Текст книги "Суженый смерти (СИ)"

Автор книги: Андрей Грамин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

   По окончанию службы в армии, по завершению второй чеченской войны, Саша вернулся домой. Дядя окончательно спился, и жить с ним под одной крышей не представлялось возможным. Они бы убили друг друга.... Именно тогда, увидев, во что превращает водка людей, Саша бросил пить. Совсем, навсегда, бесповоротно. Он не пил уже десять лет. Куда ему было идти? Работать охранником на рынок, или в милицию за копейки? Нет уж. Саша выбрал другое. Он связался с несостоявшейся тещей, матерью Милы, которая очень хорошо к нему относилась, и с ее помощью получил визу на поездку во Францию. Цель была одна – вступить во Французский Иностранный Легион, овеянный легендами и ореолом тайны. Авантюрная жилка всегда была присуща Александру, к тому же, раз он уже проливал свою кровь за бесплатно, воюя на чужой и не нужной ему земле, почему бы не делать тоже самое, но за неплохие деньги? Идти-то все равно больше некуда. Александр убежал от себя, от той жизни, которая маячила на горизонте. Он ушел от прошлого, и это было необходимо в тот момент.

   Дальше память показывала слайдами Париж, затем Марсель, Обань и наконец, Кальви на юге Корсики, где Александр служил во втором парашютно-десантном полку. У него уже было другое имя, другая легенда и другой язык. У него была другая родина. Он стал наемником. Девять лет непростой службы. Если кто-нибудь считает, что Иностранный легион это просто, то он не знает о нем ничего. За девять лет Александр был во многих горячих точках планеты, начиная с Косово и заканчивая Афганистаном. Тяжелее всего пришлось в Кот-дЄИвуаре, где в Дуэкуэ они вели бои за аэропорт Мэн. Там Александр был ранен впервые. Это позволило в будущем получить подданство Франции. Всего ранений было три. Тонкий шрам от ножа, проходящий через всю правую щеку, он заработал не на войне, а в уличной драке. Корсиканцы горячий народ, и это простая истина. За этот порез человек расплатился по-полной, но оставил память на всю жизнь....

   Теперь у Александра Свечкина было другое имя. Его звали Анри Дю Труа. Он был подданным Французской республики, хотя в России, с его уголовным лицом, мало кто признал бы в нем типичного француза. Теперь он вернулся домой, вернулся обеспеченным, по российским меркам, человеком, вернулся, наверное, навсегда. Он просто устал мотаться по миру, его уже не хватало на это. Александр хотел свободы. Анри он будет зваться там, в Париже. Здесь он просто Саша, обычный русский мужик, пусть даже знающий пять языков и имеющий навыки идеального убийцы, которого учили этому последние пятнадцать лет, сначала дядя, потом родная армия, а уж после иностранные инструктора, лучшие в Евросоюзе. Как он выглядел? Хорошо он выглядел, и эта мысль даже вызвала улыбку на лице. Не так ли он подумал в самолете, глядя на себя в зеркало, когда стюардесса выскользнула из туалета, где была с ним за минуту до того? Именно так. Высокий, широкоплечий но жилистый, крепкий и собранный, загорелый под средиземноморским солнцем до слабо-кофейного оттенка, Саша Свечкин был хорош. Даже шрам на его лице, розоватой полосой проходящий от уголка глаза до уровня губ, наискось через щеку, придавал этому мужчине какой-то шарм. Коротко стриженные темные волосы окончательно сделали бы из него благородного Сицилийского разбойника, если бы не слишком яркие серые северные глаза. Римский профиль, упрямая и волевая складка губ, и подбородок с легкой ямочкой завершали портрет, добавляя его чертам аристократичность, граничащую с высокомерием. За глаза капрал-шефа Дю Труа называли Принцем, что ему льстило. Подчиненные верно подметили легкость его походки и редкостное остроумие, отдававшее временами язвительностью. Вкупе с его внешностью и открытым, справедливым характером, это позволило кличке плотно приклеиться к Анри. Да, Принц. Принц без дома и без родной земли. Это была ирония, почти доходящая до издевки. Что ж поделать, Бог не дает человеку креста не по силам. Тем более что Саша имел не так уж и мало....

