истекла кровью, вновь огонь, железо и черная магия истязали страну, а колдовские соглядатаи проникали в самые потаенные убежища. Два сына Хармена, укрывшиеся вместе с ним в подземельях были растерзаны черным демоном, похожим на огромную обезьяну с головой пса. Демона убила дочь Хармена Майя – но и она же, вопреки воле главы дома, открыла врата Адова Холма.
– Твоя верность Мартеллам не принесла нам ничего, кроме огня и крови, – бросила она в лицо разгневанному отцу, – еще одна такая война – и Дорном будут владеть лишь змеи и землеройки.
Хармен проглотил это – после смерти сыновей Майя осталась единственной наследницей Адова Холма. Победители сохранили Уллеру титул, но взяли его дочь в заложницы – точнее в «ученицы» ведьмы – жены Бронна. С тех пор Хармен не видел дочь, но до него доходили слухи, что Майя Уллер стала верной сподвижницей Саломеи.
Кроме дочери Бронн и Саломея взяли с Уллера огромный выкуп – за жизнь и титул, после чего Хармен остался почти без средств, если не считать скудных деревень, живущих разведением коз и рыбной ловлей, да глиняного карьера в Плюющихся Холмах, откуда вытекала Серноводная. Именно поэтому Уллер с такой готовностью вцепился в неведомую чашу – немного золотишка и пригоршня-другая драгоценных камней не будут лишними обнищавшему лорду.
Он снял с пояса меч и, просунув рукоять под отставшую медную пластину принялся осторожно расшатывать ее. Его старания увенчались успехом – скоро медь с жалобным скрипом поддалась, соскальзывая с крышки. Дальше дело пошло быстрее – воодушевленный Хармен один за другим бросал на пол покореженные куски меди. Скоро путы были сняты и лорд, с некоторым волнением, взялся за крышку сосуда. Вблизи он смог лучше разглядеть вырезанный на нем символ – то, что он принял поначалу за корону, оказалось изображением змеи, кусающей себя за хвост.
Странный сосуд вдруг дрогнул под руками Хармена, а в следующий миг нечто со страшной силой сорвало крышку, со звоном упавшую на пол. Лорд Уллер отскочил, с руганью хватаясь за меч, когда из чаши вдруг взвилось нечто длинное, поблескивающее черной чешуей в свете закрепленных на стенах факелов.
Пораженный лорд Уллер рассматривал существо, медленно выползающее из своего чана. Эта тварь напоминала змею, нет, она и БЫЛА змеей – не менее пятнадцати футов в длину. Но вместо уродливой змеиной морды перед лордом Уллером зависло лицо, потрясающее нечеловеческой красотой. Ни единого человеческого чувства не скрадывало безупречную правильность этих черт, подобавших лишь бессмертному богу или мраморной статуе, высеченной талантливейшим скульптором. Красота этого лика настолько заворожила Хармена, что он словно забыл о том, что за тело венчает эта холодная красота. Всего на миг он ослабил руку с мечом, но и этого хватило неведомой твари. Меж полных губ мелькнул раздвоенный язык, змеиная шея вдруг вздулась огромным капюшоном и гадина метнулась вперед. Острая боль пронзила шею Хармена Уллера, его лицо залилось смертельной бледностью и он замертво рухнул на пол.
Когда на предсмертный крик лорда в чертог ворвались стражники, они нашли лишь холодеющее тело хозяина Адова Холма рядом с черным сосудом со сбитой крышкой.
Огромный змей бесшумно скользил по узким коридорам, отделанным черным камнем. Непроглядная кромешная тьма окружала его со всех сторон: давно остались позади верхние помещения, где горели факелы и все еще металась стража, ищущая убийцу своего лорда. В этих же узких, словно крысиные норы, ходах вот уже несколько веков не ступала нога человека. Сами хозяева замка уже начали забывать сколь велики и глубоки их подземные владения – и что за темные тайны хранятся в самых потаенных их закоулках. Но змей с человеческой головой был привычен к подобным катакомбам: холодные зеленые глаза прекрасно видели даже в кромешной тьме, а магическое чутье безошибочно вело его к своей цели.
