Текст книги "Игра Ловца (СИ)"

Автор книги: Андрей Каминский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 33 страниц)

Кракен

Великий Чертог Пайка сильно изменился с тех пор как у Железных Островов появился новый король. Дым, подымавшийся из весело горящих очагов, уже не так щипал глаза, смягченный благовониями из Лиса. Стены украшали гобелены норвосской, квохорской и лиссенийской работы, пол покрывали летнийские циновки, раскрашенные яркими красками из Тироша. За длинным столом, смеясь и сквернословя, лорды Железных Островов, разодетые по последней моде Вольных Городов, пили дорогие вина из золотых и серебряных кубков, а вместо рыбы и пресной козлятины, проворные рабыни разносили на золотых блюдах самые изысканные яства. О недавнем прошлом напоминали только игравшие со всех сторон волынки и барабаны, да еще время от времени кто-то из Железнорожденных вставал, чтобы сплясать «персты». Некоторым давняя традиция уже вышла боком: несколько островитян уже сидели с руками, замотанными окровавленными тряпками. Разумеется, никто не подумал прерывать веселье из-за такого пустяка – даже сами незадачливые плясуны.

Среди всей этой роскоши, вошедший в самый разгар веселья, Эйрон Мокроголовый, в своем грубом домотканом хитоне и сухими водорослями в косматой бороде казался кусочком старого мира, почти забытого в Пайке. Холодно рассматривал он веселящихся лордов и те невольно тушевались под его тяжелым взглядом, опустив глаза и понижая голос. Стихли грубые шутки и пьяные выкрики, в чертоге воцарилась неловкая тишина. Лишь после этого Эйрон посмотрел на брата.

Эурон, король Железных Островов, казался единственным, кого не смутило появление брата. Он восседал на Морском Троне, облаченный в черную кожаную одежду. Темно-русые волосы украшала корона из валирийской стали с зубцами из акульих зубов. Рядом с Эуроном никого не было: Эйрон отсутствовал, когда началось веселье, а иных родственников, достойных сесть возле Морского Трона на Островах не было. Не держал возле себя Эуроном и красивых рабынь, хотя рядом с лордами так и вились «морские жены» взятые в Лисе и Мире. Но Эурон сидел хоть и один, но не в одиночестве: слева от короля возвышалось нечто, на первый взгляд казавшееся продолжением того блестящего черного камня, из которого был создан морской трон. Лишь более внимательный взгляд угадывал в этом камне пленительные очертания изящной фигуры и нечеловечески красивого лица. Казалось вот-вот – и дрогнут ресницы, шевельнутся полные губы, дабы рассыпаться мелодичным смехом, отравленным ядом черного колдовства. Душелов, проклятая ведьма, пришедшая им всем на погибель, покинула Холм Нагги, чтобы занять место рядом с Эуроном. Жрецу следовало радоваться, что черная статуя больше не оскверняет святое место – и он действительно возликовал, узнав об этом, однако радость его омрачалась тем, что вожделение Эурона превратилось в некую болезненную страсть. Так не должен себя вести Король Железных Островов – однако Эурон не желал ничего слушать. Однажды лорд Ботли, выпив лишку, позволил себе грубую шутку по этому поводу. В следующий миг он уже валялся на полу с разрубленной головой – Эурон, встретивший пьяную остроту раскатистым хохотом, вдруг метнул топор – так быстро, что никто не смог за этим уследить, не то, чтобы остановить короля. Не прекращая смеяться, Эурон подошел к убитому, доставая из-за пояса кинжал валирийской стали – и одним ударом рассек грудину, доставая еще бьющееся окровавленное сердце. Спокойно он подошел к изваянию Душелова и с поклоном положил свой жуткий дар у ее ног.

– Веселитесь дальше, – он поднял кубок с вином, рассматривая ошеломленных соратников. С тех пор никто не осмеливался шутить перед королем на эту тему. Тем более, что, если не считать этой болезненной привязанности, Эурон оставался все тем же наглым, жестоким и в то же время необыкновенно удачливым королем, ведшим свой народ к новым вершинам. Вместе с Эуроном Железнорожденные брали Тирош, входили в Лис и Мир, осыпаемые золотом и прочими благами, что вручали им перепуганные торговцы. Железный Флот господствовал от Староместа до Кварта, пиратские вожаки с Островов Василиска искали с ним союза и даже Волантис, несмотря на все свое могущество, не решался выступить против имперской эскадры. Лишь флот Браавоса мог сравниться с ней по мощи, но этот город будто не замечал возросшей мощи Вестеросской Империи, замкнувшись в своих туманных владениях.

