Текст книги "Союз обворованных"

Автор книги: Андрей Хазарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц)

Глава 3
Очная ставка

С бабушками мне повезло меньше, чем другим. Не то чтоб они у меня какие-то не такие были, просто недобор у меня по этой части, всего одна бабуля – Марья Антоновна. Как в «Ревизоре». Была когда-то, ясное дело, ещё одна, но давно умерла, я ещё на свет не народилась. Зато её мама, моя прабабка значит, баба Лиза, до девяноста шести дожила. Вот они вдвоем с бабой Машей и воспитывали меня аж до самых моих первых седых волос. Хотя мне сейчас всего… скажем так, чуть за тридцать, но седые волосы уже появляются.

Баба Лиза умерла уже, и теперь вся ответственность за мое воспитание лежит на хрупких плечах бабы Маши. Нет, я девочка из вполне благополучной семьи, дорогие родители имеются в комплекте, но им мои дела до лампочки. Поэтому, если что, я бегу к бабуле. Ей в жилетку плачусь, когда неприятности, с ней же по рюмочке выпиваю, если удача. А уж под праздники обязательно к бабуле иду, всякого вкусненького несу. Куда ж ей, с ее-то давлением, целый день у плиты стоять. А разогреть вроде ещё может, вот с подружками и отпразднуют.

До Нового года осталось всего ничего – четыре дня. И как назло, впереди у меня было целое суточное дежурство. Значит, для своих дел я никак не раньше двадцать девятого освобожусь. А наша пейджерная служба, как известно, работает без праздников и выходных. Так что по всему выходило мне дежурить как раз в новогоднюю ночь. Однако и оплачивалась такая работа соответственно. За праздничное дежурство дрались. А мне в этот раз само досталось. Так карта легла.

В общем, только тридцатого выходило у меня бабулю навестить. Ну, звоню ей, а она ехидным таким голоском говорит:

– Да нет, Катюша, ты лучше прямо на Новый год ко мне приходи. Если других дел не найдется…

А я ей так же ехидно и отвечаю:

– Да нет, бабуля, другие дела у меня как раз есть. Работаю я, сутки у меня.

Бабуля заохала для порядка, мол, как же так, в праздник… Но я её успокоила, что хозяин заплатит нормально.

– Так может, внученька, хоть днем тридцать первого забежишь? А вечером уж останется старая бабка под елочкой одна как перст…

Да уж, как перст. Будет полон дом, со всего двора бабки сползутся, ещё и пара дедков затешется, будут наливочку вишневую пить (вишня у них своя, три дерева во дворе стоят, бабки пацанов гоняют, чтоб не обносили раньше времени).

– Я перед праздником к тебе обязательно приду. Послезавтра, наверное.

– Так что, тридцатого?

– Ага, ба, тридцатого. Часика в три. Может, чуть пораньше. А то темнеет рано, а у меня на улице ни один фонарь не горит.

* * *

Бабуля встретила меня широченной ехидной улыбкой. Я её чмокнула в щеку и начала разгружать сумку с праздничными гостинцами. Спасибо, хватает теперь пластиковых судочков и лоточков. Это если бы то же самое, но в стеклянных банках, как раньше, я бы точно чемпионкой мира по тяжелой атлетике стала… или по перетаскиванию тяжестей с места на место. Говорят, такие соревнования в Индии среди слонов проводят. А что? Я девочка крупная, ну не слон еще… Так я ж молодая, вот через пару-тройку лет…

Баба Маша была не одна – на диване расселась старинная её подружка, тетка Настасья. Бабушке она ровесница, но спину держит, как молодая. Милицейская выучка, она в паспортном столе работала, только про то и разговоры всю жизнь. А вот язычок у нее… Мусорный, тоже милицейская выучка. Матом может так загнуть, что у бывалых мужиков уши в трубочку сворачиваются.

Вот сидят эти две голубки ядовитые и смотрят на меня. Я сумку разгрузила, шубу сняла, расчесалась и присела на диван.

– Что это вы, девушки, на меня так смотрите? Я что, юбку навыворот надела?

Бабулины взгляды на моду, честно говоря, довольно консервативны. И я бы так просто не стала подставляться, но по случаю мороза, грянувшего после оттепели, на мне были толстые джинсы и длинный свитер.

