Текст книги "Суженый смерти (СИ)"

Автор книги: Андрей Грамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

   – Здравствуй, Лют, – сказал он, когда собаки во главе с ужасным зверем замерли, полыхая кумачом глаз, и четко следя за движениями конвоируемого.

   – Здравствуй, человек, – голос волка был преисполнен жгучей ненависти, и не трудно было догадаться, что случилось, если бы волка не сдерживали, и он мог добраться до человека.

   – Я знаю, что ты меня ненавидишь, знаю даже за что; но я не об этом хочу говорить с тобой. Я предлагаю закопать топор войны и объединиться перед лицом общего врага.

   – Какого?

   – Оборотней. Я знаю, как ты их ненавидишь. Завтра они хотят исполнить сильнейший обряд, в результате которого все оборотни мира навсегда утратят человеческий облик. Для этого в час перигея убьют потомка Ликаона. Ты понимаешь, что тогда произойдет? Я же очень хочу помешать им стать всесильными, и похоронить человечество.

   – Мне даже лучше, если у них получится! – волк ухмыльнулся.

   Свечкин непонимающе уставился на зверя.

   – Чего смотришь? Мне не придется искать тварей, чтобы уничтожать их, они выйдут из подполья и будут на виду.

   – Дел не будет, – человек прекрасно понял ответ.

   – Не с тобой. Ты жив лишь потому, что находишься под защитой.

   Свечкин кивнул, и, приложив руки к сердцу, сказал три слова окончания вызова. Из глаз собак пропали отсветы адского пламени, и они снова превратились в простых добродушных дворняг. Выйдя из магического оцепенения, псы непонимающе вертели головами. Всего за минуту они по одному, по два разбежались по своим собачьим делам. Лют остался стоять, как-то странно посматривая на Александра.

   – Ждешь, когда я выйду из круга? – человек понимающе ухмыльнулся.

   – Хотелось бы, но нет. Без моей помощи ты завтра сам сложишь голову.

   – Тогда что не уходишь? С тобой как-то по-особому нужно проститься?

   – Да вот, думаю, что она нашла в тебе? Что она находит во всех вас, кто был за эти долгие годы?

   – Только она знает. Хочешь, верь, а хочешь, нет, я и сам удивлен...

   – Хоть честно. Ну что ж, будь, человек, – волк взмахнул хвостом и исчез.

   – И тебе не хворать... – Александр устало вышел из круга и сел на чью-то могильную плиту, закурив. Все произошедшее отняло огромный запас сил.

   Он скурил несколько сигарет подряд, раздумывая, что же делать дальше. Слова Люта были оправданы, без его помощи завтра у человека не было шансов на спасение, сунься тот в логово оборотней. Достать серебряное оружие за сутки задача не простая. Нет, конечно, можно выкупить из антикварной лавки столовый серебряный набор, любовно заточить ножи, а из вилок и ложек сделать заточки, сбалансированные для метания! Но одно дело, имея подобный набор убийства, встретиться лицом к лицу с оборотнем-одиночкой, потому как противник, хоть и невероятно быстр и силен, его все же можно достать, а другое воевать против целой стаи. Выход был лишь один – огнестрельное оружие. Мог ли помочь Арсений? Ведь только в фильмах показывают, что майор полиции по своему желанию может вынести чуть ли не всю оружейную комнату. На деле же он имеет табельный ПМ и ничего больше.

   – Без пары АК в логове оборотней нечего делать, – Александр продолжил рассуждать шепотом вслух. – Предположим, есть подпольный рынок оружия, а он в любом городе есть, и там можно достать даже гранаты. Проблема в другом: где раздобыть серебряные пули? Их нужно где-то и из чего-то отлить, плюс станок для запрессовки в гильзы. При наличии нужной техники заменить обычные пули на серебряные не проблема, гильзы с зарядом пороха менять не надо... Только где пули достать? И техническое снаряжение для экстракции? Хотя, кроссировочные ножи продаются в магазинах, пресс тоже можно купить. Пули. Переплавить столовое серебро в кустарных условиях можно только в дробь. Автомат дробью не зарядишь. Помповые ружья! А что, идея. Шесть патронов. РМБ-93 достать сложновато, зато тот же самый Бекас вполне... Но перезарядка долгая, пока забьешь магазин разорвут как тузик грелку. Если оборотней всего десяток, все возможно. А если их сотня? Где за утро найти кузницу, в которой согласятся... Ладно, согласие не надо, заставлю, если придется.