Множество богатств стекалось в твердыни Железнорожденных, но чем больше их становилось на Островах, тем сильнее становилась жадность детей Утонувшего Бога. С ликованием они встретили слова Эурона о новом походе, сулящим его участникам великую славу и богатую добычу. Уже все было готово к походу на Летние Острова – оставалась одна, но очень важная формальность: Эурон хотел, чтобы его начинание благословил Эйрон. Однако жрец вел себя странно, под разными предлогами откладывая свое решение, пока король не выдвинул ему ультиматум: сегодняшним вечером явиться в Пайк и дать свое согласие – или расстаться с головой.

– Что скажешь, Эйрон? – негромко сказал Эурон, в упор разглядывая брата, – ты говорил со своим… с нашим Богом? Угоден ли Утонувшему наш поход?

– Ты слышишь бога не хуже меня, – Эйрон воинственно вскинул бороду, глядя на брата, – прислушайся! Или ты не слышишь, как грохочут волны о скалы, возвещая Его волю! Внимай волнам, внимай морю: это Утонувший зовет своих детей на бой, дабы те насытили его голод кровью дикарей с южных островов.

Его последние слова потонули в одобрительном гуле, заполнившем чертог и сам Эурон, казалось, был застигнут врасплох этой неожиданной покладистостью. Не давая ему опомниться, Эйрон шагнул вперед, срывая с пояса мех с морской водой.

– На колени! – громыхнул он и Эурон, сам не ожидая, последовал этому приказу. Жрец вылил ему на голову сразу половину меха.

– Утонувший Бог благословляет тебя! – произнес Эйрон. – Благословляет солью, – холодная вода вновь пролилась на голову короля, затекая ему за шиворот, – благословляет камнем, благословляет сталью, – закончил жрец, отбрасывая пустой мех.

– Эурон! Эурон! Эурон! – гремело по всему чертогу.

– Рад слышать это, брат, – Эурон встал, обводя взглядом ликующих лордов, – клянусь, Бог не будет разочарован. Он незримо возглавит Железный флот, когда зримое воплощение Неведомого – он показал на черную статую, – встанет на палубе «Молчаливой».

Ранее Эйрон возмутился тому, что поход, благословленный именем Утонувшего, оскверняет колдовской идол, но сейчас ему было все равно. Если Эурон настолько сошел с ума, не может жить без своей ведьмы, может там она и доведет его до могилы. По крайней мере, Железные Острова будут избавлены от позорного пятна колдовства.

– На время моего отсутствия, – продолжал Эурон, – ты останешься править Железными островами. Если твой бог не запрещает тебе этого…

– Не запрещает, – усмехнулся Эйрон, – тем более, что я собираюсь вернуться в мир. Больше я не буду жрецом…

– Ты? – Эурон подозрительно сощурился под изумленный гул пронесшейся по чертогу, – разве Утонувший Бог позволяет своим жрецам такое?

– Если Он позволяет безбожнику сидеть на Морском Троне рядом с этим! – Эйрону надоело притворяться, – что же говорить обо мне? Я услышал Его голос в волнах – и Он же велел мне оставить сан – сам бы я никогда не осмелился на это. Но, – его тон стал примирительным, – я не собираюсь претендовать на Морской Трон, брат. Клянусь в том именем Утонувшего Бога – тебя выбрало вече и теперь трон твой и только твой.

Ему ничего не стоило сказать это – Эурон ему не поверит, но и он не может не понимать, что Эйрон ему не соперник. Слишком долго он был жрецом, чтобы люди воспринимали его как-то иначе, а уж тем более пошли за ним против столь прославленного короля как Эурон. Другое дело, если с ним, что-то случится там на юге – но на это пока преждевременно надеяться.