   Кто-то думает, что человек, привыкший быть солдатом, не может адаптироваться к простой жизни человека гражданского.... Это смотря, что за человек. Да, понятно, есть люди, рожденные гладиаторами, место которым на арене Колизея под восхищенными криками толпы, осыпающей победителя лепестками роз, но никак не на работе в офисе или за станком. Есть люди полной противоположности, место которым в лоне церкви или в кругу аристократической интеллигенции. Александр Свечкин не относился ни к тем и не к другим. И за станковым пулеметом и за столом для игры в вист, он был одним и тем же – спокойным и осмотрительным. Просто он не путал работу с жизнью, и не находил удовольствие в бою, как некоторые из бывших сослуживцев. Работа есть работа, и удовольствия она приносить не должна. Александр был умен и начитан, он всегда старался как можно больше общаться с людьми, что не давало закрыться в себе и отвыкнуть от общества. Да и немало значила тонкая работа психологов, отслеживающих любые изменения характера бойцов. Неблагонадежные исключались. Когда-то давно, в Чечне была просто резня, в Косово и других конфликтах такого ужаса не наблюдалось, хотя и там не было ничего приятного. Одним словом, не было ничего более устойчивого, чем психика Александра. За годы войн она не поменялась, и в нем все еще жили, пусть и где-то в глубине души, вера в добро и любовь. Может, эта вера и помогла остаться человеком? Кто его знает? Опять по губам промелькнула улыбка. Что-то часто он улыбается в последнее время. Может, наконец-таки начал оттаивать? Может быть. А может он всего лишь был счастлив видеть свой родной город, улицы которого оживали в памяти, и метры исхоженных тротуаров целыми пачками выхватывали воспоминания о детстве, как выплавляет солнце из-под снега весеннюю зелень.

   В аэропорту на него косились представители доблестной милиции, принимая его за уголовного элемента. Если бы не тонкий и элегантный костюм-тройка по последней парижской моде, его бы наверняка задержали для проверки документов; хотя строгость и властность человека, привыкшего командовать, ощущалась на клеточном уровне, и патрули даже не пытались подойти. Документы гражданина РФ еще надлежало восстановить, поэтому в родное отечество Александр въезжал как гость, Анри Дю Труа. Чистота его произношения за годы службы не пострадала. В Иностранном легионе хватало соотечественников из бывшего Союза, и разговаривать с ними на языке предков уставом не возбранялось, по крайней мере, в свободное от занятий время. Единственное, что добавилось в речи Александра, так это легкая картавость, которая его не портила. Владея в совершенстве французским языком от этого дефекта речи избавиться было невозможно. Но, как бы то ни было, мужчина за столом паспортного контроля, видя перед собой внешне типичного средиземноморца, очень удивился, слыша от этого субъекта прекрасную русскую речь. Его подмывало спросить, не из эмигрантов ли Анри Дю Труа, но сталь холодных глаз не позволила этого сделать. Занервничав, он несколько поспешно поставил отметку в визе, и лихорадочно сунул документы обратно со стандартной фразой приветствия. Анри никому и ничего не будет объяснять.

   Куда он поехал из аэропорта? В ближайшую к району, в котором вырос, дешевую гостиницу. Там он оставил свои вещи и переоделся. В спортивном костюме Александр походил на откинувшегося с зоны особо опасного рецидивиста, но ему это было побоку. Пусть боятся, если хотят. Первым делом был визит к другу детства, в котором Свечкин все еще оставался уверен. Открыла жена, друг был в командировке на севере, и ближайшие несколько месяцев ожидать встречи не приходилось. Александр вышел на улицу и сел на пустые качели во дворе дома, закурив. В Легионе курение отнюдь не поощрялось, и он мог обходиться без сигарет, но когда была возможность, Саша непременно курил, так как находил в этом удовольствие. Куда же ему идти? К дяде? А жив ли он? Нужно проведать. От дома друга до квартиры родителей было не более пятнадцати минут хода, и ноги вели через дворы на автомате. Знакомую стальную дверь открыла совершенно незнакомая женщина. Интуиция тут же шепнула, что дядя уже не жилец, и разговор будет бесполезен.