   – Саша, в какие тебя дебри занесло, однако, – Леля стояла сбоку; человек и не заметил, как она подошла.

   – Как ты здесь оказалась? – он почти не удивился, слишком напряженными выдались последние сутки. Уже не хватало сил на эмоции.

   – Следила за тобой. Слишком опасное предприятие ты затеял, чтобы я оставалась в стороне. Сирин заглянула на чай, а уж она никогда не откажется поделиться последними новостями.

   – Вот же сорока...

   – Ты прав, – Леля улыбнулась. – Я тут краем уха слышала, ты о помповых ружьях мечтаешь?

   – Не плохой вариант. Единственный, который есть у меня.

   – У тебя – да. Но не у Марьи. Ты попроси мою сестренку пригласить твоих предков в помощь.

   – И что? Они стрелять хорошо умеют?

   – Если все твои пращуры были холопами, то они ничего не умеют, но если по крови ты воин, то в роду найдется немало умельцев, которые саблей или мечом порубят оборотней на капусту. Ты даже не знаешь, что из себя представляет человек, умеющий с рождения обращаться с поющей сталью клинка, – ее взгляд стал отсутствующим, она наверняка вспомнила что-то или кого-то.

   – Хорошо. Я помню фильмы, где мастера клинка творили неописуемое... Только где клинки достать? Да еще и серебряные? Оружейную палату Кремля поехать ограбить?

   – Не надо ничего грабить. Ты не в курсе, что воинов когда-то хоронили с их оружием? В чертогах Мораны никто не посмеет отобрать у воина его меч.

   – Насколько я знаю, серебряное оружие мягкое, мечи стальные были.

   – Несомненно. Но в старину фальшивомонетчики умели покрывать медяки серебром, да так, что только напильником слой счистишь. Хороший кузнец может знать, как это сделать.

   – Спасибо за хороший совет, – Свечкин устало протер глаза.

   Она прижала его голову к своей груди и нежно пригладила волосы.

   – Мне важно, чтобы ты остался жив.

   Ни о чем не думая, Александр крепко обнял ее обеими руками за талию и замер.

   – Спасибо тебе за все, Леля.

Ирландия. Донегол. Январь 1567 года

   Солнце било сквозь мутноватые стекла в свинцовых переплетах рам, тяжелых и серо-тусклых, как сама боль его народа и его страны, столетиями разрываемой внутренними войнами, завоевателями, и проклятыми англичанами. Эти ненасытные животные который век опустошали землю его предков. В прошлом году один из таких, наместник английского короля, лорд заместитель Ирландии, сэр Генри Сидни, приезжал "погостить с проверкой", а на деле получить как можно больше денег и молодых любовниц в ответ на благосклонные отписки королеве Елизавете. Принц Гарвер Руад ОЄДоннелл, младший брат короля Тирконнелла Хью Макмануса Ри ОЄДоннелла, скрипнул зубами, вспомнив сальное лукавое лицо проверявшего англичанина, и как ему, потомку древних великих королей Ирландии, правивших более тысячи лет этими землями, приходилось мило улыбаться английскому лорду, предок которого всего триста лет назад разводил коз. Королевство Тирконнелл было последним королевством ирландцев в Ирландии, вся остальная территория страны стонала под английским игом, и чтобы не произошло подобного и с их землей, королю и его брату приходилось мило улыбаться. От них отвернулись даже графы Макдоннелл, младшая ветка королевской династии, ведущая нескончаемые войны то с кланом ОЄНейл, то с теми же англичанами. Графы считали ОЄДоннелл отступниками, но королевской семье Тирконнелла просто хотелось мира. Никто не забыл, как папаша королевы Елизаветы, безумный маньяк Генрих VIII, тридцать лет назад усмирял попытку сэра Томаса Фицджеральда противиться введению англиканской церкви и порабощению его страны. Повешение было самой безобидной мерой борьбы с мятежом, и когда сэр Томас добровольно сдался в руки англичан, чтобы те не чинили зверств с простыми крестьянами, вероломный король не смотря на обещание сохранить жизнь, казнил того вместе с пятью дядями в Тайберне.