– Я прошу у тебя немного, – продолжал Эйрон, – всего лишь полсотни кораблей – думаю, я имею на них право, как урожденный Грейджой.

– Имеешь, – неохотно кивнул Эурон, – но зачем?

– Они составят мне подобающий эскорт, – сказал Эйрон, – для визита, который я совершу совсем скоро. Ты же не хочешь, чтобы твой брат явился перед своей невестой как нищий голодранец.

– Ты собрался жениться? – Эурон изумленно посмотрел на брата и вдруг расхохотался, – клянусь Серым Королем, не думал, что ты сможешь еще чем-то удивить меня. И кто же из моих капитанов удостоиться чести стать тестем у брата короля? – он широким жестом обвел ошеломленных лордов, – впрочем, о чем я говорю – согласится любая.

– Ты сам сказал – я твой брат. А брат короля достоин чего-то большего, чем дочь кого-то из их вассалов. Моя избранница совсем иная.

– И кто же она? – почти грубо спросил Эурон, которому надоело играть в загадки.

Эйрон сказал.

На этот раз никто не рассмеялся – все смотрели на него со смесью удивления и опаски, как на безумца. Впрочем, иной реакции жрец и не ждал.

– Верно, ли я понял тебя брат, – вкрадчиво произнес Эурон, – ты хочешь…

– Все верно, мой король, – перебил его Эйрон, – именно эту женщину я хочу взять в жены. Понимаю, как это может звучать для тебя, но я и не прошу тебя о помощи. Просто дай мне пятьдесят кораблей и отправляйся в свой поход, во славу Утонувшего.

Эурон переглянулся с парой капитанов и пожал плечами. Он и раньше считал своего брата безумцем, но теперь убедился в этом окончательно. Что и к лучшему – Железнорожденные никогда не пойдут за свихнувшимся расстригой.

– Я исполню твою просьбу, брат, – пообещал король, – и да поможет тебе твой бог.

Эйрон не стал его поправлять.

Жрец отказался от приглашения брата разделить с ним общее пиршество: после того, как они достигли соглашения, Эйрон покинул Великий Чертог. Идя по опасно раскачивающемуся висячему мосту, он возносил молитвы к Утонувшему Богу, моля о прощении за вынужденное кощунство. Океан под ним шумел, выбрасывая пенные валы на стены черно-серого камня, сильный ветер трепал его волосы и хитон, но Мокроголовый шел вперед, почти не смотря под ноги. Любой порыв ветра мог сбросить его в бушующее море, но Эйрон не боялся: если все это гнев Бога – Эйрон готов держать ответ в Его подводных чертогах; если же это козни Штормового бога, то Утонувший защитит преданного ему. Он не мог не знать, что это ложное отречение все во славу Его.

Видимо Утонувший и впрямь не гневался: Эйрон спокойно перешел по мосту, оказавшись в Морской Башне. Спускаясь темными сырыми коридорами, он жадно вдыхал запах соли и гниющих водорослей – после благоуханной вони Большого Чертога, эти запахи оказались настоящим наслаждением для его ноздрей. Сквозь узкие окошки башни почти не проникал свет уходящего дня, но Эйрон, хорошо зная эту башню, мог быстро идти почти на ощупь. Некогда здесь жил Бейлон, но Эурон не любил это место, предпочитая ему каюту «Молчаливой», так что сейчас башня почти пустовала.

Когда Эйрон спустился на берег уже стемнело. Грубый песок пополам с ракушечными обломками хрустел у него под ногами, когда Эйрон подошел к закутанной в балахон сгорбившейся фигуре, сидевшей у самой кромки воды.

– Он согласился? – язык Железнорожденных все еще давался ей с трудом, также как и слова вообще: низкий голос, красивый и женственный, был странно, пугающе искаженным. И все же Эйрон уже научился понимать Эфрель – также как и морская ведьма поразительно быстро обучилась его языку. Однако чаще она общалась с ним без слов – просто в его голове сами собой возникали слова, понятные им обоим.

– Он удивился, – сказал Эйрон, – но вряд ли что-то заподозрил. Похоже, он решил, что я окончательно выжил из ума. Кому бы говорить…

– Море часто рождает безумцев, – из-под черного капюшона раздался короткий смешок, – человеческий мозг слишком ничтожен, чтобы вместить Бездну.