Но вот коридор кончился – перед ползучей тварью предстала небольшая пещера, наполненная сернистыми испарениями. В середине пещеры виднелось небольшое озеро, наполненное темной водой. Водоем был неглубок – не более, чем по колено взрослому человеку, к тому же к середине дно озера поднималось кверху, образуя небольшую отмель. И на этой отмели лежал некто, чьи руки и ноги пронзали острые ножи, вырезанные из черной кости, намертво вбитые в каменистую землю.
Змей беззвучно соскользнул в воды отравленного озера и, извиваясь всем телом, подплыл к недвижному телу. Сейчас он видел, что некогда это была женщина – молодая и, возможно, красивая, хотя сейчас о том напоминала лишь прядь длинных серебристых волос, чудом уцелевшая на обезображенной голове. Она, как и остальное тело, казалось, состояло из сплошных шрамов, бугров красного и черного мяса, сочащегося не то желтым гноем, не то серой, пропитавшей изувеченное существо, как и все вокруг. Местами средь шрамов проглядывали осколки костей, одна рука, судя по неестественному изгибу, была сломана и потом неправильно срослась. Вместо носа зияла черная дыра, уходящая вглубь плоти зияющей впадиной, зубы, – крепкие, сияющие белизной, – почти не прикрыты губами, превратившимися в уродливые ошметки. На обезображенной плоти по живому вырезаны некие буквы, складывавшиеся в уродливые письмена. Такие же странные знаки покрывали и костяные ножи, пронзавшие конечности пленницы.
Злая насмешка мелькнула в зеленых глазах, раскачивающегося над телом человекозмея, полные губы дрогнули, исторгнув звуки нечеловеческой речи.
– Рейнисссс, – прошипела тварь, зависнув над обезображенным лицом, – просниссссс.
Обезображенные веки шевельнулись и на змея взглянули дивной красоты фиалковые глаза, искаженные вечной мукой.
Нетопырь
Ночь легла на Харенхолл, величайшую твердыню Речных Земель. Более трехсот лет минуло с тех пор, как Эйгон-Завоеватель обрушил на стены замка пламя Балериона Ужасного, уничтожив надменного Харрена Черного и весь его род. С тех пор замок стоял полуразрушенным и не один из сменявших друг друга скоротечных властителей, так и не смог восстановить его в полной мере. «Проклятое место» – такие слухи ходили вокруг замка, все более обрастая нелепыми байками и жуткими легендами. Однако воистину проклятым замок стал лишь когда в Вестерос явился Ловец Душ.
Душелов вернула Харенхоллу былую славу: по слову Диктатора тысячи рабов, купленных в Тироше и Лисе, день и ночь трудились на руинах замка, умирая сотнями, но тут же восполняясь новыми невольниками. Обветшавшие стены вновь поднялись неприступной твердыней, вновь вознеслись и исполинские башни, получив новые имена: Вдоводел, Жизнедав, Бесплотие и Тенекрут. Самая большая башня, некогда именовавшаяся Княжьим Костром, получила имя своего нового хозяина – Душелов.
Именно Харенхолл, а не Риверран стал отныне подлинным сердцем Речных Земель и центром темного культа, образованным вскоре после того, как Душелов вернулась в свой мир. Именно здесь, в зале, где вновь полыхала Тысяча Очагов, стояла черная статуя, перед которой регулярно приносились кровавые жертвы. Это было единственное место поклонения в замке – Душелов, в свое время, приказала вырубить здешнюю богорощу и уничтожить септу. Две сотни наемников, из числа тех, кто вместе с Душеловом ходили на Тирош и Дорн, поселились отныне в замке, получая каждый месяц золото из Королевской Гавани. Взамен наемники обязались не только следить за порядком в Харенхолле, но отправлять темные обряды, которым научила их Душелов.
Как раз накануне стражи получили новую плату и сейчас гуляли в замке: целые туши свиней и овец жарились на вертелах над очагами, рекой лилось арборское вино и грушевый бренди из Тироша. Около двадцати полуголых рабынь сидели на коленях наемников, испуганно оглядываясь на черную статую. Все они знали, что каждая третья девушка утром ляжет на кровавый алтарь и поэтому всячески старались угодить новым хозяевам, в надежде избежать жестокого жребия.