– Да нет, с юбкой все в порядке. А вот где это ты, девочка, вечера проводишь? Звоню тебе, звоню – а тебя все нет.

– Да так, ба. То с девчонками… То…

– …с мужиками по бардакам шляюсь, – закончила тетка Настасья.

Подумаешь! Такими приколами меня уже давно разозлить нельзя! А что по бардакам – много она их в своей жизни видела!

– Не, теть Настя, по бардакам не хожу! У меня для этого дела личная однокомнатная квартира имеется.

– Так какого ж ты, красотулечка, хрен знает с кем в наш «Комфорт» шляешься?

Я поняла, что собеседницы мои, заслуженные язвы республики, специально меня зазвали и теперь в четыре руки будут вправлять мозги насчет моего растленного существования. Ну, ведьмы, так просто я вам не дамся! Неизвестно еще, у кого яду больше!

– Ах, в ваш «Комфорт»? Ну, заезжала я сюда на днях, было дело. Все ещё на окна смотрела – кто из вас, соколицы вы мои зоркие, за входом следит. Выходит, ты, теть Настя, следила. Так я тебе сама показалась – прическу поправляла. Помнишь?

– Помню, – голос Настасьи опустился на пару тонов, – и с кем же ты заезжала?

Тут уж мне стало интересно, что же они увидели.

– А что, разве не видно было?

– Видно-то видно, только вот кого видно?

– Бабуля, я ж тебе сто раз уже рассказывала про мужчину своего, помнишь? Ну, Гарик, из старой моей фирмы, в отделе кадров работал…

– А, этот твой, приходящий… – бабуле было уже почти неинтересно.

– Ну да. Мой приходящий.

– А чего ж это он в постоянные не переходит? Шо ж ты, девочка, не по вкусу ему?

Ага, уже наше чураевское «шо». Скоро, значит, пойдет разговор на три этажа с переборами.

– А на фиг он мне в постоянные? – Этот вопрос надоел мне ещё год назад. И вообще разговоры на эту тему. Поэтому я начала грубить. Хотя при тетке Насте любая моя грубость не катит. – Это если он постоянным станет, мне ж его каждый день с работы дожидаться, психовать. Рубашки стирать, носки грязные он посреди комнаты бросать станет… И на других не посмотри, и туда не пойди, и того не скажи. В гости – только вместе. В отпуск только с ним… Скукотища!

– Катенька, а если любовь?..

– Ой, теть Настя, не гони! Какая любовь? Ты шо? – Меня на «шо» не возьмешь, они мне «шо» – и я им «шо». – Мужик он видный, но женатый.

– Так ты с ним, с женатым?

– А что, лучше, чем с холостым. Он же богатый и щедрый. В кабак водит, денег дает, а с меня – ни носков, ни кухни, ни детишек сопливых.

Тут бабуля возмущенно задергалась – все ж таки детский врач. А тетка Настя прет, как танк:

– А с тебя только, как вы щас говорите… трахаться?

– Тоже дело неплохое.

– Катенька, но ведь не по-человечески так…

Ну нет, бабуля, эту тему сразу закроем. Мне решать, с кем спать, а с кем нет. Мне решать, у кого деньги брать, а у кого нет. И вообще, лучше такой мужик, чем никакого…

В глазах любимой бабули в очередной раз вот такими буквами загорелось заветное слово «ЗАМУЖЕСТВО». А по мне, чем такое замужество, как у Гариковой жены, так лучше вообще никакого. А так – красота! Сама себе хозяйка, сама себе голова. Еще и на люди погулять выводят, сама бы я в «Комфорт» в жизни не попала…

Смотрю – а девушки-то приуныли, не проняли меня их разговоры о нечеловеческих отношениях. Сидят понурые, думают. Тут вдруг тетка Настасья голову поднимает. Глаза сверкают, улыбочка так ядом и сочится! Надумала, значит.

– Слушай, – говорит, – Катерина! Этот твой Гарик, он такой седоватый? И такая партийная улыбка, да?

– Ну, теть Настя, почему же партийная? Нормальная улыбка. Обаятельная. Ты ж видела его, чего спрашиваешь?

– А того спрашиваю, что аккурат вчера приехал он в этот ваш «Комфорт» вонючий с другой кралей!

