Текст книги "Суженый смерти (СИ)"
Автор книги: Андрей Грамин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
– Читайте вы, я с трудом даже в шрифте разбираюсь, – Свечкин отдал книгу профессору.
– Но самое интересное, что эта книга еще не закончена. Последние заполненные страницы писал дед молодого человека, продавшего мне книгу. Молодому человеку очень были нужны деньги на дозу, а мне был крайне необходим этот манускрипт. Он единственный в своем роде.
– Как он попал в руки наркомана?
– После смерти дедушки остался. А как достался тому, не ведаю. После морванского языка идет только классическая латынь, уже потом литературный французский, а потом уже русский. Все статьи на русском написаны одной рукой. Предполагаю, что эта рукопись – эхо войны. Где-то во Франции, в свое время, любопытный беловолосый красавец эсесовец Ганс забрал ее у законного хозяина, быть может, уже мертвого. А к концу войны наш бравый, и не менее любопытный солдат Иван, взял ее уже у наверняка мертвого эсесовца. Так и перекочевала она из Восточной Франции на Юг России, минуя все таможни и пункты пропуска в заплечном вещмешке.
– Логично. Приступим? – Александр от нетерпения потирал руки. История этой книги произвела на него огромное впечатление.
И профессор приступил. Первым, что он прочитал, был миф Древнего Египта. Гласил он, что вскоре после создания мира над ним нависла опасность, исходившая от темного порождения Осириса – Тифона. Тифон убил Осириса, расчленив того на несколько кусков, после чего Осирис попал в темный мир, где, пока его жена Исида и сын Гор готовились к мести, сменил образ. К моменту решающей битвы он вышел из преисподней огромным волком, и помог жене и сыну победить. Дочитав, профессор покосился на Александра.
– Тебе это что-то подсказало? Может, вспомнишь, на что в книге указывал твой сон?
– Ни на что именно, просто на саму книгу. У меня пока нет мыслей. Не буду говорить, что я никогда не слышал подобного мифа, это и так ясно. Вы читайте, а я буду слушать интуицию. У вас есть блокнот и ручка? Буду конспектировать.
– Сейчас найдем. Если будут мысли, тоже пиши.
– Договорились.
Следующим пунктом были записки Геродота о некоемом скифском племени нервов, которые раз в году превращались в волков и жили в этом обличие несколько дней. Потом записи Геродота и Гесиода о псоглавцах. Далее статья была посвящена опытам римлянина Галена над одним из своих пациентов, которого он считал самым настоящим оборотнем. Потом отрывки из поэмы Вергилия Алфесибей, где говорилось о некоемом Мерисе, оборачивающемся волком и живущим в лесах.
Затем, одна за другой, следовали скандинавские саги. "Видение Гюльви", "Вороново заклинание Одина", "Сага о Вельсунгах", "Первая песнь о Хельги убийце Хундинга", "Сага о Гиббоне", "Сага о Сигргарде отважном", "Сага о Сигргарде и Вильбранде", "Сага о Скъельдунгах", "Сага об Али Пятнистом", "Сага об Ульфхаме", "Сага о Тьоделе", "Сага о Йоуне Игреце", "Сага о Торстейни Оскалившемся" и, наконец, "Стренглейкар". Отрывок из первой саги Александр даже удосужился вкратце записать. Это была "Сага о Вельсунгах", где говорилось об отце Зигмунде и сыне его Синфьотли, которые, бродя по лесу, решили заночевать в брошенной лачуге. Но она лишь казалась ничейной, так как номинально принадлежала сыну местного конунга, которому принадлежали и валяющиеся на полу хижины проклятые волчьи шкуры. Переночевав, батя с сынком решили эти шкуры благополучно подмотать (ну правильно, хороший викинг лишнего не упустит), и надели их. Но каково же было удивление воришек, когда шкуры превратили мужчин в двух волков. Поначалу они испугались, потом примирились, и в конце концов решили разойтись в разные стороны, но в случае опасности звать друг друга на помощь. Синфьотли, самонадеянный, но сильный юнец, нарвавшись на охотников, решил не звать никого на помощь, а сам справиться с опасностью, и разорвал одиннадцать человек, чем очень гордился. Разъяренный батя, когда узнал об этом, загрыз своего сынка и, на этом бы истории конец, если бы Один, которому понравилась выходка воина, не снарядил своего верного посланца ворона, дабы тот принес на трупик Синфьотли излечивающий листик какого-то растения. Синфьотли пришел в себя, они с батей помирились, по прошествии десяти дней проклятье исчезло, и любители халявы снова стали людьми. Шкуры были сожжены, чтобы подобное не повторялось. Больше Александр не записывал ничего кроме названий, потому как во всех дальнейших сагах он не видел ни крупицы чего-то полезного. Везде проклятие, обман; всевозможные матери, отцы, братья, сестры, дяди, тети, дедушки, слуги и рабы. И все коварные, злые, и через одного либо колдуны, либо оборотни. А уж от имен собственных даже привычного Анатолия Викентиевича пробила икота, настолько он ломал свой язык. Зигмунд, Гуннар и Брунгильда были самыми простыми.
