Текст книги "Союз обворованных"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

Глава 28
Ныне покойные

Пятого февраля в 18.00 полковник Кучумов слушал ежевечерний доклад по ограблению на Хазарской. Начальник угрозыска подполковник Пуляев Сергей Васильевич коротко доложил о выполненных городскими и областными органами следственных действиях за отчетные сутки (действий было, как полагается, на восемь страниц, успехов же – кот наплакал). Завершил свое сообщение Пуляев упоминанием, что установлены личности убитых и пострадавших.

Кучумов прикусил губу, поморщился – все-таки приходится выполнять команды Слона. Хотя, с другой стороны, это ведь очевидный шаг следствия…

– Давайте послушаем.

Пуляев повернул голову:

– Трофимыч, давай ты, у тебя ведь все в голове.

Капитан Казьмин раскрыл старомодную потертую кожаную папку на кнопках, вытащил аккуратно сколотые листки, встал.

– Сиди, Илья Трофимыч, – буркнул Кучумов.

Казьмин снова сел, отодвинул листки на вытянутой руке:

– Сперва убитые. Горбыль Юрий Николаевич, сержант милиции. Год рождения семидесятый, женат, двое детей. В Столичный райотдел пришел после армии, образование среднее. По службе характеризуется хорошо, имел поощрения.

– У нас все характеризуются хорошо, до самого осуждения, – проворчал Кучумов. Это в нем душа кипела, злился на Слона, срывал злость на своих. По твоим каналам, Трофимыч, сигналов на него не было?

– Никак нет, товарищ полковник.

– Ну допустим. Дежурил он в очередь?

– Нет, подменял товарища.

– Внезапно? – насторожился полковник.

– Нет, это уже второе дежурство у него сдвинутое. Сменщик его, младший сержант Глянцев, лежит в больнице. Дифтерия.

– Дожили, а?! Милиция дифтерией болеет! – Дмитрий Николаевич ткнул кнопку интеркома. – Лидия Макаровна, немедленно ко мне майора Пантюхо!.. Продолжай пока, Илья Трофимыч.

– Кравцов Юрий Витальевич, семьдесят первого года, охранник из агентства «Баярд». Холост, жил с родителями на Черногузовке, в частном секторе.

– Это тот, которого на лестнице застрелили?

– Да. Успел перед смертью два раза выстрелить из табельного пистолета Макарова. Пули еле нашли, в штукатурке под потолком. Наверное, уже раненный стрелял.

– Что по нему есть?

– До армии были приводы. По Кагановскому райотделу…

– А почему по Кагановскому, а не по Столичному?

– А он на восточном краю Черногузовки жил, уже за Водобудом. Пасечная, 28.

– И что за приводы?

– Два раза – драки на дискотеках, один раз – хулиганские действия против соседа по улице. Тот подал в суд, потом остыл, то ли родители упросили, забрал заявление. А парня тут же под осенний призыв в армию отправили. Служил в ВДВ, в Забайкалье. Вернулся вроде бы человеком, место сразу не мог найти, прирабатывал грузчиком на Цыганском рынке, потом друзья устроили в агентство.

– С рынка за ним ничего не может тянуться?

– Пока неясно.

– Почему он оказался на лестнице, а не на посту?

– Неизвестно. Да мало ли, мог по нужде отойти или к секретарше знакомой заглянуть.

– Это у них такая дисциплина в агентстве?

– Разрешается, если предупредил напарника.

– А он предупредил?

– Напарник пока говорить не может, это тот, что вместе с Горбылем был в менке… А мог оказаться на лестнице, отступая от бандитов…

В дверь постучали, на пороге возник майор Пантюхо в сапогах и фуражке, с ладонью у козырька:

– Товарищ полковник, по вашему приказанию…

– Слушай, майор, ты что думаешь, строевой отдел нужен, чтобы люди умели ходить строем?! Твоя обязанность – чтобы люди были в строю! Почему не все охвачены прививками от дифтерита?

– Так, товарищ полковник, это ж медчасть…

– Товарищ майор, приказываю: завтра же выявить всех уклонившихся от прививок, доставить в медчасть и лично проследить, чтоб всем уколы сделали. К исходу дня доложить о выполнении!

– Товарищ полковник, разрешите доложить, это ж их половина сляжет на три дня…

– Владлен Тимофеевич, пусть лучше сейчас на три дня, чем под выборы на месяц… А ты сам-то прошел вакцинацию?

– Мне не надо, я в детстве переболел.