Взрыв безумного смеха, от которого тело ведьмы затряслось точно в падучей. Капюшон упал с ее головы, обнажив покрытую шрамами плешь. Ужасные каверны местами обнажали черепную кость. Вновь и вновь Эйрон задавался вопросом: правильно ли он сделал, что доверился этому существу: наполовину обрубку человека, наполовину неведомой морской твари. Верно, ли он истолковал волю Утонувшего Бога, когда подался ее уговорам?

– К счастью, – продолжала Эфрель, – есть и более крепкие мозги. В тот миг, когда я переносилась сюда, со мной в воде оказалось несколько… спутников.

Из под капюшона вновь послышалось хихиканье, когда морская вода вдруг взбурлила и из нее поднялись жуткие существа. Неспешно извивались длинные щупальца с пульсирующими присосками, мерно подрагивали широкие жабры и множество холодных выпуклых глаз, – по шесть у каждой твари, – бесстрастно рассматривали Эйрона. При всей их мерзости, эти существа были уже знакомы жрецу – именно в этом обличье впервые предстала ему Эфрель. Всего в море металось с десяток этих тварей, которых ведьма именовала «скилредами» и которых сам Эйрон считал детьми Утонувшего Бога.

– Они пока не знают, как призвать своих собратьев из оставленного мной мира, – с сожалением сказала Эфрель, – поэтому нам недоступно оставшееся в нем чудесное оружие. Но и сами по себе они обладают немалыми силами – и в их власти призвать нам могучих помощников из пучины.

Скилреды вдруг прянули в разные стороны, словно освобождая место для чего-то. Вода поднялась огромным горбом и из моря с оглушительным ревом вырвалась исполинская туша. Громоздкое тело покрывала иссиня-черная кожа, на которой то и дело вспыхивали зеленые огоньки. Верхняя часть тела морского чудовища имела некоторое сходство с человеческим торсом, только без рук и плеч, из спины торчал треугольный плавник, наподобие акульего. На короткой толстой шее покоилась огромная голова, напоминавшая акулу-молот – разве что выпуклые черные глаза смотрели не по бокам, а вперед. В похожей на акулью пасти щелкали зубы, длиной чуть ли не в самого Эйрона. Тело твари опиралось на толстые щупальца, покрытые пульсирующими присосками, напоминающими беззубые рты. С благоговейным восторгом смотрел жрец на возникшего перед ним монстра. Кракен, дитя Утонувшего Бога явился на зов Эфрель. Жрец истово вознес молитву, коря себя за маловерие – могло ли быть более явственное свидетельство благосклонности Утонувшего ко всем их начинаниям?

– В глубинах обитают и более могучие существа, – рассмеялась Эфрель, – думаю, не только ваши пираты впечатлятся, увидев посланников Утонувшего Бога на нашей свадьбе.

Крыса

Ночью Серсее снова снился тот же сон.

Уродливые деревья, со скрюченными словно когтистые лапы ветвями окружают убогую хижину в лесу. Покосившаяся дверь распахнута, зияя черной пустотой, словно беззубый рот. А на порог ее ступает девочка с золотыми волосами, что напускной надменностью пытается скрыть страх.

«Беги, глупая!» – хочется крикнуть Серсее, но горло ее словно стянуто железными путами и она может лишь беспомощно наблюдать, как девочка, – она! – входит в столь памятную ей хижину. Здесь все выглядит также как и наяву, много лет назад – убогий скарб, связки трав на стенах, горшки с непонятным содержимым. Очаг, светившийся странным зеленым пламенем, освещал соломенный тюфяк, на котором возлежало нечто, напоминающее ворох грязного тряпья, вблизи оказавшийся неопрятной женщиной, крепко спящей. И все же… кое-что отличалось от того проклятого дня. Стены убежища ведьмы покрывали странные знаки которых Серсея не помнила: многоугольные фигуры, начерченные красной липкой жидкостью. От одного взгляда на них Серсею охватывало чувство необъяснимой гадливости и панического страха. Больше чем всего ей хотелось с криком выбежать из хижины, но жестокие боги не предоставили ей такого выбора, заставляя ее снова и снова переживать тот давний кошмар.

