Текст книги "Суженый смерти (СИ)"

Автор книги: Андрей Грамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

   – Я бы не советовала.... – она вздохнула. – Но ты меня искал не затем чтобы развернуться и уйти.

   – Это верно. А что может произойти, если я переступлю порог?

   – Все зависит от тебя и твоих намерений. Ты догадываешься, кто я? – вопрос звучал медленно, с акцентом на каждом слове.

   – Нет. Знаю что с тобой что-то не так.... И только, – он нахмурился. – Так ты позволишь войти?

   – Заходи, – она смиренно толкнула дверь.

   Внутри царил мрак, пахло сеном и цветами. И еще там было блаженно тепло. Она зашла следом и закрыла дверь. Александр очутился в полной темноте, и рассеянно повернул голову в сторону, где по его представлениям должна была стоять Марья. Крик застрял в горле, а сердце опустилось и резко замерло. На него смотрели два фосфоресцирующих зеленых глаза, горевшие во тьме как светлячки. Александр похолодел и замер как истукан, боясь шевельнуться. Он хотел что-то сказать, но только лишь захрипел. "Значит правда", – пронеслось в голове.

   – Что, правда? – это был голос Марьи. Наверное, Александр произнес фразу вслух, хотя, его горло все еще не слушалось. – Не бойся, – она мягко взяла его за руку. Холод ее руки отрезвил. Страх исчез.

   – Давай где-нибудь присядем и поговорим. Ты меня испугала... глаза.... – Александр перевел дух. – Неожиданно как-то.

   – Это чтобы я видела в темноте, – она улыбалась, он готов был поклясться в этом. – Еще насидимся. Пошли.

   Она повела его за руку в темноте. Он споткнулся обо что-то и завалился вперед. Тонкая и сильная рука уперлась ему в грудь и удержала на месте.

   – Не спотыкайся.

   – Я же не вижу в темноте, – он придвинулся ближе к ней, и аккуратно скользнул по руке к плечу. Его пальцы дрогнули, когда он прикоснулся к ее обнаженной коже. Каким-то чудом она уже успела избавиться от плаща, и теперь была одета во что-то легкое и незаметное, открывающее плечи. – Мне так удобнее будет идти.

   – Хм... – она обняла его за талию. – Пошли, так ты точно не споткнешься.

   Он хотел спросить, что с электричеством, но момент был настолько тонок, что Александр испугался потерять ощущения и удержался. Они шли веред, никуда не сворачивая. Свечкин изумлялся, по его подсчетам уже давно должна была возникнуть стена, в которую они бы уперлись. Но стены не было; было ощущение безграничного пространства, ноги гулко отстукивали по камню пола. Каменный пол в доме, это что-то необыкновенное.

   – Какой большой дом... А с виду не скажешь, – Свечкин вздрогнул от эха. Оно было такое же, как в пещере или каменном гроте.

   – Просто иди со мной, – она была совсем рядом, почти прижавшись к нему, и говорила это на ухо. Его сводила с ума эта близость.

   – Свет... Он тебе неприятен? – Александр тоже говорил очень тихо, дыша ей в шею.

   Она хохотнула, коротко и дерзко.

   – Это для тебя же необходимо. Иногда лучше не знать, что может скрывать тьма....

   И он ей поверил. Свечкин попал в нетипичную, почти экстремальную ситуацию, в которой не знал как себя вести, и принял единственно верное решение слушаться проводника, как слушался бы полкового командира. Все что происходило, было иррационально – холод ее кожи, светящиеся фосфором глаза, огромная по ощущениям пещера внутри приземистого домика, и тайна ее слов.

   Они шли вперед, казалось, минут пятнадцать.

   – Удивительно, что ты так часто выходишь в магазин.... Я б на твоем месте службой доставки пользовался, – он улыбнулся. Чувство юмора ему никогда не изменяло.

   – Фигуру нужно поддерживать, пешие прогулки полезны для здоровья.

   У Свечкина к Марье был миллион вопросов, но он знал: она ответит, только когда сама захочет, что-то выспрашивать у нее в лоб было бесполезно. "Настроена ли она на откровенный диалог?", – спросил себя Свечкин и не смог ответить.