– Кто им такие фамилии выдумывал? – Александр перечитывал написанное.
– Это народные легенды, написанные неизвестно кем и неизвестно когда. Их передавали в устной форме.
– Охренеть. Это же какая память должна быть? А, я понял: голодные викинги произносили имена и фамилии, держа во рту горячую картошку, или половину кирпича, чтобы история выходила брутальней, – он не выдержал и засмеялся.
– Я скажу даже больше – их пели, – профессор ухмыльнулся.
Смех Александра оборвался на удивленной ноте.
– Я бы себе язык отрезал, если бы подобное попросили спеть, – он повел головой. – Да уж...
– Твои мучения окончены, мы переходим на латынь.
И снова понеслись "интереснейшие" истории, теперь уже романы бретонского производства. Первым был "Гийом де Палерн". В нем злая мачеха с помощью колдовской мази обратила сына короля в оборотня, и он, бедняга, маялся своей зверской сутью, так как оставался чистым душой. Далее шло "Лэ о Бисклавре". В нем персонаж оборачивался в волка, что называется, ради бандитского форсу, но все планы заканифолила жена, свистнув колдовскую одежду, позволявшую суженному превращаться в человека, и благополучно скрылась с любовником. Бисклавр оставался волком, пока в конце концов не нашел жену с любовником (а главное с его одеждой, наверное, даже не стираной), после чего съел их и вновь стал человеком. Следующее "Лэ о Мелионе" было очень схоже сюжетом. Муж превратился в волка после примерки подаренного ему колдовского кольца жены, и, пока он не съел любовника жены, не мог исцелиться. Последний роман "Артур и Горлагон" рассказывал о самовольно оборачивающемся мужике, которого раскрыла любопытная жена. Он не хотел больше принимать человеческое обличие, разочаровавшись в женщинах, и ушел в лес, где начал новую жизнь. Наконец его нашел король, и волк стал любимчиком. Монарх догадался, что Горлагон законспирированный человек и помог найти хорошую женщину, ради которой волк снова принял подобающее обличие.
Эти романы заняли еще час времени. На вопрос о мыслях, Александр лишь развел руками. Тогда профессор кивнул, и вновь принялся за книгу.
– Теперь с романами покончено, мы переходим к фактам. Начнем с интересной истории, произошедшей в 1148 году, в черте города Женева, где оборотень за один присест разорвал 30 человек, большую часть которых составляли мужчины...
Александр присвистнул.
– Хоть наелся, я надеюсь? – смешок вышел натужным. Разорвать тридцать средневековых человек, пусть даже и половина из которых были мужчины, – это не в холодильник за тортиком заглянуть. Тогда люди носили при себе оружие, и знали, как им пользоваться.
– Его не смогли поймать, как здесь пишут. Пришел и ушел.
– Но тогда каждый имел при себе нож или меч. Неужели никто не смог убить оборотня?
– Не буду говорить о том, что оборотня убивает лишь серебро, а кроме него только обсидиан может нанести не заживляемую рану, я приведу простую историю. Ты доверяешь римским хроникам?