– С другой? Чуть ниже меня, волосы длинные, черненькая? Так это не краля, это жена его.

И почему это моя реакция так на бабок подействовала? Ну, положим, не жена, но и не соперница, а союзница. Карина это. Ни ради меня, ни ради неё наш Гарик семью свою бросать не собирается. Да нам оно и не надо. А так, шерсти клок из его богатой шкуры урвать – очень даже неплохо. А между собой мы как-нибудь договоримся.

– Нет, милая, не черненькая такая, невысокая, а совсем даже наоборот! Еще выше тебя и волосы совсем белые. А фигу-у-уристая! Шубка на заднице только что не лопается!

Это что-то новенькое! Про Каринку я знала – но ещё одна?! Ну Гарик, ну половой гангстер! Жены плюс нас двоих ему, выходит, мало! Ревность – дело плевое, умные бабы говорят: «небось не сотрется». Но если этот козел надумал нас бортануть… Ну извините, тут уже разговор о материальной стороне идет!

Но все равно, не показывать же бабкам, что достали меня! А вот фиг им!

– Ну и что? Ну и подумаешь! Приехал и приехал. Слушайте, тетки, а с чего это вы так на клуб-то вызверились? Тихое место, скрипичный квартет играет, ресторан отличный…

– Ресторан рестораном. Только, девонька, нам можешь не рассказывать, что клуб тихий. Мы отлично знаем, зачем вы туда ездите!

– Нет, тетки, вы меня просто поражаете. Если бы это просто бардак был, на фига туда со своим самоваром ездить? С дамами, в смысле. Сами подумайте – ну, допустим, нужна человеку баба на ночь. Так что, за этим добром черт знает куда ездить, да ещё так, чтобы все кому не лень знали?

– Ну… – начала мямлить тетка Настасья. – Так… Выходит…

– Ага, так и выходит, что вы по-дурному себе в голову берете. Нормальный клуб, и не просто для богатых, а для интеллигентных. Элитный! Если выпивка – то самый шик, и по чуть-чуть, а не до поросячьего визга. А больше музыка, танцы красивые, не гопки, а как на балу. Актеры заезжие, иногда редкие фильмы… А вот летом, к примеру, был концерт старого джаза. Класс!..

Но девочек моих престарелых так просто с мысли не сбить!

– Значит, твой хахаль, Катерина, туда не одну тебя водит?! – бабушка решила за меня обидеться.

– А! – Я легкомысленно махнула рукой. – Скажи честно, бабуля, когда вы молодые были, так всегда на танцы с одним и тем же ходили?

– Ну… – А бабуля-то замялась! А бабуля-то покраснела! – Это ж совсем другое дело!

– Ничего не другое! То же самое! Сегодня он со мной туда съездил, завтра – ещё с кем-то! Его дело! И денежки, кстати, тоже его! Пусть что хочет, то и делает.

Тетка Настя уже поняла, что судилище не удалось. Засобиралась домой, Барсик у нее, понимаете, не кормленый, то-се. Я её проводила, двери за ней заперла и в комнату вернулась, бабуле компресс на поясницу класть. Но самой мысли покоя не давали. Что ж это ещё за фигуристая блондинка? Надо бы это дело как-то разведать…

Глава 4
Merry, как говорится, Christmas![1]1
  Читателям, слегка забывшим английский язык, напоминаю: Merry Christmas! – это пожелание «Веселого Рождества!»


[Закрыть]

Под утро Борису Олеговичу приснился сладостный сон. Дело, как говорится, житейское, с кем не бывает. Но последние года два Борис Олегович стал замечать за собой странную реакцию – подобные сны его только будили. Он раскрыл глаза, отметил, что уже светает (значит, вставать скоро), покосился на соседнюю кровать, но тут Инга Харитоновна, словно ощутив его взгляд, беспокойно всхрапнула во сне, перевернулась на левый бок, приоткрыв полное плечо, и затихла. Однако Борису Олеговичу хватило, и будить жену он раздумал.