   С первых минут пути, когда тепло помещения и аромат сена сменила прохлада ночи, почувствовался запах хвои. Неспешный шум леса дарил умиротворение, а камень под ногами перешел в невысокую траву и мох, по которому было удобно и мягко идти. Они пробирались сквозь лес, но ветви не драли кожу, не мешали идти, ни один корень не вылезал коварно из земли, подстерегая путников. Деревья слабо шелестели под несуществующим ветром, воздух нес несравненную сладость смолы. И не было никаких звуков присутствия живых существ, ни птиц, ни животных, вообще никого, хотя даже спиной Александр чувствовал какое-то бесшумное движение и чье-то неустанное присутствие.

   – За нами следят? – спросил он у Марьи.

   – Наблюдают. Пока ты со мной тебя никто не тронет.

   Наконец, еще через какое-то время, они остановились. Марья что-то прошептала, и на небе появилась луна, как будто вырвавшаяся из пелены туч. Привыкшему к полной темноте Свечкину ночное светило показалось не менее ярким, чем солнце. Девушка и ее спутник находились на вершине утеса, у подножья которого посреди обширной поляны расположился деревянный сруб в два этажа. Обычный дом без террасы или веранды, с четырехскатной крышей, но мужчина был поражен: в доме не было окон. Ни одного, как не было и забора, ограждающего дом, не было крыльца. Одна лишь массивная дверь с широкой ступенькой, и все. За домом простирался черный лес, который, казалось, поднимался до неба верхушками елей и сосен. Так как Александр стоял на возвышении, кругозор был широк, но насколько хватало взгляда, лес уходил в горизонт. Луна кроваво-зловещего цвета, спелая и большая, висела в антрацитовой вышине и знала на все ответы; вот только задать ей вопросы было некому. По небу плавно текли легкие облака, рваные и невесомые, и чудилось, будто их мерное течение уже целую вечность ничто не могло нарушить. Свечкин глубоко вдохнул прекрасный свежий воздух, опьяняющий своей первозданностью, и закрыл глаза.

   – Красота неописуемая.

   – Я рада, что тебе понравилось, – Марья прищурила веки. – Это мой мир.

   – А что... – Александр хотел повернуться назад, но железная хватка тонких пальцев удержала его на месте.

   – Даже не вздумай оборачиваться, – голос Марьи отдавал сталью.

   – А ты сильная, – он констатировал факт с раздражением в голосе. – Не люблю, когда мне кто-то что-то приказывает.

   – Сильнее чем ты думаешь. Для твоего же блага, поверь.

   – Пошли в дом, – Александр смирился.

   Сидя перед камином, от которого шел спокойный жар, Александр не мог отвести взгляда от девушки, откинувшейся на спинку уютного невысокого мягкого кресла. Молчание затягивалось.

   – Кто ты, Марья? – он решил начать разговор с прямого вопроса.

   Она на мгновение оторвала взгляд от пламени, и посмотрела Свечкину в глаза. Но промолчала.

   – Ладно, а зачем ты меня сюда привела?

   – Ты сам пришел. Ты гость, не забывай.

   – Ох.... Ну и тяжко же с тобой общаться.

   – А ты помолчи, – она улыбнулась.

   Он взял ее руку, и нежно сжал в своей, одарив долгим взглядом. Рука по-прежнему была холодна. Марья не стала ее убирать.

   – Я не знаю с чего начать. Тебе вообще любопытно узнать, почему я тебя искал?

   – Понравилась, наверное? – она смотрела на пламя.

   – Глупости.

   Девушка посмотрела на него удивленно:

   – Да что ты? Серьезно? – Александру редко когда приходилось слышать столько сарказма в интонации.

   – Я тебя не стану разуверять, но только из-за того, что ты мне понравилась, я вряд ли стал искать с тобой встречи. Мало ли красивых девушек на Земле? – он не лгал, так как уже справился со своими эмоциями, привыкнув к необычайным чарам Марьи. – Нет, ты по-настоящему притягательна, и не один я так считаю. Наверное, все мужики на тебя слишком бурно реагируют. Но мне это ни в чем не мешает. Просто я ценитель женской красоты, но не теряю от этого голову.