– Не знаю, я не историк.
– А я доверяю, так как римляне были на удивление педантичны. В их хрониках говорится, когда Ганнибал переходил через Альпы, римское войско, сдерживающее его, было деморализовано следующим событием – через все войско, от края до края, промчался оборотень, убивая всех, кто подворачивался под руку. Его не смогли убить. Войско. Из края в край. Убивая обученных вооруженных мужиков, – историк чеканил каждое слово. – Это как тебе?
Александр побелел. Теперь он более отчетливо понимал возможности тех, с кем приходилось иметь дело.
– Читайте дальше, Анатолий Викентиевич.
– Хорошо.
Дальше шла своеобразная криминальная хроника средневековой Европы, а точнее раздел посвященный оборотням, их жертвам и процессам над теми, кого удалось поймать. Множество имен, фамилий, дат, краткого содержания допросов; названия деревень, городов, местечек и провинций. Александр конспектировал выборочно, и только самое интересное. Его интуиция ни разу не подала голос, молча игнорируя получаемую информацию.
– Но не все же были оборотнями. Некоторые истории вызывают лишь омерзение фанатичной верой инквизиторов, готовых видеть монстров в душевно больных людях, и, не имея возможности добраться до настоящего злодея, ловить всех кто под руку попался, – Свечкин нервно дернул головой.
– Ты прав. Я доподлинно знаю, что только лишь в одной Франции с 1520 по 1630 годы было сожжено, задушено, утоплено, четвертовано или обезглавлено свыше 30 тысяч человек, которых считали оборотнями. Как тебе такие цифры?
– Будь они все оборотнями, на Земле от такого количества тварей царил бы ад. Европа бы вымерла.
– Несомненно. Так что сам думай.
– Что дальше?
– Верования, легенды, мифы, суеверия. Сначала французский, потом русский текст. Мы уже перелистнули книгу за середину.
– Читайте.
Это был самый интересный раздел, хотя, как и все остальные, пока бесполезный. Например, Александр узнал, что оборотни есть даже среди индейцев. В племени навахо они считались очень даже уважаемыми людьми, колдунами, которых называли лимиккины. Он услышал, что финские оборотни носят название виронсуси, а в Австралии обитают самые жуткие и коварные твари, которым дали имя ирринджи. Они приходят в поселки перед пыльными бурями, когда никто не может спастись, укрываясь в домах от непогоды. Свечкин вопросительно посмотрел на профессора.
– Не веришь этим записям?
– Не знаю. Вы слышали ранее об ирринджи?
– Да. А так же из мировых масс-медиа доподлинно знаю, что иногда, когда пыльная буря выпадала на полнолуние, некоторые поселки по неизвестным причинам пустели. Люди говорили об инопланетянах.
– Волосатых и зубастых инопланетянах, – невесело пошутил Александр.
– Саша, на Земле есть очень жуткие места, по сравнению с которыми опустевшие австралийские поселки просто шуточки.
– Например?
– Например, болота Манчак в Луизиане. Знаешь где это?
– Да, штат в США. Новый Орлеан, фестиваль джаза.
– Недалеко от Нового Орлеана как раз и расположены эти болота. На них не селятся даже жрецы вуду, если тебе это о чем-то скажет. Туристы пропадают скопами, и ходят жутчайшие легенды об оборотнях. Я переписывался с одним местным, он мне скидывал аудиозапись воя. Волки там не водятся, да и не научились серые так выть.
– А у него, откуда запись?
– Он полицейский. Нашли недалеко от трупа, вернее от костей и скальпа какого-то туриста. Официально его приговорил аллигатор.
– Ну да, конечно. Воющий аллигатор.
– И я о том же. Читаем дальше.
Постепенно верования разных стран перешли в суеверия. Например, в Германии верили: чтобы оборотню избавиться от проклятья, нужно 9 лет не есть мяса. В Европе считалось, что оборотнем может стать рожденный в канун Рождества, употребивший в пищу волчье мясо или носивший волчью шкуру. Во Франции нельзя было пить из волчьего следа, в Мексике оборотнем мог стать седьмой ребенок в семье, а в Италии уснувший на ступеньках собственного дома в пятницу. И таких суеверий было великое множество.