   Гарвер потянулся под медвежьей шкурой, и нехотя вылез из теплой постели. Он разбил кулаком тонкий слой льда в деревянной кади и умылся.

   – Чертов Пиарас, опять мало дров в камин с вечера кинул, – молодой принц поежился, но открыл окно, и накинул на голое тело шубу. Его слуга со звучным именем, которое переводилось как "скала", соответствовал имени лишь отчасти – он не вышел телосложением, зато более скудоумного и медлительного парня нельзя было сыскать во всем Ольстере, от Донегола до Белфаста, земле семи королевств великих кланов. Гарвер терпел его из жалости.

   Январь выдался адски холодным; даже старики не помнили столько снега, сколько выпало этой зимой. Кто не бывал в Ирландии, тот не знает, как противна и дождлива там зима, особенно на западном побережье, где снег может не выпасть и за всю зиму, зато постоянно дует штормовой холодный ветер с океана, пробивающийся не то что под одежду, а под саму кожу, и холодящий душу. И потому, хоть и поеживаясь от ледяных порывов, врывающихся в распахнутое окно, Гарвер улыбался солнечному утру. Он с детства любил зимнюю сказку, такую редкую в этих местах. С высокого берега, на котором всего сто лет назад возвели Донегол, прекраснейший замок в позднем якобинском стиле, из окон, выходящих на южную сторону, открывался чудесный вид на речушку Эшке, впадающую в залив, и на город, расстелившийся на другой стороне реки. Хотя замок и был небольшим, а в отдалении так вообще напоминал игрушечный, места в нем хватало всем, и младший брат главы клана с удобствами ютился в самых западных угловых покоях замка.

   Стоя у окна, он щурился от ослепительно-белого снега, сверкавшего на черепице крыш, на уступах городского собора, на мощеных булыгой улицах и на причалах для рыбацких лодок, прильнувших к ним, словно испугавшихся шторма, бушевавшего в океане, отголоски которого доходили сюда лишь большим уровнем прилива. Разнообразные флюгеры застыли как охотничьи собаки в стойке на лису, показывая северо-восточное направление, и их силуэты четко обрисовывались в дрожащем ледяном хрустальном влажном воздухе. Воздух был настолько чист, что Гарвер смог вдохнуть полной грудью далеко не с первого раза. На том же берегу залива, что и замок, раскинулось аббатство, обособленно прижавшееся к берегу, и на фоне темной синевы воды вырисовывался крест часовни, охраняющий разрастающееся кладбище, на котором гэлльские кресты перемежевывались с плитами францисканцев. И все это великолепие разбавляли разбросанные везде, где мог достать взгляд, черные скелеты облетевших деревьев, напоминавших о бренности всего живущего на этой земле, и если бы Гарвер бывал в Шотландии в Мельрозском аббатстве, он бы процитировал строчки, написанные на надгробии одной из могил:

   Земля проходит по земле

Подчас в наряде золотом.

Земля покой найдет в земле

В свой срок – сейчас или потом.

Земля возводит на земле

Недолговечное жилье.

Земля одно твердит земле:

«Все, что построишь ты, – мое!»

   – Ваше королевское высочество, простудитесь ведь, – в комнату вошел тот самый, помянутый ранее принцем Пиарас.

   – А, вот и ты, – Гарвер в два быстрых шага оказался рядом со слугой и легко оторвал его от пола, схватив обеими руками за грудки кожаной подбитой мехом куртки. – Если еще раз ты не доложишь дров, и я простыну от этого, ты выпадешь из этого окошка. Понял?

   – Да, ваше...