Мрачное веселье было в самом разгаре: все наемники собрались в Зале Тысячи Очагов, предаваясь пьянству и разврату. Часовых никто не выставлял – стены замка неприступны, да и никто в Речных Землях не осмелился бы подойти к Харенхоллу без крайней надобности. Поэтому никто не заметил, как в сгустившихся над Харенхоллом тучах мелькнула зловещая тень, еще более черная, чем окружавший ее ночной мрак. Тень подлетала все ближе – вот распахнулись перепончатые крылья, на которых блеснули железные когти и огромная летучая мышь опустилась на вершину Душелова. На миг, словно обольшим плащом облеклась она в кожистые складки, а когда развернула их вновь – обернулась прекрасной женщиной: с бледной как у мертвеца кожей, черными как ночь волосами и столь же черными глазами, напоминающими два бездонных омута.
Тхуренгветиль, замерла на краю башни, вслушиваясь в звуки доносящейся снизу пирушки. Жестокая улыбка зазмеилась на покрытых мертвенной синевой губах, когда она услышала в зале жалобные крики: наемники, упившись вином и пресытившись любовными утехами, решили не ждать утра. Предсмертные вопли девушек сообщали о творившемся внутри Душелова жутком обряде – и словно в ответ этим стонам бывшая майар, вскинула руки, выкрикивая слова Черного Наречия. Призыв, обращенный в небо, явно имел своего адресата – и Тхуренгветиль не пришлось долго ждать ответа. Клубящиеся над Харенхоллом тучи вдруг расступились и полная Луна посеребрила черные башни. А на фоне дунного диска появились две точки, стремительно приближавшиеся к Харенхоллу. Вот они выросли в крылатые тени, послышалось хлопанье гигантских крыльев – и еще две диковинных существа опустились на крышу Душелова. Первое существо походило на молодую женщину с иссиня-черной кожей. Ее пышные формы напоминали тело хорошо откормленной, но не потерявшей ловкости и подвижности дикой кошки. Она выглядела бы совсем как человек: если бы не огромные перепончатые крылья за ее спиной. Из одежд крылатая красавица носила лишь вышитый золотом пояс, с которого свисали ножны с небольшим кинжалом. Черные глаза смотрели на Тхуренгветиль со смесью недоверия, любопытства и похоти. Второй гость выглядел как огромная обезьяна на кривых коротких ногах, с черными волосатыми лапами с длинными когтями и бесформенной головой, на которой выделялись пара кроваво-красных глаз. За спиной твари также находились перепончатые крылья. В этом существе дико сочетались одновременно сверхчеловеческое и примитивно-животное.
Какое-то время крылатые создания молча смотрели друг на друга, словно участвуя в безмолвном диалоге. А потом… некое одинаковое выражение мелькнуло в алых и двух парах черных глаз и все трое, не сговариваясь, принялись спускаться внутрь башни. Они прокрались по галереям, что опоясывали стены Зала Тысячи Очагов. Наемники к тому времени уже спали средь разлитых на полу луж крови, тогда как на черном алтаре лежали изувеченные женские тела. Надежды каждой из рабынь оказались тщетны – ни одной из них не довелось пережить этой ночи. Злорадный смешок послышался с галерей, хлопнули три пары крыльев и ворвавшийся в зал ветер разом потушил еще горевшие очаги. В этой тьме крылатая обезьяна спустилась вниз и даже во мраке угадывалось некое жуткое действо, вершимое обезьяноподобным монстром над спящими. А когда, словно сам собой, загорелся один из очагов, он осветил две сотни огромных гиен, которые выли, задрав морды к крылатым тварям, приветствуя своих новых хозяев.
Медуза
– Больше ждать нельзя! Лучшего времени для вторжения в Вестерос не придумать!
Иллирио Мопатис громко рассмеялся, затрясшись всеми складками тучного тела, и откинулся на мягкую кушетку. Толстые пальцы, усеянные драгоценными камнями, цапнули с заставленного яствами стола утиную грудку тушенную в вине и меде. Желтые зубы с жадностью впились в нежное мясо, горячий жир закапал на богато разукрашенные одежды – даже ведя столь важные переговоры пентосский магистр не мог сдержать свою страсть к еде. Остальные участники трапезы деликатно сделали вид, что не заметили, сколь несимпатично выглядит обжирающийся хозяин дома.