Еще через полтора часа профессор закрыл книгу, долистав ее до конца.
– Вот и все, Саша. Ничего не надумал?
– Ничего. Посмотрю, может, пропустил что-то, – он начал медленно изучать конспект. – А, вот, нашел. Одно место в конспектах я отметил крестиком. Это слово перигей, а в пояснении написано "волчья луна". Встречается в тексте о колдовских обрядах оборотней, в европейских суевериях. Я не знаю, что это, хотел у вас спросить. Так, для общего развития.
– Перигей это момент, когда Луна наиболее близко подходит к Земле. Обусловлено эллипсовидной траекторией движения этого спутника. Довольно редкое явление. Бывает, если не ошибусь, раз в девять лет, в полнолуние.
– А когда ближайший? – Свечкин что-то нащупал, но пока еще сам не понял, что.
– Давай посмотрим, – профессор скрылся в кабинете.
Через минуту он появился немного озадаченный.
– Перигей завтра ночью, Саша. В двенадцать часов десять минут. А что за обряд? Не помнишь?
– Нет. Я не стал его записывать. Там столько их было... Как раз перед легендой о Ликаоне, но после перечисления способов стать оборотнем, если не ошибаюсь. Помню, что не отнесся серьезно, так как перед этим советовали всем желающим стать оборотнем носить волчью шкуру и спать в лесу. Бред какой-то.
– Может, и не бред, – Анатолий Викентиевич рассеянно листал книгу. – Так. Ага, вот оно.
Он замолчал, вчитываясь, но через несколько секунд ошарашено поднял глаза на Свечкина. Он молчал некоторое время, раздумывая, и наконец изрек:
– Саша, тут написан обряд кровного родства оборотней. А последующая легенда добавляет некоторые черты к осмыслению обряда. Если объединить обряд с легендой, оборотни навсегда останутся в своем обличии зверей. Ты понимаешь, что это значит?
– Прочитайте вслух.
– Долго. Я своими словами. Здесь написано, что сущность оборотней пошла от греческого царя Ликаона, который накормил Зевса человеческим мясом.
– Я помню эту легенду. Зевс проклял Ликаона, и он стал первым оборотнем с неуемной жаждой крови и мяса в дни полнолуния.
– Дальше написано, будто проклятие передалось и его детям. Сказано, что убивший Ликаона, или его потомка, будет проклят навечно, без возможности обрести человеческий облик. Видимо затем, чтобы чудовища жили как можно дольше, мучаясь, но при том их не трогали. Теперь обряд. Перигей – волчья луна, час, когда все оборотни связаны на астральном уровне как один организм, и значит, если потомок Ликаона будет убит оборотнем в час перигея, проклятие падет на всех, как пало бы на одного. Все оборотни, Саша, лишатся человеческого обличия. Как же мы сразу не догадались? Ведь стоило всего-навсего связать дату ближайшего перигея и предание.
– Значит, они нашли потомка?
– Получается так, если верить твоему сну, указавшему на книгу.
– Но зачем это им?
– Ты мыслишь не теми критериями. Для них это свобода. Представь себе, что раз в месяц ты становишься всесильным. Быстрым, могучим, бесстрашным. Тебе все по плечу. А в остальные дни ты как все, серость. Ты должен ходить на работу, подчиняться начальнику-дураку и скалить зубы в вынужденной улыбке, когда тебя поливают грязью на планерке. И как тебя это гнетет! Ведь ты знаешь, что можешь этому начальнику голыми руками оторвать голову, но тебе нельзя – ты раскроешься. Тебя убьют. Истребят всех твоих соплеменников, которые, так же как и ты уязвимы в человеческой оболочке. Но, свершилось, вот он выход – приняв обличие зверя, все моментально станут неуязвимы, и отныне не нужно будет скрываться, подчиняться, терпеть. Мир погрязнет в крови.