   – Добрый вечер. Подскажите, а Николай Свечкин, не здесь ли проживает? По крайней мере, он здесь жил...

   – Здравствуйте. Нет, не здесь. Эта квартира вот уже два года как наша. Мы ее купили у женщины.... Как же ее звали... Березанская, если не ошибаюсь. Но она одна жила.

   – Спасибо вам, – Александр кивнул, отступая. – Значит, дядя Коля уже с батей.... – добавил он в полтона сам себе.

   – Что вы говорите? – женщина не поняла.

   – Нет, ничего. Адресат, говорю, выбыл. Прощайте, – Свечкин махнул рукой, разворачиваясь. Спускаясь по лестнице, он прошептал строчки из лирики Мандельштама: – Петербург! Я еще не хочу умирать, у тебя телефонов моих номера. Петербург! У меня еще есть адреса, по которым найду мертвецов голоса...

   Он решил, что завтра же снимет жилье, пока не уладит вопросы с покупкой квартиры или лучше частного дома. Наверняка его уже давно выписали из отчей хаты, это просто не подлежало сомнению. Конечно, можно пободаться по этому поводу с народом, но никто не даст гарантий, что Свечкину удастся выиграть дело в суде. Да и не хотел он селиться в квартире родителей, до отказа заполненной не самыми теплыми воспоминаниями. К тому же привлекать к себе излишнее внимание властей было не самой лучшей затеей. Есть такая статья в УК РФ под номером 359, называющаяся "наемничество". Третья ее часть предусматривает ответственность наемника за участие в вооруженном конфликте или военных действиях лишением свободы на срок от трех до семи лет. И приятного в этом было мало. Да, для Александра, неплохо подкованного в юриспруденции, не было секретом, что по законам международного права, обозначенным Женевской конвенцией, боец Иностранного Легиона французской армии не был наемником по нескольким показателям; но сейчас Саша попал в Россию, и знал, с недавних пор дела о наемничестве расследует уже не милиция, а ФСБ, и с этими парнями шутки были плохи. Кто его знает, как российское законодательство отреагирует на появление Анри Дю Труа? Докажи, что ты не верблюд. Да хрен с ней, с этой квартирой, он и ночи бы там не провел! У него есть деньги, их хватит и на дом, и на машину, и на раскрутку собственного бизнеса. В России горизонты для предпринимательства безграничны, в то время как во Франции законы обойти куда сложнее.

   Прогулка пешком по вечернему центру стала бы лучшим продолжением нового знакомства с городом своей юности, но Александр выбрал поездку на троллейбусе. Любовь к этому виду транспорта у него шла из детства, – каждый день, возвращаясь домой из секции бокса, он ездил именно на троллейбусе, любуясь огнями вечернего города и о чем-то мечтая. Как же были благородны мечты детства, – вырасти шпионом, мушкетером, пиратом или сыщиком.... И как потом обломала их жизнь, столкнув личность с обстоятельствами. Вырос мальчик наемником, мушкетером современности. Низменно, как скажут некоторые. Свечкин смотрел в окно и вспоминал время юности. Маршрут троллейбуса проходил через весь центр, и то тут, то там взгляд цеплял из серой череды зданий знакомые с детства силуэты домов, как-то связанных с прошлой жизнью. Город для Александра преобразился до неузнаваемости, разрезая тьму миллионами вывесок и сотнями тысяч автомобильных фар; знакомыми оставались лишь названия улиц. Вон в том доме жил тренер, а чуть дальше высотка, где на крыше Саша некогда целовался со своей первой любовью, провожая ее домой. Александр ждал, когда за сквером его глазам откроется невысокое приземистое здание станкостроительного техникума, на территории которого раньше была секция бокса. А вот и она, точно такая же, как и двадцать лет назад, когда он пришел туда впервые. Это радовало. "А сколько же должно быть лет Семенычу, тренеру? Ему тогда за шестьдесят было. Сейчас за восемьдесят, если жив... Уж не тренирует. Нужно будет проведать", – подумал Александр, и сердце запоздалым раскаянием резанула совесть. Это ж почти второй отец, а ты исчез как тень при полуденном солнце. Только бы он был жив.