Встал, вышел в холл второго этажа, плеснул себе миллилитров пятнадцать, выкурил сигаретку и отправился обратно в постель. Уже в полусне, когда внешний сенсорный шум отключен и слабые сигналы подсознания воспринимаются с полной ясностью, он четко осознал, что причина его беспокойства – некая пигалица рыжеватой масти по имени Анна Георгиевна Иващенко. «Иващенко, по мужу Колесникова!» – внес коррективу неусыпный страж откуда-то из левого полушария, и Борису Олеговичу захотелось снова встать и выкурить теперь уже трубку…

Дубов, человек, науке не чуждый, не ограничивал круга чтения литературой по собственной химической специальности, заглядывал и в другие области, хотя бы на популярном уровне, и потому знал, среди прочего, что природа сотворила мужчину существом отнюдь не моногамным. «А против природы не попрешь», как говаривал кто-то из естествоиспытателей покрупнее него рангом. Жизнь научила не ставить перед собой неразрешимых задач, так что Борис Олегович и не пытался вступать в единоборство с природой. Да и Уайльд считал, что «лучший способ преодолеть искушение – это поддаться ему». Или это был не Уайльд, а Шоу?..

Однако человек – существо, сотканное из противоречий. Поступки его определяются не только заложенными природой инстинктами, не только базисными социальными мотивами (как то стремлением к благосостоянию), но и факторами надстроечными, вроде моральных норм. И хоть твердо знал Борис Олегович, что всякие там десять заповедей, они же моральный кодекс строителей коммунизма, заповеданы стаду, а не пастырям его, хоть в ежедневной практической деятельности привык упомянутые заповеди нарушать оптом и поштучно, по мере производственной необходимости, все же полностью избавиться от них не удавалось. Да и не следовало, иначе трудно было бы, с одной стороны, сохранять имидж интеллигента, а с другой – правильно прогнозировать поведение неоднократно упомянутого выше маленького человека, который есть основной природный ресурс бизнесмена и который, как ни странно, в массе своей эти заповеди чтит, а временами и соблюдает.

В силу сказанного была у господина Дубова манера, им самим не осознаваемая, обосновывать естественные порывы своей натуры (или, если угодно, натуральные порывы своего естества) соображениями сугубо деловыми.

В тот же день, встретившись на регулярном совещании «особой тройки», как любил пошутить Борис Олегович, со своими ближайшими коллегами, директором-распорядителем Дювалем и юрисконсультом Зиневским, он с трудом дожидался окончания докладов о предварительных итогах года и тактических планах на начавшийся квартал.

Адам Сергеевич, человек чуткий, быстро уловил нетерпение шефа и доклад плавно округлил.

Дубов поднялся, набил трубку и зашагал туда-сюда.

– Коллеги! Сан Саныч, Адам Сергеич… Хочу поделиться с вами своими мыслями и тревогами. С одной стороны, фирма живет и процветает, вы сами отметили спрятанные за сухими цифрами переломные события, которые определили наш прогресс в истекшем году и направления развития на год наступивший. С другой стороны, я хотел бы заострить ваше внимание на некоей мелочи, хоть она почти незаметна на фоне нашего главного успеха исчезновения с арены господина Арсланова…

Подручные беспокойным шевелением в креслах изобразили напряженное внимание к словам мэтра.

Дубов остановился, ткнул перед собой мундштуком трубки:

– Мы так и не знаем до конца, насколько были обоснованны подозрения, возникшие при обыске на СТО «Алеко».

Дюваль сделал озабоченные глаза – он не знал, о чем идет речь. Зиневский, покосившись на шефа, торопливо объяснил:

– Сан Саныч, когда в прошлом году разбился мэр Коваль, возникла версия, что это была тонко задуманная террористическая акция, заключавшаяся в умышленной порче тормозов мэрского «Москвича» и осуществленная на нашей СТО «Алеко». Тогда милиция вовсю трясла Рудого, который у нас числится…

Дюваль показал рукой, что помнит, кто числится хозяином СТО.

Дубов, успевший за время короткой паузы выпустить несколько клубов благоуханного дыма, вынул трубку изо рта:

– Тогда у нас возникли подозрения о возможной… э-э… инфильтрации нежелательных лиц на СТО в частности и в нашу систему вообще. Проверка, выполненная Алексеем Глебовичем, такого проникновения не выявила, а дальнейший ход событий снял остроту вопроса. И тем не менее, окончательного ответа мы так и не получили. В конце концов, скажем прямо: эта проблема выходит за рамки квалификации нашего Бригадира. Он великолепен на своем посту, более того, я обнаружил в нем б(льшую тонкость и глубину, чем ожидал, и это было для меня приятным сюрпризом. И все же я пока не вижу в Алексее кандидата на роль главы внутренней охраны, так сказать, нашей контрразведки…

Адам с Александром переглянулись. Они не понимали, куда гнет шеф, а такое состояние неприятно само по себе и вредно для дела.