Свечкин не сразу подавил дрожь в голосе. Он прекрасно понимал, что может наделать даже один такой зверь с неуемной жаждой, уязвимый лишь для серебра.
– Если завтра перигей, и моя интуиция не обманывает, сны привели меня к этой книге вовремя. Значит, все готово к обрядовому убийству. Получается так?
– Получается так.
– А что им на протяжении всех веков мешало совершить это? – Свечкин задумался.
Профессор погрузился в раздумья, а потом произнес, подняв на Свечкина глаза.
– Я знаю, что. За последние три года не было зафиксировано ни одного нападения, которое могли бы отнести к оборотням. Ни одного по всему миру.
– Они прекратили питаться? – его недоверчивый взгляд скользнул по профессору.
– Нет, не прекратили. Это означает лишь одно – они стали настолько разумны, что научились не оставлять следов. Научились оставаться в сознании, не поддаваясь жажде, контролируя ситуацию.
– Как?
– Я думаю, необходимая мутация, какие в природе не редкость. В первую очередь они звери, нечисть, но не нежить; живые организмы, способные приспосабливаться. Ведь мутировал же хамелеон, став лучшим в искусстве маскировки. Так почему не могут оборотни из поколения в поколение становиться более разумными?
– А как же новоиспеченные?
– Я давно уже думал над этим. Мне кажется, новоиспеченных нет. Только потомственные. Если и есть, их убивают. Новоиспеченный оборотень – это первичная мутация, бесконтрольный зверь в чистом виде, который может наломать дров и раскрыть людям теневую сторону мира, само наличие вервольфов. Опять начнутся охоты на оборотней, и если их не будут сжигать на площадях, то уж убивать по тихой грусти примутся всенепременно.
– Да. Стоит хотя бы одному из них попасть в кадр, как уже через сутки, с помощью интернета об этом узнает весь мир.
– Об этом я и говорю.
– Анатолий Викентиевич, давайте думать, что нам со всем этим делать. До перигея сутки, времени в обрез.
– Есть предложения?
– Можно обдумать. Как говорили в старых военных фильмах: "по законам военного времени...". Главный вопрос, сможем ли мы убить оборотней?
– Сможем, если будем действовать серебром. В любом виде оно для них смертельно.
– Предположим, мы сможем даже раздобыть нечто подходящее, правда, не знаю где. Но вдвоем против толпы оборотней – это чистое самоубийство.
– Арсений поможет. Мой племянник не из робкого десятка.
– Хорошо, втроем. Все равно это самоубийство.
– Но если мы не рискнем, мир погрязнет...
– Да все я знаю, Анатолий Викентиевич, и не спорю. Я очень долго воевал, чтобы бояться умереть, – он улыбнулся, подумав, что теперь-то наверняка знает, что не сгинет в небытие. Улыбка вышла грустной. – Но наша цель не умереть, а обезвредить угрозу. Самое простое было бы снять потомка Ликаона со снайперской винтовки. Но есть ряд проблем. Первое – мы не знаем место сбора. Второе – количество охраны и наличие вражеской разведки в окрестностях базы. Нарваться на засаду равносильно провалу. Склоняюсь к тому, что база за чертой центра. Скопление людей привлекает внимание, а им внимание не нужно. Предполагаю, их ячейка не малочисленна, потому как для поддержания ее жизнедеятельности необходима четкая организация и охрана, снабжение, отслеживание предполагаемых жертв. Опять же, работа с документами по ритуалам и легендам, посыл в разведку студента... Но могу ошибиться, и тогда вариант с городом более подходящий... У меня сейчас мозг закипит от этих домыслов.
– Языка бы... – профессор мыслил совсем не как ученый.
– Язык штука хорошая. Но на примете лишь студент, а его исчезновение после визита к вам – провал. Нас могут убить раньше времени, а могут и точку сбора переменить. Так мы точно ничего не добьемся.
– Снять со снайперки... Интересно. Но ведь потомок Ликаона тоже оборотень, ты не отличишь его от других.
– Я не думаю, что он будет рад жертвоприношению, так что он должен быть в кандалах или нечто вроде того.