Однако вскоре она поняла, что этот кошмар – совсем новый.

– Вставай и предскажи мне судьбу! – сказала глупая девочка, пиная грязный тюфяк.

Ведьма открыла глаза и Серсея вздрогнула – это ее лицо не было лицом Мэгги-Лягушки. Эта старуха была еще более дряхлой, с крючковатым носом и глубокими морщинами, средь которых желтым огнем горели безумные глаза. Вот она расхохоталась, обнажив крепкие острые зубы и лицо ее вдруг превратилось в крысиную морду. Писклявый смех вырвался из оскаленной пасти.

Серсея дико закричала и вдруг проснулась, тяжело дыша. Свеча у изголовья ее ложа давно потухла, но сквозь щели в окнах пробивался лунный свет, позволявший ей видеть смятую, мокрую от пота постель и столик черного дерева рядом с кроватью. Сон, всего лишь кошмарный сон: в эти странные и пугающие времена, явь в любой момент могла обернуться жутью, страшнее и безумнее любого сна. Душелов, проклятая ведьма, поманила ее призраком власти, много превосходящей могущество прежних монархов Семи Королевств, но сейчас Серсея видела, что императорский титул обернулся хитрой ловушкой, из которого ей не виделось выхода. Держава, созданная на зыбком фундаменте из черных чар и кровавых обрядов, без своей создательницы стала расходиться по швам, словно платье из самого дешевого сукна, тогда как в образовавшиеся прорехи высунулись оскаленные морды неведомых чудовищ. Серсея, не желая признаваться даже себе, что Душелов оказалась лучшей правительницей чем она, прилагала все силы, чтобы удержать в своих руках рассыпающееся наследство Диктатора, но чем дальше, тем больше это напоминало попытку усидеть на хребте ярящегося дракона. Даже ее странная союзница, темнокожая и красноглазая нечисть, затаившаяся в пещерах Запада, редко давала о себе знать – впрочем Серсея и не особо обращалась к ней за помощью, из-за дальности расстояний. Ей нужен был сильный союзник рядом, всегда под рукой как Квиберн, способный противостоять тьме, клубящейся по всем закоулкам Семи Королевств. Кто-то, кто сумеет прогнать от ее ложа давний кошмар.

Серсея почувствовала, что у нее пересохло в горле. Она взяла серебряный кувшин квохорской работы и покачала в руках, но только что-то жалко плеснуло на донышке.

– Бернадетт! – крикнула Серсея. – Бернадетт, вина!

Верная служанка должна была появиться на пороге спальни едва заслышав крики королевы, а уж тем более – после этого крика. Но в коридоре царила мертвая тишина – ни хлопанья двери, в комнате для слуг, ни быстрых шагов, ни подобострастного «да ваша милость?» Глухая могильная тишина от которой Серсее стало не по себе.

– Бернадетт, – дрожащим голосом крикнула она, – где ты?.

На этот раз ей был дан ответ – от которого кровь застыла в жилах королевы: из-за двери послышался тонкий писклявый смех. Тот самый который королева слышала во сне.

– Кто там? – крикнула Серсея. – Бернадетт! Квиберн! Сир Грегор!

Снова смех, на этот раз куда ближе и громче. Ей вдруг захотелось укрыться с головой под одеялом, словно маленькая девочка, надеющаяся, что так кошмар исчезнет. Переборов этот страх, Серсея решительно набросила на плечи халат из лиссенийского шелка и, ухватив за горлышко пустой кувшин, осторожно выглянула за дверь. Обычно тут царила непроглядная тьма, но сейчас коридор освещало причудливое фиолетовое свечение, исходящее непонятно откуда. Серсея бросила беглый взгляд на стену напротив, – обычно там стоял, подпирая головой потолок, Гора – и тут же отшатнулась, зажимая рукой рот, чтобы не закричать от ужаса.