– Да? И что, были осложнения?

– Не знаю, товарищ полковник, – растерянно отозвался Пантюхо. – Если надо, позвоню матери в Курск, спрошу…

– Да ладно, это я так. Можете идти.

Майор сделал поворот налево кругом, четко прищелкнув каблуками, и удалился.

Кучумов посмотрел вслед, покачал головой:

– Похоже, все-таки были осложнения… На чем мы там застряли?

– Говорили о погибшем охраннике Кравцове. Пока нет оснований подозревать, что это на него охотились. И, прямо скажем, если бы какие-то рыночные дела, то вряд ли стали бы маскировать под ограбление. Там все проще.

– Продолжай, Илья Трофимыч.

Казьмин перевел дух, продолжил – уже с другой интонацией:

– Мироненко Григорий Иванович, сорок шестого года, женат, имеет сына и внука. Юрист «Союза обворованных»… извиняюсь, «Союза защиты вкладчиков». Специалист по гражданскому праву. Две пули в грудь, одна в голову.

Кучумов поднял глаза, потом кивнул:

– Да, это наводит, мы с тобой уже говорили…

– С девяностого года активность у него шла по нарастающей. Имел даже свою юридическую консультацию. Основной вид деятельности – оформлял новые фирмы. С девяносто четвертого начал сбавлять обороты, доход консультации постоянно снижается. Около месяца назад уступил свой пай младшему компаньону – есть там у него такая Огиенко Наталья Васильевна, шестьдесят третьего года, – а сам перешел в «Союз обворованных». Наталка эта говорит, все вздыхал, жаловался на здоровье, мол, не хватает уже энергии бегать, а в «Союзе» работа поспокойнее и дело благородное, честным людям помогать, а не жуликам-бизнесменам.

– Сколько, говоришь, ему лет было?

– Пятьдесят отметил осенью.

– Рановато что-то на покой потянуло, а? Ты в его старых делах не покопался?

– Воропаев занимается.

Старший лейтенант Костик Воропаев, очень толковый сыскарь, молодой, но въедливый и основательный, был членом спецбригады, которую Казьмин создал по указанию Кучумова для работы по Слону.

– И что говорит Воропаев?

– Пока ещё ничего конкретного, но что-то у него складывается впечатление, будто не все старые материалы на месте.

– Что значит – впечатление? Там что, учета нет?

– Учет, говорит, в порядке, бумажка к бумажке, но вот в компьютере, на жестком диске, много дырок. Занятые блоки идут-идут, потом вдруг пустое место, потом снова занятые.

– И что это значит?

– Такое бывает, когда стирают какие-то записи, а машина ещё не успела на их место занести новые.

Пуляев слушал, чуть приоткрыв рот, Кучумов более сдержанно, но тоже с заметным удивлением.

– Ну ты даешь, Трофимыч! Не отстаешь, значит, от века?

– Да где мне! – вздохнул Казьмин. – Это Воропаев так говорит, их в институте учили.

Положим, Илья Трофимович скромничал. После первого же столкновения с компьютерами в реальном деле он регулярно захаживал в ВЦ и приставал к специалистам с дотошными вопросами. Хочешь не хочешь, а приходится. Не тот преступник пошел, теперь мало в финках и фомках разбираться.

– Твое резюме?

– Надо глубже копать. Если принять, что ограбление – только прикрытие, а целью был кто-то из погибших, то юрист на эту роль куда больше подходит, чем сержант или охранник из агентства.

– А остальные пострадавшие?

– Остальных всего один, и тот налетчик. А раненые не в счет, была б за кем-то из них охота, добили бы, как Мироненко.

Пуляев согласно кивнул, да Кучумов и сам понимал.

– Ладно, давай коротенько о налетчике и о раненых.

Казьмин перевернул пару страничек.

– Личность убитого налетчика пока не установлена. Хотя пальчики знакомые, проходили по взломам ларьков на железнодорожных станциях линии Север-Юг. В основном на обязательных остановочных пунктах электричек.

– Вот так нагло работал, даже без перчаток?

– Пальцы интересные, папиллярные линии кислотой сведены.

– Это что ж такое за ним тянется, что пальцы протравил? – задал риторический вопрос полковник.

– Да может ничего и не тянется, – вздохнул Пуляев. – Может, он гальваник или аккумуляторщик и работает неряшливо, вот пальцы и потравлены…

– Возраст – лет двадцать пять, – продолжал Казьмин, – рост метр девяносто три, вес девяносто восемь, шрам от аппендицита. Волосы темные, глаза серые. Три пули 5,45 из «калашникова». В спине.