– Не факт. Он может добровольно отдать себя на растерзание. Может, он фанатик.
– Вариант. Да, может... Тогда нужно ликвидировать всех, кто внутри. Вообще всех.
– А если их штук сто? Сто обернувшихся вервольфов. Ты представь себе. Тут армия нужна. Минимум человек пятьсот с железными яйцами.
– Будь это люди, мне был бы нужен всего взвод с автоматами. И то, чтобы периметр оцепить. Я и в одиночку с пулеметом управился. Но где достать дюжину автоматов с серебряными пулями? И еще отчаянных парней к ним?
– Что это вы без меня затеяли, мужчины?
Марья появилась неожиданно, из-за угла, скрывающего кухню. Профессор потерял дар речи, а Александр поперхнулся чаем, но тут же искренне улыбнулся, вставая навстречу.
– Анатолий Викентиевич, это... – он не мог подобрать слова. – Это Марья.
– А как? Откуда? Я лично проверял, что закрыл дверь. Тем более вы пришли из кухни, – он хлопал глазами. – Кто вы?
Александр глядя на Марью, развел руками, мол, я помогать тебе не буду.
Она очаровательно улыбнулась.
– Анатолий Викентиевич, а не поздновато ли вам об этом думать? В вашем-то возрасте, – девушка хихикнула, а профессор покраснел как мальчишка. – Да и Саша ревновать будет.
– Простите, – он опустил глаза. – Но вы не ответили на мой вопрос. Вы читаете мысли? – новый поток удивления.
Свечкин никак не отреагировал, прекрасно понимая, какие эмоции во всех без исключения мужчинах будит Марья.
Марья вальяжно прошлась по комнате, подошла к книжному шкафу и выудила оттуда книгу по славянской мифологии. Коротко перелистав, она нашла нужное место и молча протянула профессору.
– Лучше сами прочитайте, я не люблю рассказывать кому-то о себе.
Профессор лишь взглянул на название главы и тут же посмотрел на Марью. Его лицо посерело от страха. Свечкин заглянул через плечо профессора, и увидел точно такое же изображение, как и на своем медальоне.
– Как художник так четко передал черты лица? – Анатолий Викентиевич был поражен, сравнивая иллюстрацию с оригиналом.
– Все хотят жить, – Марья пожала плечами, двигаясь вдоль полок с книгами все той же легкой плавной походкой и читая названия. – Один голландский художник выторговал десять лет жизни в обмен на этот портрет. Но он так сильно и безответно влюбился в меня, что, измучившись, решил повеситься на городском мосту. Веревка оборвалась, он упал в канал. Мог бы выплыть, да не захотел. А потом картина стала бродить по миру, и, кто был наделен знаниями, понимал, кого изобразил голландец.
Она остановилась и обернулась к Свечкину.
– Саша, что ты затеял? Я чувствую опасность.
– Да тут проблема с оборотнями возникла, – он вкратце обрисовал всю ситуацию. – Ты понимаешь, что будет, если они выполнят ритуал?
– Я устану серпом махать, – девушка пожала плечами. – Мне до этого нет дела, Саша. Ты же знаешь, кто я, и какая я, – она выделила последнюю фразу. – Я создана бессердечной. Прости.
– Но ты...
– Для тебя – да. Ты – исключение, – она прочитала в мыслях, что хотел сказать мужчина. Марья обернулась к профессору – Если ты еще раз подумаешь, что это похоже на семейную ссору, я тебе горло порву.
Свечкин рассмеялся, профессор ошарашено закурил.
– А ведь он прав, похоже. Я не настаиваю. Просто я не ты, я не могу все на тормозах спустить. Твоя помощь была бы бесценна. Без нее я отправлюсь в твои чертоги раньше, чем надо.
Марья моментально остыла.
– Что мне с тобой делать? – вопрос был риторическим. – Ладно, мне нужно подумать.
Марья устроилась на диване, и сосредоточенно нахмурилась. Свечкин подсел к ней, а профессор, повинуясь его знаку, вышел на кухню, где загремел посудой.