   – Да? – она сверкнула глазами, и Александра обдало таким жаром желания, что свело ноги, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. Он умел справиться с любыми эмоциями, когда это было необходимо. Оправдалась догадка, что магнетизм девушки самое настоящее колдовство, и теперь она просто сжигала его своими чарами. На лбу выступила испарина, по телу ходили волны тепла, стук сердца отдавал в ушах, под ложечкой засосало, а в довершение всего в груди что-то оборвалось, как бывает при резком попадании самолета в воздушную яму или при скоростном спуске на лифте. В душе неистовствовала буря эмоций; ему одновременно хотелось упасть перед ней на колени, чтобы целовать ноги, и разорвать на лоскуты голыми руками. Марья своими чарами сводила с ума, и чтобы успокоиться, Свечкин начал мысленно, в деталях, разбирать АКМ, давая каждой запчасти точное название и описание. Поначалу это давалось с неимоверным трудом, но потом процесс затянул и дело пошло на лад.

   – Это и все, что ты можешь? – он улыбнулся, хотя и несколько натянуто. – Я же говорю, я могу управлять собой, – в голове он прокручивал подробную схему ударно-спускового механизма.

   Она промолчала, разозлившись, но теперь Александру стало совсем худо. Голова загудела как колокол, перед глазами все поплыло, они заболели от напирающего давления, и Свечкин перестал чувствовать свое тело. Но он не сдался, не попросил прекратить эту пытку – он просто провалился в темноту. По ощущениям Александра обморок длился недолго, и, открыв глаза, он увидел склоненное над собой лицо Марьи. Его голова покоилась на коленях девушки. Она сидела на полу, а он лежал, свернувшись клубочком. Марья обвила его шею своими пальцами, и насколько до того они были жесткими и неприветливыми, настолько же сейчас они были нежными и мягкими. Александр перевернулся на спину, заглянув в глаза, и с удивлением заметил в их глубине, среди зелени оттенка болотной ряски, поселившееся беспокойство. Свечкин моргнул пару раз, проверил свое тело на предмет ощущений, и понял что все в порядке. Он не спешил выбираться из ласкового капкана ее рук, чувствуя помимо всего прочего неимоверную слабость.

   – Могла убить, – только и произнес хрипло он. Она знала, о чем речь.

   – Прости... – она сконфузилась. – Я поддалась эмоциям.

   – У тебя эмоции? Я лишь однажды видел в тебе крайнюю свирепость, и больше ничего. Ты же холодна как истукан, Марья, – он говорил спокойно, медленно, уверенно и сухо. Это было не раздражение, это было осознание, что тебя чуть не убили из-за своего махрового эгоизма, поддавшись ущемленной гордыне. И все по одной простой причине: Свечкин поставил под сомнение несомненное превосходство девушки над собой.

   Она молчала, лишь отвела взгляд в сторону пламени, пальцы на шее Свечкина дрогнули. А он продолжил, так как его уже достала игра в таинственность, которую навязывала Марья. И ее холодность, и ее высокомерие, и ее непробиваемость выводили из себя. Мужчине было все равно, что девушка своими фокусами чуть не загнала его в могилу, он не раз был в шаге от этого. Его раздражала в первую очередь ее холодность по отношению к нему, в то время как он испытывал страсть. И опять же всему виной был махровый эгоизм, который просыпается в каждом, лишь дело коснется неоцененных по достоинству чувств.