   – Исчезни с глаз моих. Пусть завтрак накроют, – он рывком поставил слугу на ноги и, развернув, придал тому ускорение правой ногой.

   Тридцатилетний холостяк Гарвер был уважаем и почитаем слугами не столько за происхождение и титул, перед которым склоняли головы все жители королевства, сколько за жесткий, но справедливый характер. Его неисчерпаемое чувство юмора стало эталонным в тех землях, хотя в Ирландии всегда было немало шутников и просто веселых людей. Наверное, правильно говорят некоторые социологи: чем хуже жизнь в стране, тем живее там юмор. В пору юности от шуток этого сорванца страдала вся дворовая челядь, хотя люди не могли не признать остроту ума и мастерство изворотливости. Весь город болел коликами от гомерического хохота, когда Гарвер подговорил придворного карлика перевоплотиться в леплекона, и попасться на глаза аббату местного монастыря францисканцев. Тот до заката гонялся за карликом, угрожая святой водой и требуя зарытые сокровища, наслушавшись в ответ множество эпитетов о своем загадочном и наверняка нетрадиционном появлении на свет. В другой раз переоделся хромой старухой в лисьих сапогах и непотребных лохмотьях, и постучал в караулку посреди ночи. Ему было очень трудно сдерживать смех, когда стражники исполняли любое чаяние, вплоть до несуразностей, приняв переодетого принца за Маху, королеву фей, которая по легенде приходит в дома людей ночью, в сильную непогоду, и щедро одаривает добрых хозяев. Когда же он скинул капюшон плаща и снял самодельный парик из зимней овечьей шерсти, заплетенный в множество кос, смеялись уже сами воины, поражаясь находчивости и актерской игре молодого хозяина, тем более что он обещал наутро в ответ на свои насмешки бочонок доброго эля.

   Тема суеверий была неисчерпаемым источником для подобного рода розыгрышей, ибо народ искал проявление высших сил во всем. Дети, воспитанные на мифах о подвигах старых богов и легендах о нечисти, вырастая, хоть и принимали католическое крещение, но не переставали ожидать чудесного обогащения после визита Махи, прогулки в подземный мир Сид за сокровищами гномов или скорой смерти после встречи с Бин Сидхе – ирландской банши, плакальщицей погибели. И потому никого не пугали и не удивляли рассказы людей об общении с любого рода духами – от брауни, домовых, до богли, привидений, которые почему-то облюбовали именно окрестности замка Донегол. Гарвер и сам не был исключением. Все его детство кормилица, истово крестясь, каждую ночь перед сном рассказывала предания старины, которые впитались в оболочку сердца гордостью за прошлое страны, ныне раздираемой междоусобицами. Маленький принц заслушивался мифами о трех братьях, убивших Киана, отца бога солнца, и за это расплатившихся сполна, претерпев перед тем невероятные приключения, доставая заколдованные вещи, которые помогли богам выиграть битву с фоморами, демонами моря. Рассказы кормилицы были настолько живые, что он в лицах представлял, как хомутали живое отравленное копье Писира, персидского царя, как заколдованная колесница мчала братьев прямо по морю за Фаилинис, страшным псом иоруадхского царя, и как они бились в своей последней битве на холме безмолвия Кнок Миодхаоин. В другой раз его смешили рассказы о весельчаке и добряке великане Дагде, о его чудесном котле, невероятной дубинке и волшебной дубовой арфе с именем Уаитни, за которой он ходил на поклон к Балору, жуткому королю фоморов. Но особым впечатлением были рассказы о леденящей кровь Дикой охоте Гвинна, короля Сида, и о его Квн Аннвн, адских псах, создателем которых была сама тьма. Тогда Гарвер, оставаясь в одиночестве в спальне, дрожал от страха, заслышав любой шорох, и боялся увидеть за окном стелящихся по-над землей в неслышном беге огромных красноухих и красноглазых псов, убивающих все живое под развеселый смех своего хозяина. Конечно, когда мальчик вырос, ему не престало верить этим сказкам, ведь принц, как представитель королевского двора, был просто обязан считаться добрым католиком, но где-то в глубине души все же осталась память образов детских впечатлений.