– Мы не слишком торопимся? – хмыкнул Тирион, хлебнув дорнийского вина, – моя сестра все еще сидит на Железном Троне.
– Да и скоро этот Трон станет единственным, что останется от ее империи, – вновь рассмеялся Мопатис, – Вестерос это плод, который давно перезрел, – он доел мясо и зачерпнул пригоршню слив с орехами в засахаренной глазури, – пора его сорвать.
– Южная армия и Железный Флот на пути к Летним Островам, – заметил Варис, – во главе с Бронном и Эуроном. Жена вашего наемника не пользуется особой любовью в народе, но если Простор ей удалось запугать, то Дорн и Штормовые Земли готовы восстать при малейшем толчке извне. Армия вашего брата в осаде в Чаячьем Городе – лорд Робин Аррен открыто восстал против Железного Трона.
– Вот как? – Тирион бросил на евнуха мрачный взгляд, – я об этом ничего не знал.
– Для вашей сестры это тоже большой сюрприз, – хихикнул Варис.
– Мой брат не сдастся легко, – ревниво бросил карлик.
– Возможно, – пожал плечами Варис, – но и он не сможет воевать против всей Долины. К тому же в его войске лорды не только Западных, но и Речных земель, а они, как я слышал, не столь уж преданы вашей сестре. Север только и ждет удачного момента, чтобы отпасть – вы сами участвовали в том совете у Сансы Старк. Даже на Железных Островах начинается какая-то замятня: в отсутствие Эурона Грейджоя зашевелился его брат.
– Это который? – Тирион порылся в памяти, – жрец?
– Он самый, – кивнул евнух, – странные времена, но нам они на руку.
– Узурпаторка еле сидит на троне, – подавшись вперед горячо заговорил четвертый, самый юный из участников схода, – самое время избавить Вестерос от тирании!
Тирион искоса покосился на него: молодой парень, лет семнадцати, с серебристыми волосами и темно-фиолетовыми глазами, выглядел весьма убедительно для выбранной ему роли. Настолько, что сам Тирион не стал проверять утверждения Мопатиса, разыскавшего этого юнца где-то в Волантисе, что Эйгон – законный наследник Таргариенов: внук или правнук «принцессы-шлюхи» Шейры Таргариен, дочери короля Джейхейриса, вышедшей замуж за одного из триархов Волантиса. Правда это или нет сам юноша, похоже, искренне верил в свое высокое происхождение и не менее высокое призвание. Эта убежденность, более чем полезная в их заговоре, сейчас казалась Тириону несколько преждевременной.
– Железный Трон ваш по праву, – с поклоном сказал Тирион, – но я бы посоветовал вам не спешить. Моя сестра, может, и не блещет умом, но даже она не стала бы отправлять в Долину все свои войска, не озаботившись о том, чтобы прикрыть столицу. К тому же, мы не знаем, что ей могла оставить Душелов.
– Все так, – согласился Варис, – но нам и не нужно сейчас атаковать Королевскую Гавань. Львице надо рубить хвост кусками, пока она не истечет кровью. Сейчас Серсея бросит все силы на то, чтобы отвоевать Долину и спасти брата – наши друзья из Севера и Браавоса позаботятся, чтобы это стало еще более трудным делом, чем ей кажется. А меж тем поднимется восстание в Мире – тамошние Золотые Мечи весьма раздосадованы тем, что их не взяли в поход на Летние Острова. Джон Коннингтон весьма постарался, чтобы это недовольство переросло в готовность к бунту, а деньги, что я дам Его Величеству мигом обеспечат ему преданность наемников.
– Жрецы Рглора готовы поднять чернь, – произнес Иллирио, со вкусом обгладывая хребет печеного на углях осетра, – не только в Мире, но и в Тироше с Лисом. Слишком многие там устали от Империи: они склонялись перед Душеловом, а не перед Серсеей.
– Моя родня нынче правит в Волантисе, – горячо произнес Эйгон, – когда в Лисе поднимается восстание, волантийский флот атакует Лис. А когда все Три Вольных города освободятся от власти Серсеи…
– Вас коронуют как Эйгона Шестого, – кивнул Варис, – после чего вы высадитесь уже в Вестеросе. Как только Штормовой Предел падет перед армией короля, все Штормовые Земли и весь Дорн отойдут под вашу руку.