– Прошлый год, – продолжал Дубов, – ознаменовался для нас двумя большими успехами, я бы сказал – стратегического значения. Во-первых, мы установили дружественные контакты с неким крайне ценным агентом в системе МВД…

Слон не стал упоминать фамилии полковника Кучумова, которого ему удалось вынудить к сотрудничеству деликатным по форме, но от того не менее ультимативным шантажом. Даже ближайшим сотрудникам не нужно знать лишнего: во-первых, чего не знаешь, того не выдашь, а во-вторых, пусть помнят, что у шефа есть возможности, им недоступные. Иначе какой же он шеф?

– Во-вторых, нам удалось устранить Арсланова, прямым следствием чего явилось успешное заключение… э-э… «Зинёвской конвенции». Так вот, дорогие коллеги, оба эти события напрямую связаны с результатами деятельности некоей семейной пары, Колесникова Вадима Андреича и Иващенко Анны Георгиевны, ныне возглавляющих информационное – а по-простому, детективное – агентство АСДИК. Эта служба возникла на отдаленной орбите нашей системы сравнительно недавно как моя личная и в какой-то мере рискованная инвестиция. Вы, Сан Саныч, имели случай с ними встретиться…

Дюваль торопливо кивнул.

– …а вы, Адам Сергеич, пока нет. Люди это абсолютно добропорядочные, верные высоким нравственным идеалам, и сотрудничают с нами лишь потому, что так сложились обстоятельства… – Борис Олегович сделал паузу и добавил с улыбкой: – …при некоторых наших дополнительных усилиях.

Снова пыхнул трубкой.

– Сейчас мне кажется, что эти двое могли бы выполнять вышеупомянутые функции контрразведки. Сам Колесников, человек сугубо честный и чистоплотный, будет нетерпим ко всякому предательству. Мадам, как мне представляется, существо более сложноорганизованное… женщина, одним словом… но я пока не уяснил, кто в этом дуэте поет первым голосом.

Он сел на место и выбил трубку в пепельницу.

– Конечно, это дальний прицел. Во-первых, они ещё весьма далеки от наших дел и… э-э… нашего мировоззрения. Во-вторых, я не уверен, сможем ли мы в нужной степени их к этим воззрениям приблизить, а следовательно, сможем ли доверять им дела. И пришла мне в голову вот какая мысль: давайте-ка устроим небольшое суаре по случаю, скажем, Рождества Христова. Нынче у нас четвертое, Рождество – седьмого, и мы, и они сумеем подготовиться. Рождество, а заодно – пусть несколько запоздалые, но поминки по успешно почившему Алану Александровичу.

Дубов отложил трубку и переплел пальцы. Голос его отвердел:

– Ваша задача, господа, – присмотреться к ним самым тщательным образом в частной, так сказать, непринужденной обстановке. Познакомиться, поговорить, установить личный контакт, чтобы в дальнейшем встречаться на деловом уровне и продолжать изучение. Постараемся показать им, что они не подневольные холопы, а ценные и ценимые сотрудники. Короче, обаять, понятно? Обязательно пригласим Алексея Глебовича, у него с ними уже сложились достаточно доверительные рабочие отношения. Заодно пусть видит, что его статус в фирме повысился… Займитесь, пожалуйста, Сан Саныч. А об остальном, коллеги, – давайте в рабочем порядке.

* * *

Дюваль с Зиневским остановились, прикуривая, во дворе, не доходя до машин.

– Так вы их видели, Саша, этих Колесниковых?

Дюваль кивнул.

– И что из себя представляет мадам внешне?

– Сорок четвертый размер, первый рост, рыжевата, не без привлекательности. Выглядит несколько моложе своих тридцати пяти.

Зиневский представил себе светловолосую и крупную Ингу Харитоновну, которая к возрасту, когда «баба ягодка опять», заметно попышнела.