   Время перевалило за десять часов, салон троллейбуса подопустел, и кондуктор, подходя для обилечивания уже в третий раз, объявил, что это пошел последний круг, после которого троллейбус отправится в депо. Его ничуть не удивил пассажир, наматывающий круги. За пару десятков лет работы в общественном транспорте для кондуктора это было в норме вещей. Александр кивнул, и отвернулся в окно. Он и не собирался всю ночь кататься на "рогатом".

   Стоило троллейбусу отъехать от конечной всего на пару остановок, как на очередной в салон вошла девушка. Еще до того как ее нога коснулась первой ступени, Александр уже смотрел в ту сторону, что-то предчувствуя. Хотя Свечкина женской красотой в принципе удивить было уже невозможно, так как во время шатаний по миру ему попадалось немало красивых девушек, он все же застыл в оцепенении, любуясь. И он был такой не один. Все пассажиры мужского пола обернулись к вошедшей, ощутив что-то непонятное, будто их ударило электрическим током. Девушка была высокой и грациозной, и эта грация давалась ей без труда; она двигалась плавно и ненавязчиво, как пантера. Длинные, черные, чуть вьющиеся волосы пышно и тяжело падали на красивые плечи, густым облаком обрамляя красивое лицо немного неестественной белизны. Яркие, пухлые губы царственного, чуть крупноватого рта, прямой нос с четко очерченными (как про себя отметил Александр, "хищными") крыльями и плавность овала лица оттенялись заметной круглой родинкой над губой. Родинка нисколько не портила красоты, а скорее наоборот, делала линию губ еще более чувственной и желанной для поцелуя. Под идеальными, темными дугами бровей были завораживающие, миндалевидного разреза, глаза яркого, болотно-зеленого цвета. Декольте подчеркивало высокую грудь, а облегающая юбка как нельзя лучше выделяла стройные, точеные ножки. Плавность линий ее тела не могла не понравиться Свечкину. Да что там, все в этой девушке нравилось ему; все, кроме могильного холода, который на интуитивном уровне чувствовался в ее взгляде. Именно это и удивляло Александра. В любой девушке чувствуется тепло, сильное или слабое, но оно непременно есть. В этой же особе тепла было столько же, сколько в январском сугробе. "Снежная королева", – назвал ее про себя Александр, взвешенно оценив красоту, грацию и несомненную высокомерность вошедшей. Одновременно с этой мыслью возник вопрос: что же так подстегнуло при появлении данной красавицы? Даже До этого появления, раз Свечкин еще не видя, уже что-то ощутил. Явно не фригидность привлекла Александра, а какой-то неуловимый магнетизм, исходящий от девушки, сильный и пугающий, как колдовские чары.

   Зайдя в салон, она не стала осматриваться по сторонам, а спокойно села у окна на свободное одинарное сиденье в середине салона. Подлетевший кондуктор вел себя почти как дореволюционный гарсон, обслуживающий в Яре генерала кавалерии. Не хватало только полотенца через руку и фразы: "Чего изволите?". Вытянувшись в струнку, кондуктор смотрел на девушку так проникновенно, что Александр не удержался от смешка. "Как собака перед кормежкой, лишь хвостом не виляет!", – промелькнуло в его голове. Как же иногда смешны некоторые индивиды, пытающиеся привлечь к себе внимание понравившейся девушки.... Хотя Свечкин не мог не признать, девушка того стоила! Усилия мужчины не были оценены, девушка, даже не поворачивая головы, покосилась на контролера и протянула ему купюру в десять рублей, которую держала в руке. Тот аккуратно взял деньги и принялся дрожащими руками отрывать от стопки билет. Девушка же отвернулась к окну, сделав жест, означающий: не надо! Кондуктор, не понимая, застыл на месте, но через пару секунд до него дошло, что аудиенция закончена, и он, медленно развернувшись на месте, с видом побитой собаки поплелся на свое сиденье. Александр только тогда заметил, как за этой сценой, не отрываясь, следила вся мужская часть троллейбуса, и стоило кондуктору отойти от девушки, пассажиры развернулись, чтобы уставиться в окна. Александр подавил смешок на мысли: "Кобели!", так как понял, что и сам не лучше. Стало не по себе. Он не любил быть как все.