Тирион недоверчиво покачал головой, но спорить больше не стал.
– Что же, – заметил он, – я никогда не был в Штормовых Землях, но если ваше Величество…
– Замок я возьму и сам, – заносчиво произнес Эйгон, – для вас у меня иное задание. Вы отправитесь в Чаячий Город и убедите сира Джейме сдаться войскам Арренов, под гарантии жизни ему и его людям. Полагаю вы будете рады увидеть брата?
– Сегодня в Пентос приходит корабль из Мира, – заметил Варис, – он заберет короля, чтобы он смог прибыть в город, где уже, должно быть, началось восстание. В порту вы сможете найти корабль, что доставит вас в Долину Аррен.
– Похоже, вы уже все распределили, мой друг? – Тирион с иронией глянул на Вариса, – интересно, чем намерены заняться вы?
– Отправлюсь в Волантис, – пожал плечами евнух, – у меня есть кой-какие связи на исторической родине, полагаю, они будут интересны Триархам.
Тирион пожал плечами и потянулся к кувшину с вином.
– Вот эта, ваше Величество, – Иллирио Мопатис указал на трехвесельную галею, раскрашенную в красный и желтый цвет. Эйгон поморщился при виде цветов Ланнистеров, но тут же повесел разглядев носовое украшение – изогнутую шею оскалившегося дракона. Самый тот корабль для возвращения короля.
– Капитан Мориос мой старый друг, – добавил Иллирио, – ему не впервой оказывать мне услугу. Он поклоняется Рглору и сильно не любит Империю.
С палубы уже махал коренастый смуглый мужчина. Эйгон помахал ему в ответ и хотел взбежать вверх по трапу, но тут же посторонился: на причал спускалась женщина, в зеленом платье, похожем на те, что носили богатые мирийки. Немногим более двадцати лет; среднего роста, стройная и грациозная, словно пантера. Темно-оливковый цвет кожи напоминал старую слоновую кость, черты лица были мелкими и классически правильными, но самой примечательной частью ее тела были волосы. Плотные локоны маслянисто-черного цвета опускались ниже колен и сияли на свету, колышась при каждом движении будто обладая собственной жизнью. Темные как ночь глаза остановились на мужчинах, после чего незнакомка улыбнулась, показав жемчужно-белые зубки. Эйгон невольно улыбнулся в ответ, посторонившись, чтобы дать девушке спуститься.
– Кто такая? – спросил юноша капитана, когда он и Иллирио поднялись на борт.
– Пришла в порт, когда мы снимались с якоря, – ответил Мориос, – и вывалила кучу золотых монет. Вот таких, – капитан показал золотой с эмблемой Вольного Города Тироша. На обратной стороне монеты был отчеканен череп с двумя красными точками в глазницах. Иллирио вполголоса выругался: такие знаки рисовались на монетах, которым расплачивались жрецы из храма Душелова.
– Иной тебя возьми, – Иллирио зло посмотрел на мирийца, – о чем ты думал?
– Золото есть золото, – пожал плечами мириец, – а я не такой мерзавец, чтобы брать монеты с женщины и потом отказывать. Я так понял, что ей надо в Вестерос, – она несколько раз махнула рукой на Запад. Ну, я объяснил ей, что мы только в Пентос и обратно, но отсюда в Вестерос постоянно идут корабли. Вроде поняла и согласилась.
– Что твой бог говорит о слишком жадных? – проворчал Иллирио, – ладно, к тому времени как она доберется до Королевской Гавани, наша цель уже не будет тайной. Покажи мне каюту, я хочу убедиться, что мой юный друг прибудет в Мир в полном комфорте.
– Прошу, – засуетился Мориос. Взошедшие на борт люди проследовали за ним, лишь Эйгон, пропустивший весь диалог мимо ушей, все искал взглядом черноволосую незнакомку, хотя она давно затерялась в портовой суматохе.
– Постарайтесь убедить брата, – говорил Варис, идя с Тирионом меж тюков и бочонков с разгружаемых судов, – всем ясно, что Серсея не удержит Семь Королевств.
– Всем, кроме самой Серсеи, – хмыкнул Тирион, – а Джейме никогда не бросит ее.