   После завтрака, когда пришло время размяться с мечом, Гарвер просто поражался своей удали. Хороших воинов было не мало, но лишь он один считался лучшим бойцом королевства, а в то время, когда каждый дворянин и воин доверяли свою жизнь и честь лишь стали клинков, это значило много. В то утро принц превзошел сам себя, и усатые воины хором сравнивали его с Кухулином, легендарным воином древности. Эти похвалы Гарвер слышал нередко; он не слышал других похвал, которые шепотом украдкой произносили все девушки двора, сравнивая стать и красоту принца с былинным князем фоморов, красавцем Бресом. Закончив бой против четырех воинов, взяв передышку, покрасневший на морозе и пышущий жаром, он услышал приглушенный разговор двух стражников.

   – Гай, я тебе говорю, – спорил один, – неспроста эта птица летает над нами, на таком морозе ворона встретишь нечасто.

   – Бэрр, тебе во всем видятся знаки! Все никак не забудешь ночь с Махой? – вмешался третий стражник, намекая на давний розыгрыш принца, и они заржали над спорившим.

   – Да вы глупцы, если не видите в этом вороне вестника Морриган, – не унимался стражник, скоро перекрестившийся при упоминании лютой богини смерти, имевшей сразу насколько имен, одинаково характеризующих ее далеко не спокойный характер: Бадб, неистовая, Немхэйн, ядовитая и Фи, злобная.

   – Бэрр, – сказал принц. – Чтоб я больше не слышал подобных фраз. Не то прикажу высечь.

   – Ваше королевское высочество... – Бэрр рухнул в ноги принца, понимая, какую совершил оплошность, начав подобный разговор в его присутствии, зная, насколько тот не терпелив к суеверным мыслям. Гарвер, нужно отдать должное, не мешал воинам поминать павших товарищей, что, несомненно, было чистым язычеством, и не лез к ним, когда они на Самайн, теперешний День всех святых, накрывали угощение своим предкам и звали их домой. Он закрывал на это глаза, но в своем присутствии любые разговоры на такие темы считал неприемлемыми.

   – Встань. Я тебя прощаю, – он поднял глаза к небу и увидел огромного ворона, нарезающего круги над двором. – Что ему надо? – добавил он в полголоса самому себе.

   Принц и сам не меньше стража удивился вестнику великой королевы Морриган, который вместо того, чтобы отсиживаться в теплом гнезде, парил в ледяной вышине, словно орел. Вороны в холода сидят на деревьях, пока не узрят, чем можно поживиться, но никак не растрачивают силы на бессмысленный полет. Принц опустил глаза на мгновение, раздумывая, не снять ли низко летающую цель из арбалета, но когда опять посмотрел в небо, птица чудесным образом исчезла.

   – И долго он так летал? – спросил принц у Бэрра.

   – Да как вы вышли на разминку, так и прилетел, – стражник вздрогнул, решив, что принц на его слова отреагирует как на намек, ведь ворон Морриган прилетал лишь за душами сильных воинов.

   – Странно, – принц внешне никак не отреагировал на слова стражника, хотя на душе заскребли кошки. Что-то было не так. Хотя Гарвер и не верил почти во все суеверия, но как человек Средневековья, не мог от них до конца избавиться.

   Продолжать тренировку он не стал, а решил проехаться на вересковые пустоши на берегу залива, подумать о предстоявшем весной походе против ОЄНейл, которые в ушедшем году напали на графов Макдоннелл при Антриме, и разбив их вторглись в Пэйл. Черт с ним, с Пэйлом, пусть они его хоть дотла выжгут, там засели сплошь англичане, но вот трогать родственников ОЄДоннелл не стоило. Гарвер говорил старшему брату, Хью, что Шейн ОЄНейл преследует благие цели, пытаясь бороться с английским игом, и в этом ему нужно помочь, пока Елизавета занята разборками с Филиппом II, но король заладил свое – "не поможем родственникам, что люди на это скажут?".