   – Я не знаю, кто ты, но я знаю какая ты. И поверь, твоя внешность обманчива.... – мерность холодного тона не прерывалась паузами, он не позволял себе выражать какие-либо эмоции, и из-за этого слова в ее адрес нельзя было причислить к тем, которые говорят под воздействием вспышки гнева или желания задеть. – Да, внешне ты страстная красотка, просто с ума можно сойти; в тебя легко влюбиться, да вот только ты никого не способна полюбить. У тебя вообще есть сердце? Я сомневаюсь. И всплеск твоих чар был тому доказательством. Ущемили гордость? Самолюбие задели? Ты же уверена, что на всей Земле такой как ты больше нет! Такой же нет, но есть лучше, те, которые не относятся к людям как к игрушкам. Мы запоминаем имена людей, помимо социальных рамок, еще и когда хотим помнить о человеке, когда интересуемся им. Ты даже не знаешь, как меня зовут. Я для тебя просто манекен без имени. Очередной подданный прекрасной гордой королевы.... Ладно я, я о тебе забуду через пару недель и никогда не вспомню. Бывает хуже. Меня попросил найти тебя человек, который любит тебя всю свою жизнь, сходит по тебе с ума вот уже сорок лет. А это срок для человека, поверь мне. Я думаю, ты недостойна такого, не заслуживаешь того чтобы тебя любить. Ты же почти в лицо ему рассмеялась, когда он, волнуясь как школьник, подошел к тебе с вопросом, не ты ли его прекрасная незнакомка из молодости. Ты же убила его: "Внучку потеряли?". Просто сделала бы вид, что он обознался, так нет же, еще и поиздеваться надо. И улыбалась. Тебе это понравилось, да? Марья, а над чем смеяться? Над любовью? Над ней смеется только тот, кто никогда не любил в силу своей ограниченности. Есть инвалидность тела, а есть инвалидность души, когда не хватает какой-то части. В тебе нет жалости, сострадания... В тебе нет ничего что делает человека человеком. Хотя, о чем я? Слишком далеко забрался в дебри.... Ты же не человек.... Так вот, меня привела к тебе не симпатия, а цепочка убийств, жестоких, кровавых. Я не верил, а теперь понимаю, что именно ты могла их совершить, с легкостью. Ничего не чувствуя....

   Он поднялся и сел. Она смотрела в пол, он смотрел на нее.

   – Что будет дальше? Ты и меня так же? Уж сейчас-то я точно оскорбил тебя правдой, она больнее всего по нам бьет.

   – Правдой? – она усмехнулась. – Так, правда, помимо всего прочего в том, что я лично тебе неинтересна?

   – Все наводящие вопросы тебе я задавал из исследовательского интереса, ничего уж поделать с собой не могу, тянет ко всему неизведанному.

   – А что ж ты тогда на меня смотрел как собака на кусок мяса? – она недоверчиво ухмыльнулась.

   – Потому что хочу тебя, да так что по спине мурашки бегают, – его голос стал груб. – Но я вообще сам по себе темпераментный мужик... А вот сюда, – он приложил руку к сердцу, – тебе никогда не забраться. Никогда. Как и сюда тоже, – он показал на голову. – Многие любят зиму, но все ждут лета. А ты сугроб, ледяной прекрасный цветок.... – он замолчал.

   – Ты все сказал? – она перевела взгляд на мужчину. Глаза пылали жаром гнева.

   – Да, – он достойно встретил ее взгляд спокойным взором победителя. – Дай выход гневу, чего ты ждешь? Признай себя побежденной, а меня правым. Я жду.

   – Ты будешь жить, хотя за твою дерзость... – девушку охладили его последние слова.

   – Ты сама виновата в таком отношении к себе. Я сужу по поступкам, – он покачал головой. Его обезоружила печаль в голосе Марьи. Усталость, горечь и печаль. Ей было больно. Он внутренне раскаялся, что был так прям, ему было жаль эту холодную красавицу, кем бы она ни являлась на самом деле – убийцей или непонятым ангелом. Свечкин и сам был убийцей, ему ли корить кого-то в этом грехе? – Я знаю, что такое любовь, и мне было радостно даже тогда, когда было больно.... Ты же этого никогда не узнаешь, и мне тебя жаль, королева. Прости, если был дерзок, в обращении к тебе, но я не могу молчать, когда есть что сказать. Можешь меня за то ненавидеть. Ты взбесила меня своим высокомерием и гордыней.... Но в словах я не лгал. Они могут быть неправильными, я не претендую на роль последней инстанции, хотя я в любом случае в ответе за них...