– Любимая, – Александр взял ее за руку. – У меня есть идея, но тебе она не понравится.
– Ты меня впервые так назвал, Саша, – она нежно пригладила его волосы. – Говори, я сама решу, что мне нравится, а что нет.
– Убийства, когда выпита кровь, дело рук Люта. Я уверен. Те же убийства в прошлом, совершал оборотень, которого ты убила со всеми остальными. Все встало на свои места, стоило мне лишь размыслить.
– Почему уверен? Я про настоящее время.
– Оборотни так аккуратно не работают, да и жертва не видела своего убийцу. А Лют обычному человеку невидим. Все сходится, вплоть до шерсти на телах.
– Зачем ему убивать? – в ее глазах был интерес.
– Может, жертвы были оборотнями, ты говорила, как он их ненавидит, и охотится на них. Может, это были люди, которые помогают вервольфам... Но это дело его зубов.
– Хорошо. Я знаю, к чему ты клонишь. Ты хочешь его подключить?
– Да. Я знаю, ты его ненавидишь...
– Это он меня ненавидит, я к нему равнодушна. Мне все равно. Хочешь – подключай, но я в твоих переговорах участвовать не буду. Даже если меня саму убивать будут, я никогда его ни о чем не попрошу. Понял меня?
– Да. Но как я на него выйду?
– Я могу его хоть сейчас вызвать, но так как сталкиваться с ним не хочу, тебе придется совершить определенный обряд. Конспектировать будешь, или так запомнишь? Все серьезно. Если что-то напутаешь, умрешь быстро и очень болезненно.
– Запишу.
9. Вызов
Ночь была ясная и звездная, холодный ветер гулял по кронам деревьев, а почти полная луна сияла с небес ледяным синеватым фонариком в руках царицы тьмы. Старое городское кладбище было запущенным и заросшим, настолько, что казалось нетронутым куском первозданного леса среди городской застройки. Тишина стояла невыносимая, и лишь скрип веток разбавлял ее, добавляя зловещие краски. Александр шел по центральной аллее, любуясь разнообразными по форме и стилям склепами некогда благородных семейств города, которых безжалостно раздавила колесница революции, унизила, обесчестила и похоронила. Как раз об этом и думал Свечкин, то и дело задирая голову и рассматривая исполинские дубы, вязы и платаны, не тронутые рукой человека и потому растущие в буйстве природы. Они и днем дарили непроницаемую тень, увитые лианами и хмелем, причудливо изогнув мшистые стволы и растопырив ветви, а теперь, ночью, под сенью их крон был непроглядный мрак, изредка прерываемый пучками лунного света, чудом пробившегося сквозь зеленый купол. Пучки этого света вырывали из черной патоки тьмы белые облупившиеся стены склепов, гранитные надтреснутые плиты надгробий и чугунные кованые кресты, кое-где покосившиеся и грозившие упасть. Как ни удивлялся Александр, но призраков было совсем немного. Он не знал заранее, увидит ли их своим новым экстрасенсорным зрением, но предвкушал, что если они будут видимы, кладбище должно быть просто перенаселено неприкаянными душами. И тут такое разочарование! Вот и верь фильмам и книгам, с детства втолковывающим о страшных тайнах старых кладбищ и полчищах кровожадных привидений. Видимо, даже привидения не хотели обитать в этом унылом и покинутом Богом месте.
Его внимание привлекла фигура старика, склонившегося перед тремя черными чугунными резными крестами, ровесниками росших над могилами двух вековых дубов, чьи корни клубками выступали между вылизанными дождями серыми мраморными плитами надгробий. Александр остановился, а старик обернулся, словно почувствовав взгляд. Он распрямился, и неспешно поплыл над могилами в сторону Свечкина.
– Доброй ночи, – Александр поздоровался, дождавшись, когда душа окажется в метре от него, застыв и изучая пришельца из мира живых. Он не знал, уместно ли здороваться, и услышат ли его, но любопытство съедало изнутри. Когда впервые выпала возможность пообщаться с призраком, какой человек откажется от этого?