   – Вот потому и потеряли страну... – пробурчал принц своим мыслям, как раз, когда конь неторопливым шагом обогнул стену аббатства и впереди открылся морской простор. – Занятые боданием друг с дружкой, как олени в гон, не заметили, как пришли охотники.

   Его взгляд привлекла молодая статная девушка в длинном подбитом горностаем плаще, прогуливающаяся по берегу, и задумчиво глядящая куда-то в море. Что-то сказочное было во всем ее силуэте, и принцу на мгновение показалось, что он видит сон, убаюканный теплым голосом кормилицы, рассказывающей о героях древности, о неземной любви и жесточайшем коварстве. Точно завороженный, Гарвер глядел, как искрится солнце в ее медовых волосах, как неспешно она ставит ногу в плавном шаге, и как отливает шелком горностаевый мех. Конь, словно чувствуя настроение всадника, остановился.

   – Кто ты? – шепотом спросил Гарвер, теряясь в догадках. Наряд девушки соответствовал по своему статусу высшей аристократке, но всех аристократок королевства принц знал в лицо, а эта красавица не вызывала даже надежды быть узнанной.

   Быть может, девушка и заметила всадника, но никак на это не отреагировала, продолжая свою прогулку в том же ритме. Прошла минута, прежде, чем всадник справился с эмоциями, и поехал к девушке, разглядывая ее откровенно нагло. Но ему было не до манер, слишком большой резонанс в душе вызывала эта красавица. Услышав ржание коня, девушка наконец-таки обратила внимание на всадника, и застыла в ожидании, видя, что тот направляется к ней. Проигнорировать визит дворянина, легко угадываемого по дорогой сбруе коня, она не могла, этикет в то время соблюдался женщинами неукоснительно, чтобы никто не назвал девушку вульгарной, покрыв позором всю семью.

   Подъехав на несколько шагов, Гарвер спешился и, поклонившись, представился девушке. Та в свою очередь, сделав реверанс, произнесла:

   – Лилиана Жанна Ла Валь баронесса де Монтескье.

   – Миледи, вы простите мою настойчивость, из-за которой я оторвал вас от созерцания морской дали, но она была продиктована суеверным заблуждением – я подумал, что по берегу моего залива прогуливается сама Айне, так у нас называли богиню красоты и любви, – принц не удержался, и выделил голосом фразу "моего залива".

   – Мне не за что прощать вас, ваше королевское высочество, и даже если бы вы более бестактно оторвали меня от моих раздумий, ваши слова разгладили бы ненужное впечатление, – девушка подарила ему лучезарную улыбку; он же заворожено смотрел в сапфирово-синие глаза француженки, и таял.

   – В наших краях очень сильны старые верования, – как бы извиняясь за свои эмоции, сказал принц. – Их не смогли истребить даже за тысячу лет, прошедших после крещения Ирландии. Наверное, потому что рассказывают детям вместо сказок на ночь.

   – И что за сказки? О чем?

   – О прекрасных феях и ужасных фоморах, об исполнении желаний и богатстве лепреконов, о любви и смерти...

   – Сказки ли? – баронесса задумчиво посмотрела в глаза Гарвера. – У нас во Франции никто не сомневается в существовании лугару, оборотней. И не раз я была свидетельницей сжигания на кострах этих тварей. Так что никто не знает, где сказка, а где правда.

   Принц вспомнил ворона в утреннем небе, и по спине пробежали мурашки.

   – Вы изменились в лице, принц.

   – Да... Вспомнилось, – он ничего не стал пояснять.

   – Составите мне компанию? Вы выросли здесь, и как никто другой знаете местные легенды. Я люблю легенды. Расскажете мне?

   – Конечно, как я могу отказать вам? – он утонул в ее глазах, точно в синеве зимних вод Лох-Фойл.

   Это утро навсегда изменило жизнь Гарвера, который до того просто не догадывался, что где-то на свете есть любовь.