   – Уходи, – она не подняла глаз.

   Он потянулся к ней и с нежностью поцеловал в лоб. Девушка не воспротивилась.

   – Прощай, королева.

   Александр встал и пошел к двери. На пороге, держась за ручку, он обернулся. Она смотрела ему в след с интересом и задумчивостью.

   – Меня Саша зовут. Уж это-то имя ты запомнишь.

   И вышел.

   В глаза бросился зеленый свет приборной панели. Циферблат показывал шесть часов вечера. Значит, все это приснилось.... Сон оборвался на моменте, когда Свечкин, уходя, открывал дверь дома Марьи.

   – И приснится же такое.... – он вздрогнул от собственного каркающего голоса. В горле страшно пересохло, и поэтому фраза прозвучала так необычно.

   Александр потер глаза и потянулся. Тело болело, как будто испытало тяжелейший марш-бросок, ноги затекли и гудели. Пришла мысль купить минеральной воды, он покинул салон машины и с наслаждением вдохнул свежий воздух. Никаких осадков с неба уже не сыпалось.

   – Вы с ней не совпали? – это было первое, что сказала при виде мужчины все та же не выспавшаяся продавщица, теперь повеселевшая под воздействием подаренного шампанского.

   – Нет. Она заходила? – Александр охрип.

   – Да. В начале третьего. Я сказала, что приходил приятный молодой человек и искал ее. Но не стала говорить о твоих чувствах, это слишком личное.

   – А что она ответила вам на это?

   – Улыбнулась и вышла. Она милая.

   – Очень, – Свечкин глубоко вздохнул. Значит, он заснул и проспал ее появление... Стоп, но ведь сон начался с прихода девушки в магазин... Но этого не может быть... Другое измерение, прогулка, камин, разговор... не может быть, чтобы он проснулся в машине, за мгновение перенесясь из мира Марьи в этот.

   Выходя из магазина, Александр сунул руку в карман плаща и нащупал какой-то предмет, которого еще с утра там не было. Он удивился и извлек из кармана каменный медальон, висевший на серебряной цепи. Подвеска была в форме шестиугольной ажурно вырезанной снежинки; в центре ее расположились какие-то непонятные буквы-символы, уходящие против часовой стрелки из одной точки четырьмя спиралями к краям, в итоге образуя стилизованное колесо. Не нужно было великих познаний в ювелирном искусстве, чтобы понять: светло-зеленый камень с золотыми буквами был необычайно древним. Более того, Александр никогда не встречал подобный алфавит, не похожий ни на руны, ни на кириллицу, ни на латиницу. Забравшись в салон авто, Свечкин достал из бардачка лупу и стал внимательно осматривать найденную вещь. В конце концов, он пришел к выводу, что сначала в камне вырезали буквы, а потом уже углубления залили металлом, и как подумал Александр, металл очень смахивал на червонное золото. Чистота резки и полировка камня выдавали руку непревзойденного мастера, миниатюра букв и хитросплетение граней вызывали восхищение проделанной работой. На реверсе медальона, так же врезанное в камень, серебром и золотом, было изображение девушки в длинном платье, бредущей по снегу с серпом в руках, в сопровождении волка и с вороном на плече. Ее длинные пышные волосы спадали до пояса, скрывая лицо. Ночь, свет полной луны и сугробы. Больше ничего. Когда-то в детстве Александр увлекался минералогией, и знаний хватило для распознания – камень очень смахивал на изумруд, хотя новый обладатель артефакта понимал насколько это дорогой минерал, и каким по размеру должен быть первоначальный образец, чтобы из него вырезать цельный медальон диаметром со спичечный коробок. Свечкин удивленно повертел медальон в руках, а потом, помедлив мгновение, одел на шею. Вещь ему пришлась по душе, но как она попала в карман, Александр не знал, и даже боялся размышлять по этому поводу. Разумных объяснений явно не нашлось бы, а от всего потустороннего у Александра уже начиналась жуткая аллергия, и сон с Марьей (сон ли?) этому немало поспособствовал.