– Вы же умный человек, – сказал евнух, – и вы хорошо его знаете. Положение у него безвыходное, а дальнейшее сопротивление только ужесточит жителей Долины. Я уверен мы найдем способ убедить Эйгона, что Серсея, низложенная с трона, не представит для него опасности. Они могут уехать из Вестероса в Пентос или Браавос…
– Думаете в Браавосе будут рады Серсее? – усмехнулся Тирион, – или что она не понимает, чем рискует, оказавшись в городе, где живет первый союзник нового короля? Нет, Серсея будет цепляться за власть до последнего, потому что она знает, что ее не ждет ничего хорошего от тех, кто ее свергнет. Включая и меня, кстати.
– Тогда почему же вы согласились на это?
– Мне плевать на Серсею, но не на Джейме, – качнул головой Тирион, – не хочу, чтобы кто-нибудь его прирезал сгоряча, когда Аррены возьмут город.
– Думаете, Робин вас послушает?
– Робин союзник Сансы, а с ней я надеюсь договориться, – пожал плечами Тирион, – в конце концов, Джейме тоже сражался за Винтер… Кстати, как вам нравится эта галея?
Прямо перед ними виднелось большое судно – с тремя рядами весел и парусами, раскрашенными в разные цвета. Шевелюра стоящего у трапа мужчины также была окрашена в синий цвет, а борода – в ядовито-зеленый. Явный тирошиец, капитан о чем-то разговаривал с изящной девушкой, чьи черные волосы, ниспадали почти до земли. Вернее говорил только мужчина, выставив ладонь, на которую, один за другим выкладывались золотые кругляши – и при виде их лицо капитана все больше расплывалось в подобострастной улыбке.
– Похоже, здесь берут пассажиров, – бодро сказал Тирион и зашагал быстрее, – эй, капитан!
Капитан обернулся и вскинул крашенные брови, при виде карлика и лысого мужчины.
– Вы не в Вестерос плывете? – спросил Тирион.
– Да, – кивнул тирошиец, недоверчиво разглядывая странную парочку, – в Белую Гавань.
– Отлично, нам почти туда же, – произнес Варис, – не согласились бы вы за дополнительную плату высадить моего друга в Чаячьем Городе?
Тирошиец заколебался, на его лице отразилось явное недоверие, когда за его спиной появилась еще одна женщина: красивая брюнетка, в сиреневом льняном платье с черной вышивкой на рукавах и груди. Небрежно, словно старой знакомой, кивнув стоявшей у трапа девушке, она посмотрела на двух мужчин. Тирион почувствовал странное ощущение – словно кто-то гладит его виски неведомыми метелочками из перьев. Он бросил быстрый взгляд на Вариса – судя по всему, тот тоже чувствовал неладное. В зеленых глазах девушки мелькнуло оживление, она наклонилась и что-то шепнула на ухо капитану. Тот удивленно посмотрел на свою спутницу, потом пожал плечами.
– Тогда поднимайтесь на борт, – сказал он, – сейчас отчалим. Марута покажешь им каюты?
– Даже не сомневайся, – крикнула девушка в спину уходящему капитану и обернулась к будущим пассажирам, – мы все тут любим гостей.
Говорила эта Марута на общем языке, но с каким-то странным акцентом. Тирион вдруг заметил, что шею девушки пересекал широкий шрам.
– Прошу прощения, – вдруг сказал Варис, – мы поищем другой корабль.
Он дернул Тириона за плечо, чуть ли не силой отводя его от тирошийского судна. Девушка пожала плечами, провожая карлика с евнухом долгим взглядом – даже отойдя футов на пятьдесят, Тирион чувствовал на висках неприятное давящее ощущение.
– Мы еще встретимся, Тирион Ланнистер, – негромко произнесла она и перевела взгляд на вторую женщину, поднимавшуюся к ней по трапу.
– Вижу, что вы не передумаете?
– Ни в коем случае, – усмехнулась смуглянка.
– Ну и отлично, – кивнула брюнетка, – добро пожаловать. Меня зовут Марута, а ты…
– Марселина, – девушка качнула головой, и ее локоны заколыхались, оплетшись вокруг ее тела, словно черные змеи, – Марселина де Русси.