   До гостиницы оставалось не более пятнадцати остановок, как на очередной в салон вошел какой-то субъект неопрятного вида, находившийся явно под мухой, лет сорока на вид. Он шлепнулся на сиденье позади девушки и уставился ей в спину. Она же как будто ничего не почувствовала, продолжая дальше рассматривать уличные огни. Это было странно, девушки всегда чувствуют обращенные на себя взгляды, и тем более пьяный, тяжелый угловатый взгляд, упертый как ствол автомата в спину, который не ощутить было невозможно.

   – Девушка, вашей маме зять не нужен? – как можно вежливее выдавил субъект.

   Девушка и бровью не повела, хотя, несомненно, понимала, что обращаются к ней.

   – Я говорю, вашей маме зять не нужен? – опять поинтересовался мужик, но уже с нотками раздражения в голосе.

   Опять никакой реакции.

   – Ты что, глухая? – гражданин наклонился вплотную к девушке. – Эй... – он слегка пихнул ее в плечо.

   Александр смотрел на это, понимая, пора вмешаться, но он также видел реакцию остальных мужчин, у которых уже промелькнула подобная мысль. Трое встали со своих мест, и подошли к девушке и хаму. Как подумалось Александру, если бы девушка не была так красива, рисковать своим лицом ради нее отважился бы в лучшем случае кто-нибудь один.

   – Дружище, ты ничего не перепутал? – спросил у наглеца один из подошедших, здоровый мужик за пятьдесят.

   После того как ее тронули за плечо, девушка соизволила-таки обернуться к пьяному. Как заметил Свечкин, ее глаза горели бешеной яростью, от которой у Александра пробежали мурашки по спине. Что-то явно было с ней не так, столько злости живой человек в себе не вместит. Дикая, животная ярость, сквозившая во взгляде, как подумал Александр, могла помочь девушке справиться с пьяным мужиком и в одиночку, разорвав его просто на лоскуты. Она смотрела прямо в глаза, храня молчание; но субъект того взгляда не видел, так как всецело сфокусировался на подошедшем здоровяке.

   – А чё, чего-то хочешь? – пьяный тоже был зол. На него не обращали внимания, да еще и отвлекли от общения. Есть люди, которым нельзя пить спиртное; даже более того, к ним и трезвым подходить иногда опасно для здоровья.

   – Чего к девушке пристал? – спросил все тот же здоровяк, но теперь в его голосе уже не чувствовалось столько уверенности и дерзости, сколько звучало при первом вопросе. Внешняя уверенность хама и наглость его тона заставили мужика немного стушеваться.

   – Вали отсюда! – добавил второй мужик, выглядывая из-за спины здоровяка.

   – Я те щас отвалю... – пообещал хам, неспешно покачав головой и доставая из кармана нож-бабочку. – Вы чё, фраера, попутали? – взорвался он, вскакивая с места.

   Трое мужиков, не сговариваясь, резко отскочили на шаг назад.

   – Ну, кто смелый? – продолжил пассажир, маня к себе рукой. – Давай сюда, попишу...

   Отступив, мужики заслонили от Александра девушку, и ее реакции на происходящее он уже не видел.