– Это тот, что стоял в дверях зала?

– Да. Пули из автомата сержанта Горбыля. Такими же пулями убит юрист Мироненко. – Казьмин сделал короткую паузу и добавил: – А также охранник Кравцов.

Кучумов дернулся:

– И вы только теперь докладываете?! Это вам что, театр, драматические эффекты устраивать?!

Вмешался Пуляев:

– Задержала баллистическая экспертиза. Материала-то много, значительная часть пуль деформирована, стволы все одинаковые.

– Дайте-ка схему места преступления.

Казьмин развернул сложенную вчетверо схему. Пусть посмотрит. Полковник не дурак, и так уже все сообразил, но хочет перепровериться.

Кучумов повернул схему к себе, встал, оперся руками на стол.

– Все правильно. С некоторой натяжкой можно допустить, что Горбыль выпустил вот с этого места у дверей ювелирного магазина очереди, которые прошли по прямой через две открытые двери, менки и зала «Союза обворованных». Но уж никак он не мог зацепить Кравцова на лестнице…

– Так точно, товарищ полковник, – согласился Казьмин. – В Кравцова стреляли вот отсюда, из коридора против дверей в менку, или от стола охранника.

– Выходит, кто-то подобрал автомат Горбыля – а зачем? Чтобы стрелять в Кравцова?

– Можно было бы допустить, – Пуляев скептически сощурил левой глаз, что налетчики хотели заодно с добычей унести и автомат, лишний ствол не помешает, но только автомат остался возле тела сержанта. Значит, его положили…

– Бросили, – поправил Казьмин. – Там характерная забоина на линолеуме.

– Бросили, – согласился Пуляев, – после того, как стреляли в Кравцова. Неужели хотели нас убедить, что это сержант его убил?

Конечно, Сергей Васильевич ни капли не верил в такое предположение. Он просто рассуждал вслух, чтобы Первый прошел по всей логической цепочке. И Кучумов его не подвел.

– Нет, конечно, – сказал полковник. – Нас хотели убедить, что сержант стрелял в зал «Союза».

– Да и то особенно не старались, – буркнул сердито Казьмин. – Гляньте, как легли пули…

Он тоже встал, оперся на стол и начал показывать пальцем на схеме:

– Виден четкий веер, и очень легко установить, что стреляли из коридора между «Союзом» и менкой, примерно вот с этой точки, за полметра от дверей менки.

Снова сел, взял свои записи:

– Начинаю с левой от входа стороны. Четвертый ряд, если считать от лекторского возвышения, крайнее место у центрального прохода. Женщина тридцати восьми лет, Фещенко Тамара Сергеевна. Пуля разорвала сапог, чиркнула по лодыжке, другая пробила стоявшую на полу сумку. Ранение легкое, поверхностное. Прямо перед ней ранен в правую ягодицу мужчина постарше, сорокового года, Куцай Иван Семенович. Во втором ряду, тоже на крайнем месте, серьезно пострадал Кашуба Максим Романович. Двадцать шесть лет парню, а ему правый локоть разнесло. Врачи руку сохранить обещают, но говорят – сгибаться не будет. В первом ряду пробило норковую шапку молодой женщине, Хочалава Анастасия Петровна. Голову не задело. А дальше – две пули в груди лектора Мироненко. Опять же показуха: вроде естественный веер, повело ствол вверх и вправо, но в лектора пули посажены рядышком, пять сантиметров одна от другой. Придержал оружие.

– Значит, нет сомнений?

– Да как сказать… – шевельнул бровью Пуляев. – Илья Трофимыч твердо убежден, а я так считаю, надо все варианты проверить.

Кучумов начал складывать бумаги на столе.

– Проверить, конечно, надо все. Но меня, думаю, майор Казьмин убедил.

Пуляев заулыбался, Казьмин поднял глаза, но промолчал.

– Майор, майор, – повторил Кучумов. – Ты что думал, Трофимыч, дотянешь до предельного возраста и на покой? А вот хрен тебе, поработаешь еще. Утром приказ из столицы пришел.

Он подошел к шкафу, вытащил из-за папок бутылку коньяка «Коктебель» и три стопки.

– Давайте, мужики, по капельке за такое дело.

– Да что ж вы, Дмитрий Николаич, это с меня причитается, – проговорил Казьмин. – Вот раскрутим это дело – и гуднем как положено.