– Саша, вам не кажется, что у мэтра очередной вираж?

– Об каком «кажется» может идти речь, Адамчик? – отозвался Дюваль с подчеркнутым одесским акцентом.

– Саша, а вам не кажется, что кому-то придется заняться добрым настроением мэтрессы?

– Придется, – ответил со вздохом директор-распорядитель. Распоряжусь.

Глава 5
Куда деваться бедным женщинам?

Да, бабульки, задали задачку! Фигуристая телка, значит, появилась у нашего Гарика… Нашего с Кариной. Интересное кино получается. Позавчера он ко мне приезжал, а вчера, значит, хоть Карина и свободная была, решил ещё с кем-то поразвлечься. А может, и раньше решил, не вчера. Надо бы разузнать как-то… Да только как разузнаешь?

Я ломала голову всю дорогу, до самого дома. Но ни до чего толком не додумалась. Видно, без Ринки мне это дело не разгрызть. Может, она что-то такое знает. А хоть и не знает, одна голова хорошо, а две лучше.

В общем, приехала домой и сразу позвонила на работу. Сегодня у моей партнерши как раз сутки, сообщения у крутых для крутых принимает. Вот я её и развлеку немного, сделаю нечаянную радость.

– «Чураев-бипер»! Добрый день!

– Привет, красавица!

– А, это ты, привет! Случилось что?

Как все нормальные люди, в нерабочее время мы стараемся не звонить на службу. А тем более оператору – не полагается.

– Ринка, ты отвечай, как клиенту.

– Слушаю вас.

– Так вот, по абсолютно достоверным данным у нашего Гарика кто-то появился. Баба, я имею в виду.

– Сообщение принимаю. – У неё даже голос сел.

– Во-во, принимай. Судя по описанию, не жена. И вообще не знакомая… опять же, по описанию. Хотя, может, из прежних какая всплыла. Короче, он с ней в «Комфорт» заходил.

И тут Каринка неслужебно присвистнула. Есть у неё манера – так удивление выражать.

– Ты не свисти, а то денежки высвистишь. Вместе с Гариком.

Понятно, почему она так отреагировала. В «Комфорт» с первой попавшейся не ходят. Я, к примеру, этой чести только через год удостоилась. За выслугу лет. Или, больше похоже, дошла до нужного эстетического состояния. То есть приобрела приемлемый для такого места вид. Выходит, и эта фигуристая своим видом тянет на клуб. Достойна, значит.

Голос Карины мне напомнил, где я нахожусь:

– Слушаю вас, абонент.

– Извини, задумалась… Так вот, сутки у тебя когда заканчиваются?

– Тридцать первого, в четырнадцать.

– То есть на пьянке будешь?

– Да.

– Тогда давай мы до завтра подумаем, а перед моими сутками посоветуемся.

– Сообщение принято. Тридцать первого, в двенадцать.

Голос Карины сменили гудки. Правильно это я решила, вместе обязательно что-то путное надумаем. И поганое настроение, которое возникло после бабулькиного рассказа, стало потихоньку отходить. Небось теперь у Рины настроение испортилось…

От телефонного звонка я вздрогнула.

– Здравствуй, дорогая!

Он! Гарик наш богоданный! А голосок-то какой бархатный!

– Привет!

– Катенька, поздравляю тебя с наступающим праздником! Желаю тебе счастья и хорошего настроения!

Понятное дело, завтра, в Новый год, хошь не хошь, а должен он пред светлы очи жены появиться. Никаким бизнесом не отговоришься, в новогоднюю ночь все пьют водку в кругу семьи и друзей. Но с этим пусть его законная разбирается. Мое дело сказать приятным голоском «спасибо» и сделать вид, что ни о каких заходах от меня левее я знать не знаю.

– Спасибо! И тебе того же. Ты завтра дома?

– Конечно, ты же понимаешь… Мы не можем быть вместе в такой день, как бы сильно мне этого ни хотелось. Прости!

Хорошо хоть, что сам врет, но от меня не требует. Я у него, наверное, числюсь женщиной, которая на всякие сахаринные слова не способна. И отлично. Очень удобный имидж. Сухая улыбающаяся вобла. Правда, фигура лучше.