   Свечкин откинулся на сидении и прикрыл глаза. Не стоит и говорить: сон был реален до невозможности, и Александр скорее поверил бы, что спит в данный момент, чем в то, что приснившееся тепло камина и магическая притягательность девушки были лишь плодом воображения. Все произошедшее во сне отчетливо запечатлелось в памяти, и мужчина мысленно прокрутил это еще раз. Он проанализировал разговор, вспомнил все детали увиденного, реакции на слова, одним словом сделал то же самое, что проделал бы после реальной встречи с Марьей. Чтобы до конца удостовериться в нереальности произошедшего, Александр завел мотор и поехал в проулок, ведущий к дому девушки. Первый квартал. Поворот. Второй квартал. Пустырь. Александр остановился. Там, где память рисовала кирпичный приземистый дом, окруженный еще не начавшими цвести яблонями, был большой пустырь с низенькой сочной травой болотно-зеленого цвета. Никакого дома не было и в помине. Свечкин покинул салон авто чтобы лучше рассмотреть место. Он отошел от края дороги, и, пройдя пару десятков метров, остановился, тупо уставившись на землю, туда, где по его подсчетам должна была находиться входная дверь.

   – Не верю. Это же здесь.

   В нескольких метрах прямо, в зарослях ежевики и волчьей ягоды, угадывалась какая-то кучка камней. Александр подошел поближе и увидел старую кирпичную кладку, поднимающуюся всего на сорок-пятьдесят сантиметров от земли. Когда-то это был угол неизвестного строения, стена, теперь разрушенная до основания. Вокруг под кустами валялись кирпичи. Александр поднял один из них. На желтовато-белой поверхности плоского широкого кирпича были черные пятна сажи. Мужчина перевернул кирпич и на другой стороне, среди бугорков приставшего раствора кладки, четко различил гербовый двуглавый орел и две буквы аббревиатуры – "У.Ж.". На всех валяющихся под ногами кирпичах так же присутствовали следы нагара, и как прикинул Свечкин, их было великое множество. Проследив линию разрушенной стены, Александр увидел: трава скрывает под собой фундамент здания. Промерив шагами все это расстояние, он остановился и закурил. Перед ним был фундамент дома, все, что осталось от некогда сгоревшего строения десять на пятнадцать метров, с толщиной стены в один кирпич. Наверное, со временем кирпичи растащили ушлые горожане на постройку собственных жилищ или хозяйственных построек. Царский кирпич был не чета нынешнему, и Свечкин прекрасно помнил, как гуляя в детстве по стройке в центре города они с друзьями долго пытались расколоть какой-то кремовый кирпич с буквами "Б.К." на ребре. Это удалось лишь с помощью тяжеленного куска двутавра и десяти минут усилий. Вот такая была забава у ребятишек...

   – Дом стоял здесь, – сказал вслух Александр, углубляясь в свои мысли. Он окинул взглядом окрестности. В сгущающихся сумерках картина выглядела мрачной. Тупым углом обрывались дома окраины района, простираясь дальше почти прямой линией разношерстных заборов, то стальных, то деревянных, то сетчатых, то кирпичных. Перед заборами на все это расстояние протянулся пустырь, теряющийся справа в камышовой балке, а слева обрывающийся полукругом высокой бетонной стены какого-то завода неизвестных изделий. Ни одного деревца, лишь трава, кусты бузины, волчьей ягоды и орешника, да заросли ежевики, кусками выхватывающие для себя неплодородную влажную землю низменности.

   "Кирпич, несомненно, принадлежит к периоду царствования кого-то из Романовых, район же застраивался, по меньшей мере, лет так пятьдесят назад, – подумал Александр. – В период революции черта города обрывалась в паре километров отсюда, то есть дом стоял на отшибе. Балка была речкой или ручьем, место должно было быть живописным!". С чего присутствовала такая уверенность, Свечкин не понимал, в основном полагаясь исключительно на интуицию, а в остальном на картину сна, в котором дом окружал красивый яблоневый сад, и откуда-то доносился шелест воды.