Призрак кивнул, но не проронил ни слова. Что ж, он хотя бы слышал Свечкина, контакт можно было считать налаженным.
– Твоя семья? – Саша показал рукой в направлении крестов.
Призрак опять кивнул.
– Ты не разговариваешь?
– Разучился почти, – голос призрака звучал словно через вату, настолько был глух. Свечкин не мог разобраться, слышал ли он ответ ушами, или же слова прозвучали у него в голове.
– Ты тоже там лежишь?
– Нет. Меня расстреляли и закопали в подвале моего же дома, когда город взяли красные.
– А они? – Александр опять кивнул на кресты.
– Жена и две моих дочки. Их забрали в казармы и насиловали двое суток. Потом удавили и выкинули на улицу.
Свечкин промолчал. Он не знал, что сказать. Пауза затянулась.
– Ты не можешь успокоиться. Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Нет. Я не хочу успокоения.
– Но ты же увидишься с ними там... – он посмотрел на небо.
– Я не смог ничего сделать, я испугался. Пусть все будет так, как есть. Я это заслужил, – призрак кивнул и удалился.
Александр долго искал подходящее для ритуала место, когда, наконец, заметил слева от дорожки пятачок земли, не более трех метров в диаметре, свободный от могил и надгробий. Первым делом он отсыпал смесью мела и соли на земле идеальный круг, в нем два пересекающихся треугольника, и начертал необходимые символы на вершинах. Он встал в центр, зажег спирально переплетенные свечи и подпалил от них клочок волчьей шерсти, которую ему вручила вместе со своим напутствием Марья. Стоя в центре круга, он читал заклинание, и слова вызова лились незнакомыми звуками стародавнего, чистейшего русского языка, не измененного приобретенными позднее иностранными заимствованиями. Сначала ничего не происходило, но буквально через минуту после окончания вызова, послышался отдаленный шорох, который нарастал, и слышался все отчетливее. Трещали, ломаемые множеством лап хворостинки, приминалась трава, шуршала прошлогодняя не сопревшая листва, отчетливо слышалось утробное рычание. Подул резкий ветер, на облик луны нашло облако, и мир погрузился во тьму. Освещающие круг свечи на секунду потеряли яркость своего огня, как будто их закрыло тенью. Пламя несколько раз трепыхнулось, словно горел не воск, а зажигалка, у которой заканчивается газ, и вдруг разгорелось ярче прежнего, точно факел. Пламя осветило склоненные головы многих десятков собак, прибежавших на вызов Александра. Это было чистейшее волшебство: ничего не было, миг, вспышка пламени, и они уже тут, опустив в грозном предупреждении хвосты, и часто дыша от скорого бега.
Свечкин затаил дыхание, ему было чертовски страшно, да так, что взмокла спина. Марья его строго предупредила на счет ошибок, – сбиться при чтении, нарушить круг, начертать неправильно символы, или, главное, посмотреть любой из собак в глаза. Цена промаха была одна – его съедят заживо, спасения не будет. Переведя дух, он произнес главную фразу, которая прозвучала на удивление властно и спокойно:
– Именем самого, приведите мне Люта.
Собаки синхронно подняли головы, их глаза недобро зажглись, и на Свечкина уставились сотни пылающих угольков. Тут же они бросились врассыпную, и через мгновение окружавшее пятачок пространство опустело. А Свечкин принялся ждать. Ждать пришлось довольно долго, по его ощущениям около часа. Все это мучительное время он не двигался, лишь менял центр тяжести с одной ноги на другую. Ни сидеть, ни тем более выходить из круга было нельзя. Нестерпимо хотелось курить.
Когда раздался знакомый шорох, Свечкин перевел дух, и подумал, что, к счастью живет не в Москве, где пришлось бы ждать намного дольше. Лишь появились собаки, он тут же различил знакомую фигуру огромного угольного волка, который бежал в плотном кольце конвоиров. Что его сдерживало, и почему он повиновался, когда мог либо исчезнуть, либо перебить провожатых, для Александра было загадкой. Он знал только одно – вызов сработал.