Гора – и впрямь стоял у стены: безмолвный и беззвучный, утративший даже ту толику живого чувства, что осталась в нем после опытов Квиберна. Однако не эта странная неподвижность испугала Серсею: стены, озаренные фиолетовым светом, густо покрывали узоры, в точности повторяющие то, что она видела во сне. Уродливые многоугольники, начерченные красной жидкостью, которую Серсея опознала сразу, – также как женское тело, в изодранной одежде, простершееся посреди коридора, подобно изломанной кукле. Остекленевшие глаза Бернадетт смотрели в потолок, а на горле зияла страшная рана, сквозь которую проглядывали шейные позвонки. Крик, рвущийся из горла Серсеи, обернулся сдавленным хрипом, когда вновь раздался писклявый смех и на теле мертвой служанки, словно соткавшись из воздуха, появилась безобразная тварь. Больше всего она напоминала огромную, величиной с кошку крысу, но мордочка его походила на болезненно сморщенное человеческое лицо, снизу и по бокам обрамленное короткой шерсткой. Заметив Серсею, тварь оскалилась в мерзкой ухмылке и разразилась очередным смехом. Но именно это и привела королеву в чувство: сковавший ее страх уступил место гневу и Серсея, размахнувшись, что есть силы, запустила в маленькое чудовище пустым кувшином. Тварь, не ожидавшая подобного, не успела увернуться и гнусное хихиканье сменилось громким визгом. Спрыгнув с трупа, крысоподобное отродье, со злобным писком устремилось к попятившейся Серсее.

– Перестань, Дженкин, – за спиной Серсеи раздался скрипучий голос, – разве так себя ведут перед лицом королевы? Вернись на место!

Уродливое личико исказилось в злобной гримасе, однако тварь послушно вернулась к трупу Бернадетт. Серсея обернулась – и почувствовала, как ее захлестывает волна нового, еще более сильного страха. Перед ней стояла сгорбленная фигура, закутанная в темно-коричневый балахон. Высохшие, покрытые пятнами руки, сбросили грязный капюшон, и королева невольно вскрикнула, увидев лицо являвшееся ей сегодня во сне.

– Не бойтесь, Ваше Величество, – прошамкала старуха, – я не причиню вам зла. Простите за вашу служанку: Дженкин проголодался, пока мы добирались сюда, а когда он долго не ест, то быстро забывает о хороших манерах. Да и там, откуда мы прибыли негде было им научиться.

Позади слышалось довольное попискиванье и жадное чавканье. Серсея рискнула обернуться и увидела, как бурая тварь, отрывает кусочки мяса с грудей Бернадетт, запихивая их в пасть передними лапками, до омерзения напоминающими миниатюрные человеческие руки.

– Не беспокойся об этой девке, – продолжала старуха, – таких как она, ты найдешь еще сотни. От меня с Дженкиным тебе будет намного больше пользы.

Разговор принял оборот, пришедшийся Серсее больше по нраву. Жаль, конечно, верную служанку, но старая ведьма права – таких как она, найдется много в отличие от… Серсея бросила быстрый взгляд на Гору – тот стоял неподвижно, словно статуя, но все же в нем угадывались некие проблески жизни.

– С ним все в порядке, – успокоила ее старуха, – Дженкин не убивает больше чем необходимо. Я пришла договариваться, а не враждовать.

– Договариваться, – Серсея выдавила презрительную усмешку, – о чем?

– Много о чем, – усмехнулась в ответ старуха, – мне доступны великие силы, но и я и Дженкин – лишь предтечи Того, кто готовит свое пришествие в этот мир. Того, кто может повергнуть в прах всех твоих врагов, включая тех, кто ныне именует себя твоими союзниками.

– Звучит заманчиво, – вымученно улыбнулась Серсея, – но за эти годы я получила слишком много обещаний – и иные из них даже были выполнены, вот только цена меня не больше устраивает. Чего же потребует тот, о ком ты говоришь и кто он вообще? И кто ты и это…  – она брезгливо осмотрела перепачканную кровью тварь, продолжавшую терзать труп Бернадетт.

– От тебя не потребуют ничего из того, что не было бы тебе по силам, – заверила ее ведьма, – и что не было бы тебе знакомо. Имя Того, о ком я говорю, ты узнаешь позже, ну, а мы можем представиться прямо сейчас. Моего питомца, как я уже говорила, зовут Дженкин, иногда его называют Бурым Дженкиным. Меня же ты можешь называть Кецией, Кецией Мейсон.