   Наступала ночь. Александр понял – больше ему здесь делать нечего. Он достал телефон и, не глядя, сделал несколько фотографий развалин с разных ракурсов, после чего поднял найденный кирпич и кинул его в багажник, не сильно при том опасаясь, что грани камня могут испачкать или поцарапать ткань обивки. В понимании Александра багажник любой, даже самой дорогой, машины оставался всего лишь местом для хранения нужного хлама, и если в салоне всегда должны царить чистота и порядок, то в багажнике будет минимум вещей, не всегда цивильного вида, и чистоты, но необходимых автовладельцу. Так в машине Александра уже осели монтировка, домкрат, насос, набор ключей и отверток, саперная лопатка, небольшой ломик, молоток, моток веревки, знак аварийной остановки и аптечка с огнетушителем. Небольшой охотничий нож, который подарил Свечкину один испанец из его взвода за то, что Александр спас ему жизнь, лежал под сиденьем.

5. Оборотни

   Сидя на кухне в квартире Семеныча, уехавшего на первенство Юга в качестве почетного гостя от Федерации Бокса РФ, Свечкин скидывал на планшет фотографии с телефона и еще раз прокручивал в голове все события, которые ему принес день. В руках покоилась чашка с чаем, в голове мысли входили в мирный лад с разумом, и начинался подробный анализ. Перелистнув со второй фотографии на третью, Александр обратил внимание на какое-то пятно под единственным на весь пустырь кустом калины. Пятно находилось в нескольких метрах позади всей линии фундамента. Более темное, чем окружающий его воздух, расплывчатое и большое, оно как некое облако серо-графитового пара висело нечеткой массой на фоне травы и кустов, на которые уже наложила свою печать тьма ночи, все более и более проглядывающая в вечернем воздухе фотографии. Свечкин присмотрелся к пятну повнимательнее, но так ничего и не смог разобрать в его очертаниях. Он пожал плечами и счел это чем-то вроде последствий вспышки, так как ровным счетом ничего не понимал в дефектах при съемке. Четвертая фотография, на которую пролистнул Александр, тоже запечатлела пятно на том же самом месте, но пятно стало более видимым и объемным. Пятая, шестая и седьмая фотографии, на которые переключился Свечкин, превратили неопределенное пятно в фигуру четвероногого животного, а когда Свечкин дошел до последней, десятой, ему пришлось поставить чашку с чаем на стол, так как дрожащие руки угрожали выплеснуть содержимое на скатерть. Где-то в груди холодной змеей ползал самый настоящий страх, то, что Александр уже успел забыть за долгие годы испытаний; от этого эмоции стали только острее, открывшись вновь обретенными гранями глубины. На фотографии в меркнущем свете вечерних сумерек, на гиблой земле пустыря, не приминая траву, стоял огромный волк матово-угольного цвета. Его поджарые как у гончей бока с короткой шерстью таили в себе гибкость и несомненную силу мускулов. Серая шерсть живота переходила на широкую грудь и тонкой полосой тянулась до самой недобро оскаленной пасти с тонкими длинными клыками. Черное небо казалось провалом в бездну. Мускулистые стройные лапы были подогнуты и напряжены, голова нагнулась вниз, поза выражала агрессию и готовность к атаке. В широком махе застыл хвост с длинной жесткой шерстью, а ледяные серо-голубые глаза смотрели совсем по-человечески, не тая злость и кровавую жажду убийства. Из пасти на траву слетали легкие хлопья белой пены. Тело зверя не было прозрачным, он был материален и страшен, он был само зло, убийство в худшем его воплощении. Свечкин помнил тот куст калины, под которым застыл зверь. Судя по его высоте, в холке волк был почти со взрослого мужчину. Огромная злобная умная тварь, не знающая жалости и сомнений, идеальный убийца, чей-то кошмар, чья-то явь.

   Свечкина напугал звонок мобильника. Он вздрогнул и перекрестился.

   – Ало, – хрипло бросил он в трубку.

   – Привет. Почему не звонишь? – мурлыкающий голос Лели привел в чувство и задел скрытые струнки животной страсти, дремлющие в каждом мужчине.