   Он видел из окна, как белое покрывало снега теряет блеск прожитого дня и как нехотя отпускают серебряные искры всполохов закоченелые черные огрызки веток, слегка качающиеся под несильным ветром. Что-то несмелое и мертвое сквозило в заходе солнца, как будто навсегда прощающегося с днем. От заката Гарвера отвлекла агония пламени в камине, и он подкинул дров. Не хотелось звать слугу, этот вечер он хотел провести, никого не видя и не слыша. Несмотря на чудесный день, проведенный с Лилианной, и ее образ, тронувший сердце, ощущалась грусть в каждом чуть более чем обычно глубоком вздохе, в размеренности шагов и усталости взгляда принца. Разговор, искрометность ее юмора, несомненна глубина ума и чарующая красота девушки увлекли и заворожили, заставив испытать нечто неизвестное до того. Но вместе с тем закралась предательская тоска, предощущение чего-то рокового и неизбежного, как будто он сделал шаг за порог, и уже никогда не найдет дверь в прошлое. В прошлого себя, в прошлое своих дней.

   Солнце отгорело, длинные путаные тени на снегу исчезли, и бело-серое покрывало зимы захватили сумерки. Наливающиеся соком синевато-льдистого света нечастые отчетливые звезды одна за одной проявлялись в сапфирово-ультрамариновом небе, увеличившем в дрожащем холодном воздухе свою глубину до бесконечности.

   Гарвер почувствовал за спиной холодный пронизывающий взгляд, и резко обернулся. В комнате никого не было. Он проделал обратный поворот к окну, замер, и вновь развернулся, но вбок. На окне другой стены, за немного мутноватым стеклом сидел ворон, огромный, черный, исподлобья наблюдавший провалами глаз. Насколько принц был храбрым воином, но даже его пробрала невольная дрожь по телу. Взгляд смерти. В голове всплыли верования о вестнике Морриган, собиравшем жатву душами храбрецов. Ворон наклонил голову вбок, замер, выпрямил голову и неожиданно сильно стукнул о свинцовое стекло. Короткий звук отчетливо разнесся по комнате, человек вздрогнул. Ворон повторил стук. Потом еще раз и еще. Птица просилась внутрь. У Гарвера взмокла рубашка под накинутой шубой, но совсем не от жары; по телу бегали леденящие мурашки. Что-то внутри протестовало, интуиция кричала об опасности, но он заворожено подошел к окну и приблизился, силясь рассмотреть ворона ближе. Лапа птицы прочертила глубокую строенную царапину, скрежеща по стеклу. От сильного удара клюва стекло пустило трещину; полдюйма толщины ничуть не смущали вестника Морриган. Поняв, что, так или иначе, ворон все равно проникнет внутрь, Гарвер вооружился длинным кинжалом и открыл окно, резко отскочив в сторону. Он ожидал атаку, но произошло непредвиденное – птица не спешила нападать, она просто переступила черту окна, спрыгнула на пол и стала увеличиваться в размерах, моментально превратившись в черноволосую девушку в необычном зеленом обтягивающем платье, подчеркивающем все плавные изгибы тела. Прекрасная, белокожая, зеленоглазая, высокая и грациозная, она смотрела на Гарвера с нескрываемым интересом.

   – Тебе это не поможет, – сказала она.

   Принц бросил кинжал на пол. Он и не думал использовать оружие, прекрасно понимая, кто стоит перед ним. Бросаться на смерть с кинжалом было бы сущим безумием, а не храбростью. Прийти в себя так и не удалось. Смятенный наплывом эмоций, от удивления до ужаса, и одновременного восхищения красотой, Гарвер молчал. В этой паре не ему принадлежала власть и право сильного задавать темп разговора.

   – Думаю, ты знаешь, кто я?

   Принц кивнул, нервы выдала резкость движения.

   – Зачем я здесь, догадываешься? – Морриган улыбнулась, и от ее улыбки мужчина почувствовал угрожающую тяжесть в груди, будто к ней приставили острие меча. Многообещающая хищная улыбка, смесь радости фартового игрока и ухмылки убийцы.

   – Нет... госпожа, – добавил он после некоторой паузы.

   – Я видела тебя днем, ты очень хорош в бою, даже залюбовалась. Такая сила и стремительность, – она сделала шаг навстречу, принц впечатался спиной в холодную стену. Он никогда еще не был в таком положении. Жизнь висела на ниточке, под которой горела свеча, пережигая ворс.