– Я понимаю, Гарик. Желаю тебе удачи в наступающем году. И здоровья.

– Спасибо, милая. Ты когда на работе?

– Завтра.

– Тридцать первого?! Под Новый год! Ох, и подлец Гаврилович! Я ему позвоню, отпрошу тебя!

– Нет, что ты, зачем? Что мне дома одной делать? А он за праздники две ставки платит.

Ну, положим, если б не смена, то не обязательно дома. И, слава Богу, не обязательно одной, но польстить человеку – вреда не будет. Тем более такому человеку.

– Не расстраивайся, милая. Мы с тобой встретимся третьего, ты не против?

Во гад, уже на следующий год график составил! А я тебе график поломаю.

– Нет, Гарик, посчитай. Не получится третьего. Или второго, или четвертого, после трех.

– Хорошо, договорились. Четвертого. Я около семи приеду…

К концу разговора мне удалось из себя выдавить ласковый тон, хотя внутри я по-прежнему кипела. Интересно, а Карина у него, выходит, на второе запланирована. А может, прямо на первое января. С другой стороны, после выпивки в кругу семьи тоже надо отдыхать… Значит, я четвертого с ним встречусь. Ну вот тогда и посмотрим, послушаем. Если женщина молчит, это ещё не значит, что она и не думает. Хорошо бы мужчинам выучить уже такую простую закономерность…

В нашей конторе за пару лет интенсивной работы сложилось навалом традиций. Например, Новый год встречаем все вместе. Какая уж там работа получается, это отдельная песня. Но на службу выходим и в перерывах между рюмками иногда даже сообщения передаем пьяным клиентам от пьяных же абонентов. Это уж как повезет. И готовимся к празднику всем дружным коллективом. Вот ещё и поэтому звонок Гарика моему шефу, Алексею Гавриловичу, ничего бы не дал.

* * *

В сумке остывала курица, в духовке доходил пирог. Я одевалась, но, честно говоря, думала совсем не о наступающем празднике, а об этой блондинке с фигурой, которая даже с тетки Настиного третьего этажа вызывает изумление.

Я только опасалась, что с Каринкой нелегко придется. У неё вечно глаза на мокром месте и все кругом виноваты. А сейчас, пожалуй, главной виновницей буду я, раз такую плохую весть принесла.

Но ничего, встретились, как родные. За ночь, видно, очухалась. А так что нам с ней, собственно, делить? И тяпнули, и отметили… Часам к трем ночи все желающие стали выползать на свежий, уже январский, воздух. Кроме дежурной смены, разумеется, которая должна была до двух часов дня держать оборону. Самое, кстати, лафовое время – с трех ночи до семи утра. Кто уже пьяный, тот спит, кто ещё не очень – добирает и потому никуда не звонит. Это ближе к полуночи здесь сумасшедший дом. А потом – тишина и покой.

Я осталась возле пульта, только сняла обруч с наушниками и микрофоном, чтоб не мешал.

Карина подсела ко мне и заговорила приглушенным голосом. Это у нас всех после суток такое бывает.

– Так откуда у тебя сведения?

– Помнишь, я тебе про бабку свою рассказывала? Она в одном дворе с «Комфортом» живет. Окна прямо на клуб смотрят.

– Вот оно что…

– Ну да, эта бригада ух, моя бабулька и её подружки, все кобры со стажем, через вот такенный бинокль за клубом следят.

– Но в клубе ведь окна с односторонней видимостью.

– То-то и оно, что с односторонней. От злости они за входом следят. И меня там видели…

– А, понятно. Так что?

– Так вот они мне в морду тыкали, что засекли Гарика с какой-то высокой, крупной блондинкой. Тетка Настасья, ну, бабкина подружка, ещё сказала, что у неё на заднице шуба лопается.

Карина только вздохнула. Она небольшая, стройненькая, и у неё комплекс: завидует бабам в два обхвата, таким, как Руслана Пысанка в телевизоре. Все бубнит «мужики не собаки, на кости не кидаются». Поэтому бабулькины разведданные её ещё больше достали, чем меня.

– Ты, Ринка, не спеши расстраиваться. Гарик мне вчера звонил, поздравлял.

– И мне тоже.

– Похоже по разговору, что ради этой, новой, нас с тобой он пока бросать не собирается.