   – Да на кой мне здоровье класть, за эту... – произнес один из "заступников", и отошел на несколько шагов, чтобы сесть на свое место, отвернувшись от происходящего. Второй нехотя кивнул фразе товарища и повторил его движение. Таким образом, перед возмутителем спокойствия остался стоять только здоровяк. Он был бы и рад отступить как те двое, но честь не позволяла сделать этого, хотя мужик и боялся.

   – Заступнички... – девушка презрительно окинула взглядом вернувшихся на свои места мужиков. Голос ее был мягок, глубок и слегка хрипловат. Он был абсолютно спокоен, будто перед ней стоял не пьяный мужик с ножом в руке и полностью пустым мозгом, а поклонник с букетом ромашек.

   Александр криво усмехнулся фразе девушки.

   – Сядь, дружище, – обратился он к здоровяку, вставая. – Ты мне только помешаешь.

   Здоровяк резко обернулся к Свечкину, и, промедлив пару секунд, кивнул, после чего с готовностью переместился в сторону своего сиденья, обрадованный возможностью выйти из сложившейся ситуации здоровым и без ущерба своей чести. Кто ж его знает, как далеко может зайти тот пьяный мужик с ножом?

   – Э! А ты еще откуда вылез? – мужик с ножом обернулся к Свечкину, продолжая отслеживать краем глаза движение остальных пассажиров. Мало ли кто дернется из благородных побуждений помочь?

   Свечкину, конечно, очень хотелось в момент своего выхода посмотреть на реакцию красавицы, но он внимательно следил за всеми движениями мужика. Один шрам на лице уже есть, и его вполне достаточно. Но мужчина чувствовал, обращенный на него взгляд выражает интерес.

   – Убери нож и выйди отсюда, – Александр встал в полутора метрах от дебошира.

   Троллейбус стоял с открытыми дверьми; водитель остановил его в ожидании завершения сложившейся ситуации, предупрежденный о стычке кондуктором.

   – Чё, смелый нашелся?! – мужик не хотел отступать без боя. Даже нет, не так: ему очень хотелось сделать что-то плохое со Свечкиным, в частности порезать того на портянки.

   – Перо убери... – не меняя тона, спокойно сказал Александр.

   – Вот это? – мужик взмахнул рукой с ножом перед лицом Свечкина, нагоняя жути.

   Зная, что на таком расстоянии нож не достанет до тела, Александр даже не отдернул головы, продолжая спокойно стоять. Бокс дает отличное чувство дистанции. Но за внешним спокойствием он был точно пружина, готовый к любому действию.

   – Тебя уже резали. Тебе мало? – хам продолжал прощупывать Александра, не зная, – злить того было далеко не самой удачной мыслью, пришедшей на ум аборигена. Свечкин не боялся, и это удивляло мужика с ножом.

   – Не советую делать подобных ошибок.... – Александр очень не любил, когда говорили о его шраме, и поэтому начал терять терпение. Долгие разговоры перед дракой ему никогда не нравились. – Вали отсюда, урод, или сдохнешь, – от злости шрам на щеке побагровел, в то время как лицо несколько побледнело.

   Абориген, видимо, тоже не был по своей натуре склонен к дискуссиям, и сразу перешел к нападению. Он пригнулся и после резко выкинул вперед руку, метя попасть прямо в шею. Александр был готов к такому повороту событий, и как на тренировке, просто убрал корпус влево, чтобы потом проглаживающим движением своей правой по руке с ножом увести ту в сторону. Дойдя до запястья руки, он зафиксировал захват и максимально потянул по инерции удара, отчего мужик застыл в позе летящего купидона, открыв правый бок. Мощный боковой в печень заставил упасть дебошира на колени, а добивающий удар ногой сломал челюсть. Нож остался в руке Свечкина. Он посмотрел на него, а потом сложил и сунул в карман. Занятие поднять мужика с пола за шиворот и пояс, и выкинуть на улицу как мешок, минуя все ступени, принесло удовольствие. Тело приземлилось на бордюр, раздалось подвывание. Стычка заняла по времени две секунды.