   – Хох... – он перевел дыхание. – Привет. Замотался сегодня, только домой попал. Ну и погодка весь день была, я того все... Холод собачий, – в Свечкине, как и в любом темпераментном человеке напряжение выходило многословно и сбивчиво. – Как дела у тебя?

   – Все в порядке, тоже работы много было. Сейчас лежу на кровати, замоталась в халат и разомлела...

   – Ох... Я представил себе. Теперь спокойно не засну.

   – У тебя голос как будто пистолет у виска держат. Напряженный, хотя ты и пытаешься быть как всегда, – Леля не меняла томного тона.

   – Денек на славу выдался... – Свечкин глубоко вздохнул. После увиденного он ни за что на свете не хотел проводить ночь в одиночестве. – Я приеду через полчаса.

   – Я устала сегодня...

   – Леля, – голос стал груб. – Я просто хочу тебя видеть. Будешь спать, я не трону. Обещаю, – он понимал, куда она клонит, думая, что является для него лишь партнером в удовольствии.

   – Тронешь, – она повеселела. – Обязательно тронешь, – это было обещание. Леля скинула вызов.

   Свечкин опять глубоко вздохнул и перевел взгляд на монитор планшета.

   – Как же я тебя не увидел-то? Не зря Марья сказала, что иногда лучше даже не догадываться, кто прячется в темноте. Спокойнее спал бы.... – ему пришло на ум, что осознанный человеческий взгляд, исходящий от черного зверя, он уже не забудет до конца дней. – Я не увидел и никто не увидел.... Вот почему жертвы не пытались закрыться от тебя руками или убежать. Ты невидим для них.

   Александра бросило в дрожь от собственной догадки, он чисто механически напрягся и кинул взгляд по сторонам, как будто выискивая черную невидимую тень, таящую угрозу. Это напоминало паранойю, но ничего с собой поделать Свечкин не мог. Он прижался спиной к стене, и от ее холода стало как-то спокойнее. Так прошло насколько секунд, а потом на смену ужасу пришла та безумная бесшабашность, которая отличает воина от обычного обывателя. "Пули на войне тоже не видны, а их-то ты не боялся.... Хотя, они не менее смертоносны, – мелькнуло в голове, и Александр собрался с духом, разозлившись на себя за слабость. – Ты же фаталист от мозга до костей, вот и верь в судьбу". Свечкин с треском захлопнул чехол планшета и стал лихорадочно собираться на встречу с Лелей.

   Было начало второго ночи, когда подпоясавшись полотенцем, Александр вышел из душа и столкнулся на пороге кухни с Лелей. Она нервно курила и ходила по комнате, бросая напряженные взгляды по сторонам.

   – Во что ты вляпался?! – она заметила его появление боковым зрением, и развернулась лицом. – Откуда это у тебя?! – Леля застыла с сигаретой, уставившись на медальон, тускло блестевший на груди Свечкина. Он его не снял перед душем.

   – Ты о чем? – не понял Свечкин. – Чего ты нервничаешь?

   – Откуда у тебя этот медальон? – холодная сталь тона резала слух. Мягкая и нежная девушка превратилась в мечущуюся мегеру.

   – Нашел, – зло отозвался Александр, готовый вспылить. Он очень не любил когда кто-то повышал на него тон, тем более без причины, равно как и устраивал допросы. Холод его глаз недобро встретился со взглядом Лели. – Что за допросы?

   Она поняла, что вот-вот будет скандал и таким образом ее вопрос останется без ответа. Тактика поменялась, она заговорила спокойно.

   – Там, на фотографии.... Во что ты вляпался? Ты понимаешь как все серьезно?

   – Какого ты... – начал он резко, но потом смягчил тон. – Ну да, я же сам тебе разрешил взять телефон. Ты о волке на фотографии?

   – Да. Ты понимаешь, я за тебя боюсь... – неожиданно для себя самой сказала она и замкнулась.

   – Я не знаю, откуда он там взялся, я его не видел даже, когда фотографировал тот пустырь, – Свечкин приятно удивился словам Лели. Значит им дорожат. Потому и весь этот нервоз и допросы. И именно из-за этого он позволил себе ответить на вопросы.