– Мне тоже так показалось, только мало ли что покажется. А завтра он возьмет и все наизнанку вывернет. И что тогда?

– Слушай, ты что-то надумала или просто так панику разводишь?

– Нет, Катька, ты все-таки железная какая-то! Тут от нас мужчина уходит, а мы с тобой все надеемся, что нам это только кажется…

– Знаешь, Ринка, это не я железная, это ты сопливая. Это ж не вчера он кого-то на улице закадрил. Раз уж в «Комфорт» повез и мои тетки увидели, значит, время подошло. Выдержала испытательный срок. Но я пока ничего не почувствовала, никаких изменений. А ты?

Она задумалась, после говорит:

– Да, если б ты не сказала, ни о чем не догадалась бы… А может, мы просто такие дуры, хватились бы потом, когда уже ничего не сделать… Или и сейчас уже все пропало?

Так, совсем разнюнилась. Перебрала что ли или действительно так огорчилась? Из-за чего, спрашивается, из-за кого? Да у неё ещё этих мужиков будет!.. Стоп, Катерина! Сама тоже расстроилась, только причину поумнее нашла – возможные экономические проблемы. Вот и ищи способ, как проблемы решить. А эмоции оставь Карине. Она хоть и старше меня, но наивная, никак не привыкнет, что мужики такие… Ну, такие, как есть.

– Слушай, Катюша… Мало ли что тебе бабки наговорили, может, это они просто тебя так хотят от безнравственного поведения отвадить? Я вот думаю, надо бы нам самим за Гариком… Последить как-то, что ли? Тебе не кажется?

Карина смотрела не меня совершенно разумными, а вовсе не паническими глазами. И, кстати, не пьяными.

– Последить? А как? Он же встречается со мной, когда я свободна, с тобой – когда у тебя выходной. А у меня же в это время работа, никак не смогу я за вами, как Шерлок Холмс, ездить. Да и не на чем…

– Да уж, какие из нас с тобой Шерлок Холмсы… И вообще, наверное, это я глупость придумала. Ну выследим, ну узнаем, например, что и вправду есть какая-то третья – а дальше что? На развод подавать?

– Ну, блин, ты и скажешь! На развод… Поговорим с ней по-свойски. Если баба нормальная – хрен с ней, пусть живет. Пока что этого кобеля на всех хватает, и насчет денег тоже. Пока что жаба его не стала давить, верно?

Карина задумалась, кивнула.

Я дальше мысль развиваю:

– А если увидим, что эта фигуристая начинает на себя одеяло тянуть, так отделаем, что она на свою блондинистую задницу месяц не сядет! Она одна, а нас двое! Нет, точно надо проследить и все вызнать, а там уж поглядим…

Мордочка у Ринки живая, подвижная, все на ней написано. Гляжу – ей от мысли о такой разборке совсем тошно стало.

– Да ты успокойся, если понадобится, найдем себе помощников. На тебя, былиночку, в драке мало надежды…

Обиделась было, после улыбнулась – мол, в самом деле, какая из меня драчунья, – а потом, смотрю, застыла. Вроде как мысль мою подружку посетила.

– Ты сказала «надежды», и я вспомнила, ну, знаешь, как бывает… Одна девчонка, вместе в школе ещё учились, Ленка Карпуха, сейчас она, правда, Кальмиус, хотя с мужем разошлась, но фамилию оставила, все же красивее, чем Карпуха… так вот эта Ленка говорила, что есть у неё знакомая, Надеждой зовут, а у этой Надежды подруга частным сыщиком работает, представляешь? Правда, она вроде больше по экономическому шпионажу, но чем черт не шутит…

– Ринка, ты гений! Наплевать, что по экономическому, главное, что сыщица! Надо к ней идти!

– А если не захочет?

– Не страшно! Сама не захочет, так у неё кто-то знакомый найдется, кто такими делами занимается. Позвони этой своей Надежде!

– Да не моя она знакомая… Хотя попробую через Ленку добраться. Ленка говорила, что баба надежная, ей всю правду сказать можно… Она не проболтается, и никогда она, говорят, ни одну женщину никому не выдала. Хоть мужу, хоть другу, хоть подруге. Могила, одним словом.

– Вот и доберись до этой могилы. Может, она ещё чего умного посоветует.