   – Поехали! – крикнул Свечкин, обращаясь к водителю. Все пассажиры смотрели на него. – А вы чего уставились? Клоун сам выпал... – добавил он, борясь с раздражением, вызванным повышенным вниманием к своей персоне. Как глазеть, так все горазды, а как вмешаться...

   Пассажиры нехотя отвернулись, Александр перевел взгляд на девушку. Он ожидал, что она скажет спасибо, но она лишь слегка улыбнулась, кивнув в знак благодарности, и отвернулась к окну.

   – Проще будь, королева, – сказал Свечкин без раздражения, но несколько язвительно, раздосадованный, что его поступок не оценили должным образом. Девица была высокомерной и холодной, она даже не испугалась произошедшего, чем вызвала в Александре уважение к себе. Сказанную фразу он обронил, не ожидая ответной реакции, а как само собой разумеющееся. Но, не смотря на то, что он не был расположен к диалогу с красоткой, тот все же произошел.

   – Тебе что-то не по душе, воин? – она повернулась к нему. Зеленые глаза выражали некоторое удивление и заинтересованность.

   – Твое высокомерие не по душе. Я дал совет, ты же сама делай из него выводы, – теперь он отвернулся к окну, думая, что диалог завершен.

   – Каждый рожден для чего-то. – Загадочно ответила девушка. – Ты, – чтобы убивать, я, – чтобы властвовать, – она улыбнулась. – Так что все на своих местах, – и она в свою очередь посмотрела в окно, отвернувшись.

   Александр внимательно взглянул на брюнетку, удивленный и заинтригованный словами красавицы. Она знает, или же просто попала пальцем в небо? Интуиция подсказывала, с этой девушкой явно что-то не так.

   – С чего ты решила так про меня? – Свечкин подсел к ней, аккуратно коснувшись пальцами плеча, стараясь, чтобы жест не выглядел пошло или грубо.

   Она обернулась, и зеленые глаза как-то потеплели.

   – Я вижу это. Руки в крови... – она говорила тихо, но Александр слышал ее также четко, как если бы они находились не в гудящем троллейбусе, а в комнате для свиданий.

   – Как зовут тебя? – выдохнул Свечкин, заворожено глядя в глаза девушки. У него в уме была тысяча вопросов, но решился он лишь на один.

   – Марья.

   – Мария? – не расслышал Александр, погруженный в догадки на счет загадочной девушки. Его тянуло к ней с непреодолимой силой, так, что терялись все остальные чувства кроме этого.

   – Марья, – ее глаза зло сверкнули. – Не Мария.

   Свечкин вздрогнул от этой вспышки, и понял, лишь стоит ему замолчать, как он потеряет эту девушку навсегда. Ему этого не хотелось.

   – Ухо контужено. Не злись, – только и смог придумать он, слегка улыбнувшись. Контузия была, но слух оставался в норме.

   Девушка улыбнулась в ответ, одними уголками губ, и медленно провела пальцем по шраму на его щеке. Прикосновение овеяло холодом, от руки не исходило ровным счетом никакого тепла.

   – Позволь я тебя провожу, – сказал он задумчиво.

   – Но ты же не знаешь, куда я иду, – глаза светились иронией. Александр не мог понять, как в них всего за пару минут до того вмещалась вся свирепая ярость мира, когда девушка смотрела на мужика с ножом. – Тебе может оказаться не по пути.

   – Мы сами выбираем свой путь, – Свечкин придвинулся ближе, любуясь. – Сегодня я хочу пойти с тобой.

   – Тебе еще рано со мной идти, – она улыбнулась впервые по-настоящему тепло; хотя Александру то ли от этой улыбки, то ли от скрытого смысла слов, стало немного не по себе. – Сиди, я пойду, – добавила девушка.

   Она встала и пошла к выходу, а Свечкин остался сидеть, провожая ее взглядом. Она, несомненно, почувствовала его взгляд в спину, и обернулась.

   – Еще увидимся, воин, – тихий и нежный голос пролетел разделяющие их метры и прозвучал словно бы в самой голове Александра.