– А одно другого не исключает. Только дело ещё раскрутить надо…

* * *

Домашний телефон Кучумова мягко зазвенел уже после десяти вечера.

– Чем порадуете, Дмитрий Николаевич? – поинтересовался любезнейшим тоном голос в трубке.

– Да уж не знаю, Борис Олегович, порадую или огорчу. Похоже, ограбление на Хазарской – действительно инсценировка, а целью был ваш юрист. Это не догадки, наука баллистика так говорит, практически на сто процентов… Что он у вас мог такого знать или сделать?

– У нас? У нас он ещё ничего не успел сделать.

– Ну, тогда стрельба эта тянется из каких-то прежних дел.

– Но не началась до тех пор, пока Мироненко не пришел к нам в «Союз»!

– Так вы же сами себе противоречите…

Голос Дубова утратил любезность:

– Полагаете, корни в прошлом? Что ж, вот и займитесь его прошлым, вам и карты в руки.

– Займемся, – вздохнул Кучумов, – куда мы денемся. А вы там у себя поищите в настоящем…

Глава 29
…как слон после купания

Слон перезвонил только вечером. Аська извелась. Не думаю, чтобы ей не терпелось похвастаться успехами, а тем более – выслужиться перед хозяином. Скорее уж она хотела немедленно натравить одного гада на другого. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление. Я до определенной степени её желания разделял. Не то чтобы я и сейчас оставался таким пуританином, как в ранней юности, когда мне активно, до гадливости, не нравились лица, невоздержанные сексуально и алкогольно, – жизнь отучила, но все-таки, как говорится, восемь – это слишком сладко. Тем более для потенциального губернатора несчастной родной области. Или любой другой.

В общем, мне тоже полегчало, когда раздался звонок. На фоне мобилизующей на трудовые свершения музыкальной заставки программы «Время». После такой музыки особенно уместно звучат сообщения об очередном заказном убийстве, авиакатастрофе и террористическом акте в Чечне.

– Приветствую, Вадим Андреич! Как доложил автоистец, вы меня искали…

Автоистец? Господин Дубов каламбурить изволят. Ну что ж, шуточка вполне в духе моей юридической профессии: автоответчик, автоистец, то-се…

– Да, Борис Олегович. Есть новости относительно… вашего контрагента. По последнему заказу.

– Вот как? Слушаю с нетерпением.

Ага. А может быть, и не один ты слушаешь с нетерпением.

– Да, понимаете, материал скорее зрительного ряда.

– Гм… Вы с Анной Георгиевной уже отужинали? А то заглянули бы, заодно и о делах двумя словами перебросимся.

– Анна Георгиевна у меня сегодня усталая, помотаться пришлось, нас, сами знаете, ноги кормят, а я бы мог заскочить на полчаса…

И опять я себя поймал на том, что перестраиваюсь в тон собеседнику: уже заговорил длинными фразами и с похожей интонацией. Впрочем, вряд ли Слона удивляет, когда собеседник поет ему в тон…

– Одну минуту… – Отдалившийся голос в трубке приказал: «Анатолий, немедля выслать машину из офиса в АСДИК!» Потом снова громко: – Что ж, Вадим Андреич, раз ваша любезность простирается так далеко – милости просим. Машина будет у ваших дверей через семь минут.

Когда я спустился во двор, машина меня уже ждала, но не привычный белый «опель-рекорд», а «джип-чероки» с широченными колесами. Правильно, по сегодняшней дороге четыре ведущих надежнее. Зато водитель был привычный, не то Саша-Е, не то Паша-Е. Они, в общем-то, не совсем одинаковые, я уже засек различия, осталось только идентифицировать: установить, какому имени какая примета принадлежит.

В дверях меня встретил, как обычно, Анатолий, дубовский домашний амбал на посылках, затем последовало тоже обычное явление Слона народу, сошествие по лестнице с балясинами. Только был он сегодня не в спортивном костюме, а в куртке с бранденбурами – антик, позапрошлый век, даже моль состарилась вместе с сукном.

– Так чем порадуете, Вадим Андреич?

Я раскрыл папку и выложил на стол «голема», подправленного усилиями Толи Ливанова. Лабух от ветеринарии, даром что очкарик, оказался чрезвычайно наблюдателен. Женолюбивый Гарик был точь-в-точь, как на телеэкране.

– Знакомо ли вам это лицо, Борис Олегович?

– Гораздо более, чем хотелось бы, смею заверить. Господин Лаврентьев, кандидат от «зеленых», если не ошибаюсь?