   – Вам виднее, – принц опустил взгляд.

   – Скромность украшает женщину, а не мужчину, принц. Хотя, конечно лучше так, чем бахвальство. Не надо меня бояться, – королева приблизилась вплотную и провела пальцем по его щеке. От холода ее руки Гарвера пробила дрожь. – Бояться всегда глупо, принц. Если чему-то суждено случиться, страх не поможет, только испортит последние мгновения жизни. Посмотри мне в глаза.

   Принц последовал приказу. Красота глаз завораживала, а когда Морриган томно улыбнулась, Гарвер перестал дышать. Нестерпимое влечение захлестнуло подобно штормовой волне, пульс сердца отдавался в голове, руки дрожали.

   – Я всегда беру то, что хочу. Других вариантов нет, принц. Ты знаешь, чего я хочу?

   – Я знаю, чего я хочу, – голос срывался на хрип, говорить было трудно.

   – Тогда мы друг друга поняли...

   Через время, когда они лежали на медвежьей шкуре возле камина, Гарвер приходил в себя, поражаясь и восхищаясь тем безумием, что происходило с ними не так давно.

   – Мне никогда не было так хорошо, – сказал он.

   – Я буду иногда приходить к тебе. Когда ты будешь сам.

   – Ты не будешь ревновать? – брови Гарвера удивленно вскинулись.

   – Ты сам никого не захочешь, я думаю, – она хищно ухмыльнулась.

   Прошло два дня, но Гарвер до сих пор не мог поверить, что ему не приснился приход Морриган. Чтобы отвлечься от мыслей, он решился на встречу с Лилианной, жившей в городе недалеко от собора. Она арендовала особняк, принадлежавший городу после смерти богатого оружейника, и пока еще никем не выкупленный в собственность. Принц так и не узнал истинной цели приезда баронессы, сказавшей, что ей глубоко интересна культура Ирландии, и потому решившей познакомиться с этой страной. Теряясь в догадках, принц держал путь по городским заснеженным улицам, оживленным играющей в снежки ребятней, спешащими по своим делам ремесленниками и криками торговок, вовсю расхваливающими свой товар – от горячих булочек до разноцветных плащей. Мороз ослаб, и тяжелые свинцовые тучи грозили к ночи просыпаться сильнейшим снегопадом. Не было даже малейшего дуновения ветра, природа затихла в ожидании.

   Дверь открыл вышколенный слуга в бархатном пурпурном колете со множеством поблескивающих драгоценных камней, нашитых в виде герба баронессы – трех серебряных башен на ажурном поле. Принц представился, и его ввели в холл, попросив обождать. Спускающаяся по широкой лестнице баронесса была прекрасна, и принц чувствовал, как нежность растапливает сердце при виде девушки.

   – Миледи, мое почтение, вы прекрасны, – он поцеловал протянутую с приветливой улыбкой руку.

   – Ваше королевское высочество, я польщена вашим визитом.

   – Миледи, я хотел бы пригласить вас на прогулку за город, и смею надеяться, не получу отказ, помня о вашей слабости к созерцанию природы, – Гарвер тепло улыбнулся.

   – Я согласна, но вам придется обождать, пока меня переоблачат в более подходящий для прогулки наряд.

   – Баронесса, все мое время в вашем распоряжении.

   – Я прикажу Генриху накрыть стол в малой зале. Вы не откажетесь от чарки грога?

   – Вы более чем добры, Лилианна. Я признателен вам за заботу.

   – Что вы, принц, – она перешла на менее формальное общение, предложенное Гарвером, назвавшим ее по имени. – Это самое малое как я могу проявить мое почтение к вам.

   – У меня просьба, миледи. Вы не могли бы забыть о почтении по отношению ко мне, и отнестись как к старому другу, заглянувшему на огонек? Поверьте, это мне будет во сто крат приятнее, чем официоз, преследующий меня от рождения. – Гарвер мило улыбнулся, сопровождая просьбу полупоклоном.