   Девушка вышла из троллейбуса. Свечкин припал к окну, но на улице уже никого не было. Она просто исчезла в одно мгновение, оставив чувство, будто мужчине привиделась грива черных, цвета воронова крыла, пахнущих корицей волос и колдовские ярко-зеленые глаза.

   – Марья... – сказал Александр, тронув шрам. Потом он тряхнул головой и вывел себя из зачарованного состояния. – Чего завис? – спросил он шепотом у себя. – Баб что ли красивых не видел?

   И мысли перешли в другое русло.

   На рассвете Свечкин сидел на могиле своих родителей, оперев локти на стол и рассматривая фотографию с родными и гордыми лицами. Только он, сигарета и семейная фотография. Еще не было слышно шума города, куда-то затерялись бомжи; и собаки, за ночь устав лаять, разбрелись по своим лежбищам. Его одиночество никто не нарушал, и он был благодарен за это высшим силам. На самом деле благодарен. Иногда нам, особенно в такие минуты, необходимо одиночество и покой.

   Такие молодые... Отцу на момент автокатастрофы было тридцать пять, матери на год меньше. А теперь их сын, будучи сам почти ровесником, смотрит на памятник серого мрамора, как на печать, скрепившую и завершившую две книги жизни. Теперь ему много бы нашлось, что сказать им... да куда уж теперь.... Теперь поздно. Тогда он был весел, все куда-то бегал от себя, да и от них тоже. Теперь уже давно ни от кого не бежит, но только не легче от этого на душе. Тогда он не ценил их, думал, что вечны, и это неизменно. Никто не вечен, и этот закон природы осознаешь, лишь потеряв кого-то дорогого. О родителях он помнил все время, каждый момент жизни. Именно их любовь, которую Александр чувствовал еще тогда, в детстве, как ощущал ее и после их смерти, помогала ему преодолевать все на своем пути. Именно с этой любовью он вылезал из таких передряг.... Он помнил о своих родителях, и знал, что ради памяти о них он должен жить. Жить так, чтобы не стыдно было смотреть, вот как сейчас, на черно-белую фотографию с их все понимающими глазами.

   Отец хотел, чтобы сын вырос серьезным спортсменом, завоевал золото на Олимпийских играх или на первенстве Европы; и когда маленький Саша выбрал бокс, он только радовался. Если не спортсменом, то непременно хорошим следователем, честным и непоколебимым, как комиссар Катани или Мегрэ.... Отец даже откладывал деньги на поступление сына в школу милиции. Не сложилось. После смерти родителей Александр в этой милиции прописался, но в качестве хулигана, которого таскали по всем делам, по каким только могли. Участковый старался его посадить. Недостарался. В девяностые резали многих, как воров, так и ментов, и поэтому когда на счастье Свечкина одной из жертв стал капитан Проскурин, участковый его района, Александр только обрадовался. О нем потихоньку забыли, но с тех самых пор доблестных работников милиции Александр не любил. Он никогда не сможет простить им отбитые почки и сломанные на допросах в дверном косяке пальцы. Хотя, с другой стороны он был им благодарен за науку, после которой отбивка армией и тяжести Легиона уже не были так страшны. На Свечкина трижды вешали глухие дела, и трижды он мог выйти калекой из допросных, если бы не тренер, что поднимал свои связи и вытаскивал ученика из обезьянника. Политика Семеныча была проста – он помогал Александру из привязанности, как бывшему любимчику, искренне переживая за него и следя за его судьбой, но видеться со Свечкиным лично не хотел, решительно уклоняясь от встреч (да Саша и сам не стремился). В тренере говорила обида, в Саше говорила совесть, колючая и беспощадная. Вкупе этих чувств встреча была нежелательна. Так и жили. Только потом Александр понял, тренер отслеживал его путь через Вовку, друга, занимавшегося в той же секции, и был в курсе всех событий. Вовка стучал, но ему это простительно. Давно уж нет пацана. Все та же Вторая Чеченская....