– И мы так думаем, если не ошибаемся. А вот это… – я выложил рядочком изображения пяти женщин, – …дамы, которых он время от времени водит в клуб «Комфорт». Поочередно. Из них по крайней мере вот эти двое его любовницы. Есть основания подозревать, что остальные тоже.

– Прэле-естно! – протянул Слон с очень знакомой интонацией.

Я вспомнил, хоть и не сразу: так говорил Гафт в фильме «На всю оставшуюся жизнь». Вдруг мне стукнуло в голову, что Слон весь такой слепленный из чужих словечек, фраз, поз, интонаций и гримас. Даже его латинские цитатки теперь у меня ассоциировались с профессором Выбегаллой из Стругацких. А каков же ты на самом деле, господин Слон, «о натюрэль», извините за выражение?..

А Дубов продолжал восхищаться:

– Кто бы мог подумать! Титан! Жэрэбец!.. Эту бы энергию да в мирных целях! Знаете, Вадим Андреич, Клаузевиц говаривал: «Половую энергию солдат надо уметь направлять в служебное русло»… Ай да кандидат! То-то губернатор из него получится, глядишь, ещё право первой ночи возродит в нашем феоде!.. Помилуйте, когда же у него время остается свой макулатурный завод строить?

– Ну, думаю, не он один кладет кирпичи и замешивает раствор, пробормотал я.

– Но давайте же поинтересуемся и прекрасной половиной сего адюльтера, всеми пятью половинами…

Слон не без трепета в пальчиках принялся перебирать картинки.

– А что, недурны, совсем недурны! И кем же представлен сей цветник?

Я извлек из папки Асину добычу.

– Под номером первым числится у нас Вера Игнатьевна Дик(я. Далее идет Екатерина Юрьевна Мирошниченко, затем Ираида Николаевна Безвесильная, Карина Романовна Каримова и, наконец, Наталья Викторовна Зубко. Надо отметить, что господин Лаврентьев не склонен к дискриминации, в его цветнике цветут все цветы – и беленькие, и черненькие, и восточного типа, и сугубо славянского, и даже нордического, – я указал на Ираиду. Думаю, именно у нее, по меткому замечанию Катиной бабушки, шубка на заднице лопалась.

– И всех он, значит, выводит в свет?

– Именно что в свет. «Комфорт» – заведение эксклюзивное, для элиты, малиновых пиджаков там не водится. Хорошая кухня, изысканная музыка, даже библиотека. Впрочем, вам это, полагаю, прекрасно известно.

Слон шевельнул бровью:

– Да так, понаслышке. Хотя, пожалуй, стоило бы поинтересоваться… Но, полагаю, господин Лаврентьев не ограничивает свое общение с этими красавицами библиотекой?

Я хмыкнул:

– Ну, мы, как говорится, свечку им не держали, но вот эти две девицы, – я снова показал Катю и Карину, – не скрывали, что проводят с ним время в постели и получают, опять же как говорится, приличное вознаграждение. Забавно, что их паевое участие обеим известно и друг дружку они воспринимают спокойно и доброжелательно.

– O tempora, o mores, – вздохнул по-латыни Борис Олегович. – И этот экземпляр со всех экранов радеет об «экологической чистоте ячейки общества», во всех рекламных роликах красуется в кругу семьи! Представляю, как набросятся господа журналисты на столь пикантную информацию!

Я честно возразил:

– Положим, набрасываться пока не на что. Наши данные получены путями неофициальными и ни в каком суде не будут доказательными.

Слон успокоительно похлопал меня по руке:

– Какой суд?! Мы что, хотим предоставить его обделенной ласками супруге основание для развода? А журналистам доказательства не нужны, им только дай повод облить кого-нибудь грязью…

Я возразил:

– Он тут же подаст в суд за диффамацию и начнет на всех углах вопить: «А кому выгодно опорочить кандидата от „зеленых“, от единственной партии, которая борется не за власть, а за жизнь и здоровье людей?! Кому власть и доступ к кормушке нужнее, чем человеческие жизни?!»

Слон усмехнулся:

– Не думаю, что дойдет до суда, такой процесс – палка о двух концах. Тем более, что у этого Кобелино рыльце в пушку. Но вы правы в главном: свой конец палки нам готовить следует. И это уже наша забота.

Слон вскочил с места – не величественно поднялся, а именно вскочил! и заходил по холлу. Видно было, что его распирает. По лицу блуждала многозначительная улыбка. Пальцы ласкали трубку. Впрочем, эмоции не сбили его с мысли.

– Вы с уважаемой Анной Георгиевной, – продолжал он, – свою роль сыграли: нашли факты. А прочее, сами понимаете, дело техники. Привлечем соответствующих специалистов, профессионалов… Кстати, – остановился он, а что эти девицы – профессионалки?

– Да нет… – На язык просилось слово «отнюдь», но мне осточертело говорить чужим языком. – Нет, они не проститутки. Все – работающие женщины со скромными доходами и неустроенной личной жизнью. Имеются даже сведения о трудовой биографии, – я выложил на стол пять анкет. – Забавно, всех их он подцепил в инвестиционной компании «Лигинвест»: сидел в конкурсной комиссии, консультантом, что ли, а заодно снимал пенки для себя…

– Как-как вы сказали? – насторожился Слон. – Где, говорите, сидел?

Я добросовестно повторил:

– В конкурсной комиссии. Когда отбирали людей для приема на работу в «Лигинвест», это одна из жульнических компаний, которые принимали у людей деньги под проценты…

– Как же, как же!.. – Он приподнял голову, сорвался с места и снова пустился в бега. – «Лигинвест», говорите? Действительно забавно!

Трубка пыхнула раза три, по холлу поплыли клубы дыма, медленно утягиваясь в сторону камина.

– Прекрасно поработали, Вадим Андреевич! Я доволен. Подготовьте сугубо формальный отчет по выполнению первого этапа работ, с перечнем фактических затрат и, конечно, сверхурочно отработанных часов… Как-никак, – он взглянул на часы, – двадцать два тридцать – не самый урочный час!.. И пожалуй, сосредоточьте все усилия именно на этом кандидате, остальными занимайтесь постольку, поскольку информация сама подвернется… Кстати, позвольте полюбопытствовать, а чьими усилиями созданы эти портреты?

– Компьютера «пентиум», – улыбнулся я.

Дубов поморщился, потом решил сменить гнев на милость и пошутил в ответ:

– Но чья же рука водила кистью компьютера?

Хотел я сказать, что рука Сереги Шварца, но вовремя вспомнил, что пишут умные люди на заборе: «Животное злого нрава, не кормить, не дразнить».

– Нашли прекрасного свидетеля. Очень наблюдательный человек с отличной зрительной памятью. Пианист из «Комфорта», некий господин Ливанов.

Слон резко остановился на полушаге:

– Ливанов? У них играет Толя Ливанов?! Что вы говорите! Тогда определенно стоит побывать в этом заведении…

Уже сидя в «чероки», я удивлялся: чем же мы ему так вмастили? Доволен он был точно. Как слон после купания. Господи, неужели этот бабник Лаврентьев – самый опасный его конкурент на выборах? Опять же, вряд ли его бескорыстно радует возможность пролить свет на лаврентьевские шашни… А может, там крутится что-то посерьезнее? Надо будет пожевать варианты с Асей…

* * *

Борис Олегович собрал штаб по тревоге, уже в двенадцатом часу. Полученные сведения действительно были сенсационны.

– Это не просто информация, это бомба! – восторженно говорил Дубов.

Дюваль перебирал распечатанные анкеты, Алексей бисерным почерком делал заметки в блокноте, Зиневский бормотал вслух:

– Действительно, все пятеро работали в «Лигинвесте»… Одна администратором, трое регистраторами, последняя – кассиром… Видно, посерьезнее женщина…

– Ох, какой будет скандальчик, как он украсит предвыборную кампанию! восторгался Дюваль.

– Когда начнется скандальчик, нам нужно будет иметь более серьезные материалы, чем фотороботы. Лучше всего – фотографии и видеозаписи, но такая работа Колесниковым не по зубам. Что скажете, Алексей Глебович?

Бригадир нахмурился:

– Займемся. Разведать надо.

– Интересно, где он берет деньги, чтоб регулярно водить своих шлюх в «Комфорт»? Это вам не «Три банана»! – не унимался Дюваль. – Ох, как порезвятся журналюги!

– Совершенно не уверен. – Зиневский сложил очки в футляр. – Александр Александрович, неужели вы до сих пор не поняли мысль Бориса Олеговича?..

Ловок был Адам. Впрочем, сейчас он не просто льстил. Кто-кто, а шеф очевидных вещей не пропускает.

– Это не просто скандал, Александр Александрович. Это ход в «Лигинвест»!